Текст книги "Соглядатай"

Автор книги: Мэри Хиггинс Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Глава 18

– Здорово смотрится, Эбби, – благодушно заметил Тоби.

– Да, надо бы сфотографировать, – согласилась сенатор.

Они любовались рождественской елкой в гостиной Абигайль. В столовой уже были составлены столы для рождественского ужина а-ля фуршет.

– Завтра утром здесь наверняка будут крутиться репортеры, – сказала миссис Дженнингс. – Выясни, когда начинается утренняя служба в кафедральном. Я хочу заглянуть туда.

Абигайль не собиралась упустить ни единой мелочи. С тех пор как президент сказал «я назову ее», Абигайль не находила себе места.

– Моя кандидатура предпочтительнее, – повторяла она то и дело, словно пытаясь убедить себя в грядущем успехе. – Клер – его землячка, это минус для нее. Ох, если бы мы только не связались с этой проклятой программой!

– Она может принести пользу, – успокаивал Тоби, хотя в душе и сам сомневался в этом.

– Тоби, в этом был бы какой-то смысл, если в я баллотировалась на выборную должность. Но мне не верится, что президент, посмотрев эту чертову передачу, подпрыгнет и закричит: «Она-то мне и нужна!» А теперь, возможно, он решит выждать, не последует ли отрицательной реакции на программу, и только потом объявит о своем решении.

Тоби знал, что хозяйка права, и попытался хоть как-то ее успокоить:

– Не переживай. Все равно отступать некуда. О передаче уже объявили.

Миссис Дженнингс долго раздумывала, кого следует пригласить на Рождество. В окончательный список вошли два сенатора, три конгрессмена, член верховного суда и Лютер Пелхэм.

– Какая жалость, что Сэм Кингсли уехал в Калифорнию! – посетовала она.

К шести часам все было готово, и миссис Дженнингс сунула в духовку гуся, которому предстояло украсить завтрашний стол. Густой прияный аромат скоро распространился по дому, напомнив Тоби запахи кухни Сондерсов в те дни, когда они учились в школе. В том доме всегда что-то жарилось или пеклось, постоянно возбуждая аппетит. Фрэнси Форстер была отличной поварихой, этого у нее не отнимешь.

– Ну, Эбби, наверное, мне пора.

– Важное свидание, Тоби?

– Не слишком важное. – Официантка «Стекбургера» уже ему поднадоела. Как и все они, рано или поздно.

– Увидимся утром. Разбуди меня пораньше.

– Договорились, сенатор. Желаю хорошо выспаться. Завтра ты должна выглядеть сногсшибательно.

Тоби вернулся к себе, принял душ, натянул слаксы, рубашку и спортивную куртку. Малышка из «Стекбургера» дала ему понять, что не намерена сегодня возиться на кухне. Для разнообразия он поведет ее куда-нибудь пообедать, а потом они заглянут к ней на квартиру выпить по рюмочке на сон грядущий.

Вообще-то Тоби не доставляло удовольствия тратиться на еду. Лошадки привлекали его куда больше.

Он надел темно-зеленый галстук и посмотрел в зеркало. В это время зазвонил телефон.

– Спустись на улицу и раздобудь мне экземпляр «Нэшнл миррор», – потребовала Эбби.

– "Миррор"? Зачем?

– Ты слышал, что я сказала? Немедленно отправляйся и принеси газету! Только что звонил Филипп. На первой странице номера красуются «Мисс Эйпл-Джанкшен» и ее очаровательная мамаша. Кто откопал эту фотографию? Кто?!

Тоби стиснул телефонную трубку. Пэт Треймор заходила в редакцию газеты в Эйпл-Джанкшене... Джереми Сондерс звонил Пэт Треймор...

– Сенатор, если кто-то пытается подложить нам свинью, я сверну ему шею.

* * *

Пэт вернулась домой в полчетвертого, предвкушая, как соснет часок-другой до вечера. Вчерашние хлопоты – походы по магазинам, украшение елки, возня с картинами – не прошли бесследно для ее ноги, и привычная ноющая боль давала о себе знать все настойчивее.

Но не успела она закрыть за собой дверь, как раздался звонок. Звонила миссис Тэтчер.

– Как я рада, что поймала вас, Пэт! Я следила за домом, все боялась вас пропустить. Что вы делаете сегодня вечером?

– Ну, вообще-то... – Захваченная врасплох, Пэт не смогла сразу придумать отговорку.

Миссис Тэтчер не позволила ей договорить.

– Отложите дела. Посол по традиции приглашает на сочельник гостей. Я сказала ему, что хотела бы привести вас – ведь в конце концов теперь вы наша соседка. Он пришел в восторг.

Восьмидесятилетний посол в отставке по праву считался одним из самых выдающихся государственных деятелей старшего поколения. Редкий официальный гость Вашингтона, приезжая сюда с визитом, упускал случай навестить старика.

– Мне очень приятно. Спасибо, что подумали обо мне, – тепло поблагодарила Пэт.

