Текст книги "Бог и мозг"

Автор книги: Мэтью Альпер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Универсальные духовные верования и обычаи

«История религий, от самых примитивных до наиболее изощренных, есть не что иное, как опиcание… проявлений священных реальностей»¹⁸.

Мирча Элиаде

По мере изучения различных культур мира с их уникальными верованиями и обычаями мне становилось ясно, что все они придерживаются дуалистической интерпретации действительности, все воспринимают реальность как совокупность двух отдельных сфер – материальной и духовной. Если и вправду существует весомое свидетельство в поддержку представлений о духовных верованиях как о чем-то всеобщем, тогда, согласно принципам социобиологии, велика вероятность, что человек как вид «запрограммирован» таким образом. Так насколько же распространены религиозные и духовные верования? Достаточно ли свидетельств, чтобы предположить существование наследуемого рефлекса?

Универсальность, с которой мы воспринимаем духовную действительность, – проявление ряда кросскультурных убеждений и обычаев. К примеру, в каждой культуре бытует вера в сверхъестественные силы или сущности. На это указывает тот факт, что каждая культура демонстрирует склонность молиться, поклоняться, просить о помощи такие сущности, чаще всего именуемые божествами, – для этого понятия у каждой культуры есть символ или слово. Еще одно доказательство – наличие у каждой культуры сооруженных мест поклонения, где представители сообщества могут собираться, чтобы молиться своим божествам. Каким бы ни было это место поклонения – мусульманской мечетью, католическим собором, иудейской синагогой, синтоистским святилищем, вавилонским зиккуратом, буддийской ступой, древним ацтекским, греческим или египетским храмом, – в каждой культуре воздвигали строения, предназначенные исключительно для того, чтобы молиться богам и обращаться к ним с просьбами. Такие места поклонения служат вещественным доказательством того, что представители всех культур верят в существование духовной реальности.

Вдобавок каждая культура создавала религиозные произведения искусства. Первые образцы этих произведений – росписи в пещерах, датированные еще началом эпохи палеолита, 40 000–12 000 гг. до н. э. Эти древнейшие росписи зачастую изображают охоту; на них фигуры животных, пронзенных копьями, подкрашены красной охрой. Поскольку выяснилось, что копья часто рисовали одно поверх другого, было высказано предположение, что эти росписи постоянно обновляли с магическими и религиозными целями, чтобы охота прошла удачно. Представители каждой культуры, имеющей письменность, излагали свои духовные верования в письменном виде, в различных священных писаниях и мифологических канонах. В частности, шумеры, изобретатели клинописи – одной из первых систем письменности (ок. 2800 г. до н. э.) – чуть ли не раньше всех стали использовать символ неба «ан». Создание во всех культурах осязаемых произведений искусства и текстов также доказывает, что человеку как животному свойственны кросскультурное восприятие духовной реальности и вера в нее.

Более того, представители всех мировых культур придерживались мнения, что человек наделен духовной составляющей, иначе называемой «душа» – еще одно понятие, для которого у каждой культуры есть символ или слово. «Идея души относится к всеобщим»¹⁹. Согласно нашей кросскультурной вере в душу люди воспринимают самих себя как уникальное сочетание материи и духа. Свое тело мы считаем состоящим из материи, или плоти, а сознание – состоящим из духа, неосязаемой субстанции, которую мы называем душой. Таким образом, мы проецируем свой дуалистический подход к реальности на свое собственное существование.

Представители всех мировых культур придерживались мнения, что человек наделен духовной составляющей, иначе называемой «душа»

Все, что состоит из духа, мы считаем неразрушимым, вечным и бесконечным и своей душе мы приписываем те же свойства. Следовательно, мы верим, что благодаря нашим душам мы, наши осознанные «я», вечны и неуничтожимы. В результате мы считаем, что, несмотря на неизбежную смерть наших материальных тел наши духовные «я», наш дух и душа, останутся в вечности. Из всеобщей веры в душу вытекает присутствующее у людей ощущение бессмертия. Или, говоря словами социолога Бранислава Малиновски,

…посредством религии человек выражает свою убежденность в том, что смерть нереальна и не окончательна, а также в том, что мы наделены личностью, которая сохранится даже после смерти²⁰.

