Текст книги "Треск штанов (СИ)"

Автор книги: Михаил Ланцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Не все так страшно, как кажется. Алексей прав – маньчжуры в своей стране выступают как оккупационные силы. Так что на полевую армии они больше ста тысяч вряд ли смогут выделить. А границы у них протяженные. Рискну предположить, что против нас они даже половины не сосредоточат.

– Почему?

– Логистика, – за Голицына ответил Алексей. – Для войны с нами они перебросили четыре тысячи очевидно через Маньчжурию и провели вдоль Амура. И, вероятно, осуществляют их снабжение по реке силами флота. А вот севернее Читинского острога им приходиться преодолевать «бутылочное горлышко». Вдали от своих населенных владений организовывать большой караванный путь по неудобным землям… это испытание. Очень серьезное испытание.

– Из-за этого и торговля в Кяхте плохо развивается, – добавил Голицын.

– Да и черт с ней, – махнул рукой Петр Алексеевич. – Там явно все прахом пошло.

– Как война закончится все вернется на круги своя, – улыбнулся сын. – Так вот – Кяхта. Им больше четырехсот верст[2] идти через пустыню и горную местность до нее. А верблюдов у них не так много. Так что особенно не развернешься. Ни в торговле этой, ни в войне с нами. Из-за этого же достаточно слабые джунгары до сих пор держатся. Два-три полка маньчжуров, если бы смогли полным составом выйти, просто раздавили бы этих западных монголов походя. Но логистика… она их сковывает по рукам и ногам.

– И что ты предлагаешь? – спросил царь после небольшой паузы.

– По хорошему территория между Удинском и Читинским острогом – естественный барьер между Россией и Цин. На этом рубеже очень легко и удобно держаться и обороняться малыми силами.

– Ты что, хочешь отдать им Нерчинск⁈ – вскинулся Василий Голицын.

– Я? – удивился Алексей. – Я обозначаю ситуацию. Раз уж так сложилось, что мы с ними начали воевать, то нам не только отбить Нерчинск надо, но и как-то порешать вопрос с границей. Так, чтобы удерживать те владения было проще. Сейчас Нерчинск живет на поставках с большой земли. Это дорого и трудно. Нам нужна логистика и сельскохозяйственные угодия для хоть сколь-либо значимого населения в тех краях.

– Ты же сказал – там «бутылочное горлышко», – хмуро произнес царь.

– Мы можем там проложить чугунную дорогу и решить этот вопрос. В будущем. Они – нет. Но все равно – чтобы там поставить хотя бы пару полков такое решение не годится. Слишком много еды придется возить с той же Волги.

– Ой, – отмахнулся царь. – Давай это потом. У нас сейчас Иркутск под угрозой. И нам нужно что-то с этим делать.

– Сколько, как ты думаешь, они смогут развернуть против нас под Удинском? – спросил Алексей у Голицына.

– Десять тысяч максимум. Ну пятнадцать. Хотя вряд ли.

– А на притоках Амура?

– Все зависит от ситуации.

– Пятьдесят тысяч?

– Не исключено, хотя маловероятно.

– Сто тысяч?

– Исключено. – покачал головой Голицын. – У них проблемы с джунгарами и, как я слышал, кое-где еще. Всю свою полевую армию бросить против нас им весьма затруднительно. Тем более, что снабжать по тому плечу будет отдельной формой искусства. Нет, шансы, конечно, столкнуться с действительно крупным соединениями у нас есть, но они незначительны. Максимум, что, как я думаю, Цин выставит против нас, это полный полк с усилением. Это предел.

– Почему?

– А зачем им все это? Там же пустынные земли, на которых никто не живет.

– А если мы полезем в Маньчжурию?

Василий Голицын задумался.

Крепко.

– Выставят два полка?

– Все зависит от ситуации, но могут. И три могут. Если все будет тихо на других границах, то всю полевую армию сгонят. Маньчжурия для них – это родина. Они за нее станут крепко драться.

– А нам туда надо соваться. Чтобы и Амур взять с выходом к морю, и пашни. – твердо произнес Алексей.

