Текст книги "Не учите меня жить!"
Автор книги: Мэриан Кайз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
– А правда удивительно то, что предсказала гадалка? – просительно протянула я, чтобы направить его мысли в нужную колею.
– Не могу не признать, что попадание точное, – согласился он. – Безусловно, это знак. В обычных условиях я бы тебя предостерег, но, видимо, звезды распорядились иначе.
Именно это я и хотела услышать.
– Не считая отсутствия денег, он хорошо к тебе относится? – спросил Дэннис.
– Очень хорошо.
– Ладно. Для вынесения окончательного приговора надо все-таки на него посмотреть живьем, но до тех пор даю тебе мое временное благословение.
– Спасибо.
– В таком случае я бегу. Уже полпервого.
Заснула я счастливой.
30
Разумеется, на следующее утро, когда я проснулась и осознала, что сейчас нужно выползти из-под одеяла и идти на работу, настроение у меня было уже не то.
Мне хотелось спрятаться, но что делать: понедельник есть понедельник, а менять давно укоренившиеся привычки тяжко. Встреча с новым парнем, пусть даже таким замечательным, как Гас, не могла за одну ночь превратить меня в оптимистку, бодро вскакивающую с постели, не успеет отзвонить будильник, распевая: «Как здорово, что я не умерла ночью».
Не открывая глаз, я пошарила вокруг, нащупала кнопку выключения сигнала, выгадав себе еще пять минут тревожного от угрызений совести сна. Чего бы я сейчас не отдала за возможность не вставать! Все, что имею.
В ванной уже шумела вода. Отлично, там кто-то есть. Вставать, пока не освободится, бессмысленно. Еще пять минут свободы.
В комнату с шумом ворвалась Карен. Вид у нее был шикарный и очень деятельный, макияж – безупречный, что в столь ранний час производило несколько пугающее впечатление. Карен всегда выглядела ухоженной, как будто только что из салона красоты, и волосы у нее никогда не курчавились, даже под дождем. Бывают и такие люди. Но я к ним не отношусь.
– Люси, Люси, срочно просыпайся, – приказала она. – Я хочу поговорить с тобой о Дэниэле, был ли он когда-нибудь влюблен, я имею в виду, серьезно влюблен?
– Э-э-э…
– Брось, ты ведь его столько лет знаешь.
– Ну…
– Значит, не влюблялся, да?
– Но…
– А тебе не кажется, что сейчас ему самое время? – агрессивно осведомилась она.
– Да, – ответила я. Соглашаться всегда проще.
– Мне тоже.
Карен плюхнулась на мою кровать.
– И потом, я влюблена.
Мы немного полежали рядом молча. В ванной Шарлотта пела «Где-то над радугой».
– У этого Саймона, видно, прибор здоровый, – прокомментировала Карен.
Я кивнула.
– Ой, Люси, – драматически вздохнула она, – как на работу не хочется!
– И мне тоже.
И мы стали играть в «утечку газа».
– Правда, здорово было бы, если бы у нас на кухне случился взрыв газа? – спрашивала Карен.
– Да! Не очень сильный, но…
– Ну, достаточно сильный, чтобы мы остались дома…
– Но не настолько, чтобы кто-нибудь пострадал…
– Правильно, но дом будет частично разрушен, нас завалит, и мы застрянем здесь на несколько дней, будем только смотреть телик и листать журналы, и поневоле уничтожим все запасы в морозильнике, и…
Хотя «запасы в морозильнике» – не что иное, как полет безудержной фантазии. Там мы никогда ничего не держали, кроме огромного пакета зеленого горошка, который уже был, когда четыре года назад Карен поселилась в этой квартире. Иногда мы покупаем мороженое в больших коробках с твердым намерением лакомиться понемногу время от времени, чтобы хватило на месяц, но обычно оно не доживает до вечера.
