Текст книги "Поцелуй в темноте"
Автор книги: Мерил Сойер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Он держался несколько лет, после чего позволил Абигайль соблазнить его. Он полагал, что она всего лишь пользуется своим начальственным положением, – недаром она меняла одного любовника за другим. Предложение пожениться застало его врасплох. Почему выбор пал именно на него? Вот не повезло!
Дождавшись паузы в ее стрекоте, он сказал:
– Я не собираюсь баллотироваться в окружные прокуроры.
Помолчав, она ответила:
– Меня это мало беспокоит. Все равно после процесса над Уинстон я стану недосягаемой.
– Я звоню именно насчет освобождения Ройс Уинстон под залог.
Она снова помолчала. Она питала пристрастие к эффектным паузам. «Пускай поерзают», – всегда наставляла она Митча.
– Под залог? – переспросила она, словно это было слово из чужого языка. Митч посмотрел на часы.
– Скоро истекут дозволенные двое суток. Советую тебе в перерыве между телеинтервью поразмыслить о залоге.
– Дойдет и до этого.
В судебных тяжбах Абигайль проявляла отменные бойцовские качества, однако была обделена интеллектом: здесь ее претензии ограничивались модными ресторанами и нарядами индивидуального пошива. Все свободное время она проводила в модных магазинах «Сакс». Теперь Митч недоумевал, как умудрился в свое время на нее польститься. Видимо, все дело в амбициях, в карьеризме. Ему хотелось верить, что это только личина, что в реальной жизни он не такой. Как он ненавидел эту свою личину карьериста!
– Когда вспомнишь об освобождении Ройс под залог, не рассчитывай на показания Элен Сайке. Если ты заставишь меня тратить время на опровержение показаний этой стукачки-хуббы в суде, то, помяни мое слово, я передумаю и составлю тебе конкуренцию в борьбе за пост окружного прокурора.
Это было, конечно, отъявленным блефом, но она клюнула. На самом деле Митч никуда не собирался баллотироваться. Его прошлое ставило на подобной возможности жирный крест. Газеты мигом принялись бы пировать на его останках.
– Не смей мне угрожать, Митчелл Дюран! Мне ее показания ни к чему, а то бы…
– Закончим с этим. Давай-ка прямо сейчас займемся освобождением под залог. – Митча тревожило исчезновение дяди Ройс. Новые, более серьезные обвинения диктовали более высокую сумму залога, и тут не обойтись без помощи Уолли. Сумма, названная Абигайль, подтвердила его худшие опасения.
– Что?! – вскричал он. – Это слишком высокий залог в деле такой категории, ты отлично это знаешь.
– Она опасна для общества, Митч. – Голос Абигайль стал сахарным. – Ничего не могу поделать: в мои обязанности входит забота об общественной безопасности.
– Стерва ты! – Он в сердцах бросил трубку.
Когда он в последний раз выходил из себя? А ведь он предвидел такой исход: Абигайль запросит немыслимую сумму, которой Ройс ни за что не собрать. Обвиняемая, неспособная выйти под залог, – что может быть хуже? Пресса разорвет ее на части, а Абигайль получит новую порцию бесплатной предвыборной рекламы.
Неужели Ройс обречена гнить в тюрьме? Или того хуже?.. На первый взгляд у Ройс была сила воли, чтобы пройти через это испытание, но недаром ее отец покончил с собой. Вдруг и она способна наложить на себя руки, если дело примет совсем дурной оборот?
7
Ройс лежала на койке. Сон не шел, но она заставила себя забыть, где находится. Даже сокамерница, сидевшая рядом с унитазом, в сотый раз спускавшая воду и заглядывавшая в канализационные глубины, словно любуясь донышком хрустального сосуда, была не в счет. Душа Ройс забилась в дальний уголок ее тела, а то и вообще унеслась куда-то. Она объясняла это хроническим недосыпом, хотя ей было трудно сформулировать даже эту простенькую мысль.
В голове роились клочки несвязных образов. Кокаин. В ее доме? Митч. Дьявол! Ни с кем не обсуждать дело! Душераздирающий звон высаженного остекления входной двери, с такой любовью выполненного ее отцом.
