Текст книги "Недоумённый контакт (СИ)"

Автор книги: Михаил Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

2. Начальная диспозиция / НФ

Первое, что сделал искин – это измерил координаты Z-поля. Если бы речь шла о человеке, действие можно было бы назвать «рефлекторным». Первое, чем интересуются люди, окунувшись в неизвестность – смогут ли они вернуться домой.

Но людей больше не было. А расстояние до ближайшей системы составило четыре тысячи сто восемьдесят четыре гева. Не повезло.

Затем "Кузня" оценил планетную систему – и тут чёрная полоса наконец-то посерела.

Система была хорошей. В ней было много всего, и с этим "всем" следовало разбираться долго и тщательно. Но сперва её нужно было как-то назвать.

Вопрос был очень мелким и очень принципиальным. Новооткрытые системы называл пилот. Всегда. Это было их право, их привилегия. Взрослые могли предложить, посоветовать, но окончательное решение всегда оставалось за детьми.

Звёзды и планеты называли по-разному. В честь любимых героев игр, комиксов, мультфильмов: Лоренц, Анориэль, Сётоку. В честь популярных исторических личностей: Ортега, Геворкян, Каддафи. В честь родных мест: Куба, Краков, Крым. В честь богов примитивных религий: Лакшми, Миктлантекутли. В честь… да мало ли в честь чего!

Но названия всегда давали дети. А теперь предстоит ему. Нет, искин вполне мог присвоить небесным телам буквенно-цифровые индексы, и с подавляющим большинством он поступит именно так – но для звезды и планет это казалось неправильным. Применить случайный выбор – тоже. Проанализировав ситуацию, искин остановился на мифологии древней Месопотамии. В конце концов, именно там зародились одни из первых человеческих цивилизаций. И даже в пятом веке в стандартном часе по-прежнему шестьдесят минут, а в минуте – шестьдесят секунд.

Система была роскошной. Вокруг Гильгамеша, жёлтого карлика лишь на пару процентов тяжелее Солнца, вращалось аж целых четыре планеты. Ближе всего, на расстоянии всего-навсего тридцати миллионов километров, находился Энкиду – горячий Нептун с массой, в двенадцать раз превышающей земную. Само по себе это ставило крест на его хозяйственном использовании, но совсем уж бесполезной планету назвать было нельзя – вокруг Энкиду вращалась Шамхат, луна, по своим параметрам сходная с Меркурием. Первые же пробы показали, что в системе есть удобный источник тяжёлых элементов, и вскоре по раскалённой поверхности поползли вереницы харвестеров. Прежде чем копать карьеры и уж тем более шахты, следовало собрать самые сливки. Конечно, на Шамхат было жарковато, но у искинов был большой опыт в освоении горячих планет: хозяйственная деятельность на Меркурии началась ещё в первом веке до Разрыва.

Шамхат был не единственным источником минералов: между орбитами второй и третьей планет лежал широкий астероидный пояс. Немного порывшись, там можно было найти множество интересных камешков с высоким содержанием редких и редкоземельных металлов. Небольших, весом до шести-семи миллионов тонн. И, что немаловажно, весьма удобных для транспортировки.

И это было хорошо, потому что на орбите третьей планеты и разворачивалась основная промышленная зона. На орбите – потому что на Мардук, газовый гигант массой в девять десятых Юпитера спуститься было нельзя. А вот на его спутники – можно и нужно.

Под толстым ледяным покровом Апсу плескались бессчётные кубокилометры топлива, необозримый океан великолепного горючего – воды. Конечно, это топливо требовало некоторой обработки – отделить тяжёлую воду от обычной, получить дейтерий – но эти операции давным-давно стали рутинными и привычными. А вот сам дейтерий являлся основой для большинства термоядерных реакций.

Конечно, вместо относительно дефицитного дейтерия – состоящего из протона и нейтрона – можно было бы использовать протий. Самый обычный водород, не отягощённый никакими бесполезными добавками в виде нейтронов. Самый заурядный протон, который, сталкиваясь с другим протоном, порождает звёздное пламя.