Иногда для разнообразия мы играем не в «утечку газа», а в «землетрясение». Мы мечтаем о землетрясении с эпицентром в нашей квартире, но с неизменной предусмотрительностью не желаем смерти и разрушений никому, кроме себя самих. Да и себе не желаем, и разрушений сильных не надо – нам бы пару завалов за дверью квартиры, и все. Журналы, телевизор, мебель и еда в наших катастрофах чудесным образом остаются целы.
Иногда еще, бывало, мы мечтали сломать ногу или обе, привлеченные перспективой нескольких недель полного, ничем не нарушаемого лежания. Но прошлой зимой на занятиях по фламенко Шарлотта сломала мизинец на левой ноге (по крайней мере, такова официальная версия, а на самом деле она сломала палец, когда перепрыгивала через журнальный столик, будучи под сильным воздействием алкоголя) и сказала, что муки ее не поддавались описанию. Поэтому мы оставили мечты о сломанных конечностях и только иногда грезим об остром аппендиците.
– Ладно, – решительно заявила Карен, – я пошла на работу. – И добавила: – Сволочи.
Не успела она уйти, как явилась Шарлотта.
– Люси, смотри, я тебе принесла кофе.
– А-а, ну спасибо, – мрачно ответила я, приводя себя в сидячее положение.
В рабочей одежде и без косметики Шарлотта выглядит лет на двенадцать. Впечатление портит только ее огромная грудь.
– Давай быстрее, – сказала Шарлотта, – дойдем до подземки вместе. Мне надо с тобой поговорить.
– О чем? – осторожно спросила я, гадая, не ждет ли меня дискуссия о плюсах и минусах гормональных таблеток, которые принимают на следующее утро.
– Понимаешь, – с несчастным видом начала она, – вчера я спала с Саймоном… Как по-твоему, я очень гадкая, если за одни выходные переспала с двумя мужчинами?
– Что-о-о ты, – успокаивающе протянула я.
– Нет, я плохая, я сама знаю, но, Люси, я же не нарочно, – зачастила Шарлотта. – То есть, конечно, когда я делала это, то понимала, что делаю, но я же не собиралась спать с обоими! Откуда мне было знать в пятницу вечером, что в субботу я встречу Саймона?
– Разумеется, – с жаром согласилась я.
– Люси, это ужасно, я нарушаю мои собственные правила, – всхлипывала бедная Шарлотта, твердо решив как следует наказать себя. – Всегда говорила, что никогда, никогда ни с кем не лягу в постель в первый же вечер знакомства – так ведь с Саймоном я и не спала в первый вечер, потому что подождала до следующего дня, и даже не дня, уже вечер был. После шести часов.
– Так, значит, все в порядке, – сказала я.
– И это было волшебно, – добавила она.
– Хорошо, – ободрила ее я.
– Но как же быть с другим парнем, с тем, что в пятницу, – господи, даже имени его вспомнить не могу, – Люси, правда ведь, ужас какой? Представь, я показываю кому-то голую задницу и не могу даже вспомнить его имени. Дерек, кажется, его зовут Дерек, – с искаженным от мучительной работы мысли лицом пробормотала она. – Ты его видела; как, по-твоему, похож он на Дерека?
– Шарлотта, пожалуйста, прекрати терзать себя. Не можешь вспомнить, как его зовут, ну и ладно. Какая, в сущности, разница?
– Разумеется, никакой, – возбужденно ответила она. – Конечно, никакой. Или, может, он Джефф? Или Алекс? О господи! Да встанешь ты или нет?
– Сейчас встану.
– Хочешь, я тебе что-нибудь быстренько поглажу?
– Да, пожалуйста.
– А что?
– Что найдешь.
Шарлотта пошла за утюгом, а я ценой нечеловеческих усилий спустила ноги с кровати. Шарлотта с кухни кричала что-то о прочитанной где-то статье насчет операции по восстановлению девственной плевы и возвращению невинности, которую делают в Японии, и, как по-моему, не стоит ли ей такую сделать?
Бедная Шарлотта. Бедные мы все.