Кому понадобилось так жестоко ее подставлять? Кто питает к ней такую лютую ненависть?
Она повернулась на бок, поджала ноги и уставилась в стену, молясь, чтобы ей было дано погрузиться в целительный сон. Возможно, сон принесет ясность.
– Уинстон! – раздался зычный голос надзирательницы. – К вам посетитель!
Ройс открыла глаза. Она не помнила, где находится. Ноги отказывались ее держать. Судя по стенным часам, она проспала больше часа. Она ринулась в комнату для свиданий, надеясь, что увидит Уолли, но там была Талиа.
– Боже всемогущий, Рейс! Как ты тут?
Ройс упала на табурет.
– Ничего. Просто усталость. Никак не высплюсь. Только я задремала…
– Прости, что я тебя подняла, но Митч советовал не оставлять тебя надолго, чтобы поддерживать твой дух, вот я и…
– Все хорошо. Как дела? Что пишут газеты? Талиа отбросила темную прядь волос.
– Тобиас Ингеблатт изгаляется вовсю.
– Не беспокойся, я выдержу.
– Он взял интервью у всех друзей Фаренхолтов. Они в один голос твердят, что ты охотишься за богатыми женихами.
– Что говорит Брент? – Ей по-прежнему не верилось, что он отказался от нее. Почему она не раскусила его вовремя? Очень просто: все, что она о нем знала, не предвещало подобного поведения. – Он не опровергает такой приговор?
– Брент помалкивает. – Талиа замялась, и Ройс смекнула, что она что-то скрывает. Месяцы самокопания помогли Талии обрести высокую чувствительность; недаром над ней бился безумно дорогой психотерапевт, недаром она тренировалась в откровенности в группах товарищей по недугу. Сейчас Талиа занималась поисками подлинного смысла жизни.
– Ничего от меня не скрывай, Талиа.
– Появились фотографии Брента и Кэролайн в шикарных ресторанах – например, «Поструа».
Только не там! Это был «их» ресторан. Она закрыла лицо ладонями. Раньше в глубине ее души теплилась надежда, что Брент любит ее по-прежнему и вот-вот придет ей на выручку. Но с каждой минутой она укреплялась в печальной мысли, с которой пока отказывалось согласиться сердце: Брент никогда не любил ее по-настоящему.
Ей в который раз показалось, что душа покидает измученное тело. Она не могла больше выносить множащиеся подтверждения измены. Если она не вырвется на волю в самое ближайшее время, Фаренхолты добьются своего: она будет полностью уничтожена.
– Я грешу на Кэролайн, – сказала Талиа. – Она хотела выйти за Брента, а для этого ей надо было избавиться от тебя.
Не обсуждать дело!
– Вал утверждает, что, взяв твой паспорт, положила ключ на место. Но разве ты не говорила, что Кэролайн была с Фаренхолтами в тот раз, когда они подвозили тебя и ты обмолвилась о ключе?
Разве она рассказывала Талии об этом мелком эпизоде? Сейчас Ройс было трудно это вспомнить, но сам эпизод крепко засел в памяти. Фаренхолты и Кэролайн знали о ключе под ящиком с землей. Для того чтобы его найти, не надо было быть Шерлоками Холмсами.
– Я была откровенна с полицией, – призналась Талиа с чрезмерной стыдливостью. – Но правда поможет тебе, верно?
Судья Кларенс Сидл посмотрел поверх своих половинных очков и в который раз проклял свою неудачу. Ночной суд – помойка системы! Впрочем, только что назначенный судья не должен был надеяться на другое; его уделом были наркоманы, проститутки, бесчисленные бездомные, специально совершавшие мелкие правонарушения, чтобы переночевать в теплой тюремной камере.
Кларенс вспоминал отца, сделавшего все возможное, чтобы вывести сына в судьи, прежде чем полностью рухнет его адвокатская карьера. «Судья – всего лишь адвокат со связями, – не уставал он твердить. – Судьи ничем не лучше тебя».
