Текст книги "Маршал Советского Союза. Трилогия"

Автор книги: Михаил Ланцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

– А сколько у нас есть? – с легкой, хорошо скрываемой улыбкой спросил Сталин.

– Четыре, может быть, пять лет.

– То есть вы считаете, что «Бонапарт» прав?

– Курируя разработку «Бонапарта», я запросил у товарища Слуцкого анализ по обстановке в Испании. Если не вдаваться в подробности, то в испанском обществе наметился серьезный раскол, который продолжает прогрессировать. Вероятность Гражданской войны, о которой говорил «Бонапарт», крайне высока. Товарищ Слуцкий считает, что она начнется в самое ближайшее время – один‑два месяца. Основными инициаторами восстания против законной власти станет армейское руководство и радикально настроенные граждане, склонные к фашистской идеологии. Поэтому мы ожидаем очень сильную поддержку повстанцев со стороны Берлина и Рима. Кроме того, ИНО уверено в том, что Германия и Италия прикладывают все усилия для того, чтобы подготовить и реализовать этот переворот. Для них он является шансом получить нового союзника.

– А Великобритания и Франция разве не вмешаются в этот конфликт?

– Вмешаются. Точно так же, как вмешались в процесс ликвидации демилитаризованной Рейнской области. То есть максимум осудят Германию публично, но не предпримут никаких решительных действий.

– И почему, по вашему мнению, Франция так и не решилась на военную реакцию?

– Достоверных сведений нет, – слегка замялся Берия. – Но ИНО считает, что это обусловлено чисто экономическими соображениями. И я с ним согласен.

– Поясните.

– Выдворение германских войск из Рейнской области потребует частичной мобилизации. По приблизительным расчетам ИНО, она обойдется Франции в сумму порядка тридцати миллионов франков в сутки. То есть примерно около восьми миллионов рублей. В условиях прогрессирующего бюджетного дефицита и общего роста социальной напряженности, Париж не рискнул. Да и в принципе не мог решиться на этот шаг. Товарищ Слуцкий считает, что Франция из‑за прогрессирующего финансового кризиса сейчас практически не готова к войне.

– Значит, провокация Гитлера не была авантюрой?

– Да. Хороший стратегический расчет. Франция, по его мнению, это колосс на глиняных ногах. Кроме того, в ней растет влияние различных социалистических и коммунистических сил, которые не настроены на войну.

– Тогда почему «Бонапарт» считает, что Великобритания и Франция поддержат Германию с Италией в испанском конфликте? Это что, беспочвенное предположение?

– Нет. В случае, если они этого не сделают, то не получится создать решительного перевеса у одной из сторон конфликта, из‑за чего возникнет соблазн попробовать свои силы или у германского блока, или у нас. И в Европе может начаться новая полномасштабная война, в которую они будут безусловно втянуты. Учитывая прогрессирующий экономический кризис, который сильно ударил по экономикам практически всех европейских государств, и рост социальной напряженности, это может привести к социалистическим революциям. Они этого боятся и постараются предотвратить такое развитие ситуации, даже пойдя на уступки Германии, в том числе и весьма серьезные. Мы считаем, что мнение «Бонапарта» о том, что Великобритания и Франция выступят против Германии только в случае непосредственной угрозы завоевания, более чем правдоподобно. До возникновения данной угрозы Лондон с Парижем будут на стороне Берлина, стараясь отсрочить начало крупномасштабной войны.

– К предположениям «Бонапарта» добавились ваши? Или у вас имеются факты?

– По словам товарища Слуцкого, он для подобных выводов использует экономический анализ, для чего привлек нескольких компетентных специалистов. Произвольная проверка полученных данных по каналам резидентуры в целом эти выводы подтвердила.

– И что этот способ смог пояснить по Польше?

– Вооруженные силы Польши не способны в одиночку противостоять РККА. Экономика пребывает в том же кризисе, что и в остальной Европе. В одиночку они никогда не решатся напасть на Советский Союз. В то же время никто никогда не даст им никаких серьезных гарантий, так как в этом случае они смогут легко вывести шаткую систему из равновесия. Товарищ Слуцкий считает, что если мы сами на Польшу не нападем, они не решатся это сделать самостоятельно. То есть несколько лет относительного спокойствия на западной границе у нас есть.

– Несколько лет… – задумчиво произнес Сталин. – А почему только на западной границе?

