Текст книги "Быть котом"

Автор книги: Мэтт Хейг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Пробуждение

Еще не открыв глаз, Барни понял, что-то не так.

Во рту у него было сухо, как в пустыне. Сердце стучало быстро, но мягко, напоминая тихую барабанную дробь. Но это еще полбеды. Все тело стало другим. Горячим, каким-то съежившимся, словно сжатый кулак, который никак не получается раскрыть.

Сверху ощущалось что-то мягкое. Большое, тяжелое и мягкое. Когда он открыл глаза, ничего не изменилось, потому что за окном все еще была ночь. Однако он быстро начал различать очертания предметов, как будто у него откуда-то взялось ночное зрение.

Из серой темноты выступали длинные черные каплевидные тени.

«Я в пещере. В очень мягкой, уютной – и восхитительно теплой пещере».

Проснувшись окончательно, он понял, какая это нелепая мысль. Он, должно быть, просто лежит под одеялом. Но когда оно успело стать таким огромным?

Барни попытался встать, но не смог – по крайней мере, встать в привычном понимании этого слова. Он вроде бы встал, но спина его по-прежнему прижималась к уютному мягкому своду одеяла.

Он рванулся вперед, но руки и ноги его не слушались. С координацией было что-то не так. И куда делись колени? Что с ними? Казалось, все косточки в его теле за ночь перемешались, и теперь их нужно было собирать заново, как какой-нибудь пазл. Все было не на своих местах. А некоторые кусочки этого пазла были совершенно новыми. Самым ощутимым была какая-то штука, болтающаяся в нижней части спины. Эта штука изгибалась во все стороны и состояла из десяти соединенных друг с другом суставов.

«Мам», – сказал Барни, точнее, попытался. И уже без всякой надежды добавил: «Пап». Но слова не шли у него изо рта: вместо них получались непонятные звуки.

Замурованный, как в клетке, в этом незнакомом теле, он начал паниковать. Нужно было выбираться наружу, но передвигаться он мог только ползком. И тогда он пополз, упираясь конечностями в мягкий упругий пол и пригнув голову.

И оказался снаружи, в холодном утреннем свете.

Внизу простиралось огромное пространство, которое сначала показалось ему океаном. Он был на высоте, раза в три превышавшей его рост, и поэтому не сразу понял, что бесконечный синий океан внизу – это всего-навсего ковер.

Это была его кровать.

Его комната.

Но каким все стало огромным – уму непостижимо! Шкаф был размером с дом. Лампа у изголовья кровати взирала на него сверху вниз, похожая на безрукое механическое чудовище. До двери было по меньшей мере несколько миль. А школьная форма на спинке стула принадлежала не иначе как какому-то великану.

То, что он увидел следом, не лезло уже ни в какие ворота.

Его руки (или ноги – черт разберет) были полностью покрыты волосами. И куда-то делись пальцы. Он повернул голову, чтобы посмотреть на то, что болталось у него за спиной. Хвост. Закрученный в дрожащий вопросительный знак – как будто остальное его тело было вопросом, требовавшим ответа.

Невероятно.

Он по-прежнему оставался Барни. Он чувствовал себя Барни, голова его была полна воспоминаний и впечатлений Барни. Но в то же время он был уже не Барни, а кем-то совсем другим. Бред какой-то. Не может этого быть! Это просто сон, вроде того, про папу.

Он моргнул. Моргнул еще раз.

Нет. Сомнений не оставалось.

Он не спал.

Да, он не спал, и сознание его было ясным как никогда. Приходилось поверить в очевидное: поверить своим глазам, поверить черной шерсти, хвосту и подушечкам на лапах. Все это говорило об одном: хотя он заснул человеком, проснулся он – бесспорно, безошибочно, невероятно – котом.

Прыжок

Звуки.

Мама достает столовые приборы из кухонного ящичка. Раньше он ни за что не услышал бы это со второго этажа. Теперь же звук был таким четким, словно мама находилась с ним в одной комнате.