Все мы очень рады и благодарны за красиво упакованный (хотя и неохотно вручаемый) дар свободной любви, но кто та старая тетушка, та злая фея, что вместе с ним выдала каждой из нас увесистые мешочки с чувством вины?
От нас она благодарственных писем не дождется.
Как будто тебе дарят чудесное, коротенькое, облегающее, манящее, переливчатое красное платье при условии, что с ним ты будешь носить только грубые коричневые башмаки без каблука и ни грамма косметики.
Одной рукой дают, а другой – тут же отнимают.
На работе я определенно чувствовала себя намного лучше, чем в пятницу, когда уходила домой.
Меган и Меридия были предупредительны и милы. Друг с дружкой они не разговаривали, но это – дело обычное. Правда, время от времени Меган непринужденно роняла: «Хочешь печенье, Элинор?» или: «Фиона, передай мне, пожалуйста, дырокол», а Меридия в ответ шипела: «Меня зовут Меридия».
Со мной они были очень любезны. Что касается остальных сослуживцев, то время от времени я ловила на себе их заинтересованные взгляды, но уже не чувствовала себя настолько уязвимой, незащищенной и растерянной. Теперь все виделось мне в ином свете: я поняла, что счесть дурочками могли Меган и Ме-ридию, а не меня. В конце концов, ведь это они распустили глупую сплетню.
И. конечно, с пятницы в моей жизни произошла большая перемена. Я встретила Гаса. Каждый раз при мысли о нем я чувствовала, что меня окружает непробиваемая броня, что теперь никто не посмеет думать обо мне как о жалкой неудачнице, потому что… потому что я не такая, правильно?
По иронии судьбы в пятницу все думали, что я выхожу замуж, а у меня даже не было парня, а сегодня, в понедельник, когда я познакомилась с замечательным человеком, никто уже не осмеливался затрагивать в моем присутствии тему замужества.
Меня распирало от нетерпения рассказать Меридии и Меган про Гаса, но прощать их было еще рано, так что пришлось держать рот на замке, пока не миновала приличная для смертельной обиды пауза.
Другая причина, по которой я перестала быть центром всеобщего внимания, была очевидна: вчерашняя сенсация уже не сенсация.
Теперь все судачили о Хетти и безответной любви к ней Гадюки Айвора. Вероятно, в пятницу вечером у него поехала крыша, и он заявил всей компании, от исполнительного директора до вахтеров включительно, что влюблен в Хетти и убит ее уходом от мужа, хотя, строго говоря, его подкосил не уход Хетти от мужа, а лишь то обстоятельство, что от мужа она ушла не к нему.
Что касается самой Хетти, то от нее не было известий.
– Хетти сегодня будет или она все еще нездорова? – невинно спросила я у Айвора. Хетти прихворнула – по крайней мере, такой легенды мы все, видимо, решили придерживаться.
– Не знаю, – с увлажнившимся взором пробормотал он. – Но, если это вас так заботит, можете взять на себя ее работу, пока она не вернется.
Вот мерзавец!
– Разумеется, мистер Симмондс.
Размечтался, гаденыш.
– Что там у Хетти? – кинулась я к Меридии и Меган, когда Айвор утопал к себе и захлопнул дверь, затем, вне всяких сомнений, чтобы уронить голову на стол и зарыдать, как дитя. – Кто хоть что-нибудь знает?
– Я, я знаю, – выпалила Меридия, обрадовавшись случаю помириться со мной. – Я ей вчера звонила…
– Ах ты, стервятница! – воскликнула я.
– Так ты хочешь слушать или нет? – желчно осведомилась она.
Я хотела.
– …и по голосу она мне счастливой не показалась. Не показалась, – весомо и мрачно повторила Меридия, потрясенная семейной драмой Хетти.
Ее повествование прервал телефонный звонок. Меридия схватила трубку, пару секунд нетерпеливо слушала, потом рявкнула:
– Да, понимаю, но, к сожалению, в данный момент у нас неполадки в системе, и я не могу проверить ваш баланс. Позвольте, я запишу ваш номер и перезвоню вам позже. Угу, – кивнула она, ничего не записав, – да, есть. Перезвоню, как только смогу. – Она швырнула трубку на рычаг. – Проклятие! Чтоб их, этих клиентов!
