Текст книги "Обещание"
Автор книги: Мэй Макголдрик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
Глава 24
Хотя Ребекка и приняла решение, она знала, что не сможет уехать, не получив ответы на кое-какие вопросы.
Поскольку дело было весьма щепетильным, она старалась не возбуждать подозрений у тех, кого расспрашивала. До сих пор ей это удавалось. К сожалению, ни миссис Трент, ни Дэниел не смогли рассказать ей ничего нового о покойной леди Стенмор. Они считали Элизабет Уэйкфилд безнравственной и избалованной. Она предпочитала держаться вдали от Солгрейва, и это лишь усиливало их враждебное отношение к ней.
Потеряв надежду выудить интересующую ее информацию из Дэниела и миссис Трент, Ребекка решила обратиться к Филиппу. И хотя его считали суровым и несловоохотливым, Ребекка едва ли не с первого дня своего знакомства с ним обнаружила, что управляющий лондонским домом не лишен известной доли обаяния.
Субботнее утро выдалось хмурым, сырым и необычайно холодным для конца мая. Едва рассвело, Джейми, охваченный смутным беспокойством, уже стоял у комнаты Ребекки. И он, и Ребекка испытывали потребность проводить эти утренние часы вместе. Так часто бывало в Филадельфии. Ребекка сознавала, что это утро, возможно, было одним из последних, отведенных им судьбой.
Она твердо сказала себе, что в состоянии оставить мальчика. Она больше не переживала за него, как в первые дни пребывания в Англии. Он встал на ноги, освоился, как когда-то на улицах и пристанях в колониях. Но сейчас все было по-другому. В Джейми не было прежней наивности. Он как-то сразу повзрослел. Стал интересоваться, например, тем, как управлять таким имением, как Солгрейв. Расспрашивал об отце, его участии в политике. Это удивляло Ребекку.
Джейми, казалось, осознавал свое место в обществе. Без тени намека на заносчивость. Сообщить Джейми о своем отъезде Ребекка решила в самый последний момент. Чтобы отвлечься от мыслей о неизбежной разлуке, Ребекка сказала Джейми, что Стенмор обещал каждое утро брать его с собой на верховую прогулку по имению. Ребекка поняла, что мальчик доволен, хотя виду не подает.
После завтрака, когда Джейми побежал к конюшням, чтобы заняться лошадкой, которую он себе выбрал, Ребекка нашла Филиппа. Он развлекался тем, что надзирал за работой камердинера лорда Стенмора.
– Филипп, не будете ли вы любезны показать мне галерею?
Заметив благодарный взгляд камердинера, она с трудом сдержала улыбку. В отличие от Дэниела, занимавшегося рутинной работой, связанной с содержанием Солгрейва в порядке, Филипп, его старший брат, измучился от скуки в отсутствие лорда.
Они начали обзор с нижней галереи, где висели портреты предков графа. Произнося монотонным голосом имена и титулы, а также перечень заслуг того или иного представителя рода, Филипп вел Ребекку от портрета к портрету. И лишь когда они остановились перед относительно недавним полотном с изображением красивой молодой женщины с черными волосами на фоне Солгрейва, Ребекка ощутила заметное оживление. Женщина держала на руках ребенка.
– Леди Маргарет. Дочь покойного Джеймса Грэма, четвертого маркиза, пятого герцога Монроза. Мать нынешнего графа Стенмора.
– Сходство поразительное, – пробормотала Ребекка. Высокие скулы, полные губы, даже глаза, за исключением их выражения, были точно такие же. Леди Маргарет была потрясающей женщиной, как и ее сын. – Что с ней случилось?
– Ничего! – с удивлением отозвался Филипп. – Леди Маргарет Бьюкенен, как она предпочитает, чтобы к ней обращались ныне, благополучно проживает в своем родовом поместье в Шотландии.
Ребекка поняла, что лучший способ выудить у Филиппа информацию – не забрасывать его вопросами. Терпение и живой интерес гораздо больше вдохновляли его на откровенность. И Ребекка не разочаровалась, когда он вновь заговорил, понизив голос:
– Между леди Маргарет и графом Стенмором был заключен, как говорят в народе, брак по договоренности. Между ними никогда не существовало настоящей привязанности. Даже простой дружбы. Леди оставалась с его сиятельством, пока сыну не исполнилось пять лет. Потом уехала и поселилась в доме Бьюкененов в Шотландии, возле местечка Лох-Ломонд.
