Текст книги "Пламенное сердце"
Автор книги: Мид Райчел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Мы можем сделать кольцо, – объяснила Ровена. – И нарисовать различные стадии эволюции. Обезьяна, пещерный человек, и так до хипстера, набирающего смс на смартфоне.
– Мы произошли не от обезьян, – поправил ее я, пока мы боролись с прямоугольником, укладывая его на поддон тележки. – Самый древний из предков человека называется австралопитек.
Я не слишком подкован в теории эволюции, и щекотливую тему я определенно не собирался поднимать.
Ровена выпустила блок и уставилась на меня в изумлении.
– А ты откуда это знаешь?
– Ну, я однажды упомянул про происхождение от обезьян, и моя девушка э-э… кое-что сказала по этому поводу.
На самом деле «кое-что» было лекцией по антропологии, занявшей примерно час.
Ровена расхохоталась и подняла блок поменьше. Они тоже были увесистыми, но с ними можно было справиться поодиночке.
– Скорей бы познакомиться с твоей мифической девушкой. Хочется понять, кто способен тебя терпеть! Давай я возьму Касси, и мы сходим куда-нибудь, посидим, выпьем.
– Она не пьет, – поспешно сказал я. – И в любом случае, ей восемнадцать. Почти девятнадцать.
Я вдруг осознал, что день рождения Сидни стремительно приближается – он в начале следующего месяца, февраля, а у меня ничего для нее нет. После того как я разорился на пластинки, у меня осталось денег в обрез до следующего поступления от отца – а оно бывает в середине месяца.
Ровена ухмыльнулась.
– Что, любишь молоденьких?
– Эй, чего здесь незаконного?
– Ничего не желаю знать про твою отвратительную сексуальную жизнь. – Ровена взгромоздила на тележку очередной блок. – Рванем в «Денни» или еще куда-нибудь. И если ты ее не приведешь в обозримом будущем, я буду считать, что ты ее выдумал.
– Я б не сумел, даже если бы старался! – торжественно провозгласил я. Но в глубине души я ощутил сожаление. Я бы с удовольствием сходил на двойное свидание с Ровеной и ее девушкой. Я был совершенно уверен, что Сидни вполне поладила бы с Ровеной. Правда, они бы наверняка объединились и безжалостно дразнили меня. Но вместе появиться на публике нам не светит – если только мы не отправимся вечером в город с хранителями.
Мы привезли наши бетонные изделия в кампус Карлтон-колледжа и принялись за титаническую задачу – перетащить груз на аллею, которую нашему классу разрешили использовать. Несколько наших одноклассников уже вкалывали там, и они помогли нам дотащить основной блок, что значительно упростило нам жизнь. Хоть ей и было далеко до монолита из фильма, весила она наверняка тонну. В результате нам осталось перетащить блоки поменьше, и на время работы наш разговор заглох. К вечеру мы устали и радовались, что дело почти закончено. Рисование оставили на завтра. Это было специальностью Ровены, и мы хотели взяться за проект со свежими силами. Было прохладно, но ясно. Я невольно и быстро согласился на утро, чтобы избежать самого противного света. Скоро я вызволю Прыгуна от колдуньи и отправлюсь домой с надеждой, что Сидни удастся выбраться.
Когда все блоки очутились на поддоне, Ровена решила расставить их идеально. Меня это не волновало, и я принялся набивать Сидни смс на Любовный телефон. Я хотел сообщить ей, что мое художество – ерунда по сравнению с сиянием ее красоты. Она написала в ответ: «Закатываю глаза». На что я ответил: «Я тоже тебя люблю».
– Можно сделать так, – бормотала Ровена, водружая три блока друг на дружку. – Мини-монолиты.
– Как тебе будет угодно.
Но Ровена снова передумала и принялась снимать верхний блок. Что произошло после, я толком не понял. Думаю, неудачно повернулась. В общем, блок выскользнул и рухнул, придавив руку Ровены к плите дорожки.
