Текст книги "Дмитрий Донской. Пробуждение силы"
Автор книги: Михаил Ланцов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Несколько минут споров и, идущие в обозных стругах мясники да кожевники приступили к делу. Благо, что прихватил он их с бочками, солью да прочим потребным для дела, заранее, еще в Москве, предвидя возможность этой задачи. Так что, в общую братскую могилу отправились совершенно голые дружинники противника и останки разделанных лошадей.
Крохобор?
Может быть. Но он не чувствовал угрызений совести, понимая, что расточительность и красивые жесты – это глупо. Особенно за свой счет. Если, конечно, они не приносят какой-то конкретной выгоды. Этакий формат циничного прагматизма. А потом руки Великого князя дошли до обоза войска Северо-Востока, который он также освоил 'до винтика'. Благо, что заранее зафрахтованный целый флот из купеческих стругов имел довольно большую вместимость.
Воровал ли личный состав? Конечно, воровал. Куда же без этого? Но скромно. Потому что Дмитрий пообещал, что после завершения кампании, выделит из совокупных трофеев доли всем его участникам. Поэтому народ друг за другом в какой-то мере присматривал. Никому не хотелось по чьей-то вине получить меньше.
И вот они достигли Владимира.
Город даже не пытался сопротивляться и сразу не только открыл ворота, но и часть местной аристократии вышла встречать Великого князя. Ну, та, которая из города не сдернула от греха подальше. Никто не знал, чего ожидать от столь удачно дебютировавшего юнца. А ну, как успех голову вскружит, и он о себе чего возомнит? Со всеми, как говорится, вытекающими.
– Отче, – обратился Великий князь к митрополиту, когда его армия уже закрепилась у ворот и заняла детинец. – Ступай на кафедру и поспрашивай, кто из местных бояр да купцов против меня выступал.
– Нужно ли? – Повел бровью Алексий. – Ты их казнить удумал?
– Они выступили против Великого князя и хана. Как мне с ними поступать? По головке гладить да поить за одним столом с собой?
– Негоже вступать на престол в крови, – нахмурился митрополит.
– Если Святая церковь поддержит Великого князя в борьбе со смутьянами да бунтовщиками, то я, в благодарность, пожертвую ей десятую часть от всего, что удастся конфисковать.
– Пятую.
– Отче, вы же не купец. Не пристало вам торговаться. Я сказал – десятую, значит десятую. Если же вы не согласитесь на мои условия, то я сам стану искать врагов и не пожертвую Святой церкви ничего. Ведь получится, что она занимается укрывательством врагов моих и я, лишь по глубокой вере своей, не обрушу на нее гнев свой.
– Кхм, – поперхнулся митрополит.
– Кроме того, получив десятую часть, Святая церковь сможет избавиться и от своих врагов. Я сильно дознаваться не стану в том, виновен боярин или нет. Но сильно не наглей. На пять честных врагов не более одного мнимого. А лучше одного на десяток. И да, мастеровых каких, торговых, или иных людей дела под удар не подводи. Понял ли ты меня?
– Как не понять, – усмехнулся Алексий.
– И не смотри на меня так. Дело, прежде всего. Я мог бы дать тебе больше, но это дурной путь. Пагубный. Как ты заметил, я и сам в золоте не купаюсь, да и не стремлюсь к этому. Пока княжество живет бедно. И мы должны прикладывать все усилия к его развитию и благополучию. Оба. Ибо даже сотая доля с бедняка и богача отличается как день и ночь. Голод и нищета – вот наши самые главные и лютые враги. А пока не будет должно развитого хозяйства, этого нам не добиться. А на него нужны деньги. Немалые притом. Кроме того, если я дам тебе больше, то настрою против тебя и церкви людей, в особенности чернь. Ой, не думаю, что Святую церковь устроит такое положение. А ну как чернь взбунтуется и пойдет громить храмы? Пока войско подойдет – священников перебьют, а храмы пограбят и сожгут. Не лучший вариант, согласись. Десятина – и так предел. Мы даже хану платим в пять раз меньше.