Универсальная вера всех культур в бессмертие души подкреплена тем, что представители всех культур выражают веру в загробную жизнь – «новое, продолжающееся или преображенное существование после смерти, вера в которое обнаружена буквально во всех культурах и цивилизациях»²¹. О чем бы ни шла речь – о рае, чистилище, преисподней, Вальхалле, Нифльхейме, Нирване, адской бездне, Елисейских Полях, аде, забвении, стране мертвых, земле духов («Те Реинга»), мистических садах, парадизе, реинкарнации, переселении души, – все культуры, и восточные, и западные, выражают веру в то, что наше духовное «я», или душа, просуществует еще долго после того, как исчезнет материальное тело.

Эта универсальная вера в жизнь после смерти физически проявляется в кросскультурном обряде погребения или похорон. Согласно этому всеобщему обычаю над телом умершего совершают обряд (как правило, хоронят в земле, но есть и другие обычаи), который предшествует перемещению духа покойного в следующий или иной мир. Еще одним вещественным доказательством можно считать то, что представители многих культур хоронят умерших с артефактами, предназначенными для облегчения перехода из одного мира в следующий: это еще одно подтверждение веры в бессмертие нашего сознательного «я» или души после физической смерти тела.

Все культуры, и восточные, и западные, выражают веру в то, что наше духовное «я», или душа, просуществует еще долго после того, как исчезнет материальное тело

Если похороны представляют собой последний из кросскультурных обрядов, которые мы отправляем, возвеличиваясь перед своими богами, то первый из таких обрядов связан с рождением ребенка. Примеры таких обрядов – иудейское или мусульманское обрезание, крещение в католической купели или же раскачивание новорожденного в очищающем дыму костра «конкерберри», как делают австралийские аборигены. Как выразился специалист по культурной антропологии Мирча Элиаде в своем программном труде «Священное и мирское», «новорожденный ребенок обладает лишь физическим существованием; он еще не признан семьей и не принят в общество. Статус «живущего» ему придают обряды, совершаемые сразу же после родов; только благодаря этим обрядам он включается в сообщество живущих»²².

Следующий после рождения обряд, который кросскультурно рассматривается в духовном контексте, существует в форме посвящения, или инициации. Обычно его проводят по достижении половой зрелости, он означает переход из детского возраста во взрослый, требующий возвеличивания участника обряда перед богами как взрослого и ответственного члена духовной общины. Иудейская бар-мицва, церемония раскрашивания лица конголезцев кота, католическая конфирмация, крещение во взрослом возрасте у баптистов южной конвенции, церемония принятия санньясы в индуизме – в каждой культуре действует подобный обряд, в ходе которого молодые представители вступают в общину на правах взрослых. Пользуясь юнгианским термином для выражения кросскультурной сущности этого обряда, Энтони Стивенс пишет в своей книге «О Юнге»: «Сравнение обрядов всего мира указывает, что сами эти обряды инициации имеют архетипическую структуру, ибо универсальность одних и тех же закономерностей и методов, лежащих в основе этих обрядов, очевидна»²³.

После инициации и вступления в духовную общину представители противоположных полов объединяются с целью продолжения рода. Духовное освящение такие союзы получают в ходе кросскультурной практики свадебных обрядов.

Вдобавок в каждой культуре присутствует в той или иной форме духовенство – отдельное лицо или группа лиц, играющие роль посредников между материальным и духовным мирами. Как бы ни называли этого человека – шаман, жрец, раввин, свами, энси, йогин, оракул, мистик, ясновидящий, медиум, папа, калиф или имам, – в каждой культуре есть такой представитель (или группа или целая каста), роль которого – служить духовным лидером и наставником общины.

Более того, все культуры приписывают магический, сакральный или сверхъестественный духовный статус определенным местам, что Мирча Элиаде называет склонностью человека как вида верить в «сакральность» пространства. К примеру, каждой культурой приписан сакральный статус ряду мест, которые считаются святилищами. Склеп патриархов, камень Кааба, Дельфы, пирамиды, дакхма Каина, река Ганг, Вифлеем, буддийская ступа – все они представляют собой центры паломничества и поклонения благодаря духовному значению и духовным ценностям, которые они символизируют.

