Текст книги "Счастливые времена (СИ)"

Автор книги: Михаил Антонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

   – Мать, водки нет?– спросил у нее Генка хриплым голосом.

   Бабулька удивилась вопросу и ответила:

   – Милок, водку с заду магазина дают.

   Шохин обошел магазин и с тылу его, действительно, увидел стеклянные двери, из которых выскользнул довольный мужичонка, сжимавший в руках бутылку портвейна «Кавказ». А вот Генке снова не повезло: только он взялся за ручку, как какой-то гражданин в белом халате, стоящий в предбаннике, решительно задвинул дверной засов, и скрестив руки перед собой, прокричал ему:

   – Все! Уже две минуты второго! У меня обед. Приходи после двух!

   Терпеть еще час Генка не мог и, вынув из кармана несколько десятитысячных купюр, он попросил:

   – Братан, клапана горят! Дай пузырь смирновской или «Абсолюта».

   – Продавец с интересом посмотрел на деньги, ощерился золотыми зубами и ехидно произнес:

   – Бог ты мой, нулей-то нарисовал. Смирновскую просит. Остряк! За эти твои керенки я тебе только шустовский коньяк могу предложить и то, когда его завезут.

   Он рассмеялся над собственной шуткой и, насвистывая «Сердце красавицы», удалился.

   В гневе, ничего не понимая, Болт вдарил ладонью по стеклу, но это ему ничем не помогло. Он опять вернулся к киоску, но и там никого, кроме все той же унылой бабки с семечками, не было.

   – Почем?– сердито спросил Шохин.

   – Двадцать, милок, за двадцать стакан. У меня большой стакан.

   – Удивившись поразительной дешевизне, парень порылся в кармане, нашел две монетки по десять рублей и сунул старушке. Убедившись, что на аверсе изображено число десять и не прочитав надписи, бабушка высыпала ему стакан семечек в карман.

   После этого Болт посмотрел, чем же торгуют в киоске «Союзпечати». Но к его удивлению ничего из того, что он иногда почитывал, как-то: «Свеча», «Мистер Икс» или «Спид-Инфо», на прилавке не было. Только две стопки газет, одна – «Известий», а другая – «Правды», лежали за стеклом.

   – И газет-то нет!– громко возмутился Генка.

   – Да-к, сегодня же понедельник, милок,– опять встряла словоохотливая старушка.– А в понедельник только «Известия» с «Правдой» и выходят.

   – Как понедельник? Вчера вторник был,– удивился Болт.

   – Не-е, милок, это ты путаешь. Сегодня – понедельник, двадцать пятое число.

   Шохин что-то недовольно буркнул и, повернувшись к киоску, внимательно посмотрел на дату выхода газет: Понедельник 25 октября 1982 г.

   ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

   «Елена»

   – Я в последнее время стала выписывать «Правду»,– рассказывала Лариса Петровна, входя с газеткой в комнату.– Пусть это– официоз, пусть в ней новости публикуются чуть позже, чем в той же «Комсомолке», но зато эта газета выходит каждый день. И, соответственно, каждый день почтальон бросает ее в мой ящик. И если на почте есть письмо от Венички, то я его получаю в тот же день, когда оно приходит на почту.

   Только что Елена и Лариса Петровна попили чай с малиновым вареньем и посмотрели фотографии лейтенанта Фролова.

   Вениамин и вправду выглядел молодцом, так что Никоновой не пришлось кривить душой по этому поводу, и она довольно умело подыгрывала бедной старушке, считавшей, что ее внук жив и пишет ей письма. А в остальном Силантьева была вполне разумной и с ней нормально можно было разговаривать на любые темы.

   Старушка развернула газету и оттуда выпал белоснежный конверт.

   – Ну вот, я же говорила, еще одно письмо от Венички!

   Она проворно вскрыла пакет ножом и, достав сложенный вдвое листок, извинившись, стала внимательно читать. Лена с грустью посмотрела на нее и с любопытством взяла со стола пустой конверт. Обратный адрес был написан крупным мужским почерком. Ни страны, ни города написано не было, а просто стояло несколько цифр – номер полевой почты. Никонова поглядела на почтовый штемпель...