Неудивительно, что у Стенмора столь негативное отношение к любви, подумала Ребекка. Хотя сама она выросла не в семье, она имела возможность наблюдать, как любят другие, и греться в лучах этой любви.
– Если позволите мне быть до конца откровенным, мэм, ее никто не осудил за то, что уехала. Несмотря на все свои достоинства, Джеймс Уэйкфилд был, мягко говоря, тяжелым человеком. А с годами стал просто невыносимым. – Управляющий задумчиво посмотрел на портрет. – Вам следует знать, что, несмотря на многие мили, которые их разделяют, у нашего нынешнего лорда Стенмора отношения с матерью гораздо лучше, чем были у него с отцом.
– Его сиятельство обмолвился, что каждую осень проводит месяц в Шотландии.
– Совершенно верно, – подтвердил Филипп. – Это стало традицией со времен его отрочества, чтобы задобрить таким образом семью леди Маргарет. Говоря по правде, ему всегда нравились эти каникулы.
Ребекка нехотя отошла от портрета и принялась изучать другие, лишний раз убедившись в том, что ничто здесь не напоминает об Элизабет.
– Думаю, Джеймсу понравится галерея.
– Уже понравилась, – кивнул Филипп с одобрением. – Вчера пополудни я обнаружил, что он с интересом разглядывает портреты. Предложил составить ему компанию, и он согласился. Славный мальчик. Примите мои поздравления, миссис Форд. Вы отлично воспитали юного хозяина.
– Это не моя заслуга, – мягко возразила Ребекка. – Он от природы очень умный и добрый мальчик. Джеймс не искал здесь какой-нибудь интересующий его портрет?
– Искал, мэм. Портрет матери, – ответил Филипп.
– Это вполне объяснимо, – ответила Ребекка. – Джеймс хотел убедиться, что его настоящая мать более высокого происхождения, чем я. Что она лучше меня.
– Не лучше, миссис Форд. Просто она не такая, как вы.
Ребекка с трудом подавила желание вступиться за Элизабет. Филипп все равно останется при своем мнении. Гораздо труднее будет переубедить Стенмора. Но она попытается.
– Спасибо, – промолвила Ребекка. – И все же здесь есть портрет матери Джеймса, чтобы он мог получить о ней представление?
Филипп покачал головой.
– Не в Солгрейве, мэм. Не было времени написать портрет. Видите ли, они поженились в июле 1759 года. Не прошло и месяца после свадьбы, как его сиятельство в звании майора отправился в колонии б составе 45-го полка от инфантерии его величества, чтобы участвовать в захвате Квебека. Он находился в отлучке два года. Почти все это время леди Элизабет жила преимущественно в Лондоне. – Филипп перевел взгляд на голландский пейзаж с изображением города на берегу штормового моря. – Вскоре мы увидели, что миледи нездоровится. У нее была тяжелая беременность, и она почти все время лежала в постели. Не было времени написать ее портрет после свадьбы. Но я уверен, что в ее семье... – Филипп осекся.
У Ребекки болезненно сжалось сердце. Стенмор уехал в августе. Джеймс родился в июле следующего года, в тот день, когда Ребекка и Элизабет впервые встретились.
– Вы говорите, что она хворала?
– Да, мэм. Когда в мае родился ребенок, доктор сказал, чтобы какое-то время к леди Элизабет никого не пускали.
– И в мае было сделано объявление?
– Довольно скромное. Не было никакой надежды, что младенец выживет.
– Но отец лорда Стенмора объявил о рождении мальчика и даже упомянул его имя.
– Это так, мэм. Джеймс Сэмюэль Уэйкфилд.
– Вы сами ухаживали за матерью и ребенком, Филипп?
– Нет, никому, за исключением старого графа и прислуги, которую привез доктор, не позволялось к ним приближаться.
«Он только сегодня родился», – сказала Ребекке Элизабет, когда они встретились.
– Леди Элизабет оставалась на их попечении два месяца, мэм. Но однажды утром весь дом был поднят на ноги. Леди Элизабет исчезла вместе с ребенком, мэм!