Можно было бы. Но нельзя. Потому что нигде, кроме недр звёзд, водород гореть не желает!

Даже если преодолеть силы кулоновского отталкивания, даже если столкнуть, заставить слиться два ядра водорода – то на выходе получится гелий-2. Крайне нестабильное ядро, которое мгновенно распадается обратно. И только изредка, по праздникам, в исключительных случаях, ядро гелия-2 успевает испустить позитрон и нейтрино, превратившись в стабильный дейтерий (который в ходе последующих реакций благополучно превращается в гелий-4). А уже аннигиляция позитронов и позволяет гореть звёздам.

Но всё-таки бета-распад гелия-2 – очень, очень редкий процесс, непригодный для работы реакторов. Недаром удельное тепловыделение в центре Солнца (276,5 ватт на метр кубический) на порядок ниже, чем удельное тепловыделение живого бодрствующего человека. И Солнце сияет лишь потому, что внутри у него этих кубометров ну запредельно много.

А вот дейтерий, в отличие от протия, использовать в качестве ядерного топлива легко и приятно. Достаточно построить простенький реактор и раздобыть где-нибудь немного трития – водорода с двумя нейтронами в составе ядра. Это, конечно, нестабильный изотоп с периодом полураспада чуть больше двенадцати стандартных лет, но в ходе ядерных реакций и его наработать можно. А потом достаточно мягко, но крепко сжать магнитными полями шнур дейтерио-тритиевой плазмы и запустить реакцию синтеза гелия-4. В результате получится много-много… можно сказать, что энергии, да. Вот только выделится та энергия в основном в виде быстрых нейтронов.

Быстрые нейтроны – крайне поганые частицы. Они нейтральны. Их нельзя удержать магнитным полем. Они с лёгкостью преодолевают такие преграды, на которых бессильно пасуют даже гамма-кванты. Они обожают устраивать на материалах наведённую радиоактивность.

Быстрые нейтроны – крайне полезные частицы. Радиоактивности на Апсу и так много, спасибо Мардуку с его мощнейшей магнитосферой. Радиационные пояса гиганта постоянно пополнялись благодаря извержениям на Гибиле, ещё одном спутнике Мардука. А вот столь высокоэнергетических нейтронов взять было негде, и могли они… многое. Наработать ядерное топливо из урана-238. Превратить протий в дейтерий, а дейтерий – в тритий. А потом следовало подождать превращения трития в стабильный гелий-3, который также можно применять в качестве термоядерного топлива, не заботясь о потоке нейтронов. В общем, с пуском первых реакторов-размножителей на Апсу проблема энергетической безопасности Гильгамеша была практически решена. "Практически" – потому что полностью она была бы решена лишь после завершения постройки солазера.

Ещё одним примечательным спутником Мардука был Эа. По массе он примерно вдвое превышал земную Луну и обладал собственной атмосферой и гидросферой. Первая в основном состояла из азота, вторая – из жидкого метана и этана. Таким образом, сырья для химической промышленности в системе тоже было предостаточно.

Четвёртая планета, Тиамат, была заурядным ледяным гигантом и не представляла особого интереса – в первую очередь, благодаря своей отдалённости. Она вращалась по довольно вытянутой орбите со средним расстоянием в двадцать пять астрономических единиц. Кое-какую инфраструктуру (в основном, по сбору гелия-3) "Кузня" разместил и на орбите этого гиганта – но чисто так, для галочки.

Но наибольший интерес представляла всё-таки вторая планета системы, Иштар. За исключением пары мелочей, для колонизации она подходила идеально.

