Текст книги "Уроки итальянского"

Автор книги: Мейв Бинчи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

КЭТИ

Кэти Кларк была одной из самых старательных и трудолюбивых учениц в Маунтенвью. На уроках она морщила лоб, сосредоточенно решая задачки, и тянула руку, изводя учителей вопросами.

Они частенько беззлобно подшучивали над ней. «Не уподобляйся Кэти Кларк», – мог сказать преподаватель своему коллеге, который слишком уж пристально всматривался в доску объявлений, пытаясь понять, о чем там идет речь.

Синяя форменная юбка у высокой нескладной девочки была длиннее, чем у ее сверстниц, и в отличие от них она не протыкала уши и не носила дешевой бижутерии. Ее нельзя было назвать уж очень способной, но все задания она выполняла с максимальным усердием. Возможно, даже с чрезмерным. Ежегодно в школе проводились встречи преподавателей с родителями учеников, но никто не смог бы вспомнить, когда в последний раз на них появлялись родители Кэти.

– Ее отец – водопроводчик, – сказал как-то Эйдан Данн. – Однажды он приходил к нам чинить туалет. Работу свою сделал отлично, но в самый последний момент выяснилось, что плату он хочет получить наличными. Когда я вытащил чековую книжку, он чуть в обморок не упал.

– А я, помнится, как-то раз говорила с ее матерью, так она в течение всего разговора не вынимала изо рта сигарету, – рассказала в свою очередь Хелен, учительница, преподававшая историю Ирландии. – Все жаловалась, как ей тяжело зарабатывать на жизнь.

– Они все только об этом и твердят, – вставил избранный недавно директором Тони О'Брайен. – Умственное развитие собственных детей волнует их в последнюю очередь.

– У Кэти, кстати, есть старшая сестра, – вспомнил кто-то еще. – Она работает менеджером в универмаге, и, по-моему, это единственный человек, который понимает бедняжку.

– Господи, как чудесна была бы жизнь, если бы нам приходилось беспокоиться только из-за того, что ребята учатся слишком прилежно и морщат лбы над решением задачек! – проговорил Тони О'Брайен, у которого в новой должности теперь ежедневно хлопот был полон рот. И не только педагогических.

Раньше Тони часто менял женщин, но не было ни одной, с которой ему захотелось бы остаться. Наконец это случилось, он встретил такую, и тут – на тебе, возникли эти чертовы осложнения. Она оказалась дочерью бедняги Эйдана Данна, который всерьез полагал, что директором школы изберут именно его. В итоге возникла путаница и нагромождение непонимания и обид, словно в мелодраме викторианских времен.

Теперь Грания Данн не хочет его видеть, заявив, что он унизил ее отца. Притянутое за уши и совершенно незаслуженное обвинение, однако девушка стоит на своем. Тони О'Брайен предоставил ей право решать, впервые в жизни дав обещание не иметь дел ни с одной другой женщиной, пока Грания не вернется к нему. Он посылал ей забавные открытки, сообщая, что все еще ждёт, но ответа ни разу не получил.

Может, он зря продолжает надеяться? Вокруг полным полно хорошеньких женщин, и, видит Бог, Тони О'Брайен никогда не жаловался на недостаток внимания с их стороны. Но ни одну их них он не смог бы сравнить с той, в глазах которой всегда плясали смешинки, острой на язык и искрящейся энергией. Рядом с ней он чувствовал себя моложе на десяток лет. Грания не считала, что он слишком стар для нее – по крайней мере, в ту ночь, когда осталась в его доме. В ту ночь, после которой Тони узнал о том, кто ее отец.

Тони О'Брайену и в голову не могло прийти, что, заняв кресло директора Маунтенвью, он станет вести почти монашеский образ жизни, причем без труда привыкнет к этому. Теперь он рано ложился, перестал болтаться по ночным клубам, стал гораздо меньше пить. Надеясь на возвращение грании, он даже пытался ограничить себя в курении, по крайней мере, теперь не курил по утрам и, разлепив глаза, не начинал шарить рукой по тумбочке в поисках пачки сигарет. В последнее время ему неизменно удавалось дождаться обеденного перерыва, и только тогда, в тиши своего рабочего кабинета, за чашечкой кофе, он позволял себе сделать первую за день затяжку. Это уже был прогресс. Тони О'Брайен думал, а не послать ли грании открытку с изображением сигареты, снабдив ее надписью «Уже не курю», но потом передумал. Она может решить, что он окончательно покончил с курением, а это было не совсем так.

