Текст книги "Талисман"

Автор книги: Мэрилайл Роджерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Глава 11

Густой звук охотничьего рога заполнил предвечерний воздух. Лиз обрадовалась этому сигналу окончания последней стоянки дня. Она с облегчением расслабила застывшее тело и опустила ружье дулом вниз. Грэй, несколько других гостей и их хозяин, граф Хейтон, сделали то же самое.

Лоренс – называвший ее Лиззи, к раздражению Грэя, и настаивавший, чтобы она звала его по имени – хвастался, что это последнее место в ложбинке, с хорошим прикрытием у основания высокого, покрытого лесом холма, было превосходным. Поскольку в этой «охоте» все было незнакомо Лиз, ей оставалось поверить его утверждению.

Несмотря на то что наставления Грэя помешали Лиз составить окончательный план, как предотвратить опасность, грозившую ему, она была благодарна, что Грэй подготовил ее к прибытию на уик-энд в «скромный» десятикомнатный охотничий домик графа и к чуждым ей обычаям. Ее муж подробно объяснил механику британского отстрела птиц. И разница в терминологии – по-американски «охота на птиц» и британский «отстрел птиц» – отражала, по ее мнению, суть дела и лежала в основе ее отрицательного отношения к происходящему.

Вчера в их личном вагоне, по дороге в ближайшую к месту охоты деревню, Грэй описал, как загонщики – мужчины, одетые в длинные белые пальто, идут по лесу, стуча палками по стволам деревьев, чтобы вспугнуть птиц с их мест и поднять в воздух. Охотники ждут, пока небо заполнится птицами. Потом они, имея по бокам двух слуг, работают с тремя ружьями. Слуга справа подает стрелку заряженное ружье, которое после выстрела по пернатой цели передается слуге слева. Глаза стрелка не отрываются от неба, пока не раздастся второй сигнал горна, означающий, что загонщики дошли до границы отведенной стоянки.

Движимая необходимостью доказать, что ее меткость не уступает мужской, Лиз не уклонилась от участия в том, что могла рассматривать только как ненужное убийство. В каждой их трех стоянок дня в западню попало несколько сотен птиц – избиение, которое нельзя было оправдать даже под предлогом, выдвинутым Лоренсом, избавления леса и полей от разрушительных вредителей. Хотя в каждом отстреле были лесные голуби, среди разложенных для осмотра, в конце первых двух раундов, птиц было много и других видов.

Лиз с отвращением наблюдала собак, обнюхивающих каждую птицу, упавшую во время последней бойни. Английские охотники участвовали в бездумном уничтожении, которое она никогда бы не назвала спортом.

– Простите? Не спорт? – Брови Лоренса презрительно поднялись от такого неожиданного оскорбления от какой-то женщины, которая стояла здесь среди лучших стрелков Британии и которой только из милости разрешили участвовать в мужской игре.

Лиз не заметила, что произнесла свое мнение вслух. Теперь она покраснела, но не собиралась отказываться от своих слов.

– Где же тут спорт, когда при таком количестве птиц в небе промахнешься едва ли? Какое удовольствие может быть в бессмысленном расстреле?

Грэй был восхищен откровенной оценкой Лиз и холодным ответом графа. Все же, не уверенный относительно вероятной реакции Хейтона на такой публичный упрек от женщины, он подвинулся ближе к Лиз, когда граф заговорил.

– Прошу прощения, ваша светлость. – За кривой улыбкой Лоренса скрывалась издевка, пока он разыгрывал шоу утешения женщины, пытаясь показать зрителям, что проблема в ней самой. Он явно намеревался показать им, что она оказалась не настолько невосприимчивой к пятнам крови, как утверждала, и, хотя и показала себя отличным стрелком, не годится для участия в мужской охоте. – Я поверил вам, когда вы сказали, что любите спортивную охоту.

