Текст книги "Иметь все"
Автор книги: Мэв Хэран
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)
Вести себя естественно. Ах, вот как? Но тогда ее, скорее всего, арестуют за нарушение общественного порядка.
Она была готова по звонку идти открыть входную дверь. Джейми, слава Богу, кажется, быстро заснул. Его мама уходит из дома на всю ночь, и она попросила Ника не приезжать, пока он наверняка не заснет.
Но обернувшись, Лиз увидела, что ошиблась. Джейми стоял в дверях и смотрел на нее.
– А почему ты выглядишь так… – он смутился, словно не мог подобрать подходящего слова.
– Красиво? – подсказала Лиз.
– Ужасно, – поправил Джейми. – Ты выглядишь, как эти девушки, которые стоят снаружи железнодорожной станции.
Он хотел сказать ей, что она выглядит, как проститутка.
Лиз рассердилась и расстроилась – но тут же поняла, что Джейми просто угадал, что происходит. Он понял, что должно случиться что-то, что изменит ее жизнь. И его тоже. И поэтому захотел сделать ей больно.
Она опустилась на колени, обняла его и вспомнила, что Дэвид поступил так же. Как маленький мальчик, который боится, что его обидят, и торопится сделать это первым.
Словно угадывая ее страхи, Ник весь вечер вел себя легко и непринужденно. Он был превосходным поваром и без труда приготовил салат, заправленный ореховым маслом, и нежное, как пух, суфле из омара, пока занимал ее разговором на своей просторной кухне, а она потягивала белое вино и пыталась сосредоточиться на разговоре.
Потом они пили кофе в гостиной, расположившись визави на двух диванах и слушая музыку, и он не сделал ни одной попытки коснуться ее.
Украдкой бросая взгляд на часы, Лиз спрашивала себя, уж не передумал ли он, как тот жених, который надел свадебный костюм, но испугался и скрылся в неизвестном направлении.
Когда она уже начала чувствовать себя неловко в своем платье из тафты и шелковых трусиках, он подошел и сел рядом. Бережно взял ее руку и поцеловал, упиваясь ароматом духов. Этот аромат идет у тебя и еще кое-где, улыбнулась она про себя и повернулась, чтобы встретиться с ним глазами. О Боже, она желала его!
– Итак, миссис Уорд, мы поднимемся наверх? – Она взяла его лицо в ладони и крепко поцеловала.
– Я думала, ты никогда не скажешь этого!
– Возможно, ты знаток Донна, но явно не читала лорда Честерфилда.
– А почему ты его читаешь? – Лиз поцеловала его руку.
– Потому что по поводу искусства обольщения он дает бесценный совет, которому я всегда стараюсь следовать, – Ник лукаво улыбнулся. – Соблазнять юных леди можно сразу после еды, но с матронами более почтенного возраста рекомендуется выждать время, чтобы дать ужину улечься.
Схватив диванную подушку, Лиз принялась колотить его по голове, пока он наконец не отнял ее и не понес протестующую Лиз по лестнице наверх.
Глава 30
Лиз лежала на резной деревянной кровати, ее одежду Ник в беспорядке раскидал по полу спальни, и теперь она нетерпеливо наблюдала, как он расстегивает рубашку и джинсы.
С самой первой их встречи на приеме в «Женской силе» Лиз мечтала об этом моменте, и теперь, когда он наступил, была рада, что они не стали спешить. Три месяца назад это был бы просто секс, пусть даже очень высокого класса. Но потом они все равно проснулись бы чужими, их тела насытились бы, но умы и сердца так и не узнали бы друг друга.
А завтра они проснутся любовниками и друзьями.
Улыбаясь ее серьезности, Ник лег рядом и стал нежно гладить ее, повторяя руками контур тела.
Словно внезапно очнувшись, она попыталась натянуть на себя простыню, чтобы прикрыть ею свой слишком мягкий живот, который выносил двух детей и, в отличие от живота Жасмен Лебон или Джейн Фонды, не вернул своей упругости ни за две недели, ни даже за два года.
– Не надо, – он стянул простыню вниз и положил одну руку на возвышенность ее живота, а другой стал гладить ее полные груди, – я люблю твое тело. Я найду с ним общий язык.