   Сначала Елена не поверила своим глазам. Отчетливо читалось: «Челябинск-ПЖДП, 24.10.82» Что за чушь? Письмо от внука Лариса Петровна и сама себе могла послать, но штемпель-то как она могла подделать? А газета? Лена посмотрела на первую страницу и увидела на орденоносной газете дату: Понедельник 25 октября 1982 г.

   В правом верхнем углу был опубликован указ о созыве Верховного совета РСФСР, причем подписан он был фамилиями каких-то совсем неведомых Елене людей. И, самое удивительное, газета была свежей, чувствовалось, что ее еще никто не раскрывал, а от страниц еще пахло типографской краской, как будто ее и в самом деле только что отпечатали. Никонова развернула газету и среди сообщений ТАСС прочла, что в Пномпене законное народное правительство Кампучии протестует против присутствия полпотовцев в ООН. А в Дели Индире Ганди не нравится то, что Пакистан вмешивается во внутренние дела Индии.

   На что Елена была далека от политики, и то она знала, что Индиру Ганди давным– давно убили какие-то террористы. А на страницах этой газеты дочь Джавахарлала Неру еще правила Индией и выражала свое возмущение происками недругов. И пока Лариса Петровна перечитывала письмо от внука, наша героиня размышляла.

   Все это могло произойти, только если она, Елена Никонова, вдруг ни с того ни с чего попала бы в прошлое. Но как такое чудо могло c ней случиться, было абсолютно не понятно. Хотя это многое объясняло. Ведь, действительно, в те далекие времена здания, где располагался ее Сбербанк, еще не существовало. В торговле все было в дефиците – отсюда та длинная очередь около универмага и плохо одетые люди. Понятно тогда и их внимание к подругам. Если у Елены только качество и незнакомый фасон одежды могли вызвать зависть, то Наташка, наверняка, поразила их своим смелым для 82 года видом– этакой смесью нахальства и сексуальности.

   Естественно, никаких ярмарок ни у «Детского мира», ни у «Молодежной моды» не могло быть и в помине, поэтому-то Наташка никого нигде найти не может. Конечно же, ее Светка Лактионова ни в какую Польшу или Турцию еще не ездит, а этот хорек Клюев, который собирает у них плату за места, возможно, и в самом деле еще ученик школы. И то, что ее, Елену, принимают за старшую сестру, уже не казалось странным. Ведь Лидии в то время, если сейчас 82-й год, было двадцать четыре, а ей самой – всего шестнадцать. Все сходится. Тогда...

   (Тут Лена посмотрела на седовласую старушку и почувствовала некоторую нежность и большую грусть одновременно.)

   ... тогда Лариса Петровна еще в своем уме и в самом деле получает письма от Венички. А офицер-гвардеец Вениамин Фролов еще жив и здоров и точно вернется живым и невредимым из своей первой афганской командировки. Было что-то страшно нелепое в том, что она, Елена, знает будущее, знает, что Веня погибнет, а милая и добрая его бабушка потеряет рассудок.

   Пытаясь как-то повлиять на эту нелепость, Лена сказала:

   – Вы знаете, тетя Лара, если Вениамину еще раз предложат поехать в Афганистан, то ему нельзя будет соглашаться.

   – Ну что ты, Лидочка, какой второй раз. Он пишет, что там у них все спокойно, скоро вернется, и афганская революция скоро победит окончательно. Так и в газетах пишут. Они там больше строят, чем стреляют,– жизнерадостно сообщила старушка.

   «Оборонительные рубежи да окопы они там строят!»– хотела ответить Лена, но не решилась. Она из вежливости прочла свежеполученное письмо и ответила на несколько вопросов пожилой учительницы. И про здоровье матери, хотя ей было трудно вспомнить, болела ли уже ее мать тринадцать лет назад диабетом или нет, и про перспективы рабочей карьеры старшей сестры, и про свои собственные планы после окончания школы.