Вот она кормит Гастера. Ложка стучит о край миски.

«Мама!» – закричал Барни. Крик остался беззвучным: рот больше его не слушался. Это был пересохший кошачий рот, не способный ни на что, кроме жалкого мяуканья.

Тут вдруг его усики встопорщились и затрепетали (кошачье волшебство номер шесть, как вы уже знаете) от ощущения близкой опасности; и в тот же миг все тысячи шерстинок, покрывавших его тело, встали дыбом.

Гастер.

Гастер с жадностью проглотил свой завтрак секунд примерно за пять. После этого он обычно делал одно из двух. Либо он заваливался спать в свою корзину, либо – чаще всего – несся наверх в комнату Барни, чтобы облизать ему лицо. Только вот сегодня он не обнаружит лица Барни. Вместо этого он найдет кошачью морду. А Барни прекрасно знал, что Гастер для кошек – примерно то же, что горячая печка для мороженого.

Перед глазами у него промелькнуло воспоминание: Барни гонится за сиамской кошкой в парке. Кошка исчезла раньше, чем Гастер успел что-то сделать, но только потому, что это была супербыстрая кошка – она испарилась в мгновение ока, словно по волшебству.

Тогда это показалось Барни очень забавным. Но теперь, когда он сам стал котом, ничего смешного он в этом уже не видел.

Он посмотрел вниз, на ковер.

Прыгай. Ты должен прыгнуть.

Если ты отсюда не выберешься, Гастер тебя сожрет.

Вот и оно.

Грохот собачьих лап по лестнице, все ближе и ближе.

«Прыгай!» – приказал себе Барни в последний раз.

Он зажмурился. Перед глазами у него возникло папино лицо в тот день, когда он стоял у края бассейна, убеждая Барни прыгнуть с трамплина. «Сынок, у тебя все получится». Тяжелые шаги пса-убийцы уже грохотали по ковру в коридоре.

Надо прыгать. На раз-два-три.

Раз, два…

Барни зажмурился и спрыгнул с кровати, описав ровную дугу, как вода, льющаяся из стакана.

Однако приземление оказалось тяжелым и неуклюжим: он проехался подбородком по ковру, чуть не свернув себе шею. Очертания предметов на миг расплылись, потом снова стали четкими. Раздумывать было некогда. Тяжелое дыхание Гастера слышалось уже у самой двери.

Барни бросился бежать. Он сам не понимал, как ему это удавалось, ведь в новом его теле все было не на своих местах. Он забился в угол комнаты – комочек, сжавшийся от страха, – а Гастер между тем уже поддевал носом огромную дверь.

Дверь распахнулась, закрыв собой Барни, который пытался не обращать внимания на свой внутренний голос, твердивший ему, что он скоро умрет.

Гастер вспрыгнул на кровать и принялся ее обнюхивать. Затем с грохотом, прозвучавшим для Барни, как небольшое землетрясение, он спрыгнул с кровати.

«Это все мне мерещится, – сказал себе Барни. – Я не кот. Я человек. Я мальчик. Мне двенадцать лет. Все будет…»

Мокрый собачий нос просунулся за дверь; две черные ноздри были похожи на глаза огромного чудовища. Нос немного помешкал, пока его обладатель осмысливал происходящее. Затем он оттолкнул дверь назад, и над Барни нависла морда Гастера, обросшая коричнево-белым мехом. На морде этой сверкали глаза, и она была раз в десять больше, чем раньше. Чудовище породы Кинг чарльз.

Затем произошло невозможное. Раздался голос. Полный важности и самомнения, как будто и правда принадлежащий королевской особе, голос Гастера:

– О боги! У меня просто нет слов! Мерзкая кошка. В моем доме. В моем собственном доме!