Ровена пронзительно закричала, и я ринулся к поддону с такой скоростью, что Эдди бы позавидовал. Я схватил блок и поднял, понимая, что опоздал. Несколько струек духа сообщили мне, что у Ровены сломаны кости. И в эти доли секунды хаоса я принялся действовать. Она травмировала правую руку, и переломы не дали бы ей рисовать до конца семестра. Ровена творила при помощи акварельных красок такое, о чем я мог лишь мечтать. Нет, я не мог допустить, чтобы ее искусство оказалось в опасности. Я послал волну духа в тело девушки, вытягивая собственную жизненную энергию, чтобы восстановить ее кости. Тот, кого лечат, обычно ощущает покалывание, и, судя по потрясенному лицу Ровены, она тоже это заметила.
– Что ты делаешь?! – выдохнула она.
Я сосредоточился и пустил в ход принуждение.
– Ничего. Просто убрал блок. Это очень болезненный опыт для тебя, он вызывает замешательство.
Глаза Ровены на миг остекленели, и затем она кивнула. Я отпустил магию, теперь лишь внезапная пустота внутри свидетельствовала, как много сил я вложил в исцеление и принуждение. Когда мой мозг утихомирился, Ровена принялась баюкать пострадавшую руку, а нас окружили примчавшиеся однокурсники.
– Ну и ну! – вырвалось у кого-то. – Ровена, ты как?
Ровена скривилась.
– Вроде ничего… ну, в смысле, больно, но не настолько, как сначала.
– Тебе надо показаться врачу, – продолжал настаивать какой-то парень. – У тебя перелом.
Ровена вздрогнула. Видимо, ее посетили те же страхи. Я знал, что теперь ничего серьезного нет, но пришлось подыграть, поскольку предположение было вполне резонное.
– Давай ключи, – сказал я Ровене. – Больница кампуса открыта.
В очереди нас держать не стали, поскольку уронить на руку тридцатифунтовый бетонный блок – это вам не шутки. Но после осмотра и рентгена врач лишь пожал плечами.
– Она в порядке. Наверное, блок не такой тяжелый, как вы думали.
– О, нет! – возразила Ровена, но облегченно вздохнула. Мне даже почудилось, что в ее глазах заблестели слезы. – Все потому, что ты быстро его снял. – Судя по всему, исцеление выветрилось у нее из головы.
– А еще я мужественный и храбрый! – торжественно заявил я.
Ровену отпустили; когда мы уже покидали больницу, появилась ее девушка, Касси. Ровена красива, но Касси оказалась сногсшибательной. Она обняла Ровену, и я печально покачал головой.
– И как ты только отхватила такой приз?
Ровена ухмыльнулась мне поверх плеча Касси.
– Говорю же тебе: мой острый ум и очарование всегда в деле.
Мы решили, что закончим работу над проектом завтра, и я отправился к себе. Мир был полон жизни и света, и когда я зашел в квартиру, я буквально плыл по воздуху. Как дух может быть чем-то плохим, если он дает мне подобные ощущения? Они поистине великолепны. Я давно не чувствовал себя настолько живым.
Я наугад вытащил из коробки пластинку. «Пинк Флойд». Нет, не то настроение. Я заменил ее на «Битлз» и с новой энергией принялся за автопортрет. Точнее, за автопортреты. Потому что остановиться я не мог. Краски яростно ложились на холст, я экспериментировал с различными концепциями. Один автопортрет был абстрактным – изображение моей ауры, какой ее описывали Соня и Лисса. Другой получился более достоверным и настолько реалистичным, насколько это возможно, когда ориентируешься на фото в мобильнике – хотя нарисовал я себя в красно-синих тонах. И так далее.
Понемногу энергия начала иссякать. Кисть моя замедлилась, и, наконец, я опустился на диван, опустошенный и измотанный. Я уставился на свои произведения, пять сохнущих полотен. У меня заурчало в животе, и я попытался вспомнить, когда же я ел в последний раз. Может, я уплетал маффин в той забегаловке с Ровеной? Я становлюсь хуже Сидни. Я сунул пиццу в микроволновку, и пока я следил, как она готовится, мои мысли свернули в другое русло.