– Я понимаю, – кивнул митрополит после небольшой паузы. – И не осуждаю. Но угрожать мне своим гневом не нужно. Я, – подчеркнул Алексий, – на твоей стороне.
– Хорошо. Извини. Этот город меня злит и выводит из равновесия. К тому же я не люблю воевать. От войны одни разорения. А мне Всевышний не для опустошения княжество вручил.
– Не любишь, но у тебя получается.
– Ради пользы дела правителю должно засовывать свои личные интересы и желания подальше и поглубже, дабы глупостей не совершать. Впрочем, давай с этим закончим. Я хочу выспаться. Ужасно измотался. Может быть, утром меня попустит и раздражение уйдет.
А дальше пошла потеха. Правда, весьма специфическая, средневековая.
На площади перед храмом поставили эшафот с 'Аннушкой' – гильотиной, которую Дмитрий изготовил, готовясь к этому походу. Никакой кровавой феерии он устраивать не хотел. Но немного руки измарать пришлось. Впрочем, к делу Дима подошел творчески, дабы ни у кого никаких ненужных иллюзий не осталось.
К эшафоту поочередно вызывались обвиняемые, которых оказалось изрядно. Вышло так, что бояре, чинившие заговор против Дмитрия, отъехали из города лично, оставив жен, детей и прочих родичей. Ну, то есть, поступили как обычно. Только вот с нашим героем этот номер не прошел. Вот их-то Великий князь под суд и отдал. За что? Так ведь семьи политических врагов. Не демократично, конечно, и совсем не либерально. Но весьма действенно. Другой вопрос, что он их не стал обезглавливать на 'Аннушке'. Зачем? С живых можно выкуп получить, а с мертвых какой прибыток? Поэтому он решил их немного попугать, пропустив через механизм десяток разбойников, который нашли в застенках церковных и княжеских. Вперемежку с другими обвиняемыми.
Все, конечно, очень быстро все поняли. Но бодро отлетавшие головы злодеев нервировали изрядно даже при полной уверенности в том, что с тобой-то точно так не поступят. Тем более, что парочку, особенно отмороженных кадров из числа родичей политических противников пришлось обезглавить на 'Аннушке', потому как вели себя слишком вызывающе. Остальных же приговорили либо к продаже в рабство, либо к постригу в монахи.
А потом, строго следуя правилу 'хлеба и зрелищ', Дмитрий перешел к раздаче бесплатной еды и выпивки. Зрелище-то уже закончилось, пора кормить. Вот тут и пригодилась его запасливость – многие тонны конины ушли просто на ура. Некоторые простолюдины впервые в жизни в тот день нормально насытились. От пуза. И не кашей, а мясом. Да еще и напились знатно, потому, как спиртовой заводик в Москве работал исправно. И 'княжий мед' довольно большой крепости пошел в дело. Много ли нужно худощавому, вечно недоедающему человеку крепкого алкоголя, смешанного с медом, чтобы 'пасть оземь'? Вот и Великий князь посчитал, что немного, прихватил довольно небольшое количество бочек с выпивкой. И оказался прав. Город 'лег' значительно раньше, чем кончились запасы княжьего меда.
Утром же следующего дня перешли к делам.
Люди Дмитрия не пили, поддерживая порядок в гуляющем городе. Поэтому прямо с утра удалось приступить к процедуре конфискации имущества осужденных политических противников.
Как и в ситуации с обозом и трупами на поле боя – обобрали все 'до винтика'. Даже осужденных на рабство или постриг переодели в самую дешевую одежду – рубища. А потом еще и недвижимость 'с молотка' спустили, изрядно позабавив состоятельных людей города. Аукционы-то в те годы были неизвестны.
– Никогда бы не подумал, что ты такой мелочный, – покачал головой митрополит, когда все уже закончилось и им с князем пришлось сесть в тереме и начать самым тщательным образом 'подбивать бабки'.
– Не мелочный, а домовитый.
– Можно и так сказать, – чуть подумав, усмехнулся митрополит.
– Так-то разве плохо?
– Бояре не одобрят. Но и ты, как я погляжу, их не привечаешь. Кроме того, дед твой, Иван Данилович, подобно тебе отличался изрядной... хм... домовитостью. И ничего – ценили и уважали.