Ребекка не сомневалась в том, что ребенку был всего один день от роду, когда она его увидела. Вернись Стенмор из Квебека через год, он не смог бы установить истинный возраст ребенка.
Ребекка поняла, что произошло. Отец Стенмора объявил о рождении Джейми до того, как он появился на свет. Страшно подумать.
Оставалось загадкой, что заставило молодую женщину забрать сына и бежать, если муж находился в Квебеке. Ребекка подняла глаза на портрет, к которому подошла.
– Это портрет последнего графа Стенмора. Он принадлежит кисти великого сэра Джошуа Рейнольдса.
Мужчина на портрете стоял перед статуей Зевса. Его внешность вызывала восхищение. Лишь седина служила свидетельством его возраста. Крепкое телосложение, великолепная осанка. Может, Элизабет им увлеклась, подумала Ребекка.
На секунду она закрыла глаза. Разве вправе она судить Элизабет? Возлагать на нее всю вину? Возможно, покойный граф домогался ее, и она не смогла устоять? Если, конечно, не существовал еще какой-то мужчина. Тайна, окружавшая рождение Джеймса, явно имела целью сохранить доброе имя Стенморов.
Ребекка снова вгляделась в портрет. Сходство было налицо – художник уловил проницательность взгляда, характерную для представителей мужской линии Стенморов, которую унаследовал и Джейми. Линию подбородка, форму ушей.
– Спустя два года после того, как был написан портрет, лорд Стенмор упал с лошади, и у него отнялись ноги.
Ребекка повернулась к управляющему:
– А нынешний граф находился в это время в отлучке. Филипп с печальным видом кивнул.
– А возвратившись домой, обнаружил, что жена с сыном сбежала, отец стал калекой. Потеря способности передвигаться была не единственным недугом, поразившим старого графа. Он стал злым, агрессивным, часто впадал от ярость.
– Когда его сиятельство скончался?
– Чуть больше года назад.
Год. Смерть отца заставила Стенмора искать сына. Управляющий отошел от портрета, Ребекка последовала за ним. Уэнтуорту каким-то образом удалось проникнуть в тайну прошлого этой семьи. Узнав ее, Ребекка не перестала уважать лорда Стенмора. Граф взвалил на свои плечи непосильное бремя. Исправить все, что было совершено дурного.
Ребекка повернулась, устремив взгляд на ромбовидные окна, выходившие на озеро и дорогу. Она отдала свое сердце Сэмюэлю Уйкфилду, а теперь вынуждена его навеки покинуть.
Изысканно одетые молодые женщины. Безмятежность. Порядок. Этикет. Пунктуальность. Женственность. Пристойность. При виде молодой женщины, которая выплыла из приемной комнаты, по спине Луизы Нисдейл поползли мурашки. Элитная школа для девочек миссис Стокдейл воплощала в себе все, что ненавидела Луиза. Когда она была ребенком, родители не имели средств устроить ее в подобное место. И хорошо, что не могли. Добродетель была Луизе ни к чему.
Спрятав презрение за сладкой улыбкой, Луиза, с трудом скрывая отвращение, слушала миссис Стокдейл.
Накануне она узнала у жены хозяина гостиницы, что у миссис Стокдейл не так-то легко получить необходимую Луизе информацию. И Луиза Нисдейл рассчитывала лишь на собственное притворство. Этим искусством она владела в совершенстве.
– Так сколько лет, говорите, вашей дочери, леди Нисдейл?
Луиза улыбнулась.
– Всего пять! Конечно, она еще слишком мала, чтобы обосноваться у вас, но я так много слышала от подруг о ваших непревзойденных талантах в обучении и воспитании, что...
– Пять – немалый возраст! – перебила ее женщина. – Обычно мы не принимаем детей таких лет, правда, было несколько случаев, в порядке исключения. Их привозили гувернантки или няньки. Мы относимся с пониманием к нуждам наших семей. Матери зачастую умирают во время родов, а отцы, находясь на службе у короля, не могут опекать двоих детей.
– Уверяю вас, случай у меня самый простой. Как я уже сказала, ваша школа меня просто заинтриговала. Я слышала столько лестных отзывов от ваших бывших выпускниц.
