Текст книги "И стал тот камень Христом"
Автор книги: Мигель Отеро Сильва
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
Двенадцать
Приняв крещение от Иоанна в одной из заводей Иордана и одолев в пустыне Дьявола с его соблазнами, Иисус решает в конце весны и начале лета сеять семена своего учения на землях Галилеи. Обычно он остается на ночлег в деревушках, разбросанных по долине Генисаретского озера. Это озеро простирается до самого горизонта, имеет форму человеческого сердца и прозвано Галилейским морем, ибо в нем тьма-тьмущая всякой рыбы и разыгрываются на нем такие сильные бури, как на морях, омывающих Индию и Грецию. Иисус делает долгие переходы либо пешком, либо верхом на ослике, которого отдал ему один добрый садовник, и так добирается из Наина до Иерусалима, следуя течению Иордана. С неделю он пребывает в Иерихоне, где красные розы и алые анемоны вышивают луга красными узорами, но затем возвращается в Капернаум и находит приют в каменном домике своих учеников – Симона и Андрея. Там его всегда ждет свободная комнатка и керамический кувшин, расписанный лазурью; матрац, накрытый козьими шкурами, и распахнутое настежь окошко, через которое проникает влажный запах озера, утренний рассвет и мухи с ближней рыбацкой солильни.
Иисус в своих блужданиях избегает и близко подходить к стенам Тивериады. Тетрарх Ирод Антипа возвел этот город лет десять назад на кладбищенских землях, отдав дань своего угодничества императору Тиберию и не помыслив об оскорблении, нанесенном костям захороненных там древних евреев. Иисус обходит Тивериаду и на какое-то время задерживается в Магдале с ее домами-кубиками, издали похожими на игральные кости, словно брошенные в мир могучей десницей архангела Михаила; или располагается в Вифсаиде с ее белыми лачугами, прилепившимися к холму алебастровыми чайками; или бродит от селения к селению по Генисаретской равнине, на полях которой пшеница поднимается в рост сеятеля и заливает вызревшим золотом длинные полоски земли.
Вначале Иисус ходит лишь в сопровождении своих первых учеников, разъясняя людям свое понимание жизни и врачуя больных, но слава о нем распространяется по округе, как вода горных ключей, выбивающаяся наружу и тут же бегущая ручейками вниз с высоких отрогов горы Ермон. Люди говорят:
– Появился пророк в Галилее, который творит чудеса и не хочет говорить о них, проповедует счастье жизни и не ведает страха перед смертью, смело, слово в слово, повторяет псалмы из Торы[27]27
Тора – древнееврейское название Закона Моисея.
[Закрыть] и мудро толкует их, как сам царь Соломон, и смысл их видит в любви и милосердии; провозглашает наступление Царства Божьего для всех отверженных и сирых; ставит на ноги всех немощных и возвращает разум тем, в кого вселился бес, и называет он себя Иисусом Назарянином.
Больные, верующие и любопытные плутают по дорогам и чащобам в поисках Назарянина, его осаждают просьбами рыбаки и землепашцы из Галилеи, но вскоре прибывают караваны из пограничного Декаполиса, из Вифании трансиорданской и из Гадары перейской, из Аримафеи и других селений Иудеи; из таких финикийских городов, как Тир и Сидон, даже из тех портовых селений далекой Идумеи, которые заняли весь южный угол Мертвого моря. С холмов Иерусалима идут за ним не только доносчики, посланные Верховным первосвященником Иосифом Каиафой, но и в самом деле больные и страждущие, которые не побоялись пренебречь запретом синедриона. Из всех уголков Палестины бредут горемыки и мученики. Тот, кто не стоит на ногах, того несут на носилках родственники; другие ковыляют сами, хватаясь за ветви оливковых и апельсиновых деревьев; один слепой, спотыкаясь и держась за полы случайных поводырей, притащился из дальних мест, что за Рамофом Галаадским.
Толпы устремляются в синагоги послушать его слова и целуют края хитона, моля излечить от недугов; ему не дают ни есть, ни спать, ни предаваться размышлениям. Тогда он ищет убежища в лодке старого Зеведея, стоящей на причале в нескольких метрах от берега, чтобы спастись от неустанно взывающих к нему сотен людей.