– Боже! Боже! – раздраженно воскликнул царь. – Это ведь полноценная война в такой дали! Безумие!

– Отец, ты зря переживаешь, – мягко произнес сын.

– Зря⁉ Зря⁉

– Войска Цин весьма архаичные. Если бы не попустительство местной администрации, то эта армия в четыре тысячи бойцов и Нерчинск не взяли бы. Так, постояли бы да ушли. В том моя вина. Надо было отправить доверенный комиссаров для ревизии.

– И ускорил бы тем войну!

– Если бы Нерчинск перестроили по уму в древесно-земляную бастионную крепость, да оснастили нормальными пушками, то ее бы вообще не случилось. – улыбнулся царевич.

– Я соглашусь с Алексеем, – кивнул Голицын. – Они совершенно точно знали о сгнивших укреплениях…

Еще немного поболтали о ситуации в общем и приступили к планированию. Требовалось что-то предпринимать, причем в самые сжатые сроки. Уже вчера. Потому как, несмотря на определенные усилия генерала, на маршруте от Иркутска до Нижнего Тагила почтовый катамаран не смог быстро пройти.

Разбился.

Ремонтировался.

В общем – прозевали и эту кампанию уже упустили. И до ледостава корабли не успеют дойти. Поэтому решили поступать так…

По осени отправить кораблем к Перми вооружения. Самое лучшее, что найдут. Перебросить его в Нижний Тагил. И потом, уже по льду, буерами дальше. Согнав под это дело все, что получиться высвободить с других участков.

Тут еще Алексей поднял вопрос о создании грузовых буеров. Крупных. Насколько это только возможно. Чтобы на зиму по льду поддерживать транспортное сообщение. В том числе и для решения таких ситуаций.

Петр вполне одобрил идею, но предложил не спешить и покамест пользоваться тем, что есть. А если получится – до зимы еще сделать столько, сколько получится. Типовых. Почтовых. Не тратя время на опыты и расчеты. По весне же, с открытием навигации, отправить от Нижнего Тагила флотилию больших баркасов с войсками и дополнительными припасами. Чтобы к началу лета, если даст Бог, начать развертывать под Иркутском первый пехотный полк, перебрасываемый туда. Или даже что-то сверх того.

Тут надо отметить, что развитие оружейного производства шло в России семимильными шагами. Главным производителем покамест был Тульский оружейный завод, который натурально гнал нарастающим потоком три образца: мушкет, карабин и пистолет. И только за 1710 год одних только мушкетов он изготовил 95 тысяч. За счет оптимизации технологии выпуска ствола прокатом.

Все три образца в 70-ом калибре[3] с батарейным ударно-кремневым замком, воронкообразным затравочным отверстием, крепления ствола ложевыми кольцами и металлическим шомполом. Стволы у них были длинной 40, 25 и 12 дюймов[4]. Мушкет комплектовался съемным игольчатым штыком Т-образного сечения, а карабин, в добавок к обычным антабкам имел боковой крюк для подвеса по-кавалерийски. В остальном унификация этих образцов была чрезвычайной. Все что можно сделать взаимозаменяемым, таковым и являлось. За счет чего снижалась стоимость, повышался выпуск и облегчался полевой ремонт в войсках…

Выпуск специальных образцов Демидов перенес на другие предприятия. Без всякого сожаления. Возни много, а выхлопа мало. Вот и отдал легко, оставив за собой только частью поставки отдельных комплектующих. Тех же замков или катаных стволов.

Так Ростовский завод изготавливал три варианта стандартного мушкета: легкий, промысловый и тяжелый, которые отличались только длиной ствола в 35, 45 и 50 дюймов соответственно. По сути – собирал, закупая все детали в Туле. Но это больше в нагрузку, так как именно тут находился самый крупный центр по отделке и украшению оружию. Одно из сильнейших не только в России, но и в Европе, собранное в основном из иммигрантов, «закупленных» для этих целей с переездом.

