Текст книги "Город Звёзд"

Автор книги: Мэри Хоффман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

Глава 3
Разделенный город

Зарина, кобыла, которую готовил к Скачкам округ Девы, произвела на герцога Никколо неплохое впечатление. Резвая каштановая трехлетка, готовая до конца выложиться на Звездных Скачках. Что-то в глубине сознания герцога настойчиво наводило его на мысли об округе Овна, и, повинуясь внезапному капризу, он решил посетить и эти конюшни.

Точно так же, как Дева была породнена с Джильей, а Близнецы с самой Реморой, так и округ Овна был связан с Беллецией. Поэтому герцогу больше всего хотелось, чтобы их лошадь ничего не добилась на Скачках. Разумеется, внешне он ничем не проявлял своих чувств. Для простых конюхов посещение конюшен самим герцогом Джильи было великой честью, и он держался предельно любезно, как и положено аристократу по отношению к простому люду.

И эти люди, конюший и его сын, похоже, полностью ощущали, какая им оказана честь. Они суетились вовсю и рады были – идиоты! – показать ему своего лучшего скакуна. Будь у них хоть капля здравого смысла, они сказали бы ему, что собираются выставить совсем другую лошадь! Вообще говоря, этот их Архангел – замечательное животное.

– Великолепно, великолепно! – произнес он сердечно, тоном благожелательного покровителя. – Деве будет не так-то просто побить вас, хотя лошадь и у нас тоже очень неплохая.

– Ну, ваша светлость, – вежливо ответил Паоло, – еще слишком рано говорить об этом. Многое может случиться до дня Скачек. Да и в сам день тоже.

– Воистину так, – согласился герцог. Он чувствовал уже усталость и стремился поскорее вернуться в уют папского дворца. Однако перед тем, как выйти из конюшни, он остановился, чтобы взглянуть на серую кобылу и ее черного как смоль жеребенка. На спину жеребенка была накинута попона.

– Что с малышом? – спросил Никколо.

– Немного лихорадит, ваша светлость, – ответил Паоло. – Мы решили поберечься, он ведь только этой ночью родился.

Никколо кивнул.

– Осторожность никогда не вредит, – сказал он и неопределенно махнул рукой. На выходе ему пришлось слегка наклонить голову, едва не задевавшую притолоку. Паоло последовал за герцогом, чтобы показать ему и остальные помещения. Едва они удалились, как над головой Чезаре послышалось громкое чиханье, заставившее его стремглав броситься вверх по лестнице, ведущей на сеновал.

Джорджия всё время наблюдала за происходящим внизу сквозь щель между досками.

– Молодец, что не чихнула, пока герцог оставался здесь, – сказал Чезаре, и они дружно захихикали, словно одурев от облегчения. Слава Богу, гость не увидел ни Джорджию, ни жеребенка. Точнее говоря, жеребенка он видел, но даже не представлял, что же он видит.

В люке появилась седоватая голова Паоло.

– Всё в порядке, – сказал он. – Но висело, надо сказать, на волоске. Чем скорее мы отправим Мерлу в Санта Фину, тем лучше.

– Мы забираем Звездочку и жеребенка из города, – объяснил Джорджии Чезаре. – Отец считает, что так будет безопаснее. Узнав, что произошло у нас в Овне, другие округа начнут завидовать нам и могут попытаться похитить малыша.

Пока герцог Никколо находился в конюшне, Джорджия успела переодеться. Роста она и Чезаре были примерно одинакового. То ли он был низковат для своего возраста, то ли тальянские подростки уступали в росте своим сверстникам из двадцать первого века. Паоло окинул Джорджию критическим взглядом.

– Вот теперь ты больше похожа на жительницу Реморы, – сказал он. – Хотя люди все равно будут удивляться серебряным украшениям в сочетании с одеждой паренька, помогающего ухаживать за лошадьми.

– Ну, я ведь не из Реморы, – заметила Джорджия. – И я всё еще ничего не знаю ни о вашем городе, ни об этих, похоже, чрезвычайно важных для вас скачках. А еще вы так и не закончили рассказывать мне о Странниках.