– Нет, это я… – начал Барни, с удивлением отметив, что Гастер его понимает. – Я Барни. Гастер, это правда, поверь мне. Я не понимаю, что происходит. Я просто… Что-то такое случилось за ночь…

– Что ты здесь делаешь? Каковы твои намерения? Говори! Говори, заклинаю тебя!

В глазах Гастера сверкало безумие. Он казался способным на все.

– Это я!

– Придержи язык! – сердито рявкнул Гастер. – Ты вообще понимаешь, с кем говоришь? Я спаниель Кинг чарльз. Мои предки были свидетелями реставрации королевской власти в Англии. Благодаря им мы сегодня видим эту страну такой, какая она есть. И как и у всех представителей моей благородной породы, у меня есть принципы, которым я неизменно следую. И важнейший из них – никогда не пускать в свой дом незваных кошек. Если же это произошло, остается одно: уничтожить указанную кошку. Так что, жалкий проходимец, я настоятельно рекомендую тебе приготовиться к смерти.

– Господи, Гастер, да в чем дело? Прекрати лаять! – Это мама Барни кричала снизу. – У меня голова раскалывается.

– Мам! – попытался прокричать Барни. – Мама! Мама!

Три жалких мяу, не достойных даже того, чтобы поставить их в кавычки.

Гастер зарычал, оскалив зубы. Он явно планировал вонзить их в Барни.

– Гастер, послушай, – сказал Барни, радуясь хотя бы тому, что Гастер мог его услышать. – Это я, Барни. Спроси у меня что угодно. Что-нибудь, что могу знать только я, и…

Гастер, щелкая зубами, сделал шаг вперед. Барни вжался в стену. В человеческом мире ни одно животное не казалось таким милым и безобидным, как спаниель породы Кинг чарльз. Но не в кошачьем мире…

– Подлый трусливый котяра!

– Гастер! Клянусь тебе, я – Барни. Вчера у меня был день рождения. Мой папа пропал, и, возможно, умер. Мой папа – ну, ты знаешь, это он взял тебя из собачьего приюта.

Услышав это, Гастер пришел в ярость:

– Из собачьего приюта?! Какое пятно на моей репутации! Да как ты смеешь?! Повторяю еще раз: я спаниель Кинг чарльз. Мои предки жили при королевском дворе короля Карла Второго. Им оказывали почести, о которых остальные собаки могут только мечтать. Собачий приют! Какое оскорбление!

Барни не знал, что и сказать.

– Но это правда. Твои предыдущие хозяева от тебя отказались. Так что мы тебя спасли. А именно, папа тебя спас.

Гастер замер, о чем-то задумавшись. Может быть, Гастер все-таки проникся его словами? И станет его союзником? Но нет.

– Врррру-н! – прорычал Гастер.

И его оскаленные челюсти придвинулись еще ближе.

«Я сейчас умру, я сейчас умру, я сейчас…»

Закрыв глаза, Барни смиренно ждал, когда пес откусит ему голову, но этого почему-то не произошло.

Огромные зубищи были уже в миллиметре от Барни, когда вдруг собаку резко оттащили назад. Это миссис Ив схватила его за ошейник – не ведая о том, что тем самым спасла жизнь своему сыну.

Открыв глаза, Барни увидел великаншу, нависшую над ним.

Мама тоже его заметила. Только она, конечно, не поняла, что это он.

– О боже! – воскликнула она. – Кошка! Барни, будь так добр, скажи мне, что в твоей комнате делает кошка? Барни? Барни?.. Барни?!

Она растерянно уставилась на пустую кровать, не понимая, куда мог деться ее сын. На лицо ее, словно тучки, набежали беспокойные морщинки.

– Барни, ты в ванной? – позвала она. – Ты все еще мучаешься с этим волоском?

– Нет, – сказал Барни. – Нет, я здесь. Я кот. Это я. Мам, пожалуйста, послушай меня! Мам!

Он умоляюще вскинул на нее глаза. Но это было все равно что пытаться говорить с колокольней.