В Муроме, напротив, основным являлось массовое производство. Сюда Демидов отдал пехотные пистолеты с укороченным до 8 дюймов стволом. И дела тут шли настолько хорошо, что Никита подумал отдать сюда и обычные, то есть, кавалерийские пистолеты, дабы всецело сосредоточиться на массовом длинноствольном оружие.

Владимирский завод изготавливал мушкетоны дюймового калибра со стволом в 15 и 30 дюймов. Первые были обычными и самыми массовыми, а вторые назывались крепостными и оснащались откидным крюком для упора. Кроме того, предприятие выпускало ручные мортирки с длинными мушкетными прикладами и короткими стволами в калибре три дюйма для основной чаши. Они предполагали стрельбу ослабленными зарядами с рук, а также полными, но уже с упора как прикладом куда-то, так и с помощью откидного крюка.

В качестве вишенки на торте завод изготавливал складные кованные треноги. Достаточно крепки для того, чтобы можно было их использовать в качестве переносного упора как для крепостных мушкетонов, так и ручных мортирок.

В Дмитрове делали двуствольные версии стандартного карабина и пистолета. Ярославль же отличался выпуском нарезных егерских мушкетов. Их сокращенно тут называли винтовками и оснащали стволами длиной в 45 дюймов 50-ого калибра. Это были, по сути, те самые Кентуккийские винтовки, на которые невольно Алексей и равнялся. Из Тулы, кстати, сюда поступали лишь заготовки стволов, полученные прокатом. Дальше их уже тут проковывали на оправке, формируя внешнее восьмигранное сечение. Сверлили для калибровки канала ствола. Полировали. Нарезали…

Уйма муторного, долгого, кропотливого труда. Из-за чего Демидов и не стал оставлять у себя это производство. Не его это подход.

Здесь же из отбракованных стволов получали и карабины, именуемые штуцерами. В принципе – все тоже самое, только длина ствола уменьшена до 30 дюймов. Ну и пистолеты нарезные. Не очень нужные, но не выкидывать же бракованные стволы? А так – какой-никакой спрос на них имелся. Причем по всему миру.

Костромской завод изготавливал еще более интересные вещи – нарезные крепостные мушкеты сотого калибра и стволами в 50 дюймов. Здоровые такие. Тяжелые. Крепкие. Притом заряжаемые с казны. Затвор откидной вверх на защелке. Вместо унитарного патрона тут применялась латунная сменная камора с боковой трубочкой инициации.

Весьма и весьма непростое изделие, которое пока не удавалось производить количеством более полусотни в год. Во всяком случае – пока. Потому как нормального фрезерного станка сюда не поставляли ни единого, а без него такое оружие делать натурально ад.

Кстати, крепостной мушкет оснащался точно таким же откидным крюком, как и крепостной мушкетон или ручная мортирка. И мог в полной мере пользоваться как складными треногами владимирского завода, так и их стойками бортовыми.

Кроме того, в Москве действовало еще маленькие, но интересные мастерские. Буквально по десятку работников в каждой. Где шло «освоение выделяемых бюджетов» на интересную, но на разный НИОКР. Глубоко факультативный для Демидова, сохранивший у себя довольно крупную опытную мастерскую для своих нужд.

Так мастерская Джеймса Пакла, англичанина, переехавшего в Россию по приглашению царевича, занималась револьверными системами. Именно он, в сотрудничестве с опытным производством ТОЗ, и разработал капсюльный револьвер.

Джона Куксон, еще один оружейник-эмигрант из Англии, трудился над карманными пистолетами с компактным замком типа boxlock, который и разрабатывал по техническому заданию Алексея. Этаких дерринджеров своей эпохи.

В еще одной «пыхтели» над многозарядными системами с репитером Лоренцона. В четвертом – над переломными ружьями со сменными каморами, навроде тех, что использовались в крепостных мушкетах. Ну и так далее. Всего одиннадцать мастерских…

Прям целый мир!

