Текст книги "Хрустальная колыбельная"

Автор книги: Мидзуна Кувабара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Кокуре уже ушел из главного храма, а Такая продолжал считать.

Но текли минуты, а он все никак не мог сосредоточиться.

– Сэндай…? – за день до отъезда Такая посвятил в свои планы младшую сестру Мию; та вытаращила глаза. – Братец, ты собираешься в Сэндай?

– Ага… – виновато отозвался Такая. – С парой друзей…наверное, куда-нибудь в Мияги (9).

– Хмм, неожиданно, правда? – выражение ее лица стало странным, но спустя момент Мия безоблачно заулыбалась: – Может, ты увидишь маму, а? Если увидишь, скажешь, что у нас все хорошо?

– О…да, – понурившись, Такая кивнул.

Такая вышел из главного здания в сад и посмотрел в чистое голубое небо Сэндая.

Он все еще думал о улыбке Мии.

“Это ведь уже неважно, так?”

Образы прошлого промелькнули у него в голове.

Случилось это пять лет назад. Каждый день в семье бушевала буря: безумный от выпитого отец; мать, которая отчаянно силилась успокоить его. Драки и жестокость. Казалось, Такая тогда каждый день видел, как мать рыдает у себя в комнате.

Мама ушла от них только с маленькой сумкой. Она оглядывалась бессчетное количество раз, и на лице ее были как облегчение – что она смогла убежать от всего этого – так и глубокая вина перед покинутыми детьми. В это время Такая стоял на холодном ветру и смотрел, как ее тонкая фигурка растворяется в сумерках над холмистой дорогой.

Мама снова вышла замуж и теперь жила здесь, в Сэндае.

– Скажи ей, что у нас все хорошо.

“Я не увижу ее, Мия, – сказал Такая сестре, что осталась далеко, в Мацумото. – Я никак не смогу увидеть ее…”

Такая опустил взгляд.

Они жили под одним небом, но мать больше не имела к Такае никакого отношения.

“Сейчас она чужая…”

Он слабо вздохнул и еще раз взглянул в голубое небо Сэндая.

Из храмовой постройки за неподвижной фигурой Такаи наблюдал Кокуре.

Аяко вернулась около семи вечера. После обеда в храме она доложила Кокуре о результатах ментального исследования:

– Ритуалы призыва мертвых были проведены еще в двух точках, как мы и подозревали. Там везде так и роились духи. Теперь ясно, что те случаи с разрушением домов связаны с ритуалом призыва.

– Так ли? – Кокуре медленно прихлебывал чай. – Вы имеете в виду, что кому-то было необходимо уничтожить те строения, чтобы призвать мертвых?

– Да. Но мы еще не знаем значимости тех трех мест. Кажется, между ними нет ничего общего.

– Вопрос в том, кто и зачем совершал ритуалы…? Ммм… Этого мы еще не знаем, так?

– Зато мы знаем, что из-за этих призывов изменилась энергетика в Сэндае: ауры здесь более плотные, я думаю, из-за того, что разбитый энергетический баланс рушится. Я точно не знаю без дальнейшего исследования, но меня волнует, что… – взгляд Аяко стал колючим. – Кончились эти ритуалы или нет.

– Хотите сказать, что возможно случаи разрушений продолжатся?

– Именно. Но понятия не имею, где произойдет следующее, так что не думаю, что мы сможем предотвратить его. Хотя если это случится снова…

– Они придут для ритуала. Преступники объявятся.

– Вероятно, будут жертвы. Но я приложу все усилия, чтобы вычислить место следующего

происшествия до того, как оно произойдет.

Кокуре кивнул и допил оставшийся в чашке чай:

– Вот и все, что можно сделать.

Аяко тоже кивнула, а потом, впившись взглядом в аббата, застенчиво начала:

– Это…

– Что?

– Как там Каге…в смысле, как успехи Такаи? – поинтересовалась Аяко тоном, каким мать спрашивает врача о здоровье захворавшего ребенка.

Такая поспешно вернулся для обеда в комнату на третьем этаже и не сказал Аяко ни единого слова.

– Волнуетесь о нем?

– Ну это, в смысле, он показался мне немного…не в себе.

– Молодой монах, а? Ну несомненно, он обладает выдающимися силами. Однако, кажется, его что-то тревожит. Его чувства постепенно переходят на что-то другое; он возбужден и не может успокоиться. Будто о чем-то размышляет…

– Размышляет? Такая?