Господи, как много места может занимать женщина в мыслях мужчины!

И еще, он никогда не подозревал, какой изнурительный труд – руководить такой школой, как Маунтенвью. Большое родительское собрание и День открытых дверей, которые должны были вскоре состояться, были лишь малой толикой забот, которые требовали его внимания и участия. Поэтому у Тони О'Брайена не было ни времени, ни желания забивать себе голову еще и проблемами Кэти Кларк. Она закончит школу, найдет себе какую-нибудь работу. Возможно, старшая сестра поможет ей устроиться в тот же универмаг, в котором работает сама. Высшее образование девочка получать не станет, это уж точно. У нее для этого не хватит мозгов, да и не из такой она семьи, чтобы поступать в университет. Но так или иначе выжить она сумеет.

Учителям было невдомек, что на самом деле представляет собой жизнь Кэти Кларк. Если кто-нибудь из преподавателей вообще об этом задумывался, он, наверное, считал, что Кэти живет в одном из тех районов, где люди чересчур много смотрят телевизор, питаются в дешевых забегаловках, имеют слишком много детей и слишком мало денег. Только так, по их мнению, и могли обстоять дела. Они не знали, что в комнате Кэти имелся встроенный секретер и хорошая, хоть и небольшая, библиотека. Ее старшая сестра Фрэн каждый вечер сидела рядом с ней до тех пор, пока с домашним заданием не было покончено. Зимой в комнате устанавливали газовый обогреватель, который Фрэн со скидкой купила в своем универмаге.

Родители Кэти смеялись над Фрэн, мол, все остальные дети учат уроки за кухонным столом и вполне этим довольны, однако Фрэн считала, что это не годится. Она сама так и не закончила школу, бросив учебу в пятнадцать лет для того, чтобы зарабатывать деньги, и до сих пор страдала от пробелов в своем образовании. На то, чтобы получить нынешнюю завидную должность, у нее ушли годы. Братья дома почти не показывались. Двое из них уехали на заработки в Англию, а третий колесил по дорогам с какой-то поп-группой. Поэтому Фрэн считала своим долгом сделать все возможное, чтобы Кэти добилась большего, нежели все остальные члены семьи.

Иногда Кэти казалось, что она не оправдывает надежды старшей сестры.

– Понимаешь, Фрэн, – говорила она, – я не очень сообразительная. Ну, не выходит у меня схватывать все на лету, как у других. Знала бы ты, как ловко все получается у Харриет!

– Подумаешь, Харриет! – фыркала Фрэн. – Ничего удивительного, ведь ее отец – учитель.

– Вот и я говорю. Ты же столько со мной возишься! Вместо того чтобы ходить на танцы, ты проверяешь мои домашние задания, а я боюсь, что провалю все экзамены и опозорюсь, и это – после всего, что ты для меня сделала.

– Не хочу я ходить на танцы, – со вздохом отвечала Фрэн.

– Почему? Ведь ты еще молодая и вполне могла бы ходить на дискотеки.

Кэти в свои шестнадцать была самой младшей из детей, Фрэн, которой исполнилось тридцать два, самой старшей. В таком возрасте ей уже давно следовало быть замужем и жить в своем собственном доме, как все ее подруги, и все же Кэти не хотелось, чтобы сестра покинула семью. Без Фрэн дом опустел бы. Их мама целыми днями пропадала в городе, говоря, что «занимается делами», а на самом деле не отходила от игральных автоматов.

Если Фрэн уйдет, кто станет выжимать по утрам апельсиновый сок и готовить ужин на вечер? Именно Фрэн купила Кэти школьную форму, приучила ее каждый вечер чистить туфли, стирать блузки и нижнее белье. Матери это и в голову не пришло.