Большего разнообразия и масштаба чем в производстве стрелкового оружия в России не было нигде больше в промышленности. Ибо важнейшее магистральное направление развития. И столько усилий не пропали даром. В моменте со складов выделили 41 мушкет крепостной да по 80 сменных камор на каждый, 227 винтовок, 317 штуцеров, 183 мушкетонов крепостных и 698 обычных, а также 132 мортирок ручных с 25 тысячами гранатами чугунными. Кроме того, из обычного вооружения выделили со складов 964 тяжелых мушкетов, тех, что с 50-дюймовым стволом для компенсации недостатка винтовок, а также 2270 кавалерийских и 820 пехотных пистолетов.

Прям вот взяли и передали тем же днем, чтобы в Пермь отправить. И еще сколько-то до осени получиться перебросить. Не так чтобы сильно много, но для защиты Иркутска должно хватить. С запасом. А там уже и армейские полки подтянутся, чтобы серьезно поговорить с этими незваными гостями…

* * *

Три галеона медленно покачивались на волнах.

Слабый ветер не позволял им разогнаться быстрее двух-трех узлов. А паруса хоть и не висели безвольными тряпками, но были безгранично далеки от туго натянутого состояния.

На кораблях было нервно.

Долгий переход из Ново-Архангельска в Охотск заканчивался. Затянувшись из-за шторма, который заставил их больше месяца ремонтироваться на Гавайях. А тут еще и штилем запахло в канун прибытия.

Осталось то всего ничего… и ветер стих…

Раздражало это люто.

Всех.

И вот – со смотровой площадки головного корабля замахали руками. Приметили что-то.

Минуту спустя по «матюгальникам[5]» передали – Охотск на горизонте. А через четверть часа стало понятно – там беда.

Реально беда.

Серьезная.

Стали даже доносится отзвуки выстрелов.

Когда подошли ближе ситуация прояснилась. Вокруг острова с поселением крутились многочисленные туземные лодки. Люди же в основном сидели на крышах и оттуда отстреливались. В церкви организовали баррикаду. Но такую – не внушающую доверия. Острог же, который когда-то тут был, еще года два как разобрали по ветхости. А новый так ставить и не начали. Все откладывали, надеясь, что многочисленность населения отвратить всяких охочих от проказ.

– Заряжай картечью! – раздался зычный голос капитана на головном кораблей.

И словно волна это команда пробежала по эскадре.

Вместе с тем из оружейных комнат стали доставать оружие и раздавали личному составу, не занятому у орудий, на парусах и иных вахтах. В основном крепостные мушкетоны, мушкеты да пистолеты. Последних выдавали аж по два на брата.

Их заприметили.

Не сразу, но заметили.

И москитный рой мелких лодок направился к галеонам. Конечно, не тем большим, в две тысячи тонн водоизмещением. Но тоже внушительным – порядка тысячи. С явным намерением взять их на абордаж.

6-дюймовые карронады были избыточными для таких мелких целей. Но других не имелось. Этот тип орудий являлся своеобразным стандартом и ставился практически везде на крупных кораблях России для унификации боеприпасов. Вот и сюда их воткнули. Так что открыли огонь именно из них. Сначала средней картечью, а потом и ближней…

Бой продолжался минуты две, может три.

Увидев, КАК их разделывают с этих кораблей, туземцы развернулись и дали хода. Стремительно выходя из зоны поражения по этому слабому ветру. На батарею, прикрывающую Охотск с моря, они тоже сунулись, но быстро отошли, сообразив, что к чему. А тут все было еще хуже. СИЛЬНО ХУЖЕ.

Там стояли полноценные 6-дюймовые пушки.

Серьезные.

Большие.

Длинные.

А потому стреляющие не очень часто. Но и они неприятно их удивили. Тут же злодействовали коротенькие карронады, наводящие натурально опустошение среди их рядов.

Кое-кто из них попытался выйти с острым углов, чтобы пытать свое счастье. Но ничего не вышло. Мушкеты и мушкетоны вполне справились с этими немногочисленными экспериментаторами…

В самом же Охотска потихоньку все стихало.

Чукчи, решившие ограбить самый дорогой торговый центр региона, спешно отходили. Очень невовремя подошедшие корабли все испортили… Да и, если честно, местные слишком уж ожесточенно отстреливались. Отчего внезапный налет почти сразу же обернулся большими потерями. И до подхода галеонов они уже почти весь день играли в кошки-мышки, ведя перестрелку. Не очень напряженную. Но тяжелую, приносящую им быстро нарастающие потери.