– Вот! – Назидательно поднял палец вверх Дмитрий. – Кстати, о дележе. Тебе все равно, чем получать свою долю или есть предпочтения?
– Эх... Грехи наши тяжкие... – тяжело вздохнул митрополит, покачал головой, и приступил к делу.
Глава 4
1362.06.11, окрестности Суздаля
Завершив свои дела во Владимире, и отправив в Москву с чистой совестью часть стругов сопровождения, Великий князь направился к Суздалю. Предстояло закрепить успех. Тем более что потерь в решающем бою с войсками Владимиро-Суздальского союза практически не было. Убило всего двух пикинеров, да еще семь ранило. Все-таки низкий навык контактного боя сказывался даже в столь благоприятной обстановке. Но вчерашние крестьяне не роптали, а наоборот – радовались. Их вера в себя после столь решительной победы взлетела просто до небес, как и в своего князя. Ведь он их вытащил из их прошлого, унылого и беспросветного бытия, отмыл и дал почувствовать себя людьми. Да такими людьми, что не хуже иных бояр. Ибо били оных в открытом бою.
Что конкретно Дмитрий собирался делать в Суздале он и сам не знал. Но просто так разворачиваться и возвращаться в Москву, было нельзя. Потому что общая логика событий не завершилась. Братья Константиновичи по-прежнему претендовали на престол Великого князя и, безусловно, продолжили бы борьбу против него. А значит, что? Нужно выбить у них из-под ног твердую почву, устранив сам шанс на успешное противодействие. Значительная часть их дружины, а также поднятых ими городовых полков оказалась уничтожена на Клязьме. Но часть, а не вся. Да и недурная экономическая база у них оставалась, давая им немалые надежды на возрождения. Кроме того, эти три брата-акробата могли совершенно спокойно испортить Москве Волжскую торговлю, так как контролировали Нижний Новгород.
На подходе к Суздалю его армию никто не встречал.
С одной стороны это обнадеживало, говоря о том, что сил у братьев мало. С другой – печалило. Заниматься долгой осадой или штурмом Диме не хотелось решительно. Потому что эта забава могла вылиться либо в очень большие расходы на кампанию, либо изрядные потери личного состава далеко не такого бездонного, как хотелось бы. А люди ему сейчас были намного важнее денег. Особенно те, которые доверяли ему, демонстрируя и словом и делом свою преданность.
Как несложно догадаться – ворота города были закрыты.
– И что ты собираешься делать? – Поинтересовался Энрико.
– Брать город, – пожал плечами Дима.
– Но как?
– Пока не знаю. Хм. Отче, – обратился он к митрополиту. – Какие у тебя отношения с настоятелями местным монастырей? Ну, вон того, например. Он ведь прикрывает подъезд к воротам.
– Что тебе нужно от них?
– Лояльность. Не хочу, чтобы братья-монахи ударили в спину моим людям.
– Я сегодня же навещу настоятеля.
– Добро, – кивнул Дмитрий и, решив, что несколько дней они все одно здесь пробудут, приступил к организации полевого лагеря для своей небольшой армии. В конце концов, подражает он Древнеримскому легиону или нет? Легенду нужно кормить свежей пищей, чтобы поддерживать ее актуальность. Да и шанцевый инструмент имелся. Отчего бы не порезвиться? А то еще кто ночью нападет – очень неприятно будет проиграть кампанию из-за такой опрометчивой неосторожности.
Переговоры с монастырем затянулись.
Сложность заключалась в том, что сдать позиции-то он мог. Но Дмитрий уйдет, а монахам здесь жить. И идти на столь демонстративное предательство они не могли. Боялись.
Утром третьего дня, весь этот цирк с переговорами завершился самым банальным образом – к городу подошел отряд Тверского князя. Разумеется, не полное исполчение княжества, а только лишь его дружина, да небольшое количество охочих из городовых полков. Суммарно чуть больше двухсот пятидесяти дружинников вышло. Конных, разумеется. Важным моментом было еще и то, что почти все, отъехавшие из Москвы при Дмитрии дружинники да бояре также прибыли с Василием Михайловичем Тверским. У них был зуб на своего старого князя.
