Текст книги "Королева бурь"

Автор книги: Мэрион Зиммер Брэдли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

25

В первые весенние дни дождь лил почти постоянно. Лорд Алдаран приветствовал непогоду, поскольку знал, что она задержит армии Скатфелла в пути, снизив боевой дух его людей. Пришло письмо от Дамона-Рафаэля с выражениями искреннего сочувствия; в заключение он призывал младшего брата вернуться домой, как только дороги откроются после весеннего паводка. Каждая строчка письма, казалось, дышала злобой и коварством.

«Если я сейчас вернусь, Дамон-Рафаэль убьет меня. Все очень просто: я отрекся от своего слова. Я дал клятву поддерживать его правление, а теперь понимаю, что это невозможно. Моя жизнь теперь немного стоит, ибо я нарушил клятву… пусть хотя бы в мыслях, а не в делах». С такими мыслями Эллерт жил в Алдаране, радуясь весенним дождям, оправдывавшим его задержку.

«Дамон-Рафаэль еще не уверен до конца. Но если дороги откроются и я не приеду, то меня объявят предателем. Интересно, как он поступит, когда у него не останется никаких сомнений?»

Тем временем Дорилис испытала еще несколько приступов пороговой болезни, хотя и не таких сильных, как первый. Рената ни разу не сочла, что жизнь девушки подвергается опасности. Сама же она находилась при Дорилис практически постоянно, не щадя своих сил.

– Не знаю, в самом ли деле ей приятно мое общество, – говорила она Кассандре с печальной улыбкой, – или же она считает, что лучше терпеть мое присутствие, чем представлять меня в объятиях Донела.

Обе женщины знали и другое, о чем пока не говорилось открыто.

«Рано или поздно она узнает, что я ношу ребенка Донела. Я не хочу ранить ее чувства и причинить ей еще больше горя».

Когда Донел виделся с Дорилис – что случалось редко, так как он руководил подготовкой обороны Алдарана против неизбежной атаки Скатфелла, – он держался вежливо и внимательно, как любящий старший брат. Но когда Дорилис называла его мужем, он либо не отвечал, либо отделывался смехом, словно речь шла о какой-то шутке, понятной только ему.

В эти дни, пока Дорилис испытывала повторные приступы дезориентации и расстройства чувств, ее еще необузданный телепатический дар приводил к психическим перегрузкам. Она очень сблизилась с Кассандрой. Разделенная любовь к музыке укрепляла их дружбу. Дорилис уже талантливо играла на лютне; Кассандра научила ее играть на рриле и петь песни Валерона, своей далекой родины.

– Не знаю, как ты только могла жить на равнинах, – сказала Дорилис. – Я не могу жить без крутых склонов и заснеженных пиков вокруг. Должно быть, эти равнины – ужасно унылое и скучное место.

Кассандра улыбнулась:

– Нет, моя милая, там очень красиво. А здесь мне иногда кажется, будто горы смыкаются вокруг меня и мешают дышать, словно прутья огромной клетки.

– В самом деле? Как странно! Кассандра, я не могу взять тот аккорд, который ты исполняешь в конце баллады.

Кассандра взяла ррил и показала Дорилис, как она играет.

– Но ты не сможешь исполнить этот аккорд так же, как я. Тебе придется попросить Элизу, чтобы она подобрала транспозицию в другой тональности. – Кассандра протянула ладонь, и девочка уставилась на нее расширившимися от удивления глазами:

– О, у тебя шесть пальцев на руке! Неудивительно, что я не могу играть так же, как ты. Я слышала, что это признак крови чири, но ты не эммаска, как они, – правда, кузина?

– Нет, – с улыбкой ответила Кассандра.

– Я слышала… Отец говорил мне, что король – эммаска, поэтому у него отнимут трон этим летом. Бедный король, какое горе для него! Ты когда-нибудь видела его? Как он выглядит?

– Когда я видела его в последний раз, он был молодым принцем, – ответила Кассандра. – Он тихий и печальный. Думаю, он мог бы стать хорошим королем, если бы ему позволили править.