После этого оба не сказали ни слова. Ее поглотила нахлынувшая волна наслаждения, и она забыла все, забыла свое тело, забыла свои тревоги по поводу этой ночи, забыла даже, где она и, к своему стыду, с кем она.
Когда он лизнул свои пальцы и мягко погрузил их в нее, а потом прильнул к ней лицом, чтобы нащупать крохотную точку блаженства, она застонала и закрыла глаза. Для нее исчезло все, кроме этого центра безумного наслаждения.
Когда наконец ей стало казаться, что больше она не выдержит, что потолок ее блаженства достигнут и превзойден, и снова превзойден, когда спазм за спазмом потрясли ее и она почувствовала, что пот струится между ее грудей, когда ее дыхание стало частым, как у бегуна, он как-то понял, что время пришло, и она почувствовала неожиданное облегчение, словно теперь ее тело жаждало стать добычей. И поэтому она с радостью отдалась короткому яростному совокуплению и окончательному взрыву облегчения.
И только когда все было кончено и они лежали, переплетясь, на кровати, за сотни лет видевшей много любовных игр, но вряд ли видевшей такую, она заметила, что он снял презерватив, который лежал теперь между ними, мокрый и холодный.
И она сказала себе, что это был только благоразумный в наше опасное время шаг, и почти, хотя и не совсем, сумела подавить легкое чувство обиды, которое тенью мелькнуло в безоблачном небе ее второго пробуждения.
– С добрым утром, миссис Уорд. Ответьте мне на один вопрос. Как я могу сделать вас счастливой?
Лиз открыла глаза и увидела Ника в японском кимоно, с улыбкой склонившегося к ней и протягивающего ей чашку чая.
Принимая чашку, она улыбнулась ему в ответ:
– Какой это чай, «Лапсан сушон» или «Бритиш рэйл»?
– Боюсь, что «Бритиш рэйл».
– Тогда вы уже сделали меня счастливой.
– Перестань дурачиться. Как мне сделать тебя действительно счастливой?
Лиз была ошеломлена. Никогда раньше она не встречала мужчины, который хотел бы сделать счастливой ее. Большинство мужчин хочет, чтобы ты сделала счастливыми их, и при этом подразумевается, что это сделает счастливой и тебя.
– Ну ладно. Так, значит, что сделает меня счастливой? – Она взяла его руку в свои и прижалась к ней щекой.
Прежде чем ответить, на минуту задумалась:
– Жизнь, в которой у меня было бы достаточно работы, чтобы занять мозги, и достаточно времени, чтобы я могла наслаждаться своими детьми, и развлечениями, и сексом, и едой, и любовью – не забыть бы, любовью. И работой в саду. Я обожаю свои розы. Это один из первых признаков старости!
– Довольно скромные запросы, – он поцеловал ее руку.
– Да? Тогда почему же так трудно осуществить их?
– Совсем не трудно. Особенно теперь, когда ты встретила меня.
Он взял из ее руки чашку и поцеловал Лиз так крепко, что она забыла обо всем на свете, кроме того, как ей хочется поверить ему.
– Джинни, у тебя найдется свободная минутка?
Лиз выглянула из своего кабинета и увидела, что Джинни прощается с молодой женщиной, только что подавшей заявление в «Женскую силу», – ее младший ребенок пошел в школу.
Лиз улыбнулась. Джинни отлично справлялась с приемом новых кандидаток, она мгновенно создавала дружескую атмосферу беседы и всегда точно выясняла, не преувеличивают ли они свою квалификацию или – что было гораздо труднее – есть ли у них таланты, которые так и не нашли себе применения.
Наверное, Джинни потому так хорошо находила общий язык с сотнями своих собеседниц, что сама только что открыла в себе деловую жилку. Было одно удовольствие видеть, как она наслаждается своей работой и как эта работа у нее явно ладится. В «Женской силе» возникло естественное разделение труда: Джинни с ее открытостью и дружелюбием принимала заявительниц, а Лиз с ее деловой хваткой разыскивала работодателей и рекламировала новые услуги. Кстати, ей часто приходило в голову, что своим творческим подходом к делу она во многом обязана работе на телевидении.
Джинни вошла, и Лиз закрыла за ней дверь.