– Для этого еще будет время, – сказал Паоло. – Теперь же тебе надо познакомиться с городом. Если твоя стравагация не отличается от всех прочих, тебе нужно будет вернуться домой к наступлению темноты. Это дает тебе несколько часов времени. Думаю, что Чезаре не откажется совершить с тобой прогулку по Реморе. И о Звездных Скачках он расскажет тебе всё, что ты только захочешь.

* * *

В своем дворце Папа осторожно снял с себя расшитую серебром ризу. Сейчас на нем была розовая шелковая сутана, делавшая не такой внушительной – хотя он и уступал в росте своему брату, герцогу Джильи, – его крупную фигуру. Помимо того, Фердинандо были менее честолюбив, чем Никколо. Ему по душе были спокойная жизнь, изысканные вина и хорошо приготовленная пища, мягкая постель и любимое собрание редких манускриптов. Обет безбрачия, не позволявший Папе иметь жену и детей, не слишком тяготил Фердинандо. Пламя страсти лишь изредка вспыхивало в нем даже в далекой юности, а сейчас бокал беллецианского красного и дебаты с кардиналами по спорным вопросам теологии были для него намного предпочтительнее вечных забот о том, как заставить женщину чувствовать себя счастливой.

Единственными женщинами, с которыми он теперь встречался, были его двоюродные сестры и племянницы – немногочисленные, поскольку семейство ди Кимичи состояло преимущественно из мужчин. В этой связи Фердинандо беспокоил только вопрос о наследовании. Его средний племянник Карло будет принцем Реморы, но кто после него, Фердинандо, станет Папой? Было невыносимо тяжело думать о том, что на этом месте может оказаться кто-то, не принадлежащий к их семейству. Фердинандо надеялся, что визит младшего племянника, Гаэтано, свидетельствует о пробудившемся в нем интересе к церкви, но пока что юноша выглядел хмурым и, судя по всему в папском дворце чувствовал себя не слишком уютно.

Всё это вызывало у Фердинандо ощущение легкого недовольства собой. По большей части ему удавалось не думать о том, что он является всего лишь номинальным владыкой, марионеткой в руках более умного и более безжалостного старшего брата. Конечно, именно Никколо подал в свое время мысль о том, что Фердинандо следует стать служителем церкви, и деньги Никколо обеспечили Фердинандо быстрое восхождение к сану кардинала, а затем и Папы. Фердинандо смущало воспоминание о том, в насколько удобное для него время скончался его предшественник, Папа Август II. Тот, правда, был уже стариком, и Фердинандо быстро перестал думать об этом.

Быть властелином крупнейшего города страны и главой ее церкви означало комфорт, даже роскошь, и почтение – внешнее, по крайней мере. Прохожие падали на колени, когда Фердинандо проходил мимо них по улицам города. Забыть о том, что он мало чем напоминает Пап времен расцвета Ремской империи, Фердинандо, однако, не мог. И чистый взгляд юного Гаэтано вновь и вновь напоминал ему об этом.

– Обед подан, ваше святейшество, – объявил слуга.

Фердинандо тяжело поднялся и прошествовал к обеденному столу. Глаза его заблестели при виде серебряных бокалов, расставленных на столе, залитом светом такого множества свечей, словно это был алтарь Дуомо, главного собора Реморы. За покрытым белоснежной скатертью столом должны были сидеть только он сам, Никколо и Гаэтано, но вокруг стояло не меньше дюжины слуг, готовых исполнить каждое их пожелание.

После короткой благодарственной молитвы, прочтенной на талике, древнем языке Реморы и всей Талии, они приступили к трапезе. Фердинандо ел медленно, со вкусом, смакуя каждое старательно приготовленное блюдо. Никколо ел мало, но много пил. Гаэтано поглощал всё поставленное перед ним с максимально совместимой с правилами хорошего тона скоростью. Можно было подумать, что день он провел за тяжкой работой в поле, а не бесцельно бродил по дворцу, с тоской думая о своих друзьях и любимых книгах.

– Как у тебя прошел день, брат? – поинтересовался Фердинандо.

– Не без пользы, – ответил Никколо. – Повидал твоего красавца Бенвенуто, навестил мою Зарину, а потом побывал еще и в конюшнях Овна.

