Текст книги "Проклятие Вермеера"
Автор книги: Михаил Бадалян
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
Глава пятая
Набрав номер телефона Савинов Арт, я открыл банку фанты и, удобно устроившись в кресле, стал дожидаться, когда поднимут трубку. После двух гудков на другом конце провода мне ответил приятный женский голос:
– Офис компании Савинов Арт. Здравствуйте.
– Привет. Я бы хотел поговорить с господином Савиновым.
– К сожалению, его нет.
– Не подскажете, скоро ли он будет?
– Господина Савинова нет в городе. Я могу связать вас с его помощником.
– Спасибо, не надо. Как можно разыскать господина Савинова? Он не оставил вам своих координат?
– Простите, ничем не могу помочь. Что передать ему, когда он вернется?
– Ничего, спасибо. Я перезвоню позже.
Я повесил трубку, допил фанту и бросил пустую банку в корзину для бумаг. Затем позвонил в ремонтную контору и попросил прислать мастера, чтобы сменить замок. Покончив с этим делом, я закурил и, пуская дым в потолок, решил мысленно пройтись по событиям последних суток. Скудная информация, которой я располагал, не позволяла делать какие-либо выводы, не говоря уже о возможности попытаться разобраться в двух убийствах, последовавших одно за другим. Стряхнув пепел, я стал раскладывать по полочкам все то, что мне было, так или иначе, известно.
…Вчера, около полудня, мне передали конверт, в котором я нашел чек на тысячу долларов и короткую записку, в которой в весьма учтивых выражениях высказывалась надежда, что к двум часам я все еще буду находиться у себя, так как в это время мне должны будут позвонить. Конверт, как мне передали, приносил какой-то старик, и, если судить по описанию и по тому, что я видел у Воронцова, им был, скорее всего, Герасим.
Ровно в два раздался телефонный звонок. Мужчина преклонного возраста приятным баритоном пожелал мне доброго дня и осведомился, получил ли я его послание.
– Да. Чек лежит у меня на столе, и вот уже два часа я мучаю себя вопросом, чем это я его заслужил.
– Вам его еще предстоит заработать, – рассмеялся мой собеседник. – И я уверен, вы это сможете сделать. Простите, я даже не представился, – продолжил он. – Марк Воронцов. Я много о вас слышал, поэтому решил обратиться именно к вам.
– Слушаю вас, господин Воронцов, – польщенный его отзывом, ответил я, невольно вставая со стула.
Имя этого человека часто можно было слышать в узком кругу людей, в котором я, благодаря своей профессии… вращался, скажем так. Оно было, скорее легендой – редко кто мог похвастаться тем, что видел и разговаривал с Марком Воронцовым. О его коллекции картин ходило столько невероятных, порой противоречивых слухов, что невозможно было представить, что у одного, пусть очень богатого человека могло быть столь много бесценных шедевров мирового искусства. И вот сейчас этот человек-легенда говорит со мной вполне земным голосом и просит об одолжении.
– Слушаю вас, господин Воронцов.
– Я бы хотел попросить вас приехать ко мне сегодня вечером… скажем, к десяти часам. Вас бы устроило это время?
– Вполне, – был мой ответ, хотя я не понимал, зачем назначать встречу на столь позднее время. – Как мне вас найти?..
После этого разговора последовало коварное убийство и похищение двух картин. Менее чем через десять часов я нахожу застреленной племянницу Марка Воронцова, которая так же, как и ее дядя, желала встретиться со мной по неотложному делу. И снова, как и в первом случае – никакого намека на суть дела.