– Думаю, тебе было бы интересно взглянуть на это, – Лиз показала на документ на столе.
– А что это?
– Первый взнос по погашению банковского кредита. Сегодня я его сделаю.
Джинни закрыла глаза.
– Боже, какое облегчение! – Лиз потянула ее за рукав:
– Есть и еще кое-что интересное для тебя.
Она вышла вместе с озадаченной подругой из конторы и узенькими улочками вывела ее на главную торговую улицу Льюиса. Здесь между аптекой и универмагом «Вулворт» помещался большой демонстрационный зал электротоваров.
– Ты прожужжала мне уши насчет тесноты. Через месяц это помещение освобождается. Сегодня утром мне звонили из агентства по аренде помещений. Что ты об этом дума ешь?
– Потрясающе! Неужели мы можем себе позволить это?
– Да, Джинни, думаю, что можем. Фактически, если дела пойдут и дальше так же, то мы сможем подумать и об открытии филиала в Брайтоне.
Когда они вернулись в «Женскую силу», то за столиком дежурной увидели Ника с бутылкой шампанского. Они обнаружили также, что вся работа прекратилась, потому что вокруг Ника столпились пятнадцать кандидаток со стаканами шампанского в руках.
Лиз улыбнулась и покачала головой. С той самой их первой ночи месяц назад он ежедневно, два, а иногда и три раза в день, приходил в их офис и затевал длинный разговор о том, как он любит ее. Это было замечательно, но несколько утомительно.
– Что мы отмечаем сегодня?
– Тот факт, что я пришел пригласить тебя пообедать.
– Ник, милый, извини. Сегодня у меня деловой обед в химической фирме Брендона. Прием у главного администратора. Я не могу не пойти туда.
Ник возмутился:
– Но там будут только старперы-кадровики. – Он вызывающе прищурился. – Со мной ты проведешь время гораздо интереснее.
До Лиз донесся подавленный смешок одной из кандидаток.
– Не сомневаюсь. Но они, к сожалению, подали заявку первыми, – Лиз изо всех сил старалась не быть похожей на строгую мамашу, отчитывающую непослушного школьника. Она заметила, что на этот тон сбивались почти все, кому приходилось иметь дело с Ником. Подтолкнув его, чтобы освободил стол, она продолжала:
– И эта встреча весьма важная. До сих пор они старались не брать на работу женщин, и вот теперь начинают менять свою политику Благодаря нам.
Ник повернулся к Дон:
– Ну тогда, может быть, ты пойдешь со мной, Дони? Будет чертовски жаль, если пропадет заказанный столик!
Явно смущенная, Дон посмотрела на Лиз.
– Иди, – сказала Лиз с легким оттенком раздражения, – он прав. Ты проведешь время гораздо лучше, чем я.
Когда в четыре часа она вернулась в офис, довольная собой, – кадровик Брендона оказался более полезным, чем она ожидала, – Дон еще не вернулась, а письма и телефонные звонки продолжали накапливаться. На этот раз Лиз ощутила вполне определенный приступ раздражения. Она знала, что не должна особенно обращать внимания на то, что по этому поводу думают остальные в офисе, но не могла не замечать взгляды, которые переводят с нее на часы. Проклятый Ник!
Это было так не похоже на Дон, что в половине пятого Лиз ощутила беспокойную дрожь и решила выяснить, не отправился ли Ник домой, в «Дрим коттеджиз». Для нее не было совсем неожиданным, когда трубку снял Генри.
– Он еще не вернулся, Генри?
– Нет, пока нет.
– Все еще обедает?
– Трудно сказать, дорогая. Ты ведь знаешь Ника, он приходит и уходит, когда хочет.
– Тебе никогда не хотелось убить его, Генри? Вот если бы Джинни начала каждый день позволять себе четырехчасовые обеды, я не уверена, что стала бы терпеть это.
– Я уже привык, – голос Генри выражал бесконечное терпение и покорность судьбе.
– Почему ты миришься с этим, Генри?
– А почему ты?
Этот вопрос озадачил Лиз. Она не считала, что ей приходится мириться с чем-то в Нике. До сих пор радость, которую он ей давал, перевешивала все связанные с ним мелкие неудобства вроде прогула ее секретаршей половины рабочего дня. На секунду она задумалась, что Генри имел в виду. И тут же услышала, как он быстро спросил:
– Ты действительно хорошо знаешь Ника?