При виде подкрепления в городе сразу оживились.
– Сколько войск в Суздале? – Поинтересовался Великий князь у митрополита.
– Я не знаю, – пожал он плечами.
– Что, тебе не сказал настоятель?
– Он не знает, сколько войск в городе.
– Скажи, а как бы он поступил, твердо зная, что я возьму город? Упорствовал бы?
– Вряд ли.
– Значит, он уверен, что я города не возьму. Ведь так? Ну же, не отводи глаза.
– Да, он считает, что ты постоишь под стенами города, да и пойдешь восвояси. Людей для приступа у тебя мало. А механизмов метательных и вовсе нет.
– Хм. Думай сам, я в церковные дела вмешиваться не хочу, но, на мой взгляд, не зная, какими войсками располагает город, оценивать шансы очень опрометчиво. Он либо дурак, либо хитрец. Ладно... – Прервал диалог Великий князь и задумчиво посмотрел на городские ворота.
Совершенно очевидно, что после поражения на Клязьме, братья послали за помощью в Тверь, надеясь на объединение усилий. О том, какие потери понес Великий князь, они не знали и, вероятно, ожидали, что второго удара он не выдержит. Сейчас же сложилась уникальная ситуация, когда Дмитрий мог легко разбить каждого по отдельности и даже, пожалуй, их объединенное войско. Если, конечно, его выстроить с одного фронта. Сейчас же, атаковав, к примеру, Тверское войско, Дима подставлял тыл под удар из Суздаля. И наоборот. Очень неудобно и опасно.
– Может быть, нам стоит отойти? – Поинтересовался Энрико, который также все понял.
– Это сильно ударит по вере моей пехоты в себя. Нет. Нужно решительно бить врага.
– Но как? Ты же понимаешь, что победа может достаться тебе очень дорого.
– Понимаю. Это риск. Но мне нужно работать на репутацию. Сдам назад сейчас – люди перестанут верить в мою звезду.
– Не понимаю я тебя... – покачал Энрико головой.
– Не страшно. Может позже. Ты со мной?
– С тобой? – Усмехнулся Энрико. – Конечно. У меня просто нет выбора.
– Хорошо, – кивнул Великий князь и начал распоряжаться.
Не прошло и пяти минут, как московская пехота организованно выступила из лагеря. Быстро построилась и под мерный барабанный бой пошла вперед. Прямо к Тверскому войску. Дмитрий выстроил своих пехотинцев довольно рискованно. Пикинеры встали в одну линию, заняв фронт в полторы сотни метров. Лучники небольшими отрядами, в две шеренги, разместились сразу за плечами пикинеров, занимая совокупно весь фронт с небольшими разрывами.
Прорвать такой строй можно? Конечно.
Однако Великий князь рассчитывал на то, что Василий Михайлович спешить не станет и построит своих людей привычным для тех лет манером. То есть, сформировав из кавалерии две линии, идущие одна за другой. Так поступали повсеместно как в Западной Европе, так и на Руси при наличии должного количества всадников. Плотное, глубокое построение, характерное для кирасир XVIII-XIX веков просто еще не придумали. А тот эпизод на Клязьме, когда Константиновичи отправили вперед фактически глубоко эшелонированную толпу всадников, было продиктовано излишней самоуверенностью и бурной эмоциональной реакцией братьев. Психанули.
За пехотой встали кирасиры двумя отрядами. И отряд венецианцев в центре конной линии. Все-таки тяжелая итальянская кавалерия за счет тяжелых коней на голову превосходила дружинников. Она была способна уверенно выступать против них в пропорции один к двум, а то и один к трем.
Василий Михайлович Тверской изрядно опешил от того, как слаженно действовал его враг, выстраиваясь и подготавливаясь к бою. Но собравшись с духом, приступил к своим обязанностям. Все происходящее на поле боя ему не нравилось радикально. Начиная с удивительной слаженности действия московских войск и заканчивая лагерем да добрыми доспехами, что сверкали у большинства пеших и конных.