Кто-то, хорошо осведомленный обо всех событиях, все время опережал меня. Ктото в спешке убирал людей, нуждавшихся в моей помощи…
Пришел мастер. Пока он возился с дверью, у меня возникло желание еще раз посетить дворец Воронцова. Я еще не понимал, чем оно вызвано, но у меня не было привычки отказывать себе. Проводив мастера, я привел себя в порядок и вышел из здания. Сев за руль Порше, я завел мотор и двинулся по переполненным улицам в сторону кольцевой…
На этот раз мне не пришлось долго блуждать в поисках дороги ко дворцу. Оставив Бокстер на площадке перед домом, я вылез из машины. В свете солнечного дня дом выглядел ничуть не лучше, чем в лучах автомобильных фар. Даже выбившийся из сил странник, завидя эти поросшие мхом вековые камни, испещренные в течение десятилетий дождями и ветрами, вряд ли бы соблазнился их гостеприимством, боясь, вероятно, встречи с привидениями, которые, если и существовали на белом свете, то уж, конечно, в подобной обители.
Пробравшись сквозь заросли колючего кустарника и изрядно ободравшись об его колючки, я обошел дом с левой стороны и очутился под окнами кабинета Воронцова. Одного взгляда было вполне достаточно, чтобы понять, что с этой стороны проникнуть в дом было невозможно. В окна первого этажа вделаны массивные железные решетки, отодрать которые можно было разве что при помощи троса, привязанного к тягачу. Но и в этом случае механический монстр скорее вырвал бы половину стены, чем отдельную решетку. Второй этаж отделялся от первого большущим, выступающим метра на полтора карнизом причудливой формы, преодолеть который было под силу только скалолазу высшего класса. Но и ему пришлось бы притащить с собой весь набор альпинистского снаряжения.
Земля вокруг была так усердно истоптана милицейскими ботинками, что, казалось, сержант Санеев устроил под окнами кабинета военные учения.
Прогуливаясь за домом, я обнаружил едва заметную тропинку, ведущую в лес. Перепрыгнув через неширокую канаву, я углубился в заросли и зашагал по тропе, которая вскоре привела меня к небольшому домику, вокруг которого раскинулась гудящая тысячами пчел пасека. Не успел я сообразить, куда попал, как несколько пчел подлетели ко мне и закружились вокруг головы, как бы предупреждая, чтобы я не ходил дальше. Я благоразумно решил последовать их совету и, развернувшись, потопал обратно.
Возвратившись на площадку перед домом, я еще раз оглянулся вокруг, после чего, поднявшись по ступеням, постучал в дверь.
После недолгого ожидания дверь со скрипом отворилась, и моему взору предстал… сержант Санеев собственной персоной. Двусмысленно улыбаясь, он впустил меня в дом, основательно заперев замок.
– Если бы я уже не успел завершить дело и арестовать убийцу, вы, господин Болдин, непременно попали бы в список подозреваемых.
Отвечая на немой вопрос, высказанный посредством вытаращенных на него глаз, Санеев продолжил, шагая по холлу с видом профессора, читающего лекцию желторотым студентам.
– В нашей практике часто, я бы сказал – очень часто! – бывают случаи, когда преступник, – если он, конечно, не профессионал, – мучимый угрызениями совести, утром, после бессонной ночи, возвращается на место преступления. В нашем случае, – Санеев кивнул в мою сторону, – все признаки налицо: заспанные глаза, встревоженное состояние и, наконец, что самое главное в этой цепочке логических заключений – вы здесь!
С последними словами сержант резко развернулся в мою сторону и пристально уставился мне в глаза. Простояв так несколько секунд, сержант неожиданно громко рассмеялся и начал меня успокаивать:
– Не волнуйтесь так, господин Болдин! Вы не убийца. Убийца в настоящий момент сидит в ма-аленькой такой комнатке, из которой видно только небо в клеточку, но и его видать совсе-ем мало.
Перетерпев веселье, вполне понятное, если человек за несколько часов раскрыл убийство, взволновавшее всю страну, я спросил:
– И кто этот негодяй?
– Как же, как же! – ухмылочка Санеева чуть не вывела меня из себя. – У вас, помнится, была лицензия детектива. И вы не догадываетесь, кто мог это сделать? Но ведь все так просто!
Я лишь пожал плечами.
– Так я вам скажу, – гордый своей прозорливостью, сержант сделал небольшую паузу. – Убийца – Герасим.
– Старый слуга Воронцова?! – воскликнул я.