– У нас действительно не работают компьютеры? – спросила я.
– Откуда я знаю? – с искренним удивлением откликнулась Меридия. – Я еще ничего не включала. Хотя, на самом деле, не думаю… Так о чем я? Ах да, Хетти…
Мы частенько так развлекались. Иногда говорили, что у нас неполадки в компьютерной сети, иногда отвечали, что у телефона уборщица, иногда притворялись, что телефон работает плохо, и мы не слышим собеседника, или вешали трубку, как будто связь прервалась сама собой, или делали вид, что плохо владеем родным языком («Я немножко не говорить английски»). Клиенты на нас сердились, требовали соединить их с нашим начальством; когда это случалось, мы без возражений «соединяли», через пару минут брали трубку и с елейной вежливостью уверяли бушующего клиента, что обидевший его работник уже собирает в коробку пожитки и освобождает стол.
Между тем Меридия поведала мне, как несчастна Хетти, какой худой и усталой она выглядит.
– Но она ведь всегда была худой и усталой, – возразила я.
– Нет, – раздраженно отмахнулась она, – сейчас сразу видно, что ей пришлось выстрадать, ведь она попала в такую трав-матичную… травматичную… э-э, травму.
– На самом деле не вижу, из-за чего ей переживать, – вмешалась Меган. – Два мужика, вместо одного, спят и видят, как они ее трахают. Два ума – и не только ума, заметь, – лучше одного, я всегда это говорила.
– Да что же это, в конце концов! – возмущенно закудахтала Меридия. – Как это на тебя похоже – сводить все к… примитивным животным инстинктам.
– Об этом, Гретель, можно говорить очень долго, – уклончиво ответила Меган. На ее роскошных спелых губах блуждала таинственная улыбка.
Прежде чем выскользнуть из комнаты, она пробормотала еще что-то; как мне показалось, там было слово «втроем».
– Меня зовут Меридия, – прорычала ей вслед Меридия. – Сучка безмозглая, – буркнула она, чуть успокоившись. – Так о чем я? Ах да. Она разрывается между двумя любовниками, – драматическим шепотом продолжала Меридия. – С одной стороны – Дик, надежный, честный Дик, отец ее детей. А с другой – Роджер, восхитительный, непредсказуемый, страстный…
Она говорила и говорила без остановки, до самого перерыва на обед. Тут я, разумеется, оставила работу, удрала из конторы и на целый час отправилась по магазинам.
То, что работать я с утра, по существу, еще не начинала, было совершенно неважно.
Я пошла на поиски открытки и подарка на день рождения Дэниэлу, что всегда было для меня сущим наказанием.
Я никогда не знаю, что дарить.
Что бы вы на моем месте купили человеку, у которого все есть? Вот и я мучаюсь. Может, книгу? Но ведь у него уже есть книга.
Кстати, не забыть ему это сказать. Ему понравится.
В результате я всегда покупаю что-нибудь ужасно прозаическое – носки, галстук или набор носовых платков.
А он, что хуже всего, умудряется каждый раз дарить мне чудесные подарки со значением. На мой последний день рождения, например, я получила однодневный абонемент в салон красоты – целый день райского блаженства. День, свободный от угрызений совести, солярий, массаж, восхитительное, ничем не замутненное безделье.
В общем, я купила ему галстук. Галстуков я уже два года не дарила, так что авось сойдет.
Но открытку выбрала действительно хорошую – милую, забавную, красивую, и подписала: «С любовью, Люси». Надеюсь, Карен ее не увидит и не обвинит меня в том, что я отбиваю у нее парня.
Оберточная бумага стоила почти столько же, сколько сам галстук. Наверно, ее покрывают настоящим золотом.