– Я думаю, достаточно хорошо.
– Тогда ты выучила урок номер один. Ник всегда поступает так, как ему нравится.
В голосе Генри Лиз услышала мировую скорбь по пропущенным встречам, нарушенным обещаниям, более мелким проявлениям ненадежности, столь многочисленным, что о них не хотелось даже упоминать. И поняла, что в деликатнейшей форме Генри делает ей предупреждение.
– Ты читала Ноэла Коуарда, Лиз?
– Только самые известные вещи.
– Тогда, скорее всего, тебе не попался на глаза совет, который он дает.
– И что это за совет? – У Лиз уже мелькнула тень догадки.
– Не жди от людей, что они изменятся больше, чем способны измениться.
Лиз горько улыбнулась. Хороший совет. И тут ей пришло в голову, на что похож этот ее разговор с Генри.
На разговор двух взрослых о симпатичном, но своенравном ребенке.
– Лиз, Лиз!
Стоило ей повесить трубку и отойти от телефона, как Джинни снова звала ее к нему, пытаясь перекричать шум в офисе.
– На проводе кто-то из Дейли мейл». Они хотят сделать статью о «Женской силе»!
Просто поразительно, с какой скоростью за последние месяцы набирала силу их «Женская сила»! И вот теперь еще одна награда, внимание прессы.
Очень спокойно, словно из редакций общенациональных газет ей звонили каждый день, Лиз ответила: «Да, говорит Лиз Уорд. Когда вы хотели бы приехать? На следующей неделе? Прекрасно. До вторника».
И бережно, словно стеклянную, положив трубку, издала вопль на самой высокой ноте, на которую была способна, одновременно пытаясь подпрыгнуть как можно выше в своей узкой, в обтяжку, юбке и руной изображая приветствие «Черных пантер», в результате чего едва устояла на ногах. За ее спиной в этот момент открылась дверь, и в ней показалась Дон, с робким видом и очень, очень пьяная.
Закончив совещание с редактором отдела моды по поводу того, как интереснее показать в журнале новые модели купальников, Мел чувствовала себя как выжатая тряпка. Эта редакторша была просто слабоумной. Как у всех модниц, у нее в голове вместо мозгов опилки.
Когда редакторша предложила серию снимков кукол, наряженных в купальники, Мел вспомнила популярные в пятидесятые годы гипсовые куклы и подумала», что это замечательная идея, но потом из памяти всплыло словечко «мумии».[21]21
Английские слова dummies (куклы) и mummies (мумии) близки по звучанию. – Прим. перев.
[Закрыть]
Ой, конечно, что-то вроде забинтованного человека-невидимки в купальнике. Потрясающе! В который уже раз Мел убедилась в справедливости высказывания, что посвященная моде журналистика – это грандиозное издевательство, вытворяемое тонкими и безнадежно шизанутыми над толстыми и относительно нормальными. Мумии! Боже праведный, следующим номером у них будут трупы. Она покачала головой, пытаясь избавиться от вставшей перед ее глазами неприятной картины, и тут ее взгляд упал на листок, приклеенный к экрану ее компьютера. ОЛИВИЯ СЕГОДНЯ ОБЕДАЕТ В «РИТЦ». ЧАС ДНЯ.
Как похоже на Оливию. Ни «пожалуйста», ни «спасибо», ни «приходите туда». Сколько сейчас? Четверть первого. Боже, у нее не так много времени. Она позвонила секретарше и отменила все встречи. Потом нагнулась к ящику стола и извлекла из него миниатюрную бутылочку «Реми Мартен» и два больших голубых мешка для прачечной.
Сделав изрядный глоток коньяка, Мел принялась за работу.
К тому времени, когда поджарое, как у борзой, тело Оливии в дорогом костюме от Шанель продефилировало через зал ресторана «Ритц», Мел благодаря любезности своего приятеля Луи, метрдотеля этого заведения, уже сидела за лучшим столиком с видом на Сент-Джеймс пари.