– Для того чтобы охота была спортивной, непременно нужен честный вызов. – Лиз выпрямилась во весь рост, глаза полыхнули синим пламенем в ответ на презрительную снисходительность графа. – По этому определению охотник должен в одиночку стоять против преследуемого. – Она не собиралась позволять этому человеку обращаться с ней как с жеманной дебютанткой, впадающей в истерику при виде крови. – Вы играете нечестно, платя кому-то другому за то, что он выследит добычу и выгонит ее навстречу вам, чтобы вы убили и приписали заслугу себе.

Чувствуя Грэя за своей спиной, Лиз, не дрогнув, встретила взгляд Лоренса. В это время три других стрелка одновременно возмущенно втянули воздух, и даже заряжающие, стоявшие на почтительном расстоянии от своих хозяев на краю леса, были удивлены.

Лиз, готовая к обороне, оглянулась, когда Грэй мягко взял ее за напрягшиеся плечи. На его лице она прочла искреннее восхищение, и выражение его глаз сделало то, чего не смогла возмущенная реакция остальных, – оно лишило ее голоса.

– Понимаю. – Лоренс улыбался, но его прищуренные глаза расчетливо наблюдали за странной женщиной и ее мужем. Все это интересно, очень интересно. – Вы считаете, что ваш способ спортивнее нашего?

Лиз кивнула и вызывающе подняла подбородок:

– Я и мои соотечественники находим более увлекательным, когда сами ищем свою добычу и сбиваем летящую птицу и неуловимого зверя без посторонней помощи. Настоящий спорт – состязание между природными инстинктами животного и мастерством охотника.

– Вот, вот, – сухо согласился Грэй с горячим, но логичным аргументом своей жены. Охота не была его любимым времяпрепровождением, но ее метод показался ему более интересным, чем тот, которому его обучали с детства.

Лиз еще больше удивилась поддержке со стороны мужа, от которого она ожидала скорее гневного возмущения ее дерзким поведением – воплощением всего того, чего он просил ее тщательно избегать.

Забавляясь растерянностью, которую вызвал в Лиз его нехарактерный ответ, Грэй про себя признал, что этого вполне можно было ожидать. Она никак не могла знать о глубоко скрытой, но непреходящей антипатии между ним и графом, который снова заговорил:

– Каждый сам за себя, так? Ни господ, ни слуг? Определенно, очень демократичная точка зрения. – Лоренс все еще улыбался, но рот его затвердел, а в глазах горело странное возбуждение. – Так расскажите мне, какую тактику вы, американцы, применяете в охоте и почему находите ее более увлекательной.

– В Вайоминге мы отправляемся до зари, – начала Лиз, несмотря на странное чувство опасности. Она никогда не уклонялась от вызова – а это был именно вызов – и не собиралась делать это сейчас. – У каждого охотника одно ружье. Компанию сопровождают хорошие охотничьи собаки, но, поскольку охотники сами заряжают свои ружья, никаких слуг. Они рассчитывают исключительно на личное мастерство и опыт, когда ищут самые обещающие места, где может быть их добыча. Это редко бывает в таких опрятных местах, как ваши заранее приготовленные стоянки, и охотники никогда не возвращаются без единого пятнышка грязи. Мы также не убиваем больше, чем сможем сами принести домой и с пользой употребить.

– Отлично, от имени всех добрых англичан я принимаю ваш вызов. – Сарказм, прозвучавший в словах Лоренса, испугал Лиз. Казалось, она серьезно оскорбила его. – Завтра мы устроим состязание и будем охотиться, как ваши соотечественники на диком американском Западе, о котором мы так много наслышаны… и все-таки окажемся лучшими охотниками.

Предложение таким образом разрешить конфликт между Хейтоном и четой Эшли застало других гостей врасплох и не вызвало у них энтузиазма. Однако ни один из них не желал признать, что женщина – тем более американская женщина – могла превзойти их в спорте, который всегда был привилегией аристократов. Она может быть необыкновенно красивой и избранницей сезона, но…

Лиз вдохнула острый запах влажной от росы земли, аромат молодой листвы и весенних цветов. С тех пор как вызванные на состязание охотники вышли в предрассветную мглу, прошло немногим более часа, и она и Грэй уже сбили каждый по четыре птицы. Они положили хорошее начало.