Фердинандо приподнял бровь.

– И кого они выставят в этом году?

– Отличного гнедого мерина по кличке Архангел, – ответил Никколо. – Крепкий и резвый скакун. Я бы сказал, что у них неплохие шансы.

Гаэтано фыркнул, тут же притворившись, что нечаянно поперхнулся вином.

– Тебе следовало бы пойти со мной, Гаэтано, – спокойно проговорил его отец. – Получил бы немалое удовольствие.

Гаэтано, действительно, любил лошадей и был одним из лучших в семействе наездников. Может быть, сделало свое дело выпитое вино, но юноша почувствовал, что его недовольство отцом и Реморой как-то пошло на убыль.

– Надо было бы, наверное, – ответил он. – Вы и остальные конюшни намерены посетить? Завтра я с радостью сопровождал бы вас.

– Да, вероятно, я так и сделаю, – сказал Никколо, еще минуту назад вовсе не думавший об этом. – Не повредит взглянуть на соперников. К тому же мы ведь не хотим, чтобы другие округа почувствовали себя обойденными, верно ведь?

* * *

Когда они вышли на улицы Реморы, у Джорджии буквально отвисла челюсть. Одно дело услышать от Паоло, что у них сейчас шестнадцатое столетие, и совсем другое – оказаться в городе с улицами, мощенными булыжником, городе, где нет автомобилей, а дома стоят так близко друг от друга, что бельевые веревки натягивают поперек улиц, а кошки перепрыгивают с крыши на крышу.

Повсюду в той части города, которая, как сказано было Джорджии, именовалась округом Овна, можно было увидеть изображения и символы этого животного. На каждом перекрестке были статуи, изображавшие Овна с его изогнутыми рогами, некоторые дома были украшены красно-желтыми флагами с изображением Овна, вставшего на дыбы и увенчанного серебряной короной, а чуть ли не через каждые несколько шагов в стены были вделаны небольшие кольца опять-таки в форме вздыбившегося Овна.

– Что это? – указав на одно из них, спросила Джорджия.

– Коновязи, – ответил Чезаре. – А ты посмотри-ка наверх!

Джорджия подняла глаза и футах в тридцати от земли увидела еще несколько подобных колец.

– Это для крылатых лошадей, – прошептал Чезаре. – Так во всех округах заведено. На всякий случай.

Он вывел Джорджию на небольшую площадь. С севера она замыкалась внушительного вида храмом, а в ее центре располагался фонтан. Яркие солнечные лучи, падая на воду, превращали его в подобие сверкающего веера. Поток воды извергался из уст гигантского Овна с отделанными серебром рогами. Серебряными были и трезубцы окружавших бассейн тритонов.

– Это Fonte d'Argento, Серебряный фонтан, – объяснил Чезаре. – Округ Овна – побратим гильдии серебряных дел мастеров, и они так вот украсили его для нас. Каждый округ породнен с одной из городских гильдий. Дева с живописцами, Близнецы с банкирами. – Он засмеялся. – Могло бы и наоборот быть. Как-никак, ди Кимичи – банкиры, а Джилья, город Девы, их главный оплот. Впрочем, они известны и своим покровительством искусству, так что живописцы тоже вполне подходят.

– Ты меня совсем запутал, – сказала Джорджия. – Я думала, что Дева – один из округов этого же города. Как может она одновременно относиться еще к какому-то другому из городов?

Они присели на каменную скамейку рядом с фонтаном, и Чезаре начал терпеливо объяснять:

– Каждый округ Реморы породнен с одним из городов-государств Талии. Только округ Близнецов относится к одной лишь Реморе. Дева-Владычица связана с Джильей, а Овен с Беллецией.

– А как называются другие округа? – спросила Джорджия – Пока я слышала от тебя только о трех.

– Телец, Рак, Львица, Весы, Скорпион, Стрелец, Козерог, Водолей и Рыбы, – загибая по очереди пальцы, перечислил Чезаре.

Джорджия на мгновенье задумалась, а потом с торжествующим видом воскликнула:

– Поняла! Это же знаки зодиака, верно ведь? Астрология! Только погоди-ка… Почему Львица? Там, откуда я пришла, это просто Лев.

