Текст книги "Паутина"

Автор книги: Мерси Шелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Часть Вторая: Мэриан

любящая ушами

я выбирал для тебя серьги

долго-долго

и наконец взял

за $3 у сумасшедшего негра

эти подвески из мелких ракушек

чтобы с каждым шагом ты слышала

чуть-чуть океана

теперь

на другом конце света

сижу у залива

и в шорохе каждой волны слышу

твои шаги

(Виктор Степной, «Голоса тишины»)

Kлетка 6. Прогулка

От: (не указано)

Тема: (не указано)

Дата: 7 марта 2018 г. 9:06

Для сотрудника Z256. Ваша информация подтверждена. Вознаграждение переведено на Ваш счёт. Запрос о канале для образовательной программы удовлетворён. Доступное время для трансляции с 7:00 до 8:30 ежедневно. Подтвердите получение этого сообщения для получения адреса канала и пароля. Надеемся на дальнейшее сотрудничество. Служба безопасности АРГУС.

От: Жиган

Тема: Wow!

Дата: 7 марта 2018 г. 9:43

Привет Профессор!

В нашем полку прибыло? (см. вложение)

Сильная плюха! Надеюсь, Вы познакомите меня с этими нукерами? Пишу прямо с лекции, поэтому мылом. Позже звякну, обсудим подробнее.

Всего,

Жиган.

Вложенный файл: Москва-Ореол-Теракт

CITYCAT, 07.03.18. Сегодня утром локальная компьютерная сеть главного офиса компании ОРЕОЛ-ТЕЛЕКОМ в Москве подверглась деструктивному воздействию неизвестной природы. В результате происшествия повреждено коммуникационное оборудование и большинство устройств памяти в здании компании на Ленинградском проспекте. Благодаря предупредительным действиям сотрудников агентства безопасности «Аргус» удалось спасти большую часть деловой информации: резервные копии документов были сделаны за день до террористического акта и сохранены на компьютерах другого отделения ОРЕОЛ-ТЕЛЕКОМ. Однако само разрушительное воздействие предотвратить не удалось, несмотря на предупреждение. Ведётся расследование загадочного случая. Представители «Аргуса» пока не сообщили, каким образом им удалось узнать о готовящемся теракте. Однако они заявили, что преступное действие против ОРЕОЛ-ТЕЛЕКОМ совершено хакерской бандой «Вольные Стрелки».

Прибытие почты прервало мою медитацию. Аура орхидеи, едва заметно колыхавшаяся в воздухе жёлто-зелёным спрутом, ровно в десять дважды вспыхнула синими спиралями, а сам цветок раскрылся чуть больше.

Сейчас Рита наверняка реализовала уже целую кучу сумасшедших биокомпьютерных проектов. И теперь какая-нибудь плесень в её лаборатории считает дифференциальные уравнения или хранит в изгибах ворсинок всю «Войну и мир». Я так и запомнил Риту среди её монстров: она вынимает из пасти биоэлектронного чудища маленький разъём и вставляет… То есть конечно не вставляет, а просто берёт в рот и держит зубами, как сапожник держит гвозди, чтобы освободить руки. Я помнил её и в другие моменты жизни, помнил бледное родимое пятно на её бедре, словно след от пролитого на мрамор кофе, помнил и её любимый жест раздумья: поднятая рука с открытой и немного вывернутой назад ладонью, словно она несёт над плечом невидимый поднос… Но что касается её работы, я всегда представлял Риту именно такой – с руками по локоть в чреве машины и с блестящим разъёмом во рту.

Орхидея была одним из первых созданий Риты. Она потому и подарила мне именно эту «самую древнюю игрушку»: я был для неё «человеком архаичным», поскольку не любил её изощрённых издевательств над природой. Может быть, из-за моей архаичности мы и расстались. Даже назначение этой орхидеи меня раздражало. Не будь она прощальным подарком, я бы давно её выкинул. Что за садизм – делать цветок индикатором процессов, которые происходят в компьютере!

