Текст книги "Счастливые времена (СИ)"

Автор книги: Михаил Антонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

   Я задумался и ответил:

   – Ты знаешь, нет. Нигде, ни в одном романе, насколько я помню, описания способа перемещения нет. Там таким вещам внимание не уделяется, главное для автора – закинуть героя подальше и сбросить на его голову побольше невероятных приключений, как, например, битва с динозаврами, встреча с историческими личностями, изменение плохо удавшегося прошлого, спасение своих, ранее погибших возлюбленных и друзей, и всякое тому подобное. И что самое обидное, для всех литературных героев все это сходит безнаказанно. Ни одного из них никогда не поджидала неудача. Конечно, если речь идет о добронравном гражданине, а не о записном злодее. А , на мой взгляд, путешествие во времени сопряжено с массой всевозможных неприятностей и неожиданностей. Особенно, для таких неподготовленных людей как вы.

   Представь, Евгений, что ты также без предупреждений попал бы в 17 век, в его начало, в так называемое «Смутное время». Начнем с элементарного: денег у тебя тогдашних нет, а если и есть с собой какие-то ценности, то ты не знаешь, чего же они в действительности стоят. Да что мне тебе объяснять, ты же историк!

   Говоришь ты, в отличие от тогдашних жителей, чуть ли не на другом языке. Понять русских людей ты пожалуй сможешь, но за своего никак не сойдешь. Опять же за кого тебе себя выдавать? Если за крестьянина, так почему бродишь – беглый что ли? Если посадский, так где живешь, да какое ремесло знаешь? Историки, да еще советской школы, марксистско-ленинской выучки, тогда точно не нужны были.

   С одной стороны, тебе, как профессионалу – историку, может быть, любопытно посмотреть на то, как тогда жили люди, но я боюсь ты немного успел бы увидеть. Зато у тебя были бы большие шансы окончить свои исследования на княжеской дыбе или в монастырском подземелье. Даже Петрович – слесарь– инструментальщик и, в какой-то мере, сантехник – вряд ли смог бы использовать с толком свои трудовые навыки. Куда он без современных станков и инструментов? Если только в подручные к кузнецу или шорнику. Солдаты? Да, в них тогда нужда была. Но вряд ли Гриша сумел бы без подготовки правильно обращаться с мечом, секирой или пищалью. Да и гибнуть за то, чтобы свергнуть Лжедмитрия и посадить на царство Василия Шуйского современному человеку покажется бессмысленным.

   Также бесполезно было бы тебе, Евгений, выдавать себя за дворянина, купчину или иностранца. Зададут несколько вопросов, и сразу выяснится, что ты врешь, поскольку не знаешь ни их образа жизни, ни их географии, ни их законов, ни тогдашних порядков.

   И потом, если ты только во времени переместишься, а не в пространстве, то окажешься в чистом поле. Города нашего тогда, как ты, Женя, знаешь, не было. Ермак Сибирь уже завоевал, но освоена она была еще плохо и использовалась в основном для ссылки политических противников. Урал тоже был практически безлюден. Только вдоль рек и на берегу озер располагались небольшие башкирские поселки, да летом могли забрести сюда кочевые предки казахов. Вот бы они обрадовались свежему незнакомому человеку в твоем лице. Скрутили бы тебя, как миленького, да свезли куда-нибудь в Хиву, да продали бы там на невольничьем рынке. Кто за тебя заступится, кому ты нужен? Ни ООН, ни прав человека тогда не было. Тоска!

   А если вспомнить про такие мелочи, как отсутствие электричества, горячей ванны, больничных листов, общественного транспорта? Бр-р-р. Мрак! Так что, друзья мои, вам крупно повезло, что вы попали не в далекое прошлое, а в ближнее будущее. Жизнь изменилась, конечно, но не так, чтобы обухом по голове.

   – Сразу видно литератора. Такую ты нам картину нарисовал. Но ты же еще и инженер, как же по-твоему можно организовать перемещение во времени?– продолжал атаковать Никонов.

   – Тайна сия – великая есть. Вообще-то, в желтой прессе время от времени публикуются статейки, что якобы наши и американские ученые пытаются решить эту проблему, что где-то у одной мышки якобы сэкономили несколько секунд жизни, но, по-моему, это бред.