Но вот наступила небольшое затишье. Обе стороны изготовились к бою и ждали только отмашки. Посему, Тверской князь, прихватив с собой несколько ближних бояр, поехал ближе к строю противника. Поговорить. Традиция требовала этого ритуала, да и посмотреть на Московского князя очень хотелось. А то ведь сказок разных уже масса ходило. А ну, как и связываться не стоило?
– Доброго утра, – спокойным голосом Великий князь, когда они сблизились.
– Доброго? Ну, пожалуй.
– Зачем ты пришел сюда?
– Примирить вас. Хан вручил тебе ярлык на Великое княжение. Ни я, ни братья не оспариваем слово хана. Да и ты делом показал свое право на Владимирский престол.
– Братья оскорбили мою жену, сына и войско, после чего трусливо сбежали с поля боя. Я должен взыскать с них долг.
– Ты хочешь их убить?
– Только Дмитрия. Остальных выпороть прилюдно.
– Они же родичи твои. Умерь свою злость. Ты молод и вспыльчив. Сейчас ты можешь сделать то, о чем потом станешь жалеть.
– Полагаешь, мне придется жалеть о данном слове? – Удивленно повел бровью Великий князь.
– Может и так. – Кивнул Василий Михайлович. – Они совершили ошибку и поплатились за нее. Сказывали мне, что на Клязьме они более половины войска сложили. Много ли убили у тебя?
– Двоих.
– Двоих? – Искренне удивился Василий Михайлович.
– Да. Еще семерых перевязали. Мне сказывали, что один из них не выжил, другой увечным остался, а остальные через неделю-другую в строй встанут.
– Этого не может быть...
– Я предлагаю проверить, – благожелательно произнес Великий князь. – Ты ведь все равно отсюда просто так не уйдешь. Да и должок вернуть за подсыл убийц нужно. Или ты думаешь, что я все простил и забыл? Отнюдь. Я никогда и ничего не забываю. Ни хорошее, ни плохое.
– Убийц подсылал не я, – нахмурился Василий Михайлович.
– Ты был в курсе дела и не помешал. Ты хотел моей смерти. А то, что зачинщиком, скорее всего, был Ольгерд, к делу не относится. Или я ошибаюсь, и этот литвин к делу не имеет никакого отношения?
– Имеет, – продолжая хмуриться, произнес Василий Тверской.
– Вот видишь. Он подставил тебя под удар, а сам постарался остаться в стороне. Ему выгодно, чтобы мы передрались.
– И ты, зная это, все равно, хочешь продолжить борьбу с Константиновичами?
– Противоречия нужно разрешать. Они признают мою власть только тогда, когда у них иного выбора не будет.
– Но ты же обещал им такое позорное наказание!
– У них всегда есть шанс прийти ко мне и покаяться. Я ведь не зверь какой. Все пойму. Не бесплатно и не просто так, но ничего запредельного от них требовать не стану.
– А я?
– А ты, либо уходи, либо принимай бой. Лишний крови мне не нужно. Но если потребуется для дела – я пойду до конца, не сомневаясь и не переживая. Решай сам. Но если ты в скорости не покинешь поле боя, я нападу. Мне не выгодно это стояние.
После чего Дмитрий кивнул и, развернув коня, направился к своему месту в боевых порядках войска.
– Большая часть его войска – пешцы, – отметил из ближних бояр, когда Дмитрий со свитой удалился.
– Пешцы, которыми он разбил братьев.
– То было случайностью. Мне сказывали, что разозлил тогда этот юнец мужей. В бешенство привел. Вот разум и потеряли. Если же по ним по уму ударить, то и сомнем.
– Ты уверен? – Повел бровью Василий Михайлович.
– Полностью. Тут ровное поле. Что в нем пешцы против всадников?
– С такими длинными копьями да необычными доспехами?
– Мы их легко сомнем и опрокинем, – поддержал первого боярина, второй. – Их тут совсем жидкая цепочка.
– А тех всадников? – Поинтересовался князь.
– Им в тыл ударят из Суздаля. Вон – видишь, на башне тряпицей машут. Готовы.
– Добро, – хмуро кивнул Василий Михайлович весьма неуверенным голосом.