Я никогда не использовал орхидею по назначению, лишь иногда включал её собственную ауру и медитировал на ней. В моём лаптопе всё равно ничего особенного не происходило. И только сегодня два неожиданных письма отразились на состоянии цветка. Я и забыл, что «сонька» каждый час проверяет почту, а цветок по-прежнему подключён к компу. К тому же первое из писем потребовало идентификации карточкой «Аргуса», а жигановское послание пришлось расшифровывать: в оригинале оно представляло собой довольно тошнотворный порнографический снимок с участием пяти человек. Только разобравшись с письмами, я вспомнил про цветок.

«Извини, не нарочно, – мысленно сказал я орхидее. – Надеюсь, ты не обиделась.»

Как бы ни был примитивен биоиндикатор Риты, этот полуцветок-полукомпьютер был самой современной техникой в квартире. Мой старенький лаптоп-«сонька» давно удивлял знакомых. Некоторые даже высказывали предположение, что он собран ещё в 20-м веке. «Чего ты не поставишь нормальную тачку?» – спрашивали они.

Обычно я отвечал, что у меня и так всё есть бесплатно в Университете, а дома мне, кроме почты и текстового редактора, практически ничего не нужно. Когда меня выгнали из Университета, денег на новую технику всё равно не хватало. Да и те игры, в которые я играл, не стоило устраивать дома: через Нет-кафе и различные инфо-центры гораздо удобней заметать следы.

Но существовала и более глубокая причина такой самоограниченности. Я всю жизнь старался ни к чему особенно не прикрепляться: ни к людям, ни к городам, ни к работе, ни к технике. Забираясь поглубже в воспоминания детства, я видел, откуда происходит эта отчуждённость. Слишком быстро прошёл тот светлый период жизни, когда родители кажутся самыми большими, самыми умными и самыми красивыми людьми на свете. Уже в школьном возрасте я видел, что мать – обычная истеричка, далеко не умная, но настойчивая в своём желании контролировать всё вокруг… или хотя бы в своей семье. А отец – замкнувшийся в себе пьяница, в котором погиб художник. Тем не менее, при всех ссорах и постоянной нервозности, их союз был крепким, как симбиоз водоросли и гриба в лишайнике. Её окрики и его окурки – чем дальше рушился мир вокруг них, тем крепче была эта связь, основанная на простом психологическом дополнении, которое иногда называют любовью. В свою сеть они пытались затянуть и меня. «Зачем ты закрываешься в комнате? Что ты от нас прячешь?» – кричали они. А я, тогда ещё школьник, не мог понять, чего они хотят: ведь я ничего не прятал, я просто читал «Последнего из могикан» и не хотел, чтобы мне мешал их шум с кухни.

С годами я учился закрывать за собой дверь всё лучше и лучше: не проживал больше года в одной и той же комнате общежития, не имел друзей – да-да, как герой Лермонтова, я имел лишь приятелей, но не друзей, у которых плачутся на плече. Я ненавидел все эти русские «разговоры по душам», эти пьяные кухонные «ты меня уважаешь?», когда все выворачивают своё грязное бельё друг перед другом, заставляя тебя делать то же самое, заставляя связываться с ними этим сомнительным «душевным родством» и подтверждать своим участием их дурацкий закон перехода количества в отечество.

И всё же я был связан. Прежде всего с родителями: ещё одна странная форма псевдолюбви, какой-то инстинкт человеческий – вылетевшая бабочка вряд ли испытывает такие чувства по отношению к опустевшему кокону. Но человеку вбивают: так просто не улетишь, нужно делать что-то для них, ведь они столько сделали для тебя и так часто про это напоминали. И я учился на все пятёрки, чтобы они показывали потом грамоты родственниками и соседям, я разгрызал чёртов камень науки в своём институте, работал и снова учился… не связываться. Учился захлопывать дверь. Я играл на чужих гитарах, жил в чужих городах, совращал чужих жён. Я нашёл странное удовольствие даже в самом акте покидания разных учреждений, стран и людей. Именно так раз за разом удавалось поймать за хвост настоящую свободу, точно мелькнувшую под дверью полоску света. Несколько часов в самолёте – и страна общественного транспорта сменяется страной личных машин, а город мобильных телефонов – городом автоответчиков. Лишь во время таких переключений можно почувствовать, какое огромное число людей заблуждается, принимая за свободу лишь свою местную стадную моду, зачастую навязанную искусственно.