– Вот именно – старый.
– Есть доказательства, улики?
– Масса. – Санеев достал пачку Кэмела и предложил мне.
– Спасибо, – отказался я. – Предпочитаю Парламент.
Санеев прикурил от зажигалки и, закатив глаза, втянул в себя кубометр дыма. Задержав дыхание, пережидая, пока дым, оставив в легких сержанта как минимум полкапли никотина, вырвался из ноздрей и равномерно заполнил весь объем холла, я сказал:
– Например?
После моего ухода в ту злополучную ночь, Санеев не стал долго разговаривать с Герасимом. Вообще, как по секрету поведал мне сержант, он не сторонник долгих расспросов свидетелей.
– Само место преступления расскажет опытному и прозорливому сыщику намного больше, чем толпа свидетелей, которые, к тому же, вечно все путают и каждые пять минут меняют свои показания.
Мысль показалась мне не лишенной здравого смысла. Сержант, заметив, что я его внимательно слушаю, с воодушевлением продолжил.
– Любое убийство – я имею в виду преднамеренное убийство – имеет свой мотив. Другое дело, что с точки зрения постороннего человека мотив того или иного преступления покажется странным и лишенным какой-либо логики. Ведь что такое мотив?.. Это то, что заставляет человека совершать то или иное действие. Естественно, то, что для одного человека может служить мотивацией убийства, с точки зрения другого может показаться абсурдом. Но, так или иначе, нет убийства без мотива. Вот почему так важно уяснить для себя мотив убийства, если надеешься провести удачное расследование… Далее – метод убийства. То есть способ, каким образом было совершено преступление. Это тоже имеет очень большое значение. Проиллюстрирую наглядным примером. Совершено убийство. Все подозрения падают на жену убитого. Улики тоже против нее. Но… человека отправили к праотцам при помощи тяжелого топора, которым оттяпали его голову, когда он спал. Причем – одним ударом, напрочь! Жена убитого – маленькая, щуплая женщина – при всей своей ненависти к мужу не смогла бы не то что нанести такой удар, но и просто поднять топор над головой. Отсюда логический вывод: убийца не она… Что касается оружия, то оно всегда является важнейшей уликой в любом преступлении… Так вот, если мотив, метод и оружие убийства однозначно указывают на одного и того же человека, я думаю, тут долго сомневаться не приходится.
Покончив с теоретической частью лекции, Санеев перешел к демонстрации ее практического применения на примере Герасима.
– Начнем с метода. Стреляли сзади, причем, учитывая безмятежный вид жертвы, выстрел был неожиданный. Вывод напрашивается сам собой: кто-то, хорошо знакомый Воронцову (как вы сами понимаете – это был Герасим), находясь у него за спиной, пустил в него пулю.
Развивая свою мысль, Санеев продолжил:
– Только слуга, под предлогом, например, задернуть штору, мог подойти к окну и, воспользовавшись тем, что на него не смотрят, вынуть заранее приготовленный пистолет и уложить хозяина на месте. Так?
Я кивнул головой.
– Что касается мотива, то здесь еще проще. Герасим, естественно, мог быть в курсе дел Воронцова и знать, что тот связался с вами по какому-то важному делу. Мы не знаем, что заставило Воронцова звонить вам, но Герасим, видимо, знал и, наверное, встреча хозяина с вами не входила в его планы. Что хотел Воронцов, зачем вызвал вас к себе, что там наделал Герасим – навсегда останется для нас тайной…
И, наконец, оружие, как говорится, на десерт. Мы нашли его. Это французский манурин тридцать восьмого калибра, который я разыскал… где бы вы думали?.. Вот именно – в комнате Герасима! Он запрятал его под матрац. В барабане одна стреляная гильза и, судя по всему, из него недавно стреляли. Более точное заключение даст экспертиза. Но я больше чем уверен, что именно из этого оружия был убит Воронцов. Вот так, друг мой. Теперь вам, я думаю, ясно, почему Герасим напустил на меня собаку.