   Чувствуя некоторую скованность от своего двусмысленного положения, Лена решила закруглиться. Она вдруг вспомнила про какое-то неотложное дело и засобиралась домой.

   Чтобы проверить свои подозрения, Никонова попросила у старой учительницы монетку для таксофона и с замиранием сердца получила советские две копейки. Не веря окончательно в сказочное перемещение, Никонова решила отправиться туда же, на улицу Кирова, и повнимательней посмотреть на то, что вызвало у нее смутное беспокойство несколько часов назад.

   Попрощались они с Ларисой Петровной по-доброму, и та как-то грустно сказала ей перед уходом:

   – Жалко, Лидочка, что у вас с Вениамином ничего не получилось. Из вас бы вышла отличная пара.

   И что же? Предчувствия Лену не обманули. То, на что она не обращала внимания в первый раз, прямо-таки лезло в глаза. Во-первых, универмаг назывался не «Молодежная мода», а «Юность». Во-вторых, вместо автомобильной стоянки у главпочтамта возвышался двухэтажный кинотеатр «Октябрь», а в-третьих, разительно отличался сквер у Вечного огня. Он был обсажен огромными деревьями, и за ним виднелась гранитная стена с какой-то надписью. Вот такие чудеса! Это если не обращать внимания на всякие мелочи, как то: красный флаг над зданием областной Думы, отсутствие обменных пунктов валюты и назойливой рекламы, изменение профилей магазинов и интерьеров некоторых зданий.

   Вы спросите, как же это возможно, не замечать сразу таких перемен. Ну, во-первых, не все из нас и не каждую, надо заметить, неделю путешествуют в прошлое. Представьте, что нечто подобное произошло с вами. Причем, вас никто об этом заранее не предупредил. Вышли вы на улицу из квартиры, а там вместо криминально-недоразвитого капитализма вся страна увлеченно выполняет планы очередной пятилетки. Не слабо? Но я уверен, что многие из нас поначалу тоже не сразу это заметят. Подумаешь, если вместо рекламы «Сникерса» на красном полотнище начертано: «Решения двадцать такого-то съезда в жизнь!» Как мы не читали в прошлом коммунистических лозунгов, так сейчас не обращаем внимания на стенды с рекламой. Лично я их замечаю только потому, что их читают мои дети. Иными словами, изменения заметны, когда они ожидаемы. Во-вторых, день начался для Елены октябрьским утром, когда еще не очень– то рассвело, а в темноте, как известно, все кошки серы. Все еще сомневаетесь? Да вот элементарный тест на внимательность: многие горожане ежедневно бывают около оперного театра, но если вы спросите у них, сколько же колонн украшают его главный вход, то, скорее всего, лишь один из двадцати опрошенных ответит вам правильно.

   Есть, конечно, и другие факторы, могущие свидетельствовать о том, что вы переместились во времени, например, средства массовой информации. Но радио и телевизор Никонова с утра не включала, чтобы не мешать спать дочери, а газет никогда не покупала. Много вы видели красивых женщин, читающих с утра газеты, если в них нет интересных статей, порекомендованных вчера подругой или заманчивых объявлений? Так что, не очень-то это и странно, что Елена не сразу заметила свое проникновение в прошлое.

   Да и вообще, для истории тринадцать лет – не срок. Вот если бы мои герои очутились в другом городе, в чужой стране или, не дай Бог, не в своей эпохе, вот тогда-то это было бы для них «подарком» судьбы. Прямо как у Марка Твена или Булгакова, открываешь глаза с утра пораньше, а тебя какой-нибудь рыцарь или витязь копьецом тычит и спрашивает на староанглийском или старославянском: «Ты, смерд, чей будешь?»