Но и мир не стоял на месте, он шёл за мной по пятам, становясь всё более изощрённым в своей цепкости. И нужно было бежать всё быстрее, с почти пулемётной частотой захлопывая за собой двери ловушек. Блокнот, ручка, чтиво и плеер – в рюкзаке, и немного денег, заработанных на случайных работах, – в кармане. Вот всё, к чему я шёл.

И как только дошёл, появилась Сеть.

По первому впечатлению, Сеть позволяла порвать ещё больше связей, скинуть ещё больше оболочек. Даже имя.

Насчёт имён мы часто спорили с Жиганом. Он соглашался, что возраст, пол, происхождение, профессия зачастую и вправду лишь ненужные условности, оставить которые «по эту сторону экрана» – одно удовольствие. Но имя?… Нет такого человека, который не стремился бы как-то выразить свою индивидуальность, говорил Сергей. А как подтвердить подлинность этого выражения, если не именем? На этом, рассказывал он, засвечивались даже самые крутые хакеры. При всём их опыте конспирации нет-нет да и вылезет древнее желание шепнуть по секрету всему свету: «это я сделал, это я!»

Чушь, возражал я. Какое отношение к индивидуальности имеет бирка из букв? Желание «засветить» имя – это скорее комплекс неполноценности, жажда получить признание своих заслуг в социуме. Если ты действительно Личность – тебе не нужна вся эта бюрократия доказательств и подтверждений. Ты можешь сменить хоть тысячу имён – если ты Личность, от тебя не убудет.

«Как Бог?» – спрашивал Жиган. «Не совсем, – отвечал я. – Ведь „Бог“ это тоже имя…»

Погружённый в эти размышления, я закрыл дверь квартиры и стал спускаться по лестнице. С некоторых пор я взял себе за правило не пользоваться лифтом. Нечто подобное случилось и в моих отношениях с Сетью. Я понял, что к ней тоже не стоит приклеиваться. Выработка иммунитета против траффической лихорадки, синдрома гестбукера, «мёртвой памяти» и ещё нескольких сетевых болезней – все эти маленькие победы я вовремя записал на свой счёт, пока Сеть была ещё не столь искусна, чтобы обмануть меня.

Но даже борьба с отдельно взятым почтовым ящиком чуть не закончилась однажды победой ящика. Несмотря на то, что я успешно отбился от нескольких мейлин-глистов, огромные текстовые потоки почты привели меня на грань нервного срыва. Я путал имена и даты, говорил невпопад и видел наяву сны про расплывающуюся букву «ю», которую постоянно умудрялся ставить вместо точки, забывая переключить регистр. Я стал перевирать слова, читая их словно бы с опечатками, хотя опечаток там не было, они возникали лишь у меня в голове: среди папок своего почтового ящика я видел «Отравленные» и «Удавленные» вместо «Отправленных» и «Удалённых». И главное, я сам не осознавал опасности своего состояния.

Спасла меня, как ни странно, та самая Ошибка-2000, которая некоторым стоила жизни – я имею в виду несчастных паникёров типа того итальянца, который в канун Нового года из-за страха перед компьютерным хаосом снял с банковского счёта сбережения всей своей жизни, и буквально тут же на улице был ограблен на всю сумму. В нашем Университете обошлось без таких ужасных жертв. Однако компьютеры факультета, произведённые чуть ли не в эпоху Мин, всё-таки пострадали. Правда, я так и не понял, что с ними случилось. Ещё в декабре не совсем добрая фея в лице не совсем трезвого системного администратора начала уверять меня, что в новогоднюю полночь моя персоналка, так же как машины нескольких друг их университетских Золушек, превратится в тыкву. Однако на просьбу показать мне это превращение сисадмин всегда отвечал тем, что сам превращался в крысу. По-моему, он просто использовал шум вокруг Проблемы-2000 для того, чтобы выбить из начальства крупномасштабное обновление своего парка. Причём делалось всё в наилучшей последовательности, как обычно делается в этой стране: старые тыквы были уже сняты, а новые – только заказаны, и установить их обещали не раньше Старого Нового года.