– Верно. У него есть близкие друзья или родственники здесь, в Сэндае?

Аяко окинула взглядом коридор, в котором мельком видела Такаю.

“Кагетора?”

Такая неподвижно стоял перед телефоном. Жена Кокуре выглянула из кухни и позвала:

– Такая-кун, ванна нагрелась, иди первым, если хочешь! Ой, позвонить хочешь?

– О, а можно?

Она улыбнулась в ответ:

– Ну конечно. Домашним звонишь?

Такая прикусил язык и опустил глаза.

Когда он успел открыть телефонную книгу Сэндая? Строчки номеров для фамилии Нагасуэ покрывали страницу перед ним. Когда мать во второй раз вышла замуж, то сменила имя на Нагасуэ Савако. Вот и ее номер телефона.

Такая снял трубку, его палец потянулся к диску. Он медленно набирал номер из книги, но… остановился на последней цифре. Поколебался, нажал на рычаг, чтобы оборвать набор.

Слабо вздохнул. Его палец снова завис над диском и набрал знакомый номер – на этот раз от души. Спустя момент их соединили.

– Да? Говорит Нарита.

– А…Юзуру? Это я.

– Такая?

Знакомый голос Юзуру, сегодня – откуда-то издалека. Такая было неосознанно расслабился, однако Юзуру мгновенно начал кричать на него:

– Какого черта с тобой случилось?! Ты даже на экзамене не показался! И ты ничего мне не сказал!

– Угу. А…прости.

– Я думал, у тебя простуда или жар или еще чего…я беспокоился! А когда спросил Мию-чан, она сказала, что ты уехал…Да что с тобой такое?! Где ты, блин?!

Юзуру был в редкой ярости – при звуках его голоса Такая совсем расстроился. В ответ на молчание Юзуру неуверенно спросил:

– Такая…? – его голос сразу затих. – Что-то…случилось?

Такая слабо улыбнулся – он был рад, что Юзуру такой отходчивый. Он открыл рот, и потекла обычная непринужденная беседа.

Ночь в Сэндае вступала в свои права.

– Эй! Парень! Хватит отлынивать и мети тщательнее!

Здания храма эхом отражали низкий гулкий голос Кокуре с самого раннего утра. Такая отшвырнул бамбуковую метлу и, сузив глаза, развернулся:

– А, черт побери…! Так чего я должен этим заниматься?!

– Это один из аспектов тренировки.

– Ну и как оно тренирует?!

Кокуре отвернулся, не обращая внимания на его порыв:

– Подмети и кладбище хорошенько. Не забудь вынести мусор с заднего двора, когда польешь цветы в саду. Потом у нас утренние службы. А потом генеральная уборка в главном храме. Когда закончишь, продолжим с того места, где вчера остановились. А теперь шевелись и возвращайся к работе!

– Ку…эй! Ох уж эти дедули! Дедули, блин!

Такая чувствовал себя настоящей половой тряпкой. Он подавленно подобрал метлу.

“Свихнулся он, что ли…?”

Где-то через десять минут вернулся Кокуре:

– Кажется, засорилась канализация. Не мог бы ты…? Молодой монах?

Такаи в саду и след простыл. Его метла стояла, прислоненная к хурме перед главным храмом. Кокуре насупился:

– Этот несносный парень…Удрал, значит?

“Можно подумать, я этого просил!” – плевался про себя Такая, шагая по дороге к городу.

Он всегда был вспыльчивым и просто не мог смириться с подобным обращением – как с младенцем…поэтому немедля сбежал. Его наручные часы показывали только восемь. В утренний час-пик мимо проходили бизнесмены в костюмах и ученики местных старших школ в униформах. Такая чувствовал себя довольно неудобно, шатаясь по округе в обычной одежде, но…

“М-да, я даже еще не завтракал.”

Подчинившись зову пустого желудка, Такая порылся в карманах брюк. Кошелек он, очевидно, оставил, и наскреблось всего лишь 620 йен.

” Если я поем в МакДональдсе, ничего не останется.”

Этот его побег сгоряча явно не мог продолжаться долго. Такая испустил тяжелый вздох и через реку посмотрел на зелень замка Аоба. Внезапно в его воображении возникло лицо Наоэ. Лицо казалось рассерженным. Такая вздохнул еще раз. “Только ты и неправ” – осудил мысленный голос, и Такая неохотно поплелся дальше. Он не знал, что в это время Аяко рвет и мечет в храме Дзико.