Среди тех, кто его постоянно окружает, он изберет горстку учеников, назовет их апостолами, и они станут распространять его наставления. Одной безлунной и беззвездной ночью Иисус удаляется на гору, называемую отрогом Гаттина, и, погрузившись в сумрачную тишь, решает, кому быть его апостолами и что каждому из них поручить. Их будет двенадцать, по числу колен израилевых, но не ради особого превозвышения этой народности, как толкуют книжники, а из-за всеобщего преклонения перед этим мистическим числом, потому что в понимании Иисуса избранный народ составляют не только племена, живущие на землях Израиля, а все человечество без границ и пределов. Его апостолы не будут зубьями металлической розы, сцепленными только друг с другом, а станут живыми цветочными лепестками, которыми ветер осыплет всех притесняемых. Его апостолы будут людьми неимущими, немудреными и добросердечными и никогда не станут богатеями и учеными толкователями Закона. Он изберет их, дабы они полностью посвятили себя распространению его веры в спасение, отказавшись от всего на свете: от своих занятий, от своих домов, от своих родителей, от своих детей, от своих предков. Он повелит им не бояться тех, кто убивает тело, ибо нельзя убить дух. Он попросит каждого быть верным своему долгу и бескорыстно разделять страдания несчастных.
Более пятисот человек теснятся в горном ущелье, куда их позвал Иисус. Предвечернее солнце ярко расцвечивает желтые и зеленые одежды и словно бросает горсти раскаленных углей на красные стены обрыва. Иисус задумчиво и внимательно обводит всех взглядом и наконец произносит два имени:
– Симон и Андрей.
Можно сказать, что Андрей – первый ученик Иисуса, самый первый по времени, так как он был у Вифанийской заводи Иордана, когда Иоанн Креститель, указав на Назарянина, сказал: «Вот агнец Божий». Андрей бросился тогда на поиски своего брата Симона сообщить ему, что нашел Мессию. «Пойдем со мной к его пристанищу», – сказал ему, и они отправились вдвоем. Как только Иисус увидел Симона, он стал называть его Петром[28]28
Симон имел арамейское прозвище Кифа (камень); Петрос (Петр) – по-гречески «камень».
[Закрыть], что значит «камень», будто предчувствуя стойкость его убеждений, или ощущая каменную твердость его характера, или видя в нем базальтовый фундамент своей будущей церкви. С той самой встречи братья становятся верными друзьями Иисуса и сопровождают его, когда не надо идти на рыбную ловлю, и дают ему приют в своем доме, когда Учитель бывает в Капернауме. Андрею подходит его греческое имя, означающее «мужественность»: он рыбачит среди опасных рифов озера с бесстрашием, которое унаследовал от Ионы, своего отца; он предпочитает работу мысли пустым словам; он не женится, потому что еще не встретил свою избранницу. А Симон, который отныне и навсегда будет зваться Петром, знает все премудрости и хитрости рыбацкого промысла; безошибочно читает предсказания облаков и точно определяет время морских приливов; умеет, как никто другой, разделывать и солить свежепойманную рыбу и чинить паруса, разорванные сильным ветром; и благодаря таким своим познаниям он один удостоился чуда видеть тень Иисуса, идущего по волнам, различать во тьме его руки, укрощающие бурю; слышать его голос, подсказывающий, где проходят поблизости плотные косяки рыбы именно в то утро, когда самые искусные рыболовы возвращаются с ловли без единой сардинки. Порывистый и независимый Петр один среди апостолов отважится оспаривать мнение Учителя (но, сказать по правде, всякий раз будет посрамлен мудростью Учителя). В этот важный момент призвания к апостольству Иисус просит Андрея отказаться от своих птиц и своего плодоносного сада, а Петра – оставить свою жену и своих детей, просит обоих бросить свою лодку и сети, которые их кормят. Сын человеческий знает, что они пойдут на это без колебаний.
Иисус говорит:
– Иаков и Иоанн.