   Итак, Елена оказалась в недалеком прошлом. Она уже поняла, что на работу ей сегодня не надо, поскольку ее никто там не ждет. Поучиться в школе она тоже не может и не очень-то хочет. Затем ее взволновали два вопроса. Первый – где же она теперь живет. У родителей? Так вроде у них и так есть две дочери и еще одну – великовозрастную– они никак не ждут. Заявиться и сказать: «Здравствуйте, я ваша младшая дочь. Я прибыла из будущего, я буду у вас жить». Картина! Кино можно снимать. У мужа? Но Евгений Никонов – еще холостой человек и совсем не догадывается, что где-то по городу бродит его жена. Или будущая жена? Голова кругом, запутаться можно. Второй вопрос тоже непростой. Как это, не садясь ни в какую машину времени, она вдруг оказалась в прошлом. Нельзя же считать такой машиной времени трамвай 16-го маршрута, которым она добиралась до работы. Слишком уж там было тесно и толкотно. Не могли же все его пассажиры ехать на тринадцать лет назад. Вдобавок, Наташка ведь тоже взрослая и тоже из 95-го года, а ехала совсем другим трамваем. А кстати, где же Парамонова?

   И тут ее хлопнули по плечу. Елена обернулась и увидела улыбающуюся подругу. Судя по ее довольному виду, все у нее было прекрасно.

   – Слушай, Ленка, тут такие дела,– горячо зашептала Наталья, времена поменялись. Сейчас почему-то – восьмидесятые годы.

   И она бестолково попыталась объяснить Елене то, о чем Никонова сама уже догадалась.

   – Я даже скажу точнее, сейчас 82-й год,– уточнила Никонова. Ты не помнишь, что мы с тобой тогда делали.

   Подруги занялись обсуждением сложившегося положения. Храбрая Парамонова решительно дала ответ Лене на все ее вопросы.

   – В твоей квартире должен быть 95-й год.

   – Значит, Жанна тоже попала сюда вместе с нами?

   – А как же?– уверенно сказала Наталья.

   – Но где же тогда живет Евгений? Или меня ждут дома два мужа, один – молодой, другой– старый?

   Тут только до Парамоновой дошла вся сложность их положения.

   – А ты не думаешь, что когда ты заявишься к себе, то шестнадцатилетняя Наталья Федоренко, пришедшая в данный момент из школы, может не пустить тебя на порог? Так и спросит: «Тетенька, вы кто такая? Что вам нужно?»– продолжала задавать вопросы Елена.– Как ты собираешься ей объяснять свое появление?

   – А что же делать, не в гостиницу же идти?

   – Понятно, что нет. Во-первых, мы– местные и нас там никто не поселит, во-вторых, там надо паспорта показывать, а после того, как ты его предъявишь, тобой сразу в милиции заинтересуются. Ты же его после замужества меняла, вот там и будет записано, что дата выдачи документа 1984 год, да еще вторая фотография, да штамп о разводе с необычной датой 93-й год. Объяснять замучишься.

  – И что же ты предлагаешь?– спросила Парамонова.

   – Не знаю. Но все равно надо ехать домой. Вдруг там – Жаннка. Я ведь ее не брошу.

   – А мой Вадька?– задумалась Наталья.– Ну пошли.

  И дамы решительно направились к трамвайной остановке.

   ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

   «Наталья»

   – А, кстати, подруга, где твоя сумка «смерть Аэрофлоту!»? – спросила Никонова.

   – О, это была эпопея, – развеселилась Наташа и принялась рассказывать о своих приключениях.

   Оставшись одна после ухода Елены с Ларисой Петровной, Парамонова дождалась открытия магазина и была жестоко разочарована. Оказывается, вся эта огромная очередь стояла за простыми, кроличьими мужскими шапками. Обычными ушанками! И стоило толпиться? Убедившись, что ничего больше интересного не будет, Наталья зашла в универмаг. Она давно в нем не бывала, поскольку весь ширпотреб покупала или за «бугром», или у таких же челночниц, как она сама. И дешевле, и быстрее. Ознакомившись с ассортиментом, Парамонова была изумлена тем, что магазин, торгуя таким товаром, еще не разорился, и что находятся чудаки, которые покупают зачем-то эту голубую муть. Но еще больше она была удивлена, когда увидела, какими деньгами расплачивались покупатели в кассах. Это были советские деньги образца 61-го года! Только тут она почуяла какой-то подвох. А когда Наталья ознакомилась с ценниками, на которых кроме рублей были написаны еще и копейки, стало ясно, что это все происходит с ней в каком-то странном сне. Правда, непонятно было, как в этот сон попала Никонова, но об этом думать было некогда, поскольку Парамонова добралась до ювелирного отдела. Уровень цен ее поразил. Обручальные кольца в пределах сотни, вполне приличные сережки без особых выкрутасов стоили полтораста рублей, а в ее 95-м такие же тянули на все четыреста тысяч. Забыв обо всех своих сомнениях, Наташа занялась подсчетами. Через пять минут она уже знала, что ей надо делать. Сон или не сон – это было для нее уже безразлично, дух коммерции, дух наживы обуял ее. Правда, у нее не было советских денег, но зато при ней была ее сумка, набитая наимоднейшим импортным барахлом.