Хотя я и не совсем понял последнее умозаключение сержанта, но снова молча кивнул.
– Кстати, а где Зиг? Его что-то не видно.
– Кто?
– Зиг – собака Герасима.
– Ах, соба-ака! – Санеев злорадно усмехнулся, отчего сердце у меня сжалось в дурном предчувствии, – Она куда-то исчезла.
– Как – исчезла? – удивился я.
– А вот так. Сбежала, и все.
Я рассеянно огляделся по сторонам, словно надеясь все же увидеть Зига разлегшимся в углу, и отошел в сторону. Я хотел осмыслить сказанное Санеевым, приведшее к аресту Герасима. Мне и самому сейчас стали казаться подозрительными некоторые детали вчерашнего дня. Во-первых, не совсем понятно было раздражение, с каким Герасим встретил меня. Во-вторых, вчера, ожидая в холле и рассматривая картины, я успел выкурить почти две сигареты с небольшим перерывом. А это, как минимум, минут десять. Слишком большой промежуток времени только для того, чтобы включить сигнализацию. Скорее всего, если версия Санеева верна, Герасим в это время прятал свой манурин или же заметал другие следы содеянного им преступления.
Да, скорее всего Санеев прав, но…
Санеев ни словом не обмолвился о пропавших картинах. Если убийство было делом рук дворецкого, то полотна должны быть где-то в доме. Слишком уж сомнительным было бы предположить, что, застрелив Воронцова, Герасим вынес картины из дворца, отвез куда-то и вернулся обратно. Тем более что машины, как я понял, в усадьбе не было. Можно было, конечно, предположить, что он передал их второму лицу, ожидавшему снаружи. Но тогда, зная, что я в любой момент могу появиться, Герасим слишком рисковал. Хотя, если быть откровенным до конца, я бы сам не рискнул сейчас утверждать на все сто процентов, что из дворца были похищены картины. В конце концов, они могли быть сняты со стены самим хозяином до вчерашнего дня. Правда, в таком случае становилось непонятным, зачем рамы от них надо было засовывать в камин.
От всех этих мыслей у меня разболелась голова. В конечном счете, доводы Санеева звучали вполне убедительно – все улики против Герасима. Один только манурин с одной стреляной гильзой, тем более, если будет доказано, что из него застрелили Воронцова, был вполне достаточен для того, чтобы…
Но…
И снова – но. Вечно я мучаю себя всякими но.
И потом – убийство Юли Воронцовой. Уж к нему-то Герасим не мог иметь никакого отношения! А в том, что эти два убийства связаны между собой, я ни секунды не сомневался.
– Вы не возражаете, сержант, – обратился я к Санееву, – если я, как детектив, фактически нанятый господином Воронцовым, еще раз взгляну на его кабинет?
– Не вижу причин вам отказывать, – сержант был сама любезность. Лавры победы делали его снисходительным. – Если вам так интересно, прошу проходите, смотрите…
Поблагодарив его, я направился к лестнице из голубого мрамора и поднялся на второй этаж…
Дежурный милиционер прохаживался по коридору, рассеянно глядя на картины и офорты, развешенные по стенам. Заметив меня, он насторожился. Когда я подошел поближе, он узнал меня и благосклонно улыбнулся, – хорошее настроение шефа передалось и его подчиненным. Перекинувшись со мной парой ничего не значащих фраз и, узнав о цели моего визита, он открыл дверь кабинета и впустил меня внутрь.
Ничего, если не считать, что в кресле не было тела Воронцова, в комнате не изменилось. Постояв в нерешительности около минуты, я решил продолжить начатое преступником дело, а именно – полистать книги в шкафах. Своим приходом я, наверное, спугнул убийцу, и если он не успел найти то, что искал, то, вполне возможно, что это найду я.
Неизвестный вел поиски в крайнем правом шкафу, совершенно игнорируя остальные. С него-то я и решил начать. На полках находились главным образом энциклопедические издания, причем тематика их была самой разнообразной: начиная с химических справочников и кончая энциклопедией животных. Но в основном: справочники, каталоги, энциклопедии по искусству. Пять полок были забиты ими.