Положив трубку, она поднялась в спальню. Гости посла наверняка будут разодеты в пух и прах. Пэт решила надеть черный бархатный костюм с отороченными соболем рукавами.

У нее еще оставалось время принять ванну и немного вздремнуть.

Нежась в горячей воде, Пэт заметила, что уголок светло-бежевых обоев отошел от стены. Под ним можно было рассмотреть веджвудскую лазурь. Пэт вылезла из ванны и отогнула край обоев.

Да, именно это она и помнила – чудесный фиолетово-лазурный рисунок.

А на моей кровати было кремовое атласное стеганое покрывало... и голубой ковер на полу спальни.

Она машинально вытерлась и накинула махровый халат. В спальне было прохладно, в углах сгущались вечерние тени.

На всякий случай Пэт поставила будильник на полпятого. Очень скоро ее одолела дрема.

Сердитые голоса... одеяло, натянутое поверх головы... громкий звук... еще один громкий звук... ее босые ноги шлепают по лестнице...

Пэт разбудил настойчивый звон будильника. Она потерла лоб, вспоминая размытые образы сна. Вероятно, рисунок старых обоев сыграл роль спускового крючка в ее памяти. И как назло этот сон-воспоминание так резко оборвался!

Она медленно встала и подошла к зеркалу. Ее лицо походило на бледную напряженную маску. От скрипа половиц в коридоре сердце ухнуло вниз, и Пэт резко обернулась, обхватив руками горло. Но, конечно, звук был лишь порождением старого дома, живущего незримой жизнью.

Миссис Тэтчер зашла за ней ровно в пять. Когда стояла в обрамлении дверного проема, она была похожа на пожилую фею с розовыми щечками и белоснежными волосами. Серебристо-серая норковая шубка и рождественский букетик, приколотый к широкому воротнику, придавали ее наряду праздничный вид.

– У нас есть время выпить стаканчик шерри? – спросила Пэт.

– Думаю, да. – Лайла бросила взгляд на изящный мраморный столик и зеркало в мраморной раме. – Мне всегда нравились эти вещицы. Приятно увидеть их снова.

– Вы меня узнали, – сказала Пэт утвердительно. – Я поняла это в тот вечер, когда мы познакомились.

Она провела гостью в комнату и выставила на столик для коктейлей графин с шерри и тарелку с печеньем. Лайла задержалась на пороге гостиной.

– Да, вы проделали здесь большую работу. Насколько я помню, много лет назад комната выглядела так же. Этот чудесный ковер, этот диван. Даже картины, – пробормотала она. – Неудивительно, что я так встревожена. Пэт, вы уверены, что поступаете мудро, пытаясь восстановить здесь все?

Они уселись, и Пэт разлила шерри по бокалам.

– Не знаю, мудро ли я поступаю, но убеждена, что это необходимо.

– Что вы помните?

– Немного. Клочки... обрывки. Никакой целостной картины.

– Я звонила тогда в больницу, справлялась о вас. Вы не приходили в сознание несколько месяцев. Потом вас увезли, а нам дали понять, что, если вы и выкарабкаетесь, то останетесь неполноценной. А потом появился некролог.

– Вероника – сестра моей матери – и ее муж удочерили меня. Бабушка не хотела, чтобы меня всю жизнь преследовала эта скандальная история... Да и их тоже.

– И поэтому они изменили вам имя?

– У меня двойное имя – Патриция Кэрри. Полагаю, что Кэрри – это идея отца. А Патрицией меня назвали в честь бабушки с материнской стороны. Во избежание неприятных случайностей решено было воспользоваться моим первым именем.

– И Кэрри Адамс превратилась в Патрицию Треймор. Что вы надеетесь разыскать здесь? – Миссис Тэтчер пригубила шерри и поставила бокал.

Пэт встала и сделала несколько шагов к роялю. Потянулась к клавишам, потом отдернула руку.

Миссис Тэтчер внимательно наблюдала за ней.

– Вы играете?

– Только ради удовольствия.

– Ваша матушка играла постоянно. Впрочем, вы, конечно, знаете...

– Да. Вероника рассказывала мне о ней. Видите ли, сначала я просто хотела понять, что здесь произошло. Потом осознала, что с тех пор, как себя помню, я ненавижу отца. Ненавижу за то, что он сделал со мной, за то, что отнял у меня мать. Думаю, я надеялась найти здесь какое-нибудь указание на его ненормальность, болезнь, не знаю, что именно... Но постепенно в памяти стали восстанавливаться всякие мелочи, и я поняла кое-что еще. Моя личность сформировалась бы совсем по-другому, если бы всего этого, – Пэт указала на место, где обнаружили тела, – если бы всего этого не случилось. Мне необходимо найти звено, которое связало бы ребенка, которым я была, с личностью, которой я стала. Я потеряла здесь часть самой себя. У меня было столько предвзятых представлений, когда я сюда приехала!.. Моя мать – ангел, отец – чудовище. Вероника намекала, что отец разрушил музыкальную карьеру матери, а потом и ее жизнь. Но так ли это? Мать вышла замуж за политика, а потом отказалась делить его заботы, жить интересами его работы. Разве это честно? И в какой мере я провоцировала раздор между моими родителями? Вероника сказала однажды, что этот дом оказался для нас слишком маленьким!Когда мать садилась за рояль, я просыпалась и начинала плакать.