Иаков и Иоанн, сыновья Зеведея и Саломеи, тоже рыбачат с детства, здесь же родились и не умеют читать, точь-в-точь как Андрей и Петр, хотя и не такие бедняки, как они, ибо Зеведей – хозяин прекрасной ладьи и большой донной сети, которая вычерпывает всякую рыбу. Иаков отнюдь не тяготится своей неотесанностью скалы первозданной, в противовес Иоанну, которому семнадцать лет и который снедаем желанием видеть невиданное: его воображение юноши превращает расплывчатые очертания облаков в семерых ангелов и семь фанфар Апокалипсиса. Как Иаков, так и Иоанн горячи по природе, и не раз Иисусу придется умерять их пыл, он с усмешкой назовет их «сынами грома», когда они попросят небеса огнем всесожжения покарать самаритянские деревни, которые не захотят их принять. Сын человеческий и его апостолы идут по миру, не наказывая души, а прощая их, скажет им Иисус. Сыновья Зеведея и Саломеи честолюбивы, но не земные блага их привлекают, а неземная мечта в будущем Царствии Божьем сидеть рядом с Господом Богом, заручиться особой любовью Христовой. Когда Иоанн расскажет эту историю в своих легендарных писаниях, он представит себя как самого «любимого ученика Иисуса», позабыв, что если и существовал действительно любимый ученик Иисуса, то был это не кто иной, как Петр. Но главное то, что четыре первых апостола: Петр и Андрей, Иаков и Иоанн – простые рыбаки, которые с полуночи до рассвета пребывают в одиночестве, испытывая собственное терпение, а Иисус обещал сделать их «ловцами человеков», чтобы в их сети людские души стремились сами, с великой радостью.
Говорит Иисус:
– Филипп и Варфоломей.
Филипп и Варфоломей не братья друг другу, но неразлучные друзья, которые всегда вместе ходят по дорогам и деревням. Филипп – скромный, непритязательный галилеянин, его не волнует ничье превосходство, он не придает значения своим достоинствам, хотя знает иноземные языки и служит толмачом у купцов из Дамаска и Македонии, которые проходят через Капернаум. Однажды днем Филипп остановился послушать равви[29]29
Равви (на древнееврейском – рабби) – учитель, наставник.
[Закрыть], о котором ему говорили Симон и Андрей. Иисус увидел, как горят его глаза, и сказал ему: «Пойдем со мной». Филипп ответил: «У меня есть друг из Каны по имени Нафанаил, он знает обо всем гораздо больше меня, может читать наизусть целые куски из Святого писания, сейчас он спит после обеда под смоковницей, я пойду позову его». Когда Филипп вернулся с Нафанаилом, Иисус приветствовал его следующим образом: «Вот подлинный израильтянин, верующий в Бога и враг всякого обмана и притворства». Нафанаил спросил, опешив: «Откуда ты меня знаешь?» Иисус ему ответил: «Еще до того, как Филипп тебя позвал, когда ты лежал в тени, я тебя приметил, бар Птоломей». Нафанаил, пораженный даром этого равви угадывать мысли и знать о том, что где происходит, сказал: «Ты – Сын Божий, ты – царь Израилев!» А Иисус ему сказал: «По взгляду твоему настороженному я понял, увидев тебя, что по природе ты подозрителен и не поверишь в истинность моих знамений. Тогда я тебе сказал то, что знают все, – что ты каждый день лежишь под смоковницей, что отца твоего зовут Птоломей, – и ты поверил в меня. И потому скажу тебе еще: ты ничего не видел, но в будущем увидишь чудесные вещи. Увидишь небо, отверстое подобно огромным вратам, а посланцы Божьи будут подниматься и спускаться по светлой лестнице».
С того дня Филипп и Нафанаил всюду следуют за Иисусом. Филипп с охотой применяет свои знания и занимается тем, что встречает и устраивает на ночлег тех, кто приходит к Иисусу из дальних мест. Нафанаил, или Бартоломей, или Варфоломей, уже не ворчит, как прежде, что ничего доброго от Назарета ждать не приходится, а напротив, на каждом перекрестке и в каждой деревушке кричит во весь голос, что Назарет породил Спасителя мира.