Дорилис склонилась над инструментом, пробуя взять непокорный аккорд. В конце концов ей пришлось отказаться от этого занятия.

– Хотела бы я иметь шесть пальцев на руке, – сказала она. – Никак не получается! Интересно, унаследуют ли мои дети музыкальные способности или только ларан?

– Ты еще слишком молода, чтобы думать о детях, – заметила Кассандра.

– Уже через месяц я смогу зачать ребенка. Ты знаешь, как нам нужен наследник крови Алдаранов.

Девочка говорила так серьезно, что Кассандра не могла не пожалеть ее.

«Вот что они делают с женщинами нашей касты! Дорилис едва успела отложить в сторону своих кукол, а уже не думает ни о чем, кроме своего долга перед кланом».

– Может быть, – она замешкалась после долгого, тягостного молчания, стараясь подобрать нужные слова, – может быть, Дорилис, тебе вовсе не следует иметь детей с тем проклятием ларана, которое ты носишь в себе?

– Если наследник Домена может рисковать жизнью на войне, то дочь великого лорда обязана рискнуть всем ради детей своей касты, – возразила Дорилис. Ее уверенность придавала знакомым словам угрожающий оттенок.

Кассандра тяжело вздохнула.

– Я знаю, чиа. Когда я была маленькой, мне тоже приходилось каждый день слышать эти слова. Они казались истиной, и я верила им так же, как ты веришь сейчас. Но мне кажется, ты сначала должна вырасти, а потом уж решать, что к чему.

– Я достаточно взрослая и могу принять решение, – заявила Дорилис. – У тебя нет такой проблемы, как у меня, кузина: твой муж – не наследник Домена.

– Разве ты не знала? – спросила Кассандра. – Старший брат Эллерта будет королем, если эммаска из Тендары лишится трона по решению Совета. У него нет законных сыновей.

Дорилис уставилась на нее.

– Ты могла бы стать королевой! – благоговейно прошептала она. Очевидно, до сих пор у нее не было ни малейшего представления о титуле Эллерта; он был лишь другом ее брата. – Но тогда дом Эллерт тоже нуждается в наследнике, а ты так и не принесла ему сына!

В голосе Дорилис звучала укоризна. Помедлив, Кассандра рассказала ей о выборе, который сделали они с Эллертом.

– Мы могли бы это сделать, но подождем, пока не будем уверены, – закончила она. – Совершенно уверены…

– Рената сказала, что я не могу рожать дочерей, – пробормотала Дорилис. – Иначе я умру, как умерла моя мать, когда рожала меня. Но я не уверена, что могу доверять Ренате. Она сама любит Донела и не хочет, чтобы у меня были дети от него.

– Если это так, то лишь потому, что она боится за тебя, чиа, – очень мягко сказала Кассандра.

– Но в любом случае сначала у меня будет сын, – продолжала Дорилис, – а дальше посмотрим. Возможно, когда я рожу сына, Донел забудет Ренату, потому что я стану матерью его наследника.

Детское невежество наследницы Алдарана было так очевидно, что Кассандра встревожилась. Ее снова одолели сомнения. Может ли она наилучшим образом укрепить свой брак с Эллертом, подарив ему сына, которого он должен иметь, если его не лишат наследства, как собираются сделать с принцем Феликсом? Они уже довольно долгое время не возвращались к этой теме.

«Кажется, я бы все отдала, лишь бы быть такой же уверенной в себе, как Дорилис». Но Кассандра решительно взяла ррил, лежавший у нее на коленях, и положила пальцы Дорилис на струны.

– Посмотри. Если ты будешь держать инструмент вот так, то сможешь взять сложный аккорд.

Дни проходили за днями. Снова и снова Эллерт видел перед собой образы осажденного замка Алдаран. Он знал, что реальность еще не настигла их, что лишь его предвидение с мрачной очевидностью рисовало ему неизбежное. А в том, что война неизбежна, он больше не сомневался.

– В этом сезоне весенние грозы в Нижних Землях закончатся рано, – сказал Донел. – Но я не знаю, какова погода в Скатфелле или в Сэйн-Скарпе и каким путем двинутся их армии. Нужно подняться на наблюдательную башню и следить за подозрительными передвижениями на дорогах.