После длинного обеда предыдущим вечером Лоренс организовал разработку основных условий этой охоты, строго придерживаясь американских стандартов Лиз. В целях безопасности разбившись на пары, шестеро участников состязания отправились из охотничьего домика одновременно. Они договорились стрелять только в летящих птиц, чтобы случайно не ранить других охотников. И победителем станет не тот, кто настреляет больше птиц, а тот, кто первым собьет десяток и принесет их в домик, где двоюродная бабушка Хелена и жены охотников, за исключением Лиз, будут ждать и подтвердят его победу.

Обычно вынужденные скучать в одиночестве, жены, получив роль в состязании, с таким заразительным воодушевлением ждали его, что их возбуждение передалось и первоначально нерасположенным охотникам, и охота началась в приподнятом настроении и со смехом.

Крадучись осторожно вперед, проявляя терпение и внимание, необходимые для достижения успеха, Лиз мысленно вернулась к двум прошедшим неудачным вечерам. После их приезда и легкого обеда в первый вечер Лоренс увел мужчин в бильярдную, наличие которой в охотничьем домике поразило Лиз. Когда мужчины удалились, под твердым руководством чопорной и чрезвычайно правильной бабушки Хелены женщины решили рано лечь и разошлись по своим комнатам. Это обстоятельство разбило надежды Лиз на осуществление ее плана, касающегося безопасности Грэя.

Прошлой ночью она намеревалась добиться этой цели и еще кое-чего. Когда обед и обсуждение предстоящей охоты закончились, она хотела наедине поблагодарить Грэя за поддержку в конфликте с Лоренсом. Но опять вмешательство бабушки Хелены уничтожило надежду Лиз на возможность уединения со своим мужем. В качестве хозяйки уик-энда, леди Хелена намеревалась заполнить второй вечер гостей. После долгой игры в шарады с изображением героев греческих трагедий и библейских рассказов она хотела завершить вечер возвышенным чтением.

Эта пугающая перспектива вдохновила дам сказаться уставшими, и они разбежались по своим постелям.

Хотя час был совсем не поздний, Лиз не оставалось ничего другого, как тоже удалиться в свою комнату. Мужчины, однако, остались в гостиной играть в карты и обсуждать серьезные темы, редко упоминавшиеся в обществе благодетельных жен, которых, по их искреннему убеждению, надо было оберегать от неприглядной действительности.

Резкие крики и верещание птиц совершенно заглушили шелест шагов поблизости и привлекли все внимание Лиз к небу. Ствол ее ружья поднялся, и вслед за почти одновременно раздавшимися выстрелами две птицы камнем полетели вниз.

– Каждый по пяти, Грэй! – Лиз охватил азарт. – Мы наполовину победили!

Ответный стон и грохот чего-то ударившегося о землю, гораздо более тяжелого, чем птица, заставил ее немедленно и с испугом развернуться. Грэй сидел среди папоротника, схватившись за бедро, и между побелевшими от напряжения пальцами струилась кровь.

– Помогите! Охотник сбит! – громко крикнула Лиз, перезаряжая ружье и стреляя вверх. Потом, повторяя свой призыв, она упала на колени рядом с ним и развязала свой алый широкий галстук «эскот». Оттолкнув его руки, она обернула яркую полоску шелка вокруг его бедра.

– Я не думала, что наши друзья-охотники так плохо целятся, – с отвращением пробормотала Лиз, внутренне дрожа, но завязывая концы галстука со спокойствием, которого не чувствовала. Ответа не последовало, и она посмотрела в глаза, подозрительно лишенные всяких эмоций.

– Как глупо с моей стороны! – сквозь зубы признала Лиз свое ошибочное истолкование совершенно очевидного нападения. – Конечно, это не так! – Но, размышляла она про себя, означает ли это, что один из них стрелял в Грэя специально? Или где-то скрывается незнакомец, который использовал их состязание для прикрытия своего грязного дела?