– На востоке нарастают японские провокации. Очевидно, что они прощупывают нашу оборону, смотрят на реакции. Начальник ИНО считает, что через год, может быть два, вероятна серия пограничных военных конфликтов в духе конфликта двадцать девятого года [18] или масштабнее…

– Интересная картина вырисовывается, – с плохо скрываемой грустью в голосе произнес Сталин. – А как ведет себя сам «Бонапарт»?

– Развил бурную деятельность по наркомату, который из‑за него вот уже месяц стоит на ушах. Но военные, хоть и ворчат, но в целом довольны.

– Что за деятельность? – спокойно и невыразительно спросил Сталин.

– Наркомат под его фактическим руководством разрабатывает комплексную военную доктрину. За месяц работы его комиссии при наркомате сделано очень много. Сейчас сформировали рабочие группы по переработке боевых уставов РККА [19]. Товарищ Ворошилов жалуется, что покоя в его наркомате нет совершенно, хотя работой «Бонапарта» он в целом доволен.

– Вот как? И почему же?

– Основная причина, по нашему мнению, заключается в том, что объект «Бонапарт» кардинально изменил тактику взаимодействия с товарищем Ворошиловым. Если раньше он прямо его критиковал и старался максимально затереть и отстранить от принятия решений, то теперь он его старается, наоборот, привлекать как можно больше. Кроме того, «Бонапарт» стремится выставить свое взаимодействие с товарищем Ворошиловым таким образом, чтобы его собственные предложения и идеи преподносились как мысли, озвученные либо товарищем наркомом, либо людьми, им глубоко уважаемыми. Благодаря такой схеме «Бонапарт» смог добиться уважения у товарища Ворошилова. Тот стал к нему прислушиваться и доверять. Отмечено три нерабочие встречи.

Сталин едва не поморщился, вспоминая о том, как Клим рассказывал ему о нескольких встречах с Тухачевскими во время семейных прогулок в парке Сокольники: «Вот зараза, слишком быстро этот мутный «Лазарь» вживается в чуждое ему окружение. Уже сумел подобрать ключи к Климу, которого еще полгода назад изводил тотальной критикой. Пока это идет на пользу делу, но лиха беда начало».

– Вы считаете, что «Бонапарт» стал другим человеком, действительно изменившись, или все это притворство?

– Однозначно сказать сложно. Если это и притворство, то очень качественное. Он избавился от своей любовницы, навел порядок в делах, выправил отношения с женой, избавился от предметов роскоши…

– От предметов роскоши? – удивился Сталин.

– Да. Он обратился к товарищу Ворошилову с личной просьбой и передал в пользу государства имущества на сто семьдесят пять тысяч рублей. Сказал, что маршалу Советского Союза жить в роскоши непозволительно и непростительно. В квартире вся обстановка приведена в состояние сурового спартанского минимализма. Уже три раза отказывался от нового автомобиля, положенного ему как маршалу, и продолжает ездить на ГАЗ‑А. В общем, преобразился объект в плане быта кардинально.

– Кого кроме Клима он пытается расположить к себе? – вернулся Сталин к подспудно волновавшему его вопросу.

– Никого. Есть обращения в НКВД и в Наркомат тяжелой промышленности, но все они носят рабочий характер. Как и другие контакты.

– И что он запрашивал в НКВД?

– В основном разнообразные справки по людям. Мы обобщили и пришли к выводу, что он интересовался прежде всего учеными, конструкторами, изобретателями. Во вторую очередь – военными специалистами и командирами самых разных толков. Кроме того, объект запросил у товарища Слуцкого обширный отчет по состоянию экономики в США, Германии, Франции и Великобритании, прося выяснить и уточнить детали, связанные с номенклатурой и стоимостью производимой продукции, способам организации производства, допускам, расходам станко‑часов и человеко‑часов, отходам и так далее.

– Вы подготовили этот отчет?

– Да. Три дня назад передали объекту. Правда, параллельно он запросил аналогичный отчет по Наркомату тяжелой промышленности. Его подготовили и передали нам, – Берия замялся.

– Считаете, что этот отчет может быть попыткой разведывательной деятельности?

– Вполне возможно. Поэтому мы пока не спешим его передавать.

– Ждете разрешения?

– Да.

– Вы проанализировали эти отчеты?

