Текст книги "Город Звёзд"

Автор книги: Мэри Хоффман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

Теперь они летели в сторону Белле Винье, того самого местечка, куда Джорджия приезжала в карете ди Кимичи в тот день, когда началась их дружба с юными принцами. Это было немногим больше месяца назад, сейчас Фалько обитал в другом мире, а Гаэтано собирался жениться. За это время Джорджия, Чезаре и Лючиано успели полетать на крылатой лошади, а Овен выиграл Звездные Скачки. Что же с каждым из них будет дальше?

Джорджия чувствовала, что ее приключения в Реморе подходят к концу. Через неделю она уедет во Францию, если, конечно, родители всё еще хотят взять ее с собой. Беллецианцы по всей вероятности, уедут даже еще раньше. Тяжело было лаже думать об этом.

Сейчас ей хотелось только одного – вечно лететь, прижавшись лицом к теплой шее Мерлы и слушая, как медленно, равномерно бьют по воздуху ее черные крылья.

Фалько лежал без сна в комнате, которая когда-то была комнатой Лючиано. Сцена в доме Джорджии была ужасной, но, по крайней мере, Джорджия благополучно вернулась в свое здешнее тело. Тем не менее, ему недоставало ее присутствия в комнате, и он не мог уснуть, думая о том, что же все-таки произошло с нею в Талии. Джорджия сказала, что она выиграла Звездные Скачки, но это казалось чем-то совершенно уж неправдоподобным. Фалько хорошо знал, какие деньги его отец и дядя готовы были потратить, чтобы обеспечить победу Близнецов или Девы.

Отправилась ли Джорджия снова в тот мир, подумал Фалько, почувствовав себя начисто оторванным от прежней жизни. Как у Гаэтано обстоят дела с его сватовством к герцогине? Чем занимается отец? На все эти вопросы он не получит ответа, пока не сможет поговорить с Джорджией. А пока этих ответов у него не будет, ему не уснуть.

Джорджия вновь повернула к городу, поскольку уже начинало вечереть. Пока Мерла не спеша летела, возвращаясь домой, в памяти Джорджии всплыла строчка из стихотворения, которое очень любила Мора: «Мгновенье не поймать и в золотые сети». Это верно, подумала Джорджия. И всё же, будь у нее золотая сеть, именно это мгновение она хотела бы удержу навеки.

Мерла начала понемногу снижаться, и великолепный полег подошел к концу. С тех пор каждый раз, когда Джорджии приходилось тяжело, ей стоило закрыть глаза, чтобы вновь оказаться верхом на крылатой лошади, кружащей над Городом Звезд окруженным пурпурными и золотыми полями шафрана,

После того, как Джорджия соскочила на землю, Мерла тряхнула крыльями, уронив при этом на камни одно из своих черных перьев. Джорджия подобрала его и положила в карман вместе с этрусской лошадкой. Быть может, делать так не следовало, но оставлять это перо в Реморе Джорджия не собиралась.

Лючиано встретил ее, когда она вела Мерлу в конюшню. Он подождал, пока крылатая лошадь будет вытерта и накормлена, а потом попросил Джорджию немного пройтись вместе с ним.

– Хорошо, – ответила Джорджия. – Только недолго. Мне сегодня надо вовремя вернуться домой.

Они пошли, как уже не раз до этого, на Звездное Поле. Красно-желтый шарф Чезаре всё еще развевался на центральной колонне, но там, где всего лишь сутки назад была скаковая дорожка, уже разгуливали горожане и приезжие туристы. Многие из них узнавали Джорджию, встречая ее приветственными возгласами и аплодисментами.

– Ты стала местным героем дня, – улыбнувшись, сказал Лючиано.

– Это может вскружить мне голову, – ответила Джорджия. – Буду ожидать такой же встречи, когда снова появлюсь в школе после каникул.

– А я вернусь в Беллецию, чтобы подучиться и стать настоящим страваганте.

– Это еще почище наших экзаменов, – заметила Джорджия.

– Мне будет не хватать тебя, – неожиданно проговорил Лючиано.