– Не важно, – спокойно произнес Грэй. – Рана пустяковая. – И в доказательство он сделал попытку подняться.

– Не будьте кретином! – Она этого ни за что не допустит, и Лиз прижалась к его груди, не позволяя встать: – Я согласна, что пуля прошла навылет, рана на самом деле не смертельная, но без правильного ухода может быть очень опасной.

Удобно лежа на мягких папоротниках с огненноволосой красавицей, уютно прижавшейся к нему, Грэй согласился, что будет действительно «кретином», если станет сопротивляться. Напротив, он обвил руками ее спину, прижимая ближе и щекоча губами нежную кожу за ухом.

Лиз на миг растаяла, не ожидая этого, но потом попыталась отодвинуться.

– Остальные придут сейчас.

– Непременно, – согласился Грэй, отказываясь выпустить женщину – его, по законам Бога и людей. Вместо этого его губы скользнули по ее щеке, порозовевшей от свежего утреннего воздуха, к губам. Сначала он просто слегка коснулся их нежного контура, но признался себе, что дольше он не сможет этого выдержать. На протяжении недели он терпеливо соблазнял свою жену, но терпение его почти истощилось, и самообладание было почти на пределе. Он решил, что скоро, очень скоро он положит конец этому ожиданию. Даже сейчас, в это совершенно неподходящее время и в неподходящем месте, слишком хорошо помня сладкое вино этих нежных губ, он завладел ими обжигающе страстным поцелуем.

– Охотник сбит действительно! – Осторожное хихиканье пожилого джентльмена пронзило поглощенную друг другом пару. – Но я не вижу, чтобы наша помощь была нужна, или нет?

Смешки и соленые шуточки, приглушенные из уважения к присутствующей даме, посыпались со стороны мужчин, прорвавшихся сквозь густую стену растительности.

Грэй мгновенно отпустил свою жену, но в короткий миг поймал на ее лице выражение потрясенного удовольствия, почти благоговения, прежде чем краска смущения, почти такая же яркая, как ее волосы, залила щеки. Это выражение служило желанным доказательством, что быть терпеливым дальше нет причины.

– Вы поняли правильно. В меня стреляли. – Грэй отодвинул Элизабет и сел. Его следующий вопрос был сдобрен некоторой долей юмора: – Не хочет ли кто-нибудь из вас взять на себя ответственность?

Шутливый смех оборвался, в воздухе застыло напряженное молчание.

– Уверен, что не сам себя подстрелил? – Легкомысленные слова Лоренса смягчили неловкость.

Лиз вскочила на ноги и разгорячено набросилась на графа:

– Он и я оба выстрелили в небо, и я видела, как упали две птицы, пятая у каждого из нас.

Лоренс пожал плечами:

– Мы все слышали выстрелы, и, поскольку мы охотились по двое, наше местонахождение можно легко установить. Поэтому, какой бы отвратительный «несчастный» случай ни произошел здесь, можно доказать, что ни один из нас не является преступником, ответственным за него. – Он намеренно употребил термин, которым Грэй неизменно определял подобные происшествия.

– Конечно, нет, – немедленно согласился Грэй. – Возможно, мы имели несчастье натолкнуться на браконьера. – Он пожал плечами и быстро отвлек внимание всех от темы виновности. – Меня больше заботит, как бы поскорее добраться до охотничьего домика, чтобы врач занялся этой досадной раной, которая помешала мне доказать, что лучший охотник – я.

Охотники ответили на поддразнивающую колкость, рассчитанную на то, чтобы поднять им настроение, преувеличенно пылкими заверениями в своем превосходстве. Пока они со смехом спорили по этому поводу, Грэй признал, что, оказавшись выведенным из строя, он заплатил своей драгоценной независимостью за отвлечение их внимания. Он считал, что прекрасно может сам дойти до домика и обработать рану без чьей-либо помощи. Но, с другой стороны, он намеренно поставил себя в зависимое положение – чтобы доставить удовольствие Элизабет, – подчинившись уходу, которого требовала ее трогательная забота о нем.