– Если им верить, то ситуация в области промышленности получается очень неожиданной. Лично я был убежден в том, что у Советского Союза очень слабая промышленность, но… увидев эти документы, я пришел к выводу, что наша промышленность не слаба, она, скорее, безалаберна и не квалифицированна. Ни у одной ведущей мировой державы нет такого количества практически не обученных ничему рабочих. Ситуация носит катастрофический характер. Мы можем производить в несколько раз больше продукции, чем сейчас. Точнее, мы ее и производим, только вот она уходит в брак на том или ином этапе. Например, из ста семидесяти шести рублей, что мы отпускаем на закупку винтовки образца 1930 года, на ее производство уходит примерно треть. Все остальное идет на компенсацию брака. Но винтовка – это еще простое производство. По мере усложнения образца растет и доля в его закупочной цене компенсационных затрат на брак. В Германии куда более сложная в производстве винтовка Маузера стоит восемьдесят восемь рублей. И в эту сумму включена и компенсация брака, и более высокие зарплаты рабочим, и амортизации по средствам производства, и более дорогое сырье.

– Товарищ Берия, а не мог ли товарищ Слуцкий ввести в заблуждение своих товарищей?

– Никогда нельзя исключить предательство, но мы проверяли за ним его выводы выборочно. Все сходилось вполне аккуратно.

– У вас с собой эти доклады? – спросил Сталин.

– Нет. Но в течение часа…

– Хорошо. Тогда жду их с нетерпением.

– Что нам делать по докладу Наркомата тяжелой промышленности? Объект о нем уже несколько раз спрашивал.

– Там есть какие‑нибудь секретные сведения?

– Конечно. Но их при некотором желании можно получить и иным путем, не демонстрируя своего интереса.

– Тогда передавайте. Но наблюдение за объектом усильте. Я хочу знать, куда он передаст сведения.

– Вряд ли объект их кому‑нибудь будет передавать. По крайней мере, не сейчас.

– Почему вы так считаете?

– Он знает, что за ним ведется постоянное наблюдение. Иногда даже приветственно машет ручкой нашим ребятам из «наружки». Даже если «Бонапарт» агент иностранной разведки, то он не пойдет на такой риск в текущих условиях.

– Товарищ Берия, давайте не будем рисковать, – выразительно посмотрев на Лаврентия, произнес Сталин.

– Конечно, товарищ Сталин, – кивнул головой Берия. После чего попрощался и покинул кабинет. Дела не ждали.

Глава 8

25 июля 1936 года. Московская область. Село Волынское. Ближняя дача. Вечер.

Максим Максимович Литвинов [20] делал свой доклад перед экстренно собранной оперативной группой, прибывшей на дачу Сталина. Кроме ближнего круга на нем присутствовало несколько видных специалистов, в том числе и заместитель наркома обороны Михаил Николаевич Тухачевский.

– …в конечном итоге, вечером семнадцатого июля в испанском Марокко началось восстание фашистов против республиканского режима, – продолжал рассказывать Литвинов. – Судя по тому, как произошел мятеж, есть все основания считать, что его тщательно подготавливали. Однако успех первых двух дней, вызванный растерянностью правительства, оказался обманчивым. Уже к двадцатому числу мятеж во многих провинциях провалился, и фашисты смогли закрепиться только на тридцати процентах территории Испании. В остальных районах силы, верные правительству, смогли самостоятельно разгромить мятежников. Сейчас никаких серьезных сражений не происходит. Однако на международной арене обстановка накаляется. Сегодня утром Франция выступила с заявлением о том, что она решительно осуждает гражданскую войну в Испании и отказывается продавать какое‑либо вооружение испанскому правительству, дабы как можно быстрее прекратить братоубийственную войну.

– Какие силы остались в распоряжении республиканской власти? – спросил Тухачевский, пользуясь слегка затянувшейся паузой, в ходе которой все присутствующие обдумывали новость.

– Большая часть вооруженных сил Испанской Республики перешла на сторону фашистов, – произнес Литвинов. – В распоряжение правительства на данный момент находятся преимущественно плохо вооруженные милиционные формирования. Фактически республике нужно с нуля воссоздавать свою армию.

– Как скоро договор о невмешательстве в Испанский вопрос подпишут другие ведущие мировые державы?

– Сложно сказать. Не раньше середины августа, я полагаю.

– Как вы считаете, товарищ Литвинов, как долго в таких обстоятельствах продержится Испанская Республика? – Тухачевский был спокоен и выдержан, в отличие от сильно встревоженного Литвинова. Сталин же, как и остальные, молча наблюдал за развернувшейся беседой.