   Сначала было трудно. Нельзя же было встать с саквояжем прямо у универмага, наверняка, прогонят или вызовут милицию. Советские порядки Парамонова помнила хорошо. Да и почем спрашивать за свои товары, решить было непросто. Ведь надо было и свои, и покупателей интересы соблюсти. Но, вспомнив опыт матери, работавшей продавщицей в магазине воинской части и не упускавшей возможности торгануть на стороне дефицитом, Наталья выбрала оптимальный план.

   Она не стала предлагать свое барахло простым гражданам, рыскающим в поисках хороших товаров, она просто зашла в соседний с универмагом «Салон образцов одежды» и обратилась к продавцам. Двум молоденьким девушкам Наташа наплела какую-то байку про мужа – моряка загранплавания и показала пару вещей. Через несколько минут она оказалась в подсобке магазинчика, и почти весь персонал салона, окружив ее, интересовался ценами на предлагаемые ею вещи. В рассказанную историю продавщицы, может, и не поверили, но шмотки-то – вот они. Кое– что у Парамоновой купили. Аналогичная история произошла с ней и в магазине «Галстуки». А в кафе «Аленушка» Наташин муж, путешествующий по белу свету на теплоходе, дорос уже до должности стармеха. Потом были магазины: «Сорочки», «Сокол» и «Военная книга». Гарнизонный универмаг она пропустила по причине большого коллектива, а овощной – поскольку не хотела, чтобы ее импорт трогали грязными после корнеплодов руками. Перейдя на другую сторону улицы, она облагодетельствовала своими товарами кафе «Цыплята-табака», дирекцию магазина «Рыба», маленький коллектив «Пуговиц» и девочек из салона «Чародейка». Там ее выдуманный муж моряк стал уже первым помощником капитана и зачем-то полярником. Вдобавок, Наталья в парикмахерской заодно сплавила и свою огромную, но опустевшую к этому времени, сумку турецкого производства одной маникюрше, собиравшейся в круиз по Средиземному морю.

   После этой эпопеи, занявшей у нее чуть не три часа, Парамонова вернулась в универмаг «Юность». Для начала она приобрела в отделе кожгалантереи маленькую дешевую сумочку, а потом, поднявшись на второй этаж, стала методично набивать ее ювелирными изделиями. За семнадцать изделий она отдала более двух тысяч честно заработанных рублей. Поскольку такая ее предприимчивость могла показаться окружающим несколько странной, ей пришлось обращаться к продавщице и кассиру с легким прибалтийским акцентом, который она научилась имитировать во время шоп-туров в Польшу. То ли нерусский акцент ей помог, то ли еще что-то, но в покупках ее никто не ограничивал. Правда, в магазине все же возникла легкая паника и устойчивый слух о том, что не иначе, как золото подорожает. А иначе зачем одна приезжая, супермодная дамочка в таком количестве скупает золотые изделия. Наверняка будет повышение цен.

   Через два дня этот слух уже гулял по всему городу, и как результат, в октябре 1982 года ювелирные магазины области заметно перевыполнили месячный план.

   – А зачем тебе столько золота?– удивилась Елена, выслушав рассказ подруги.