– Правда? – ответила Джорджия, думая при этом: «Господи, не дай мне только покраснеть или разреветься».

– Для меня большая поддержка встреча с кем-либо из моего прежнего мира. Сначала это было невыносимо больно, но теперь мне хочется знать обо всем, что происходит там с Фалько и моими родителями.

– Но ты же говорил, что несколько раз бывал там. Разве ты не можешь перенестись туда и увидеть всё своими глазами?

– Могу, но это очень тяжело, – тихо проговорил Лючиано. – Теперь я чувствую себя там каким-то… ну, не вполне материальным. Так странно, когда ты можешь видеть своих родителей, но не имеешь возможности жить вместе с ними. Знать, что они могут видеть меня, и не иметь возможности объяснить, что же со мной на самом деле произошло.

– Может быть, всё станет легче, если ты станешь чаще бывать там. И может быть, я тоже смогу видеться там с тобой?

– Мне бы хотелось этого, – сказал Лючиано, беря Джорджию за руку. – Я не могу это объяснить как следует, но мне кажется, что ты как-то по-особому связана со мной, что ты то звено, связывающее меня с прежним миром, которым здесь не может быть больше никто, даже доктор Детридж. Мир, из которого он попал сюда, не имеет ничего общего с миром, откуда пришел я.

Хорошо быть кем-то особым, подумала Джорджия, пусть даже это не совсем то, чего тебе хотелось бы.

– Мне надо возвращаться, – сказала она. – Пора уходить в тот мир.

– Тогда, если не возражаешь, я прямо здесь попрощаюсь с тобой. Хочу зайти еще во дворец и повидать Арианну.

– А это не опасно? – с тревогой спросила Джорджия. – Что, если герцог там сейчас?

– Я не могу всё время жить в страхе перед герцогом, – ответил Лючиано. Наклонившись вперед, он обнял Джорджию и легко коснулся губами ее щеки.

А затем он быстро зашагал через Звездное Поле.

Глава 25
Обретение тени

Никколо сидел в кресле, держа на коленях Фалько, ставшего уже только тенью прежнего мальчика. Они были одни – все остальные члены семейства вернулись во дворец, чтобы обсудить с Папой предстоящие свадьбы. Пылинки плясали в последних лучах вечернего солнца, струившихся сквозь окно.

– Пора, – проговорил герцог. Очень осторожным, нежным движением он опустил край своего плаща на лицо мальчикам плотно прижал его.

Фалько почувствовал неожиданный толчок, прошедший по всему его телу. Это было похоже на удар молнии и заставило мальчика вскочить на ноги. Его тело словно бы потяжелело, стало каким-то по-новому плотным. Не то, чтобы и до этого Фалько чувствовал себя каким-то невесомым в мире Джорджии, но теперь он знал, что до этого мгновения все-таки не полностью присутствовал в нем.

– Свершилось, – изумленно проговорил Фалько. – Мое прежнее тело умерло.

Похромав к окну, он отодвинул штору. Первые лучи восходящего над Ислингтоном солнца проникли в комнату. Повернувшись спиной к окну, Фалько увидел, как его тень темной полосой протянулась к кровати.

– Теперь я здесь уже навсегда, – проговорил он, почувствовав себя таким одиноким, как никогда еще во всей своей жизни.

* * *

Джорджия проснулась рано, готовая принять всё, что принесет ей грядущий день. А самым первым, что он принес, оказался Рассел. Он ворвался в ее комнату, отодвинув в сторону комоде такой легкостью, словно это был кукольный домик.

– Во, чепуха какая, – фыркнул он. – Неужто предполагалось, что это остановит меня?

– Что тебе надо, Рассел? – устало спросила Джорджия.

– Я хочу знать, где ты была прошлой ночью, – непринужденно проговорил Рассел, усаживаясь на край ее кровати. – И не пробуй отделаться трепом насчет того, что ты кому-то там что-то обещала. Держу пари, что ты была с этим своим маленьким калекой.

– Я не была с ним, – в соответствии с истиной ответила Джорджия. Она чувствовала себя странно спокойной – несмотря даже на то, что ее давний мучитель посмел вторгнуться в ее владения.