– Это сложно даже предположить, – развел руками Максим Максимович. – Если к договору о запрете продажи вооружений республиканской армии присоединятся другие страны Европы, то, по всей видимости, ситуация окажется тупиковой. Конечно, в руках республики все еще остаются определенные запасы вооружения, но в ходе войны они будут убывать. Как и боеприпасы. Промышленность Испании не справится с производством даже боеприпасов в необходимых количествах. Учитывая баланс сил, война рано или поздно либо приведет к развалу Испании на несколько государств, либо к ее оккупации той же Португалией. Но все это будет длиться довольно долго из‑за больших проблем с вооружением и боеприпасами, которые начнут испытывать обе стороны уже через пару месяцев боевых действий.

– А если фашистам станут помогать? Например, Германия и Италия? – продолжал Тухачевский. – Проигнорировав договор о невмешательстве?

– Тогда республика падет. Но браться предугадывать сроки я не хочу, так как они зависят от многих обстоятельств, однако шансов у нее уже не будет. Ориентировочно на это может потребоваться год или два. Может быть, три, но это при оптимистичных оценках.

– Безусловно, – кивнул Михаил Николаевич. – Товарищ Литвинов, как вы думаете, станет ли Испания, после установления там фашистского режима, союзником Берлина и Рима?

– Я думаю, что да. С Великобританией и Францией у них напряженные отношения, особенно после этого эмбарго. Если Германия и Италия окажут испанским фашистам помощь, то обретут в их лице надежного союзника просто потому, что испанцам будет больше не к кому примкнуть, а проводить самостоятельную политику им будет крайне сложно из‑за чрезвычайной слабости экономики.

– Товарищ Литвинов, – тихо сказал Сталин, – товарищ Тухачевский подводит вас к вопросу о том, может ли Советский Союз вмешаться в Гражданскую войну в Испании и какие нас ждут последствия.

– Последствия… – задумался на несколько секунд Максим Максимович. – О них сложно говорить, но уже сейчас совершенно ясно, что Великобритания и Франция будут занимать позицию враждебного нейтралитета по отношению к республиканской Испании. Ведь там сильны различные социалистические и коммунистические силы. Германия, Италия, Португалия совершенно точно будут осуществлять помощь восставшим, придерживаясь формально нейтралитета и подписав общий пакт о невмешательстве в дела Испании. – Литвинов на несколько секунд задумался, протирая лоб платком, после чего продолжил: – В случае нашего вмешательства в испанские дела очень сложно предсказать реакцию европейских держав. Тут вопрос упирается в то, каким именно будет это самое вмешательство. Если мы попробуем перебросить в Испанию вооруженные силы, то могут случиться неприятные инциденты.

– Как вы считаете, товарищ Литвинов, – продолжал развивать тему Тухачевский, – если Советский Союз не подпишет договор о невмешательстве в дела Испании либо максимально затянет это дело, придираясь к формулировкам, то решится ли кто‑нибудь из участников данного конфликта открывать огонь по советским конвоям? Прежде всего, это касается Великобритании, Франции, Германии и Италии.

– Открытие огня будет очень большой проблемой в международных отношениях, – задумчиво произнес Литвинов. – Фактически это станет объявлением войны, которая, безусловно, очень быстро превратится в мировую войну.

– Спасибо, товарищ Литвинов, – кивнул Тухачевский и замолчал. Вопросов у него больше не было. Да и у других участников совещания, поэтому Народного комиссара иностранных дел отпустили и продолжили совещание уже совершенно в ином ключе, который его не касался.

– Вы хотите втянуть Советский Союз в мировую войну? К чему вы клоните? – спросил Сталин, после того как Литвинов вышел и закрыл за собой дверь.

– Вы позволите, я обрисую ситуацию так, как я ее вижу?

– Мы все вас внимательно слушаем, – кивнул Сталин.

– В том случае, если фашисты в Испании победят, блок из Германии и Италии обретет нового, важного союзника. Конечно, в военном плане ничем серьезным Испания похвастаться не сможет. Однако несколько дивизий, в случае чего, сумеет выставить. Но это не столь важно. Главное заключается в том, что Испания – страна аграрная и ее основным экспортным продуктом являются продукты питания. Как раз то, что жизненно необходимо Германии в случае большой войны. Кроме того, это вольфрам [21], медь, олово, свинец и многое другое. Испания, став союзником Германии, очень сильно ее выручит в плане обеспечения самым разнообразным сырьем, в том числе редким и ценным, что серьезно укрепит экономику и реальные возможности фашистского блока.