   – Ну ты и наивняк. По нашим ценам моя сумка тянула на полтора – два «лимона», не больше. Так ты еще учти, чтобы все продать, надо было не меньше пяти дней просидеть на свежем воздухе, сама знаешь, что тряпье и обувь – не пирожки, каждый встречный не покупает. А это золото тянет «лимонов» на восемь– десять. Даже если скинуть немного, то шесть-то я точно за это золотишко получу. Триста процентов прибыли! Вот это да, вот это бизнес! За четыре комплекта нижнего белья– кольцо. А у нас надо штук пятнадцать продать, чтоб такое выручить.

   – А ты уверена, что мы в ближайшее время вернемся назад? – спросила Никонова.

   – А тебе так понравилось здесь, что ты решила остаться?

   – Нет, но...

   – Все равно нас когда-то вернут,– уверенно заявила Наташа. Во! Смотри – наш трамвай! Побежали!

   – Если нас сюда кто-то забросил, то он нас и вернет, – убежденно заключила Парамонова на бегу.

   ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

   «Жанна»

   Дома Елену ждала Жанна. Девочка была одета в какой-то странный спортивный костюм. На вопрос матери она капризно заявила:

   – Ты сама спрятала куда-то одежду, а я в чем должна была в школу идти. И куда ты шкаф с моими учебниками дела?

   – Какой шкаф?

   – Книжный. У нас двух шкафов нет, кто-то унес. Если не ты с папочкой, то я не знаю

  – кто.

   Елена вошла в комнату, даже не разувшись. Действительно, двух шкафов не было, да и вообще, наметанным взглядом хозяйки квартиры она сразу определила, что мебель стоит немного не так, как она расставляла. Во второй комнате тоже изменений было больше, чем хотелось бы. Ей стало ясно, что это– жилище молодого Евгения Никонова. В шкафах были только вещи Жени и его родителей. Вдруг что-то переключилось внутри Елены. Какие-то забытые ощущения нахлынули откуда-то из глубин памяти, и она на мгновение вспомнила свою девичью влюбленность в молодого, умненького учителя истории. Как она с бьющимся сердцем ожидала его появления в классе, как стеснялась своей ученической формы, когда он внезапно проходил рядом, как звонила ему и молчала в телефонную трубку, когда он ушел из школы и стал преподавать в университете.

   Так вот как он жил. Это, значит, его письменный стол, его шариковая ручка, которой он пишет, берет при этом ее в свою руку. А ей тогда так хотелось положить свою ладошку в его ладонь. А как ей хотелось тогда с ним целоваться. Даже снилось во сне. Такие сны были...

   Среди папок в выдвижном ящике она увидела отрывной календарь на предстоящий 1983 год. Странная идея зародилась в ее мозгу. Наплевав на то, что она вмешивается в ход прошедших событий, Елена открыла календарь на страничке «Пятница, 30 декабря» и написала:

   «Женечка, позвони 35-57-46 Лене».

   – Что ты пишешь, мамочка?– послышалось сзади.

   – Записку папе, чтобы он нас с тобой нашел,– ответила Елена, обернувшись к дочери и обняв ее.

   – А просто сказать нельзя?

   – Увы, нет.

   – Ма, а ты, может, скажешь, где мой магнитофон?

   – Твой «Панасоник»? – Лена улыбнулась.– Его, дочка, еще не сделали. Мы ведь не у себя дома.

   – А у кого?– округлила глаза девочка.

   – У бабушки Вали, у молодого папы...

   И Елена, как умела, объяснила дочери историю их перемещения во времени. Для детей фантастика – та же реальность. Ничему не удивившись, Жанна сказала:

   – Ну, так это значит, что у нас с тобой история типа, как в американском фильме «Назад в будущее»? Класс!! Завтра Нелльке Хамидуллиной расскажу – она от зависти треснет. Только мне надо какое-то доказательство путешествия предъявить,– решила практичная девочка.

   – А ты думаешь завтра уже вернуться назад?

   – А ты думаешь, мы здесь на долго? Ур-р-а! Значит, и в школу ходить не надо!– обрадовалась дочь.

   – Почему?

   И девочка рассказала матери о своем походе в школу.