– Ты лжец, вторгшийся в чужие владения! – рявкнул Гастер. – Прошу вас, миссис Ив, позвольте мне разобраться с этим бродягой.

– Пойдем, Гастер. – Мама оттащила спаниеля и, пройдя по коридору, заперла его в бывшем папином кабинете, который теперь служил комнатой для гостей. – Сиди здесь, – услышал Барни ее голос. – И не вздумай скрестись в дверь.

Она сразу же вернулась. Нагнулась, взяла его под живот, и он вдруг вознесся в воздух. Он попытался уцепиться за ее халатик, и когти, как по волшебству, сами выдвинулись и ухватились за ткань.

– Не царапайся, шалун, – пробормотала мама. – Ну, и где же Барни? Барни? Ты где? У меня правда нет времени на эти игры!

– Я здесь! У тебя на руках!

Мама таскала Барни с собой по всему дому, заглядывая во все комнаты и все крепче сжимая его живот. Она начинала беспокоиться.

Наконец миссис Ив открыла входную дверь, отцепила когти Барни от халатика и бросила его на землю, в морозное февральское утро.

– Мама! – закричал он. – Мама! Не волнуйся! Я…

Огромная дверь с тяжелым стуком захлопнулась, и он остался на улице.

Замерзший.

Потерянный.

И бесконечно одинокий.

Безнадежные

Барни немного помешкал на крыльце, все еще надеясь, что мама, удостоверившись, что его нигде нет, сопоставит это с появлением в доме незнакомой кошки. Но дверь не открывалась. Гигантский кусок дерева был неподвижным и враждебным. Эту дверь папа покрасил три года назад, когда еще жил с ними.

Улица, обычно тихая, теперь была полна сотен звуков – щебечущие птицы, шум машин в отдалении, шуршащие пакеты из-под чипсов, играющие настоящий концерт на ветру.

Еще что-то. Куст можжевельника в саду зашевелился. На него уставилась пара зеленых кошачьих глаз.

– Привет?

– Ты кто? – раздался голос, мягкий и приятный, как глоток горячего какао. – Я тебя никогда раньше не видела.

Она выбралась из куста. Это была ухоженная кошечка с лоснящейся шоколадной шерсткой. Барни смутно припомнил, что это Шейла – ее хозяева недавно переехали в дом номер 33.

– Нет, ты меня уже видела, – возразил Барни. Кошка тем временем подошла и потерлась мордочкой о его щеку. – Я тот мальчик, который здесь жил. Вот в этом доме. Просто… я немного изменился… и я не знаю почему.

– Вот как, – промолвила она и затем повторила это еще раз: – Вот как.О, бедняжка. Бедный зайчик. Ты один из них.

– Один из кого? Подожди… это что, и с другими людьми случалось?

– О да. Конечно. Меня, кстати, зовут Мокка. Рада познакомиться. – Она замурчала, но в следующую секунду ее настроение внезапно переменилось, как это свойственно кошкам, и мурчание прекратилось. Теперь Мокка выглядела встревоженной.

Однако Барни не терпелось понять.

– Послушай, ты знаешь, почему это со мной случилось? Ты знаешь, как это можно вернуть? Ты можешь мне помочь?

Но Мокка смотрела мимо Барни куда-то вдаль. Хвост у нее подрагивал, усики встопорщились. Она что-то чуяла.

– Мне кажется, милый, за нами наблюдают.

– Наблюдают? Кто?

– Бойцы, скорее всего.

– Бойцы? Это кто такие?

Мокка повернулась к Барни и торопливо объяснила ему. Ее мягкий шоколадный голос теперь стал тревожным и резким, прямо как у мамы после третьей чашки кофе.

– Есть три вида кошек, – сказала она. – Первый – бойцы. Это уличные кошки, которые обожают драки. К ним лучше не подходить. Второй – это диванные кошечки, вроде меня. У них есть хозяева, и они обычно сидят дома. Мы, как правило, безобидны, если только нас не пытаются купать. Ну, не считая… – Она помедлила, как будто боялась произнести это вслух. – Не считая Наводящего Ужас.