Чукчи пытались спровоцировать русских разрядиться, чтобы во время перезарядки подловить их стрелами. А те, в свою очередь, пробовали подбить как можно больше неприятеля. Не подставляясь. Отчего на тех же крышах они занимали позиции на обратных скатах. Высовываясь только на время выстрела, причем чуть-чуть. С соседних же домов их прикрывали, не давая обойти.

Тяжелая ситуация для нападающих.

Патовая по сути.

Однако и для защитников опасная. Ибо если чукчи дождались бы ночи, то пошли в рукопашную. Имея в ней преимущество из-за численности. Отчего у церкви пытались собрать ударный кулак и что-то порешать с доспехами, ну хоть какими-то, которых здесь меньше полусотни комплектов имелось, размазанных по всему поселению…

[1] В 1710 году с трудом завершили реформу управления, которая сформировала при царе правительство современного типа. С министрами, отвечающими за отдельными ведомствами и канцлером, который их курировал и ими управлял на правах премьер-министра. Главной сложностью оказалось сформулировать структуру и разграничить обязанности, ну и найти людей для аппарата, так как функционал немало поменялся по сравнению с приказами. Компетентных управленцев было очень мало, поэтому министерств вышло аж три дюжины. С достаточно узкой специализацией.

[2] 400 верст в СИ это примерно 1000 км.

[3] В России установлена система обозначения калибров стрелкового оружия в сотых долях дюймах. В этом фрагменте будут упомянуты 50, 70 и 100 калибр – это 12,7-мм, 17,78-мм и 25,4-мм.

[4] Здесь и далее стволы в 8, 12, 15, 25, 30, 35, 40, 45 и 50 дюймов это 203, 305, 381, 645, 762, 889, 1016, 1143 и 1270 мм.

[5] Здесь имеются в виду обычные жестяные рупоры.

Часть 1

Глава 8

1711, октябрь, 29. Москва – Шверин – Париж

– Какой же большой… – тихо произнесла Серафима.

– Большой, – охотно согласился с ней царевич, глядя на строящийся храм Христа Спасителя.

– Еще года полтора-два и начнем отделку, – каким-то особо воодушевленным тоном произнес патриарх. Он как узнал, что Алексей едет с инспекцией на стройку, сразу прискакал. От греха подальше. Так-то он ее контролировал, но царевич бывал порой чрезмерно суров…

С этим же храмом натуральная петрушка творилась. Начиная с места строительства. Изначально его хотели построить в селе Кунцево, но отказались от этой идеи. Слишком уж далеко от города, а храм задумывался кафедральным.

Начали думать куда перенести.

Почти сразу стало ясно – нужно в черте города оставлять. Ставя на возвышенности да так, чтобы соблюсти и канон, и удобство использования. По обычаю ведь как? Алтарь должен к востоку стоять, а вход – ему в оппозицию, то есть, к западу. Огибать храм при выходе из кремля августейшей процессии – моветон. Так что размещать его требовалось в восточной части города. А где там? Мест в общем-то немного. Ближайшее и самое подходящее – Вшивая горка, что за Яузой по берегу Москвы реки располагалась. Переименовав ее, разумеется, в Храмовую и не горку, а гору. Ну а что? С самомнением и у Алексея, и у Петра все было хорошо. Хотя, конечно, Москву-реку в Иордан переименовывать не стали. Рано. Пока в нее еще не столько промышленных отходов выливали, и она зимой замерзала. А Иордан – нет. Да и цвета не того вода. Но это дело было вполне решаемое…

Изначально архитектор предлагал царевичу построить здоровенную базилику. По аналогии со Святой Софией Константинополя или Святым Петром Рима. И эти варианты очень нравились царю. Но Алексей все ж таки убедил его тут поступить иначе, чтобы выделиться… Так что начали строить храм крестово-купольной конструкции. Только очень большой. ОЧЕНЬ.