Когда после бессовестного, по мнению Лиз, промедления Лоренс и остальные заспешили организовать доставку Грэя, она, в беспокойстве, осталась с мужем наедине. Помня о том, что произошло между ними до прибытия помощи, и о жаркой бестактной самозащите, потребовавшей от Грэя усилий по умиротворению строптивицы, она не могла найти слов для извинения. Мужчина рядом с ней побледнел и откинулся на спину, закрыв глаза, а кровь продолжала сочиться сквозь самодельную повязку. Молча ожидая, Лиз была лишь благодарна, что охотничий домик не очень далеко, ибо либо минуты пролетели быстрее, чем она заслуживала, либо граф вернулся слишком скоро. За ним ехала фермерская повозка с двумя слугами, которым он приказал поднять раненого герцога и уложить на застеленное одеялами сиденье.

Хотя ей предложили место на скамье возничего, Лиз отказалась. Вместо этого, игнорируя манеры, приличествующие благородной леди, она вскарабкалась в повозку и снова устроилась рядом с мужем. Колеса не сделали и двух оборотов, как она, в смущении, попала в фокус прямо направленного на нее пристального взгляда, который не отпускал ее на протяжении всей неудобной, но, к счастью, короткой поездки.

Охота началась в такой ранний час, что полдень едва наступил, когда доктор обработал рану Грэя, и его уложили в постель в комнате для гостей. В этой комнате, как и в остальных девяти, для придания дому деревенского колорита, были полы из толстых досок, покрытые плетеными ковриками, свечи в оловянных подсвечниках вместо газовых ламп и толстое расшитое покрывало на тяжелой железной кровати.

Лиз не допустили к Грэю, пока работал врач, и это дало ей время избавиться от слишком облегающего охотничьего костюма. Вернувшись в комнату Грэя после визита врача, она нашла мужа, облаченного в скромную белую ночную сорочку, сидевшим в постели и обложенным многочисленными подушками, и оставалась рядом с ним весь день, раздражаясь оттого, что их не оставляют наедине. Она хотела задать определенные вопросы об источнике грозившей ему опасности, которую он не мог больше отрицать. Он не отделается пустым разговором о несчастных случайностях… Не в этот раз… она и прежде не приняла такой слабой отговорки по поводу предыдущих инцидентов, просто не пыталась обсуждать с ним это дело после своей первой попытки.

Ее нетерпеливое желание не имело никакого значения. Их ни на минуту не оставляли одних. Леди Хелена вводила и выводила нескончаемые толпы посетителей, исполненная решимости развлекать герцога глупыми играми и еще более глупой болтовней. Мужчинам вскоре надоело, и они, извинившись, удалились, но их жены были более настойчивы в своем внимании.

Особенно Дидре. Глаза Лиз запылали, как только легкомысленная, но очень хорошенькая молодая женщина вошла в комнату. Прошлым вечером Дидре, не теряя времени, дала Лиз понять, что когда-то ее имя романтически связывали с именем Грэя. Это было, конечно, до ее замужества с «дорогим» Артуром, мужчиной почти втрое старше ее, чей титул, хотя и не такой высокий, как у Грэя, несомненно, делал его драгоценной добычей. Это обстоятельство заставило Лиз вспомнить бедную Дру и маркиза Поксуэлла.

Накануне вечером Лиз в состоянии была найти эту женщину забавной и даже пожалеть ее. Но сегодня, когда она подвинула стул к кровати Грэя, будто имела право оставаться поблизости от него, как и жена, сидевшая напротив нее, терпение Лиз начало лопаться. Ускорению этого процесса способствовало каждое слово, которое она ворковала, и каждое утешающее прикосновение, больше походившее на ласку.

– Дидре, кажется, эта рана подействовала на меня больше, чем я думал. Я чувствую, что утомился.

Грэй сначала нашел признаки ревности Элизабет забавными и лестными. Однако, зная ее непредсказуемость, он понимал, что благоразумнее положить этой сцене конец. Кроме того, вопреки намекам Дидре, он никогда не мог долго выносить ее бездумную болтовню и перенасыщенную лесть.