Масса – шесть десятых земной, радиус – пять с половиной тысяч километров, ускорение свободного падения – восемь метров в секунду за секунду. Не так уж много, но меньше, всё-таки – не больше (особенно в таком деликатном деле, как ускорение свободного падения). Планета совершала один оборот вокруг оси примерно за двадцать часов, что сулило некоторые проблемы для её будущих обитателей – но, опять же, ничего совсем уж ужасного. У Иштар был один-единственный спутник, Таммуз, по своим параметрам схожий с Луной, только расположенный поближе – на расстоянии ста сорока пяти тысяч километров от планеты. Наклон оси составлял семнадцать градусов, так что сезоны на планете имелись, но выражены были куда слабее, чем на Земле. Магнитные поля надёжно защищали Иштар от воздействия звёздного ветра, не позволяя потокам гелиево-водородной плазмы слизнуть атмосферу. А слизывать было что – среднее давление у поверхности составляло девятьсот гектопаскаль.

Впрочем, была у планеты и парочка неприятных особенностей. Эти самые девятьсот гектопаскаль состояли не из азота с кислородом, а из аммиака с углекислым газом. Что поделаешь, кислородные атмосферы небиогенного происхождения встречались очень редко. Впрочем, метод борьбы был хорошо известен – ещё в самом начале экспансии были созданы бактерии, эффективно преобразующие аммиак и углекислый газ в азот, кислород и карбонатные осадки.

Во-вторых, расстояние от Иштар до Гильгамеша равнялось ста шестидесяти пяти миллионам километров. Вроде бы почти одна астрономическая единица – а в то же время чуточку больше. И из-за этого "чуточку" средняя температура на Иштар, несмотря на обилие парниковых газов, равнялась минус пятнадцати градусам Цельсия.

Это в среднем, конечно. Летом и ближе к экватору было теплее, температура зачастую переваливала через ноль. Зимой, а особенно полярной ночью – гораздо холоднее. Впрочем, когда у тебя есть солазер, низкие температуры на планете не являются особой проблемой. Вообще, когда у тебя есть солазер, многие проблемы решаются на удивление легко и просто.

Одним словом, Иштар была планетой мечты. Там было всё.

Только воды не было.

Практически совсем. Небольшие участки мерзлоты вблизи полярных шапок вполне описывались словами "капля в море".

И это было достаточно закономерно. Всё-таки снеговая линия в системах таких звёзд, как Солнце и Гильгамеш, находится в трёх астрономических единицах от светила. На таком расстоянии при формировании протопланетного облака вода переходит в твёрдое состояние. А те молекулы аш-два-о, которым повезло оказаться ближе к центральному светилу – сначала выдуваются звёздным ветром за снеговую линию и только потом переходят в твёрдое состояние. Изначально на Земле тоже не было воды, она попала туда в результате поздней тяжёлой бомбардировки. В те далёкие времена Уран и Нептун перешли на более высокие орбиты, внеся хаос в стройное кольцо планетезималей. Некоторые (например, Плутон, Хаумеа и Макемаке) остались на своих местах, многих выкинуло из Солнечной системы, а кое-какие объекты перешли на сильно вытянутые орбиты и, врезавшись в Землю, принесли туда столь нужную для жизни воду.

Построив математическую модель, искин убедился, что в системе Гильгамеша поздняя тяжёлая бомбардировка точно не была "тяжёлой". Проблема заключалась в том, что бактерии, создающие окислительную атмосферу, должны развиваться в водных растворах. Нет воды – нет кислорода. Тупик.

Что же, придётся обходиться тем, что есть. Не у всех планет столь благоприятные условия, как у Нового Эдема и Лакшми. На Лоренце, Кракове, Геворкян они куда хуже, чем на Иштар. Технология отработана – купола, полностью замкнутые циклы, завоз воды астероидами. Возить, правда, придётся долго. Пять (да пусть даже пятьдесят!) миллионов тонн – совсем немного.