Поскольку преступник начал свои поиски снизу, я решил хоть чем-то отличиться от него. Поэтому, подставив стул, я взобрался на него и снял с полки первую, расположенную наверху книгу. Ею оказался первый том Британской Энциклопедии.
Чтобы зря не терять времени на перелистывание страниц, я взялся двумя руками за корешок переплета и потряс книгу из стороны в сторону. Таким образом, дело быстро двинулось вперед. Снимая по очереди книги с полки, я тряс их и клал на место. Судя по пыли, скопившейся на переплетах, энциклопедией не пользовались давно. Через десять минут я сам покрылся толстым слоем пыли. Не обращая внимания на определенные неудобства, я продолжал трясти тома энциклопедии. Покончив с Британикой, я решил, прежде чем перейти к следующей за ней Американе, слезть со стула и покурить. Не найдя в кабинете пепельницы, я зажег сигарету и начал прогуливаться по комнате, иногда подходя к камину, куда и стряхивал пепел. Выкурив сигарету до фильтра, я щелчком отправил окурок в камин и вновь взгромоздился на стул.
Дверь бесшумно отворилась, и в кабинет вошел охранник, обеспокоенный моим долгим отсутствием. Увидев меня в пыли и в паутине, стоящим на стуле с книгой в руках, он не смог сдержать улыбки.
– Вам что принести: пылесос или влажную тряпку, господин Болдин? – спросил он, затем продолжил: – Ох, уж эти частные детективы! Вечно им кажется, что они умнее нас, вечно они копошатся там, где не нужно. Что вы надеетесь там найти?..
Не дожидаясь ответа, он закончил:
– Ну да ладно. Делайте, что хотите. Будете падать – закричите погромче.
После того, как за ним закрылась дверь, я продолжил свои поиски. Поднимая облака пыли, я с остервенением тряс книгу за книгой. Пот градом катился со лба, перемешиваясь с пылью. Время от времени я вытирал лицо платком. Я был похож, наверное, на идиота…
Несколько небольших листков тонкой бумаги выпали из восемнадцатого тома Американы и, описывая в воздухе траектории, напоминающие движения маятника, рассыпались по полу.
Соскочив со стула, я собрал с ковра выпавшие из книги бумаги. Это был какойто список, написанный от руки аккуратным, мелким почерком. Каждая строка пронумерована цифрами от 1 до 387. Пробежав глазами первые строчки, я понял, что передо мной перечень картин. Всего, следовательно, в нем значилось 387 произведений. В первом столбце записаны авторы в алфавитном порядке. Напротив каждого художника – название картины. Третий и четвертый столбцы представляли из себя ряд цифр, скорее всего год написания соответствующей картины. Кое-где стояли прочерки, которые означали отсутствие данных. В четвертом столбце кроме года были проставлены месяц и число. В пятом – чьи-то имена и названия в кавычках. Это были названия аукционов произведений искусства: Сотбис, Русич, Кристи… Можно было предположить, что четвертая и пятая колонки означали дату продажи картины через аукцион или из частной галереи. В последнем – шестом столбце – записаны числа, в основном шестизначные, заканчивающиеся цепочкой нулей. Стоимость картины! Хотя в конце списка сумма не подытожена, приблизительный подсчет перевалил за миллиард долларов. От этого числа у меня волосы встали дыбом. МИЛЛИАРД ДОЛЛАРОВ!!!
Но что это был за список? Каких картин? Где они находятся?
И только внимательно просмотрев весь перечень и встретив в нем нескольких авторов и названий картин, которые видел вчера в холле, я понял, что все они принадлежали Марку Воронцову и все находятся здесь, в этом доме, вокруг меня!