И даже до того, как он осознал… Его ноги сами пошли по знакомой дороге – не в первый раз он был здесь. Он помнил этот ряд домов…

“Точно…”

Такая вспомнил и застыл на месте. Он приходил сюда однажды, несколько лет назад. Было это сразу после того, как мать развелась и снова вышла замуж.

Он сбежал из дома после крупной ссоры с отцом и, имея при себе только накопленные деньги, лихорадочно добрался до места, где жила мать. Но, несмотря на то, что он подошел к самой двери, так и не смог найти силы позвонить.

“Прошлое, да?”

Той ночью шел снег. Такая помнил, как стоял перед дверью неизвестно сколько времени, глядя на теплый свет, льющийся из окон дома Савако.

“Как это было тупо.”

Не останавливаясь, Такая стиснул губы. Над головой раскинулось ярко-голубое утреннее небо. Он проходил мимо младшеклассников, спешащих на уроки. Его ноги сами следовали знакомой дорогой – словно дорогой памяти.

А потом он остановился перед домом, который помнил, – перед традиционным домом, обнесенным белой стеной. В скромном саду цвели красивые красные бутоны – моховые розы, которые обожала Савако. Такая вспомнил, что много похожих цветов росло у них в саду, очень давно, и на него нахлынула ностальгия. Когда он был младше, то с Мией любил рассаживать их семена по всему саду и с нетерпением ждать, когда же они взойдут.

Образ улыбки Савако, наблюдающей за детьми, отпечатался поверх моховых роз.

Цветы эти больше не росли у них дома.

Он оглянулся на детский голос.

“О…”

В дверях появились женщина в переднике и мальчик с портфелем.

Савако.

Такая инстинктивно нырнул за угол и оттуда продолжал смотреть на две фигуры у дверей.

– Ты все взял? Сменную обувь?

– Ага!

– Молодец, – с улыбкой отозвалась Савако; несмотря на то, что она немного постарела, улыбка ее стала еще искреннее, еще ярче.

Он соскучился по этому далекому знакомому голосу.

– Осторожнее через дорогу!

– Хорошо! Пока!

– Пока.

Мальчик приближался к нему. Такая подхватил его, когда тот огибал угол.

– Ууупс.

Изумленный ребенок с момент таращился на старшего незнакомца, потом быстро поклонился и убежал. Такая проводил его взглядом и снова оглянулся на Савако. Она развешивала одежду. Мать конечно выглядела старше, чем он помнил, но ее лицо было светлым: ни тени, ни боли – почти до неузнаваемости.

“Ну естественно, – пробормотал себе Такая, опустив глаза. – Теперь она…счастлива.”

И вдруг…

– Привет…

Неожиданно сзади кто-то поздоровался. Такая оглянулся. Юноша – совсем незнакомый – стоял сзади…неизвестно, как долго. Угольно-черные волосы и блестящие губы – красивый молодой человек невозмутимо смотрел на Такаю и протягивал ему белый носовой платок.

– Платок? Зачем он мне?

– Пожалуйста, возьми, если надо.

Такая непонимающе взглянул на юношу. Платок?

– Э?

– А…извини, – молодой человек слегка усмехнулся и спрятал платок. Он крутнулся на каблуках и проговорил через плечо: – Просто было похоже, что ты вот-вот расплачешься.

– …

Такая с подозрением сверлил юношу глазами. Косака Дандзе насмешливо хмыкнул, грациозно отвернулся и пошел прочь.

– …

Жесткий взгляд насупленного Такаи преследовал Косаку, когда тот растворялся вдали.

–

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Канхо – в буддизме один из интуитивных методов познания истины, при котором человек должен концентрироваться, рисуя в воображении определенный образ.

2. Сюсокюкан – техника медитации, которая включает в себя подсчет вдохов-выдохов, причем следует концентрировать сознание и не отвлекаться.

3. Аун – японский эквивалент буддистского звука “ом”, который представляет космический порядок: сотворение, пища и разрушение; мужское, женское и нейтральное; прошлое, настоящее и будущее; состояния бодрствования, сна и мечты; вдох и выдох. Аун состоит из символов “а” и “ун”.

4. А – первая буква в алфавите санскрита (как и японского языка), произносится открытым ртом. Воплощает альфу, начало и вдох. В школе Сингон эзотерического буддизма также воплощает основную сущность всего.