– Ты не уверен? – Тихо спросил его ближник, тот, что молчал и в совете не участвовал.
– Будь рядом, – поджав губы, спустя довольно долгую паузу произнес князь.
– Я понял, – кивнул уже немолодой мужчина. Ему тоже вся эта затея не нравилась. Совсем не понравилась. Он понятия не имел, что ждать от новой и весьма необычной армии, да еще разбившей противника, превосходящего числом, со столь смешными потерями. И, по меньшей мере, ее опасался. А посему лезть в столь радикальную авантюру не хотел совершенно.
Прошло минут десять после завершения разговора, прежде чем тверское войско двинулось вперед. Пятидесятивосьмилетний князь Твери в окружении десятка ближних людей и телохранителей в бой не пошел. Возраст. Его же войско, выстроившись в ожидаемые две линии с изрядным интервалом, выступило вперед. Сначала шагом. Потом перешли на рысь, разгоняясь. Все дружинники понимали – их успех в силе конного удара. Не опрокинут пехоту – проиграли. Причем вторая линия, психологически готовилась к проходу без особого сопротивления сквозь проломленные пехотные ряды для сшибки с московскими кирасирами.
Все шло спокойно, медленно, строго по сценарию.
Василий Михайлович же, отметив, что все его люди выдвинулись, направил своего коня на ближайший пригорок. А он, разумеется, нашелся исключительно в тылу. Раньше такой маневр мог сильно подорвать боевой дух всадников, сейчас же, они оказались всецело увлечены атакой и назад не оглядывались.
Но вот, первый ряд достиг отметки пятьдесят метров.
Сержанты засвистели в свои свистки, указав руками углы возвышения и направления для своих отрядов.
Раз.
И в небо поднялась туча стрел.
Еще раз.
И еще раз.
Три залпа успели дать лучники, прежде чем всадники достигли пик. Не все. Далеко не все. Кувырки, споткнувшихся лошадей. Неудачные пируэты резко забравших в сторону животных. И так далее. Некоторые лошади пали или бились в агонии. Другие, потеряв управление, откровенно бесились, прыгая, лягаясь и истошно ржа. Из-за чего второй линии всадников пришлось очень несладко. Большинство резко сбавить ход, а то и остановиться.
Однако не всех удалось свалить из первой линии. Слишком жидким был обстрел лучников. Поэтому то здесь, то там группы по два-три дружинника влетали с разгона в пикинеров. И, как следствие, принимали 'на грудь' крепкие, длинные пики. Вместе с лошадьми, ведь пикинеры упирали свое оружие в землю. Прекрасно отточенные стальные наконечники пробивали насквозь конские туши, налетающие на них с разгона. А местами и всадника доставали. Тем же, кому 'посчастливилось' пережить этот удар, предстояло совершить эффектный 'полет шмеля', ибо усидеть в седле после такого столкновения оказывалось практически не реально.
Пики смачно лопались, разлетаясь на щепки.
Кони безумно ржали.
Люди орали, причем еще более безумно, чем их 'четвероногие друзья'.
А лучники, продолжали посылать залп за залпом по скоплениям дружинников, замедлившимся или остановившимся из-за непредвиденных препятствий.
Ура!
Закричал командир пикинеров, выхватывая свой клинок. Простой и незамысловатый, но с развитым эфесом.
Ура!
Заорали пикинеры и мерным шагом пошли вперед.
Замешкавшаяся и частью смешавшаяся конница противника требовала 'внимания и ласки'. Добрая третья пикинеров уже лишилась своего рабочего инструмента – пики, и двинулась вперед, выхватив простенький клинок умеренной длины с развитым эфесом. Но, в текущей обстановке это было уже не важно. Многие дружинники тоже были пешими.
Тем временем, ворота Суздаля открылись и, всадники войска Владимиро-Суздальского союза, ведомые тремя братьями-князьями, устремились вперед. Новости о казнях и продаже в рабство семей части из них уже докатилось. Разумеется, раздувшись до невероятных размеров и чудовищных подробностей. А потому ярость и мотивация этих людей были весьма велики.