– Мои девочки – лучшая рекомендация, леди Нисдейл.
– Хорошо сказано. Недавно я гостила в Мелбери-Холл, у леди Уэнтуорт, в девичестве Миллисент Грегори.
– Да-да, конечно! Я хорошо помню мисс Грегори.
– Леди Уэнтуорт много рассказывала мне о днях, проведенных в вашей школе. О прекрасном образовании, которое она здесь получила, о своих подругах. Особенно об одной. – Луиза сделала вид, будто припоминает. – Как же ее звали? Кажется, Ребекка.
– Невилл?
– Точно! – Луиза расплылась в улыбке. – Ребекка Невилл! Лучшая подруга леди Уэнтуорт. Но после окончания школы леди Уэнтуорт, как это ни печально, потеряла следы Ребекки и никак не может ее найти.
По лицу миссис Стокдейл пробежала тень, и она направилась через комнату к открытому окну.
– Но такова жизнь, миссис Стокдейл, не правда ли? Юность – самая беспечная пора жизни. Замужество, ответственность перед обществом, дети – все словно нарочно придумано, чтобы разлучить нас с теми, кто когда-то был нам дорог. – Луиза мысленно похвалила себя за галиматью, которую несла. – Леди Уэнтуорт, узнав, что я еду сюда, очень просила меня навести справки о мисс Невилл. Узнать ее местонахождение. И я очень надеюсь на вашу помощь.
– Прошу прощения, леди Нисдейл. – Женщина остановила на Луизе внимательный взгляд. – Пожалуй, я напрасно назвала вам имя мисс Невилл. Видите ли, я весьма щепетильно отношусь к личной жизни моих бывших воспитанниц. Забудьте о просьбе леди Уэнтуорт и обсудим вопросы, связанные с устройством вашей дочери. Разумеется, если вы приехали сюда именно с этой целью.
Когда два всадника, вынырнув из темноты, осадили лошадей у стен Солгрейва, навстречу им выбежали слуги с факелами и грумы.
– Ты веришь, что хандра передается по наследству? – Сэр Николас Спенсер спрыгнул с лошади и бросил поводья конюху. Взглянув на хмурое лицо приятеля, он последовал за ним к двери. – Молчишь? А что хандра заразна, веришь?
Баронет едва поспевал за графом.
– Отвечай, Стенмор, черт тебя подери! Я сыт по горло твоим обществом и чувствую, что твоя хандра передалась мне.
– Прекрати, Николас! Сейчас не время это обсуждать.
Николас устремил взгляд на открытую дверь. На мраморных ступенях стояли два управляющих и экономка.
– Надо было предупредить меня, что это неудачное время для дружеского визита.
– Я предупреждал, и не раз.
– Возможно. Но я твой самый преданный друг, Стенмор, и считаю своим долгом не обращать внимания даже на твои угрозы. Моя святая обязанность – досаждать тебе все время, пока тебя будет одолевать хандра.
– Избавь меня от своей опеки.
Пропустив мимо ушей его ответ, Николас обменялся любезностями с экономкой, в то время как граф обратился к управляющим. Лондонский свет гудел как улей, только и было разговоров о тех, кто собрался в Хартфордшире. Леди Нисдейл, сквайр Уэнтуорт, леди Уэнтуорт, лорд Стенмор, его недавно отыскавшийся сын. Прошел слух, будто даже лорд Норт выразил намерение наведаться туда. Ну и, разумеется, эта таинственная миссис Форд, о которой ходило столько слухов. Все представлялось какой-то забавной суетой, от которой в обычных обстоятельствах Николас держался бы подальше. Однако накануне он встретил Стенмора и заметил, что его друг в подавленном состоянии.
Итак, Николас Спенсер напросился к приятелю в гости и вместе с ним приехал в деревню.
– Мастер Джеймс и миссис Форд уже поужинали, милорд, – ответила миссис Трент, когда Стенмор спросил о них. – Мальчик уже спит, а миссис Форд я видела в библиотеке. Она читала.
Филипп что-то шепнул на ухо Стенмору.
– Не желаете ли отужинать, милорд? – спросил Дэниел. – Я могу попросить Гарри...
– Нет необходимости. Мы с сэром Николасом останавливались в новой таверне по другую сторону Сент-Олбанса.