День рождения Сидни. Как я мог про него забыть? Хотя, нет. Дата намертво отпечатана у меня в памяти. Пятое февраля. Вот чего я не сообразил, так это что надо купить подарок. Я повернулся к ящику стихийно купленных пластинок и посмотрел на них с отвращением. Внезапно я возненавидел их за дыру, которую они проделали в моем месячном бюджете. Сидни была права: дурацкая покупка. Что я мог бы приобрести для нее вместо груды винила – для себя? Я представил себе дюжину роз, отправленных анонимно к ней в общежитие. Или две дюжины. Или даже три. Не менее привлекательной была мысль о бриллиантовом браслете на ее изящном запястье. Изысканном и стильном, разумеется. Ничего нелепого она не наденет.
Подумав о бриллиантах, я вспомнил про запонки тети Татьяны. Проигнорировав писк микроволновки, докладывавшей о готовности пиццы, я рысцой кинулся в спальню. Запонки лежали на прежнем месте, ослепительно сверкая красным и белым в свете люстры. «Продай их, и будут тебе деньги на жизнь», – пошутила Сидни. Не просто на жизнь или на взносы за машину. Я смогу купить ей подарок. И не один. Розы, браслет, романтический ужин.
Нет. Никаких появлений на публике. Эта мысль придавила меня. Я погрузился в размышления о нашем совместном будущем. Есть ли оно у нас? Что у нас за отношения? Мы всегда будем встречаться тайком? Сидни слишком рассудительна, чтобы это могло длиться вечно. Постепенно она поймет, что пора покончить с нашим романом. Покончить со мной. Я положил запонки обратно в коробочку, понимая, что никогда их не продам, и внезапно меня накрыла удушливая волна.
С пользователями духа такое иногда случается. Когда я вернул Джилл к жизни, я едва-едва дополз до кровати. Плата за возможность распоряжаться огромным количеством энергии была велика, и разум получал свою отдачу. Ну, мой, во всяком случае. У Лиссы драматических взлетов и падений не бывало. Ее охватывала более ровная мрачность, и несколько дней, пока та не развеивалась, Лисса ходила унылая и подавленная. У Сони было нечто среднее.
«Мой маленький задумчивый художник, – со смешком говорила тетя Татьяна, когда на меня находило подобное настроение. – Кто сегодня залез к тебе в голову?» Она говорила с нежностью, будто речь шла о чем-то восхитительном. Мне почудился ее голос, привиделось, будто она находится рядом со мной. Судорожно вздохнув, я закрыл глаза и прогнал ее образ. Ее здесь нет. Поцелованные тенью действительно могут видеть мертвых. Чокнутым они лишь мерещатся.
Я съел пиццу, стоя у кухонного стола и твердя себе, что мое состояние пройдет – обязательно. По-другому не бывает. Но до чего же муторно дожидаться! Когда же марево развеется?
Затем я вернулся в гостиную и посмотрел на картины. То, что выглядело чудесным и вдохновенным, теперь казалось пошлым и дурацким. Полотна выводили меня из равновесия. Я собрал их и кучей сунул в угол, наплевав на невысохшие краски и риск порвать холст.
Потом я забрался в бар.
Я успел приложиться к бутылке с текилой, развалившись на кровати и слушая «Пинк Флойд», когда через пару часов дверь спальни отворилась. Увидев Сидни, я улыбнулся. Текила успешно приглушала дух и смягчала депрессию. Не сказать, правда, что я был весел и энергичен, но мне уже не хотелось забиться в темную нору. Я победил дух, и при виде прекрасного лица Сидни настроение мое поднялось.
Сидни улыбнулась мне и молниеносно оценила происходящее. Она стала серьезной.
– Ох, Адриан! – произнесла она.
Я поднял бутылку.
– Пятое мая, Сейдж, мексиканский национальный праздник.
Ее взгляд обежал комнату.
– Прыгун празднует вместе с тобой?
– Прыгун? А с чего бы вдруг?.. – Я осекся. – Ой, я забыл о нем.
– Я в курсе. Мод написала миз Тервиллингер и спросила, собирается ли кто прийти за ним.
– Черт! – После происшествия с Ровеной я напрочь позабыл про питомца-дракончика. – Извини, Сейдж. Но я уверен, что он в порядке. Он же не ребенок. И может, ему и вправду нравится у колдуньи.
Но выражение лица Сидни не изменилось, только сделалось еще печальнее. Она забрала у меня бутылку текилы и отнесла ее к окну. Я поздно сообразил, что она собралась сделать. Сидни открыла окно и вылила остаток наружу. Я подскочил как ужаленный.