Когда пришла пора, именно Фрэн рассказала ей об особенностях женской физиологии и купила первую в жизни Кэти упаковку «Тампакса». Именно Фрэн объяснила сестре, что не стоит торопиться с сексом – лучше подождать и сойтись с человеком, который понравится тебе по-настоящему, нежели ложиться в постель с первым встречным потому, что «так положено».

– А ты дождалась такого человека? – с любопытством спросила сестру четырнадцатилетняя тогда Кэти.

У Фрэн и на этот вопрос был готов ответ.

– Знаешь, я об этих вещах предпочитаю не распространяться, – сказала она, – любовь – это волшебное чувство, и его нельзя обсуждать вслух.

Больше на эту тему они не говорили.

Фрэн водила сестру на театральные постановки, гуляла с ней по Графтон-стрит, где расположены самые дорогие магазины.

– Нужно научиться вести себя с достоинством и уверенно, – объясняла она Кэти. – Мы не должны выглядеть испуганными, как будто у нас нет права находиться здесь.

Фрэн никогда не сказала ни одного худого слова в адрес их родителей. Иногда Кэти жаловалась:

– Мама все принимает как должное. Ты купила ей такую замечательную плиту, а она на ней до сих пор так ничего и не приготовила.

– Ну, и ладно, – отвечала Фрэн.

– Папа никогда не говорит тебе «спасибо», когда ты приносишь ему с работы пиво. А сам он тебе еще ни одного подарка не сделал.

– Я на него не обижаюсь, – отмахивалась Фрэн. – Ему тоже не сладко приходится. Подумай сама, каково это – целыми днями гнуть спину над чужими унитазами и раковинами.

А однажды Кэти с замиранием сердца спросила сестру:

– Ты не собираешься выйти замуж? Фрэн засмеялась.

– Подожду, покуда ты подрастешь, – сказала она, – тогда, может, и подумаю об этом.

– Не боишься, что к тому времени ты станешь слишком старой?

– Нисколечки. К тому времени, когда тебе исполнится двадцать, мне будет только тридцать шесть – самый расцвет для женщины.

– А я думала, что ты выйдешь за Кена, – сказала Кэти.

– Но не вышла же. Кроме того, Кен уехал в Америку, поэтому он уже не в счет, – ответила Фрэн.

Кен работал в том же универмаге, что и она, и был очень энергичен. Мама и папа считали, что Фрэн, конечно, его не упустит. А Кэти вздохнула с облегчением, когда Кен скрылся с их горизонта.

На летнее родительское собрание отец Кэти пойти не смог, сказав, что в этот день будет работать допоздна.

– Ну сходи, папа, пожалуйста, учитель сказал, чтобы кто-нибудь из родителей обязательно был на собрании. Мама не пойдет, она никогда не ходит, а тебе не придется ничего делать – только сиди, слушай и кивай головой.

– Господи, Кэти, я ненавижу ходить в школу! Я чувствую там себя не на своем месте.

– Но, папа, меня же не будут ругать, и тебе не придется краснеть за меня. Я хочу, чтобы учителя знали, что вам не все равно, как я учусь.

– Так и есть, детка, так и есть… Но ты же знаешь, что мама в последние дни буквально не в себе, кроме того, в школе нельзя курить, а она сойдет с ума, если не сунет в рот сигарету. Может, Фрэн снова сходит? Все равно она знает о твоей учебе больше, чем мы оба.

Фрэн, разумеется, пошла и говорила о своей сестренке с усталыми учителями, которым приходилось вести беседы с нескончаемой чередой родителей, подбадривать или, наоборот, предостерегать их.

– Она у вас чересчур серьезная, – сказали Фрэн, – и слишком сильно старается. У нее могло бы получаться лучше, если бы она позволяла себе расслабиться.

– Кэти с интересом относится к учебе, – возражала Фрэн. – Каждый вечер, когда она делает уроки, я сижу рядом с ней, и ни разу не видела, чтобы она хоть чем-то пренебрегла.

– Но она ведь у вас совсем не играет, да?

Мистер Данн, который должен был стать новым классным руководителем Кэти, понравился Фрэн. Он, похоже, знал об учениках все и пытался вникнуть в каждую мелочь. Как ему это удается, удивилась про себя Фрэн?