– Ужасная дыра, – вставил Николас. – Если не ошибаюсь, там служит поваром один из братьев Гарри.
Филипп снова наклонился к графу:
– Полагаю, милорд, миссис Форд ждет вашего возвращения.
Услышав слова управляющего, Николас вскинул брови и перехватил взгляд Стенмора, устремленный в сторону библиотеки.
– Дэниел, будь любезен, проводи сэра Николаса в его комнату.
– Зачем так торопиться? – Николас передал плащ и шляпу управляющему и направился в библиотеку. – Идешь, Стенмор? Я провел столько времени в седле, что теперь отчаянно нуждаюсь в глотке твоего лучшего порта, прежде чем удалюсь на покой.
– Я велю прислать бутылку тебе в комнату. Поравнявшись с баронетом, Стенмор наградил его свирепым взглядом.
– Как бы не так! – Николас обернулся и обнаружил, что ни экономка, ни управляющие не сдвинулись с места. Он понизил голос: – Ты не можешь прятать ее вечно, мой друг. Потерпи, старик. Ты меня представишь, и я тотчас удаляюсь.
– Не суетись, Николас. Успеешь завтра познакомиться.
Николас остановился у входа в библиотеку и положил руку на щеколду. Его поразило выражение лица графа, обычно спокойного и невозмутимого.
– Черт побери! Она тебя околдовала.
– Ерунда!
– Бог мой, теперь я увидел это собственными глазами. Кто бы мог подумать!
– Николас!
Не обращая внимания на угрожающий тон хозяина, Николас толкнул дверь и шагнул за порог. И когда следом за ним вошел Стенмор, с дивана поднялась женщина.
– Милорд!
Женщина была необычайно красива. Золотистые волосы струились по плечам. Полные губы, высокие скулы, красивая грудь.
Он вновь перевел взгляд на ее лицо. Было в нем что-то знакомое.
Николас уже видел ее на портрете, на вилле великого актера Дэвида Гаррика в Хэмптоне.
Представшая перед ним в этот момент женщина была точной копией актрисы, за которую некогда поднимали тост короли, – волшебной и несравненной Дженни Грин.
Глава 25
Ребекка не сразу заметила в библиотеке еще одного мужчину.
– Миссис Форд, позвольте вам представить самого негоднейшего из друзей. Сэр Николас Спенсер.
Ребекка присела в реверансе, в то время как Николас поднес ее руку к губам.
Гость не сводил с нее глаз, и это вызывало тревогу. Хотя в его взгляде не было даже намека на похоть.
Сэр Николас был одного роста с графом. Его сломанный нос и длинные вьющиеся волосы, перехваченные на затылке черной лентой, придавали голубоглазому великану вид распутника. Он тоже был красив, но за изысканными манерами скрывалась неукротимость дикаря.
– Николас зашел, чтобы быть представленным, – произнес Стенмор. – Он только что заверил меня, что безумно устал после многочасовой дороги, и уже уходит...
– Ваша красота меня потрясла, миссис Форд, – произнес Николас с легким поклоном, перебив друга. – Это как глоток воды для уставшего путника. А Стенмор прячет такое сокровище в глуши, лишая друзей вашего общества.
Ребекка залилась румянцем и украдкой взглянула на Стенмора. Он сверлил сэра Николаса уничтожающим взглядом. Ребекка потупилась.
Для сегодняшнего вечера она явно выбрала не то платье. Теперь, когда она решила уехать, желание предстать перед Стенмором во всей красе было безнравственным. И в наказание на нее обратил внимание другой мужчина.
– Она еще краснеет, обольстительница.
– Прекрати, Николас! – предупредил Стенмор. – Твой язык превратил тебя из простого зануды в повесу, что, впрочем, соответствует истине.
– Ничего не могу сказать о характере сэра Николаса, милорд, но ваш гость вовсе не зануда. – Встретившись взглядом с графом, она повернулась к Николасу. – Я покраснела, сэр, лишь потому, что не привыкла к комплиментам. И не могу должным образом на них ответить. Тем более что столь высокие похвалы в мой адрес не соответствуют действительности. Так что проблема не в сэре Николасе, а во мне и моей неискушенности.
Николас приложил руку к сердцу.