В различных культурах сакральный статус приписывают всевозможным объектам. Тотемы, мощи, иконы, амулеты, талисманы, обереги и фетиши, которым в каждой культуре дают свои названия, представляют собой образцы материальных предметов, в которых, как принято считать, заключена некая сущность духовной сферы. Хлеб и вино Евхаристии, церемониальный калюмет, или трубка мира, североамериканских индейцев, волосы пророка Мухаммада, священный зуб Будды, фрагменты святого распятия, мезуза, африканские талисманы гри-гри, кристаллы аметиста или кварца спиритуалистов «нью-эйдж» – все это материальные объекты, которые считают обладающими магическими или «духовными» свойствами. То, что во всех культурах сакральный статус таким образом присваивали материальным объектам, еще раз свидетельствует, что все человеческие культуры придерживались веры в существование духовной реальности.

Более того, все культуры выражают веру в существование духовных/трансцендентальных/сверхъестественных сил, которые управляют всеми событиями в нашем мире и влияют на них. Наглядный пример – наша вера в такие отвлеченные понятия, как удача, карма, кисмет, рок, судьба, предопределение. Эти концепции соответствуют нашим представлениям о том, что есть трансцендентальные силы, вмешивающиеся во все, что творится в материальной вселенной. Аналогично все культуры демонстрируют суеверное поведение, считают, что определенные жесты (например, скрещенные пальцы, стук по дереву, бросание соли через плечо) или амулеты (например, крестик или кроличья лапка) могут принести нам удачу – в сущности, это вера в то, что мы можем изменить судьбу, обратившись к какой-нибудь сверхъестественной силе или сфере.

В каждой культуре присутствует в той или иной форме духовенство – отдельное лицо или группа лиц, играющие роль посредников между материальным и духовным мирами

Еще одно типично кросскультурное поведение, служащее доказательством присущей человеку склонности верить в духовную реальность, – некромантия, вера в то, что мы можем общаться с духами умерших. Эта склонность уживается в человеке с верой в призраков, фантасмагорические воплощения умерших.

Всеобщая вера человечества в духовный элемент подтверждается также тем фактом, что все культуры ассоциируют чувство вины с религиозным контекстом. Даже когда мы раскаиваемся в своих поступках по отношению к другим людям, всем культурам свойственно беспокойство о том, как оценят эти поступки их боги. Об этом свидетельствуют многочисленные и разнообразные ритуалы искупления и покаяния, с помощью которых представители всех культур признают свою вину в содеянном перед божествами. Такие преступления принято называть грехами – это еще одно понятие, название для которого есть во всех культурах.

Все культуры выражают веру в существование духовных/трансцендентальных/сверхъестественных сил, которые управляют всеми событиями в нашем мире

Материальные свидетельства раскаяния – различные обряды жертвоприношения. В ходе этих обрядов люди предлагают своим богам подношения – в надежде на сочувствие, милосердие или прощение богов. Мы демонстрируем раскаяние, потому что считаем, что за это боги наградят нас как в нынешней, так и в загробной жизни.

Для того чтобы привести наглядный пример выражения некоторых упомянутых выше чувств в сакральной литературе, обратимся к шумерским «Наставлениям мудрости» (135–145):

Поклоняйся своему богу ежедневно, с жертвоприношениями и молитвами, которые надлежит возносить с благовонными курениями. По доброй воле предлагай своему богу дары, приличествующие для поднесения богам. Воздавай ему ежедневную молитву, выражай почтение, простирайся перед ним – и будешь вознагражден. И тогда ты станешь полностью единым со своим богом. Почтительность порождает благосклонность. Жертвоприношения продлевают жизнь, молитва искупает вину.

Довод в пользу духовной функции

«Если человечество развивалось по дарвиновским законам естественного отбора, тогда его сформировали генетическая вероятность и потребности, порожденные окружением, а не Бог»24.

Э. О. Уилсон

Во всех человеческих культурах практиковалась вера в существование духовной сферы, Бога или богов, души и загробной жизни. Странно, что всем культурам свойственно восприятие действительности в одном и том же «духовном» преломлении, что все мы придерживаемся схожих убеждений и выражаем их посредством схожих обрядов и обычаев. И мы должны верить в то, что все это – результат грандиозного совпадения, или же в то, что нас побуждают придерживаться подобных убеждений и обычаев замысловатые последовательности рефлексов или инстинктов?

Подобно склонности всех планарий ориентироваться на свет, склонность представителей всех человеческих культур верить в духовную реальность подразумевает одно из трех. Первая причина, по которой все культуры дали начало одним и тем же духовным концепциям, – некое значительное совпадение. Оно было бы равносильно вере в то, что все планарии ориентируются на свет по той же причине. И то, и другое одинаково маловероятно.