– Эй, оно дорогое!
Сидни сурово повернулась ко мне. От ее взгляда я резко затормозил. Он был не гневный. Не грустный. Он был… разочарованный.
– Адриан, ты обещал. Проблема не в социальном употреблении алкоголя. Проблема в самолечении.
– При чем здесь самолечение? – спросил я, хоть и не стал возражать.
– Я знаю тебя и все твои симптомы. Иногда посматриваю на твои бутылки. И сегодня эта сильно опустела – для вечерней порции как-то не годится.
Я чуть было не брякнул, что, строго говоря, опустела бутылка благодаря ей.
– У меня не было выбора, – буркнул я, осознавая, как убого звучит моя реплика. Прямо как мантра Ангелины «я не виновата». – После того, что стряслось.
Сидни водрузила пустую бутылку на комод и присела рядом со мной на кровать.
– Рассказывай.
Я объяснил про Ровену, и про ее травму, и про остальные сегодняшние события. Придерживаться нити повествования оказалось трудно, потому что меня постоянно тянуло перескакивать с предмета на предмет и оправдываться. Когда я наконец закончил, Сидни нежно погладила меня по щеке.
– Ах, Адриан… – произнесла она печальным тоном.
Я накрыл ее ладонь своей рукой.
– Сидни… – прошептал я. – Это было как тогда с Джилл. Не настолько плохо. Но девушка пострадала. Она нуждалась во мне, и я ей помог – когда она заметила, я позаботился, чтобы она все забыла. Что еще мне было делать? Оставить ее с переломами?
Сидни обняла меня и долго молчала.
– Не знаю. Я понимаю, что ты не мог поступить по-другому. Таков уж ты. Но мне бы хотелось, чтобы ты сделал что-то еще. Что я несу! Я рада, что ты ее спас. Действительно, рада. Но меня беспокоит, что все настолько… сложно. – Она вздохнула. – Нет, не получилось объяснить. Какой я тебе советчик!
– Ты терпеть не можешь, когда не знаешь, что делать? – Я снова положил голову ей на плечо, ощущая слабый запах духов. – И терпеть не можешь, когда я такой…
– Я люблю тебя, – сказала Сидни. – Но я волнуюсь из-за тебя. Ты никогда не думал… я о чем, собственно – Лисса ведь некоторое время принимала антидепрессанты. Ей же они помогли?
Я встрепенулся.
– Нет. Я не могу взять и отрезать себя от магии.
– Но ей ведь полегчало? – не унималась Сидни.
– Ей… да. В некотором смысле. – «Жидкое лекарство» меня не смущало, но мысли о таблетках вызывали у меня отторжение. – У нее прошла депрессия. Она перестала наносить себе порезы. Но она тосковала по магии и потому прекратила принимать таблетки. Ты не знаешь, что это – поток духа. Ты будто дышишь в унисон со всеми существами в мире.
– Возможно, я понимаю тебя гораздо лучше, чем ты думаешь, – возразила Сидни.
– Дело не только в этом. Она перестала принимать таблетки еще и потому, что ей потребовалось вернуть магию, чтобы помочь Розе. Что, если мне понадобится магия? Вдруг ты пострадаешь или будешь умирать? – Я сжал плечи Сидни. Она должна понять глубину моего отчаяния, осознать, как много она значит для меня. – Вдруг ты будешь нуждаться во мне, а я буду бессилен?
Сидни погладила мои волосы. Лицо ее было спокойно.
– Когда-нибудь мы решим наши проблемы, как и большинство людей в мире. Ты ходишь по краю пропасти. Я хочу, чтобы ты был здоровым и счастливым. Я не хочу рисковать твоим рассудком ради вероятности того, что на меня упадет бетонный блок.
– А ты стала бы сидеть спокойно, если бы могла исцелить кого-то?
– Нет. Поэтому я и пытаюсь помочь тебе.
Но я видел, что в душе ее происходит противоборство, и понял ее страхи.
– Никаких таблеток, – твердо заявил я. – И моего промаха никогда не повторится. Я буду стараться. Я сам буду сильнее. Поверь: я смогу справиться самостоятельно.