Ощущение того, что все эти картины, мирно висящие на стенах, представляют из себя капитал в миллиард с лишним долларов, впервые посетило меня. Такого я никогда и нигде не испытывал. Даже в Лувре и Прадо, где, наверное, собрано картин на несколько миллиардов! Одна Джоконда, вероятно, оценена в полмиллиарда, если не больше. Но мысль, что бесценные шедевры висят не в музее, доступном всем, и где никто не задумывается об их реальной стоимости, а в задрипанном дворце, принадлежавшем одному человеку, окончательно доконала меня, и я опустился на пыльный стул, на котором недавно стоял. Голова пошла кругом. Мне даже показалось, что все вокруг поплыло. Я потряс головой, зажмурил глаза. Потом поднялся со стула, стряхнул с него пыль и вышел из кабинета…
– Ну как прошла уборка? – встретил меня остротой Санеев. – Вам не мешало бы выкупаться.
– Я купаюсь только по понедельникам, и то если бывает горячая вода, ответил я.
Шутка была в стиле сержанта, и он улыбнулся.
– Господин Санеев, – судя по довольной физиономии сержанта, такое обращение польстило его самолюбию.
– Слушаю вас, господин Болдин, – сержант был сама учтивость.
– Если я не слишком злоупотребляю вашим терпением, я бы хотел попросить вас еще об одном одолжении.
– О чем речь, господин Болдин! Конечно, просите.
Наш разговор напоминал встречу в верхах.
– Я бы хотел, если вы не возражаете, конечно, пройтись по всему дворцу.
– Конечно, конечно, господин Болдин. Не возражаю. Хоть по всей крыше, светская беседа стала сержанту в тягость, и он опять сострил. – Вы решили провести генеральную уборку и отработать ваш гонорар?
– Вполне возможно, господин Санеев, – с улыбкой ответил я. – Я имею в виду: отработать свой гонорар. Так я приступлю, если вы не против?
– Вперед, мой друг! – сержант явно принимал меня за идиота.
– Благодарю, – я решил пока не убеждать его в обратном.
Я хотел попробовать вычислить, какие же картины украдены, если вообще похищение имело место. Взяв список в левую руку, я начал ходить по коридорам и залам дворца, ставя птички перед названиями картин, попадавшихся мне на глаза. В этом деле мне очень помогало то обстоятельство, что картины были размещены преимущественно группами, каждая из которых включала работы одного автора. Вот целая комната занята творениями Рембрандта. Просмотрев все полотна, я убедился, что все они соответствуют перечню. Целая стена в соседнем зале увешана работами Кандинского. И они все оказались на месте.
Занятый инвентаризацией, я не переставал восхищаться прекрасными шедеврами, собранными под крышей дворца.
Обход подходил к концу. Вот триста восемьдесят третья картина, триста восемьдесят четвертая… восемьдесят пятая.
У меня бешено заколотилось сердце… Так и есть! Не хватает двух картин. Причем одного автора. Одна из них наделала много шума около года назад на аукционе Русич. Да, ошибиться было невозможно: пропали две картины Вермеера, одна из которых – Христос среди немощных…
Потрясающая находка (если вообще можно назвать находкой исчезновение двух картин), вмиг прояснила мои затуманенные мозги. Они начали со скоростью лучших процессоров Пентиум третьего поколения высчитывать, сопоставлять и анализировать известные мне факты…
Христос среди немощных был продан на аукционе Русич 25 сентября 19… года. Та же дата была занесена в четвертую колонку перечня. В шестой же стояло число тридцать миллионов. Именно эту сумму выложил за Христа покупатель, пожелавший остаться неизвестным. Выходит, что картину приобрел Марк Воронцов для своего собрания.
Прежний владелец картины, Николай Савинов, нажил на ней целое состояние. Таким образом, имя Савинова стало постепенно проступаться в истории с двумя убийствами.
Но что могло связывать Савинова, одного из самых богатых и влиятельных людей России, владельца компании Савинов Арт, с таинственными убийствами Марка Воронцова и его племянницы, а также с похищением картин? Вряд ли он, продав за баснословные цены двух Вермееров, захотел получить их обратно, тем более переступив через два трупа.