Спокойствие Джорджии вызвало раздражение у Рассела, заставляя его с еще большим упорством добиваться ответа на свой вопрос.

– Стало быть, ты была с каким-то другим парнем. И держу пари, что это был какой-нибудь калека.

– Я ожидала, что ты так и подумаешь, – ответила Джорджия. – Да, я была на самом деле даже с двумя парнями, причем довольно-таки красивыми, если судить по количеству девчонок, вертевшихся вокруг них.

У Рассела глаза выкатились из орбит.

– Я пила красное вино и много танцевала, – продолжала Джорджия, вспоминая свою последнюю ночь в Реморе. – Все поднимали тосты в мою честь и вручили мне кучу серебра.

– Понял, – сказал Рассел. – Еще одна из твоих фантазий вроде того, чтобы стать всеобщей любимицей в школе или завести себе дружка. – Он повысил голос, всерьез раздраженный небрежным тоном Джорджии. – Только всё это одни лишь фантазии, разве не так? Ты уродлива и слезлива. Никто тебя не любит и никогда не полюбит, кроме безнадежных дур вроде Алисы и колченогих уродов на манер твоего Никельластика!

– Рассел! – в один голос вскрикнули появившиеся на пороге Мора и Ральф.

Джорджии даже не было надобности что-то объяснять. Хотя поначалу Рассел собирался, как это было у него в обычае, всего лишь немного поиздеваться над Джорджией, отсутствие реакции с ее стороны заставило его так повысить голос, что последние фразы достигли слуха родителей. Сейчас они смотрели в комнату поверх комода с таким шокированным видом, что Джорджии стало почти жаль их. Она неоднократно пыталась рассказать им, как относится к ней Рассел, но теперь, когда они сами смогли убедиться в ее правоте, ей это стало почти безразлично.

Приподняв руки кверху, Джорджия пожала плечами. Рассел повернулся к ней с побагровевшим от ярости лицом.

– Я с тобой еще рассчитаюсь за это, – прошипел он.

– Рассчитаешься за что? – отчетливо проговорила в ответ Джорджия. – Это ты ведь явился сюда и затеял всё это. Я была у себя, как мне и положено быть.

Никколо убрал плащ с лица Фалько. Долгое, мучительное ожидание смерти сына пришло к концу. Теперь Фалько покоился в мире, и герцог сможет устроить ему пышные похороны. Надо будет перевезти тело в Джилью, поместить его в фамильном склепе ди Кимичи и заказать памятник у этой женщины… как же ее зовут?.. Мьеле, кажется. А может быть, он прикажет построить специальную часовню. Мысли об этом были все-таки менее невыносимы, чем медленное сползание Фалько в смерть.

Он опустил взгляд на своего любимого мальчика, а потом откинул голову назад и завыл. Звук этот заставил броситься бегом Беатриче, возвращавшуюся уже, чтобы сменить отца. Она сразу же поняла, что означает этот вопль.

Вбежав в комнату, Беатриче потрясенно вскрикнула. Первым, на что она обратила внимание, были волосы Никколо. Еще накануне они были темными и лишь местами тронутыми сединой. Сейчас они были белыми как снег. За один день герцог постарел на десять лет. И сразу же после этого потрясения Беатриче увидела нечто, заставившее ее перекреститься несколько раз подряд.

Тень, отбрасываемая освещенной вечерним светом коренастой фигурой герцога, падала на выложенный плитками пол. Тело Фалько лежало на его коленях подобно телу снятого с креста Спасителя, изображенному в соборе Джильи… но у этого тела не было тени.

Увидев, куда глядит Беатриче, герцог умолк. Он поднялся на ноги, держа в руках почти невесомое тело сына. Потом он медленно подошел к постели и опустил Фалько на нее. У тени герцога руки, однако, были пустыми и на постель он опустил пустоту.

Взгляд Никколо встретился с взглядом Беатриче, и теперь она вместе со знаком креста сотворила и знак Руки Фортуны.