Центральная часть представляла квадрат со стороной в 24 сажени. От нее отходили прямоугольные лучи длиной в 12 саженей. Что давало пятно застройки немного за 11 тысяч квадратных метров[1].

Колоссальные размеры!

Это даже для XXI века – весьма внушительно, а для тех лет и подавно. Особенно в плане пролетов. Которые решили перекрывать с помощью чугунных ферм, отлитых фрагментами и собранных на заклепках и болтах[2]. Что позволяло формировать и красивые, ровные своды потолков изнутри, и крутые скаты крыши снаружи.

Стены храма при этом возводились по настоящему массивными и крепкими. Настолько, что не у каждой крепости такие имелись. Шутка ли – за сажень кирпичной кладки. И поднимался они на добрые десять сажень. А потом вверх уходил барабан, переходящий в высоченный шатер, завершающийся маленький куполом и большим крестом. Из-за подобной компоновки храм, в общем-то весьма крупный в основании, выглядел со стороны этакой свечкой.

Барабан и шатер с куполом, как и перекрытия собирались из ферм, аналогичных перекрытию. Которые также собирали наверху. А потом обшивали листами пудлингового железа.

Что еще?

Колокольня. Точнее колокольни. Их имелось аж четыре штуки. Простенькие такие квадратные башни со стороной в пять саженей в основании крыльев здания. Они поднимались вверх, заканчиваясь не только собственно колокольней под маленьким куполом, но и проходом на смотровую площадку. Та шла вокруг барабана на уровне восьмигранного яруса…

Но это – в теории.

На практике пока шла стройка. И не только храма. Вон – чуть в стороне сооружали огромный общественный нужник для прихожан. Двуярусный с центральным входом и возможностью разом обслужить до четырехсот человек. А у реки возводили котельную для парового отопления храма. Да и вообще – требовалось соорудить целую обвязку всевозможных построек. Вспомогательных. Дабы сам храм оставить как храм и только. Алексей особенно настаивал на том, чтобы внутри не было ни лавок, ни прочих подобных помещений. Чтобы у злых языков не было повода шутить по поводу изгнания Христом менял.

– Лепота… – вдохновленно произнес патриарх, наблюдая за тем, как велся монтаж ферм барабана.

– Ты художников для росписи нашел?

– Пока нет.

– И чего ты тянешь?

– Совет склоняется к мозаике. Чтобы под старину.

– Да. Так даже лучше будет. А у вас есть для этого люди?

– У нас и для росписи нет, – пожал плечами патриарх. – Ищем. Время пока есть.

– Эскизы росписей уже утвердили?

– Да.

– Пришли мне, хочу взглянуть.

– Обещаешь, что не станешь вмешиваться?

– Нет.

– Это внутреннее дело церкви!

– Которое финансирует из казны. Не так ли?

Патриарх скривился.

У них время от времени случались пикировки на эту тему. Аппарат церкви довольно болезненно воспринимал свое подчиненное положение. Из-за чего дергался.

Казна выделяла деньги.

Щедро.

Но контролировала их расход. Что, наверное, и бесило. Если бы просто выдавали безотчетно, то они не воспринимали бы ситуацию настолько нервически.

– Да не дуйся ты, – произнес царевич. – Я вмешаюсь только есть что-то вопиющее замечу.

– У тебя и церковный канон иной раз вопиюще выглядит.

– Я считаю, что если архангел или ангел мужеского имени, то и выглядеть должен подобающе. Все эти утонченности оставим католикам. Или архистратиг? Зачем его рисовать томной не то дамой, не то юнцом с символическим изображением оружия? Он ведь воинство Господа возглавляет. Как можно доверить армию самого Всевышнего такой сопле? Нет. Это совершенно невозможно! И любой, пусть даже самый бестолковый прихожанин должен глянуть на него и все понять.

– Таков канон!

– Он порочен! В него закралась ошибка. Видимо вместе с модой на евнухов.

– У ангела нет пола!

– Тогда скажи на милость, какого лешего в святцах имела ангелов этих бесполых числятся как мужские? А? Не слышу ответа. Ты еще скажи, что у Бога-отца пола нет. Что он еще и отец, и мать, и так далее и все в одном лице.