Говорит Иисус:
– Матфей.
Матфей был сборщиком налогов до того, как последовал зову равви. По матери он арамеянин, но говорит и по-гречески, на языке философов и торговцев. Зовут его Левием, но Иисус, которому по душе менять имена, дабы возвысить униженных в собственных глазах, назвал его Матфеем, что означает «дар божий». В свои юные годы Левий хотел преподавать в школе, читать детям Закон, учить Числам, рассказывать о прошлом израильского народа, но ему не хватило терпения, и благие намерения рассеялись как дым: он решил зарабатывать деньги на торговле оливковым маслом, а кончил тем, что нанялся собирать налоги и пошлину в Капернауме, иначе говоря, стал мытарем. Мытари что пиявки в услужении у тетрарха и Рима, и народ выражает свою злобу к представителям этой ненавистной профессии, сопоставляя их с людьми самыми презренными: «мытари и бандиты», говорят, например, или «мытари и шлюхи», или даже ставят их в один ряд с людьми совсем богомерзкими: «мытари и нечистые». Левий, уныло подпирая склоненную голову руками, сидел за своим казенным столом и, не глядя на караваны, идущие мимо него из Сирии, не слыша, как причаливают и разгружаются корабли, только и смотрел, куда сегодня идет Иисус. Левий не осмеливался обратить к Учителю свое слово отверженного человека и только глазами молил избавить его от людской ненависти. И вот настал день, когда Иисус сжалился и сказал ему: «Иди за мной» – и Левий понял вызволяющий смысл зова, бросил арендованный стол, швырнул в озеро списки тех, кто облагался данью, и пошел вслед за Назарянином. На следующий день он пригласил Иисуса к трапезе в свой дом, и тот пришел на ужин, так как надо было еще раз показать, что нет различий между людьми. У двери дома фарисеи задали ученикам Иисуса вопрос, звучавший обвинением: «Почему ваш Учитель ест за одним столом с мытарями и грешниками?» И Иисус встал сам, чтобы им ответить: «Не здоровые, а больные люди нуждаются в лекаре. Я пришел спасать не праведных, а грешников. Грех – это лишь одна из болезней души, или вы об этом не знаете?» С того вечера Левий, отныне зовущийся Матфеем, ходит вслед за белым хитоном Иисуса и отмечает слова и дела Учителя на деревянных табличках, которые раньше служили ему для записи долгов налогоплательщиков, и ни одного изречения Сына человеческого не упускает его рука. Читать его свидетельства – все равно что глядеть на жизнь Иисуса, отраженную в источнике столь же прозрачном, сколь глубоком.
Говорит Иисус:
– Фома.
Фома, или Фома-близнец, – рыбак с рыжей квадратной бородой. Не достигнув и двадцати лет, Фома нанялся марсовым матросом на финикийский корабль, который бороздил моря с грузом пурпурных льняных тканей и сбывал товар в Афинах и Александрии. Позже Фома прошел Чермное море на другом корабле, тоже загруженном тканями, и попал, одолевая бури и штили, на Цейлон и в Китай. В конце концов он вернулся на море Галилейское, где и оказался в команде одного парусника с языческим фигурным украшением, вырезанным на форштевне, пока его мятущаяся душа и надежда на лучшее не привели к воде, полученной из рук Крестителя. Фома всегда ставит под сомнение чужие мысли, докапывается до сути того, чего не понимает, и сразу верит ответам лишь одного Иисуса, ибо с самого начала знает, что Иисус и есть сам Мессия, но никогда и ни с кем об этом ни слова не молвит.
Иисус говорит:
– Иаков и Фаддей.