Галстук я упаковала уже на работе, но затем пришлось тащиться на почту, чтобы отправить подарок адресату. Конечно, можно было воспользоваться служебной почтой, но мне все же хотелось, чтобы Дэниэл получил свой галстук в текущем столетии, а два неандертальца, что работают у нас курьерами, этого гарантировать не могут. Не из вредности, нет, – они вообще-то приятные ребята, и с моей дурацкой свадьбой поздравляли меня искренне, – просто соображают медленно. Помогут чем могут, но могут не все – вот, пожалуй, самое точное для них определение.
За этими заботами незаметно пробило пять часов, и, подобно пуле из ружейного ствола, я полетела домой.
31
Люблю вечера в понедельник. Я нахожусь на том жизненном этапе, когда будни предназначены для отдыха от выходных, и не могу понять ту часть человечества, которая придерживается другого мнения.
Вечер понедельника обычно единственный за неделю, когда Карен, Шарлотта и я одновременно оказываемся дома, измученные похождениями минувших выходных.
Во вторник вечером Шарлотта ходит в студию танца фламенко (или фламинго, как думала она, а у нас недоставало духу ее поправить). В среду вечером наша квартира тоже, как правило, недосчитывается одного-двух жильцов. А в четверг уходят все, активно готовясь к грядущему безудержному единению с народом. Вечер четверга – разминка перед бурным разгулом выходных, когда дома не появляется ни одна из нас (разумеется, с временными поправками на мою депрессию).
Вечер понедельника – начало новой жизни: мы идем в супермаркет и накупаем яблок, винограда и обезжиренных йогуртов на неделю вперед. В этот вечер мы едим приготовленные на пару овощи, говорим, что пора отказаться от пиццы, что мы больше никогда не выпьем ни капли спиртного, ну. по крайней мере, до следующих выходных точно ни капли.
(Во вторник мы возвращаемся к макаронам и вину, в среду обогащаем рацион мороженым, шоколадным печеньем и парой кружек пива в пабе, в четверг после работы идем в бар с сослуживцами и балуем себя китайскими деликатесами навынос, а с пятницы до воскресенья уже ни о каких ограничениях говорить не приходится. Затем наступает понедельник, и мы опять покупаем яблоки, виноград и обезжиренные йогурты.)
Когда я пришла, Шарлотта была уже дома. Она разгружала сумку из «Теско» и выбрасывала из холодильника тонны просроченных, так и не съеденных обезжиренных йогуртов, чтобы освободить место для новых покупок.
Я поставила свой пакет из «Уэйтроуз» рядом с ее сумкой из «Теско», чтобы они могли поболтать без помех.
– Покажи, покажи, что ты купила? Что-нибудь вкусненькое? – спросила Шарлотта.
– Яблоки…
– А-а. Я тоже.
– …и виноград…
– Я тоже.
– …и обезжиренный йогурт…
– Я тоже.
– Так что, извини, ничего вкусненького нет.
– И слава богу, очень хорошо, потому что с сегодняшнего дня я решила правильно питаться.
– Я тоже.
– Чем меньше соблазнов, тем лучше.
– Правильно.
– Карен тоже зайдет в магазин на углу. Будем надеяться, что и она ничего хорошего не купит.
– К мистеру Пападопулосу?
– Да.
– Не купит.
– Почему?
– Там ничего хорошего вообще не бывает.
– Пожалуй, ты права, – задумчиво изрекла Шарлотта. – Все там какое-то… грязноватое, что ли? Даже на такие вкусности, как шоколад, глядеть не хочется, он у них, наверное, с довоенных времен лежит.
– Да, – согласилась я. – Действительно, повезло нам. Представляешь, на что мы были бы похожи, если б жили рядом с хорошим магазином, где продаются всякие деликатесы.
– На коров, – предположила Шарлотта. – Или на слоних.
– Вообще, если задуматься, – продолжала я, – это одно из неоспоримых преимуществ нашей квартиры. Так и надо писать в объявлениях: четырехкомнатная квартира, с полной обстановкой, во второй зоне, рядом с метро и автобусом, за много километров от магазина, где продают нормальный шоколад.