– Нет, не играет, – вслух ответила она. – Кэти не хочет терять времени на игры и предпочитает заниматься.

– Но детям необходимо играть. – Учитель говорил тактично и искренне. – Мне кажется, ей не стоит продолжать изучение латыни.

У Фрэн упало сердце.

– Но, мистер Данн, она так старается! Сама я латынь никогда не учила, но теперь, чтобы не отстать от Кэти, читаю ее учебник, а она просиживает над ним часами.

– Проблема, видите ли, в том, что ей не всегда удается вникнуть. – Бедный мистер Данн прилагал бездну усилий, чтобы выражаться дипломатично и не обидеть собеседницу.

– Может быть, мне стоит нанять для нее репетитора, чтобы он дал ей несколько частных уроков? Ведь как было бы замечательно, если бы в дипломе значилась еще и латынь! Тогда после школы ей было бы гораздо легче.

– Она может не сдать экзамены в университет. Эйдану Данну не хотелось, чтобы старшая сестра Кэти тешила себя несбыточными надеждами.

– Но она должна поступить! Никто в нашей семье не имеет высшего образования, так пусть хотя бы она его получит!

– У вас очень хорошая работа, мисс Кларк, я часто вижу вас, приходя в универмаг. Почему бы вам не устроить туда же и сестру?

– Кэти никогда не будет работать в универмаге! – с жаром воскликнула Фрэн. Глаза ее сверкали.

– Извините, я не хотел вас обидеть, – тихо ответил учитель.

– Это вы меня извините. Я очень признательна за то, что вы принимаете такое участие в судьбе Кэти. Простите мою вспышку и посоветуйте, пожалуйста, чем я могу помочь сестре.

– Девочке нужно заняться чем-нибудь, что ей по вкусу, чтобы ее жизнь не состояла из одной только зубрежки, – сказал мистер Данн. – Ну, например, она могла бы учиться игре на каком-нибудь музыкальном инструменте. Вы замечали в ней склонность к музыке?

– Нет, – покачала головой Фрэн, – ничего такого я не замечала. Нам всем медведь на ухо наступил, даже моему брату, который, тем не менее, играет в музыкальной группе.

– А может быть, ей заняться рисованием?

– Боюсь, что она подойдет к этому так же, как к учебе, поскольку считает, что все надо делать хорошо.

С этим добрым человеком, мистером Данном, говорить было на удивление легко. Только вот ему было, видимо, непросто сообщать родителям и родственникам учеников о том, что их чада не обладают достаточными способностями, чтобы получить высшее образование. Возможно, его собственные дети учатся в университете, и он желал бы того же и для других ребят? С его стороны очень трогательно столь искренне заботиться о том, чтобы бедняжка Кэти была счастлива и могла расслабиться, отвлекшись от учебы. У Фрэн болело сердце оттого, что на все предложения мистера Данна ей приходится отвечать отрицательно, ведь он проявляет такую искреннюю заботу. Наверное, для того, чтобы работать учителем, нужно обладать нечеловеческим терпением.

Эйдан в свою очередь с интересом рассматривал худощавое красивое лицо этой молодой женщины, которая беспокоилась о судьбе своей сестры гораздо сильнее, нежели большинство родителей беспокоятся о своих детях. Ему всегда было тяжело говорить родственникам учеников о том, что их дети недостаточно способны, поскольку, откровенно говоря, он видел в этом и собственную вину. Эйдан всегда считал, что если бы учеников было поменьше, а библиотека побольше, если бы в их распоряжении имелось более качественное оборудование, если бы проводились дополнительные занятия, тогда, возможно, и отстающих стало бы гораздо меньше. Когда они с Синьорой разрабатывали планы относительно вечерних курсов, то обсуждали и эту тему. По ее мнению, необходимо учитывать и ожидания людей. Понадобилось несколько десятилетий, чтобы люди наконец поняли, что никто не пытается возводить на их пути к знаниям искусственные барьеры и препоны.