– Я уверен, что тебя не обидит желание раненого остаться одному и отдохнуть несколько часов – под наблюдением своей жены.

Лиз не была уверена, добавил ли он последние слова ради нее или просто чтобы избавиться от раздражавшей его посетительницы. Какова бы ни была причина, она была довольна. Благополучно вышедшая замуж Дидре ясно дала понять, что намеревается возобновить свою прошлую связь с Грэем, и если бы Лиз вынудили наблюдать, как эта женщина хлопает ресницами или гладит изящными пальчиками сильную мускулистую руку, еще раз… В общем, благодарение небу, ей не придется!

Толстая дверь закрылась за Дидре и постоянно толкущейся бабушкой Хеленой, оставляя Лиз с Грэем на неопределенное время. Тут она поняла, что это и есть та возможность, которой она ждала. Потребовать ответов, твердо сказала она себе, только это. Но хотя она пыталась отогнать вероломное воспоминание о второй причине, почему она жаждала остаться с ним наедине, ее сердце опять принялось за свой глупый трепет.

– Грэй, – твердо подавляя грешные мысли о прошлых интимностях, Лиз повернулась к мужу с решимостью, подкрепленной еще не остывшим гневом от заигрываний Дидре, – почему кто-то пытается вас убить?

– Убить меня? Вряд ли это так, – рассеянно ответил Грэй, освобождаясь от всех, кроме одной, подушек. – Очевидно, вы забыли прошлый раз, когда требовали уединения, чтобы обсудить со мной этот вопрос.

Бирюзовые глаза, широко раскрывшись, смотрели на руки, начавшие расстегивать пуговицы на ночной сорочке.

– Я уверил вас тогда, что всякий раз, как окажемся одни, мы найдем лучший способ занять наше время. – Одним ловким движением Грэй стянул рубашку через голову и с гримасой отвращения отбросил ее в сторону, мощные мускулы волной прокатились при этом движении. – Ненавижу эти штуки.

У ошеломленной при одном взгляде на его обнаженный торс Лиз дыхание перехватило в горле. Совершенно очевидно, этот мужчина, непринужденно сидевший наполовину или полностью обнаженным на постели, не все свое время проводил в парламенте и за столом управляющего имением. Она знала о его силе, не раз побывав в его объятиях. Все же ее сердце безумно забилось толчками при этой убийственной демонстрации очевидной, откровенно пугающей мужественности. Ее взгляд метнулся от его широкой груди с темным треугольником волос, сужающейся полоской уходившим вниз по твердому животу, туда, где поперек узких бедр было небрежно накинуто покрывало.

Грэй наблюдал, как в блестящих голубых глазах страх борется с чарами. Неизбежная победа последних вызвала неотразимую многозначительную улыбку на его губах. Тем не менее он нарочито неправильно понял ее реакцию. Насмешливо подняв брови, он спросил:

– Шокированы, что я предпочитаю спать без этих бесполезных помех?

Барахтаясь в бурном море эмоций и физических ощущений, Лиз ухватилась и держалась за идею, конечно же, добродетельного плана обеспечить его по меньшей мере хоть частичной защитой. Она отбросила борьбу между желаниями и опасениями перед неизвестным и смело шагнула вперед:

– Вы правы. Нет смысла тратить время на обсуждение угрозы, когда есть меры, которые мы можем принять для ее уменьшения.

Грэй раскрыл глаза, снова пораженный ее неожиданным ответом:

– Уменьшения?

– Да.

Лиз на шаг приблизилась к постели, но на всякий случай смотрела только в его лицо, а не на волнующую ширину плеч и груди. Со всей серьезностью она произнесла:

– Тщательно обдумав эту проблему со времени той ночи, когда наша карета потеряла колесо, – Лиз изумилась ровности своего голоса, когда внутри у нее все дрожало, – я пришла к заключению, что в качестве первой линии обороны вы должны иметь наследника.