* * *

Лючиано сидел в отведенной Родольфо комнате дворца вместе со своим учителем и Арианной. У всех троих нервы были напряжены до предела. Родольфо и его ученик уже почувствовали, как земля дрогнула под ними так, словно по городу прошла волна землетрясения.

– Что случилось? – спросила ничего не почувствовавшая Арианна.

Родольфо подошел к своим зеркалам и начал перенастраивать их, фокусируя на различные места. Лючиано сел ближе к Арианне и осторожно обнял ее за плечи. – Всё будет в порядке, – проговорил он, стараясь внушить ей уверенность, которой сам не чувствовал. Арианна, охваченная внезапной усталостью, прижалась к нему.

– Я хочу домой, – тихо проговорила она. – Давайте вернемся в Беллецию.

– Разумная, на мой взгляд, мысль, – сказал Родольфо.

Именно в эту минуту в комнату без всякого предупреждения ворвался какой-то странный, дикого вида незнакомец. Понадобилось несколько мгновений, чтобы они узнали в нем герцога. Волосы Никколо стали совершенно седыми, а глаза покраснели от недосыпания.

– Мне сказали, что я найду тебя здесь, – сказал он, обращаясь к Лючиано. – Это у тебя ведь когда-то не было тени! Так скажи же мне, что ты сделал с моим мальчиком!

– Ему стало хуже, ваша светлость? – вздрогнув, спросила Арианна.

– Он умер, – ответил герцог. – Умер, и его мертвое тело не отбрасывает тени. Кто объяснит это мне? Этот старый колдун или его последователь в злых делах?

Взгляд Никколо внезапно остановился на одном из зеркал Родольфо. К своему ужасу, Лючиано увидел в этом зеркале свою прежнюю спальню и Фалько, сидящего на кровати с опущенной на руки головой. В лучах утреннего солнца хорошо видна была вырисовывавшаяся на постели за его спиной тень.

И здоровье, и разум герцога были сейчас слишком ослаблены, чтобы вынести такое зрелище, Потеряв сознание, Никколо повалился на пол. Родольфо подошел к нему и, прижав пальцы к векам герцога, что-то негромко пробормотал.

– Он проснется только через несколько часов и ничего не сможет вспомнить, – сказал Родольфо. – Тем не менее, нам лучше уехать еще до его пробуждения.

Поспешно разобрав свои зеркала, Родольфо спрятал их в сумку, Арианна же тем временем вызвала слуг. Она объяснила им, что, рассказывая о смерти сына, охваченный горем герцог упал в обморок. Слуги отнесли Никколо в его покои и сообщили о случившемся Папе.

Через несколько минут со звонницы дворца донеслись звуки колокола, и город погрузился в траур.

Едва Фалько появился в доме у Джорджии, она поняла, что произошло. Поскольку пришел он вместе с Мулхолландами, в открытую говорить они не могли, но Джорджия видела и тень у дог Фалько, и блеск, появившийся в его глазах.

– Как поживаешь? – сказала она, вкладывая максимум смысла в это обычное приветствие.

– Отлично, – ответил он, имея в виду именно то, что и сказал.

Взрослые шепотом вели между собой какие-то не предназначенные для других ушей разговоры. Рассел ушел к своим приятелям. Предполагалось, что он уже завтра уедет в Грецию, и как Ральф, так и Мора были только рады тому, что он ушел из дому. Всё совершенно изменилось с прошлого вечера, когда те же люди, собравшись здесь, сурово допрашивали Джорджию. Теперь предметом их озабоченности был Рассел, а проступок Джорджии отошел на второй план.

– Джорджия, – внезапно проговорил Ральф, – не могла биты приготовить всем кофе?

Ясно было, что взрослые хотят поговорить без помех.

– Николас может составить тебе компанию, – добавила Викки.

Таким образом Джорджия и Фалько получили как раз то, что они и хотели – возможность побыть наедине. Никогда еще, наверное, кофе не готовился так долго. Джорджии надо было рассказать о Скачках, Чезаре, Мерле и о празднике Овна. И еще о Гаэтано и Франческе. А потом Фалько рассказал о том моменте, когда он почувствовал, что снова обрел тень.