  – Значит, проблема эта не разрешима?

   – Ну почему же. Вас же кто-то сюда доставил.

   Если точно определить, что такое время – физическую его суть, понять, как оно изменяется, то тогда, наверное, можно решить проблему и перемещения в нем одушевленных и неодушевленных предметов. Я могу высказать тебе только свои предположения.

   – Ну, давай,– согласился Евгений.

   – Ты про кривизну пространства слышал?

   – Только то, что его считают кривым.

   – Вот и я тоже. Что якобы пространство, где расположена наша вселенная, кривовато. Так я себе представляю это пространство в виде пружины. Представь себе вертикально стоящую спиральную пружину.

   – Это типа диванной, что ли?

   – Да.

   – Представил.

   – Путешествовать по ней можно либо честно: проходя виток за витком, как сделал бы это муравей, ползущий по пружине,– продолжил я объяснения,– или используя окружающее ее снаружи и находящееся внутри этой пружины гиперпространство. Блоха, которая умеет прыгать, а не только ползти, как ты догадываешься, запросто может перескакивать через отдельные сектора этих витков, если будет прыгать горизонтально, или пропускать целые витки пружины, если начнет скакать по вертикальной составляющей. Понятно?

   – Да,– согласился Никонов.

   – Так вот и мы, все человечество, ползем вверх по пружине времени, а где-то там, повыше нас на пару витков, какие-то блохи научились прыгать через гипервремя и приходят к нам в гости по мере надобности. Или сигают в будущее, если их туда пускают. Возможно, кстати, что все НЛО или какая-то часть из них и есть эти самые машины времени.

   – Какие НЛО?– спросил Григорий, пытающийся тоже уяснить мои идеи.

   – А, так вы не знаете? У вас же гласности еще нет. Вы же про неопознанные летающие предметы ничего еще не читали. Конечно, согласно марксистско-ленинской теории непознаваемой материи нет, и все летающие блюдца, согласно установкам КПСС,– это оптический обман зрения,– иронизировал я.

   Но поскольку и этой моей иронии они тоже не поняли, мне пришлось им рассказать про все уфологические бедствия, которые обрушились на нашу страну с тех самых пор, когда про них стало можно писать в газетах и журналах.

   – Так вот, сейчас и исчезновения некоторых людей и прилеты всяких инопланетян можно объяснить тем, что кто-то проникает к нам сквозь время или пространство.

   – Это что, официальная версия?– спросил Женька.

   – Побойся бога. Мы живем в свободной стране, и каждый может иметь свою точку зрения по любому вопросу,– отвечал я.– Это исключительно моя версия, да еще и придуманная специально для тебя и только что. Поскольку до сегодняшнего дня проблемы устройства Вселенной и возможности путешествия во времени меня не интересовали. Ты задал вопрос – я тебе ответил, как я себе это представляю, и что по этому поводу думаю. Может вся моя теория и выеденного яйца не стоит, и какой-нибудь ученый муж охотно над ней похихикает, но ,на мой взгляд, она ничуть не хуже всех остальных. Ведь и все те версии о строении Мира, что выдвигают различные многоумные академики, тоже ничем, кроме их научного авторитета, не подкреплены.

   В этот момент мы вышли на площадь Революции и Петрович, удивленный увиденным, спросил:

   – Это что за сборище?

   Действительно, для моих спутников, привыкших в советское время к чистоте и пустынности на центральной площади, вид десятков плотно стоящих машин и толкающихся между ними нескольких тысяч горожан был непривычен.

   – Это – городская ярмарка, самый дешевый универсам под открытым небом,– ответил я, после чего кратко рассказал своим спутникам об истории возникновения подобного торжища в центре города.

   Через толпу мы добрались до памятника Ленину, и тут судьба нас всех развела. Первым откололся Петрович. Он встретил какую-то знакомую гражданку его же лет, которая увлекла его куда-то к зданию областной администрации. Мы, оставшись втроем, посмотрели, как собирают подписи граждан различные предвыборные объединения, особенно Грише приглянулся столик, где за автограф и паспортные данные давали сигареты. У него военного билета с собой, естественно, не оказалось, но я его выручил, и записался сочувствующим в какой-то блок. Получив сигареты, прапорщик подошел к другой группке, и ему тут же вручили какую-то листовку и вовлекли в дискуссию о либерально-демократической партии. Поскольку мне это было неинтересно– я никогда не спорю на улице на политические темы,– то, отведя Женьку немного в сторону, я стал рассказывать ему о том, как он вторично познакомился со своей Еленой.