5. Ун – последняя буква алфавита в санскрите, произносится с закрытым ртом. Воплощает омегу, конец и выдох.

6. Нио – стражей Нио, буквально “Доброжелательных Королей”, часто можно увидеть у ворот храмов, которые они защищают от демонов и злых духов. У Агеу, который произносит слог “а”, рот открыт, а у Унгеу – слог “ун” – рот закрыт.

7. Адзикан – метод познания истины в школах буддизма Кукай и Сингон из сутры Махаваирокана:

“адзи” – “слово а”, которое основа всего существующего;

“кан” – “видеть” мыслью, душой.

Адзикан – способ медитации с помощью символа “а”, согласно которому начало всего – в сердце и разуме, и человек должен сосредоточиться на этом, чтобы понять, как его мысль может изменить форму видимых и невидимых миров.

8. Сутра Махаваирокана

Также известна как Даиничи-ке.

Важная буддистская сутра, используемая в школах эзотерического буддизма, особенно сектой Сингон. Эта сутра необычна тем, что походит не от Будды Шакьямуни, основателя буддизма, а прямо от Будды Махаваирокана. В Японию была принесена Кукай. В этой сутре Махаваирокана переводит свои учения в формы ритуалов, которые образуют основы ритуалов школы Сингон.

9. Мияги – префектура на северо-востоке Хонсю – главного острова Японии. Столица – город Сэндай.

Кувабара Мизуна

ХРУСТАЛЬНАЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ (книга 3)

Перевод с англ.: Кана

Глава 4: Тигр и Дракон

Время уже перевалило за полдень, когда Такая вернулся в храм Дзико, где Аяко устроила ему настоящую головомойку. Ее яростная, истерическая брань и раскаленный гнев так нахлынули на Такаю, что он даже (немножко) пожалел, что не остался тогда подметать.

Кокуре рассерженным не выглядел, но сказал только одно: “Если будешь и дальше продолжать в том же духе, то никогда не достигнешь успехов.”

Слова эти больно откликнулись в Такае. Хоть он неосознанно и наградил Кокуре свирепым взглядом, но не нашелся, что возразить – пришлось прикусить язык.

В этот же день, двумя часами позже, случилось четвертое происшествие.

Еще два здания разрушились, на этот раз в двух разных местах, но приблизительно в одно и то же время. Посмотрев новости по телевизору, Аяко совершила короткую вылазку, чтобы раздобыть побольше информации, и вернулась с подробностями для Такаи и Кокуре.

– На этот раз исследовательский корпус факультета сельского хозяйства университета Тохоку(1) и выход из Сэндайского туннеля Аобаяма на Западном Шоссе. Произошло все примерно в половине четвертого. Люди пострадали только в университете, но в воронку на шоссе провалилось много машин. Кажется, на этот раз порядочно раненых.

– Значит, и вправду это случилось снова, – проговорил Кокуре, а Такая завопил:

– Вправду случилось? Так вы знали? Знали, что это снова произойдет, и сидели сложа руки? Люди ранены! Если вы знали, так почему ничего не сделали?!

– И это говорит тот, кто уклонился от работы и удрал! – жестко парировала Аяко и посмотрела на Кокуре. – Уверена, преступник обязательно явится, чтобы совершить ритуал призыва мертвых. Я немедленно отправляюсь на место преступления.

– Но таких мест два. Если вы пойдете одна… – начал Кокуре, и они с Аяко повернулись к Такае.

Лицо Такаи стало кислым:

– Вы хотите, чтобы и я пошел?

– А с ним все будет нормально? – Аяко неловко покосилась на Кокуре; им и в самом деле не хватало людей.

Тут Такая не выдержал: он хлопнул обеими руками по столу, резко встал и направился к выходу из комнаты.

– П-постой, Кагетора!

– Главное, поймать парня, который призывает мертвых, так? Ты идешь к Аобаяме, а я – к университету, – Такая, с потяжелевшим взглядом, обернулся. – Спасибо, что беспокоишься за меня, но я не такой слабак, как ты думаешь.

Такая припечатал Аяко взглядом и вышел из гостиной. Кокуре последовал за ним.

– Молодой монах.

Такая остановился в дверях и развернулся к Кокуре.

– Перед тем, как идти, надо немного подготовиться. Мы ведь не знаем, что может случиться.

–?

Кокуре взял Такаю за руки и сложил его пальцы в странную фигуру.