Пользуясь случаем, я взял отпуск и уехал на дачу, оставив приятную обязанность по приёму экзаменов тем своим коллегам, у которых с тыквами было всё в порядке.

Первую неделю без компьютера я чувствовал себя как наркоман, лишённый очередной дозы. Я ловил себя на том, что мысленно составляю письма или даже перебираю в воздухе пальцами. Однажды, увидев на окне муху, я автоматически потянулся рукой – нет, не к мухе, а в правый угол подоконника в поисках мышки. О дурацкой реакции на разные щелчки, позвякивания и прочие приусадебные звуки даже говорить не стоит.

Зато к концу месяца появилось чувство глубокой благодарности к тем людям, которые много лет назад сэкономили на числе разрядов в электронной записи времени. Из-за перерыва в общении с Сетью нервы мои успокоились до самой дзеновской гармонии. Вернулся аппетит, а с ним и весь окружающий мир, который за годы работы успел незаметно сузиться до рамок экрана.

Вскоре после этого я купил портативную «соньку» и зажил по принципу «мой комп – моя крепость». Самым действенным способом обороны стал отказ от всяческих апгрейдов и установки нового чудесного софта. С тех пор мне вполне хватало лаптопа.

Да и то сказать, иногда и его бывало многовато. Два сегодняшних письма были как раз из разряда вещей, от которых мало толку, зато непонятного ещё больше.

Даже самые продвинутые из моих виртуальных личностей неспособны долгое время функционировать автономно. Кто-то должен ставить цели, отдавать команды. И самое хитрое – нужно тянуть за все ниточки в такой последовательности, чтобы кукла выглядела живой, а управляющий ею человек оставался в тени.

То, что Орлеанская зажила собственной жизнью, само по себе не удивляло. Такое случалось и раньше, и даже шло на пользу моим персонажам, повышая их популярность. Нередко до меня доходили слухи о новой наглой проделке Малютки Джона, или о том, как совет Монаха Тука чудесным образом спас кому-то карьеру или личную жизнь. Причём слухи эти относились к событиям, в которых сам точно я не принимал участия. «Не мою» Орлеанскую тоже мог сыграть любой другой человек. Для постоянных акций ему, конечно, понадобилась бы такая же, как у меня, электронная марионетка с элементами искусственного интеллекта. Личное выступление под маской требует слишком много энергии для перевоплощения. Да и разоблачить такого «переодетого» куда проще, чем разоблачить хозяина марионетки. Но для одного-двух заявлений от имени «Орлеанской» он мог бы обойтись одним только псевдонимом, вручную подделать «почерк» да обеспечить засекречивание своего настоящего адреса.

Однако теперь «не моя» Орлеанская ещё и предсказывает мои собственные выдумки. А выдумки эти – совсем мистика! – сбываются, делая из меня настоящего доносчика. Может, я стал мультиком и сам не помню, что натворил, когда запускал свою королеву флирта в последний раз? Только шизофрении мне на старости лет не хватало!

На улице было прохладно. Первый же порыв ветра взбодрил меня до дрожи, второй прояснил голову. Пожалуй, не буду-ка я предаваться мучительным раздумьям, а пойду поем хорошенько. Тем более, что есть деньги. Вспомнив об этом, я вынул личку и прижал палец к квадратику «Финансы». Давненько мы не грели своими папиллярами этот сенсор…

Личка высветила «5200». Ого! К моим двум сотням добавилась солидная пятёрочка. Неплохо платят шпионам! Я вышел на Каменноостровский, купил мороженое и пошёл дальше по проспекту, высматривая, где бы хорошенько поесть.

У меня не было постоянных любимых заведений в городе. Вернее, был пяток кафе, куда я любил иногда зайти – но в таких случаях, как сейчас, я предпочитал пробовать что-нибудь новое.