– Возьми с собой Дорилис, – посоветовал Эллерт, – она даже лучше тебя умеет угадывать погоду.

– Мне не слишком хочется встречаться с Дорилис, – с усилием отозвался Донел. – Особенно теперь, когда она научилась читать мысли. Как ты можешь понять, я не рад, что она становится телепаткой.

– Однако если ты будешь избегать ее… – Эллерт не закончил фразу.

Донел вздохнул:

– Ты прав, кузен. Кроме того, я не могу постоянно отделываться пустыми фразами.

Послав слугу в комнаты своей сестры, он погрузился в мрачное раздумье: «Так ли уж плохо будет дать Дорилис то, чего хочет мой отец. Возможно, если она получит это, то перестанет ревновать меня к Ренате и нам не понадобится таиться от всех…»

В тунике, вышитой зелеными листьями, с пышными волосами, уложенными в косы на затылке и прихваченными женской брошью-бабочкой, Дорилис казалась воплощением весны. Эллерт мог различить в сознании Донела диссонанс между воспоминаниями о ребенке и той высокой, красивой девушкой, в которую она превратилась. Юноша учтиво склонился над ее рукой.

– Теперь я вижу, что должен называть тебя моей леди, Дорилис, – весело сказал он, пытаясь обратить все в шутку. – Похоже, маленькая девочка исчезла навсегда. Мне понадобятся твои таланты, карья, – добавил он, объяснив, что от нее требуется.

Посреди замка Алдаран над всеми постройками возносилась смотровая башня – поразительный образчик инженерной архитектуры, принцип строительства которого так и остался непонятным для Эллерта. Должно быть, ее возвели с помощью матриксного круга. Башня доминировала над всей округой, оттуда открывался обзор на огромное расстояние. Пока они поднимались наверх, в узких стрельчатых окнах стоял густой туман, но когда вошли в высокий чертог, облака поредели. Донел с восторженным изумлением взглянул на Дорилис, и она улыбнулась ему с сознанием собственного достоинства.

– Рассеять небольшой туман – такое под силу даже ребенку! Всего лишь легчайшее мысленное прикосновение, захотел ясно видеть – и готово… Донел, я помню, как ты водил меня сюда, когда я была маленькой, и давал мне смотреть в большие подзорные трубы.

Эллерт различал какое-то смутное, роящееся шевеление почти у самого горизонта. Он моргнул, понимая, что там никого нет, потом потряс головой, стараясь отделить прошлое от будущего. Но нет! Армии двигались по дорогам, хотя находились еще далеко от ворот Алдарана.

– Нам не нужно бояться, – успокаивающе заметил Донел, обращаясь к Дорилис. – Алдаран еще ни разу не был захвачен силой оружия. Мы могли бы вечно удерживать эту цитадель, имея достаточно провианта. Враги будут у наших ворот через два-три дня. Я слетаю на разведку на планере и вернусь с новостями о расположении и численности их войск.

– Нет, – возразил Эллерт. – Позволь мне дать тебе совет, родич: тебе нельзя лететь самому. Теперь, когда ты командуешь обороной, твое место здесь, где любой из вассалов, нуждающийся в совете, может немедленно найти тебя. Ты не должен рисковать собой, выполняя задание, посильное для любого из твоих подчиненных.

Донел недовольно нахмурился.

– Это против моих правил, – резко сказал он. – Я не могу подвергать людей опасности, с которой не решаюсь справиться сам.

– Ты справляешься со своими опасностями, – возразил Эллерт. – Но есть опасности для вождей и опасности для рядовых. Их нельзя менять местами. С этого времени, родич, твои полеты будут занятием для мирного времени.

Дорилис легким движением прикоснулась к руке Донела:

– Теперь, когда я стала женщиной, мне по-прежнему можно летать на планере?

– Разумеется, – ответил Донел. – Когда наступит мир, ты сможешь летать сколько душе угодно, но о таких вещах ты должна спрашивать отца и Маргали, чиа.

– Я твоя жена, – возразила она. – Только ты имеешь право приказывать мне!