– Наводящий Ужас? Кто это?

Мокка подошла ближе и зашептала:

– Надеюсь, ты этого никогда не узнаешь.

– Почему? Что в нем такого страшного?

– Когда-то он был самым обычным котом, но потом он изменился, и все светлое в нем стало темным, – сказала Мокка, вздрагивая. – У него появились силы, темные и злые, и он стал другим. Выглядит он все так же. Но он стал совсем, совсем другим…

– А из-за чего он изменился?

Но ответа на этот вопрос Барни не получил. Дело в том, что Мокка заметила кое-кого еще: на другой стороне улицы под припаркованной машиной лежал разбойничьего вида толстый кот и глядел прямо на них. Точнее, прямо на Барни.

– Это и есть Наводящий Ужас?

– Нет, дорогой мой. Ты бы понял, если бы это был он. А это Тыковка. Боец. Он тупица. Но отчаянный. И у него есть целая шайка дружков, таких же тупых и отчаянных.

– Почему он так на меня уставился?

– Не знаю, – протянула она, и Барни вдруг показалось, что дружелюбия в ней поубавилось. – Ну, я бы с радостью тут с тобой поболтала, честное слово, но моя хозяйка – Шейла – сегодня уезжает на выходные, а меня отправляют в приют для кошек. Так что мне ни в коем случае нельзя опаздывать домой!

– А я думал, кошки ненавидят приюты.

– Только не этот! Там просто чудесно.

И кошка потрусила прочь вдоль стены дома.

– Эй, подожди! – закричал ей вслед Барни. – Ты сказала только про два вида кошек. А третий?

Мокка остановилась, подергивая хвостом, и обернулась.

– Третий – это такие, как ты. Бывшие люди, оказавшиеся в кошачьем теле.

– И как мы называемся? – спросил Барни, оттягивая время: ему не хотелось, чтобы Мокка уходила.

– Безнадежные, – печально сказала Мокка. – И это правда так. Надеяться вам не на что.

Подруга-великан

Барни беспокойно огляделся. Рыжий котяра по-прежнему не сводил с него глаз. Может быть, стоило пойти за Моккой? Но нет. Он останется здесь: вдруг все-таки удастся убедить маму, что он – это он! Что касается бойца, то будь что будет.

Толстый рыжий кот неторопливо выполз из-под машины. Он вильнул хвостом в сторону улицы, и вокруг него мигом собрались другие кошки. Уличные кошки самых разных цветов и размеров, угрожающе опустив головы, начали подкрадываться к Барни.

– Парни, вот он, – сказал Тыковка. – А ну-ка, давайте ему покажем!

Кошки подкрадывались все ближе.

– Постойте! – воскликнул Барни. – Давайте не будем ссориться!

– Еще чего! Да это как раз то, чего мы ждем, – ухмыльнулся Тыковка. – В этом-то вся соль, да, чуваки? Ссоры. И их причины. Да и вообще, у нас есть приказ.

– Какой приказ? – не понял Барни. В его сторону двинулись еще три бойца, и голова у него закружилась от страха. Одна стервозная с виду кошка с огромными ушами зашипела прямо ему в лицо:

– Готовься к смерти!

Как готовятся к смерти, Барни не знал, так что решил пока по возможности ее избежать. Он попятился к стене дома.

– Мокка? Ты здесь? Боюсь, мне нужна помощь.

Но если Мокка его и услышала, то виду не подала.

– Ну что ж, бойцы, – сказал рыжий котяра. – Давайте-ка покажем, на что мы способны.

– На что он способен, ты хочешь сказать, – усмехнулась кошка с большими ушами, выпуская когти.

– Придержи язык, Лика. Здесь я шучу, а не ты!