Новое не заставило себя ждать. Я остановился у «Фуджиямы» и подумал, что сто раз проходил мимо этого ресторана, ругая его американизированное название, но так ни разу и не был внутри. Что ж, пора проверить, насколько сбой в названии влияет на кухню.

Ресторан оказался неплох. Хотя бы потому, что на дне тарелок не крутились рекламные ролики, как это происходило теперь в большинстве заведений попроще. Музыка, дуэт кото и флейты, тоже была подобрана со вкусом. Здесь можно было не только поесть, но и насладиться «радостью Робинзона» – популярным ныне способом отдыха, состоящим в максимальной изоляции от окружающего мира, особенно от агрессивной рекламы. В центре города такой отдых стоил немало, но при нынешних финансах я мог себе позволить продлить утреннюю медитацию, прерванную приходом почты.

И дело того стоило: после полутора часов тихой музыки, после грибного супа, двойной порции маки с копчёным угрём и нескольких чашек японского зелёного чая настроение моё улучшилось настолько, что раздумывать о сетевых казусах вообще не хотелось. Никаких Орлеанских, никаких Сетей – гулять!

В больших городах я любил побродить просто так, отпустив себя в бесцельное броуновское движение. Но я называл это «свободным поиском», потому что такие прогулки всегда приводили к чему-нибудь интересному. Для недолгих блужданий лучше всего подходили большие вокзалы и рынки, а для прогулок на целый день – даунтауны городов, особенно незнакомых, где улицы словно сговаривались против запутавших странника мыслей, дел и людей. Передавая меня друг другу на углах, заговорщики-тротуары в конце концов ослабляли мои повседневные путы, и тогда город вёл меня дальше по собственным тропам, показывая Настоящее, подбрасывая свои особые знаки в виде неожиданных, но таинственно связанных с моей жизнью находок и встреч.

Они бывали смешными, как плакат «Достойно встретим XX съезд!», висевший над писсуаром в баре «Vorteх» на негритянской окраине Атланты. Или тревожно-многозначительными, как схема станций метро на «Звёздной», где синяя линяя после кружочка «Купчино» идёт дальше, занимая большую часть стенда и обрываясь вместе с ним, словно по этой ветке можно ехать под землёй ещё долго, но только без остановок. Каждый раз, разглядывая людей и витрины, я чувствовал, что должен встретить что-то, что оправдает это блуждание: книгу, которую я давно собирался прочесть, человека, который заговорит о том, что у меня на уме, любимую песню молодости в исполнении уличного музыканта… Или просто странную безделушку, как брелок с ракушкой «песчаный доллар», который поднял мне настроение в злом и холодном Нью-Йорке, где я никак не мог совладать с проклятым принципом «Время – деньги».

Немного не доходя до «Горьковской», я заметил очередную рекламу на библейскую тему. На этот раз огромная стереопроекция представляла собой переделку «Мадонны Бенуа». Ребёнок с блестящим обручем над головой радостно тянулся к зарядному устройству в руках Богоматери. Четыре микроаккумулятора торчали из разъёмов зарядника, как лепестки цветка. Изо рта Марии вылетали слова «Не хлебом одним! ОРЕОЛ-ТЕЛЕКОМ». Пафос композиции слегка сбивало выражение лица маленького Иисуса: его перенесли с картины Леонардо без изменений, и задумчивая, недетская гримаса не имела ничего общего с теми дебильно-счастливыми улыбками, какие обычно встречаешь на рекламных плакатах. «Мать, нас учат коммэрции», как бы говорило это хмурое лицо.

Светящаяся стрелка указывала вниз – здесь располагалось одно из отделений компании. Может быть, стоит зайти и хотя бы взглянуть, что представляет собой этот ОРЕОЛ, о котором я и моё чересчур самостоятельное виртуальное создание выдали одинаково мрачный прогноз?