– Ох… – выдохнул патриарх.

Вступать в богословские споры с царевичем он крайне не любил. Слишком уж приземленной и в чем-то даже солдафонской была его аргументация. Не верная. Противная религиозной традиции. А поди – переубеди…

– Ну что ты на меня смотришь? Что?

– Осуждаю, Алексей Петрович. Всем сердцем.

– Так ты убеди меня. Убеди. А то осуждение пустое. Я в своих вкусах опираюсь на ранние римские иконы, которые, как ты знаешь, ищу и покупаю по всему миру. Всюду, где удается найти. И иконы, и картины какие, и мозаики мне срисовывают. И скульптуры везут. Да чтобы н позже иконоборчества, которое угробило исконную традицию.

– Дурь то! Вон – ты и орган в храм православный насильно насадил!

– Не насадил, а вернул! Ты сам видел документы, на которые я опирался. От эллинской традиции он пошел, не от латинской, а стало быть – наш.

– Но мы то не эллины!

– Мы – православные! А потому все, что ему не противоречит, вправе использовать. Без глупых обиняков, что, де, у католиков также. У них на храмах кресты ставят. И что? Нам от того отказываться? Ну а что? Логика та же! Или худе того – от самим храмов может отвернемся? Чтобы не как у католиков!

Патриарх промолчал, поджав губы.

Его раздражала безмерно тяга Алексея Петровича к ранневизантийскому искусству. Слишком уж оно диссонировало с поздним, на котором и основывался русский православный канон. В первую очередь склонностью к реалистичности, натуралистичности и гармоничности образов. В них было слишком мало духовности. Сакральности. Отчего, ежели делать все по его вкусу, храм окажется совершенно безнадежно испорчен. Просто потому, что образы все не по канону выйдут.

Вон – архангела Михаила Алексей желал видеть в облике крепкого, атлетически развитого мужчины с ухоженной бородой и реалистичным мечом в руке. И с мощными крыльями. И нарисованном так, чтобы как живой. Словно вот-вот со стены сойдет.

И так далее.

Петру на закидоны сына было плевать. Он вообще тяготел к протестантской традиции, в которой роспись храмов не подразумевалась. Поэтому хочет сын так – пускай так и будет. Ему без разницы.

А сын хотел.

И давил.

И еще скульптуры хотел. В лучших традициях Ренессанса, то есть реалистичные настолько, будто это замершее живое существо. Пусть и несколько гротескное.

Патриарх сопротивлялся.

Иерархи тоже.

Отчего затягивали выбор художников и тянули кота за разные места. Но царевич отступать и сдаваться был не намерен.

– Завтра же пришли мне эскизы. – холодно процедил он, видя настрой патриарха. – И по скульптуре. И по крытому атриуму.

– Ты все ж таки хочешь превратить храм в базилику⁉

– Я хочу, чтобы его западное крыло переходило в крытый двор. Чтобы на Рождество или Крещение здесь можно было собрать много людей.

– И получится базилика! Мало их по земле русской строят? Хотя бы главный храм страны по канону пусть будет.

– Я не понимаю, чего ты упираешься. А главное – зачем?

– Иерархи недовольны.

– Чем? Тем, что мы с отцом храмы в камне перестраиваем по всей стране в невероятном количестве?

– Что слишком вольно к традициям относишься!

– Ты мне поименно список предоставь. Всех, кто недоволен.

– Ты опять хочешь все решить насилием?

– Знаешь… – чуть подумав, произнес Алексей Петрович. – Я в свое время слышал эмпирическое правило. Назначая интенданта на должность, через три, край пять лет его можно вешать. А потом начинать расследование, чтобы понять – за что. Спокойно. Без зазрения совести, ибо совершенно точно будет за что его так сурово наказать.

– И к чему ты это мне рассказываешь?

– К чему? Хм. Вот был славный настоятель. Поднялся до епископа. И вместо дел, что ему положены, политикой решил заниматься. Как неловко получилось, не так ли? Может тут имеет места та же беда, что и с интендантами?