Иаков и Фаддей – близкие родственники Назарянина, сыновья Алфея и Марии Клеоповой, сестры Марии, матери Иисуса. В эту пору Иисус еще не мог отделаться от воспоминания о дурном приеме, оказанном ему в Назарете, когда он возвратился туда Сыном Божьим после того, как ушел оттуда сыном плотника. Он переступил порог синагоги в субботу, за час до начала службы, но толпа, привлеченная слухами о его чудесах, уже заполнила помещение. После благословений и молитв Иисус попросил позволения прочитать с амвона пророческие слова Исаии: «Дух Господа Бога на Мне, ибо Господь помазал Меня благовествовать нищим, послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение и узникам открытие темницы» — и привел всех в восторг своим знанием Святых писаний. Но когда он добавил, что пришел в Назарет не для того, чтобы творить чудеса, которые случались в Палестине, и припомнил старую поговорку: «Пророк не в чести только в своем отечестве», то восхищение сменилось недовольством, а преклонение – недоброжелательным гомоном, и его чуть ли не волоком вытащили из синагоги, намереваясь столкнуть вниз с вершины холма, и не сделали этого только потому, что слава равви все-таки требовала к себе уважения. Но даже братья Назарянина (по имени Иаков, Иосиф, Иуда и Симон) и его две сестры, бывшие замужем за своими трудолюбивыми соседями, не захотели довольствоваться только его проповедью, предпочли присоединиться к тем, кто говорил, что Иисус не в своем уме и что лучше запереть его в доме для бесноватых. Даже Мария, мать Иисуса, говорила самой себе: «Пророки, которые выводили на чистую воду все злодеяния богатых и все хитросплетения синедриона; праведники, которые заступались за обиженных, – все они погибли: забиты бичами до смерти, обезглавлены или распяты. Лучше бы мне не слышать слов моего сына, ибо не хочу видеть, как забили бы его слуги наместника или заставили умереть в страданиях на столбе», – и присоединилась к тем, кто был против него. Иисус сказал с горечью: «Кто же мать мне и кто – братья? Всяк, кто чтит волю Господню, тот брат мне, и сестра мне, и мать мне».
И все-таки среди его близких оказалось двое ослушников: Иаков и Фаддей – сыновья Марии Клеоповой, двоюродные братья Иисуса. Они презрели недовольство родственников и односельчан, бросили свои посевы и своих волов и ушли из Назарета, чтобы следовать за Учителем. Мог ли он не назвать их имен в этот знаменательный день призвания своих апостолов?
Говорит Иисус:
– Симон.
Остальные ученики называют его Симон Зелот или Симон Фанатик, что почти одно и то же. Симон – крестьянин из Хоразина, сын крестьянина из Хоразина, погибшего в восстании Иуды Голонита против римского владычества. Отец по приказу Ирода был сожжен живьем, а сын унаследовал идеи, за которые сожгли отца. Симон пошел за Иисусом не потому, что был заворожен его исцелениями, и уж конечно не для того, чтобы следовать его недопустимым советам прощать врагов. Иисус – сын Давидов и обнажит меч, поднимет народ Израиля на такую войну, чтобы от гнета римского не осталось и духа, а от наместников раболепных и костей не собрать, так думал Симон Зелот. Но думал так только вначале. Позже Иисус сумел внушить ему два завета, которые заставили его мыслить иначе: «Насилие приводит только к ненужной смерти, Симон; царство свободы, к которому ты стремишься, это царство милосердия, к которому я призываю, Симон».
С тех пор от воинственности зелотов у Симона осталось только прозвище, которым его наградили товарищи.
(Иисус уже выбрал одиннадцать апостолов, всех галилеян по рождению и занятиям: четырех рыбаков; двоих селян, занятых рыбным промыслом на суше, одного бывшего сборщика налогов, одного моряка и троих земледельцев. Он их выбрал, чтобы они всегда были рядом с ним и разделяли бы его участь, чтобы несли благую весть о Божьем Царстве; он научил их творить чудеса и изгонять беса из больных людей.)
Говорит Иисус:
– Иуда Искариот.