Я перешёл дорогу и уже подходил к двери, когда позади раздался топот, затем – удар и звон над головой. Я поднял голову. Оказалось, что рекламно-божественный младенец потерял ступню. Вместо неё в щите зияла дыра, и в дыре что-то двигалось. Я даже не сразу сообразил, что это пламя: языки огня перемешивались с голограммой, которая ещё выступала из плоскости щита, но уже корежилась и оплывала. Да Винчи превращался в Дали.

Снова раздался топот, но потяжелей. Из дверей ОРЕОЛА выскочили два охранника и погнались за террористом. Худой, нескладный паренёк бежал слишком прямо и слишком вяло. Обернувшись, он и сам понял, что догонят, выхватил из-за пазухи пачку листовок и бросил их в застывшую толпу.

Через пару минут всё было кончено. Парня увели, повреждённый бомбой рекламный щит погасили, и праздная толпа снова потекла равномерными потоками по обеим сторонам проспекта. Я дошёл до места, где валялись листовки, и поднял одну.

ХРИСТИАНСКАЯ АНТИКОМПЬЮТЕРНАЯ ЛИГА (ХАЛ)

зовёт тебя на борьбу с Дьяволом!

– говорилось в заголовке. Ниже шёл текст мелким и почти старославянским шрифтом. Я пробежал его глазами – сначала история из Нового Завета о том, как дьявол искушал Христа в пустыне, затем абзац про то, что компьютерная реальность выдумана Антихристом, чтобы точно так же искушать человека. «В виртуальном мире всё ненастоящее, это машина для распространения лжесвидетельств и бесовских наваждений!» – кричал листок. «Истинный Бог – не набор обманных картин виртуальности, которые сделаны людьми, как идолы. Истинный Бог реален, и его нет в киберпространстве, в этой вотчине Антихриста!» Дальше всё повторялось на разные лады. Особое внимание уделялось личкам и другим электронным карточкам. Приводился фрагмент Откровения Иоанна, согласно которому Антихрист должен всех пронумеровать своими числами.

Эта аллюзия, неоднократно встречавшаяся в текстах современных христианских луддитов, заставила меня улыбнуться: я невольно вспомнил, какое количество различных номеров, кодов и паролей появилось у меня за последние 20 лет. Их число не сократилось даже с введением электронных карточек-личек. Если Антихрист действительно работает такими методами, ему пора к психиатру. Ведь он не просто нумерует людей, а нумерует их растущим числом числовых последовательностей. Надо бы использовать эту идею в выступлениях Отца Тука, борца против тирании Русской Православной Церкви.

Заканчивалась листовка ХАЛа весьма лаконично: «Все в Храм!» На обороте был изображён мужик с известным дорожным знаком над головой. Качество печати оставляло желать лучшего – понятное дело, борцы с компьютерами не могут ими пользоваться. Поэтому я не сразу догадался, что висящее над мужиком круглое тело – вовсе не дорожный знак, а известное устройство «ореол», перечёркнутое крест-накрест.

Несмотря на неуклюжесть этой наглядной агитации, я ощутил сочувствие к парню, который поджёг рекламную Мадонну и раскидал листовки. Я всегда немного завидовал религиозным людям. У них есть идеалы, есть иррациональная штука под названием вера, не особенно нуждающаяся в доказательствах. Они тратят свою энергию может и впустую, но целенаправленно. И у них есть сподвижники, которыми движет та же страсть, и потому возникают отношения братства, чего у меня никогда ни с кем не возникало. Может, потому вслед за Малюткой Джоном я и создал Тука?… К тому же в борьбе с личками как системой тотального электронного контроля я был явно не на стороне тех, кому нужен такой контроль.

Но стоит ли идти сейчас в ОРЕОЛ, не покажется ли это подозрительным? Я ещё раз оглянулся по сторонам.

Впереди по другой стороне проспекта шла женщина. Дойдя до угла, она свернула направо, к «Горьковской», и пропала из вида. Где-то я видел эти рыжие волосы и зелёный плащ… Ах да, в «Тетрисе»! Я сунул листовку в карман и быстро, почти бегом, дошёл до угла.

Незнакомка была на той стороне, она шла в сторону Зоопарка. Я двинулся за ней.