Пока Оливия вручала Луи свое пальто, Мел обвела взглядом пышные фрески, роспись, огромные канделябры, золоченые гирлянды и грандиозный вид на парк. Говорят, что в «Ритц» самый прекрасный в Европе обеденный зал, и кто станет оспаривать это? Мел не смогла бы придумать более удачной декорации для того, что предстояло ей.
– Мелани, здравствуй, дорогая! – Оливия одарила Мел улыбкой, полной настолько нетипичной для нее любезности, что эта улыбка едва не бросила Мел на растительный орнамент стены. – Что ты хотела бы заказать?
Мел была воспитана на убеждении, что, когда заказывают обед в ресторане, личные вкусы играют последнюю роль, а первую играет твое положение на общественной лестнице. Если ты выберешь дорогие блюда, ты рискуешь показаться жадной, если дешевые – прослыть человеком с низким вкусом. Неписаные правила хорошего тона диктуют всегда придерживаться золотой середины.
Ну да сегодня плевать на правила. Она поискала в меню самые дорогие блюда. Вот.
Избегая встречаться глазами с Оливией, она обратилась прямо к официанту:
– Спасибо, Луи, я возьму икру и омара.
Слабый сдавленный звук показал, что шампанское у Оливии попало не в то горло. Официант обратился к ней:
– А вы, мадам?
– Спасибо, Луи, закуску я пропускаю. Небольшой кусок поджаренного палтуса, как обычно.
Официант удалился.
– Скажи мне, Оливия, у тебя есть хоть какие-нибудь пороки?
Оливия доверительно пододвинулась к Мел. Возможно, сейчас наступил момент, когда она признается в том, что она лесбиянка, кокаинистка или страдает манией делать покупки.
– Дело в том, – Оливия понизила голос и огляделась по сторонам, – что я неравнодушна к пресным бисквитам.
– Не может этого быть!
– Да, – голос Оливии звучал так, словно она делилась каким-то страшным секретом, – в каждом из них по восемнадцать калорий, так что это будет только триста шестьдесят калорий, если ты съешь всю пачку.
От изумления Мел не могла сдвинуться с места. Кому, кроме Оливии, могло прийти в голову съесть целую пачку пресных бисквитов? Захотел ли бы кто-нибудь? И потом, что ни говори, 360 калорий – это больше, чем в батончике «Марс».
Мел бросила взгляд на часы. Четверть второго, и, по ее расчетам, Оливия вряд ли доберется до сути дела раньше двух. Мел была частым посетителем ресторанов и знала обычаи. Деловые обеды влиятельных людей следуют по раз и навсегда заведенному распорядку, нарушать который опасно. Сначала аперитив и сплетни о том, кто лезет вверх, а кто катится вниз. Потом недожаренная утка и минеральная вода, за которыми можно обсуждать покупки, но только в самой общей форме. Никакого десерта, увы. Под конец кофе-эспрессо или, для чревоугодников, «капуччино». Только после этого можно открывать свою записную книжку и переходить к кровопролитию.
Ровно в 2.03 Оливия отодвинула в сторону свою кофейную чашку и наклонилась к Мел.
– Так вот, Мелани, я думаю, нам надо поговорить. Последние несколько недель я наблюдала за тобой, и знаешь, к какому я пришла выводу?
– Что я потрясающе способный редактор и что ты собираешься повысить меня?
Оливия словно не слышала ее слов:
– Что ты перестала верить в «Фемину», Мелани.
Мел спросила себя, стоит ли ей опровергать это утверждение. Ведь это правда. Она могла верить в «Фемину», у которой хватило бы смелости подвергнуть сомнению свою философию, но не в «Фемину», которая отказывается признать бьющую ее по щекам реальность и продолжает талдычить, как это делает Оливия, что спасение женщин в одной только работе.
К ужасу Мел, Оливия взяла ее за руку. Рука Оливии была холодной и гладкой, как полированный дорогой камень.
– Я знаю, дорогая Мел, что для тебя это будет ударом, но я думаю, что нам пора отпустить тебя, пока положение не стало совсем кошмарным. В конце концов, мы ведь не хотим крови на стенах, не правда ли, особенно твоей крови, после того как ты столько сделала для «Фемины».
Оливия полезла в свою сумочку, достала из нее конверт и протянула Мел.