Сейчас Кларенс был готов в этом усомниться. Отцу не доводилось сидеть в ночном суде, забитом журналистами, слетевшимися на дармовое представление – непревзойденных в Сан-Франциско прокурора и адвоката: Абигайль Карнивали и Митчелла Дюрана. Юристы такой величины не явились бы в ночной суд, а пресса не нагрянула бы в таком количестве, если бы дело не было столь громким. Под черной мантией и белой рубашкой, которую жена выгладила недостаточно тщательно, Кларенс обливался потом. Ему очень не хотелось опростоволоситься, особенно уже на первом месяце судебной практики.
Абигайль Карнивали встала, и Кларенс вздрогнул. Началось! Абигайль быстро перечислила обвинения, предъявляемые штатом аппетитной блондинке.
– Ройс Энн Уинстон, – произнес Кларенс. Он наклонил голову, чтобы лучше разглядеть сквозь очки обвиняемую.
Ройс Уинстон стояла в растерянности; сейчас она выглядела далеко не такой сексуальной, как на фотографиях в бикини во вчерашней газете. Тем не менее судья беспокойно заерзал: его мужское естество должным образом прореагировало на хорошенькую обвиняемую. Немудрено, если он уже больше месяца не спал с женой.
– Ройс Энн Уинстон, – повторил судья, старясь придать голосу суровость, – вас обвиняют в нарушении статьи сорок третьей уголовного кодекса: в преднамеренном совершении на территории города и графства Сан-Франциско кражи в крупных размерах. Далее, вас обвиняют в нарушении статьи тридцать седьмой названного кодекса: в хранении восьми унций кокаина с целью перепродажи. Что вы можете сказать по сути обвинений?
Журналисты дружно подались вперед, чтобы услышать ее негромкий ответ:
– Я отрицаю обвинения. Дюран вскочил, испугав Кларенса. Обвинение не успело предложить сумму залога.
– Ваша честь, – начал Дюран, и судья едва не оглянулся: к кому так обращаются? Нет, он один здесь носил этот титул. – Обращаюсь к суду с просьбой обязать участников дела не обсуждать его в присутствии прессы.
Представители «четвертой власти» бурно запротестовали. Кларенс ударил молоточком, добившись тишины. Он самодовольно улыбнулся. К власти привыкаешь мгновенно.
– Продолжайте.
– Искаженные комментарии в прессе и, – Дюран обернулся к обвинительнице, – откровенные попытки заместительницы окружного прокурора попасть на первые страницы газет с целью способствовать своей политической карьере наносят ущерб праву моей подзащитной на справедливый суд.
– Возражаю! – Абигайль вскочила, словно подброшенная пружиной. – Ваша честь, я всего лишь, отвечала на вопросы журналистов без всякого посягательства на право мисс Уинстон на справедливый суд.
Мокрая от пота рубаха прилипла к груди Кларенса. Как ему поступить, оказавшись под перекрестным огнем? Он несколько раз ударил молоточком, прежде чем восстановилась тишина. Теперь Ройс Уинстон выглядела не сонной, а встревоженной; она не спускала с судьи глаз.
Опытные ищейки из местной прессы тоже впились в него своими злобными глазками. Он узнал Тобиаса Ингеблатта, устроившегося за спиной обвиняемой. Жена Кларенса верила каждому слову этого негодника, не стыдясь того, что ее представление о мире формировалось чтением в очереди к кассе супермаркета. Кларенс не сдержал улыбки, представив заголовок: «Судья Сидл призывает к порядку и затыкает рот прессе».
Вот он, шанс проявить власть! Можно провести в ночном суде целый год, видя одних наркоманов и шлюх, прежде чем выдастся такой случай сделать себе имя.
– Суд признает правоту защиты. Во избежание нарушения прав обвиняемой постановляю: всем сторонам воздерживаться от обсуждения дела. – Он не был уверен, правильно ли выразился, но смысл передал достаточно точно.
Дюран победно оглянулся на обескураженных журналистов. Кларенс заколебался. Следует ли ему немедленно выгнать прессу? Пока что на его счету числился всего один изгнанный из зала суда – пьяный, которого вырвало сразу после того, как он отказался признать себя обвиняемым.
Кларенс ударил молоточком по видавшему виды столу и провозгласил:
– Судебный пристав, очистите зал. Заседание продолжается.