Солнечный свет заиграл на светлых висках Грэя, когда он медленно потряс головой, пытаясь найти смысл в ее словах.

– Не потому, – поспешила добавить Лиз, боясь быть неправильно понятой, – что я верю, будто Тимоти каким-то образом причастен к этим «несчастным случаям». Но настоящих виновников могло бы остановить то обстоятельство, что нет удобной кандидатуры, на которую можно взвалить ответственность за их преступление.

В отрицательном покачивании головы Грэя Лиз прочла отказ ее плану в логике и серьезно попыталась более четко сформулировать свое предложение:

– Неужели вы не понимаете? Когда у вас будет наследник или видимое доказательство его неминуемого появления, ваши враги не смогут надеяться, что Тимоти обвинят в вашей гибели. Вы ведь понимаете это, да?

С нарастающим удовольствием Грэй наблюдал, как Лиз приходит в смятение, которое она в обычных обстоятельствах презирала. На протяжении дней, недель он постепенно, осторожно соблазнял свою жену, с каждой минутой все больше теряя терпение от желания до конца соблазнить ее. И вот она стоит тут, предлагая ему себя. Как похоже на его откровенную жену: сделать то, чего не сделала бы ни одна благовоспитанная женщина, – предложение мужчине, пусть даже собственному мужу. Сочный смех внезапно заполнил комнату, и Грэй притянул Лиз к своему здоровому боку.

– Тогда, – широко улыбаясь, Грэй смотрел на женщину, лежащую наконец-то в его постели, – непременно осуществим ваш план моей защиты.

Он медленно вытащил шпильки из ее волос и пропустил пальцы сквозь их нежный шелк. Остатки насмешливости в его улыбке были сожжены воспоминаниями о ночах, проведенных в мечтах о ней. В его фантазиях яркость ее пышных волос создавала прекрасный фон для роскошных соблазнов ее тела, когда она страстно протягивала к нему руки. Желая воплотить это видение, Грэй расстелил массу чудных волос, шелковистее даже, чем в его воображении, по своей подушке, нежно опустив Лиз на их пламя, и в тумане растущего желания начал неторопливо расстегивать ее строгую блузку.

Он достаточно часто обнимал Элизабет и знал, что она терпеть не может, редко носит и, при ее тоненькой талии, не нуждается в корсете. Так что когда он разделается с пуговицами, между ним и ее пышной грудью не останется ничего, кроме тонкого, почти прозрачного белья, которое он выбрал для нее в Париже. Глаза его полыхнули молнией при мелькнувшей в мозгу опасно волнующей картине.

Поглощенная ощущением близости этого неотразимого мужчины, Лиз не могла пошевелиться. Вскоре она затерялась в тумане неудержимого возбуждения, трепеща от последствий своей бравады, в то время как с каждой расстегнутой пуговицей губы Грэя касались короткими, сладко дразнящими поцелуями того, что под ней открывалось. Сначала он едва коснулся основания шеи, потом, нажимая немного крепче, провел губами вдоль узкой полоски, обнажившейся между открытыми краями блузки. Несмотря на тонкий хлопок, якобы ограждающий ее кожу от его губ, язычки пламени бежали по ее телу от каждой точки, к которой он прикасался дразнящим поцелуем, пока она не задрожала в их жарком огне. Неподдельная реакция жены вызвала у Грэя довольную улыбку. Движимый потребностью, чтобы она так же страстно желала его, как он ее, он приказал себе притушить пламя, поджигавшее его кровь, и обуздать нетерпеливую страсть. Добиваясь своей цели, он удерживался от страстного порыва сорвать с нее одежду и продолжал нежно ласкать открывавшееся в разрезе блузки тело. Но с каждым мгновением он все больше ощущал ее ничем не сдерживаемую, едва прикрытую грудь. Эти ощущения вызывали слишком живое представление о роскошных чашах, натягивающих хрупкие оковы канифаса и кружев. Внезапно ему захотелось погладить их и в то же время сжать – буйное желание, настолько не знакомое мужчине, славившемуся своей ледяной выдержкой, что оно потрясло его до самой глубины. Эта женщина действовала на него так, как ни одна другая до сих пор… и вряд ли когда-либо сможет. Он замер, стремясь овладеть собой.