Донел вздохнул, раздираемый противоречивыми чувствами:

– Тогда, чиа, я приказываю тебе слушаться Маргали и Ренату. Я не могу принимать решение в таких вопросах.

При упоминании имени Ренаты лицо Дорилис угрожающе омрачилось. «Когда-нибудь я буду должен ясно сказать ей, какие отношения у меня с Ренатой», – подумал Донел. Нежно положив руку на плечо сестре, он добавил:

– Чиа, когда мне было четырнадцать лет и я страдал от пороговой болезни так же, как ты сейчас, мне запретили летать больше чем на полгода. Когда болеешь, нельзя предугадать, в какое время может наступить дезориентация и головокружение. Поэтому я буду очень рад, если ты воздержишься от полетов до полного выздоровления.

– Я сделаю так, как ты скажешь, муж мой, – ответила она, подняв голову и глядя на него с таким обожанием, что Донел содрогнулся.

Когда она ушла, Деллерей с отчаянием посмотрел на Эллерта:

– Она больше не ребенок! Я не могу думать о ней как о ребенке, а ведь сейчас это моя единственная защита.

Ситуация мучительно напоминала Эллерту его собственный моральный конфликт с ришья, но имелось одно отличие. Ришья были стерильны и не могли вполне считаться людьми, поэтому все, что он делал с ней, касалось лишь его чувства собственного достоинства. Но Донел был вынужден играть роль бога в жизни настоящей женщины. Как можно что-либо советовать в такой ситуации? Эллерт сам выполнил супружеские обязанности в нарушение данной клятвы, хотя и по той же причине – потому, что этого захотела женщина.

– Возможно, будет лучше не думать о Дорилис как о ребенке, кузен, – сказал он. – После того, что она пережила, ее уже нельзя назвать маленькой девочкой. Думай о ней как о молодой женщине. Попытайся прийти с ней к какому-нибудь соглашению как с женщиной, достаточно взрослой, чтобы принимать самостоятельные решения. По крайней мере, попытайся сделать это, когда пройдет пороговая болезнь и можно будет не опасаться неожиданных вспышек с ее стороны.

– Ты совершенно прав. – Донел со вздохом огляделся по сторонам. – Но нам нужно идти вниз; отец должен узнать, что на дорогах началось движение. Пора высылать разведчиков.

Алдаран выслушал новости со свирепой улыбкой.

– Значит, началось, – произнес он, и Эллерт снова увидел перед собой старого ястреба, вскидывающего голову, расправляющего крылья, готового к последней схватке…

Когда армии пересекли Кадарин и продвинулись на север в глубь Хеллеров, Эллерт, наблюдавший за ними своим лараном, с упавшим сердцем осознал, что некоторые вооруженные отряды были высланы против него. Он видел воинов с эмблемой Хастуров из Элхалина, увенчанной короной, отличавшей их от Хастуров из Каркосы и замка Хастур.

День за днем они с Донелом поднимались на смотровую башню, ожидая увидеть врага под стенами замка.

«Реальны ли они или мой ларан снова морочит меня призраками будущего?»

– Они реальны, так как я тоже их вижу, – ответил Донел, прочитав его мысли. – Нужно сообщить отцу о воинах Хастура.

– Он так не хотел ввязываться в распри Нижних Земель, – с горечью сказал Эллерт. – Теперь, укрывая меня и мою жену, он приобрел нового врага. У Дамона-Рафаэля появились основания для союза со Скатфеллом.

«Теперь у меня в самом деле нет брата», – подумал он, когда они повернулись к лестнице, ведущей в нижние покои замка. Донел положил руку ему на плечо.

– У меня тоже, кузен, – сказал он.

Повинуясь внезапному порыву, оба одновременно вынули свои кинжалы. Эллерт улыбнулся и протянул свой кинжал Донелу рукоятью вперед, а затем убрал кинжал Донела в ножны, висевшие у него на поясе. Это был очень старый обет; он означал, что ни один из них при любых обстоятельствах не обнажит сталь против другого.