Абигайль Карнивали снова вскочила, на этот раз вне себя от злости.
– Ваша честь, ввиду огромного количества кокаина, обнаруженного по месту жительства обвиняемой, и опасности, которую она представляет ввиду этого для общества, штат требует залога в сумме одного миллиона долларов.
– Господи! – пробормотал Кларенс. У него перед глазами лежала таблица залогов, и он видел, что обвинение допускает явный перебор.
– Ваша честь, – продолжала Абигайль, – у нас есть основания предполагать, что мисс Уинстон в состоянии покинуть страну. Она долгое время жила за границей и имеет родственников в Италии.
Ройс отчаянно клонило ко сну, у нее все плыло перед глазами, вся энергия уходила на то, чтобы оставаться в состоянии бодрствования. Она пыталась сосредоточиться на доводах Абигайль в пользу названной астрономической суммы. Таких денег ей не собрать никогда в жизни. Даже если бы она отыскала дядю Уолли, у него не нашлось бы таких денег. Она посмотрела на Митча; по его неповторимому профилю невозможно было понять, что у него на уме. Почему он не сказал ей, что возникнет проблема с залогом? «Доверься мне!» Значит, он снова обвел ее вокруг пальца?
– Ваша честь! – Митч встал, держа в руках бумаги. – Разрешите подойти к суду.
Судья Сидл немного помялся и ответил:
– Разрешаю.
– Я приготовил список подсудимых, которым за последний год было предъявлено обвинение в хранении наркотиков с целью перепродажи. Ни за одного из них обвинение не требовало столь высокого залога, хотя многие из них – рецидивисты, известные торговцы наркотиками. Среди них немало иностранных граждан, способных в любой момент удрать в Южную Америку.
Ройс напряглась, ожидая ответа Абигайль. Эта женщина была потрясающе красива, уверена в себе, холодна. «Черная вдова», – подумала о ней Ройс. Митч подошел к Абигайль и передал ей бумаги. Они встретились взглядами, и Ройс усомнилась, что эти двое были когда-то любовниками. Скорее они напоминали боксеров на ринге, ожидающих первого гонга.
Неужели между ними была любовь? Ройс не хотела размышлять на эту тему сейчас, когда так много было поставлено на карту. Вместо этого она стала наблюдать за судьей Сидлом, его прыгающим кадыком. Он казался ей растеряннее и обвинителя, и защитника. Захаживал ли он в тюрьму? Знает ли он, что с ней будет, если он согласится потребовать заведомо нереальный залог?
– С каких пор, – продолжал Митч ледяным тоном, – прожженные торговцы наркотиками выходят сухими из воды, а законопослушные граждане, ни разу не покушавшиеся на кодекс, ставятся перед необходимостью платить больше максимума? – Он бросил уничтожающий взгляд на Абигайль. – Ваша честь, я благодарен вам за мудрое решение удалить прессу. Как бы она расценила потворствование заместителя окружного прокурора торговцам наркотиками?
Ройс не сдержала улыбки, видя, как лицо лощеной Абигайль Карнивали приобретает цвет спелого баклажана. Она одернула себя: пытка еще не окончена. Препирательства продолжались довольно долго. Наконец судья Сидл вынес постановление о скромном залоге с небольшой надбавкой.
Дождавшись, пока судья удалится, Митч сказал Ройс:
– У меня есть залоговый поручитель. В качестве обеспечения мы используем твою «БМВ».
– Почему ты не сказал мне о проблеме с залогом?
– А ты испугалась, Ройс? – Его синие глаза вызывающе блеснули. – Я же просил тебя: доверься мне!
– Я имею право на осведомленность о существующих трудностях.
– Если бы это было серьезной трудностью, я бы поставил тебя в известность.
Переодеваясь из тюремного комбинезона в пресловутое платье с бисером, Ройс кипела от возмущения. Одновременно она была вынуждена согласиться, что Митч действует умело. Он переиграл Абигайль, воспользовавшись ее стремлением сохранить подобающий имидж и не запороть себе политическую карьеру.