   Кое-как одевшись и прихватив с собой такую интересную «Кама – сутру», чтобы показать ее Хамидуллиной, Жанна пошла за новыми знаниями.

   В раздевалке ее ожидала первая неожиданность. В спортивном костюме, кроме Жанны, никто не ходил. Все остальные девочки, независимо от возраста, как на подбор были одеты в коричневые платьица и черные фартуки, как героини старых выпусков «Ералаша». А на нее, пришедшую без такой формы, смотрели с удивлением. Неужели родную 9-ю школу сделали гимназией с единой формой одежды? Во, круто! Но почему же ее никто не предупредил.

   Поднявшись на четвертый этаж, Жанна пошла к своему классу. Там ее ждало новое чудо. В кабинете не было ни одного знакомого лица. Все ребята – чужие. Сколько она не смотрела, но не увидела не только кого-то из своих одноклассников, но даже вообще кого – либо знакомого. Этих учеников Жанна никогда до этого не встречала. Словно она попала в чужую школу.

   Постояв удивленная в дверях, Никонова-младшая спросила у сидевшего на ближней к ней парте пацана про то, кто здесь занимается. И неожиданно услышала, что именно ее класс. Тут зазвенел звонок, все бросились по своим местам, и ее парту у второго окна заняли двое мальчишек в синеньких форменных костюмчиках. Так что девочке пришлось выйти в коридор. Там Жанна надеялась увидеть свою классную руководительницу – Анну Сергеевну. Но в кабинет вошла совсем незнакомая учительница. В некоторых соседних классах она, правда, заметила знакомых учителей, но все они выглядели как-то странно.

   Да, дела! Столько учеников и все чужие. Хотя до этого из кабинета химии, расположенного на том же четвертом этаже, вышла одна старшеклассница, которая почему-то показалась девочке знакомой. К этой девице обратился какой-то парень и громко спросил: «Лесневская, ты домашку по английскому сделала? Дай, я его сегодня дома спишу». Странно знакомой показалась Жанне и фамилия девушки и, особенно, ее голос, когда она ответила: «Хрунов, ты мне уже надоел своим списыванием, спроси у Василенко.»

   Теперь-то, после объяснения матери, все встало на свои места, и, вспомнив об этой встрече, Жанна сообщила Елене: «Так, значит, это я тебя сегодня в школе видела? Тогда ты, значит, еще в десятом классе училась? А я-то думаю, где я эту девочку видела, а оказывается, на твоих школьных фотографиях. Ну, ты, ма, клевой ученицей была, модненькой такой.»

   Лена не нашлась, что ответить на эту реплику, и тема школы была закрыта. Тем более, что Жанночке совсем не хотелось сообщать матери о своих дальнейших приключениях. О том, в частности, что, оставшись в одиночестве после звонка в коридоре и не зная, что делать, она от скуки продолжила чтение «Кама-сутры». Да так увлеклась, надо заметить, что была застигнута за этим занятием завучем школы Мариной Васильевной. Марина Васильевна тоже выглядела как-то не так, но узнаваемо. Сейчас– то Жанне стало ясно, что просто завуч была на тринадцать лет моложе, но тогда-то она этого не понимала. Учительница ее не признала, но отобрала сшивку и раскричалась, попутно выясняя, почему девочка пришла в школу без формы, отчего не на уроке, и в каком она классе учится. Когда Жанна попыталась объяснить ей, что не нашла ни своего класса, ни своей учительницы, Марина Васильевна крайне удивилась и сказала, что никакой Анны Сергеевны – преподавательницы начальных классов – в школе нет и никогда не было, так что девочке надо перестать врать. Предъявив пойманную ученицу во все третьи классы, завуч выяснила, что новоявленную школьницу никто не признает за свою, следовательно, она – чужая и ей нужно покинуть помещение школы. А то ходят тут чужие, а потом пальто из раздевалки пропадает. Косвенно обвиненная в воровстве, Жанна, усвоившая в школе 90-х годов права ребенка, обиделась и надерзила, узнав дополнительно в ответ, что она – паршивка, у которой на губах молоко не обсохло, и что ей надо не права качать, а быстро убираться, пока для нее милицию не вызвали.