Патриарх промолчал, поджав губы.

– Ведь их недовольство связано с деньгами и только деньгами. Не так ли? Вот и передай им, что если не уймутся, то я введу славную традицию епископа каждые четыре года меня, выбирая нового из настоятеля какого. С запретом заниматься епископскую кафедру два срока подряд. А будут выступать – вообще введу правило, чтобы ее заниматься можно было лишь единожды в жизни. И патриаршее тоже… ведь он избирается из епископов, не так ли?

– Ты не сделаешь это, – тихо произнес патриарх, аж побледневший от такого заявления.

– Отчего же? Кто меня остановит? Да и, как по мне, славная традиция получится.

– Церковь восстанет.

– Я так понимаю, ты угрожаешь мне? – усмехнулся царевич.

– Нет. Просто предупреждаю.

– Если так случится, что церковь восстанет, то патриаршество вообще будет упразднено. За ненадобностью. Ты подумай об этом на досуге. – чуть улыбнувшись, произнес Алексей. – И мой отец давно этого жаждет, ибо устал от ваших выкрутасов. А я – это тот единственный человек, который стоит между вами и его обостренным желанием. Уразумел ли?

– Уразумел, – хмуро ответил патриарх.

– Завтра передай мне эскизы и списки недовольных. Пока их трогать не буду. Просто возьму на карандаш. Но если не уймутся или, упаси Господь, попытаются шалить их судьба будет печальной.

– Ты сделаешь из них мучеников.

– Можешь мне поверить на слово – я найду на них управу. И сделаю это так, чтобы церковь в веках стыдилась и стеснялась их имен. Ах. И будь так любезны, в течение месяца определится с художниками. Иначе я епископов с мастерком отправлю мозаику выкладывать. Всех, кто этот вопрос затягивает. И тебя тоже к делу пристрою. Будешь раствор им носить и кусочки цветного стекла.

Патриарх поиграл желваками.

И не говоря ни слова кивнул.

Серафима молчала, опасаясь влезать в такие беседы.

Алексей же похлопал иерарха по плечу и направился к карете. Боже… Как же он устал уже от этих аппаратных интриг церкви… кто бы не поднимался наверх – одно и тоже начинал. Политика, бизнес и спекуляции на традициях. У него уже три несгораемых шкафа с материалами скопилось…

– Все плохо? – тихо спросила жена, когда они сели в карету.

– Ты о чем?

– Мне казаться опасным слова патриарха.

– Пожалуй. Сегодня же займусь этим вопросом. Судя по всему, намеков они не понимают, равно как и хорошего отношения. Постоянно проверяют границы дозволенного.

– И что ты мочь? Их руках на сердце люди.

– А у меня рука на их яйцах. Или их близких. Вот выдержку из дел и составлю с самой грязью. Да передам им, чтобы было что перед сном почитать. И подумать.

– Что? Все?

– Большинство иерархов достаточно благоразумны и осторожны, чтобы на них лично ничего серьезного не было. Кроме всяких мелочей и финансов. А вот их родственники… там нередко такая грязь. Понимаешь, у многих голова начинает кружится из-за того, что их родич такое высокое положение занял. И те их нередко прикрывают. Хотя бы для того, чтобы на них тень не отбрасывали… Мда… Слаб человек…

Серафима хмыкнула, принимая ответ.

Алексей же стукнул по передней стенке кареты, и та тронулась.

Медленно.

Слишком медленно.

Он из-за этих, по его мнению, едва ползающих повозок совершенно никуда не успевал и тратил на поездку массу времени. Требовалось что-то с этом сделать. В конце концов паровой двигатель у него уже имелся и относительно массово употреблялся. А он все еще как мальчик на этих повозках ездит…

* * *

Александр Данилович отпил чая из кружки, запивая малую ложечку вишневого варения.

Ароматного.

Вкусного.

Однако аппетитный ужин не мог найти должны отклик в его сердце. С самого утра Меншикова не оставляло дурное предчувствие. Интуиция редко его подводила, отчего он тревожился все сильнее и сильнее. Но никак не мог найти причину… источник этого беспокойства.