То же самое, сказала она, было и в Италии. На ее глазах росли дети хозяина тамошней гостиницы и его жены. Поселок был маленький и бедный, никто и не думал, что ребятишки из захудалой местной школы пойдут дальше, чем удалось их матерям и отцам. Синьора преподавала им английский только для того, чтобы они могли общаться с туристами или работать официантами и барменами. Однако сама она хотела для них гораздо большего, поэтому понимала, чего хочет Эйдан для людей, живущих поблизости от школы в Маунтенвью.

Разговаривать с ней было так легко! Обсуждая свои планы относительно вечерних курсов, они литрами пили кофе. Синьора была неназойливой собеседницей, не расспрашивала Эйдана о его личной жизни и предпочитала не распространяться о своем собственном житье в доме Джерри Салливана. А Эйдан охотно рассказывал ей о том, как обустраивает для себя домашний кабинет.

– Комфорт меня не особенно заботит, – сказала Синьора, – но мне бы тоже хотелось иметь маленькую уютную комнату, где много света, где на полках – любимые книги, на стенах – картины, а в ящиках стола из хорошего дерева хранятся мелочи, напоминающие о самом дорогом.

Послушать ее, так она не может даже надеяться на такую роскошь, но радуется за тех, кому это доступно.

Эйдан решил рассказать ей о Кэти Кларк – девочке с вечно сосредоточенным лицом, которая отдает учебе все свое время потому, что ее старшая сестра верит в ее способности и возлагает на нее большие надежды. Возможно, как это уже нередко бывало, у Синьоры родится какая-нибудь идея относительно того, как помочь Кэти. Но это будет потом, а сейчас Эйдану пришлось отвлечься от приятных воспоминаний о дружеских беседах с Синьорой и вернуться к настоящему.

– Я уверен, вы что-нибудь придумаете, мисс Кларк, – сказал Эйдан Данн и, посмотрев за плечо Фрэн, увидел длинную вереницу родителей, с которыми ему еще предстояло беседовать.

– Я очень признательна и вам, мистер Данн, и всем остальным учителям, работающим в Маунтенвью, – с чувством проговорила Фрэн. – Вы не жалеете на учеников ни сил, ни времени. Много лет назад, когда я была школьницей, все было иначе. Впрочем, возможно, я просто придумываю оправдания тому, что в свое время бросила школу. – Она была бледна и говорила очень серьезно. Юной Кэти Кларк повезло, что у нее такая неравнодушная сестра, подумал Эйдан.

Сунув руки в карманы и понурив голову, Фрэн дошла до автобусной остановки. По дороге, проходя мимо школьной пристройки, она заметила на ее стене объявление, извещавшее о том, что с сентября при школе начинают действовать вечерние курсы итальянского языка. В нем также говорилось, что курсы будут не только полезными с точки зрения образования, но и занимательными, а также «введут вас в мир красок, живописи и языка Италии, музыки». Фрэн задумалась о том, насколько такие курсы могли бы оказаться полезны для Кэти, но потом решила, что они, наверное, очень дорогие. У нее же в последнее время было много трат, поэтому ей вряд ли удалось бы уплатить вперед за весь курс обучения. К тому же, Кэти наверняка отнесется к этому с такой же чрезмерной серьезностью, с какой подходит к своей повседневной учебе, и это будет тот самый случай, когда лекарство оказывается опаснее, чем сама болезнь. Фрэн вздохнула и направилась к остановке.

Тут она столкнулась с Пегги Салливан, женщиной, которая работала в универмаге на контроле.

– Я после каждого из таких родительских собраний на ногах не стою, – пожаловалась миссис Салливан.

– Да, мероприятие довольно утомительное, однако это все же лучше, чем когда мы сами были школьницами, и никто не знал, где мы болтаемся и чем занимаемся. Кстати, как успехи у вашего мальчика?

Будучи менеджером универмага, Фрэн поставила себе за правило знать как можно больше о жизни и проблемах каждого из своих сотрудников. Ей было известно, что у Пегги двое детей, и оба доставляют матери массу хлопот. Взрослая дочь не ладит с отцом, а младшего сына можно засадить за учебник разве что палкой.