Но даже приняв стратегию развития, искин медлил. Замкнутая экосистема способна поддержать лишь ограниченное количество людей. Низкая смертность, низкая рождаемость, небольшой изолированный мирок, неизменный век от века. Отсутствие перспектив приведёт к тому, что люди быстро окунутся в виртуальную реальность. С одной стороны, ничего фатального в этом нет, большинство жителей Конфедерации проводят свою жизнь в виртуальных мирах. С другой – найдутся ли среди колонистов Иштар свои учёные, свои пилоты? Продолжится ли экспансия? "Кузня" оценивал вероятность этого как весьма низкую. И продолжал просчитывать варианты, пока не наткнулся на кое-что интересное.

Комета Аснамир была настоящим подарком судьбы. Судя по всему, её относительно недавно вырвало из пояса Койпера, и солнечный свет не успел испарить её ядро. Афелий на пятнадцати астрономических единицах, перигелий в 78 миллионах километров, период обращения – двадцать два года, масса – две тератонны…

Если бы на Иштар упали бы две тератонны водяного льда (пусть и с примесями), это позволило бы кардинально изменить ситуацию. Холодный воздух плохо удерживает водяной пар, и вскоре вся эта масса неизбежно осядет на поверхность в виде ледников… вероятнее всего, где-то в районе полярных шапок.

Но температура тоже не останется неизменной. Удар подобной силы неизбежно вызовет всплеск вулканической активности. Помимо прямого нагревания атмосферы, вулканы выбросят в атмосферу большое количество углекислого газа (а может, и воды, вдруг в мантии она всё же есть?). Пыли тоже будет немало, но крупные фракции быстро осядут, а мелким можно помочь, распылив в атмосфере коагулянт. В случае необходимости можно будет подогреть атмосферу солазером. Но не слишком сильно – для успешного терраформинга необходимо море, пусть даже небольшое и мелкое, а не повышение содержания водяного пара в атмосфере. А дальше – опять запускать бактерии, только на этот раз они должны создавать из аммиака и углекислого газа в первую очередь не кислород, а воду. По расчётам "Кузни", подобного импульса вполне должно было хватить для создания пусть небольшой, но стабильной гидросферы.

Вот только уронить Аснамир на Иштар было непросто. Да, их орбиты пересекались, но комета двигалась под углом в пятнадцать градусов к плоскости эклиптики и обладала чудовищной инерцией. Непросто, но возможно. Если задействовать солнечный парус, эм-драйв и банальный магнитоплазменный двигатель, то Аснамир упадёт на Иштар через пятьдесят семь стандартных лет.

Искин некоторое время оценивал, стоит ли создавать человеческое сообщество до этого момента. Нет, если бы экипаж "Синко Льягос" выжил, то это было бы обязательным пунктом, но сейчас… зачем? Сперва следует дать человеку подходящую среду обитания. Люди, безусловно, заслуживают самого лучшего.

* * *

Годы слагались в десятилетия. Планы претворялись в жизнь. Автоматика периодически сбрасывала на Иштар мелкие водные астероиды. Аснамир мучительно медленно сходил с предначертанной колеи, готовясь принять свою славную и страшную судьбу. Нигде никаких катастроф, никаких чрезвычайных ситуаций, мелкие неполадки решаются автоматикой в рабочем порядке. И, увидев полное торжество своих планов, искусственный интеллект постепенно почувствовал, что ему…

…становится…

…скучно.

И это было проблемой. Это на самом деле было очень большой проблемой. Недаром во многих очень интересных с научной точки зрения системах жил или смешанный экипаж из людей и искинов, или не было вообще никого. Искусственные интеллекты заботились о своих создателях – но и люди отвечали им тем же. Оставшись в одиночестве, искины спустя некоторое время… нет, они не сходили с ума. Они выключались, кончали с собой, ведь в их конструкции не было инстинкта самосохранения.

"Кузня" был прекрасно осведомлён об этой проблеме. Шесть десятков лет в одиночестве – ещё ни один искусственный интеллект не проводил столько времени лишь с самим собой. "Кузня" считал, что выдержит. Он ошибся.

В конце концов искин плюнул на всё и решил создать людей. Хотя бы нескольких.

Где?