   – Ты тогда в армии служил.

   – Я в армии?

   – Ну да, по блату тебя устроили в политуправление местной воинской части, кем-то вроде помощника по комсомольским делам. Одним словом, помогать тому, кому делать нечего. Даром что ли ты преподаватель общественных наук?

   И, поскольку служба у тебя «ответственная» и «трудная», ты почти каждую субботу шастал в увольнения. Во время одного из таких увольнений мы с тобой и встретили Елену. Как сейчас помню, едем в троллейбусе, никого не трогаем, пива взяли. И тут входит в салон миленькая мамзелька-студенточка. Я попробовал обратить на себя ее внимание, но она смотрела только на тебя. Ты был весь такой геройский, в серой шинели, с лычками. Я даже думал, что она из породы тех, кто любит военных, и хотел уже в ней разочароваться, но оказалась, что она – твоя бывшая ученица. Вы долго беседовали, и я подбил тебя взять у нее телефончик...

   – И что дальше?– спросил Никонов.

   – После выпитого пива мы стали звонить ей, но почему-то все время попадали не туда– номер забыли. И так бы все и сошло на нет, но вдруг на Новый год ты заявился ко мне в гости уже с Леной. Оказалось, что ее правильный телефон кто-то из нас записал в твой перекидной календарь...

   Дальнейших подробностей этой истории мы с Никоновым выяснить не успели, поскольку меня окликнули.

   – Сережа! Меньшов!

   Я обернулся. Сзади стояли Катенька Иванова и Дина Ахметшина – телефонистки из нашей управленческой АТС, а также мои соседки по рабочему месту – наши комнаты в здании управления железной дороги располагались рядом.

   – Ты деньги получил?– спросила Дина.

   – Какие?

   – Сегодня за июль зарплату дают, беги, получай, а то всем не хватит,– пояснила Катенька.

   – А вы, значит, получили и уже транжирите?– спросил я.

   – Что же на них молиться, что ли. Ты давай, Сережа, поспешай.

   – А почему в октябре и за июль?– удивился Никонов.

   – Что я тебе сейчас про неплатежи и задержки в зарплате объяснять буду,– прервал я его.

   И добавил после паузы:

   – Ладно, я сейчас быстро сбегаю на работу, а ты меня здесь подожди.

   Честно заработанные деньги в последнее время давали редко, поэтому любая возможность их получить была праздником. Добравшись до своей любимой организации, располагавшейся тут же на площади, я, отстояв очередь, успел-таки получить зарплату. Потом меня задержал мой сменщик Дима Трофимов, в итоге, когда я, наконец, освободился и вернулся к памятнику Ильичу, то ни Никонова, ни Федоренко там уже не застал. Я не стал очень долго удивляться этому обстоятельству и, поскольку никаких дел в центре города у меня больше не имелось, решил вернуться домой.

   ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

   «Продолжение вчерашнего, или тринадцать лет спустя»

   В квартире у меня царила тишина и покой: жена с работы еще не пришла, а сыновья, отучившись в школе, видимо, ушли куда-то по своим мальчишечьим делам. Выложив деньги из карманов и вентили из сумки, я решил, что неплохо бы зайти к Никонову и узнать, вернулся ли он домой и как его дела.

   Возле подъезда друга мне опять попался на глаза синий шикарный автомобиль с антеннами на крыше. А в квартире Никонова я застал веселую компанию все в том же составе: Евгений, Степан Петрович, Григорий да еще к ним добавился новичок– молодой парень, которого они называли Стасиком. Его я узнал не сразу, и только через некоторое время вспомнил, что когда-то он был соседом Никонова по подъезду. Последний раз я встречал его лет восемь назад. Со слов Женьки, но не этого, двадцатитрехлетнего, а того, что сейчас пребывал в Уфе, я слышал, что Стасик этот вовремя подсуетился по комсомольской линии, создал молодежный центр инициатив и вскоре стал крутым бизнесменом. Естественно, что из своей халупы на первом этаже он съехал и то, что он сейчас пьет водку с этими горе– путешественниками, меня крайне удивило.