Сидни заколебалась. Казалось, что она хочет продолжить спор, но затем она кивнула, смиряясь. Она уложила меня на кровать и поцеловала, хоть ей и не нравится вкус текилы. Поцелуй оказался одновременно и нежным, и пылким, и он усилил связь между нами, обжигающее ощущение того, что мы созданы друг для друга. Если бы я мог раствориться в ней, мне никогда бы не потребовались ни алкоголь, ни таблетки.
Но, несмотря на учащенный пульс и огонь в ее глазах, все зашло не намного дальше, чем обычно. И, как обычно, я не давил на нее. Пускай Сидни не согласна с политикой алхимиков, но все же она сохранила множество их привычек. Она продолжала одеваться консервативно. Она не пила. Я не знал, как они относятся к добрачному сексу, но поскольку многие из них вроде бы религиозны, я не удивлюсь, если Сидни унаследовала и эту установку. Мы с ней никогда не обсуждали ничего подобного. Я решил, что, когда она будет готова, она даст мне знать.
– Мне пора, – прошептала Сидни. – Я сказала, что мне надо купить зубную пасту. Это достаточно скучно, чтобы Зое не захотелось меня сопровождать.
Я убрал золотистые пряди с ее лица.
– У Кларенса завтра вечером?
Сидни кивнула.
– Не пропусти.
Я проводил ее до дверей. Сидни внимательно посмотрела на загубленные полотна, но промолчала и постаралась сохранить невозмутимый вид.
– Я честно, – произнес я. – Я буду стараться.
– Конечно, – отозвалась Сидни. Но ее разочарованный взгляд преследовал меня.
– Я могу быть сильным, – добавил я.
Сидни улыбнулась и приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать меня на прощанье.
– Ты уже сильный, – пробормотала она, прежде чем исчезнуть в ночи.
Глава четвертая
Сидни
Я держалась до тех пор, пока не ушла от Адриана и не села в машину. Тогда я заплакала. Я ехала в Амбервуд с мокрыми щеками, и перед глазами все расплывалось. Давно я не чувствовала себя настолько бесполезной. Забыть про Прыгуна – не самое страшное, но что случится в следующий раз? Дух заставляет своих пользователей творить безумства. Они калечат себя. Они убивают себя. Мне было страшно, и я хотела овладеть ситуацией, пока она не овладела нами. И, как проницательно заметил Адриан, меня грызло то, что я не в состоянии немедленно найти выход. Мне нечасто приходилось испытывать это чувство.
Я не могу помешать духу разрушать Адриана и не могу осуждать Адриана за его глубинное стремление помогать другим. У меня заныло в груди при мысли о его обжигающей доброте, которую мало кто замечал. Все, что я могла сделать, – быть рядом с ним и убеждать не сдаваться. Наверное, он не может побеждать дух всегда, но я уверена, что он способен сопротивляться сползанию к старым привычкам. Должен существовать какой-то менее вредный для здоровья способ выжить, и я твердо верила, что у Адриана достаточно самоконтроля и силы воли, чтобы найти его. Только бы и он в себя поверил!
После усердных поисков я припарковалась в гараже Амбервуда. И почему люди не могут парковаться по разметке? Моя «Мазда» была новенькой и сверкающей, и мне не хотелось ее поцарапать. Мою прошлую машину, коричневую «Субару» по имени Латте, загубили, эффектно залив монтажной пеной – жест любезности со стороны злой колдуньи, охотившейся за миз Тервиллингер. После того как наши ряды пополнили Нейл и Зоя, алхимики заказали на замену Латте семиместную машину. Эта СХ-9, прозванная за расцветку Ртутью, была самым восхитительным внедорожником, какой мне удалось найти. Адриан заявил, что мне остался один шаг до превращения в мамочку из пригорода на мини-вэне.
К тому моменту, как я добралась до своей кровати, я успокоилась, но пару раз шмыгнула носом в подушку. Из темноты донесся голос Зои – а я-то думала, она спит.
– Ты переживаешь из-за мамы и папы?
– Да, – соврала я.
– Не волнуйся, – сказала Зоя. – Они не заберут меня у него.
Я притворилась, будто сплю.