– Хотела бы я знать, как всё это отзовется на Лючиано, – проговорила Джорджия. – Твой отец грозил, если что-нибудь случится с тобой, отомстить и ему, и мне.

– Я никогда не смогу снова побывать там, так ведь? – спросил Фалько.

– Только, если у тебя будет талисман из Талии, – ответила Джорджия.

Вид у Фалько был настолько удрученный, что Джорджия без колебаний вынула из кармана черное перо и отдала ему,

– Бери, – сказала она. – Я страваганте, и я даю тебе этот талисман. Уверена, что однажды он поможет тебе побывать в Талии.

Несколько карет стояли на улице, дожидаясь, пока их пассажиры попрощаются со своими друзьями. Родольфо намерен был возвращаться в Беллецию вместе с Сильвией, уступив Лючиано свое место в карете Арианны. Но и Детридж не остался в одиночестве. Вместе с ним, чтобы забрать свои вещи из дома старика Альбани, в Беллецию возвращалась Франческа. Пришедший проводить ее Гаэтано тоже стоял во дворе.

Гаэтано вручено было для передачи герцогу послание, сообщавшее о возникшей у беллецианцев необходимости срочного возвращения в родной город. Ясно было, что молодой принц приложит все усилия, чтобы смягчить гнев отца и умерить его подозрения по отношению к Странникам, но, тем не менее, все понимали, какая черная туча надвигается на них из-за горизонта.

Паоло и Тереза попрощались уже со своими гостями. Лючиано, Чезаре и Гаэтано пожали друг другу руки – последние, кто еще остался из пятерки, заключившей союз вечной дружбы на дороге у Белле Винье. Все они продолжали слышать звонившие по Фалько колокола. Умолкнет ли когда-нибудь этот звук в его ушах, подумал Лючиано.

– Попрощайся за меня с подменившим тебя наездником, когда он появится здесь следующий раз, – сказала, обращаясь к Чезаре, молодая герцогиня. – Надеюсь, в следующем году я смогу увидеть, как ты выступаешь за Овен.

– Я тоже на это надеюсь, ваша светлость, – ответил Чезаре, так и не сумевший избавиться от чувства благоговения перед прекрасной дамой.

– И не забудь попросить его присматривать за моим братом, – шепотом добавил Гаэтано, а затем уже громко обратился к беллецианцам: – Поберегите для меня Франческу в своем Городе Масок. Я буду считать каждый час до того, как мы встретимся в Джилье.

– Ну, ну, – проговорила Арианна. – Как видно, ты можешь быть романтичен, если постараешься. Конечно же, я побеспокоюсь о ней.

Каждый из трех уезжавших Странников обнялся с Паоло. Каждый из них в равной мере получал силу от своих собратьев и отдавал ее им. А затем кареты покатились в сторону Ворот Солнца. По пути они обогнали группу одетых в пестрые наряды путников со вплетенными в волосы лентами и музыкальными инструментами в руках.

– Стой! – крикнула Арианна вознице. – Может быть, подвезти вас? – спросила она у Рафаэллы. – Место есть и наверху, и в четвертой карете, если вы не против ехать вместе с моим багажом.

– Спасибо, ваша светлость, – сказал, отвечая за обоих, Аурелио, – но для нас ходьба – неотъемлемая часть наших долгих странствий. Уверен, что мы еще встретимся – в Городе Цветов, если не в вашем собственном герцогстве.

– Надеюсь, что так и будет, – сказала Арианна. – Мне бы хотелось вновь услышать музыку манушей.

Наказание Джорджии свелось к тому, что ей пришлось на целую четверть отказаться от уроков верховой езды. Это, хоть и с трудом, но можно было пережить. В это лето она вдоволь наездилась верхом и вряд ли могла позабыть всё, чему научилась в Реморе. К тому же любая лошадь настолько уступала Мерле, что лучше уж было немного выждать, прежде чем придется проводить подобные сравнения.