Спешное построение уже битых на Клязьме врагов, проходило под звуки горна московских кирасиров. Всадники также готовились к встречной лобовой атаке, перестраиваясь.
Из города им навстречу выдвинулось больше двухсот всадников. Меньше, но сопоставимо с тем, что привел Василий Тверской.
– Пожалуй, там нужна наша помощь, – бросить Дмитрий Энрико по-итальянски, и направил своего коня к кирасирам. Венецианцы последовали за Великим князем.
Кирасиры, разделившись на два крыла, встали по флангам. А сам Дмитрий, вместе с итальянской тяжелой кавалерией встал по центру. Этот небольшой ударный кулак здесь и сейчас был совершенно несокрушим. Исключая, пожалуй, самого Великого князя, сильно уступавшего лошадью своим итальянцам.
И вот, завершив перестроение, Дима кивнул сигнальщику. Раздался звук трубы. Его подхватили горны, и, вся кавалерия двинулась вперед. Обоих сторон. Потому как, вышедшие из Суздаля всадники, также отреагировали на звук трубы, посчитав ее сигналом к атаке.
Дмитрий пришпорил коня и понесся вперед.
Когда он последний так делал? Еще в той жизни. На турнирах да тренировках. Тут же как-то руки не доходили даже потренироваться. Все дела, дела.
И вот он, прижав копье к крюку на латной кирасе, несется вперед. Все быстрее и быстрее. Навстречу своему противнику. Кто он? Какая разница! Хотя доспех дорогой. Явно не простой дружинник.
Секунды медленно текли, сливаясь в какую-то ватную кашу.
Бам!
Копье, нацеленное прямо в грудь противника, выгибается дугой и лопается, весело брызнув щепками. От удара Дмитрия буквально припечатало в высокую спинку седла, поднимавшуюся выше поясницы. Ясельное седло, совершенно привычное для рыцарей Западной Европы, сделало свое дело. Иначе, при таком ударе Диму могло и самого из седла выкинуть или того хуже.
Что-то чиркнуло по щиту. Но несильно и как-то вяло.
Он пролетел по инерции несколько десятков шагов, останавливая лошадь и осмотрелся. Как, впрочем, и практически все кирасиры с венецианцами вокруг. Длинные копья, на пару метров превосходящие то, чем был вооружен противник, сделали свое дело. Лишь немного лошадей московской кавалерии оказалось без всадников. Еще десятка полтора как-то странно осели и скособочились, явно, поймав удар. Но усидев. Может быть ранены, а может оглушены.
Обернувшись, Великий князь увидел странный табун под седлами, в большинстве из которых было пусто. Словно лошади решили прогуляться, накинув на плечи то, что было под рукой. Ну, то есть, под копытом. Кое-где, склонившись на гриву или на круп, находился всадник. Явно убитый или раненый. И лишь пара десятков, от силы, остались целыми. Их узнать было несложно – они продолжали пришпоривать коней, дабы как можно скорее сбежать с поля боя. Опытные дружинники – очень быстро сориентировались.
– Да уж... – покачал головой Энрико, отбрасывая обломок оружия, что остался у него в руке после удара. – Длинные копья – страшная сила.
– Получилось прямо как у Цезаря, – ответил ему Дмитрий. – Как там было? Veni, vidi, vici ?
– Хм. Пожалуй....
Выехав немного вперед, Великий князь посмотрел на холм, где решил перед атакой разместиться Василий Михайлович Тверской. Он все еще был там и очевидно наблюдал за местом столкновений кавалерии. Почему? Потому что смотреть туда, где пехота завершила разгром тверского войска, было нечего.
Дмитрий извлек свой клинок и отсалютовал им Тверскому князю. Тот же, чуть помедлив, развернул коня и поскакал прочь. А вместе с ним ближники, телохранители и те, кто смог ретироваться с поля боя. На вид – десятков пять суммарно, не больше.
– Петр! – Крикнул Великий князь, привлекая к себе командира кирасир. Он был уверен – этот точно выжили.
Так и оказалось.
– Слушаю, княже.