   Вот так и закончилось ее путешествие в школу прошлого. То, что она ничего нового сегодня не узнала, ее не волновало, а то, что отобрали недочитанную до конца «Кама-сутру»– огорчило.

   Прогнав чужую девочку, Марина Васильевна удосужилась, наконец, заглянуть в отобранный журнал и ужаснулась тому, что читают современные третьеклассницы. В ближайшую субботу «Кама-сутра» была предъявлена на педсовете как разлагающая западная литература, которую какие-то чужие дети приносят в школу. Потом, рукопись из стола завуча исчезла и ходили слухи, что видели ее то ли у молодой физички в сумке, то ли в кабинете физруков.

   – А пока, дочь моя, нам надо заняться уборкой,– предложила Елена.

   – У-у-у.

   – Ты что не понимаешь, что мы не можем оставить папе бардак. Ведь после нашего посещения все должно остаться так, как и раньше, как если бы нас здесь никогда не было. Иначе будущее может пойти совсем по – другому, вплоть до того, что ты не родишься, уговаривала мать.

   – Так бы сразу и сказала, что это не просто уборка, а заметание следов,– обрадовалась дочь новой игре.

   ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

   «О неприятностях путешествия во времени»

   Пока дамы заметали следы, мужчины шли по все той же улице Кирова, по мосту через реку Миасс. Гриша и Петрович молчали: то ли думали о своем, то ли прислушивались к нашему с Женькой разговору.

   – А как в фантастической литературе описывают машину времени?– спрашивал у меня Никонов.

   – По– разному. Кто в виде кресла, кто в виде комнаты. А в одном американском фильме представили в виде автомобиля, на котором надо было разогнаться до определенной скорости. На мой взгляд, это довольно удачная мысль: спрятать среди ста миллионов американских автомашин одну машину времени. Сейчас и у нас такой вариант пройдет. Столько развелось техники, что можно затеряться, не то, что раньше, когда все автомобили были только советского производства, подвергались жесточайшему учету, и всякий автовладелец был под пристальным взглядом милиции и завистливых соседей.

   Вот пораскинь мозгами, ну как можно было спрятать машину времени в сталинские времена. Автомобиля тебе, если ты не бонза ВКП (б) или МГБ, не полагалось, жилплощадь куцая – коммуналка на десять– пятнадцать хозяев, другой недвижимости тоже нет. Вот если только отстроишь сам себе индивидуальную халупу, но при той паспортной системе, зорких и чутких органах товарища Берии это тоже не выручало. В любой момент могли придти голубопогонники и задать пару вопросов. Первый: «Это что за агрегат?», а второй: «Вам, гражданин, наше время не нравится, если вы в другие путешествовать взялись? От нас, гражданин, вы все равно не скроетесь!»

   Есть и другие возможности. Сделать машину безобразно огромной, как заводской цех, набитый всяческим оборудованием, или совсем маленькой, как пилюля. Огромное, как ты знаешь, видится лишь на расстоянии, а маленькое удобно прятать в кармане, в сжатом кулаке, в желудке. А может, это у вас от водки, где брали такую?– пошутил я в конце своей длинной речи.– Я бы тоже такой выпил, вдруг бы попал в счастливые времена.

   Но Женька был абсолютно серьезен:

   – Да меня техническая часть мало интересует. Ты расскажи, как происходит сам принцип перемещения во времени. Мы же были все в разных местах, ни в какую машину времени не садились, в одну комнату не заходили, а оказались все в будущем?

   – Самое нелепое в вашей истории, это ваша неподготовленность и ваша неосведомленность,– ответил я.– В книгах обычно путешествует либо сам изобретатель, либо кто-то, знающий принцип действия машины. Вы же – не пришей кобыле хвост! Абсолютно не подготовлены, ничего не знаете, и даже спросить вам не у кого. И я не специалист, так что, Женя, твой вопрос не по адресу. Это не я тебя перебрасывал из прошлого, и поэтому не знаю, как это происходит.

   – И что, в научной фантастике ничего про это нет? Сам принцип не описан?