– Закрой глаза.

Когда Такая непонимающе подчинился, аббат изобразил тот же самый символический жест и нараспев проговорил:

– Он базарагини харачихатая соака(2). Он базарагини харачихатая соака.

Вокруг всколыхнулось напряжение, и Кокуре разомкнул руки:

– Можешь открывать.

– ?

– Это была мантра хикогосин (3), которая станет для тебя броней. Теперь никакая злая магия тебя не ранит.

Такая оглядел себя: ничего не изменилось. Но Кокуре ободряюще кивнул:

– Пожалуйста, и это возьми. Я сам сделал этот амулет – он исцеляет и придает силы. Даиничи Нераи обязательно защитит тебя.

То, что он дал Такае, оказалось маленьким талисманом в фиолетовом тряпичном мешочке. Такая с момент рассматривал амулет:

– Прости, дедуля. Спасибо.

Кокуре молча кивнул.

Зажав в ладони амулет, Такая открыл дверь и ступил в порывы ночного ветра.

Аяко, стоя позади Кокуре, повторила:

– Все ли с ним будет хорошо?

– Трудно сказать. Есиаки вправду взвалил на меня довольно проблемный груз, – Кокуре опустил взгляд на руки и сжал пальцы.

Их еще покалывал жар ауры рук Такаи.

“Пугающий парень…”

По улицам Сэндая гулял зловещий ветер. В темноте мягко звенел колокольчик.

Два ночи; развалины корпуса факультета сельского хозяйства университета Тохоку.

Мертвых и раненых давно вывезли, и исследование руин закончилось к сумеркам. Над горой щебня, бывшей недавно трехэтажным зданием из брусчатки, повисла ночная тишина. Не было видно ни души.

Во мраке отзывался звон колокольчика. А потом…появилась одинокая женская фигура. В бледном свете фонарей, что стояли в саду кампуса, нечеткий силуэт становился все более ясным. Это была молодая женщина с короткой стрижкой.

Она остановилась перед горой щебня. Динь-динь-динь…звенел колокольчик в ее руке. Обнаженный остов – вот и все, что осталось от строения. В щебне даже почти не было крупных обломков, будто какая-то неведомая сила буквально смолола бетон в крошку. Теплый ветер крепчал. Женщина осторожно извлекла из блузки прут с заостренными концами – одно из ритуальных орудий в эзотерическом буддизме под названием токко (4). С токко в руке она перешагнула оградительную ленту и ступила на руины. И там, где она проходила… щебень превращался в песок – ветер поднял и закрутил облако песка. Незнакомка стояла перед гигантской воронкой в центре.

Не прошло и минуты, а щебень вокруг превратился в крошево.

Женщина опустилась на колени и подняла токко, потом с рассчитанной медлительностью разомкнула губы:

– Он сарабататаагята ханна маннанау кяроми.(5) – тихий голос плыл в ночи, – Он соаханба сюда сарабатарама соаханба шудокан.(6)

Женщина читала мантры фурэй (7) и дзесанго (8) из молитв в эзотерическом буддизме. Кажется, она начинала какую-то церемонию.

– Он…

– Что это ты тут делаешь?

– !

Женщина встрепенулась, заслышав чей-то голос. Высокая тень появилась из темноты:

– Довольно поздно для прогулок, не так ли?

– …

– Я надеялся, что ты придешь чуть пораньше… Но по крайней мере теперь мне не придется тут ночевать.

– …!

– Так для чего ты собираешь духов? Не Олимпийские же здесь игры проводить, а?

Женщина возмущенно смотрела на Такаю, поджав губы. Высокомерная улыбка Такаи растаяла, когда он взглянул на незнакомку:

– Кто ты?

– …

– Может…марионетка Датэ Масамунэ?

Вместо ответа женщина вдруг набросилась на Такаю с токко.

– Ай!

Он увернулся и принял оборонительную позицию. Женщина перехватила токко и уставилась на Такаю глазами, в которых горела свирепость пумы.

– Хм, мишень, а?

Женщина атаковала. Бросаясь влево-вправо, Такая поймал женщину за запястье как раз в тот момент, когда токко царапнуло его по груди справа.

– !

Он вывернул ей руку, и женщина вскрикнула.

– Какого черта вы, сволочи, замышляете? Что вы собираетесь делать с поднятыми призраками? Отвечай!

Женщина распахнула глаза.

– !