– Это твое жалованье за два года вперед. Но с одним маленьким условием.
Мел спросила себя, что же для Оливии равноценно этой сумме.
– Ни при каких обстоятельствах ты не должна делиться с прессой этими твоими разрушительными идеями.
Боже, она, похоже, действительно очень ранима. Сотня тысяч фунтов за умолчание очевидных вещей. Но Оливия еще не закончила.
– Кроме того, ты немедленно уходишь. Тебе не надо возвращаться в редакцию. Твои вещи я вышлю позже.
Мел взяла конверт и встала.
Будь она проклята, если оставит за Оливией последнее слово.
– Не беспокойся, Оливия, – она полезла рукой под стол и извлекла из-под белоснежной скатерти два большущих голубых мешка для прачечной, – от этих хлопот я тебя избавила!
– Слушай, они хотят взять интервью для брайтонского радио!
– Джинни, это замечательно! – Лиз улыбнулась, отметив про себя смесь гордости и озабоченности на лице Джинни. – Я надеюсь, у нас все получится с брайтонским филиалом.
Лиз окинула взглядом их прекрасное новое помещение, вклинившееся между аптекой и универмагом на главной улице Льюиса, и еще раз порадовалась тому, что «Женская сила» продолжает расширяться так быстро.
Вокруг нее под деловитый писк компьютеров восемь новых сотрудниц беседовали с потенциальными работницами и подыскивали им подходящую работу.
Дон оказалась блестящим администратором и осуществила переезд в новое здание без сучка и задоринки. Ей удалось даже очаровать представителей телефонной компании, и те без очереди выделили «Женской силе» несколько новых телефонных линий. После того памятного обеда с Ником Дон старалась искупить свою вину круглосуточной работой.
Но настоящим открытием последних двух месяцев явилась Джинни. У любительницы засушивать цветы и варить джем оказалась предпринимательская хватка и талант рыночного торговца. Лиз наблюдала, как неделя за неделей костюмы Джинни становились строже, манеры жестче, а записная книжка толще.
Но с Джинни происходило и еще кое-что, и это начинало беспокоить Лиз. Джинни почти перестала говорить об Эми с Беном и о Гэвине.
– Привет, Лиз, это Мел.
Лиз сидела у себя за рабочим столом. Среди дня Мел раньше никогда не звонила. Это ей показалось, или Мел действительно глотает слова?
– Мел, что случилось? У тебя голос, как у Питера О'Тула[22]22
Питер О'Тул (р. 1932) – известный английский актер театра и кино. – Прим. перев.
[Закрыть] в неудачный день.
– Я только что обедала с Оливией.
– И это было так страшно?
– Как сказать. Она дала мне сто тысяч.
– За что, черт возьми?
– За мое место.
– Ой, Мел, она уволила тебя? Бедняжка ты моя!
– Не уволила, а отпустила. Одни увольняют сотрудников, другие их отпускают. При твоей нынешней профессии ты должна знать это.
– Ой, Мел, она тебя отпустила! Бедняжка ты моя!
– Ох, Лиззи, – запричитала Мел, – «Фемина» была всей моей жизнью!
– Послушай, почему бы тебе не приехать сюда пожить несколько дней. Ты увидишь, что работой жизнь не ограничивается.
– Опять ты за свое. А теперь извини меня. Я собираюсь купить ящик белого вина и разделаться с ним, желательно сегодня же вечером.
– Купи заодно и алка-зельцер.
– Боже мой, Лиз, нельзя же быть такой предусмотрительной. Нельзя покупать алка-зельцер заранее. Этим ты испортишь все удовольствие!
Лиз попрощалась и повесила трубку. Только что ей в голову пришла замечательная идея.
Мел как раз прикончила вторую бутылку, когда в дверь позвонили. Она озадаченно выпрямилась, как встревоженный суслик. Ее подруги были слишком заняты, чтобы случайно забрести к ней, в их расписаниях не было места для незапланированного визита. Особенно теперь, когда она стала никем.
Полная подозрений, она поднялась и осторожно прокралась по коридору ко входной двери. Не иначе, какой-нибудь наркоман прослышал о ее падении и пришел убить ее. Она прильнула к дверному глазку.