Размышляя далее и сопоставляя между собой некоторые детали, я пришел к интересному выводу. По словам Давыдова, врач, осмотрев тело Воронцова, констатировал наступление смерти не более чем за два часа до осмотра. Более точно определить не представлялось возможным из-за натопленной комнаты, в которой было найдено тело. Осматривал врач труп в полночь. Следовательно, убийство произошло в районе десяти часов вечера, то есть в то самое время, на которое было назначено мое свидание с хозяином дворца.
Далее мои мысли раздваивались. Если предположить, что сержант прав и убийцей является Герасим, что было вполне вероятно, то в таком случае картины должны находиться где-то в доме. Ведь у старого слуги не было ни времени, ни возможности вынести их из дома. В случае же, если убийство совершено посторонним человеком, или же Герасим, после того как похитил полотна, передал их кому-то другому, ход мыслей был таковым.
Ближайшим населенным местом в окрге, где преступник мог укрыться, было Рощино, расположенное в двенадцати километрах от дворца. Милое местечко, где каждый незнакомый человек находился бы у всех на виду, раскинулось у самого подножия холмов. Дорога, проходящая рядом с ним, заканчивалась у крохотного озерца, затерявшегося среди непроходимых лесов, которыми и славились эти места. Дальше пути не было. Вряд ли бы похититель воспользовался этой дорогой для бегства. Так же маловероятным было, что ограбление мог совершить житель Рощино, населенного, в основном, пожилыми и состоятельными людьми, которым был прописан чистый горный воздух. Даже прислугу они нанимали после того, как проверят ее до десятого колена. Хотя если рассуждать таким образом, то и Герасима Воронцов вряд ли подобрал на улице.
С другой стороны, когда я сворачивал с кольцевой на дорогу, ведущую в Рощино, часы показывали девять часов сорок минут (я тогда взглянул на часы не опаздываю ли?). От развилки до дворца приблизительно километров двадцатьдвадцать пять, из которых примерно половина приходилась на горные перевалы, ведущие на плато. На всем протяжении этого участка я не встретил ни одной машины. Ответвлений и проселочных дорог я также не приметил. Я специально во второй раз, когда ехал сюда, обратил на это внимание. Вокруг раскинулись дремучие леса и равнины, усеянные тут и там озерами и речками.
Даже если предположить, что врач ошибся на полчаса, то и в этом случае, будь у похитителей такой же скоростной автомобиль, как и мой Бокстер, они бы не смогли промчаться пятнадцать километров за десять минут по дороге, которая не позволяла развить большую, чем шестьдесят километров в час скорость и проскочить перекресток до моего появления на нем.
Естественно, мои выводы еще в большей степени подтверждали виновность Герасима, так как трудно было представить, что убийца, если им был не дворецкий Воронцова, блуждал всю ночь в дебрях темных лесов или любовался творениями Вермеера на берегу горного озера при свете луны. Но главное заключалось в том, что была очень большая вероятность того, что картины все еще находятся в доме, если, конечно, похитители не прилетели на вертолете или же действовали как-то иначе и все-таки пронесли картины перед моим носом. Но где их искать?..
Разгуливая по многочисленным залам и сравнивая названия и авторов картин, развешенных по стенам, со списком, я лишний раз имел возможность убедиться в масштабах дворца. Пропавшие полотна могли быть спрятаны, где угодно: на чердаке, в подвале, в каком-нибудь чулане среди мешков и ящиков. Обращаться с просьбой к Санееву помочь обыскать дом мне казалось бессмысленным. Он был настолько рад, что сумел арестовать Герасима и предъявить тому обвинение в убийстве на основании своих логических выводов, что любая версия, отличная от его, могла вернуть ему вчерашний облик, наслаждаться которым у меня не было никакой охоты. Что же делать?