Донел вложил в ножны кинжал Эллерта. Они коротко обнялись и спустились во двор. Когда они вышли на плиты мостовой, один из слуг неожиданно указал вверх:

– Смотрите, летит! Что это?

– Всего лишь птица, – отозвался кто-то.

– Нет, это не птица! – послышался новый крик.

Эллерт запрокинул голову и увидел нечто, спускавшееся вниз медленными кругами. Ледяные пальцы страха сжали его душу.

«Это работа Дамона-Рафаэля – стрела, выпущенная мне в сердце, – подумал он, почти парализованный ужасом. – У Дамона-Рафаэля есть слепок с моего матрикса, с моей души. Он может нацелить на меня одно из смертоносных изобретений Корина, не опасаясь, что оно убьет кого-то еще».

В этот момент он ощутил, как мысли Кассандры сплелись с его собственными; затем в ясном небе ударила молния, раздался торжествующий крик, и подбитое существо, которое не было птицей, камнем упало вниз, разбрызгивая жидкий огонь. Слуги в ужасе разбежались по углам. Платье какой-то женщины загорелось, когда на него попала капля ужасного состава. Один из конюхов схватил ее и окунул в бак с водой для умывания, стоявший в дальнем конце двора. Она пронзительно закричала, но огонь зашипел и угас. Приблизившись, Эллерт взглянул на подбитую птицу, все еще корчившуюся в агонии, охваченную языками пламени.

– Принесите воды и потушите огонь, – распорядился он.

На механическую птицу вылили несколько ведер воды. Глядя на копошащиеся останки, Эллерт испытывал отвращение, граничившее с тошнотой. Женщина, которую окунули в бак с водой, выбралась оттуда с помощью конюхов. Она рыдала, вода лилась с нее ручьями.

– Тебе еще повезло, – обратился к ней Донел. – На тебя попала капля клингфайра. Она могла бы прожечь платье, кожу и плоть и добралась бы до костей, прежде чем ты бы сообразила, что происходит.

Эллерт растоптал омерзительное существо, сделанное из металлической проволоки, маленьких колесиков и псевдоплоти, но отдельные части механизма еще продолжали шевелиться.

– Заберите это и выбросите на помойку, – приказал он одному из грумов. – Не прикасайтесь к нему голыми руками и закопайте поглубже.

Один из подошедших стражников покачал головой:

– Великие боги, значит, вот с какими созданиями нам придется столкнуться в этой войне? Чье дьявольское измышление наслало на нас эту тварь?

– Это лорд Элхалин, который собирается стать королем, – с каменным лицом ответил Донел. – Если бы не сноровка и талант моей сестры, мой друг и брат сейчас умирал бы здесь, охваченный пламенем.

Почувствовав приближение Дорилис, он резко обернулся. Кассандра, поспевавшая за девушкой, шла медленнее, но так быстро, как позволяла ее хромота.

Дорилис подбежала к Донелу и заключила его в объятия.

– Я почувствовала, как оно парит над нами! – воскликнула она. – А потом я сбила его! Оно не поразило тебя или Эллерта. Я спасла вас! Я спасла вас обоих!

– Совершенно верно, – ответил Донел, обнимая девушку. – И мы благодарны тебе, моя милая. Ты в самом деле заслужила прозвище, которое дал тебе Кейрил на пожарной станции: Королева бурь!

Дорилис прильнула к нему. Ее лицо осветилось такой радостью, что Эллерт неожиданно испугался. Ему показалось, что молнии играют повсюду над замком Алдаран, хотя небо снова полностью очистилось.

Кассандра подошла к мужу и обняла его. Эллерт ощутил ее страх как свой собственный и вспомнил, что ей знакома боль от ожога клингфайром.

– Не плачь, любимая. Дорилис спасла меня. Дамон-Рафаэль будет очень удивлен. Полагаю, он не верил, что я смогу ускользнуть от его адского посланца, поэтому вряд ли пошлет нового.

Но, даже утешая ее, он испытывал чувство горечи. Эта война будет не обычным сражением между горными лордами.