На следующее утро я взяла себя в руки, отчасти потому, что передо мной встала новая задача. Миз Тервиллингер, верная, как обычно, своему слову, договорилась на середину дня о визите к Инес, той самой колдунье, о которой все отзывались с весельем и робостью. Зое я заявила, что мне надо поработать в университетской библиотеке Сан-Диего.
– Чего ты вечто занимаешься с ней какой-то ерундой? – спросила Зоя. Она застыла перед зеркалом, собирая свои длинные волосы в хвост.
– Она моя преподавательница, и это – часть моего учебного проекта. – Я пошарила в шкафу, размышляя, что надеть, и задержала взгляд на фиолетовой футболке с серебряным сердцем в кельтском стиле, из которого поднимались языки пламени. Ее сделал для меня Адриан – можно сказать, в шутку, но она стала одной из самых ценных моих вещей. – Кроме того, почти все я уже прошла с папой. Остался единственный интересный курс.
– Может… – Судя по голосу, мне не удалось убедить сестру, но вдруг она просияла. – Ты же скажешь им? Ну, в суде. Какое глубокое образование нам дал папа. Это подействует!
– Наверняка. – Я натянуто улыбнулась, закрыла ящик с футболками и принялась искать что-нибудь официальное. Я мало что знала про Инес, но раз она почтенная старейшина, нужно выказать ей уважение. Я выбрала черную юбку-«карандаш» и белую рубашку с длинным рукавом, в мелкую точечку. Единственным украшением был деревянный крестик с нарисованными на нем пурпурными вьюнками – подарок Адриана.
Зоя нахмурилась.
– Ты так поедешь в библиотеку?
– Она – не простая, а престижная, – уклончиво заметила я. – Я собираюсь вернуться, чтобы вместе с тобой заскочить к Кларенсу, но если не получится, тебя заберет Эдди. Меня подбросит миз Тервиллингер, так что можешь взять Ртуть.
– Слава богу! – содрогнувшись, отозвалась Зоя. – Ты не представляешь, что творилось в машине Адриана! Мне пришлось сидеть вплотную с Джилл!
Прожив месяц в одной комнате с Зоей, я приобрела прекрасный иммунитет к ее высказываниям и обнаружила, что проще всего вообще не реагировать, даже если высказывания являются экстремистскими даже по меркам алхимиков.
– Не забудьте купить еду.
– Мы не обязаны им напоминать! – возмутилась Зоя.
– Мы обязаны обеспечить, чтобы Джилл добралась к Кларенсу и чтобы все шло без перебоев. «Семейные ужины» – хороший способ снять напряжение и мирно сосуществовать. Несложно что-нибудь прихватить по дороге. Загляните в китайский ресторанчик, – решительно подытожила я. – Они давно там ничего не брали.
А еще Адриан на днях сказал, что соскучился по цыпленку кунг-пао.
– Тебе никогда не хотелось машину покруче? – вдруг спросила Зоя.
Я рассмеялась.
– Хотелось, но сейчас наш выбор определяет задание. Уж не знаю, что ты думаешь насчет автомобилей.
Зоя уселась на кровать, и на губах ее заиграла озорная ухмылка.
– Эй, я выросла там же, где и ты! Помнишь, как мама ремонтировала тот «Ягуар»? Вот это была крутая машина!
– Конечно. – Я внимательно взглянула на сестру, и у меня потеплело на душе. – Но тебе же тогда было… сколько? Восемь лет? Девять?
– Достаточно, чтобы мне захотелось научиться водить. Я тихонько пробиралась в гараж по вечерам и сидела в салоне «Ягуара». Я думала, что об этом никто не знает, но теперь мне кажется, что мама меня раскусила.
Зоя слабо улыбнулась, и я затаила дыхание. Отец не полностью контролирует ее! Есть ли шанс, что она не оттолкнет маму и слушание дела пройдет без перебоев?
А может, Зоя когда-нибудь станет считать мороев и дампиров людьми? До этой секунды, когда передо мной предстала та сестра, которую я помнила и любила, мне и в голову не приходило, что существует возможность повлиять на ее взгляды – по многим вопросам. С самого приезда Зои я ходила вокруг нее на цыпочках, кивала и цитировала устав алхимиков. Существует ли способ договориться с ней? Я не смела и думать об этом и не собиралась торопиться, чтобы не уничтожить момент доверия. Я просто кое-что запомнила на будущее и придала себе невозмутимый вид.