– Точно! – восхитилась Шарлотта.
– А вот и Карен.
Вошла Карен, с мрачным видом вывалила свои покупки на кухонный стол. Она явно пребывала в раздражении.
– Что случилось, Карен? – спросила я.
– Слушай, какая сволочь положила в кошелек для мелочи песеты? Мне было так неловко. Мистер Пападопулос теперь думает, что я хотела его надуть, а вы же знаете, что говорят об отношении шотландцев к деньгам!
– А что говорят? – спросила Шарлотта. – Ах да, что вы очень скупые. Ну, вот видишь…
Тут она осеклась, потому что посмотрела Карен в лицо.
– Кто их туда положил? – грозно спросила Карен. Устрашать она умеет.
Я подумала: может, соврать и свалить все, например, на этого пятнистого (Дерека или Джеффа?), бедного отвергнутого мальчика, который звонил вечером в воскресенье, спрашивал Шарлотту, а ему ответили, что таких здесь нет.
Потом решила отрицать все.
– Э-э-э…
Но отказалась и от этой мысли.
Карен все равно потом выяснит. Карен меня расколет. И моя нечистая совесть будет мучить меня, пока я не сознаюсь.
– Прости, Карен, наверно, это я виновата… То есть в кошелек я их не клала, но в доме они появились по моей вине.
– Но ты же никогда не была в Испании.
– Правильно, не была, мне дал их Гас, а я не хотела брать и, должно быть, оставила на столе, а кто-то еще, наверно, убрал в кошелек, приняв в темноте за настоящие деньги…
– А, если Гас, тогда ладно.
– Да ну? – изумленным хором протянули мы с Шарлоттой. Карен нечасто бывает столь снисходительна и покладиста.
– Да, он такой хороший. Просто лапочка. Сумасшедший, конечно, но ужасно милый… Элизабет Ардент… – тихонько хихикнула она. – Смешной.
Мы с Шарлоттой тревожно переглянулись.
– И тебе не хочется его поколотить? – в беспокойстве спросила я. – Или отправить к Пападопулосу объяснять, что ты не бесчестная шотландская скупердяйка, и…
– Нет, нет, нет, – добродушно отмахнулась она.
Эта неожиданная перемена в Карен очень меня растрогала: теперь она казалась намного милее, не такой агрессивной.
– Нет, – продолжала она, – довольно будет и тебя. Ты справишься. Можешь сходить к мистеру Пападопулосу и извиниться.
– Э-э-э…
– Прямо сейчас идти необязательно. Не спеши, пообедай, только не забудь: магазин работает до восьми.
Я уставилась на нее, не понимая, шутит она или нет. Хотелось бы знать точно, чтобы не суетиться и не нервничать понапрасну, а потом выяснить, что тебя разыграли.
– Ты серьезно или как? – с надеждой спросила я.
После короткой напряженной паузы Карен сжалилась.
– Ладно уж, я пошутила. С тобой сейчас лучше дружить – все-таки подружка Дэниэла.
И одарила меня очаровательной, обезоруживающей, «я такая взбалмошная, но я такая прелесть», улыбкой, и мне оставалось только вяло улыбнуться в ответ.
Дуться на соседок по квартире я не имею права, тем более что на сей раз Карен просто нарывалась на скандал, а я скандалов панически боюсь.
– Не забывай только почаще говорить ему, какая я замечательная, – сказала она, – и что мужчины влюбляются в меня пачками.
– Хорошо-хорошо, – кивнула я.
– Я готовлю брокколи на пару, – вмешалась Шарлотта, уводя разговор от опасной темы к домашним делам. – Кто хочет?
– А я – паровую морковь, – сообщила я, – так что, может, тоже попробуете?
И мы заключили тройственное соглашение о равном потреблении всех приготовленных на пару овощей.
– Да, Люси, – небрежно заметила Карен. Слишком небрежно. Я насторожилась. – Звонил Дэниэл.