26

Если у Эллерта когда-либо возникали сомнения по поводу предстоящей войны, то сейчас их не осталось. На каждой дороге, ведущей к цитадели Алдарана, собирались армии. Донел, возводивший оборонительные рубежи на склонах, окружил замок двойным кольцом укреплений. Впервые на его памяти замок Алдаран превратился в осажденную крепость.

В замок прибыл посланец под мирным флагом. Эллерт стоял в приемном чертоге, глядя на дома Микела, восседавшего в высоком кресле, – спокойного, холодного, угрожающего. Дорилис сидела по левую руку от него, а Донел стоял по правую.

– Мой лорд, – с поклоном сказал посланец. – Услышь слова Ракхела из Скатфелла и его требования к Микелу Алдаранскому.

Голос Алдарана был на удивление спокойным.

– Я не привык к требованиям, – произнес он. – Мой брат из Скатфелла может законно просить меня о том, что подобает получать вассалу от верховного лорда. А потому передай своему хозяину мое неудовольствие: он не вправе требовать от меня того, о чем может лишь просить в соответствующих выражениях.

– Я передам ему эти слова, – ответил посланец.

Эллерт понял, что видит глашатая – специально обученного оратора, способного в течение нескольких часов дословно передавать речь или содержание разговора без малейших изменений в построении фраз и произношении слов. Он был уверен, что слова лорда Алдарана будут в точности переданы Скатфеллу, вплоть до мельчайших интонаций.

– Итак, лорд Алдаран, услышь слова Ракхела из Скатфелла, обращенные к его брату из Алдарана.

Осанка посланца и даже тембр его голоса изменились. Хотя он был человеком невысокого роста, иллюзия казалась полной, словно сам лорд Скатфелл стоял в зале. Донел различал в речи глашатая знакомые добродушно-оскорбительные нотки, характерные для Ракхела.

– Поскольку в последнее время ты, брат, отдал некоторые незаконные и скандальные распоряжения, касающиеся наследства Алдаранов, то я, Ракхел из Скатфелла, хранитель и законный наследник Домена Алдаран, обязавшийся поддерживать и защищать Домен, буде болезнь, умственное расстройство или же преклонный возраст сделают тебя непригодным к этому, объявляю тебя немощным, выжившим из ума и неспособным принимать какие-либо решения от лица Домена. Я, Ракхел из Скатфелла, готов принять на себя владычество над Доменом от твоего имени. А посему я требую… – при этом слове кулаки лорда Алдарана судорожно сжались, – требую от тебя немедля передать в мое распоряжение замок Алдаран и твою дочь-недестро, Дорилис из Рокравена, для ее бракосочетания ради высшего блага нашего Домена. Что касается предателя Довела из Рокравена, прозванного Деллереем и незаконно употребившим твою немощь и слабоумие во зло и бесчестие нашему роду, то я, законный регент Алдарана, готов пощадить его при условии, что он покинет замок Алдаран до рассвета и уйдет куда пожелает. Да не ступит более его нога в пределы наших земель, иначе он будет объявлен вне закона и убит, как дикий зверь, руками любого из моих подданных.

Донел застыл. Его губы сжались в тонкую линию.

«Он хочет владеть замком Алдаран», – подумал Эллерт. Возможно, сначала Донел был готов отступить в сторону ради родственников старого лорда, но теперь очевидно, что он привык думать о себе как о законном наследнике приемного отца.

Глашатай продолжал речь. Тембр его голоса и поза стали другими. Хотя Эллерт уже видел эту технику, его поразила быстрота этой перемены.

– В добавление к сказанному я, Дамон-Рафаэль из Элхалина, законный король Доменов, требую от Микела Алдаранского немедленно выдать мне предателя Эллерта Хастура из Элхалина и его жену, Кассандру Эйлард. Им будет предъявлено обвинение в заговоре против короны, а ты, Микел Алдаранский, должен предстать передо мной для обсуждения контрибуции, причитающейся правящему дому Тендары с рода Алдаранов, дабы во время моего правления ты и далее мог бы мирно здравствовать в своем Домене.

Голос посланника и его осанка снова изменились, и перед ними опять предстал Ракхел из Скатфелла.

– А ежели ты, брат мой, откажешься от какого-либо из этих требований, то я буду вынужден силой взыскать их с тебя и твоих подданных, буде то окажется необходимым.