– А в случае, если фашисты в Испании не победят?

– Ядро защитников республики составляют анархисты и ряд ультралевых движений, вроде троцкистов. Поэтому можно предполагать, что и сам Троцкий включится в борьбу в Испании, а будучи неплохим авантюристом и комбинатором, сможет вполне преуспеть в этом деле. Не думаю, что для Советского Союза будет выгодно иметь в Европе троцкистскую Испанию. Ведь в некоторой перспективе это будет означать потерю для нас и Франции, в которой социалистические и коммунистические движения продолжают нарастать.

– Но ведь остается вариант с расколом Испании на два противоборствующих государства и ее оккупацией, – возразил Егоров.

– Вы считаете, что испанские фашисты остановятся? – с легкой улыбкой спросил его Тухачевский. – Очень маловероятно. Они пойдут до конца. Тем более что я совершенно уверен в том, что Германия и Италия будут оказывать максимально возможную помощь испанским фашистам. Вероятно, к ним присоединится Португалия.

– Почему вы так считаете, товарищ Тухачевский? – не усидел Шапошников.

– Перспективы создания фашистской Испании я уже объяснил, – спокойно ответил Тухачевский. – Для них выгодно получить такой замечательный источник сырья и продовольствия. Однако есть и другие причины. Во‑первых, в Германии и Италии последние годы шли разработки новых видов вооружения. Им всем нужны фронтовые испытания. Во‑вторых, нужны фронтовые испытания новым схемам и тактикам ведения боя, которые были созданы после Империалистической войны. В‑третьих, немцам и итальянцам нужно провести через Испанию как можно больше будущих офицеров, чтобы получить обстрелянных командиров. Ведь согласитесь – ни одно училище не заменит реального боевого опыта. На мой взгляд, этого перечня вполне достаточно для того, чтобы немцы с итальянцами приложили все усилия для победы фашистов в Испании.

– Да, – кивнул Шапошников, – вполне разумно.

– Получается, что если Советский Союз останется в стороне, – подвел черту Молотов, – то любое развитие событий в Испании оказывается для нас неблагоприятно.

– Но даже если мы вмешаемся, победить мы не сможем, – дополнил его Тухачевский. Все оглянулись на него.

– Почему? – слегка поправив пенсне, спросил Берия.

– Потому что нам не дадут, – все так же спокойно и выдержанно продолжал продвигать свою позицию Тухачевский. – Великобритании и Франции второй форпост коммунизма не нужен, тем более под боком. Если мы начнем вмешиваться, то получим, безусловно, сильное возмущение так называемой прогрессивной европейской общественности. Но до тех пор пока республиканские войска не начнут одерживать решительную победу, вряд ли кто‑то решится на что‑то большее, чем словесное осуждение. Для Великобритании и Франции важно максимально ослабить Германию, Италию и Советский Союз, а ничего лучше войны не ослабляет. Ведь это серьезные траты. Для Германии и Италии наше участие на стороне их противника до какого‑то момента будет выгодно. Это серьезно повысит реалистичность проверки новых систем вооружения и тактических схем. Ведь участие РККА в качестве их противника на голову, а то и на две превосходит милиционные части Испанской Республики. Но, повторюсь, до определенного предела, после которого это может превратиться во что‑то большее, чем военный конфликт в Испании.

– И что вы предлагаете? – смотря все тем же прищуренным взглядом, спросил Сталин, выглядевший, впрочем, уже заинтересованным.