– Только львица могла вскормить близнецов, – деловито ответил Чезаре. – Ну, ты же знаешь, Ромула и Рема.

– В моем мире это была волчица, – заметила Джорджия. – А почему этот округ не породнен с самой Реморой?

– Он породнен с Ромулой, – ответил Чезаре.

Джорджия покачала головой. Годы, наверное, нужны, чтобы разобраться во всём этом.

– Пошли на Поле, – сказал, подымаясь со скамейки, Чезаре. – Там проще будет объяснять.

Пройдя по узкому переулку, они вышли к самому ошеломляющему месту, какое только приходилось видеть Джорджии. Выходя на Поле, человек чувствовал то же, что мог бы чувствовать, освободившись из тюрьмы или появившись на свет после тяжких родов. Джорджии хотелось закричать во весь голос.

Поле представляло собой крут – огромный круг, залитый солнечным светом и окруженный со всех сторон величественными зданиями. В его центре находился большой фонтан с возвышавшейся стройной колонной. А само пространство Поля, вымощенное уложенными елочкой кирпичами, было разделено на равные, ограниченные прямыми линиями секторы. Всё вместе напоминало разрезанный поперек апельсин. Посредине каждого из секторов был помещен знак звезды.

– Видишь, – сказал Чезаре. – Двенадцать секторов – по одному для каждого из округов. И путь в каждый округ ведет из его сектора. Мы стоим сейчас на участке Овна.

– Но здесь четырнадцать, а не двенадцать секторов, – сосчитав, возразила Джорджия.

– Два добавочных ведут на Звездную Дорогу, – объяснил Чезаре. – Это что-то вроде нейтральной полосы, ведущей от Ворот Солнца к Воротам Луны. Как видишь, на этих секторах изображены как раз знаки Солнца и Луны. По этой дороге каждый может ходить в любое время.

– А по другим дорогам не может? – недоверчиво спросила Джорджия.

– Ну, это зависит от того, в каком ты живешь округе, – ответил Чезаре. – Овен в дружбе со Львицей и Стрельцом, но враждует с Рыбами. Рыбы соседствуют с нами на юго-западе, так что забредать в ту сторону нам небезопасно.

– А как они смогут отличить нас? – спросила Джорджия.

– По расцветке, – не задумываясь, ответил Чезаре, показав на свой шейный платок. Он был тех же красного и желтого цветов, что и стяги, которые Джорджия видела уже на улицах Овна. Тут же сообразив, что и на ней самой платок тех же цветов, символизирующий верность своему округу, Джорджия покачала головой. Ну, прямо как в уличных бандах Лос-Анджелеса.

– А нельзя быть самим по себе? – спросила она. – Не принадлежать ни к одному из округов?

– Не принадлежать ни к какому округу? – словно ушам своим не веря, повторил Чезаре. Таким же тоном, подумала Джорджия, Рассел произносил «это же не просчитывается», столкнувшись с чем-то, чего он не мог понять.

– Каждый в Реморе рожден в каком-то из округов, – еще раз попытался объяснить Чезаре. – Даже если ребенок рождается неожиданно, в то время как его мать гостит в другой части города, так она ведь отправится туда с мешочком земли из своего округа. Эту землю рассыплют под ее ложем так, чтобы ребенок мог родиться на родной земле.

До сих пор этот город представлялся Джорджии похожим на сборище фанатичных болельщиков разных футбольных клубов, но сейчас она поняла, что всё обстоит намного сложнее.

– Ладно, – сказала она. – У вас два близких союзника и один враг. А как насчет остальных восьми округов?

– Ну, в тех можно чувствовать себя достаточно безопасно, – ответил Чезаре. – Хочешь побывать в одном из них?

Они зашагали по Полю, заполненному множеством ларьков, в которых продавались закуски и напитки, флажки и значки всевозможных цветов. Джорджия выбрала себе красно-желтый значок Овна. Теперь она уже и сама начала замечать, что каждый прохожий носит на себе шейный платок или какой-нибудь иной знак цветов своего округа. На одетых побогаче можно было увидеть цветные шелковые ленты.