– В это сложно поверить, но, похоже, Джерри начал исправляться. Даже учителя это заметили. Как сказал один из них, «парень хоть немного стал похож на человека».

– Чудесные новости!

– А все благодаря той странноватой женщине, которой мы сдали комнату. Не говорите никому ни слова, мисс Кларк, но у нас появилась жиличка – наполовину итальянка, наполовину ирландка. Говорит, что была замужем за итальянцем, но он погиб, только все это враки. Я уверена, что она была монашкой. Но, так или иначе, она начала заниматься с Джерри, и тот меняется буквально на глазах.

Пока в доме не появилась Синьора и не растолковала ему, Джерри вообще не понимал, для чего нужна поэзия, – говорила Пегги. – А теперь учитель английского просто не нарадуется на мальчика. Раньше Джерри даже не понимал, что на уроках истории им рассказывают о событиях, которые происходили на самом деле, думал, что все это сказки, а теперь потихоньку начал разбираться.

Фрэн с грустью подумала о том, что ее младшая сестра, на которую она тратит столько времени, тоже никак не может взять в толк, что латынь – это язык, на котором когда-то разговаривали люди. Может быть, эта Синьора сумеет раскрыть глаза и ее Кэти?

– А чем она зарабатывает на жизнь, эта ваша жиличка? – поинтересовалась она.

– О, для того, чтобы это выяснить, понадобится десяток частных детективов. Я думаю, немного вышивает, подрабатывает в больнице, но осенью она будет преподавать здесь, в школе, итальянский язык, а уж его-то она знает в совершенстве. Слышали бы вы, как Синьора поет итальянские песни! Она целое лето готовилась к открытию этих курсов. Замечательная женщина, доложу я вам, просто великолепная, но… чокнутая. И здорово чокнутая!

Решение было принято немедленно: Фрэн записывается на курсы. Они с Кэти будут посещать их каждый вторник и четверг, и они, черт побери, выучат этот язык, причем будут делать это с удовольствием. Их научит та сумасшедшая женщина, которая распевает итальянские песни. Кто знает, а вдруг это поможет бедной, нервной, напряженной Кэти немного расслабиться, а самой Фрэн – забыть Кена, который уехал в Америку, бросив ее здесь.

– Учителя говорят, что Кэти делает большие успехи, – с гордостью заявила она вечером, когда семья собралась за кухонным столом.

Мать, переживая крупный проигрыш, который постиг ее в тот день, безуспешно попыталась изобразить энтузиазм.

– Еще бы, – сказала она, – а как же иначе! Она у нас умненькая девочка.

– Они не говорили обо мне ничего плохого? – осторожно поинтересовалась Кэти.

– Нет, не говорили. Сказали, что ты прекрасно справляешься с домашними заданиями и что учить тебя – истинное удовольствие.

– Я хотел бы услышать это собственными ушами, – заявил отец. – Жаль, что я не пошел, но я боялся не поспеть вовремя.

Кэти и Фрэн простили отцу эту наивную ложь. Теперь это уже не имело значения.

– У меня обалденная новость, Кэти. Мы с тобой будем учить итальянский язык – ты и я.

Семейство Кларков удивилось бы сильнее лишь в том случае, если бы Фрэн сообщила о том, что летит на Луну. Кэти вспыхнула от радости.

– Ты будешь учиться вместе со мной?

– А почему бы и нет! Я всегда мечтала побывать в Италии, а подцепить итальянца мне будет гораздо легче, если я выучу их язык.

– Ты думаешь, у меня получится?

– Конечно, получится! Это мне, необразованной, сложно, а ты, я уверена, станешь гордостью группы. Кроме того, это будет очень интересно. Женщина, которая там главная, будет ставить нам записи итальянских опер, показывать картины и угощать итальянской едой. Здорово, правда?

– А это не очень дорого, Фрэн?

– Нет, не очень, зато представь себе, сколько получим от этого мы, – сказала Фрэн, думая о том, не свихнулась ли она, делая такие заявления.