Перед Такаей внезапно полыхнули искры, и он отлетел в сторону.

– Учч! – он покатился по песку, подняв облако пыли.

“Она…! Использует силу!”

Женщина медленно сомкнула ладони с странном символическом жесте:

– Он дакини сахахаракятэй соака.(9)

“Э?”

– Он кири каку ун соака…(10)

Вокруг женщины с шипением бледно вспыхнуло что-то вроде сгустков пламени. Сгустки эти постепенно принимали форму животных. Сверкающие сферы огня соединились в слабо мерцающих лисиц.

“Какого…?”

– Он дакини сахахаракятэй соака.

Лицо женщины исказилось жаждой крови.

– Он кири каку ун соака!

– !

Лисицы набросились на Такаю все разом. Он уклонился и стал так, чтобы повернуться лицом к призрачным зверям, что метались вокруг, волоча за собой длиннющие хвосты света. Лисы рычали, скалили острые клыки и вихрями бросались на Такаю.

“Вы, верно, меня разыгрываете!”

Лисы метались около Такаи, и он пытался обороняться. Сжав в руке деревянный меч, он яростно набросился на лисиц, но меч не помог – хоть лису разрубило пополам.

“Ч…?”

Разбитое сияние слилось и снова приняло форму лисицы.

– Он дакини сахахаракятэй соака.

Женщина продолжала произносить заклинание. Такая отбивался от лисиц, которые окружили его, и хвосты их оставляли светящиеся дорожки в воздухе.

– Он кири каку ун соака!

– Айччч!

Одна из лис вцепилась Такае в кисть правой руки – хлынула кровь. Звери не были иллюзией – они в самом деле могли ранить и убивать людей!

– Аа…аааа…! – постанывая от боли, Такая бешено тряс рукой, но лисицу сбросить не мог. Если так будет продолжаться, она откусит ему кисть!

– !

Прищурившись, Такая изо всех сил ударил рукой по твердой земле, и лиса отцепилась и исчезла, зато остальные немедленно атаковали. Он яростно смотрел на них, но не мог вызвать вообще никакой силы.

“Проклятье!”

Такая раздраженно прищелкнул языком и отступил. Он пытался снова сосредоточиться для нападения, но впустую. Он должен был ударить силой, но ничего не получалось. Это не работает против лис? Нет, просто он сам не мог сражаться силой.

“Ну почему именно сейчас я не могу воспользоваться своими способностями!”

– Он кири каку ун соака!

– !

Лисы сбились в кучу и бросились на Такаю. И в тот момент когда они почти уже вонзили клыки в его тело…

Их разорвало потоком пламени.

Уааааа!

Они издали странный вопль, вспыхивая.

– Что?! – женщина осеклась и прервала заклинание.

Еще в броске лисы исчезли в снопе искр. Странная сила возникла из левой стороны груди Такаи.

– Ты…!

Ошеломленный, Такая вскочил на ноги и схватился за деревянный меч. Но в следующий момент невидимый удар выбил у него меч, а самого отбросил назад.

– Ау! – Такая свалился на спину. Женщина воспользовалась удобным случаем и за шею прижала Такаю к земле, а потом подняла токко:

– Я отправлю тебя в следующую жизнь!

– !

Женщина молниеносно опустила токко, целясь противнику в сердце.

Однако…

– Уах!

Токко остановилось, едва коснувшись Такаи, будто притянутое сильным магнитом; как женщина не старалась – дальше оно не опускалось. Кончик его, зависший над левой стороной груди Такаи, теплился оранжевым светом.

Что-то защищало тело Такаи.

“Да это…!”

– Ах ты…!

Женщина занесла токко еще раз. Такая отчаянно дернул руку, сжимающую его горло, и изо всех сил оттолкнул нападавшую.

– Ай!

Когда та поддалась, Такая выхватил у нее токко. Глаза женщины вспыхнули алым!

– Ауу! – Такая попал под прямой удар силы, снова отлетел, и, ударившись о землю, покатился кувырком.

…

– Ууу… – промычал он, не в силах подняться.

Женщина, тяжело дыша, направилась к нему. Почерневший и обгоревший амулет Даиничи Нераи выскользнул из его нагрудного кармана. Женщина подобрала талисман и испепелила в ладони – полетела зола. Такая цеплялся за ускользающее сознание, но картинку перед глазами уже заволакивало дымкой. Женщина подняла токко:

– Здесь ты испустишь последний вздох!