И не всё, разумеется, было так уж плохо. Решено было, что во Францию с родителями она все-таки поедет, а Рассел, как и планировалось, на следующее утро отправится в Грецию. Ральф и Мора наконец-то всерьез отнеслись к проблеме ее отношений с Расселом.

– Теперь я понимаю, почему ты запиралась у себя в комнате, – грустно проговорила Мора, пока Ральф прилаживал к двери новый замок. – И прости, что я не слушала, когда ты пробовала объяснить мне всё это.

– Мне тошно становится при одной мысли о том, что мой сын способен так себя вести, – проворчал Ральф.

– Он всегда терпеть меня не мог. По-моему, после того, как вы с мамой поженились, он из-за ревности начал отыгрываться на мне.

– Ну, теперь это прекратится, – сказал Ральф. – Мы с Морой решили, что ему следует пройти курс психотерапии.

– И он согласился на это? – спросила Джорджия.

Ральф и Мора переглянулись.

– Не совсем, – ответил Ральф, – но поехать в Грецию мы разрешили ему при том условии, что, вернувшись, он побывает у врача.

Сама возможность поговорить на эту тему была огромным облегчением, но Джорджия знала, что так или иначе власть над нею Рассел уже потерял. Она вспомнила слова Паоло: «Запомни, ничто не длится вечно. Злое точно так же, как и доброе».

С Расселом до его отъезда Джорджия больше не разговаривала. Она сразу же решила, что странствовать между мирами в эту ночь не станет. Может быть, это просто трусость, подумала она, но я не хочу встречаться с герцогом прежде, чем хорошо отосплюсь.

А в следующую ночь было уже слишком поздно. Рассел уехал, и вместе с ним исчезла этрусская лошадка. На этот раз, наверное, навсегда, подумала Джорджия.

Одним из первых после членов семьи в папский дворец, чтобы выразить свое соболезнование, явился Энрико. На руке у шпиона была траурная черная повязка.

Ему сообщили, что герцог спит, но Папа готов принять посетителя. Пригладив волосы, Энрико вошел в покои верховно– священнослужителя.

– Ваше святейшество, – произнес он, падая ниц перед Фердинандо ди Кимичи и целуя его перстень.

– Ты слыхал о постигшем нас великом горе? – сказал Папа, местом повелевая Энрико встать.

– Разумеется, – ответил Энрико. – Это ужасно, просто ужасно. – Сказано это было вполне искренне.

– По сравнению со смертью нашего юного принца, – продолжал Папа, – это, конечно, малая утрата, но, тем не менее, я разочарован тем, что никто из наездников, защищавших честь моей семьи, не выиграл Скачки. Это весьма огорчило и меня, и моего брата.

– Я сожалею об этом, ваше святейшество. Но может ли человек спорить с судьбой? Вы должны согласиться, что Богиня была не на нашей стороне.

– Я не могу согласиться с подобным кощунством, наглец! – побагровев, воскликнул Папа. – Как глава церкви я не верю ни в каких богинь!

– Это всего лишь оборот речи, ваше святейшество, – ловко поправился Энрико и одновременно, сделав вид, будто, закашлявшись, растирает себе грудь, сотворил Знак Фортуны. Папа поморщился.

– Я хотел лишь сказать, – продолжил шпион, – что бывают вещи, которым, что ни делай, всё равно не суждено сбыться – вроде как не судьба была выжить молодому принцу. Для победы на Скачках я сделал всё, что мог, но реморанцы суеверны. Увидев крылатое чудо, наездники начисто потеряли голову – все, кроме того, что скакал за Овен.

– Кто победил, мне известно, – раздраженно проговорил Папа. – Готов, тем не менее, согласиться, что после рождения крылатой лошади счастье отвернулось от нас. Возникает вопрос, что делать с тобой теперь, после окончания Скачек. Я предлагаю тебе сопровождать моего брата герцога, когда он достаточно окрепнет, чтобы отправиться в Джилью на похороны сына. Уверен, что он найдет тебе какое-нибудь подходящее занятие.

Фалько наконец-то был назначен день операции, и он не мог утерпеть, чтобы не сообщить об этом Джорджии. Позвонив он нашел ее в состоянии полного отчаяния.