– Клянусь, мадам, в моих комплиментах нет ни капли надуманности. Они идут от чистого сердца. Я искренне восхищен вашей красотой.
Стенмор подошел к Ребекке и покровительственно обнял ее за талию.
– Хватит, Николас, не злоупотребляй моим терпением.
Снова поклонившись, сэр Николас обратился к Ребекке:
– Надеюсь, утром мы продолжим наше знакомство, поэтому я избавлю этого тирана от моего присутствия. Так что насчет утра, миссис Форд? Могу ли я просить об удовольствии находиться в вашем обществе, чтобы прокатиться верхом или прогуляться пешком по дикому парку его сиятельства? – Ребекка хотела было ответить, но баронет поднял руку. – Прежде чем вы отвергнете мое приглашение, даю вам слово чести, что оставлю свой болтливый язык дамского угодника и буду говорить только правду.
– Отлично, – прорычал Стенмор. – Раз уж ты собрался оставить свой болтливый язык, позволь мне прибить его гвоздями к дверям конюшни, где ты и найдешь его по возвращении.
Ребекка обнаружила, что испытывает к сэру Николасу расположение. Откровенный болтун и повеса, он казался добрым и обаятельным, не способным причинить зло.
– Я отвечу на ваше приглашение утром, сэр, после того как получу возможность оценить с нашим хозяином ваши рекомендательные письма.
Сэр Николас изобразил гнев.
– Хорошенько подумай, прежде чем что-либо сказать, мой друг, ибо кет предела тому, что я могу натворить.
– Ступай с миром!
Подмигнув, сэр Николас поклонился Ребекке и направился к выходу. Но в дверях остановился.
– Она, должно быть, старше вас лет на двадцать, а то и тридцать.
– Кто именно, сэр Николас?
– Актриса Дженни Грин. Вы знаете ее, миссис Форд?
Ребекка замерла.
– Только имя, сэр.
Николас удалился, и Стенмор почувствовал, что Ребекку бьет дрожь. Стенмор привлек ее к себе.
– Вы замерзли. Ребекка прильнула к нему.
У Стенмора захватило дух. Ребекка нуждалась в утешении. Он это чувствовал. Все в ней свидетельствовало о целомудрии, и его сердце еще немного приоткрылось, впуская ее чуть глубже. Они не сделали друг другу никаких признаний. Еще не утолили томления тел. Но Ребекка уже стала неотъемлемой частью его жизни. Неужели такое возможно?
– Я слишком долго отсутствовал? Она подняла голову.
– Осмелюсь ли предположить, что вы ждали меня сегодня в библиотеке?
Ребекка заглянула ему в лицо.
– Нет нужды предполагать, милорд, так оно и есть. И все это заметили. Тем более что я оделась столь нескромно. – Ребекка снова покраснела.
Стенмор смотрел на нее как зачарованный. Его взгляд проследовал к вырезу ее платья. Рука заскользила по ее спине.
– Вы одеты по последней моде. Думаю, каждый хотел бы упиваться вашей красотой.
Ребекка улыбнулась и переместила руки со спины Стенмора ему на грудь.
– Вы слишком много времени провели сегодня в обществе сэра Николаса и говорите его словами.
– Есть одно существенное различие. Он делает комплименты всем красавицам, а я восхищаюсь лишь одной, по которой страдаю столько дней. Лишь одна волнует мое воображение и разжигает в крови огонь желания. Лишь одной удалось добраться до моего сердца. Только о ней я мечтал с того самого момента, как увидел. – Он сильнее прижал к себе Ребекку, дав ей ощутить всю степень своего возбуждения. – Не путайте меня с ним, Ребекка.
Она подняла на него глаза, и он увидел в них ее щедрое сердце, ее смятенную душу. И свое собственное отражение, мужчину, впервые в жизни познавшего любовь.
– Я никогда ни с кем вас не спутаю, – прошептала наконец Ребекка и мягко прижалась губами к его губам.
Только сегодня Стенмор понял, что все эти годы был болен и что Ребекка стала для него панацеей. Кровь в его жилах пульсировала резкими толчками. Ему отчаянно хотелось рассеять ее страхи и увидеть, как она с радостью отдается страсти. Но он обуздал свои желания, чтобы снова не спугнуть ее.