И в этот момент…

– !

Токко, будто попав под пулю, вылетело из рук женщины. Она обернулась, схватившись за запястье:

– Кто здесь?

Такая скосил мутнеющие глаза в ту же сторону.

“Чего…?”

В темноте выделялась неподвижная белая фигура.

– Ты!!! – женщина ударила силой – пришла в движение мощная аура.

Искры и сотрясающий землю гул слились со вспышкой, превратившей тьму в ослепительное пламя.

– Аааа! – женщина отлетела, рассеивая бледные шары огня. Она рухнула на землю и затихла.

“Кто?”

Такая почувствовал чей-то взгляд.

“…Ле…ди?”

Перед глазами плыло.

“Нао…э…?”

Мир быстро куда-то проваливался. Здесь же, на песке, Такая потерял сознание.

Белый плащ хлопал на ветру, когда молодой человек остановился около лежащего Такаи, опустился на колено и аккуратно перевязал его раненую правую руку белоснежным носовым платком. Косака Дандзе пробормотал сам себе:

– Так ты не можешь использовать силу, кроме как ради защиты Нариты Юзуру, да, Кагетора?

В воздух поднялось облако песка, словно затем, чтобы скрыть ответ.

– Я абсолютно против любого союзничества с Такеда! – кричал Сигэзанэ своему господину; дело происходило глубокой ночью в ярко освещенной усадьбе Датэ. – Они намереваются захватить северо-восток, пусть даже и предлагая объединиться с нами. Разве мы должны помогать им в этой интриге? Я абсолютнейшим образом против!

– Однако же, Сигэзанэ-доно, – резко прервал его Кодзюро. – Если учесть наше затруднительное положение, помощь Такеды словно послана небесами. Если они лишь устранят силы Асина, велика вероятность того, что мы сможем затем взять Могами в двойные клещи. Разгром Могами должен стоять на первом месте!

– Даже без сторонней подмоги у нас достаточно сил, чтоб сокрушить Могами! Ты излишне оптимистичен, Кодзюро! Такеда – коварный лев! Ты хочешь, чтобы этот лев пожрал нас?

– Неужели ты хочешь, чтобы армии, что расположились вокруг, разгромили нас еще до того, как мы подберемся к челюстям льва?

Сигэзанэ негодующе взглянул на Кодзюро. Тот, не вставая с колен, решительно подался вперед и сказал Масамунэ:

– Сейчас наша недостача в силах весьма очевидна. Доно, сейчас у нас нет иного выхода, кроме как объединиться с Такедой. Мы вернулись, чтобы защитить родину, наш Сэндай…ясно, на чем нужно держать акцент. В нашем воскрешении нет ни капли амбиций – мы вернулись, чтобы защитить здешний народ. Дабы обладать этой землей, Могами уже разрушает ее здания и убивает людей. Мы должны уничтожить Могами, пока он не стал виновен в смерти других.

Слушая Кодзюро, Масамунэ оставался совершенно неподвижен. В каждом из доводов была своя правда, но одно было доподлинно верно: они вернулись не затем, чтобы участвовать в Ями Сенгоку, но затем, чтобы защищать Сэндай от завоевания Могами до самого конца. Устранение угрозы, что мешалась под ногами, было наипервейшим делом, как и сказал Кодзюро, но…

Но Масамунэ тревожился еще кое о чем.

“Мама и Кодзиро с Могами…”

Если вести, которые принес Косака, правдивы…

Его мать, Есихимэ, приходилась младшей сестрой Могами Есиаки. Она вошла в клан Датэ, чтобы остановить распри между двумя кланами, но все же оставалась верной Могами. Тогда Есихимэ сомневалась, что одноглазый Масамунэ сможет стать главнокомандующим. Она пророчила успех и место главы клана своему младшему сыну Кодзиро и предпринимала бесчисленные попытки устранить Масамунэ. Чтобы на корню пресечь это волнение, Масамунэ пришлось убить Кодзиро.

Горькие воспоминания тех далеких дней еще жили в Масамунэ.

“Всего лишь самозащита.”

У него не было выбора. Сколько раз он пытался оправдаться перед собой, смягчить эту невыносимую вину – сознание того, что он убил брата собственными руками. Неудивительно, что в итоге он стал еще больше ненавидеть мать, которая не доверяла ему.