– Исчез, ты говоришь? В каком смысле? – переспросил он.

– Рассел уехал в Грецию до самого конца каникул и, наверное, забрал талисман с собой… или окончательно сломал его. Выполнил-таки свое обещание посчитаться со мной.

– Мне очень жаль, – сказал Фалько. – А моим пером ты не можешь воспользоваться? Если хочешь, я отдам его тебе.

На другом конце провода наступило долгое молчание.

– Нет, не думаю, – проговорила наконец Джорджия. – Оно не было предназначено мне и скорее всего не сработает.

Герцог Никколо проспал двенадцать часов и проснулся с обновленными силами. Он приказал слуге побрить его и аккуратно подровнять поседевшие волосы, а затем, к облегчению всех своих детей, плотно позавтракал. Герцог желал, оставив пережитое горе позади, вернуться к нормальной деятельности. О том, что происходило накануне, у него остались лишь туманные воспоминания. Где-то в глубине сознания он чувствовал, что Фалько умер не совсем так, как об этом было объявлено, но эту мысль он постарался похоронить так же глубоко, как вскоре похоронит тело своего сына.

О том, что происходило после смерти Фалько, полностью забыть герцог не мог. Было что-то загадочное в том, как Фалько покинул этот мир, и каким-то образом это было связано со Странниками, хотя Никколо и не мог вспомнить то, что он увидел в зеркале Родольфо. Герцог решил ужесточить принимаемые против них меры и доподлинно выяснить, на что же эти люди способны.

С этой целью он вызвал к себе сыновей, решив провести семейный совет. Первым явился Гаэтано, и новость, которую он принес, была достаточно неприятной.

– Уехали? Беллецианцы уехали? – недоверчиво переспросил Никколо. – Даже не потрудившись соблюсти приличия и не дождавшись похорон моего сына?

– Герцогиня настоятельно просила передать вам, отец, ее глубочайшие извинения, – сказал Гаэтано. – Мы не хотели будить вас, когда вы глубоко уснули в первый раз за последние много дней. Вчерашний день был еще заранее назначен для ее отъезда, и она не чувствовала себя спокойной, покинув свой город на такой, долгий срок. Прошло уже две недели с тех пор, как и она, и регент уехали из Беллеции, а вы знаете, каким уязвимым становится государство в отсутствие своего правителя.

– Сам я уже вдвое дольше отсутствую в Джилье, – пренебрежительно произнес герцог.

– Выступить против вас, отец, не посмеет никто, герцогиня же пришла к власти всего год назад. Трудно удивляться тому, что она чувствует себя гораздо менее уверенно.

– Всем нам пора возвращаться в свои города, – сказал Никколо. – У нас впереди много важных дел: похороны, свадьбы и, прежде всего, борьба со Странниками.

– Зачем? – дерзнул спросить Гаэтано. – Из-за того, что мы потеряли Фалько? Вряд ли в этом есть их вина.

Никколо непонимающе посмотрел на сына.

– Прошу тебя, отец, – мягко продолжил Гаэтано. – Теперь, когда Фалько упокоился, почему мы не можем забыть о вендеттах и оплакать его в мире?

– Ты не понимаешь, – ответил Никколо. – За всем, что случилось, стоят Странники… Родольфо, во всяком случае. Я видел что-то… что-то противоестественное. Здесь поработала магия, и я намерен разобраться во всем до конца.

Мистер Голдсмит решил устроить себе небольшой отпуск. Он повесил на двери магазина табличку «ЗАКРЫТО» и отправился навестить Джорджию. Мора была дома и слегка удивилась увидев старика. Тем не менее, она приготовила чай и сама тоже села за стол.

– Я уезжаю на несколько недель, – сказал мистер Голдсмит. – Вот и решил заглянуть, чтобы сообщить об этом. Вчера вечером мой племянник позвонил мне и предложил отдохнуть в Норфолк Броудс вместе с ним и его семьей.

Джорджия была рада услышать это. Мистер Голдсмит никогда прежде не упоминал о своих родных, и ей не раз приходило в голову, что он, должно быть, очень одинок.