Глашатай поклонился и замолчал.

– Дерзкое послание, – наконец произнес Алдаран. – И если рассудить по справедливости, то передавшего его следует повесить на самой высокой башне замка, так как, служа моему брату, он тем самым поклялся служить и своему верховному лорду, то есть мне. В таком случае почему бы мне не обойтись с тобой как с предателем, друг мой?

Посланец побледнел, но на его лице не отразилось никаких эмоций.

– Эти слова принадлежат не мне, мой лорд, но твоему брату из Скатфелла и его величеству из Элхалина, – ответил он. – Если они оскорбили вас, сир, то я умоляю вас подвергнуть наказанию тех, кто произнес слова, а не гонца, повторяющего их по приказу.

– Что ж, ты прав, – мягко сказал Алдаран. – К чему наказывать щенка, когда раздражает меня лаем старый пес? В таком случае передай лорду Скатфеллу мое послание. Скажи ему, что я, Микел Алдаранский, нахожусь в здравом уме и твердой памяти и являюсь его верховным лордом по клятве и обычаю. Передай ему, что ежели бы мне вздумалось вершить правосудие, то я бы лишил его владения в Скатфелле, которое он удерживает лишь моей милостью, и объявил бы вне закона на своей земле, удостоив его той же участи, которой он вознамерился подвергнуть законного мужа моей дочери. Передай далее моему брату: что касается Дорилис, то она уже сочеталась браком ди катенас и ему не стоит беспокоиться о поисках мужа для нее. А что до лорда Дамона-Рафаэля из Элхалина, скажи ему, что я не знаю, кто правит за Кадарином и мне нет до этого дела. В пределах этого Домена я не признаю никакого правления, кроме своего собственного. Но если он, как будущий король на троне Тендары, направит мне приглашение на свою коронацию, то мы сможем обсудить с ним вопросы обмена дипломатическими любезностями. Лорда Эллерта Хастура я с почетом принимаю в своем доме, и он волен ответить лорду Элхалину что пожелает или же не отвечать вовсе.

Эллерт облизнул губы, с опозданием осознав, что даже этот почти незаметный жест будет досконально воспроизведен глашатаем, стоявшим перед ним. Но было уже поздно сетовать на свою слабость.

– Передай моему брату Дамону-Рафаэлю, что я приехал в Алдаран, выполняя его волю, и верно исполнил все, о чем он меня просил. Так как моя миссия завершена, то я заявляю о своем праве избрать место жительства по своему усмотрению, не советуясь с ним.

«Плохой ответ», – подумал он и быстро добавил:

– Скажи далее, что климат Хали оказался вреден для здоровья моей жены и потому я забрал ее из Башни ради ее блага и безопасности.

«Пусть Дамон-Рафаэль подавится!»

– И наконец, передай, что я не замышлял и не замышляю никаких заговоров против короны, являясь верным слугой Феликса, сына усопшего короля Региса. Ежели Феликс, будучи законным королем в Тендаре, призовет меня для защиты трона от изменников, то я нахожусь в его полном распоряжении. А тем временем я остаюсь здесь, в Алдаране, дабы у законного короля не было оснований обвинить меня в заговоре с целью захвата власти.

«Вот теперь все, окончательно и бесповоротно, – подумал он. – Я мог бы передать брату изъявления покорности и объяснить, что, будучи гостем Алдарана, не могу поднять руку на хозяина дома. Но вместо этого я объявил себя его врагом».

Эллерт противился искушению заглянуть в будущее своим лараном и посмотреть, что может произойти, когда Дамон-Рафаэль и лорд Скатфелл получат это послание. Он мог предвидеть сотню вариантов развития событий, но лишь одному из них было суждено воплотиться в действительности, и потому не стоило тревожить свой разум остальными девяноста девятью.

Пока глашатай запоминал ответы, в приемном чертоге царила тишина.