Синий и пурпурный, зеленый и желтый, красный и черный… Чезаре указывал на них и, не задумываясь, объяснял: Скорпион, Козерог, Львица. Неожиданно рядом оказалась группа молодых людей с розово-синими ленточками. Они немедленно начали тыкать пальцами в сторону Чезаре и Джорджии, обмениваясь при этом насмешливыми замечаниями.

– Быстрее, – прошипел Чезаре. – Рыбы! – Он потянул Джорджию в переулок на стороне Поля, противоположной той, откуда они пришли. – Это территория Стрельца, сюда они не посмеют сунуться.

Молодые представители Рыб, громко переговариваясь, вошли в соседний проулок.

– Направляются в округ Скорпиона, – прислушавшись, сказал Чезаре. – Это, разумеется, один из их союзников.

– Ну, разумеется, – саркастически заметила Джорджия.

Чезаре окинул ее озабоченным, серьезным взглядом.

– Это не игра, – сказал он. – Тебе необходимо усвоить всё это, если хочешь чувствовать себя в безопасности.

Джорджия заметила, что округ Стрельца во многих отношениях схож с Овном. Точно так же повсюду встречались статуи – только изображала каждая из них кентавра с луком и стрелами. Точно так же перед храмом располагалась площадь с фонтаном в центре. Фонтан этот, по словам Чезаре, назывался Fonte Dolorosa, Фонтан Печали. Когда Чезаре приветственно помахал рукой группе подростков с красно-пурпурными значками, они ответили ему тем же.

– Стрельцы, – прошептал Чезаре.

– Dolorosa, – проговорила Джорджия, словно перекатывая языком каждый слог. – Звучит так грустно. Почему его так назвали?

Чезаре пожал плечами.

– Не знаю. Он стоит перед церковью святого Себастьяна. Может быть, потому, что этот святой принял смерть, весь утыканный стрелами.

– Погоди, – сказала Джорджия. – В каждом округе у вас и церковь, и святые, и всё такое прочее, но, с другой стороны, всё как бы подогнано под знаки зодиака. Разве это не странно? Я хочу сказать, что в моем мире церковь выступает против астрологии, считая ее одним из суеверий. Заметь, правда, что неверующие – а их у нас большинство – считают суеверием и саму церковь.

Девочка сразу же поняла, что Чезаре понятия не имеет, о чем она говорит. Оставив эту тему, она спросила:

– А какая гильдия породнена со Стрельцом?

– Гильдия коневодов, – с довольным видом ответил Чезаре. – Повезло нам на союзников, верно ведь?

– Конюшни есть у каждого округа? – спросила Джорджия, почувствовав внезапно, что этот город и впрямь становится близок ей.

– Конечно. У каждого округа свои конюшни и при них конюший, который отвечает за лошадь, выставляемую на Скачки.

– Это те Скачки, о которых говорил твой отец? – спросила Джорджия.

– Да, Звездные Скачки. В этом году мы выставляем Архангела.

– Того рослого гнедого скакуна? Он великолепен. Я бы сама не возражала проехаться на нем. А кто будет жокеем?

– Надеюсь, что я, – скромно ответил Чезаре, но Джорджия ясно видела, что гордость буквально переполняет его.

– Скачки проводятся на Поле, – продолжал Чезаре, – Звездном Поле.

– На том круглом поле, через которое мы только что проходили? – удивилась Джорджия. – Но ведь оно такое маленькое! То есть оно огромно для городской площади, но не для скакового поля. Сколько времени длится скачка?

– От силы полторы минуты, – с видом человека, задетого в своих лучших чувствах, ответил Чезаре.

По его лицу Джорджия поняла, что смех был бы сейчас совершенно неуместен. Чезаре не шутил. Эти Скачки, занимавшие такое большое место в жизни города, длились не больше времени, чем требуется, чтобы написать короткую записку. Однако, если она хочет вновь побывать здесь, следует научиться уважать местные обычаи. А вернуться сюда ей хочется, поняла Джорджия. Очень хочется.

Словно прочитав ее мысли, Чезаре взглянул на небо.

– Через час стемнеет, – сказал он. – Нам пора возвращаться.