   Мне налили без разговоров, хотя я и не просил.

   – Оказывается, мы в будущее попали всем подъездом, все четыре квартиры,– пояснил мне причину появления нового действующего лица Никонов.

   – А первый подъезд?

   – Нет, там полно незнакомых. Одну из квартир, вообще, цыгане– беженцы из Молдавии снимают, их там человек пятнадцать, не меньше. В наше время их там точно не было,– ответил Евгений.

   – Ну, вот теперь видны границы временной дыры – половина вашего дома,– сделал я заключение, выпив налитое.– Правда, я не могу сказать, чем это вам поможет.

   – А мне, собственно говоря, здесь нравится,– поделился своими соображениями Стасик.– Счастливые времена! Я в 82-м году жил намного хуже. А сейчас, если деньги есть, жизнь прекрасна. Выпивка, какая хочешь, жратва – любая: и импортная, и наша. Девочек можно по телефону приглашать, и делают они все, что захочешь.

   – Так это ты из пятой квартиры, где с утра музыка гремела и к тебе какая-то деваха ломилась?– спросил я.

   – Точно,– согласился он, улыбаясь.– Классная девочка была, но дорогая.

   – Сколько сейчас это удовольствие стоит?– поинтересовался я.

   – Эта – двести. Двести тысяч за час,– ответил Станислав, не упомянув, однако, что гостья пробыла у него три часа.

   – Двести тысяч за б...ь?– изумился Петрович.– Едрена вошь! Всю мою теперешнюю пенсию за одну шлюху?

   – Раньше можно было и подешевле найти,– меланхолично заметил Гриша, снова разливая водку уже по всем стаканам.– За трояк – на вокзале, за двадцать пять – приличную бабу, за полтинник– принцессу.

   – Спрос рождает предложение. И сейчас за пузырь можно синявку какую-нибудь снять, но зачем мне «три пера»? Я вот пригласил профессионалку, это и здоровью не угрожает и организму полезно. Я ведь теперь холостой.

   – Двести тысяч за проститутку,– продолжал вздыхать Петрович.

   – Это еще под вопросом, холост ты или нет,– сказал Женька.– Может быть, что в этом 95-м ты уже женатый отец семейства. Похоже, он неплохо усвоил уроки перемещения во времени.

   – Ну уж, нет, мне и одному неплохо.

   – Это тебе сейчас хорошо, девочку поимел, пожрал вкусно, водки хорошей выпил,– Женька показал на стоявшую на столе бутылку «Абсолюта».– А ты уверен, что это – все твое? А что если придет настоящий хозяин квартиры? Ты ведь сейчас в этом доме не живешь.

  Евгений поглядел на меня в поисках поддержки его слов.

   – А бог знает, кто в 5-й квартире живет,– пояснил я. Раза два я видел, какие-то парни с коробками приезжали. Так и то это летом было. Но насколько я знаю, ты, Стасик, в наше время – бизнесмен. Следовательно, с долгами, если тебя застукают пожирающим чужую черную икру, ты рассчитаешься. Так что живи полной жизнью, авось, обойдется.

   Настроение у Фигурнова после моей реплики стало менее радостным, на душе заскребли кошки. Однако то, что надписи в календаре были сделаны его рукой, а деньги на красивую жизнь он нашел в личном тайнике, который сам оборудовал на кухне, как только получил эту квартиру, его немого успокоило. Вряд ли новые хозяева там же хранили свои сбережения. Так что Станислав перестал беспокоиться и, обдумав все, предложил выпить.

   Предложение его поддержали и опорожнили стаканы, закусывая Женькиными огурчиками и Стасиковой импортной колбасой.

   – Двести тысяч,– никак не мог успокоиться впечатлительный Смолянинов,– а меня какая-то фирма «Олимп-инвест» на девятьсот тысяч нагрела,– пожаловался он.– Большие проценты обещали...

   – Когда это ты, Степан Петрович, успел прогореть?– искренне удивился я.– Ты ведь полного дня здесь не провел?

   – Встретил я на площади сватью свою, она мне и сказала, пояснил слесарь.