– Протянуть как можно дольше подписание договора о невмешательстве, ссылаясь на что угодно, например на некорректные формулировки. За это время осуществить ограниченные поставки современного вооружения для республиканской армии и ограниченные же контингенты войск, оформив их, скажем, добровольцами‑интернационалистами с самостоятельным командованием. И провести масштабные фронтовые учения и испытания новых видов вооружения, тактических схем и прочего. То есть выполнить всю ту же программу, к которой стремится Германия с Италией, только без получения Испании в качестве союзника. Главное в нашем случае – дать командирам реальный боевой опыт, проверить теоретические наработки и максимально затянуть Гражданскую войну, потому как если она закончится быстро, то к началу Большой войны Испания сможет выставить намного больше войск и осуществлять более масштабные поставки сырья с продовольствием. Кроме того, есть еще один очень важный нюанс, – Тухачевский слегка замялся на полуслове, но через несколько секунд продолжил: – У Испании есть золотой запас, который в случае всемерной политической и некоторой военно‑технической помощи мы сможем взять на хранение. Если мне не изменяет память, то Испания сейчас имеет четвертый в мире золотой запас, то есть что‑то порядка шестисот тонн. Все мы вряд ли сможем получить, но тонн четыреста – вполне. То есть где‑нибудь в тридцать восьмом году, максимум в тридцать девятом мы сможем закупить на эту сумму в том же США новейшее промышленное оборудование. – Все присутствующие в зале слушали этот монолог молча и внимательно. – Кроме того, нам ничто не мешает в ходе Гражданской войны осуществлять закупки ценного сырья по удобным для нас ценам в уплату за оружие. Тот же вольфрам вряд ли он будет лишним. Я полагаю, что если мы не сможем создать из Испании своего союзника, то должны всемерно ее ослабить как противника.

Все разошлись, когда небо на северо‑востоке стало наливаться синевой, – в июле светает рано. Сталин еще долго стоял у окна, любуясь подступающим рассветом и обдумывая основные моменты прошедшего совещания.

«Этот «Лазарь» опять всех взбаламутил», – подумал он, попыхивая трубкой.

Конечно, это было явным преувеличением, но, надо признаться, Тухачевский сумел заинтересовать всех, включая Хозяина. Идея выглядела хоть и авантюрно, но очень заманчиво. Именно по этой причине 26 июля 1936 года, несмотря на выходной, по СНК СССР был издан приказ, положивший начало подготовительным работам по обеспечению розыгрыша дебюта «Испанской партии». Время поджимало, и уже вечером в Мадрид в срочном порядке вылетел Леонид Яковлевич Гайкис с пакетом документов, подтверждающих его права полномочного представителя при республиканском правительстве.

Глава 9

27 июля 1936 года. Москва. Болотная площадь. Лавочка. Вечер.

– Михаил Николаевич, – вкрадчиво поинтересовался Берия, – отчего вы вчера на совещании не просились в Испанию? Ведь хотели же.

– А меня туда кто‑нибудь отпустит? – улыбнулся Тухачевский. – Вы же не хуже меня знаете, что после всего произошедшего мне до конца не доверяют, а я сам нахожусь в очень плотной проработке вашего ведомства. Предположу, что вы если не каждый день, то регулярно слушаете доклады о том, что нового нашли сотрудники НКВД по моей персоне.

– Реалистично, – усмехнулся Лаврентий Павлович. – Часто замечаете моих сотрудников?

– Изредка. Просто когда знаешь, что за тобой круглосуточно следят, их не так и сложно обнаружить.

– Вам ведь никто не говорил о том, что вас не выпустят.

– Но никто и не давал понять, что я смогу поехать. Тем более что туда совершенно точно прибудет Троцкий, с которым у меня появится возможность встретиться. Как я понимаю, это совершенно нежелательно.

– Вы правильно понимаете, – невозмутимо ответил Берия. Выдержал небольшую паузу, после чего продолжил: – Михаил Николаевич, вы сильно изменились, кардинально поменяли свои взгляды на многие вопросы. Это сейчас видят уже все. Кроме того, вы фактически прекратили общаться со своими бывшими товарищами. Мне непонятно, это попытка их уберечь в случае вашего краха или предательство?

– Предательство своего дела и своих товарищей?

– Да. Насколько я знаю, вы всегда были весьма амбициозны, стремясь к карьерному росту. Я не понимаю причин, которые вас так сильно изменили. Кардинально. Вы не только стали думать по‑другому, но и даже вести себя.

– Считаете, что я не Тухачевский? – спокойно спросил Михаил Николаевич, невозмутимо взглянув в глаза Берии, который только лишь слегка сверкнул своим пенсне, выражая некоторое удивление.

– Не буду лукавить, – произнес Берия, – мы провели экспертизу после покушения и установили вашу личность. Ситуация была более чем подходящей. Так что никакой подмены мы не предполагаем. Иначе бы все было по‑другому. Однако вы очень сильно изменились. Врачи говорят, что голова – это темное место, и как она на самом деле работает, никто не знает. Впрочем, пояснив, что обычно, при нахождении человека на грани жизни и смерти, таких разительных изменений не происходит. Знания, умения и навыки не приходят озарением. Всему нужно учиться.

– И вы считаете, что я не учился?