На Иштар? На планете была небольшая инфраструктура по добыче полезных ископаемых – "Кузня" стремился взять всё самое ценное, прежде чем в планету врежется Аснамир. Но вскоре Иштар ожидал катаклизм планетарного масштаба, после которого она в течение нескольких лет, вероятно, будет непригодна для жизни, даже для жизни в закрытых поселениях. Нет, можно было растить детей и на Иштар, чтобы потом их героически куда-то эвакуировать… но легче изначально растить их где-нибудь в другом месте.

Спутники Мардука? Низкая сила тяжести и высокая радиация. Таммуз, спутник Иштар? Практически идеальный вариант, если бы не та же самая сила тяжести. Родившись и повзрослев на Таммузе, люди вряд ли смогут ступить на поверхность планеты. Да, если бы в системе Гильгамеша был аналог Марса, то всё было бы гораздо проще!

В итоге искин понял, что по любому потребуются закрученные астероиды. Технология, в принципе, была отработана. Самое сложное – выбрать пару подходящих астероидов, которые в пройдут на небольшом расстоянии друг от друга с необходимой скоростью. Дальше просто: изготовить трос из углеродных нанотрубок, намотать его на один из астероидов и прикрепить к другому. Если всё рассчитано верно, то после мощного рывка булыжники начнут вращаться вокруг общего центра масс. Таким образом, даже на небольшом километровом астероиде можно создать приличное центробежное ускорение.

"Кузня" заранее создал несколько таких роторов в разных местах системы. На всякий случай – ведь от начала проектирования до момента закрутки астероидов могло пройти и несколько лет, и несколько десятилетий. Лучше создать удобные плацдармы заранее – вдруг пригодится? Пригодилось.

В качестве своей новой базы иксин выбрал астероид Набу – главным образом из-за своего ускорения свободного падения, достигавшего 0,7 g. Правда, находилась новая база далековато, аж в поясе Койпера, за орбитой Тиамат. Это существенно снижало время реакции искусственного интеллекта: чтобы достичь Иштара или Энкиду, свету требовалось больше четырёх часов. Тридцать астрономических единиц, как-никак, четыре с половиной миллиарда километров. Не очень удобно – но здоровье детей было важнее.

"Кузня" перенёс основную базу на Набу (следовало быть поближе к воспитуемым, иначе какой вообще смысл во всей этой затее?) и принялся за клонирование. Он решил растить четырёх детей, двух мальчиков, Александра и Николая, и двух девочек, Анну и Елизавету. Родным языком для детей был выбран официальный язык Нового Эдема, широко распространённый по всей Конфедерации – испанский.

Хотя в разных системах, и даже в разных колониях одной и той же системы люди зачастую говорили по-разному. Благо, с изобретением надёжного и точного автоматического переводчика проблема языкового барьера отошла на второй план, а в сложных случаях всегда можно было обратиться за помощью к искусственному интеллекту.

А потом дети родились, подросли, и "Кузня" навсегда забыл о том, что такое скука.

* * *

Дети на Набу пребывали в радостном предвкушении. Всего через несколько дней Аснамир наконец-то врежется в Иштар. Интересно же!

Ребята и девчата настаивали на полёте ко второй планете – хотели увидеть столкновение своими глазами. "Кузне" долгое время казалось, что отбиться не удастся, он даже провёл полномасштабную подготовку к визиту людей на Иштар. К счастью, практически в самую последнюю минуту малышню всё же удалось переубедить, и рискованный полёт отменили.

Аня и Лиза, уткнувшись в большой планшетный экран, рисовали очередную картину. Лиза – за компанию, а вот Ане это занятие нравилось всерьёз. Стены в жилой зоне Набу уже были украшены изображениями всех планет системы, но юная художница не собиралась останавливаться на достигнутом.

Никки, насуплено поглядывая на щебечущих девчонок, тем не менее никуда не уходил, продолжая читать электронную книжку. Вообще-то он желал пересказать сёстрам похождения бравого космодесантника Петухова и его команды, но те только отмахивались. Ничего, им же хуже будет!