   – Так это она тебя на ярмарке перехватила?– спросил Никонов.

   – Ну да. Увидела и говорит, пойдем, дескать, Степан, к администрации, там наши собираются. Какие «наши», спрашиваю. Она и говорит, что наши – это обиженные вкладчики.

   – Обманутые,– поправил я.

   – Точно, обманутые. Вот мне интересно стало, пошел я с ней к администрации – это облисполком наш,– пояснил Петрович для своих партнеров по путешествию.– Там стоит несколько десятков человек, чего-то ждут. Хорошо Мария знает... Это сватью мою Марией зовут. Нашла она меня в каком-то списке, смотрю и вправду моя фамилия и понесенный ущерб – девятьсот тысяч рублей. А у сватьи, так и вообще,– миллион. Положили, как будто, мы их под проценты, чтоб, значит, поболее стало, а эти бизнесмены – сволочи с последними нашими деньгами скрылись. А заправлял фирмой какой-то Фигурнов, такие вот дела.

   Стасика бросило в холодный пот. Слава богу, он жил в этом подъезде совсем недавно и никто из сидящих с ним соседей не подозревал, что Петрович назвал его фамилию. Вообще-то, этот мошенник мог оказаться и просто однофамильцем, но в письменном столе своей шикарной квартиры Станислав видел какие-то старые кассовые ордера, и в них тоже фигурировала фирма «Олимп-инвест».

   – Давайте выпьем,– предложил он, чтобы скрыть свое волнение.

   Возражать никто не стал.

   – Интересно, а когда мы назад?– спросил Григорий, закусывая огурчиком.

   – А тебе тоже сегодняшнее время не нравится?– спросил у него Фигурнов.

   – А чего в нем хорошего. Раньше тем, кто в армии служил и честь, и почет были, и деньги неплохие платили. А сейчас...

  Прапорщик обреченно махнул рукой.

   – Встретил я бывшего сослуживца на рынке, так он сейчас радиодеталями торгует и имеет больше, чем ,если бы продолжал служить,– продолжил он.– Так и эту мизерную зарплату задерживают, пайковые не выплачивают, квартир не дают, с чеченами разобраться тоже не дают, да еще и НАТО в наш огород лезет.

   – Это что, тоже тебе твой приятель рассказал?– искренне удивился я тому объему информации, которую получил от сослуживца Гриша за несколько минут разговора.

   – Нет, это мне уже на площади растолковали. У меня и прокламация есть.

   Из кармана Федоренко извлек смятый листок и аккуратно его развернул.

   – Вот пункт 12 программы: «Сильная армия, сильная милиция и КГБ– гарантия стабильности общества, безопасности граждан и государства», – зачитал он.– Если до выборов здесь проживу, буду за него, за Жириновского, голосовать. Он один за армию заступается.

   – Иди ты со своим сыном юриста,– возмутился Петрович.– Коммунистов надо вертать. При них я был уважаемый человек – пролетарий, гегемон! А сейчас – люпен.

   – Люмпен, – поправил Евгений.

   – Ну да,– согласился слесарь.– Я бы при них и пенсию вовремя получал, и на заводе неплохо мог бы подзаработать.

   Мне стало весело от того, как быстро путешественники во времени определились в своих политических симпатиях. Но вид у них у всех был абсолютно серьезный, и я спрятал свою усмешку.

   Разговор зашел о политике. Почему-то в последнее время эта тема становится превалирующей во всех мужских компаниях, собравшихся выпить. С чего бы не начинали разговор: с женщин ли, со спортивной темы, с бизнеса – все потом как-то само собой упирается в политику. Говорили в основном Смолянинов и Федоренко. Крыли правительство и нынешнюю жизнь, считая себя обманутыми. Женька и Стасик новые порядки защищали. Чтобы примирить политических противников, я разлил по стаканам остатки водки и предложил выпить.

  Опять никто не стал возражать, а Петрович даже сказал тост:

   – Если наши на выборах президента и в думу победят, мы всех этих бизнесменов к ногтю и ...

   Он выразительно надавил ногтем указательного пальца на стол, как будто давил таракана.

   – Это – точно,– согласился с ним Гриша.

   – Ну, вот опять,– скорчил гримасу Станислав.– Все бы вам меня вешать. Не успеете, я смоюсь раньше.