Она уже признавала, что, имея адвокатом Митча, может уверенно смотреть в будущее. Ей не было свойственно хвататься за последнюю соломинку, и при иных обстоятельствах она постаралась бы обойтись без Митча. Однако обстоятельства были самые что ни на есть экстренные.
Она была на пределе сил, напуганная действиями неведомого противника. Ей был нужен Митч. Но Митч оставался злодеем: он намеренно бесил ее, требовал безоговорочного доверия, заставлял испытывать животный страх.
Он дождался ее появления и затащил на заднюю лестницу, чтобы уберечь от орды репортеров, поджидающей у выхода. Она думала, что они сядут в его «Вайпер», но вместо этого оказались в фургончике с надписью на дверце: «Пицца от Годзиллы: платишь за одну, получаешь две».
Внутреннее оборудование фургона напоминало начинку космической станции: Ройс никогда в жизни не видела столько электроники.
– Что это? – осведомилась она.
– Машина наблюдения. – Митч тронул водителя за плечо. – Познакомься: Пол Талботт. Он проводит расследование в интересах твоей защиты.
Фамилия «Талботт» запомнилась Ройс из материалов о Митче. На ее короткое приветствие Пол ответил так же кратко и завел двигатель. Ройс успела его разглядеть: светлые волосы, дружелюбные голубые глаза, сложение полузащитника из американского футбола.
Митч сел с ней рядом.
– Фургоны, развозящие пиццу, машины телефонных компаний – привычное зрелище в любом квартале. Пол проводит расследование, не вызывая ни малейших подозрений. Если Пол велит тебе сделать то-то и то-то – подчиняйся без рассуждений. Пол выступает от моего имени. Иногда другие дела не позволят мне быть рядом.
– С удовольствием буду сотрудничать с вами обоими, но настаиваю, чтобы меня держали в курсе дела. – Она выдержала негодующий – а какой же еще? – взгляд Митча, но прилив адреналина, испытанный в суде, кончился, и она чувствовала вялость. – Это не игра: под угрозой мое будущее.
Митч положил ей руку на плечо – теплую, дружескую руку.
– Ладно, объясняю. Пол везет тебя в квартиру, где ты поселишься…
– Хочу домой! – Господи, только бы очутиться в родной кровати! Она знала, что теперь ее окружают сплошные загадки, но была настолько измотана, что не могла заниматься разгадыванием ребусов и даже связно размышлять. Немного поспать – и она придет в норму. Только бы уснуть!
– Домой тебе нельзя. Там по-прежнему копается полиция, как на месте преступления. Да и журналисты облепили бы тебя, как саранча. Там собрались сплошные выродки, а за предводителя у них – паскудник Тобиас Ингеблатт собственной персоной.
– Часть нашей задачи в том и состоит, чтобы противостоять шельмованию в прессе, – сказал Пол, не оборачиваясь. – Что ни говори, а отношение общественности к обвиняемому часто влияет на решение присяжных.
– До суда ты не покажешься на глаза прессе. У тебя будет одна компания – твои защитники, – добавил Митч.
– Я должна увидеться с подругами и… – Она вскинула голову. Как она могла забыть?! – И с дядей Уолли. Ты узнал что-нибудь о нем?
– Похоже, он куда-то укатил, – ответил за Митча Пол. – Куда он мог отправиться, по-вашему?
– Никуда. Уму непостижимо, чтобы он уехал, не поставив в известность «Экземенер».
Она в тревоге размышляла о дяде, пока фургон, оставив позади ярко освещенные улицы элегантного района Президио Хейтс с его классическими, изящно оформленными домиками, рассыпанными среди безупречных викторианских строений, мчался в темноте. Потом они заехали в темный проезд и открыли с помощью дистанционного управления типичный для этих кварталов гараж на один автомобиль.
Митч помог Ройс выйти. Пол сказал:
– Я съезжу за Герт и вернусь.
Она поняла, что ею занимается слаженный, умелый дуэт. Митч, слегка поддерживая ее за талию, повел по узкой лестнице в квартиру над гаражом – бывшее помещение для прислуги при вилле, которую она успела заметить по другую сторону небольшого сада. Неподалеку плескался залив. Видимо, днем из окон виллы открывался вид ценой в добрый миллион долларов.