Вторая возможная причина в том, что во время возникновения человека как вида понятия духовной сферы, Бога, души и загробной жизни были созданы немногочисленными вдохновенными авторами, новаторские идеи которых передавались устно от поколения к поколению, пока человек расселялся по материкам, распространяя эти понятия по всей планете, во всех культурах. Подразумевается, что наша кросскультурная вера в духовную реальность – поведение, приобретенное в результате научения, в противоположность унаследованному поведению.

Недостаток этого предположения в следующем: чрезвычайно маловероятно, чтобы при расселении нашего вида по планете какое-либо заученное поведение или убеждения пробили себе дорогу во все сообщества, какими бы обособленными они ни были, а потом с таким упорством продолжали существовать в каждом из них. Заученное поведение (в отличие от унаследованного) появляется и улетучивается как ветер. Вот почему, к примеру, несмотря на то что в истории человечества множество языков возникло и было предано забвению, стремление создавать язык существует во всех культурах как константа. Полагаю, то же самое справедливо для религиозных и духовных убеждений. За всю историю человечества сложились и исчезли десятки систем духовных убеждений, или религий, однако духовный/религиозный[7]7
   Я бы хотел подчеркнуть важное различие между двумя обособленными побуждениями человека: одним – к религиозности, другим – к духовности. «Религиозный» импульс побуждает нас участвовать в разнообразном ритуальном поведении, таком, как посещение церкви и строгое соблюдение церковных кодексов и обычаев. Следовательно, этот импульс функционирует как способность к социальной адаптации, обеспечивающая нас общим набором моральных норм, убеждений, ценностей, мотиваций, таким образом подкрепляя динамику группы. Как социальному организму, нам необходимо придерживаться общей идеологии, поскольку она поддерживает силовую стратегию выживания в биофизике, где все решает численность. Более того, религиозный импульс не только благоприятствует групповой динамике, но и дает индивидууму необходимое ощущение смысла и общности.
  Отличающийся от религиозного, духовный импульс порождает измененное состояние сознания (о нем мы погово-


[Закрыть] импульс упорно продолжает существовать как константа. Аналогичный пример: хотя десятки специфических религиозных обрядов, практик, убеждений со временем сложились и были забыты, повсеместно сохранилась фундаментальная вера в духовную сферу, духов, сверхъестественные существа и богов, в душу и загробную жизнь. Эти ключевые убеждения составляют фундамент всех мировых религий. Просто способ проявления этих первичных убеждений постоянно меняется и развивается. Тот факт, что эти первичные убеждения остаются живучими во всех культурах, в такой разнообразной среде, а также исторических обстоятельствах, привел меня к выводу, что, как и в случае с языком, здесь мы имеем дело с некой основополагающей физиологической силой.

Возьмем, к примеру, наши чувства горя или грусти. Почему все люди испытывают их одинаково? Почему все люди плачут? Никого не приходится учить проливать слезы, скорбя об умершем близком. Это умение досталось нам от природы, это рефлекс. Но представим себе на минуту, что плач – заученное поведение. Представим, что нас научили плакать, выражая горе. Если бы так и обстояло дело, наверняка в какой-то момент некая культура, хотя бы одна, отошла бы от учений и в конце концов нашла бы другие средства выражения тех или иных чувств. Если плач – заученное поведение, крайне маловероятно, чтобы все культуры планеты вплоть до нынешних времен выражали горе одним и тем же способом. Тот же принцип можно применить и к нашим универсальным духовным убеждениям и практикам.

Если допустить, что духовности/религиозности нельзя научиться, у нас остается последняя возможная причина: наши универсальные духовные/религиозные склонности представляют собой неотъемлемую характеристику человека как вида, генетически наследуемую черту. Это означает, что мы внутренне предрасположены верить в духовную реальность. Раз так, у нас должны быть нейрофизиологические области, порождающие духовное восприятие, ощущения, когнитивную деятельность и импульсы. Более того, если такие участки есть у нас в мозге, это подразумевает, что они возникли в нас в результате хранения информации в наших генах, а также то, что у людей есть гены, которые можно назвать «духовными».