Тут меня осенила идея. Ведь найденные полотна помогут Санееву с еще большей убедительностью доказать причастность Герасима к убийству, да еще с похищением! В его же интересах будет разыскать картины, если он вообще поверит в ограбление. Я очень надеялся с помощью списка, найденного в кабинете, и пустых крючков убедить Санеева в этом. В случае если я окажусь прав, и мы разыщем Христа среди немощных, репортаж с сержантом не будет сходить с экранов как минимум неделю. А это не могло не понравиться тщеславному Санееву. Поэтому я все-таки решил попросить сержанта подсобить в поисках картины, успешное завершение которых еще более укрепило бы его версию. Все еще пугаясь непредсказуемой реакции Санеева, я спустился вниз и, покуривая на ходу сигарету, подошел к Санееву…
К моей величайшей радости сержант внимательно выслушал меня, после чего мы поднялись в кабинет, и я на месте показал свои находки.
– Ну что ж. Я вижу, вам не зря в свое время выдали лицензию на право заниматься частным сыском. Вы не возражаете, если я заберу у вас эти бумажки и приобщу их к делу? А, господин Болдин?
– Почту за величайшую честь, – высокопарно ответил я, с поклоном вручая бумаги Санееву.
– А ты неплохой парень, Максим! – перешел на ты сержант и, спохватившись, протянул мне руку. – Костя, – представился он. – Или просто Костик.
– В моем распоряжении трое, – Костик перешел к организационным вопросам. Пусть каждый из них, плюс – ты, обыщет по этажу в каждом крыле дома. Я же тем временем поброжу по чердаку. Если у нас к тому времени, когда закончим, ничего не выйдет, мы, объединив усилия, начнем поиск в подвалах. Ты согласен с моим планом, Максим?
– План очень даже не плох, Костик! – согласился я.
– В таком случае ты оставайся здесь, на втором этаже левого крыла, а я отдам распоряжения остальным, прихвачу фонарь и поднимусь наверх. Начни с кабинета – протри пыль в остальных шкафах, – Костик, громко хохоча, вышел из круглой комнаты.
Я тоже собрался проследовать за Санеевым и перейти в соседнюю с кабинетом комнату, поскольку в самом кабинете искать было нечего. При наличии минимального количества мебели, спрятать два больших холста не представлялось мне возможным. Однако, поразмыслив немного, я все же решил еще раз основательно пройтись по комнате.
Как и в прошлый раз, я сперва подошел к окну. Мягкий ковер, пружиня под ногами, приглушал шаги. Идеальное покрытие для убийцы, – подумалось мне. Хотя по версии сержанта, у преступника не было никакой необходимости незаметно подкрадываться к Воронцову. Действительно, не мог же он, крадучись, пройти под самым носом хозяина кабинета, зайти со спины и спустить курок!
Задвижки на окнах все так же плотно запирали рамы. Вытянув шею и встав на цыпочках, я увидел край карниза, проходящего метром ниже подоконника. При желании, человек, находящийся в соседней комнате, мог вылезти в окно и по карнизу пробраться к кабинету. Но, опять-таки, закрытые окна и неповрежденные стекла не позволяли сделать вывод, что стреляли снаружи.
Я попытался поставить себя на место преступника и представить, куда можно было в спешке затолкать картины в этой комнате. Можно было, например, запрятать их за картины большего размера, висящие на стенах. Таких в кабинете было всего три. Ставя стул у каждой из них, я просовывал руку в просвет между стеной и рамой. Во всех трех случаях я нащупал лишь один подрамник. Нет, здесь их не было. Но тогда, где еще?
Я изо всех сил треснул себя по лбу. Ну, конечно же, где же еще!
При огромных размерах каминов, у них должны были быть соответственного сечения вытяжные трубы, в которых вполне можно было спрятать холсты! Правда, сама идея не была оригинальной, но при отсутствии других тайников, похититель в цейтноте мог засунуть полотна и в трубу. В одном из каминов в ту ночь горел огонь. К своему стыду, я не мог вспомнить, в каком именно. Тем более что в обоих под чугунными таганчиками скопилось много пепла. Видимо, виной моей забывчивости была круглая планировка комнаты, которая сбивала с привычной ориентировки в прямоугольных помещениях. Но я не очень огорчился. Ведь каминов в кабинете всего два. Можно проверить оба.