После тех событий Есихимэ, не скрывая шока, вернулась в Енэзаву(11). Десятки лет спустя, когда Есихимэ доживала свои годы, мать и сын все же смогли примириться, оба изнуренные жестокостью и одиночеством семейной усобицы.

“Значит, после смерти все вернулось на круги своя…”

Вот что давило грудь Масамунэ. Только естественно, что Кодзиро не благоволил брату. А мать, Есихимэ…

“Неужто она так и не простила меня…?”

…И Масамунэ потупил взгляд единственного глаза…

Внезапно люди у входа в поместье заволновались. Сигэзанэ и остальные одновременно оглянулись.

– !

– Что…

Кодзюро первым вскочил на ноги, затем – вассалы семьи. Сигэзанэ, собираясь выйти вслед, оглянулся на Масамунэ.

– Доно…

Масамунэ поднял серьезный напряженный взгляд и встал:

– Что такое, Кодзюро?

– Доно.

Масамунэ проложил среди вассалов путь ко входу и увидел на руках Кодзюро незнакомого парня.

– …!

А позади стоял Косака Дандзе.

– Что вы хотите этим сказать, Косака-доно?

– Простите за причиненное беспокойство. Все вышло так внезапно.

– Кто этот юноша?

– На него напала одна из подчиненных Могами, а я его спас. Если вам не слишком трудно, не могли бы вы выделить ему комнату и заняться его ранами…

Масамунэ резко взглянул на Косаку:

– Он из ваших знакомых?

– … – лицо Косаки осталось таким же холодным.

– Следует приготовить постель, – вежливо проговорил Кодзюро. – Цунамото-доно, пожалуйста, проследите за приготовлениями.

Кодзюро и несколько других вернулись в дом. Косака, скидывая плащ, сказал Масамунэ:

– Ночь нынче что-то холодная, не правда ли? Взываю к вашей снисходительности, не примете ли меня на ночлег? Уже слишком поздно возвращаться в отель.

– Я не возражаю…

– Могу я рассчитывать на душ? А еще, вероятно, на свежую одежду и чашечку кофе… – продолжал Косака, ступая в комнату.

Люди в усадьбе засуетились. Косака, будто сознавая свою навязчивость, остановился на полпути в залу и внезапно развернулся к Масамунэ:

– Датэ-доно.

– ?

– Когда юноша придет в себя, будьте с ним поосторожнее.

– Что?

Косака ухмыльнулся:

– Он не простой человек. Похоже, трудности могут возникнуть и у Датэ-доно.

– …Что вы имеете в виду?

– Он из клана Уэсуги.

Масамунэ насупился. Позади него Сигэзанэ и остальные замерли от удивления.

– Уэсуги? Но ранее вы говорили, что Кагекацу-доно не переродился…

– Вероятно, вы знаете, что у лорда Кэнсина было два приемных сына?

– ?

– Лорд Кагекацу и еще один – Уэсуги Кагетора. Тот юноша – лорд Кагетора.

– !

И все пораженно вздохнули. …Уэсуги Кагетора!

Косака – его улыбка стала еще шире – проговорил:

– Также он главнокомандующий истребителей онре лорда Уэсуги, Призрачной армии Уэсуги. Их еще называют “Яша-шуу Уэсуги”, и этот юноша – перерожденный.

Масамунэ изумленно посмотрел на бесчувственного Такаю, а когда оглянулся через плечо, Косака уже вышел в залу.

“Уэсуги Кагетора…”

Легкое напряжение мелькнуло по лицу Масамунэ, придавая ему жесткость.

На закате, в укромном уголке сада…

Мама присела среди любимых ею моховых роз и срывала цветы один за другим.

Он стоял сзади, наблюдая.

Как будто она обрывала все его воспоминания.

Выражение лица мамы, когда она оглянулась…

Словно она просила прощения у детей…

Словно она просила прощения…

Щебетали птицы. Утренний свет пробивался сквозь бумажные раздвижные двери.

Когда Такая очнулся; прошло уже около пяти часов с момента, когда он потерял сознание. Незнакомый потолок, незнакомая комната. Футон, на котором он лежал, был совершенно новым и приятно пах. В замешательстве Такая попытался вскочить на ноги, но…

– …Уф…!

Все тело онемело, и усилие это оказалось тщетным. Он никак не мог придти в себя.

“Где…?”

Это не был храм Кокуре. Комната в японском стиле казалась относительно новой и пахла кипарисом. Такая огляделся, стараясь разложить мысли по полочкам, но вокруг никого не было.