Боже, это был Гарт! Внезапно отрезвев, Мел побежала к зеркалу в прихожей и взглянула на себя. Вернувшись из «Ритц», она тут же избавилась от своего делового костюма и макияжа и залезла в ванну с такой горячей водой, какую только могла вытерпеть. Потом вымыла голову. Она словно хотела смыть с себя все, что было связано с «Феминой» и с Оливией. Потом надела свои самые старые джинсы, опорожнила две бутылки вина и умяла упаковку шоколадных батончиков «Марс». Проделав все это и заревев, она могла честно сказать себе, что хуже ей никогда не было. А какого черта ей еще оставалось делать?
Пожалуй, если она сделает вид, что не слышит звонка, он уйдет.
Но Гарт явно не собирался уходить. Десятью минутами позже он все еще стоял у двери, опершись локтем на кнопку звонка, и кричал в щель для писем: «У меня важное сообщение от Оливии!»
Ворча, Мел приоткрыла дверь на несколько дюймов, не снимая цепочки и стараясь продемонстрировать ему как можно меньше своего тела.
– Так что передает Оливия?
– Она говорит, что для того, чтобы избавить твою головку от забот, тебе нужен достигший половой зрелости молодой человек, который сделает тебе массаж шейки.
– Чушь! Как только Оливия видит достигшего половой зрелости молодого человека, она тут же припрятывает его для себя!
– Ну, а тебе?
– Что мне?
– Тебе нужен достигший половой зрелости молодой человек для массажа твоей шейки?
Через проем двери она посмотрела на глубокий вырез рубашки Гарта, выглядывавший из-под его черной кожаной куртки. Она вспомнила твердость его бедер и тяжесть его длинного, худого тела, лежащего на ее теле. Мел открыла дверь и прислонилась к ней.
– И это все, что ты можешь мне предложить?
Она притянула Гарта к себе и, улыбаясь, начала расстегивать его пуговицы.
Перестань улыбаться, велела себе Мел, ты выглядишь, как деревенская дурочка! Однако лежа на следующее утро в кровати и изучая лицо Гарта, она чувствовала, как бесстыжая самодовольная улыбка снова расползается на ее лице. Он так прекрасен! И он вовсе не подонок. Он чувствовал, что на него идет охота, и не мог удержаться от искушения обмануть охотника. Вот и все. А если это и не так, она готова толковать сомнение в пользу подозреваемого.
Когда зазвонил телефон, фантазии Мел витали где-то между предложением руки и сердца и белым подвенечным платьем.
– Привет, Мел, это Лиз. Я знаю, что для тебя это, скорее всего, как гром среди ясного неба, но Джинни и мне пришло в голову, что раз уж ты осталась без работы, то ты, может быть, согласишься пойти к нам в «Женскую силу»? Мы сейчас очень быстро расширяемся, нам нужен хороший представитель по связям с общественностью, и мы подумали о тебе. Если хочешь, мы можем дать тебе полную свободу действий. Что ты скажешь?
Мел была ошарашена:
– Мне? Перебраться в деревню, жить без сандвичей с солониной, без магазинов «Хилз», без круглосуточных турецких ресторанов?
– Мел, когда ты последний раз была в круглосуточном турецком ресторане?
– Не помню. Но это неважно. Если мне в три часа ночи придет в голову фантазия поесть турецкой солянки, я получу ее. Я городская девчонка, Лиз, мусор, городские бродяги и пролетающие мимо такси с зажженными огнями действуют на меня успокаивающе. Я не могу жить в тишине, покое и без «Макдональдсов».
– А я могу, – вмешался Гарт, который внезапно поднялся и начал целовать ее руку снизу вверх, – и я думаю, что это прекрасная мысль.
Мел с удивлением посмотрела на Гарта. Она не заметила, как он проснулся.
– Я вырос в деревне, – продолжал настаивать он, – я из Суффолка.
– Ты? Не смеши меня, – Мел прикрыла руной трубку. – Ты из отдела игрушек «Харродс». Я выписала тебя на прошлой неделе.
В отместку он начал щекотать ее.