Такая генетическая интерпретация предполагает, что религиозная вера – неотъемлемая часть человеческой натуры и что она будет возникать в любом конкретном обществе с такой же определенностью, как и любые другие наши унаследованные инстинкты. Социобиолог Робин Фокс выразил ту же мысль в своем труде «Культурное животное». Строя гипотезы о характере и развитии сообщества детей, выросших в условиях полной изоляции, Фокс утверждал:

Я нисколько не сомневаюсь, что они [эти дети] смогут заговорить и что теоретически они вместе с потомками со временем изобретут и разовьют язык, несмотря на то что этому их никогда не учили. Более того, их язык, будучи совершенно отличным от любого другого известного нам, окажется возможным проанализировать лингвистически на той же основе, что и другие языки, и переводить с него на все известные языки. Но я намерен развить эту мысль: если наши новоявленные Адам и Ева выживут и дадут потомство, по-прежнему находясь в полной изоляции от каких бы то ни было культурных влияний, тогда они в конце концов построят общество, в котором будут законы о собственности, правила, касающиеся инцеста и брака, табу, система социальных статусов, способы ухаживания, женские наряды, танцы, шизофрения, гомосексуализм, церемонии инициации для юношей, мифы и легенды, вера в сверхъестественное и практики, связанные с ней²⁵.

Представим себе, что мы изучаем десять обособленных, полностью изолированных колоний медоносных пчел, и все они сооружают соты с шестиугольными ячейками. Понаблюдав за этими пчелами, можем ли мы сказать, что такое поведение – образец «свободы мышления» у пчел, по случайному совпадению строящих соты именно так, и никак иначе? Или мы скажем, что пчелы как вид должны быть нейрофизиологически «запрограммированы» на один из методов работы – то есть что все дело в генетически унаследованном рефлексе? Все пчелы сооружают соты с одинаковыми шестиугольными ячейками, потому что по своей воле выбирают такую конструкцию, или потому, что их заранее запрограммировали именно на такие действия? В данном случае, полагаю, нам следует признать, что пчелы делают соты одинаковым способом в результате физиологического импульса, поскольку где-то в мозге пчелы существует ряд нейронных связей, побуждающих создавать ячейки шестиугольной формы.

Религиозная вера – неотъемлемая часть человеческой натуры, и она будет возникать в любом конкретном обществе с такой же определенностью, как и любые другие наши унаследованные инстинкты

Если принять во внимание вышесказанное, зададимся вопросом: почему мы должны расценивать свое универсальное (кросскультурное) поведение иначе, чем поведение пчел? Говоря словами основателя социобиологии Эдварда Осборна Уилсона, «те же принципы популяционной биологии и сравнительной зоологии, которые так успешно объясняют строгое устройство колоний общественных насекомых, можно пункт за пунктом применить к позвоночным». Если мы хотим когда-нибудь добиться прогресса в понимании собственной физической природы, разве не следует нам изучать и оценивать себя с той же объективностью, как и всех других существ на Земле? Если бы группа инопланетян изучала человека как вид, наблюдая за ним сверху, к какому выводу она могла бы прийти, на протяжении примерно сотни тысяч лет видя, как подавляющее большинство представителей нашего вида избавляются от умерших сородичей, ритуально помещая их в вырытые в земле ямы? Неужели инопланетяне не сочли бы такое поведение свидетельством инстинкта? И не рассматривали бы его таким же образом, как делаем мы, когда усматриваем универсальность в обращении всех планарий к свету или мяуканье всех кошек? Неужели эти инопланетяне не сделали бы вывода, что погребение умерших представляет собой присущую нашему виду характеристику, результат генетически унаследованного импульса или инстинкта?

Как планарии «запрограммированы» поворачиваться к свету, так и люди «запрограммированы» обращаться к божеству или к божествам

Как планарии «запрограммированы» поворачиваться к свету, так и люди «запрограммированы» обращаться к божеству или к божествам. Будучи когнитивным по характеру, этот импульс должен проистекать из некой части или частей мозга. Следовательно, должны существовать особые нейронные связи, порождающие нашу духовную/религиозную когнитивную деятельность, восприятие, ощущения и поведение. Отсюда следует, что если мы разорвем эти нейронные связи, эти «духовные» части нашего мозга, или иначе изменим их, непосредственному влиянию подвергнется духовное сознание. К примеру, если хирургическим путем изменить эти части мозга, скорее всего обладатель этого мозга утратит свое чувство духовного сознания. Он перестанет получать духовный опыт. И больше никогда не ощутит утешительное присутствие оберегающей духовной силы или сущности. Больше у него никогда не возникнет желание молиться, обращаться к трансцендентальной силе, просить о наставлении или помощи. Полагаю, что духовная афазия может развиваться таким же образом, как лингвистическая или музыкальная афазия. К примеру, если священник заболевает болезнью Альцгеймера, разве он не теряет, наряду с прочими видами чувствительности, свое ощущение духовного сознания? Должны ли мы верить, что этот человек, неспособный самостоятельно принимать пищу или посещать уборную, по-прежнему в состоянии молиться или проповедовать Евангелия доступно пониманию слушателей? По-видимому, духовное сознание так же тесно связано с нашей нейрофизиологической структурой, как и любые другие когнитивные способности.