– Мои лорды, – наконец сказал он. – Те, кто послал меня, предвидели подобный ответ и потому приказали мне передать следующее: Донелу из Рокравена, прозванному Деллереем, что он объявляется вне закона на этой земле и любой, кто убьет его, начиная с этого дня, не понесет никакого наказания. Предателю Хастуру мы не предлагаем ничего, кроме милосердия его брата, буде он явится и отдаст себя в его распоряжение до конца этого дня. Что до Микела Алдаранского, то он должен сдать замок Алдаран со всеми его обитателями вплоть до последней дочери и ребенка, иначе мы возьмем его приступом.

Снова наступило долгое молчание.

– В последнее время я не собирался в поездку по своему Домену, – медленно произнес лорд Алдаран. – Если в пору, предназначенную для весеннего сева и других сельскохозяйственных работ, мой брат из Скатфелла не может придумать ничего лучшего, чем сидеть у меня перед воротами, подобно цепному псу, он может оставаться здесь так долго, сколько ему заблагорассудится. Однако если он причинит хоть малейший вред женщине или мужчине, ребенку или животному, находящемуся под моей протекцией, или же заступит за линию моих укреплений, то я сочту это достаточным, чтобы уничтожить его армии и конфисковать поместье в Скатфелле. Что до него самого, то если он попадет мне в руки, то будет повешен как предатель и изменник.

Глашатай поклонился.

– Мой лорд, ваше послание будет передано дословно.

Он повернулся и вышел из зала вместе со знаменосцем. Еще прежде, чем за ним закрылись двери, Эллерт безошибочно понял, что сулит будущее.

Война.

С другой стороны, он и так в этом не сомневался.

Долго ждать не пришлось. Через час после отъезда глашатая дождь огненных стрел обрушился на замок. Многие стрелы ударялись о камень, не причиняя вреда, но некоторые падали на деревянные крыши или на фураж, сложенный во внутреннем дворе. Снова были пущены в ход ведра с водой, и пламя быстро угасало, не успев распространиться.

Затем наступило затишье. Но на этот раз угрожающее – передышка перед новым натиском. Донел распорядился обильно полить все оставшееся сено и деревянные крыши водой из колодцев. Но огненные стрелы были лишь формальным ответом на вызов.

В замке все были готовы к осаде. Заставы были расставлены на каждой тропке, ведущей наверх, на тот случай, если кто-нибудь прорвется через внешнее кольцо укреплений, опоясывавших гору. Фураж и провизию заготовили заранее. Несколько колодцев внутри замка питались из горных источников в скале. Осажденным оставалось лишь ждать.

Ожидание длилось три дня. Дозорные, которые несли стражу в наблюдательной башне и на внешних постах, докладывали, что во вражеском лагере не наблюдается никакого движения. Но на следующее утро Донел услышал во дворе тревожные крики и пошел выяснить, что случилось.

Стражники готовили завтрак на кострах, обложенных камнями в дальнем конце двора, но повара и конюхи, поившие животных, в страхе смотрели на воду, текущую из труб, – густую, красную и вязкую. Цветом, консистенцией и даже запахом она напоминала свежепролитую кровь. Эллерт, подошедший с другой стороны, увидел искаженные страхом лица и понял, что дела обстоят скверно. Успех в отражении вражеской осады почти целиком зависел от водоснабжения. Если Скатфелл каким-то образом смог испортить источники, питавшие замок, защитники не смогут продержаться больше двух-трех дней. Уже на следующее утро начнут умирать некоторые животные, затем настанет очередь детей…

Он взглянул на вязкую жидкость, струившуюся из труб.

– Это вода только из одного источника или другие тоже загрязнены? – спросил он.

– Я ходил на кухни, дом Эллерт, – сообщил один из людей. – Там то же самое.

Дом Микел, вызванный из своих покоев, наклонился над жидкостью, подставил ладонь, поморщившись от запаха, поднял пригоршню ко рту и попробовал ее. Секунду спустя он пожал плечами и сплюнул:

– Хотел бы я знать, как они добрались до колодцев. Ответ прост: они не могли до них добраться, а следовательно, это наваждение.

Он прикоснулся к матриксу, висевшему у него на шее, и набрал в рот еще жидкости. Когда он выплюнул ее, все увидели, что это чистая вода.