– Мы привезли все необходимое для кухни и ванной. С одеждой придется подождать, пока полиция не отдаст твою.
Митч распахнул дверь и щелкнул выключателем. Ройс увидела маленькую гостиную и кухоньку. Мебель цвета морской волны была совершенно новой и подбиралась специально с учетом женских предпочтений. Митч положил портфель на изящный кофейный столик.
– Спальня там, – махнул рукой Митч. – Ты спи, а я подожду Пола с Герт.
– Кто такая Герт?
– Она побудет при тебе, чтобы тебя никто не беспокоил.
Ройс поняла, что так и осталась заключенной, и открыла было рот, чтобы возмутиться, но вовремя опомнилась: Митч прав. Усталость мешала ей сосредоточиться. У нее не хватит сил, чтобы дать от ворот поворот цепким репортерам типа Тобиаса Ингеблатта.
– Мне необходимо принять ванну. В тюремном душе нет горячей воды – во всяком случае, ее хватает только на первую в очереди.
Митч плюхнулся на диван.
– Валяй.
В спальне стояла двуспальная кровать под гофрированным покрывалом и ночной столик музейного вида. Все здесь, как и в гостиной, выглядело совершенно новым. О том же говорил запах. Спальня еще больше соответствовала женскому вкусу, чем гостиная. У спинки кровати, выполненной в форме морской раковины, были навалены подушечки в наволочках цвета морской волны. Полотенца в той же цветовой гамме, вывешенные в ванной комнате, только что перекочевали сюда из магазина, зато древняя сидячая ванна подсказывала, что Ройс очутилась в одном из старинных и наиболее престижных городских районов.
В шкафчиках оказалось больше принадлежностей, чем могло понадобиться для короткого пребывания.
– Как долго я здесь пробуду? – громко спросила она, надеясь, что звук собственного голоса прочистит ей мозги, но так и не придумала ответ. Она отвернула краны и насыпала в глубокую ванну солей. Раздевшись, запихнула платье с бисером в ящик для грязного белья, сказав себе, что с ним связаны слишком неприятные воспоминания.
На двери был крючок, на крючке – махровый халат. Она надеялась, что найдет что-нибудь подходящее в платяном шкафу. Кто-то проявил о ней трогательную заботу.
Уже в ванне, погрузившись в воду по самый подбородок, но еще не замочив волос, она вспомнила, что следовало бы запереться. Она чувствовала себя стесненной в голом виде, зная, что в метре от нее сидит Митч. Однако вскоре мозг разобрался с тем, что уже давно зафиксировало зрение: замка в двери не было, остались лишь дырочки от шурупов.
Она много чего передумала, прежде чем ее утомленный мозг набрел на очевиднейший ответ.
– Видимо, Митч считает, что я способна покончить с собой, – сказала она пузырькам, поднимающимся со дна ванны. – Потому они и хотят приставить ко мне Герт.
Она взялась за края ванны, чтобы вылезти, выйти и сказать Митчу, что ни за что не совершит подобной глупости. Однако у нее не нашлось на это сил. Энергия была использована без остатка.
Она утомленно закрыла глаза, наслаждаясь забытой роскошью – горячей ванной и тишиной. В окружной тюрьме о тишине приходилось только мечтать: там вечно кто-то трепался или вопил. Она вспомнила, что в заключении ей также не хватало темноты, и устроила ее себе, смежив ресницы. Сущий рай!
Она задремала. Ей казалось, что она снова дома, в гостиной, знакомой с раннего детства. Ее окружали бесконечно милые предметы. Какая это прелесть – родной дом!
Но почему дома так темно? Она различала лишь оттенки одного и того же – черного – цвета. Почему не включают свет? Она потянулась к выключателю, перебирая пальцами по штукатурке, но выключатель куда-то подевался.
Смутная тревога не давала ей покоя. В кромешной тьме присутствовало что-то осязаемо зловещее. Нет, не что-то – кто-то.
В одном с ней помещении находился кто-то еще. Этот кто-то тяжело дышал. Она, подобно дикому зверю, почуяла смертельную опасность и инстинктивно отреагировала на нее: метнулась к двери с одной отчаянной мыслью: «Бегство или смерть!»