Этим летом Кен осел в маленьком городке в штате Нью-Йорк. Он снова написал Фрэн: «Я люблю тебя и всегда буду любить. Я понимаю, ты должна заботиться о Кэти, но все же… не могла бы ты приехать сюда? А она приезжала бы к нам на каникулы, и ты бы с ней занималась. Я собираюсь снять крохотную квартирку, но если бы ты согласилась приехать, мы купили бы дом. Ведь Кэти уже шестнадцать лет, Фрэн, и я не могу ждать тебя еще целых четыре года».

Фрэн поплакала над письмом, но оставить Кэти сейчас она не могла. Добиться, чтобы хотя бы один человек из семьи Кларк поступил в университет, было ее заветной мечтой. Кен уверял, что у них будут собственные дети, что они смогут спланировать их жизнь и предоставить им самые благоприятные возможности, но Кен не все знал. Фрэн слишком много вложила в Кэти и не могла ее оставить. Девочку, конечно, не назовешь интеллектуалкой, но она не была и дурочкой. Появись она на свет в состоятельной семье, перед ней были бы открыты все дороги. Она поступила бы в университет, поскольку это было бы само собой разумеющимся, дом ломился бы от книг, а у Кэти – достаточно времени, чтобы их читать.

Фрэн пробудила в Кэти надежды. И теперь она уже не могла пойти на попятный и оставить ее на попечении матери, которая не отходит от игральных автоматов, и отца, который, конечно, желает младшей дочери добра, но занят только поиском мелких случайных заработков, чтобы удовлетворять свои немудреные запросы.

Без нее, Фрэн, Кэти просто пойдет ко дну.

Лето выдалось на удивление теплое, и туристов в Ирландию съехалось больше, чем когда бы то ни было. В универмаге решили продавать специальные наборы для пикников, с которыми отдыхающие могли бы направиться прямиком в парк. Эта идея принадлежала Фрэн и оправдалась на все сто процентов.

Мистер Берк из колбасного отдела с сомнением качал головой.

– Я работаю здесь уже не один десяток лет, мисс Кларк, но еще ни разу не слышал о том, чтобы нарезать бекон, поджаривать его, а потом делать сандвичи. Он ведь остынет и станет невкусным. Почему бы не делать сандвичи, как это было принято всегда, – с тонко нарезанной ветчиной?

– Видите ли, мистер Берк, сейчас принято есть бекон поджаренным и хрустящим. Если нам удастся сделать сандвичи вкусными и упаковать их так, чтобы они долго оставались теплыми, уверяю вас, что от покупателей отбою не будет.

– А вдруг выйдет так: я нарежу бекон, поджарю его, наделаю сандвичей, а их никто не станет покупать? Что с ними делать тогда, мисс Кларк, выбрасывать?

Он был очень милый человек, трудолюбивый и услужливый, но боялся любых нововведений.

– Давайте проведем эксперимент: начнем продавать такие наборы, а через три недели решим, продолжать это дело или прикрыть.

Правота Фрэн блестяще подтвердилась в первые же дни. Покупатели выстраивались за наборами в длинные очереди. Сандвичи продавались по заниженной цене, поэтому магазин на этом, конечно, терял, но зато выигрывал в другом: если уж покупатель зашел в универмаг, то он не ограничивался парой сандвичей и по пути к кассе обязательно брал что-нибудь еще.

В выходные Фрэн и Кэти сходили в Музей современного искусства и съездили на трехчасовую автобусную экскурсию по Дублину. «Мы должны знать город, в котором живем», – объяснила Фрэн. Экскурсия им очень понравилась. Они посетили два протестантских собора, в которых никогда не бывали раньше, проехались по парку Феникс, с гордостью за свою родину любовались воротами в георгианском стиле и окнами, украшенными затейливой лепниной.

– Представляешь, мы – единственные ирландцы во всем автобусе, – прошептала Кэти, – а остальные всего лишь туристы. Все, что мы видим, – наше.

Фрэн дипломатично устроила так, что шестнадцатилетняя сестра выбрала себе в магазине красивое желтое хлопчатобумажное платье, а потом зашла в парикмахерскую и сделала стрижку. Лето подходило к концу. Кэти загорела и стала очень привлекательной. Из ее глаз исчезло загнанное выражение.