Джорджия приподнялась одним рывком. Она лежала в своей постели, вся покрытая потом, а мама громко стучала в дверь.

– Джорджия, поторопись, иначе опоздаешь в школу! – прокричала Мора. – И незачем тебе запирать свою дверь!

«Что со мной случилось?» – растерянно подумала Джорджия. Понадобилось какое-то время, чтобы свыкнуться с мыслью, что она вернулась в свою обычную жизнь. Перспектива провести день в школе показалась вдруг невыносимо скучной.

Накануне она, устроившись на грубом тюфяке, уложенном на полу сеновала Паоло, уснула, сжимая в руке фигурку крылатой лошади. Последним, что она запомнила, были Паоло и Чезаре, готовившиеся отправить Мерлу в приготовленное для нее в Санта Фине убежище, – где бы эта самая Санта Фина ни находилась.

«Не забыть бы спросить», – пробормотала Джорджия, направляясь в душ. Тут же она сообразила, что всё еще сжимает в руке маленькую этрусскую лошадку. Джорджия поспешно сунула ее в карман своих пижамных брюк. Совершенно ни к чему, чтобы Рассел увидел ее.

Что бы всё это ни означало и где бы ни находилась в действительности Ремора, эта маленькая крылатая лошадка была ключом, открывавшим путь в нее.

Глава 4
Призрак

Коляска остановилась перед домом конюшего округа Овна, и из нее вышли двое мужчин. Один двигался с некоторым трудом, явно стараясь поберечь свои суставы. Другой, намного моложе, ловко спрыгнул со ступеньки и подал старшему руку, чтобы тот мог на нее опереться. Видно было, что они очень привязаны друг к другу. Отец и сын, сказал бы случайный наблюдатель, хотя выглядели они совсем по-разному. Юноша был стройным, с темными вьющимися волосами, густыми и весьма длинными, как это было модно в Талии. На затылке волосы были стянуты в узел пурпурной лентой. Одежда его говорила о богатстве, но без склонности к расточительству.

Старший мужчина был широкоплеч и выглядел, несмотря не некоторую скованность движений, энергичным и крепким. Волосы у него были седыми, а весь облик полон достоинства. Он мог бы быть профессором университета, хотя у него были мозолистые руки человека, не чуждающегося физического труда.

Они стояли на булыжной мостовой Реморы, вдыхая свежий воздух раннего утра и с очевидным любопытством разглядывая всё вокруг.

– Иной это град, Люсьен, – сказал старик. – И весьма красив притом. Любопытно, что они молвили бы, проведав, из сколь дальних мест мы попали сюда?

Юноша не успел ответить, потому что дверь дома распахнулась и перед ними возник рослый седоватый мужчина.

– Маэстро! – с радостно заблестевшими глазами воскликнул он. – Добро пожаловать! Рад видеть вас. Равно как и вашего сына.

Оба мужчины по-братски обнялись, а затем и юноша оказался в медвежьих объятиях конюшего.

– Тебе надо познакомиться с моим Чезаре – возраста вы примерно одинакового… Заходите, заходите же! Тереза сейчас приготовит вам сытный горячий завтрак.

Большую часть дня Джорджия провела, словно в полусне. За завтраком она даже внимания не обратила на то, что Рассел обозвал ее «очумелой». В первый раз за долгие годы у нее было что-то, отвлекавшее мысли от сводного брата.

Джорджия знала – даже когда была еще в Реморе, – что по возвращении в свой мир Город Звезд начнет казаться ей сном. Но она знала и то, что это не был сон. Может, у нее не было там тени, но у нее было вполне вещественное тело, она пила эль, ела хлеб и оливки перед тем, как уснуть на сеновале. Тогда она думала, что так и не сумеет уснуть – тем более, зная, что Чезаре и Паоло собираются в эту ночь отправить куда-то крылатого жеребенка и родившую его кобылицу.

Ей страшно хотелось остаться и принять участие во всём этом, но Паоло объяснил, что, если она задержится в Талии на ночь, в том мире ее тело найдут утром лежащим в постели и напрочь лишенным сознания.