Если хирургическим путем изменить определенные части мозга, то обладатель этого мозга перестанет получать духовный опыт и ощущать присутствие божественного

Предлагая вещественные доказательства в поддержку гипотезы, согласно которой люди могут страдать духовной/религиозной афазией, канадский психолог Майкл Персингер обнаружил, что «одним из важных отличий 19 % учеников старших классов, получивших религиозный опыт до тринадцатилетия, было наличие травмы головы или по крайней мере одного эпизода потери сознания в детстве»²⁶.

Доктор Арнольд Сэдвин, глава отделения нейропсихиатрии больницы при Университете Пенсильвании, подтвердил результаты Персингера, наблюдая за пациентами, у которых религиозно ориентированные расстройства личности развились после удара по голове (так называемый психоорганический синдром). В ходе исследований доктор Сэдвин выявил у некоторых людей, перенесших травму головы, заметные изменения в религиозных взглядах и поведении. Например, те из пациентов, которые до получения травмы отличались крайней религиозностью, после травмы стали равнодушны к религиозным вопросам. В то же время доктор Сэдвин сталкивался и с людьми, которые, будучи прежде совершенно нерелигиозными, после травмы головы вдруг начинали выказывать гиперрелигиозность, молились Богу как одержимые, демонстрировали выраженные религиозные чувства и порывы.

И наконец, самый противоречивый вывод: если генетически-нейрофизиологическая гипотеза верна, если человек как вид «запрограммирован» верить в духовный мир, значит, Бог существует не «где-то там», вне нашей досягаемости и независимо от нас, а скорее является порождением унаследованного восприятия, проявлением эволюционной адаптации, которое существует исключительно в мозге человека. Если так, значит, духовной реальности не существует – нет ни Бога, ни богов, ни души, ни загробной жизни. В этом случае перечисленные духовные понятия существуют лишь как проявления особого способа восприятия реальности, на который «запрограммирован» человек как вид. Следовательно, человечество можно рассматривать уже не как порождение Бога: скорее Бога следует рассматривать как продукт когнитивной деятельности человека.

Аналогично тому, как Кант предположил, что мы наследуем временное и пространственное сознание, я выдвигаю предположение, что мы наследуем свое чувство духовно-религиозного сознания. Более того, Кант предположил, что мы рождаемся, уже обладая пространственным и временным режимами восприятия, двумя средствами, с помощью которых человек как вид «запрограммирован» истолковывать действительность, а я полагаю, что духовность – еще один из этих присущих человеку режимов восприятия. Отсюда следует, что наше духовное восприятие, подобно любому другому, не представляет собой абсолютную истину, а существует исключительно как следствие способа, которым наш вид запрограммирован интерпретировать реальность.

Если человек как вид «запрограммирован» верить в духовный мир, значит, Бог существует не «где-то там», вне нашей досягаемости и независимо от нас, а скорее является порождением унаследованного восприятия, проявлением эволюционной адаптации, которое существует исключительно в мозге человека

Эта духовная функция не только преображает наше восприятие реальности, но и, по-видимому, может пересиливать нашу способность к критическому мышлению. Об этом наглядно свидетельствует следующий факт: хотя существование духовной реальности не подтверждается никакими вещественными доказательствами, в эту реальность верят представители всех культур. Это весьма необычное явление для таких скептиков, как мы с вами. В общем случае людям свойственно верить только тому, о чем сообщают им физические органы чувств. Если нельзя увидеть, пощупать, попробовать на вкус, понюхать или услышать что-либо, мы сомневаемся в его существовании. Тем не менее наши духовные убеждения – исключение из этого правила. Поскольку вещественных доказательств в поддержку существования духовной реальности не имеется, видимо, наше духовное восприятие и убеждения должны произрастать не из информации, полученной от внешних источников через наши физические органы чувств, а скорее из информации, возникшей где-то внутри нас.