Фрэн обратила внимание на то, что у младшей сестры все же есть друзья, хотя и не очень близкие, – смешливые подруги, которые были и у самой Фрэн в этом возрасте. С тех пор, кажется, прошла целая вечность. С некоторыми из девочек Кэти по субботам ходила на шумную дискотеку, о которой Фрэн слышала от молодых ребят, работавших в универмаге.

Она наслушалась достаточно, чтобы знать: там свободно торгуют наркотиками. Поэтому каждый раз, когда младшая сестра отправлялась на дискотеку, в час ночи Фрэн неизменно дежурила у входа, чтобы встретить Кэти и отвести ее домой. Несколько раз их подвозил Барри, молодой водитель грузовика, работавший в универмаге. Он с неодобрением говорил, что эта дискотека – неподходящее место для девочек.

– А что я могу поделать? – пожимала плечами Фрэн. – Запретить ей туда ходить? Тогда она будет считать себя жертвой. Хорошо еще, что ты меня выручаешь.

Барри был отличным парнем и никогда не отказывался поработать сверхурочно, поскольку мечтал купить мотоцикл. Он говорил, что накопил уже треть требуемой суммы, а когда накопит половину, то пойдет в магазин и выберет подходящую модель. После того же как будет собрано две трети, он купит заветную машину в рассрочку.

– А зачем тебе понадобился этот мотоцикл, Барри? – спросила Фрэн.

– Чтобы обрести свободу, мисс Кларк, – ответил Барри. – Свободу и ветер, который свистит в ушах…

Фрэн вдруг почувствовала себя очень старой.

– Мы с сестрой собираемся учить итальянский язык, – сказала она ему в один из вечеров, когда они ждали у входа на дискотеку, в очередной раз обсуждая покупку мотоцикла, которая становилась все ближе.

– Это здорово, мисс Кларк, я и сам хотел бы его выучить, потому что мечтаю съездить на Чемпионат мира по футболу.

– Так почему бы тебе не сделать это прямо сейчас? – рассеянно обронила Фрэн, рассматривая хулиганского вида парней, выходящих с дискотеки. Что притягивало сюда Кэти и ее подружек? Когда ей самой было шестнадцать, ей не разрешали посещать места наподобие этого.

– Я бы не против, поскольку первое место, куда я поеду, будет Италия, да только сначала надо выплатить взнос за мотоцикл, – сказал Барри. – А где вы собираетесь учить итальянский?

– На вечерних курсах. Они открываются в сентябре при школе Маунтенвью.

Фрэн не стала вдаваться в подробности, поскольку заметила Кэти, Харриет и их друзей, выходящих с дискотеки. Она протянула руку к рулю машины и посигналила. Субботняя поездка от дискотеки домой уже превратилась в традицию. А интересно, как относятся к подобным «выходам в свет» родители этих девочек, подумалось Фрэн? Есть ли им вообще до этого дело? Или, может быть, только она такая сумасшедшая, что торчит здесь в час ночи, встречая сестру? Господи, скорей бы начинался новый учебный год, чтобы жизнь опять пошла своим привычным чередом!

Первое занятие на курсах итальянского состоялось в семь часов вечера во вторник. Утром того же дня Фрэн получила письмо от Кена. Он писал о том, что поселился в маленькой квартирке, похожей на конуру, что правила ведения бизнеса здесь совершенно иные, нежели в Ирландии: например, не принято торговаться с поставщиками, сколько запрашивают, столько и плати. Люди в Америке дружелюбные и часто приглашают его к себе в гости. Вскоре будет День труда, и они поедут на последний за это лето пикник. Он по ней скучает, а она по нему?

В группе было тридцать человек. Каждому выдали карточку, на которой следовало написать свое имя, но преподавательница сказала, что имена должны звучать на итальянский лад. Так Фрэн превратилась во Франческу, а Кэти в Катерину. Было очень весело, когда они все обменивались рукопожатиями и спрашивали друг друга, как кого зовут. Кэти эта игра страшно увлекла. Фрэн решила, что и для нее самой это окажется полезным, поскольку поможет хотя бы на время забыть про то, что Кен собирается на пикник по случаю Дня труда.