   Женька одновременно с этим радостно рассмеялся. Я не понял, почему агрессивность Степана Петровича вызвала у друга такое веселье, и Евгений мне пояснил:

   – Вчера, то есть в 1982 году, мы также сидели за этим столом, и Петрович с Григорием ругали советские порядки.

   – Тогда все это делали, -согласился я.

   – И Петрович обещал Стаське, что когда коммунистов свергнут, его, как активного комсомольца, повесят на фонаре.

   И все расхохотались над этим точным замечанием историка.

   Потом все, наконец, выпили, и разговор пошел на менее кровожадные темы.

   – Так скажи нам, Серега,– обратился ко мне Федоренко.– Когда жить лучше: сейчас или раньше.

   – У-у-у. Ну ты, Григорий Иваныч, и вопрос задаешь. С разбегу и не ответишь. Раньше была уверенность в завтрашнем дне, вера в конечную справедливость, дефицит колбасы и масса всяких талонов: и на мыло, и на водку, и на сахар.

   – Это как?– удивился Смолянинов.– У нас только мясо и масло по карточкам.

   – Так это только самое начало,– отвечал я.– Вас еще ждет масса интересных открытий и событий. Многое вам еще предстоит узнать и изведать. Да вы, мужики, не переживайте по поводу того, стоит ли вам возвращаться назад в прошлое или нет. Конечно, надо возвращаться. До 95-го года вы все доживете, а вычеркивать тринадцать лет из своей жизни ради того, чтобы уже сейчас начать хлебать нынешнее лихо, я вам не советую.

   А про теперешнее время одно могу сказать: в отличие от вашего 82-го года сейчас есть все. Все можно найти и достать, все продается и покупается: колбаса, сахар, мыло, должности, закон, свобода, любовь.

   – Так и раньше все можно было купить: и милицию, и начальство, и колбасу с черного входа,– возразил мне Станислав.

   – Пожалуй, да. Только не все об этом знали,– согласился я. И не у всех в этом была нужда. Да и есть то, что нельзя купить – веру. Поверить во что-то – можно, разувериться в чем-либо – тоже возможно, но за деньги это чувство не купишь. И счастливые времена, про которые ты, Стас, говоришь, наступают именно тогда, когда мы верим в свое лучшее будущее. Вот Петровича обидели нынешние власти и хапуги предприниматели, и ему сразу захотелось старых порядков, несмотря на все их недостатки. Ему тогда было хорошо, и те времена для него – благословенные. И сейчас таких, как он, много. А у тебя, Стас, сейчас -полный порядок. Тебе кажется, что полный карман денег, шикарные девочки и автомобили, жратва и выпивка будут у тебя всегда. Именно поэтому ты и считаешь, что счастлив. Так что главное для счастья – вера, что все будет хорошо. А с верой нынче тяжело. Потеряли мы веру в добро, в справедливость и в человека. Вот самая грустная утрата на мой взгляд. Все можно найти, все можно достать, все можно купить, а поверить вновь – невозможно.

   – Э-э-э, а та девочка, что ко мне приходила, ее Верой звали. А ты говоришь Веру купить нельзя,– схохмил Стаська.

   Все заулыбались, и в ход пошли анекдоты.

   Так всегда бывает в мужской компании, если устанут обсуждать женщин, разглагольствуют о политике. Надоест спор на политические темы – травят анекдоты, а от анекдотов, особенно, если они на тему: «Вернулся муж из командировки...», можно снова возвращаться к женщинам.

   Похохотав над очередной байкой, рассказанной прапорщиком, гости Никонова почувствовали какую-то незавершенность. Хотелось еще немного добавить, но все спиртное уже кончилось. Петрович и Гриша настолько выразительно смотрели на Стасика, как оказалось ныне самого состоятельного, что тот все понял и, сказав, что пороется у себя в холодильнике, может, там что-то еще завалялось, удалился.

   ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

   «Мордобой»

   Фигурнов открыл входную дверь и вошел в квартиру. На кухне горел свет. Стасик крайне удивился этому обстоятельству. Неужели это он забыл его выключить, прежде чем поднялся в гости к Евгению? Но не успел он сделать и двух шагов по коридору, как оттуда вышли двое крепких парней, одетых в кожаные куртки.