Утонув в море ощущений, Лиз слышала его затрудненное дыхание. Это сломало невидимые барьеры, державшие ее неподвижно. Ее руки сами собой пустились в исследование мускулистых плеч, восхищаясь их силой, а затем пальцы вплелись в прохладные черные пряди на шее.

Робкие ласки Элизабет ослабили выдержку Грэя. Он намеревался нежно раздвинуть края блузки, но сейчас выдернул ее из пояса, торопливо стянул с ее тела и отбросил через всю комнату. И хоть его самообладанию грозила еще большая опасность, он не смог закрыть глаза перед соблазнительным видом изящной, почти прозрачной сорочки – невероятно эротического препятствия, скрывавшего груди, сочные и полные. Скользнув под нижний край сорочки, его ладони подхватили их щедрую плоть, а губы коснулись нежнейших возвышенностей над вырезом сорочки. По телу Лиз пробежала дрожь, и она застонала, бессознательно теснее прильнув к нему. Грэй приподнялся, рывком снимая последнее препятствие, и сверкающие светлые глаза залюбовались желанным призом в его ладонях, а пальцы легкими штрихами обрисовывали окружности.

По мере того как они медленно и постепенно приближались к центру, Лиз беспомощно наблюдала, желая, чтобы они остановились, и еще больше, чтобы это движение продолжалось до какого-то неведомого конца. Чувственная мука приносила такие изощренные наслаждения и нестерпимые желания, что еле слышный отчаянный вскрик снова вырвался из ее напряженного горла.

Это был тот же головокружительный звук, страстное желание снова услышать который не покидало Грэя ни на минуту. Он смотрел на манящую женщину в своей постели, и у него пересохло во рту, когда он увидел, как она изогнулась от наслаждения в ответ на его ласку, как задышала глубоко и прерывисто, по мере того как большие пальцы его рук все ближе и ближе скользили вверх по ее грудям к их напряженным вершинам.

Обжигающее прикосновение всколыхнуло в Лиз невыносимо жгучее желание, и, каждым нервом чувствуя пальцы, порхавшие сейчас над обостренно-чувственными округлостями, она безотчетно притянула его руки вниз, прижимая к сладко ноющей плоти. Голова ее беспокойно металась, пока он, нажимая ладонями, гладил атласную плоть. Нечаянно достигнув первой вершины чувственного удовлетворения, она простонала его имя.

Грэй чувствовал, что стремительно погружается в огненную лавину страстей и желаний, неведомых даже в фантазиях, никогда прежде не испытанных. Он откатился на спину, так что они не касались друг друга, и плотно зажмурил глаза, стремясь побороть опасную потребность взять ее мгновенно и так грубо, что это, вероятно, погубило бы цветок ее неожиданной, восхитительно необузданной страсти, прежде чем он успел бы полностью раскрыться. К несчастью, уловка не спасла от опасных видений и сладкой памяти теплого шелка только что ласкаемого нежного тела.

Чувствуя себя покинутой, Лиз заструилась к источнику неодолимых желаний так же естественно, как ручеек вниз по холму. Она прижалась к нему бесподобными изгибами своего тела, погружая тонкие пальцы в треугольник темных колец на его груди. Подражая его действиям, она исследовала его, наслаждаясь стальными мускулами груди, вздымавшейся и опадавшей от глубокого, неровного дыхания.

Грэй застыл от ее прикосновений, но не мешал рукам, гладившим его тело, продолжать их восхитительную пытку, пока мягкие губы, отправившиеся вслед за ними, не остановились с невинной соблазнительностью на плоском мужском соске. Содрогнувшись, с хриплым стоном он поднялся на локте и поймал жаждущие губы своими. Когда он взял ее губы своими, Лиз обвила его шею тонкими руками, вздрагивая от возбуждения, все нараставшего, пока его язык дразнил, гладил и путешествовал по ее рту.