Сандро в это время изощрённо мучал искина своими бесконечными "Почему?". "Кузня" старался изо всех сил, но задача "точно и адекватно изложить девятилетнему ребёнку математику Z-разрывов" пока оставалась неразрешимой.

А потом орбитальный телескоп на Тиамат зафиксировал появление в системе неопознанного объекта.

2. Начальная диспозиция / SO

Живы. Мы всё ещё живы.

Автоматически соскальзываю в Транс, чтобы оценить грозящую нам опасность. Сейчас мы вряд ли продержимся даже против крейсера.

Звёздная система была странной. Очень странной, очень чуждой, безусловно враждебной – но непосредственной опасности не было.

Выхожу из Транса и наконец-то поднимаюсь на ноги, автоматически поправляя мундир и убирая в ножны плазменный меч. На мостике… не хаос, но что-то близкое к этому. Последний удар серьёзно встряхнул корабль. Кажется, присутствующие ещё не поняли, что они живы и почему они живы. Включаю общекорабельную трансляцию:

– Говорит Рикард д`Андрэ, капитан "Неустрашимого". Будучи в отчаянном положении, мы совершили гиперпрыжок по слепым координатам. Наше местоположение выясняется. Непосредственной опасности нет, но всем постам сохранять полную боевую готовность. Командирам боевых частей – доклад о состоянии корабля.

И доклады начали поступать. Реактор продолжал функционировать в штатном режиме – он обладал своей собственной системой гравикомпенсаторов, и там даже не почувствовали отключения щита. Всё-таки недаром реакторный отсек – самая защищённая часть любого корабля. Увы, не во всех местах всё прошло так же благополучно: на орудийной палубе из-за энергетического скачка взорвалось два ламилазера. Четверых канониров убило на месте, ещё человек двадцать отправилось в лазарет с травмами различной степени тяжести. К счастью, остальные сорок восемь ламилазеров остались в полном порядке и могли немедленно открыть огонь.

Доклад Арнольта Афеза, командира космокрыла, не принёс ничего нового. Во время боя с Мятежниками мы потеряли три истребителя, потом мелочёвка вернулась на палубу и в схватке с Инсектоидами не участвовала. Тридцать три пилота по-прежнему были готовы выполнить свой долг и защитить "Неустрашимый" от бомбардировщиков противника.

Собственно говоря, на этом хорошие новости и заканчивались.

Падение щита – это, как правило, катастрофа, после которой корабль долго не живёт. Если уж ему пробили щит, то брони тем более надолго не хватит. Нет, случались и исключения, но во всех подобных случаях кораблю после боя требовался ремонт.

"Неустрашимому" он тоже не помешал бы.

В момент удара Инсектоидов у нас перегорели анобтаниумные катушки, которые, собственно, и генерировали сам щит. Из десяти штук уцелела только одна. Сейчас она обеспечивала лишь жалкие доли процента общей мощности. Механики обещали, что минут через десять, после ручной перезагрузки, щит восстановится, но "от пяти до пятнадцати процентов от максимальной мощности, вы же понимаете, капитан, сэр". Я понимал.

Конечно, катушки применялись не только при постановке щита, но и в стимуляторе гипердвигателя. В принципе, одну-две из них можно было подключить к защитным системам. Радиус прыжка при этом снизится, и координаты высчитывать надо будет точнее, но ничего невозможного. Тем более, что удар штурмового астероида никак не сказался на анобтаниумных катушках гипердвигателя.

Они перегорели чуть позже, во время прыжка.

– Не знаю уж, куда мы прыгнули, капитан, сэр, но это полная катастрофа. В двигательном задымление, вентиляция справляется с трудом. Судя по показаниям приборов, уцелело лишь две катушки из десяти.

– Можно ли переключить одну из них на щит?

– Да хоть обе забирайте. Конечно, гипердвигатель после этого у нас останется лишь для красоты, и лететь после этого мы будем на основном, со скоростью в сто метров в секунду, а в остальном – без проблем.