– Очень хорошо… Кто-кто, Дэниэл?
Устроит ее мой равнодушный тон или нет?
– Мне, – торжествующе продолжала она. – Он звонил мне.
– Здорово.
– Не тебе. Мне.
– Поздравляю, Карен, – рассмеялась я. – Значит, вы теперь вместе?
– Очень похоже на то, – самодовольно ответила она.
– Рада за тебя.
– Тебе лучше смириться с этим.
Мы поели овощей, посмотрели сериал, потом душераздирающий документальный фильм о естественных родах. Фильм досматривали буквально в корчах: женщины с искаженными от боли лицами, потные, задыхающиеся, стонущие, произвели на нас сильное впечатление.
А ведь мы – я, Карен и Шарлотта, – точно такие же.
– Господи, – с окаменевшим лицом выдохнула Шарлотта, не отрывая от экрана расширенных от ужаса глаз, – никогда не буду рожать.
– И я не буду, – с жаром согласилась я, внезапно осознав все преимущества целомудрия и воздержания.
– Но ведь можно сделать спинномозговую анестезию, – возразила Карен. – Тогда ничего не почувствуешь.
– Она не всегда действует, – напомнила я.
– Правда? А ты откуда знаешь? – встрепенулась она.
– Люси права, – вступилась за меня Шарлотта. – Моя золовка говорит, что на нее ни капли не подействовало, и она страшно мучилась и вопила так, что было слышно за три улицы.
История хорошая и рассказана талантливо, но верить Шарлотте я не спешила: она из Йоркшира, где обожают рассказы о невыносимой боли.
Карен страшная сказка Шарлотты, кажется, тоже не особенно напугала. Сила духа Карен такова, что на нее спинномозговая анестезия подействует обязательно, просто не посмеет не подействовать.
– А как же кислородная маска, а закись азота? – спросила я. – Разве они не должны облегчать боль?
– Кислородная маска! – презрительно фыркнула Шарлотта. – Подумаешь, маска! Толку от нее – все равно что ампутированную руку пластырем заклеивать!
– Боже мой, – слабо сказала я, – боже мой. Может, еще что-нибудь посмотрим?
Примерно без двадцати десять кратковременное насыщение от паровых овощей прошло, уступив место настоящему голоду.
Кто дрогнет первым?
В обстановке нарастающего напряжения Шарлотта как бы между прочим спросила:
– Кто хочет пойти прогуляться?
Карен и я благодарно вздохнули.
– Куда прогуляться? – осторожно спросила я.
Присоединяться к мероприятию, не связанному с едой, мне не хотелось, но Шарлотта не разочаровала меня.
– За жареной картошкой, – застенчиво ответила она.
– Шарлотта! – хором возмутились мы с Карен. – Как не стыдно! А наши благие намерения?
– Но я есть хочу, – пропищала она.
– Съешь морковку, – предложила Карен.
– Чем морковку, лучше я ничего не буду, – честно призналась Шарлотта.
Я понимала, каково ей. Я тоже скорее сжевала бы кусок каминной доски, чем морковку.
– Ладно, – вздохнула я. – Если ты действительно умираешь от голода, схожу с тобой.
Я была готова прыгать от восторга. Мне так хотелось жареной картошки!
– Кстати, – вздохнула Карен, как будто ей было невыносимо тяжко, – если тебе станет от этого легче, можешь и мне купить порцию.
– Если это только затем, чтобы меня меньше мучила совесть, не надо жертв, – нежно ответила Шарлотта. – Вам совершенно необязательно нарушать диету только из-за того, что у меня нет силы воли.
– Мне совсем нетрудно, – возразила Карен.
– Нет, правда, – не унималась Шарлотта, – тебе-то зачем страдать ради меня? Проживу и с больной совестью.
– Заткнись, пожалуйста, и купи мне картошку! – заорала Карен.
– Большой пакет или маленький?
– Большой! С соусом карри и копченой колбасой!