Чудеса
Красный бархатный убор на голове, лоб, повязанный широкой шелковой лентой, выстроченной серебром; белейшая тонкая борода, похожая на обрывок перистого облака; горбатый нос, воскрешающий в памяти профиль Иакова; взор, обращенный внутрь, словно читающий Писания; лицо, изборожденное морщинами, – Никодим бен Гурион являет собою истого еврея с головы до ног. Он входит в число семидесяти одного члена великого синедриона, и входит не просто по праву, а по двойному праву: во-первых, потому что он отпрыск благородного и богатейшего рода, и, во-вторых, – глубочайший знаток Закона, обладающий к тому же такой высокой нравственностью, которую никто не осмелится взять под сомнение. Никодим – собственник великолепного дома в Иерусалиме неподалеку от храмовых стен, где по большим и тенистым внутренним дворикам снуют бесчисленные слуги. Однако простой народ прощает ему эту унаследованную роскошь, благодаря его подаяниям от щедрот своих всем, кто нуждается и вечно толпится у его дверей с просьбой о помощи. Никодим принадлежит к фарисеям, но это не мешает ему знать греческую философию и уважать любовь греков к познаниям, невзирая на отвращение, вызываемое в его суровой монотеистической душе нескромными, более того – развратными богами Олимпа. Никодим слышал об Иисусе, о его сверхъестественных деяниях, о его призывах к равенству, о его пророческом красноречии и решил пойти к нему, влекомый теми проявлениями неистовой веры в спасение человека, которыми (как ему рассказывают) исполнены проповеди равви. Никодиму непременно надо поверить во что-то и в кого-то, дабы свергнуть иго Пиррона[30]30
Пиррон из Элиды (ок. 360—270 г. до н. э.) – древнегреческий философ, основатель скептицизма (пирронизма), проповедующий атараксию, то есть полную невозмутимость духа.
[Закрыть], повергающее его в атараксию и скептицизм. Его освободителем вполне может стать этот самый Иисус из Назарета, о котором столько болтают нищие у дверей храма и который причиняет столько беспокойства его собратьям из синедриона. Однажды вечером он спешно идет разыскивать Иисуса, торопливо минуя всякие закоулки и злачные места, и ведет с Иисусом разговор до самого рассвета, а единственный свидетель их беседы – самый юный из апостолов Иисуса, рыбак по имени Иоанн, сын старого рыбака Зеведея.
Никодим, излагая свои суждения, нарочно не связывает их с конкретным местом и временем и часто пользуется умозаключениями софистов, чье построение искусных взаимоотрицаний его всегда восхищало. Иисусу незнакомы творения этих философов, но он так тонко и остро схватывает самую суть природы человеческой, приводит такие бесспорные и блестящие аргументы, что Никодим задается вопросом: действительно ли его собеседник всю жизнь строгал доски в Галилее, или, может быть, он все время путешествовал и обогащал свои знания в Бенаресе, Афинах или Александрии?
Никодим так начинает разговор:
– Равви, мы знаем, что ты Учитель, посланный Богом, ибо таких чудес, какие творишь ты, никто не сотворит, если сам Бог не направит его.
Иисус отвечает:
– Истину говорю тебе: кто не родится заново, тому не видеть Царства Божьего.
Никодим притворяется, что не понимает, о каком рождении говорит Иисус – души или тела, – и спрашивает:
– Как может заново родиться человек, уже достигший старости? Может ли он еще раз попасть в утробу своей матери и родиться вновь?
Иисус ему отвечает:
– Истину говорю тебе: кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царство Божие. Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от духа есть Дух. Ветер может послать свое дуновение куда захочет, и ты не знаешь, откуда оно приходит и куда уходит. Так же бывает с душой каждого, кто родился от Духа.
Никодим изображает на своем лице удивление и говорит:
– Да как же такое происходит?
Иисус ему отвечает:
– Ты – учитель Израилев и этого не ведаешь? Истину скажу тебе: я говорю лишь о том, что знаю, и свидетельствую о том. что видел своими глазами, а вы мои слова мимо ушей пропускаете. Если вы не верите, когда я говорю вам о земных делах, как же вы мне поверите, если я буду говорить вам о делах небесных? Никто не взошел на небо, кроме того, кто сошел с него – Сын человеческий. И как Моисей поднял змею в пустыне, так должен быть поднят Сын человеческий, чтобы все, кто верит в него, не погибли, а жили бы вечно.
Никодим прекрасно знает, что в Палестине пророков поднимают только тогда, когда надо распять на перекладине. Этой страшной темы он не хочет касаться сегодня ночью. Иоанн, сын Зеведеев, уснул в углу, откуда прислушивался к ним, и уже больше ничего не услышит, чтобы изложить в своем Писании.