– Возьми в лагере новые копья и следуй за Тверским князем. Задача – захватить обоз. Подножный корм – подходящее пропитание для разбитого войска. Раненых с собой не брать. Сдай в лагерь. Понял?
– Понял. Как не понять? Служилых бить? – Деловито осведомился Бирюк.
– Только если откажутся подчиняться и только смутьянов. Все. Ступай. Каждая минута дорога.
– А что город? – Спросил Энрико, когда кирасиры, ведомы приказами своего командира, рысью двинулись в сторону лагеря.
– Действительно... – хмыкнул Великий князь и направил своего коня к воротам. Следом за ним поехали и венецианцы, которые все остались в седле.
Ворота были открыты. Никто даже не попытался чинить препятствий. Скорее напротив. Простой люд скрылся, попрятавшись, где можно. А купцы вышли к Великому князю челом бить. Ну и немногие бояре. В основном престарелые, конечно. Потому что молодежь либо померла на Клязьме, либо сложила голову под стенами города, либо сбежала с остатками Владимиро-Суздальского войска. Хотя, какого войска? Два десятка – от силы. Причем не ясно, сколько из них осталось здоровых, а сколько в течение нескольких дней погибнет.
– Ну, здравствуй, Суздаль, – медленно осмотрев встречавшую его делегацию, произнес Дмитрий. Хмурые, встревоженные лица буквально пахли страхом.
Глава 5
1362.06.15, Суздаль
Ранним утром четвертого дня после победы, Дмитрий стоял на крыльце терема, смотрел на легкий туман и думал. Вчера с вечера стали известны окончательные сведения по потерям и трофеям, заставившие его сильно напрячься.
Он стоял на крыльце и, человек непосвященный никогда и не смог предположить, что этот крепкий молодой мужчина лет восемнадцати, на самом деле юноша с неполной дюжиной годков за спиной. Общая акселерация, вызванная слиянием сознаний, за тридцать два месяца изрядно ускорило развитие организма. Побочным эффектом было то, что ему постоянно хотелось есть. Нет, не есть. ЖРАТЬ. Так что теперь, ни видом, ни речью, ни поступками никто бы не смог распознать в нем ребенка. Чудеса, не иначе. Собственно по этой причине Дима и возглавил конную атаку в недавнем бою. Тело вполне позволяло. Иначе, зачем бы ему так рисковать? Сумасшедшим он никогда не был.
Но все это лирика.
Сведя все данные воедино, Великий князь понял, что попал в очень непростую ситуацию.
С одной стороны, достигнут решительный успех – все его конкуренты на престол Великого княжества Владимирского были разбиты и обескровленный.
Владимиро-Суздальский союз, собравшийся изначально под стяг братьев Константиновичей Суздальско-Нижегородского разлива, потерял в двух битвах порядка шести с половиной сотен одних только дружинников. Что совершенно обескровило не только дружины братьев-князей, но и города, выставивших городские полки. В то время как пленных, что примечательно, практически не было. В первой битве вообще ни одного не осталось – копья да стрелы сделали свое дело, оставив на поле боя только трупы да тяжело раненных дружинников, отошедших в мир иной в скорости. Во втором сражение – десятка три пленников набралось. Да и то, только потому, что им выпала честь сразиться с кирасирами, а не с московской пехотой.
Тверское княжество также получило изрядную оплеуху, оставив на поле боя без малого две сотни ратников. Ведомая страхом перед куда более крепкими бойцами, пехота пленных не брала, буквально стоптав дружину.
То есть, по всему выходило, что никто более оспорить его право на правление Владимиром и вассальным территориями не мог.
С другой стороны, армия Великого князя потеряла треть личного состава , большая часть которого являлось пикинерами, сыгравшими одну из ключевых ролей в кампании. То есть, принять в обороне напор кавалерии было нечем. При том, что трофеев и честно награбленного, ну, то есть, конфискованного, оказалось уже очень много. Слишком много. Настолько, что даже Мамай, узнай он о том, мог бы позариться и напасть. Кому-кому, а ему деньги на борьбу со своими политическими противниками очень бы пригодились. Ну, может не совсем деньги, но то, что можно выгодно продать уж точно.