– Мне не хотелось, чтобы ты или Николас пришли в магазин и обнаружили, что он на замке, – продолжал старик. – Летом я не так уж часто оставляю его, но слишком уж удачный представился случай.

– Ваш племянник живет в Норфолке? – спросила Мора.

– Нет, в Кембридже. Оттуда родом вся наша семья. И моя жена тоже была оттуда.

– Я не знала, что вы были женаты, – сказала Джорджия.

– Я потерял ее много лет назад, – ответил мистер Голдсмит. – Детей у нас не было, но у меня три внучатых племянника. Обожаю бывать с ними на воде – они ведь большие любители ходить под парусом.

Когда старик ушел, Мора сочла своим долгом извиниться перед Джорджией.

– Я была не права насчет мистера Голдсмита. Судя по всему, это очень милый старик. Это Рассел ухитрился представить его каким-то чудовищем.

Джорджия обняла мать.

– Теперь это уже не имеет никакого значения, – сказала она.

Герцога Энрико увидел, когда прибыл в Санта Фину, чтобы забрать припрятанные там во дворце деньги. Никколо ди Кимичи, словно разыскивая что-то, бродил по комнатам огромного дома.

– Ваша светлость… – неуверенно проговорил Энрико.

Герцог, вздрогнув, круто обернулся, но тут же расслабился.

– А, шпион, – проговорил он. – Тут нечего выслеживать, просто пустой дворец и старик в нем.

– Могу я чем-то послужить вашей светлости? – спросил Энрико. – Я был очень огорчен, узнав о смерти принца.

Герцог Никколо на несколько мгновений задумался.

– Скажи мне, если бы тебе пришлось хоронить своего любимого ребенка, что бы ты положил ему в гроб?

У Энрико не было детей, а теперь, после исчезновения Джулианы, даже и перспективы заиметь их. Воображения, однако, он лишен не был.

– Что-нибудь, напоминающее о детстве, ваша светлость? Любимую игрушку? Какое-нибудь украшение или рисунок?

– Рисунок? Да, ты прав.

Герцог извлек из-под камзола медальон с миниатюрным портретом.

– Я носил его при себе со дня смерти Бенедетты, моей жены. Пусть она теперь охраняет наше дитя в его могиле. Для меня со всем этим теперь покончено.

Джорджия зашла к Мулхолландам, чтобы попрощаться перед отъездом во Францию.

– Как ты думаешь, ты еще когда-нибудь вернешься в Ремору? – спросил Фалько.

– Надеюсь, – с глубоким вздохом ответила Джорджия. – Это такое чудесное место, и мне всегда будет не хватать Чезаре и его семьи.

– А мне все-таки кажется, что человека, которого тебе будет не хватать больше всего, надо искать не в Реморе, – тихо проговорил Фалько.

Джорджия промолчала. Похоже, что в своем мире она умела скрывать свои чувства лучше, чем это получалось у нее в Талии.

– Тебя удивило то, что герцогиня отказала моему брату? – Продолжал настойчиво расспрашивать Фалько.

– Не очень, – ответила Джорджия. – Все-таки он ди Кимичи, пусть даже и очень симпатичный.

– А как насчет меня? Я симпатичный?

– Забыл разве, что ты больше не ди Кимичи? – сказала Джорджия. – Ты теперь Дьюк, а потом, может быть, станешь Мулхолландом.

– Но ты меня все-таки находишь симпатичным?

– Не дури! – воскликнула Джорджия. Что это с ними со всеми стряслось? Похоже, что после выигрыша Скачек она стала неотразимой в обоих мирах. – Нахожу, конечно! – добавила она, увидев, как погрустнело лицо Фалько.

– Не могу как следует объяснить это, – добавила она, внезапно вспомнив свой разговор с Лючиано, – но мне кажется, что ты по-особому связан со мной, что ты звено, связывающее меня с жизнью в другом мире, о котором никто, кроме тебя, здесь не знает.

Подавшись вперед, Джорджия обняла Фалько и чуть коснулась губами его щеки.