Ребекка обвила его шею руками и запечатлела на его губах страстный поцелуй. Он чувствовал, как она, сама того не подозревая, дразнит его, вынуждая пойти в наступление, Стенмор ответил на поцелуй, излив в нем всю свою нежность и страсть. Отдавая и беря, их губы ритмично двигались, имитируя совокупление, и он ощутил, как воспарила его душа.
Ребекка издала стон наслаждения, и Стенмор воспринял его как волшебную музыку. Ее тело в его объятиях плавилось и таяло, сливаясь с его телом, воплощая в жизнь самые смелые его мечты. Его руки лихорадочно блуждали по ее спине. Он осыпал поцелуями ее лицо и шею. Ребекка каждым своим движением поощряла его.
– Ты готова, Ребекка? – Стенмор приподнял ее и опустил на диван. – Готова?
Она ответила шепотом:
– Да. Впервые в жизни я готова.
– Я не хочу, чтобы это в первый раз произошло здесь. – Он снова подхватил ее на руки и направился к двери. – Но назад уже нет возврата. Мы не можем передумать.
Она покачала головой и поцеловала его в губы.
– Нет возврата. Нет сожалений. Напротив. – Она робко ему улыбнулась. – Только не надо меня на глазах у всех нести к себе в спальню.
У двери он замешкался и осторожно поставил ее на пол. Женщины, с которыми он до сих пор имел дело, редко заботились о соблюдении приличий.
– Конечно. Мы сделаем все так, как ты желаешь. Иди к себе в комнату, но дай слово, что потом впустишь меня.
Она кивнула, запечатлев на его губах поцелуй.
– И будешь ждать с нетерпением в этом же самом платье.
Она снова кивнула и застенчиво улыбнулась.
– Вот еще что, Ребекка, – остановил он ее, когда она собралась уходить. – Какую фамилию ты носила до замужества?
– Невилл, – едва слышно произнесла Ребекка. – Ребекка Невилл.
Старуха выхватила монету из ладони благородной дамы и уставилась на нее в сумраке кабины закрытого экипажа. Потом перевела взгляд на опущенную шторку. Она встретила карету в условленном месте, в переулке у церкви Христа.
– Что вы хотите знать? – спросила старуха.
– Ребекка Невилл. Расскажи мне о ней все, что знаешь.
– Прошло уже много времени, с тех пор как я в последний раз слышала это имя, ваша милость.
Луиза Нисдейл сунула руку в сумочку.
– Расскажи и получишь еще один шиллинг. Взгляд женщины с жадностью впился в кошелек.
– Мисс Невилл не нуждалась в средствах, как мне думается, но была замкнутой. Вежливо держалась с нами, слугами, в отличие от остальных задавак, прошу прощения, мэм. Девочки жили на верхних этажах. А мы обретались в мансарде. Я работала на кухне и почти ничего о ней не знаю.
– Что с ней стало? – На этот раз Луиза вынула две монеты и помахала ими перед лицом старухи. – Куда она делась? Что скрывала?
– Не знаю, мэм. – Старуха прищурилась. – Но если бы и знала, не стала бы говорить. Слишком мало вы платите.
Луиза достала из сумочки золотой.
– Расскажешь все, что имеет хоть какую-то ценность, и заработаешь это.
– Вот это уже другое дело, мэм. – Старуха схватила золотой. – Но все это было давным-давно.
– Разумеется! – воскликнула Луиза. – Продолжай!
– Вскоре после того, как мисс Ребекка уехала, в доме началась неразбериха. Миссис Стокдейл нашла для мисс работу в Лондоне. Но ее родственникам это не понравилось. Они прямо-таки рвали и метали, особенно после того, как никто не мог ее найти.
– Что значит: никто не мог ее найти?
– А то и значит, мэм. Она вроде как пропала. Поехала к месту своей работы и пропала, что твоя собака с костью.
– А что за люди взяли ее на работу? Имя их не знаешь?
Служанка покачала головой:
– Чего не знаю, того не знаю, мэм. Куда их девчонки уезжают или откуда прибывают, нам на кухне неизвестно.
– Тогда разузнай. Наведи справки и выясни, к кому именно в Лондоне ее отправили.
– За это заплатите еще один золотой.