Вскоре миз Тервиллингер заехала за мной на своем красном «Фольксвагене». На ней были солнечные очки в леопардовой оправе. Через пять минут она притормозила у кофейни.
– Ты до сих пор продолжаешь свое нелепое воздержание? – поинтересовалась она.
– Да, но сегодня я еще не пила. – Понятно, почему миз Тервиллингер непременно здесь остановилась! От долгого ожидания у меня даже руки дрожали.
Миз Тервиллингер вырулила на парковку и покосилась на кофейню.
– Прекрасно!
Я проследила за ее взглядом и ахнула. У входа, прислонившись к стене, маячил Адриан – с двумя стаканами кофе! Он выпрямился, улыбнулся нам и зашагал к машине.
– Это же Адриан! – глупо произнесла я.
– Да, я в курсе, – подтвердила миз Тервиллингер. – Он позвонил сегодня утром и спросил, можно ли ему с нами. Инес знакома с мороями, и я решила, что неприятностей не будет. В принципе, это может немного сбить ее с толку, но зато мы получим кое-какую выгоду. Спасибо, дорогой.
Реплика относилась уже к Адриану. Она взяла у него кофе через открытое боковое окно.
Адриан проскользнул на заднее сиденье и вручил мне мою порцию. Меня охватила буря чувств. После вчерашней встречи мне было не по себе – но сейчас, когда я увидела его при свете дня, с ясным взором и с его бесшабашной улыбкой, мне захотелось надеяться, что он справится со всем, как и обещал. Да разве могло быть иначе? Адриан излучал уверенность, лучился обаянием и красотой – всем тем, что привлекло меня прежде, чем я осознала, что происходит. Ни следов похмелья, ни отчаяния. Да, он действительно может все. И сейчас мне очень нужно было поверить в него. Столько было гнетущего, – включая наше совместное будущее, которое казалось невозможным! И такой вот непобедимый Адриан рядом наполнил меня радостью, которую я редко позволяла себе испытывать. Наши пальцы соприкоснулись, когда я забирала у него стакан, и меня словно током ударило. Несколько долгих секунд я смотрела ему в глаза, и когда его дерзкая улыбка смягчилась и сделалась серьезнее, я поняла, что он понял мои затаенные мысли.
– Ты же собирался сегодня разрисовывать ваш монолит, – сказала я, когда мы выехали на шоссе.
– Ровена поменяла расписание. И у меня появилось время сделать тебе подарок, – сообщил Адриан.
– Ага. Я прямо сейчас его пью. Ай!
Сверкающее чешуйчатое существо взобралось по моей ноге и свернулось клубочком у меня на коленях. Держа стакан одной рукой, я погладила Прыгуна по голове и кое-что прикинула.
– Ты, небось, встал ни свет ни заря, чтобы сгонять за ним и вернуться, – сказала я. – Сколько ты спал?
Сияющий образ Адриана немного поблек. Нехватка сна была его врагом.
– Более чем достаточно для эскапады. Слушай, а ведь в Эскондидо стоит огромная статуя Маффлер-мэна. Мы успеем сфотографироваться?
– Мы вообще еле-еле успеваем, – заявила я, подумав о досаде Зои. Но болтовня Адриана и его энтузиазм добавили дороге веселья.
Кстати, даже миз Тервиллингер нравилось его общество, хотя чем ближе мы подъезжали к месту назначения, тем более обеспокоенной она выглядела.
– Как я предупреждала, я не знаю, насколько любезной будет Инес и захочет ли помогать, – сообщила миз Тервиллингер. – Она очень эксцентрична и руководствуется только собственными прихотями. Если ты ей придешься по вкусу, она поделится с тобой информацией. Если же нет… – Миз Тервиллингер пожала плечами. – Возможно, тогда у нас будет время пофотографироваться.
– Повезло! – выпалил Адриан. Но когда я смерила его взглядом, он добавил: – Но, конечно же, все будет отлично.
Когда мы добрались до окраины города, миз Тервиллингер сделала остановку, но не ради кофе, а ради букета бордовых роз. Вернувшись в машину, она сунула покупку мне на колени, к испугу Прыгуна.