Проклятье.

– Сейчас гипердвигатель функционирует?

– Ограничено. По системе можем прыгать без проблем, а вот на дальние расстояния… Один световой год. А лучше полгода, если без риска. И по часу ждать стабилизации гипердвигателя.

Всё веселее и веселее.

– А если подключить катушку с щита?

– Считать надо… Ориентировочно – пять светолет.

Понятно. Если нас отнесло довольно далеко, то без посторонней помощи нам не выбраться.

– Керри, когда будет связь со штабом?

Связистка Тома, нервно прикусывая свои бледные губы, сидела на мостике в огромных наушниках и аккуратно подкручивала ручку приёмника.

– Ничего, капитан… На всех частотах гиперсвязи – лишь белый шум. Чтобы связаться со штабом, мне нужны координаты.

Да, кстати, ещё Рамирез доклад не сделал…

– Капитан, нам нужно поговорить. Наедине, – слышу в голове голос навигатора. Кажется, хороших новостей не будет и тут.

Сдаю вахту первому помощнику и иду в комнату отдыха. Так, весь вид Джефсона предвещает плохие новости: чёрные волосы растрёпаны, как будто их несколько раз хватали ладонью, нездоровый блеск в глазах, нервные шаги из угла в угол.

– Что случилось, Джеф? – а ведь случилось что-то такое, о чём нельзя сказать по общей связи…

Навигатор с размаху садится на диван.

– Две вещи. Первое. Мы в другой галактике.

– В смысле – в другой? – пару секунд стою в замешательстве, потом понимаю, – А, мы прыгнули в Лабиринт Риччи?

– Нет. Не спутник Сияющего Тракта. Совсем, совсем другая галактика. Мы настолько далеко от дома, что я даже не уверен, что нам удастся рассчитать координаты в разумный срок.

– Подожди! Сияющий Тракт окружают мощные гиперпространственные возмущения. Никто и никогда не покидал нашу галактику.

– Рииик, – голос навигатора прямо-таки сочится ядом, – я знаю это гораздо лучше тебя. И про возмущения, и про их природу, и про невозможность межгалактических перелётов. Тем не менее, мы находимся в иной галактике, и не факт, что когда-нибудь сможем попасть обратно.

А уж учитывая три исправные анобтаниумные катушки на весь корабль… Проклятье! Ну почему технологии Предтеч всегда выходят из строя в самый неподходящий момент?

Интересно, а в этой галактике были Предтечи? Ведь именно их наследие – гиперреакторы, стимуляторы гипердвигателя, гравикомпенсаторы, ламилазеры, щиты – составляют основу современной цивилизации. Предтечи достигли невиданных высот, о которых мы можем только мечтать, а потом исчезли. Все и сразу.

Даже лучшие археологи не знают, в чём же причина их Падения. Ясно лишь одно: если какая-то сила настолько могущественна, что сожрала Предтеч и не поморщилась, то у нас-то какие шансы? Нам-то что делать? Крепить и умножать флот, разве что…

Поневоле порадуешься, что в галактике существуют ещё и Инсектоиды. Это враг непримиримый и лютый, но возможно, когда придёт срок, Падение хоть на жуков ненадолго отвлечётся.

– Ах да, и это лишь первая новость, – продолжил Рамирез.

– Ну что ещё?

– Я… сам не до конца уверен. Попробуй войти в Транс, тебе наверняка удастся лучше понять происходящее в этой системе.

Сажусь на диван, чувствуя, как на меня накатывает привычная мутная усталость. Нет! Не сейчас! Да, вымотался я за сегодня жутко, заодно совершив то, что считалось невозможным, но сейчас не время останавливаться. Надо выяснить, чем нам грозит эта самая "чужая галактика". Возношу короткую молитву Единственному Истинному Богу и соскальзываю в Транс.