– Завтра! – бросила Луиза. – Завтра назовешь имя.
Ребекка в волнении мерила шагами комнату. Она не может больше лгать Стенмору. Как это делали его мать и жена, самые близкие ему люди.
Сама мысль о том, что она ему отдастся, а потом исчезнет, была невыносима.
Сердце Ребекки бешено забилось, когда раздался тихий стук в дверь.
– Можно войти?
Едва шагнув за порог, Стенмор заключил ее в объятия и с такой силой прижал к себе, что их тела слились воедино. Ребекка высвободилась из его объятий.
– Прежде чем это случится, я должна вам кое-что сказать, – промолвила Ребекка. – Я никогда не была замужем. Мое настоящее имя – Ребекка Невилл. Об этом я вам уже сказала. Почти десять лет я живу под вымышленной фамилией. – Ребекка повернулась к нему. – Много лет назад я приехала в Филадельфию с ребенком, которого выдавала за своего. И я решила, что проще будет найти работу, если меня будут считать замужней. Многие мужчины в то время воевали. И окружающие полагали, что мой муж в любой момент может вернуться с войны. Это мне помогло начать жизнь заново.
Стенмор опустился в кресло и весь обратился в слух.
– Мой план удался. Я нашла жилье и работу. И тогда сказала друзьям, которые у меня там появились, что получила известие о гибели мужа в Квебеке.
Ребекка подошла к окну.
– Когда этой весной нас разыскал в Филадельфии ваш адвокат сэр Оливер, я сказала ему, при каких обстоятельствах Джеймс оказался у меня. Придумала целую историю, в которой не было ни слова правды. Никто из моих знакомых не знал, что я родилась и выросла не в колониях.
Ребекку била дрожь. Она старалась не смотреть на Стенмора.
– Впервые я встретила Элизабет в тот вечер, когда она покидала Англию.
– В тот день, когда родился Джеймс.
– Значит, Стенмор знал. – подумала Ребекка.
– Она была одинока и очень слаба после родов, я тоже отчаянно нуждалась в помощи. Элизабет мне помогла. Оплатила мой билет на корабль. Я обещала ей позаботиться о Джеймсе, если с ней что-нибудь случится.
Ребекка смахнула слезы.
– Меньше чем через неделю она умерла. Так у меня появился Джеймс. Я уезжала из Англии, имея одно-единственное платье, то, что было на мне. Но по прибытии в Нью-Йорк продала драгоценности, которые дала мне ваша жена, и на вырученные деньги увезла Джеймса в Филадельфию, где начала жизнь заново.
Ребекка чувствовала, как пылает ее лицо, и прижалась лбом к холодному стеклу.
– Сэр Оливер спросил меня, почему я не пыталась отыскать отца Джеймса, вернуть мальчика в его семью. Я не сказала ему правды. Если бы все сложилось иначе, если бы у меня были средства и я не боялась бы вернуться в Англию, я не отдала бы его вам.
Ребекка не заметила, как Стенмор подошел к ней сзади.
– Что заставило вас бежать?
– Не спрашивайте меня об этом!
– Ребекка!
– Я рассказала все, что касается Джеймса, вас и вашей семьи. Позвольте мне умолчать о моем прошлом. Могу лишь обещать, что никогда не запятнаю вашего доброго имени, милорд. И чтобы выполнить обещание, решила возвратиться в колонии. В следующую пятницу я уезжаю в Бристоль.
– Как вы можете?
– Сразу по прибытии договорюсь с одним из капитанов в Брод-Ки. У меня не будет трудностей с билетом на проезд.
– Все продумано до мелочей, – холодно произнес Стенмор.
– Остается лишь сказать о своем отъезде Джейми. Но это я сделаю в последний момент. Уверена, теперь он не нуждается во мне, как раньше.
Стенмор пронзил ее взглядом.
– А если бы я овладел вами в библиотеке, вы тоже молчали бы до последнего момента или просто уехали бы со спокойной душой, а я узнал бы эту новость от других?
Ребекка вздрогнула, подняла подбородок и посмотрела ему в глаза.
– Я скорее вошла бы в логово льва, чем причинила вам боль. Останься мы в библиотеке, я нашла бы способ сообщить вам о своем отъезде. Вы слишком много для меня значите.