Ей в глаза блеснул свет – отражение уличного освещения, просачивающегося через стекло входной двери. Нож! Лезвие отливало серебром, ловя отблеск полной луны. Нож означал неминуемую гибель.
Невзирая на ужас, она констатировала, что нож какой-то необычный. Но это ничего не дало: прежде чем она сумела броситься наутек, холодное стальное лезвие прикоснулось к ее сонной артерии. У нее оставался единственный шанс на спасение – заорать изо всех сил, чтобы привлечь внимание соседей.
От собственного визга она распахнула глаза. Крик все еще метался под потолком ванной. Значит, она не дома? Где же? Мозг отказывался отвечать. Ах да, в квартире, куда ее привез Митч. Здесь ей ничего не угрожает.
Это был сон. Она перевела дух. Слава Богу.
Так уж ничего не угрожает? Это предчувствие. Ее попытаются убить.
В ванную ворвался Митч.
– Что за черт?
Она схватилась руками за горло, где только что было лезвие ножа, не сомневаясь, что нащупает кровь. Но пальцы остались чистыми. Тем не менее она была твердо убеждена, что получила предупрежделие об опасности.
– Почему ты кричала, Ройс? Теперь соседи вызовут полицию.
Она уперлась головой в край ванны, забыв, что пузырьки – недостаточное прикрытие для обнаженной груди.
– Иначе было нельзя.
Митч озадаченно посмотрел на нее. Она обратила внимание, что он снял галстук и расстегнул рубашку. Рукава рубашки были закатаны до локтей. Он щелкнул рычажком, чтобы пробка выскочила из стока.
– Вылезай.
Ройс не сразу сообразила, что в ванне стремительно убывает вода. Скоро в ней ничего не останется, кроме нее – голышом – и бесполезных пузырьков.
– Мне приснилось, что меня пытаются убить.
Митч подал ей махровый халат и деликатно отвернулся. Она встала. Пузырьки доходили ей до колен. Он вытащил ее из ванны, не дав завязать пояс халата. Как только ее ноги коснулись холодного кафеля пола, она едва не потеряла сознание от страха и изнеможения.
Ее по-прежнему не покидала мысль, что этому дому присуща какая-то тревожная несуразность. Усталость лишала ее способности решить очередную загадку.
– Я серьезно, Митч, – пробормотала она, пока он с непонятным выражением на лице растирал ее халатом. – Меня пытались убить.
Он заглянул ей в глаза. От его напряженного взгляда у любой женщины перехватило бы дыхание. Он высвободил из-под тяжелого ворота халата ее густые волосы.
– Послушай, ангел мой…
Его проникновенный тон заставил ее вздрогнуть. Ангел? Разве они не в аду?
– Тебе уже целую неделю не удается толком выспаться.
АНГЕЛ. Ласковое словечко не давало ей опомниться.
– От недосыпа недолго рехнуться и стать параноиком. Лишение сна – вернейший способ промывки мозгов.
– Это был не столько сон, сколько предчувствие.
– С тобой это часто бывает?
– Нет, впервые.
– Значит, это был кошмар, только и всего.
– Не кошмар, а предупреждение, – возразила она, позволяя ему вести ее в спальню. Сон был очень странным, в нем присутствовало какое-то вопиющее несоответствие. Но ее мозг отказывался работать.
– Они убили дядю Уолли. – Эта фраза вырвалась у нее непроизвольно, но она знала, что попала в точку. Точно так же она не сомневалась, что только что ей угрожал ножом психопат.
Вместо ответа Митч отбросил с кровати покрывало и осторожно опустил ее.
– Мы вернемся к этому разговору завтра.
– Ты мне не веришь. – Она заметила, что его больше привлекает незастегнутый халат у нее на груди, чем ее слова. – Меня кто-то преследует.
Митч присел с ней рядом и дотронулся до ее щеки.
– О том, где ты, знаем только мы с Полом. Герт – женщина, которая будет тебя охранять, – особа не из робкого десятка. Такие, как она, создали СС. У нее черный пояс каратистки и «магнум» на бедре.