К примеру, если я сообщу среднестатистическому человеку, представителю любой из мировых культур, что по комнате порхают невидимые розовые слоны, есть вероятность, что меня поднимут на смех, если не отправят на обследование к психиатру. Причина, по которой мое замечание вызовет столь выраженную реакцию, заключается в том, что предоставленная мною информация противоречит всему, что сообщают моему собеседнику его физические органы чувств. Тем не менее, если я скажу тому же человеку, что дух Божий или дух умершего витает в комнате, есть вероятность, что собеседник будет склонен поверить мне – независимо от того, что говорят ему собственные органы чувств. Значит, можно предположить, что в нашем мозге существует некая часть, которая искажает наше восприятие и эмоциональную реакцию таким образом, чтобы побудить нас ощущать сверхъестественные силы повсюду. Наличие у нас такой кросскультурной наклонности позволяет предположить, что мы, должно быть, нейрофизиологически запрограммированы подобным образом.

Повторю еще раз: если мы будем исходить из принципа, что любое кросскультурное поведение говорит о влиянии унаследованных импульсов, то придем к выводу, что люди генетически предрасположены или запрограммированы верить в понятия духовной реальности – в Бога или в богов, в душу, в жизнь после смерти; запрограммированы молиться этим незримым силам и поклоняться им; в ходе ритуалов избавляться от умерших или хоронить их с надеждой на загробную жизнь; проводить религиозно/духовноориентированные празднования рождения, обряды инициации, свадьбы и похороны, а также переживать «мистический» опыт. Это подразумевает, что для каждой кросскультурной «духовной» когнитивной деятельности, восприятия или ощущений должно быть некое особое физическое место или места в мозге человека, где они зародились. Следовательно, любой ущерб, нанесенный этим участкам, изменит или нарушит конкретное «духовное» восприятие, ощущения или когнитивную деятельность, которыми мы обязаны этому конкретному участку. Итак, согласно выдвинутой гипотезе вся наша «духовная» когнитивная деятельность, восприятие, ощущения и поведение – проявление унаследованных импульсов, порожденных нейронными связями мозга, а значит, не может считаться признаком какой-либо действительной духовной реальности[8]8
   Хотя никто так и не сумел доказать, что духовной реальности не существует, эта гипотеза определенно подкрепляет возможность ее «несуществования». По сути дела, невозможно доказать несуществование какой-либо воображаемой силы или сущности. Как можно, к примеру, доказать, что невидимых розовых слонов не бывает? Если мы никогда не видим их, это еще не значит, что их нет вообще. Таким образом, любая попытка доказать ошибочность веры в фантастическую сущность на самом деле тщетна. Нам придется принять как принцип, что мы обязаны доказывать существование чего-либо, а не его несуществование.


[Закрыть]. Однако может возникнуть резонный вопрос: если все культуры подчиняются одним и тем же неотъемлемым «духовным» импульсам, почему же тогда существует так много разных религий? Хотя у всех нас есть одна и та же область мозга, из которой проистекают наши лингвистические способности, каждая культура на основании уникального стечения исторических и экологических обстоятельств развивает свою лингвистическую идентичность или то, что мы называем языком.

Аналогичный пример: хотя части мозга, из которых исходят духовные импульсы, у всех людей одинаковы, каждая культура развивает собственную духовную идентичность или то, что мы называем религией, на основании уникального набора исторических обстоятельств и характеристик окружения. Приписывая сакральный статус конкретному перечню людей, мест, объектов и обычаев, каждое общество строит собственную уникальную религию. Следовательно, религия представляет собой общественно-бытовую среду, посредством которой наши духовные и религиозные импульсы обретают форму и выражение. Значит, стремление создать религию со всеми ее нормами, обычаями и ритуальными действиями выступает в роли отдельного импульса[9]9
   Одна из ключевых функций «религиозного» импульса – управление нашим стремлением участвовать в повторяющихся ритуальных действиях. Следовательно, вполне может оказаться, что обсессивно-компульсивные нарушения представляют собой дисфункцию именно этого импульса. В самой нормальной, с точки зрения здоровья, форме стремление участвовать в повторяющихся ритуальных действиях служит для того, чтобы подкреплять нашу систему духовных убеждений, способствовать сплоченности общества, придавать смысл и структуру нашей жизни. Но дисфункция принуждает нас к компульсивному участию в повторяющихся бессмысленных ритуальных действиях и совершению столь же бессмысленных жестов.


[Закрыть].