Лиз ждала ответа на свое предложение, но вместо него слышалось только сдавленное хихиканье и крики: «Перестань же, перестань!». Потом Мел совсем выронила трубку. Лиз в своей слышала, как мужской голос громко распевал: «Я снова буду деревенской девочкой», и ей не надо было объяснять, как обстоят дела у Мел.
Номера первого выпуска обновленной «Селден Бридж стар» выскакивали из печатной машины, и Дэвид переживал радостное возбуждение, какого не знал долгие годы. Издатель и владелец, он имел полную свободу писать все, что ему хочется, и никто не мог снять у него статью, так как она задевает каких-то влиятельных персон, или наоборот, заставить его печатать то, что он считает безвкусным. Пустяки, но это давало пьянящее, мощное ощущение свободы.
Он вспомнил вчерашнее редакционное совещание. Кое у кого из молодых репортеров были потрясающие идеи, а редактор отдела новостей был так молод и так шустр, что Дэвиду приходилось осаживать его. Была только одна проблема. Женская страница. Ее редактировала каракатица с накладными ресницами, представления которой о женских интересах застыли примерно на 1934 годе. Решение проблемы было очевидным, но каждый раз, когда Дэвид снимал трубку, чтобы позвонить Сюзанне Браун и предложить ей это место, что-то удерживало его.
Он сказал Лиз, что Сюзанна приезжает, чтобы работать у него, но правда состояла в том, что он пока даже не просил ее об этом. И сам не знал почему. То ли это была просто гордость, делавшая непереносимой мысль о том, что Лиз в конце концов оказалась права, то ли его собственные сомнения, предостерегавшие от увлечения такой молодой девушкой, как Сюзанна. А может быть, это была даже какая-то идиотская верность Лиз.
Просто смешно. Но вдруг он ощутил ослепляющий приступ ярости, вспомнив тот мечтательный, отвлеченный оттенок ее голоса, и, сняв трубку, набрал номер «Дейли ньюс».
– Но, Лиз, это же глупо – не открыть филиал в Лондоне! Ну, пусть не сейчас, пусть через полгода, – Джинни вскочила из-за стола и стала мерить шагами комнату. – Это же очевидно! Если у нас не будет лондонского отделения, мы никогда не сможем конкурировать с «От девяти до пяти» и с «Миром труда».
Лиз оторвалась от отчета, который читала; в ее глазах было беспокойство.
– Джинни, а нужно ли нам конкурировать с ними? Я считала, вся идея «Женской силы» состоит в том, что это небольшое дело, в котором ты и я можем работать неполный день, чтобы видеть наших детей.
– Ты права. Пожалуй, права. Только вот в «Женской силе» оказалось столько возможностей, что кажется преступным не воспользоваться ими.
Лиз вздохнула. Она понимала, что имеет в виду Джинни. «Женская сила» становилась куда более успешным делом, чем они обе могли предвидеть. И Лиз невольно примеряла к себе какие-то другие занятия, которым в случае чего могла бы посвятить себя.
Суть дела была в том, что она слишком хорошо знала цену успеха, а Джинни не знала этой цены совсем. Джинни все еще пылала энтузиазмом новообращенной. А Лиз не могла смотреть на это с сочувствием. Она понимала, каким пьянящим может оказаться открытие, что у тебя есть и другие способности, кроме способности быть женой и матерью. И ей была ненавистна мысль, что на Джинни придется вылить ушат холодной воды.
Лиз взглянула на часы. Половина седьмого. За этими разговорами она едва не пропустила купание детей.
– Пошли, Джинни. Я тебя подожду.
– Поезжай, мне кое-что надо доделать.
– Пошли. Или я разобью твой телефон.
– Ну ладно, ладно, – Джинни улыбнулась ей, – ты меня уговорила.
Но Лиз оказалась не готова к зрелищу, которое ждало ее, когда полчаса спустя они остановились у дома Джинни. Похолодало и шел дождь, а дом Джинни стоял без единого огня, холодный и сырой. Видя удивление Лиз, Джинни поспешила вперед, чтобы разжечь камин.
Но самый большой удар ждал Лиз на кухне. Холод, казалось, струился от покрытого плиткой пола, и Лиз поймала себя на том, что переступает с ноги на ногу, чтобы согреться.
– А, черт, – извиняющимся голосом сказала Джинни, – я забыла, кажется, закрыть заслонку.