«Твои родители будут напуганы, – сказал он. – Они решат, что ты тяжело больна. Тебе необходимо вернуться, и ты вернешься, как только уснешь, если будешь при этом держать в руке свой талисман.»

Паоло оказался прав. Было ли это следствием выпитого эля или двух последовательно прожитых в различных мирах дней, но уснула Джорджия быстро и глубоко.

Просыпаться в своей комнате оказалось не слишком легко и приятно. Всё казалось чересчур громким и грубым – радио, выкрикивающее последние известия и сводку погоды, даже тостер и чайник, мирно выполнявшие свою утреннюю работу, и Мора, проверяющая, всё ли у каждого готово к наступающему дню. Когда дал о себе знать мобильник Ральфа, Джорджия чуть не свалилась со стула.

Однако, несмотря на шум и суету, ее мир начал внезапно казаться Джорджии каким-то скудным – бессмысленный набор событий и дел без цели и назначения. Джорджия поняла, что образ жизни обитателей Реморы и их почти маниакальное увлечение лошадьми заставили ее чувствовать себя дома как-то неуютно – так, словно это больше не был ее родной мир.

«Забавно, – подумала Джорджия. – Я ведь провела там всего лишь один неполный день и даже не знаю, сумею ли когда– нибудь туда вернуться.» И всё же она не могла заставить себя не вспоминать об округах Реморы, о Звездном Поле, о крылатом жеребенке, о Чезаре… Так, словно она влюбилась, но не в человека, а во всё это вместе. Мысль эта поразила Джорджию с неожиданной силой. Ей нравился Чезаре, симпатичный, всего на два года старше нее. Теоретически Джорджия должна была бы неимоверно увлечься им, хоть это и было бы безумием – всё равно, что влюбиться в молодого человека с картины какого-нибудь мастера эпохи Возрождения, но ничего подобного не произошло.

Просто было так здорово провести время с мальчиком, который не ощущает к ней никакой ненависти. Джорджию, словно обухом по голове, ударила мысль о том, что так, наверное, бывает, когда у тебя есть родной брат. Впервые она дерзнула подумать, что возникающие у нее с Расселом проблемы связаны скорее с ним, чем с нею.

Большую перемену Джорджия провела в библиотеке, сев за компьютер, чтобы поискать ссылки на слова «Талия», «Ремора» и «ди Кимичи». Ни одного из них найти не удалось, хотя она испробовала самые различные формы их написания. Оставив компьютер в покое, Джорджия взялась за словарь греческой и римской мифологий, поведавший ей, что Ромул и Рем были близнецами, детьми Реи Сильвии и бога Марса.

Их рождение считалось постыдной тайной, и брат правителя страны, деда близнецов, свергнув его с престола, повелел бросить младенцев в реку. Выкормленные волчицей – эту часть истории Джорджия знала и раньше – они были затем воспитаны пастухами. Став взрослыми, они вернули деду его престол, а сами решили построить город. Сойтись во мнениях относительно того, где строить общий город, им не удалось, так что каждый решил начать возводить свой собственный. Когда стена города Ромула едва поднялась над землей, Рем с издевкой перепрыгнул через нее. Охваченный гневом Ромул убил брата.

О Ромуле было еще много чего, включая интересное упоминание о том, что никто не знал, куда девалось тело Ромула после его смерти и что его стали почитать как бога. По-настоящему внимание Джорджии привлекло маленькое примечание, в котором говорилось, что близнецы спорили о том, назвать ли их город Ромой или Реморой. Охваченная изумлением, Джорджия откинулась на спинку стула. Стало быть, в Талии схватка братьев закончилась совсем иначе, и Рем основал тот город, который она посетила, и который занял в истории Талии то же место, что Рим в истории Италии.

«Следовательно, в Талии Ромул не убил Рема», подумала Джорджия.

После школы она заглянула в магазин мистера Голдсмита, явно обрадовавшегося ей.

– Так быстро вернулась? – спросил он. – Надеюсь, не собираешься вернуть мне ту лошадку?

– Ну, что вы! – ответила Джорджия, еще утром переложившая ее в карман своих джинсов. – Я просто без ума от нее. Собственно говоря, я как раз и хотела расспросить вас о ней.