Никодим говорит:
– Никто не спорит, что творишь ты волей Божьей, так же как воля Божия, дух всесильный, направляла руку Моисея и Аарона, Иосии, Илии и Елисея, когда чудеса этих пастырей израилевых приводили народ в изумление.
Иисус ему отвечает:
– Истину говорю тебе, что Сын человеческий никогда не насылал ни на кого ни кары, ни возмездия, ни погибели. Отец мой небесный бесконечно милосерд к людям, и все дела, которые свершает Сын во имя него, только лишь капли этого источника любви. Сын человеческий никогда пальцем не шевельнет, чтобы разрушить стены и снести города, или призвать болезни, язвы, смерть, или обезглавить даже мнимых пророков, или расправиться с детьми, смеющимися над ним, ибо Сын человеческий пришел не губить здоровых, а исцелять больных.
Никодим говорит:
– Однажды я слышал, как играл и пел один бродячий греческий певец из Смирны. В его песнях говорилось, что, если всемогущее божество еще обладает и властью карать врагов своего народа, но эту власть не употребляет, подобная бездейственность навлекает беды на его народ.
Иисус ему отвечает:
– Все проявления Сына человеческого – это не хвала своему могуществу, а знаки любви. Как семена мести дают ежевичные колючие поросли ненависти, так зерна любви дают пшеничные всходы милосердия.
Никодим говорит:
– Тогда, значит, исцеление, которое несут твои руки, простой знак любви и более ничего?
Иисус ему отвечает:
– И знак веры тоже. Вера так же поднимает, как и любовь. Если в глазах больного, который просит меня об исцелении, я как в зеркале вижу сомнение, любопытство того, кто просто хочет увидеть чудо, мои ноги пронесут меня мимо, ибо я знаю, что его мне не спасти. Укрепленный верой, ты можешь сказать скале: «Поднимись и ввергнись в море» – и скала это сделает. Если же без всякой веры ты скажешь голубю: «Опустись на мои ладони, они полны хлебных крошек», голубь полетит дальше, не обратив на тебя внимания. Истинно говорю тебе: исцеление души несет с собой исцеление тела.
Говорит Никодим:
– Ты утверждаешь, что без душевной любви и без помощи веры творить чудеса нельзя, а я спрошу тебя о третьем условии: можно ли свершить чудо, если не считать народ Израиля Богом избранным, наследием Божьим? Для древних чудодействие было неотделимо от спасения излюбленного народа.
Иисус ему отвечает:
– Однажды в Капернауме ко мне пришел один центурион и попросил вылечить его слугу, который не мог ногой шевельнуть, и меня так тронули его надежда на меня и горе, что я постарался забыть про наряд и род его римские и отослал обратно домой, а там слуга встретил его, поднявшись с постели. Другой раз в Тире одна женщина, язычница-сирийка из Финикии, молила меня со слезами, чтобы я изгнал беса из ее дочери, и рыдала она так искренне и так смело отстаивала свое право на мое милосердие, что, вернувшись домой, нашла свою дочь здоровой и веселой, как козочка. Избранный народ Отца моего – это несчастные люди всех стран, Никодим. Лицемерный и нечистой была бы жалостливость Сына человеческого, если бы, проявляя милосердие к ближнему, он сначала попросил бы того показать ему, свершен ли обряд обрезания.
Говорит Никодим:
– Ты действительно веришь, что бес овладевает людьми и вселяется в них? Когда ты возвращаешь разум безумному или зрение слепцу или заставляешь встать на ноги немощного, ты и вправду веришь, что жар твоих рук и твердь слова твоего изгоняют дьявола из тела? Иерусалимские книжники утверждают, что дьяволы подчиняются одному только Вельзевулу.