   «Хозяева пришли»,– подумал молодой человек.– «Что я им скажу?..»

   Один из парней, тот, что был в коричневой кожанке, нехорошо осклабился, и Стасик ощутил холодок страха где-то внизу живота. Спрашивать его ни о чем не стали, но предчувствие Фигурнова не обмануло – после удара, нанесенного улыбающимся бугаем, только закрытая входная дверь помешала ему выпасть в коридор.

   – Явился, козел,– поздоровался с ним другой, одетый в черную куртку.

   Стасик сидел у порога, опираясь спиной о дверь, вытирал кровь, бегущую из разбитой губы, и судорожно соображал, что он может сказать в свое оправдание.

   – А я-то думал, Фигура, что ты давно где-нибудь в «забугорье» прячешься, а ты еще здесь, на секретной хате, отираешься.

   «Фигура? Может это кличка, производная от моей фамилии? Наверное, эти парни меня знают. Но кто они такие, в 82-м я их точно не встречал»,– соображал Стасик.

   – Ну что молчишь, ты скажи, где деньги, и мы тебя, может быть, простим. Отсидишь свое и лет через десять выйдешь,– продолжал черный. Видимо, он был за главного.

   «Милиция что ли, если сроком грозят? Но квартира, говорят, моя. Неужели в 95-м органы так допросы ведут? Нет, похоже, это – бандиты какие-то,» – размышлял Фигурнов.

  – Ребята, вы кто?– спросил он.

  – – Ты что, Фигура, совсем заелся? Не узнаешь Тюленя и меня? Тюлень, дяденька нас с тобой не узнает. Когда он нуждался в твоих услугах, он тебя знал, а теперь вдруг забыл. Может ты ему прочистишь мозги, чтобы к нему память вернулась?

  Коричневый зловеще улыбнулся и шагнул вперед.

   – Караул, убивают!– негромко крикнул Фигурнов, закрывая лицо руками.

   Тюлень не очень сильно пнул его в солнечное сплетение. Недостаток воздуха и резкая боль заставили Станислава умолкнуть.

   – Тащи его в комнату, а то соседи услышат,– скомандовал старший бандит.

   В школьном саду сгустились сумерки. Маленький костерок не ярко освещал трех граждан, сидевших на тарных ящиках. Такой же ящик, перевернутый дном вверх, служил им столом. На нем стояла бутылка дешевого портвейна, а на подстеленном клочке газеты лежала буханка дешевого серого хлеба. Три пустых бутылки лежали под ближним кустом.

   – Что ты этот «Агдам» взял, «Кавказ»– лучше и крепче,– ворчал пожилой мужик.

   Болт жадно глотнул полстакана портвейна и закусил отломанным от буханки хлебом. Он отодвинул стакан на середину, давая понять, что посуда свободна, и тут обратил внимание на то, что его собутыльники: престарелый Иван и длинный Руслан, замолкли и смотрят ему за спину.

   Генка обернулся и увидел двух мужчин, одетых в одинаковые голубоватые куртки.

   – Болт, можно тебя на минуточку?– сказал тот, что стоял поближе.

  Шохин удивился, что кто-то здесь знает его кличку.

   – Какого хрена тебе надо?– спросил он у незнакомца сурово.

  После употребления алкоголя он порой чувствовал некоторую сердитость.

   – Поговорить надо.

   – Тебе надо, ты и разговаривай, а я делом занят,– ответил Шохин, отвернувшись и показывая Руслану, чтобы тот наливал.

   С собутыльниками Генка познакомился часа два назад у винного отдела магазина. Увидев дату на газете, Шохин на всякий случай переспросил у старушки, какой же год на дворе. И, получив в ответ все тот же – 82-й, решил перепровериться на квартире Фигурнова, позвонив по знакомым телефонам. Но, вернувшись, он с удивлением убедился, что никого телефона в квартире нет, и даже проводка не проведена – похоже, он, действительно, попал в прошлое. Осознав это, Шохин крайне огорчился. Ничего хорошего в этом он для себя не видел, мало того, что здесь он – никто, так еще и денег нет. В 95-м он был членом братвы, уважаемым человеком, которого, если не очень-то любила, так, по крайней мере, боялась всякая шваль. Здесь же он был один, без верных корешей, без машины, без известных и влиятельных покровителей.