Барни рванулся прочь, но, не пройдя и двух шагов, уперся носом в огромную компостную кучу. Он попытался перелезть через нее, но лапы увязали в месиве из листьев, земли и сорняков – часть этой кучи, наверное, набросал его дядя больше двух лет назад. Теперь по дорожке за ним крались пять котов. Все они вытянули шеи и выпустили когти, готовые в любую секунду броситься в атаку.

И уверяю вас, они бы бросились, не раздумывая, если бы они не услышали что-то у себя за спиной.

Или, вернее, кого-то. Этот кто-то шел по тропинке, напевая себе под нос какую-то песенку.

– Тыковка, что нам делать? – раздраженно прошипела Лика.

– Никаких драк, когда рядом людишки. Ты знаешь правила. – И по приказу Тыковки уличные кошки бросились прочь, перемахнув через компостную кучу и через голову Барни. Кто-то из них задел его острыми когтями.

– Не беспокойся, – бросил Тыковка, исчезая за кучей. – Мы с тобой еще увидимся.

Барни замутило. Его кошачий нос теперь улавливал запахи, недоступные человеку, а от компостной кучи исходил миллион тошнотворных ароматов. В сочетании со страхом это было просто невыносимо.

Он чудом собрался с силами и заставил себя уйти с тропинки к крыльцу дома.

И тут же увидел пару знакомых ботинок. Черные, с нарисованными на них маргаритками, сейчас эти ботинки обошли стремянку, прислоненную к стене, и двинулись по дорожке.

Это была Рисса.

Конечно же, Рисса. Потому что для нее, как и для всех остальных, это было обычное утро обычной среды. И если Рисса пришла вовремя, то, значит, сейчас примерно четверть девятого.

– Рисса, – позвал он. – Рисса!

Он кричал во весь голос, но из горла вылетало только слабое задыхающееся мяуканье. Ее огромные ботинки шли по дорожке шагами, которым позавидовал бы любой тираннозавр, и Барни вдруг охватила безнадежная грусть. Он подполз к ней и прижался щекой к ее ботинку.

Она остановилась и посмотрела под ноги. Лицо ее осветилось улыбкой.

–  Рисса, – твердил Барни, хотя уже понимал, насколько это бесполезно. – Это я, Барни… Постарайся меня понять… пожалуйста…

Рисса продолжала улыбаться, но это была отстраненная улыбка, которой мы улыбаемся животным, но не людям.

– Ой! Привет, котик, – сказала она.

Присев на корточки, она погладила Барни по макушке. Ее рука была похожа на руку какого-то чудища из 3D-фильма, прорвавшегося в четвертое измерение.

–  Я не кот, – сказал он, чувствуя какой-то странный зуд в ухе. – Я твой лучший друг.

– Где ты живешь? – спросила она тоном, которым люди задают животным вопросы, не ожидая от них ответа. Однако Барни ей все же ответил:

–  Ты знаешь, где я живу. В семнадцатом доме на Олуховой улице. Вот здесь.В этом самом доме. – У него промелькнуло воспоминание о бойцах, жгучее, как свежие царапины на спине, и его снова охватил страх. – Пожалуйста, ты должна мне помочь. Здесь опасно!

Рисса все улыбалась. Она почесала Барни под подбородком. Что за фамильярность?! Впрочем, она не виновата: откуда ей знать, кто он на самом деле такой? Откуда ей знать – ей и всем остальным?

– Ну, я пошла, – сказала она. – Везет тебе! Ты кот. Никакой школы…

–  Нет. Нет. Вовсе мне не везет. Я самый большой неудачник на свете. Рисса, ну пожалуйста. Ну это же я.

Она встала, и, напевая вполголоса задорную мелодию, позвонила в дверь.

Барни замер.

И тут он понял. Она ведь звонила ему домой! А его там нет, и сейчас мама откроет дверь и скажет ей об этом, и тогда Барни замяукает как сумасшедший, и тогда, может быть – ну может же такое быть! – они наконец все поймут.