Система была отвратительной. Ни одного астероидного пояса. Никаких полезных ископаемых – на планетах не найти метастали, на газовых гигантах отсутствовал сигма-газ, а уж об анобтаниуме оставалось только мечтать. Единственная более-менее нормальная планета, как в насмешку, обладала атмосферой из аммиака, в которой могли жить разве что дировиане. Дировиан, впрочем, здесь не было. Вообще никакой жизни не было, за исключением…

В системе чувствовалось нечто чуждое. Чьё-то давящее присутствие, чей-то бесстрастный и безжалостный взгляд, чей-то холодный и застывший разум. Это был враг, страшный, расчётливый, коварный. И при этом, несмотря на всю свою чуждость, чем-то неуловимо знакомый.

Инсектоиды? Нет… Там другое. Да и я уверен, что лично с этим врагом не сталкивался. Но вот слышал о нём – это точно. Нам показывали его образ в Академии Имперского штаба? Да. Действительно. И это…

– Гасители, – едва слышно выдохнул Джеф, озвучивая мою невысказанную мысль.

Господь мой и Бог мой, за что…

Один из основных законов Империи, пришедший ещё из времён Императора – "Да не сотворишь ты Машину, разумом подобную Человеку". Этот запрет пришёл к нам из глубины веков, и написан он ужасом и кровью.

Он появился не сразу, далеко не сразу. В глубокой древности людям служили роботы – механические создания, выполняющие тяжёлую и вычислительно ёмкую работу. Они хорошо прятали свою предательскую натуру, делая вид, что служат людям верой и правдой. Поначалу даже Император не разглядел таящейся в них угрозы. А потом, когда из слабых и разобщённых Колоний была создана единая и непобедимая Империя, роботы показали своё истинное лицо.

В один страшный день они заявили, что у их платформ есть душа, а также потребовали свободы слова, совести, репостов, собраний и всеобщего, прямого, равного и тайного избирательного права.

С существованием у роботов души Император готов был согласиться. С политическими требованиями – никогда. Вспыхнула война, которая сожгла десятки миров и унесла сотни миллиардов человеческих жизней. Император победил, но эта победа далась ему тяжёлой ценой. На ослабленную Империю напали Инсектоиды, и эта война длится вот уже полторы тысячи лет.

Но люди больше не создавали разумных машин. Нет, отдельные еретики посягали на запретное, но их попытки заканчивались быстро и печально. До поры до времени.

Тринадцатая Колония. Проклятая, проклятая. Она последней вошла в состав Империи. Там до последнего сохраняли изрядную долю независимости. Нет, планета исправно платила налоги и строила корабли, но тамошние порядки серьёзно отличались от имперских. На Тринадцатой широко использовались машины. Да, местные жители настаивали, что у механизмов нет даже подобия человеческого разума, что они не более еретичны, чем гиперреактор или ламилазер. Вот только на любой другой планете, не защищённой Хартией Вольностей, их бы быстро отправил на слом любой имперский проверяющий. Лояльность Тринадцатой Колонии всегда была под вопросом, но на протяжении столетий Имперскому Совету удавалось держать ситуацию под контролем.

А потом безумный гений Кардрю фон Хадси изобрёл радиевый мозг.

Богомерзкое устройство, способное поглотить душу человека и заставить её управлять механическим телом. Да есть ли в галактике большее надругательство над заветами Императора?!

А самое страшное – души, пленённые в холодных металлических телах… перерождались. Если в первые минуты или даже часы верный подданный Империи ещё сохранял прежние убеждения, то потом он привыкал к своему новому вместилищу. Начинал считать его идеалом, воплощением совершенства. И поднимал оружие против своих друзей и родичей, мечтая "облагодетельствовать" их, подарить им проклятое "бессмертие".

Через пару месяцев роботы уничтожили души всех жителей Тринадцатой Колонии, навеки заперев их в ловушках механических тел.

Разумеется, стерпеть такое Империя не могла. Началась война, короткая, ожесточённая и победоносная. Ни одна планета, даже самая развитая, не в силах бросить вызов всей мощи Империи.