– Вот, держи, – произнесла миз Тервиллингер. Я кивнула, а заодно превратила Прыгуна в статуэтку. Хватит, довольно он порезвился.
Колдунья-отшельница мысленно ассоциировалась у меня с Кларенсом, и я поразилась, когда мы подъехали к весьма современному особняку в испанском стиле – полной противоположности мрачной готике. Еще более странно смотрелся «Эль камино» со спущенным колесом на подъездной дорожке. По рассказам других колдуний я ожидала чего-то диковинного, эксцентричного, и намек на нормальность разочаровал меня.
Потом мы зашли в дом.
Обстановка напоминала усыпальницу. Сплошные розы и салфеточки. Ни единого свободного местечка. Это было похоже на миз Тервиллингер: хоть ее прежний коттедж и имущество недавно погибли в пожаре, она менее чем за месяц умудрилась набить свое новое жилье всяким хламом. Но ее вещи были разбросаны, поскольку она не любила их убирать, а здешний хаос, похоже, был устроен намеренно, в соответствии с неким планом. Вазы с шелковыми цветами ровно посерединке салфеток, связанных крючком. Статуэтки щенков с розами в зубах на кружевных салфеточках и изящные чайные чашки с блюдцами на салфетках бумажных. И это – лишь начало. У меня возникло странное ощущение, как будто я очутилась в последнем десятилетии девятнадцатого века.
Адриан замер у двери, и я расслышала его бормотание:
– Кроликов не хватает.
– Здравствуй, Инес, – изрекла миз Тервиллингер хозяйке дома. Я вздрогнула и поняла, что не припоминаю, чтобы моя преподавательница так нервничала, общаясь с кем-нибудь. – Ты выглядишь прекрасно, как всегда.
Инес Гарсия оказалась миниатюрной и худенькой, словно фейри из полых холмов. Ее белые волосы были заплетены в длинную косу, а очки она носила на длинной цепочке с синими бусинами. Колдунья щеголяла в джинсах с поразительно высокой талией и, конечно же, в рубашке в розах. Прожитые девяносто лет запечатлелись на ее морщинистом лице, но под пронзительным взглядом темных глаз сразу становилось ясно, отчего миз Тервиллингер не по себе.
– Ой, не начинай, Жаклин Тервиллингер! Я знаю, зачем ты здесь. Тебе что-то нужно. Теперь сюда только из-за этого и приходят. Никаких любезностей, никакого чая. Только дай, дай, дай.
Миз Тервиллингер шумно сглотнула и вытолкнула меня вперед.
– Инес, это Сидни Мелроуз. Посмотри, что она тебе принесла.
Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы вспомнить про розы, и я вручила их с неестественной улыбкой. Инес настороженно осмотрела их и понюхала каждую, прежде чем одобрительно проворчала:
– Заходите.
Внезапно она уставилась на Адриана.
– Ну-ка, кого вы ко мне притащили? Могли бы сэкономить на цветах – его бы хватило. Давненько я не видала красивого молодого мороя!
– Давненько я не встречал женщину, которая ценила бы розы так же, как я, – ответил расторопный Адриан. – Не то, чтобы мне всегда с ними везло… Но я должен признаться, что никогда не видел столь великолепного вкуса. Вы тоже предпочитаете розовый? Я им говорил, когда они отправились за цветами, но разве меня послушали? Нет. Они настояли на бордовых.
Инес сощурилась и бросила на миз Тервиллингер быстрый, но внимательный взгляд.
– Что за игру ты затеяла? Зачем привела его? Они почти никогда не обращаются к нам за помощью.
– Я здесь не из-за него, – объяснила миз Тервиллингер. – Я из-за Сидни. Моей ученицы.
Инес обдумала ее слова, пока ставила букет в вазу, на которой были нарисованы розы, и позволила нам присесть в своей блекло-лиловой гостиной. В воздухе витал назойливый цветочный аромат, и я насчитала по меньшей мере три включенных освежителя воздуха, отвечающих за эту гнетущую атмосферу. Инес устроилась в бархатном кресле с мягкими подлокотниками – я уж было решила, что оно свободно от цветочных мотивов, но потом заметила, что его деревянные части украшены резьбой с розами.