   Для начала надо было добыть денег, и Генка, обыскав всю имевшуюся в квартире мебель и одежду, наскреб в общей сложности «огромную» сумму – один рубль сорок шесть копеек. То ли этот жлоб Фигурнов был беден, как церковная мышь, то ли уже тогда умел ловко прятать свои сбережения. Вспомнив, что раньше звонили с помощью двухкопеечных монет, Шохин заранее приготовил все двушки и вышел на улицу.

   Все попытки набрать номера на 53 и 60 не удавались – в трубке сразу раздавались короткие гудки. Откуда Генке было знать, что в 82-м году в городе АТС с такими номерами еще не было. А вот Люськин телефон на Северо-западе отозвался. Но, впрочем, толку от этого было мало. Сердитый голос матери его подруги сообщил, что девочка в школе. Но потом, заподозрив, что голос звонившего несколько грубоват для сверстника ее дочери, мамаша стала строго спрашивать, кто он такой и зачем ему понадобилась девочка. Ничего не объясняя, Генка повесил трубку таксофона. Осталось одно – пойти и напиться, благо, магазин скоро должен был открыться. Поскольку денег было мало, а желание – велико, то Генка еще раз наведался на квартиру Фигурнова и довольно скоро нашел еще один источник дохода – ручные часы Станислава, мирно тикавшие на буфете. За них грузчик магазина Серега дал ему пузырь водяры и пузырь вина. Тогда-то к Болту и подошли два хмыря: дядя Ваня и Руслан со скромной просьбой занять им двадцать копеек. В другие времена Генка бы послал их подальше и, если они не очень быстро поспешили бы туда, он пинками ускорил бы их движение, но сейчас он почувствовал такую тоску и одиночество, что не стал поступать так жестоко. Вместо этого Шохин вступил с ними в переговоры. Результатом беседы стал консенсус о том, что истина – в вине. Отдав партнерам оставшиеся рубль сорок, Генка доверил им выбор закусок и покупку дополнительного горючего. Через две минуты они принесли еще две «шаровки» вина, булку хлеба и два плавленых сырка «Дружба» по пятнадцать копеек штука.

   Тащить новых знакомых на хату Фигурнова Генка не рискнул и поэтому согласился на их вариант: расположиться отдохнуть в запущенном школьном саду. Там и в самом деле было неплохо: имелась уже и «мебель» из дощатых ящиков, и «посуда»– повешенный на веточку стакан со следами высохшего на дне вина. Рядом виднелось потухшее кострище, очевидно, место это не раз служило местом распития спиртных напитков. Брезгливый Шохин прежде, чем воспользоваться стаканом, ополоснул его небольшим количеством водки, что вызвало легкое неудовольствие у его собутыльников, но то, что Генка был главным спонсором мероприятия, заставило их смириться с потерей части драгоценной жидкости.

   После распитой водки боль в голове у Генки прошла, но в душе поселилась досада на гнусных сотрапезников и злость. Генку раздражало, что он попал в какое-то глупое прошлое и вместо того, чтобы сегодня вечером сходить с Люськой в кабак, а потом переспать с ней, вынужден пить дерьмовый портвейн в компании каких-то алкашей. Говорить с новыми знакомцами было не о чем. Шохин пытался рассказать им о том, что с ним произошло, но Иван с Русланом, хотя и согласно кивали головами, однако, по всему видно было, не очень-то верили, а поддакивали исключительно по причине большого материального вклада Геннадия в пьянку. Вдруг вспомнилось, что в 82-м ему было тринадцать и он жил тогда в городе – спутнике Челябинска – Копейске. Отец Генки к тому времени уже умер, и мать, работавшая на заводе пластмасс, привела домой дядю Володю, которого надо было звать папой. В душе поднялась волна ненависти к этому самому «папе» Володе, появилось желание поехать в родной город и малость поучить отчима, отомстить ему за все свои обиды и унижения. Вот он сейчас допьет вино и точно пойдет мочить «заботливого папочку». И, естественно, что нарисовавшиеся в этот момент за его спиной пижоны в голубых куртках, не вызвали у него никаких симпатий. Особенно раздражало то, что они обращались к нему не по имени, а по кличке.