Он приобнял ее, прижал к своей широкой груди. Она удивилась чувству надежности, охватившему ее в его объятиях, хотя она знала, что он ошибается: дядя Уолли убит, теперь очередь за ней.
Пока что она утешалась присутствием рядом сильного мужчины, заботящегося о ней. Она произнесла про себя: «Я в безопасности. Со мной Митч» – и окончательно уверилась, что угодила в ад.
Он дотронулся губами до ее лба; у нее шла кругом голова, ей было сложно определить, случайность это или поцелуй.
Он хотел встать, но она уцепилась за его руку.
– Спи, – сказал он. – Я побуду рядом. Мне надо подготовиться к завтрашнему процессу.
Она, не помня себя, потянулась к нему, не давая уйти. Он наклонился, и она обхватила его мускулистые плечи, прижалась к груди.
– Не бросай меня, – прошептала она. – Мне страшно!
Он опять обнял ее.
– Я никому не позволю тебя обидеть. – Он погладил ее по всклокоченной голове, слегка провел рукой по шее. – Даю слово.
– Митч? – Она даже не произнесла, а выдохнула его имя, все больше успокаиваясь, и дотронулась губами до его горла. Его рука застыла, отеческие ласки прекратились. – Обними меня!
– Ройс!.. – Он отпрянул.
Но она не хотела его отпускать. Унизительный страх забылся, но ей было куда надежнее в его объятиях. Она была ласкова от природы. Он стал укачивать ее. Она как бы невзначай запустила руку ему под рубашку, прикоснулась к волосам у него на груди. Мгновение – и она, не сознавая, что делает, уже принялась ласкать его налитую грудь.
– Ройс! – повторил он.
Несмотря на изнеможение и недавний смертельный испуг, она не лишилась чутья, а оно подсказывало, что он нуждается в ней так же сильно, как и она в нем. Сделка будет обоюдовыгодной, тем более что ей не улыбалось провести ночь в одиночестве. Она откинула голову, подставила ему губы, не возражая против того, чтобы халат окончательно распахнулся.
Он сжал ее лицо ладонями и впился ртом в податливые губы. От его поцелуя ее пронзило током с головы до ног. Началась восхитительная пляска двух языков. У нее уже болела грудь, особенно соски. Она подозревала, что существует причина, по которой ей не следовало бы так забываться, но никак не могла сообразить, в чем же она заключается.
Она сама направила его руку себе под халат. Не нуждаясь в дальнейшем руководстве, он самостоятельно нащупал один напрягшийся сосок. Она запустила пальцы ему в волосы и стала ожесточенно массировать ему затылок. Митч растянулся с ней рядом, распахнул на ней халат. Ее кожа оставалась после ванны розовой, влажной, пахнущей лавандой.
– Не останавливайся! – Неужели это были ее слова?
Его теплая, сильная ладонь легонько сдавила ей правую грудь. От прикосновения к ткани его рубашки сосок напрягся еще больше.
– До чего ты сексуальна, Ройс!
Осмелев от его поощрения, его страсти, она занялась исследованием содержимого его брюк.
Там стояла тропическая жара. Сначала она потеребила густые заросли, потом с уверенностью, не поколебленной бессонницей, взялась за могучий вал, погладила чувствительный кончик.
Инстинкт не подвел ее: Митч застонал и пробормотал:
– Черт, что ты делаешь?
Она продолжила исследования. Взвесив все найденное на ладони, она уважительно произнесла:
– Вообще-то я не удивляюсь, Митч. Я всегда знала, что у тебя крупный калибр.
– Это верно. – Его рука уже находилась у нее между ног, губы теребили изнывающий сосок. Действия языка стали напористыми, пальцы, раздвинув нежные складки, нашли главную точку и принялись за нее.
Она напряглась, потом ее охватила нега; ей казалось, что она падает в пустоту. Язык, обрабатывающий ей грудь, и умелые пальцы действовали в унисон. Сопротивляться было невозможно, да и не нужно. Она широко развела ноги, крепко взялась за его крупнокалиберное орудие.
– Ты такая горячая, Ройс, такая влажная… – За этими словами последовало неясное бормотание. Потом он приподнял голову, склонив ее набок.