Иисус ему отвечает:
– Надо спросить у книжников, уступил бы Вельзевул кому-нибудь место, им уже завоеванное? Истинно говорю тебе: когда больной чувствует, что недуг его от дьявола, терзающего его плоть, он чувствует так потому, что в представлении людей дьявол олицетворяет собой все зло и несчастье. Сатана делает людей глухими, дабы они не слышали голос справедливости; делает их слепыми, дабы они не видели свет правды; делает их немощными, дабы они не шли путем благоволения. Стал бы я тратить попусту время, Никодим, если бы только хотел одолеть древнее верование, насажденное прочною властью дьявола? Сын человеческий пришел не затем, чтобы открывать тайну природы страданий, а затем, чтобы исцелять их именем Отца небесного.
Никодим говорит:
– Не преисполняешься ли ты самодовольством, видя, как возносят тебя те, кого ты спас своим лечением, как почитают тебя пророком и чудотворцем толпы верующих, поющих осанну и преклоняющих пред тобой колена?
Иисус отвечает:
– Больные, которых я вылечил, могли бы сказать тебе, что я их просил не ходить по другим городам и не славить чудо, их спасшее; свидетели моего умения лечить могли бы сказать тебе, как я их упрашивал не говорить о том, что они видели. Не моя вина, если ни те и ни другие не послушали меня! Ты сам, Никодим, со всей твоей мудростью знатока Закона пришел в мой дом не для того, чтобы внять моим доводам, а чтобы самому увидеть диво, о чем наслышан. Но ты должен знать, что я безжалостно отталкиваю тех, кто просит меня чудодейством доказать мое истинное предназначение. И тебе ли не знать, что, когда народ идет вслед за мной в ожидании чудес, я ухожу в другие провинции провозглашать Царство Божие, ибо для этого я живу на земле. И еще тебе следует знать, что для меня каждое чудо – это работа, самоизнурение и страдание. Я должен преодолевать болезни, которые считаются неизлечимыми; телесные уродства, вызывающие у людей отвращение; неверие тех, кто следует за мной в надежде узреть мои неудачи; я должен преодолевать противление духа тех больных, маловерие которых может мне помешать; должен унимать в своей голове хохот Дьявола, громко бросающего мне вызов. Иногда я так изможден после исцеления, что кажется, будто прошел без отдыха от Капернаума до Гадары; порой грудь болит так, будто мне вонзили копье под ребро. Ибо сила Отца небесного не всегда избавляет меня от слабости, свойственной телу человеческому.
Никодим говорит:
– Если ты это знаешь, для чего творишь чудеса?
Иисус ему отвечает:
– Я тебе уже говорил, что они приносят облегчение скорбящим, и помогают спасать нечестивцев, и возносят имя Отца небесного, который превыше меня. Потому и творю их. А теперь скажу тебе, что самая чистая и стойкая вера та, которая рождается сама по себе и черпает из себя самой, без всяких чудодеяний, ее поддерживающих. Чудеса, сотворенные мною в Хоразине, Вифсаиде и в Капернауме, не умалят моего презрения к этим городам, которые поначалу отвергли меня без веры. Другие народы поверят в меня, хотя и никогда не увидят.
Никодим хранит молчание, ему уже нечего спрашивать. Вдруг Иисус ему говорит:
– Наступят времена, Никодим, когда эти вот чудеса, которые сегодня поражают людей и побуждают следовать за мной, обратятся в доводы для того, чтобы угонять овец из моей овчарни. Написано, что, когда Адам был изгнан из райских кущ, он ел полевые травы и носил звериные шкуры. Но прошли века, и человек стал готовить себе изысканные блюда, одеваться в роскошные одежды, строить великолепные дворцы и снаряжать большие корабли, которые везли его в далекие страны. Какие невероятные вещи он придумает завтра? Он будет усмирять бури своими руками, будет лечить болезни, от которых сегодня спасения нет; его голос покроет расстояния, подобно молнии; он будет парить на крыльях в воздухе, как птицы; невесомо плавать под водой, как рыбы. Мои чудеса, творимые верой и духом и удивляющие теперь, в иродианские времена, тогда будут казаться просто-напросто добрыми делами неученого пророка, и найдется немало таких, кто вспомнит об этом, чтобы посмеяться над царством справедливости, которое я возвещаю. Но истину говорю тебе, что они будут посрамлены, а слова Сына человеческого будут жить в веках, как соль морская.