– Что ж, спрашивай, – сказал мистер Голдсмит. – Только позволь мне сначала приготовить для нас по чашке чаю.

– Хорошо, – кивнула Джорджия, – хотя долго задерживаться я не могу – мне надо успеть еще на урок музыки.

Гаэтано и его отец продолжали свой обход конюшен Реморы. Где бы они ни появлялись, реморанцы, пусть слегка пораженные и напуганные, были, тем не менее, польщены их визитом. Конюшня за конюшней демонстрировали им своих скакунов – серых и гнедых, караковых и вороных, чалых и пегих.

Посещение Весов они оставили напоследок. Это было обдуманным решением. Дева и Весы враждовали между собой. Уже в округе Тельца они ощущали некоторую неловкость, потому что, хотя Никколо и его сын были правителями Джильи, города Девы, их связывали тесные узы с Реморой, а Близнецы были заклятыми недругами Тельца. В Реморе подобные союзы и распри уходили корнями в глубину столетий.

Джакомо, конюший Тельца, приветствовал герцога Никколо и его юного отпрыска с достаточной сердечностью. В конце концов, хотя Дева была врагом Тельца, Близнецы были одним из союзников этого округа, породненного, сколь ни странно, с гильдией «chimici» – аптекарей, иначе говоря.

И всё же Джакомо неприятно было видеть в своей конюшне зелено-пурпурные ленты, и ему пришлось призвать на помощь присущие ему хорошие манеры и сдержанность, чтобы изгнать раздраженные нотки из своего голоса.

– А вот это, ваша светлость, скакун, выбранный нами для Звездных Скачек, – сказал он самым, каким только мог, нейтральным тоном. – Его кличка – Ворон.

Гаэтано сразу же проникся симпатией к этому вороному жеребцу. Гордый и нервный, как все лучшие ремские кони, он был к тому же изумительно красив. Каждая четко очерченная линия его тела свидетельствовала о незаурядной силе. Гаэтано доставило бы огромное удовольствие проехаться на нем.

Об этом, разумеется, не могло быть и речи, и герцог завершил свой визит в конюшни Тельца сразу же, как только это стало возможным сделать, не нарушая приличий.

– Ну, вот и всё, – сказал он своему сыну. – Долг выполнен. Теперь я посетил каждую из конюшен. Какого ты мнения об этом последнем скакуне?

– Красавец, – ответил Гаэтано. – Жаль, что он не станет победителем.

Никколо насмешливо посмотрел на сына.

– Пророчествуешь? «Нет победителя, пока не закончена скачка» – разве не так гласит одна из самых древних пословиц Реморы?

– Да, – сказал Гаэтано, – и, быть может, в те времена это было правдой. Во времена, когда Звездные Скачки проводились открыто и честно, До того, как всё начало подстраиваться в пользу нашего семейства.

Они уже возвратились на Поле, непроизвольно перейдя в сектор Девы. Даже герцогу Джильи не хотелось оставаться на вражеской территории хоть на минуту дольше, чем это было необходимо.

Никколо нахмурился. Не тот получался разговор, который ему хотелось бы вести среди бела дня – да еще так близко от округа Весов.

– Давай найдем какое-нибудь нейтральное местечко, – предложил он и повел Гаэтано по Звездной Дороге. Перейдя на сторону Козерога, они спустились к небольшой площади у Ворот Луны, где стояла маленькая, будто сонная, харчевня.

– Меня здесь мало кто знает, – заметил Никколо, – так что мы сможем спокойно побеседовать.

Хозяин харчевни подал гостям светлого, с чуть заметным оттенком зелени вина и большое блюдце с сахарным печеньем, к которому хоть какой-то интерес проявил только Гаэтано.

– Твои мысли явно заняты чем-то, – проговорил Никколо, глядя, как сын уплетает печенье. – Может быть, расскажешь мне, в чем дело?

– В этом городе, – с набитым печеньем ртом уклончиво ответил Гаэтано. – Уж слишком он лживый. Всё здесь так четко расписано, всё идет согласно правилам. И всё же, когда дело доходит до их драгоценных Скачек, все эти правила спокойно нарушаются. Побеждает тот округ, который может дать самую большую взятку.