– Учились, но, по мнению ряда экспертов, вы смогли продемонстрировать очень высокий уровень оперативного мышления, когда подготавливали отчет о состоянии РККА. Никогда прежде за вами подобного не замечалось. Я даже больше скажу – ваши тезисы о роли связи, транспорта и топлива в предстоящей войне поставили на уши не только все руководство РККА, но и СНК. Это очень сильный рывок вперед, как будто вы из первого класса за один год перешли в седьмой. Просто удивительно.

– Мне лестна такая оценка…

– Кто автор этой работы?

– Я, – честно ответил Тухачевский, подразумевая обе свои личности, из‑за чего его слова прозвучали особенно искренне. Настолько, что Берия удивленно хмыкнул. – Вы мне не верите?

– Мы вам верим, но не доверяем, – честно признался Берия. – Ваше поведение вызывает такие сильные подозрения, что они превышают все разумные пределы.

– И я жив только до тех пор, пока полезен общему делу? – спросил Тухачевский, заметив, как от его реплики у Берии напряглось лицо.

– Так вопрос не стоит.

– Вот видите, – улыбнулся Михаил Николаевич, – мы взаимно не доверяем друг другу. Ведь это будет только мешать нашей дальнейшей работе. Как это исправить?

– Как? – Берия поджал губы и задумался на несколько секунд. После чего встал, протянул руку для прощания и сказал: – Я не знаю, как это исправить. Но надеюсь, что со временем все встанет на свои места.

Глава 10

28 июля 1936 года. Москва. Редакция газеты «Правда». Рабочий кабинет Мехлиса.

Специальная комиссия при Наркомате обороны, созданная Тухачевским для разработки современной военной доктрины Вооруженных сил Советского Союза и перечня сопутствующих документов, начинала тормозить свою работу. Нет, конечно, Михаил Николаевич раз за разом пытался повысить результативность работы комиссии, но было хорошо видно, что она начинает захлебываться, погружаясь в пучину пререканий и идеологического бреда, которым пытались подменить объективные сведения, факты, анализ и прочее.

В свою молодость, когда только начинал свою службу, Агарков был уверен в компетентности руководства. По крайней мере, незамутненность сознания опытом и знаниями позволяла ему считать, что он просто‑напросто не постигает глубинного смысла и оперативного замысла. Да и знаменитые слова о вредителях, шпионах, диверсантах и прочей «нечистой силе», будучи на слуху, сильно смягчали оценку обстановки.

Однако сейчас, когда он столкнулся с этими «героями», уже имея богатый жизненный опыт и серьезные навыки, ему стало не до оправдания «глубинных смыслов». Уже через месяц работы конструктивная обстановка, заданная первоначально, стала стремительно превращаться в бардак и выяснение отношений. Разве что до рукоприкладства не доходило, но, учитывая «высокий» культурный уровень начальствующего состава РККА, привлеченного к работе в комиссии, можно было ожидать чего угодно. Увы, стиль работы, органично вписавшийся в стихию Гражданской войны, оказался совершенно неприемлем для строительства современной регулярной армии. Ситуацию усугубляло и то, что таких людей было слишком много среди высшего и старшего комсостава, а потому замены особенно «выдающихся» деятелей успеха не имели. Среди равнозначных фигур менять приходилось «шило на мыло», а мнения более молодых и адекватных полковников просто не воспринимались командармами и комкорами, забронзовевшими в своей прошлой славе.

Что же касается личного примера… То, увы. Прежний Тухачевский снискал среди коллег слишком громкую и устойчивую славу амбициозного барчука, и его призывы к методичной и вдумчивой работе пока имели эффект проповеди о вреде пьянства из уст человека с лицом алкоголика. Стереотипы восприятия – чтоб их! На их ломку необходимо время, а вот его‑то и не хватало. Катастрофически.

Поэтому в конце июля, когда стали звучать вопросы о результатах и сроках работы комиссии, маршал отчетливо понял – нужно что‑то предпринимать, дабы прекратить эту вакханалию и реанимировать реальную работу. Ибо если все оставить как есть, то можно было вполне реально подвести под удар разгромной критики не только себя, но и все начинания, что он пытался провести в РККА не по итогам войны, а до ее начала. Ситуацию нужно было срочно спасать. Назрела необходимость в союзнике, своим присутствием способном резко остудить самые горячие головы. Поэтому он отправился к Льву Захаровичу Мехлису [22].