– Провоцировала раздор... – задумчиво повторила миссис Тэтчер. – Боюсь, Пэт, что сейчас именно это вы и делаете. Вы приводите в действие то, что лучше было бы не трогать. – Она внимательно посмотрела на Пэт. – Похоже, вы полностью оправились от травм.

– На это потребовалось много времени. Когда я наконец очнулась, мне пришлось всему учиться заново. Я не понимала слов, не умела держать ложку. До семи лет ходила с шиной на ноге.

Миссис Тэтчер вдруг бросило в жар, хотя секунду назад ей было холодно. Даже не пытаясь разобраться в причинах своего состояния, она внезапно поняла: эта комната еще не до конца выполнила свое зловещее предназначение. Трагедия, разыгравшаяся здесь двадцать лет назад, еще не завершилась.

Миссис Тэтчер встала.

– Давайте не будем заставлять посла ждать, – произнесла она скороговоркой.

Она смотрела в лицо Пэт и видела высокие скулы и чувственный рот Рени, широко посаженные глаза и каштановые волосы Дина.

– Ну, Лайла, вы изучали меня достаточно долго, – заметила Пэт. – На кого из них я похожа?

– На обоих, – честно ответила Лайла. – Но больше, по-моему, на отца.

– Слава Богу, не во всем. – Ее жалкая попытка улыбнуться потерпела полную неудачу.

Глава 19

Артур, незаметный в густой тени кустов и деревьев, наблюдал за Пэт и Лайлой через прозрачные двери веранды. Он испытал горькое разочарование, увидев освещенный дом и машину на подъездной дорожке. По всей видимости, сегодня ему не представится возможности отыскать куклу, а он так хотел, чтобы Глория получила ее к Рождеству. Артур пытался разобрать, о чем говорят женщины, но до него долетали лишь отдельные слова. И гостья, и хозяйки были одеты, как будто собирались куда-то пойти, и Артур решил подождать. Он жадно вглядывался в лицо Патриции Треймор. Оно было таким серьезным, таким обеспокоенным! Вняла ли упрямица его предостережениям? Ради нее самой он надеялся, что да.

Через несколько минут женщины встали. Они уходят! Артур бесшумно прокрался вдоль дома и через мгновение услышал звук открывавшейся входной двери. Они прошли мимо машины. Значит, направляются к кому-нибудь из соседей или в ближайший ресторан. Ему придется поторопиться.

Артур быстро вернулся к веранде. Патриция Треймор оставила свет включенным, и он сразу разглядел новый сложный замок на застекленных дверях. Он не сможет пробраться внутрь, даже если вырежет стекло. Но Артур предвидел такую возможность и заранее наметил запасной маршрут. Рядом с верандой росла ольха – старое развесистое дерево, на которое легко забраться. Его толстая верхняя ветка достигала окна второго этажа. В прошлый раз, когда Артур проник в дом, чтобы подбросить куклу, он заметил, что створка этого окна закрыты неплотно – видимо, немного перекосилась на петлях. Похоже, открыть ее не составит труда.

Через несколько минут Артур ступил на подоконник и бесшумно спрыгнул на пол. Он напряженно вслушался в тишину дома. Чутье подсказывало, что это нежилая комната – очень уж гулко звучали здесь его шаги. Артур осторожно включил фонарик. Комната была пуста. Затем он открыл дверь в коридор, не сомневаясь, что, кроме него, в доме никого нет. Откуда же начинать поиски?

Сколько беспокойства доставила ему эта кукла! Его чуть не застали в лаборатории, когда он брал пробирку с кровью. Просто непостижимо – как это он забыл о привязанности Глории к своей тряпичной игрушке? Ведь он много раз прокрадывался ночью в ее комнату – просто посмотреть, спокойно ли она спит, – и она всегда сжимала куклу в руках...

У Артура никак не укладывалось в голове, что он снова, уже второй раз за неделю, оказался в этом доме. В памяти до сих пор стояла картина того давнего трагического утра: «скорая помощь», полыхающие мигалки, вой сирен, визг покрышек на подъездной дорожке. Тротуар, заполненный людьми, соседи в пальто, наброшенных поверх дорогих пижам и халатов; полицейские автомобили, перегородившие Эн-стрит, и повсюду – копы.

Артур и его напарник, тоже санитар «скорой помощи» из джорджтаунской больницы, вбегают в дом. В дверях стоит молодой полисмен.

– Не спешите, ребята, – говорит он. – Вы им уже не поможете.

Мужчина лежит на спине, пуля прошила ему висок. Должно быть, умер мгновенно. Между ним и женщиной валяется пистолет. Она упала ничком, коврик под ней пропитался кровью. Она молода, не старше тридцати. Темные волосы рассыпались по плечам, желтый шелковый халат обвивает стройное тело.

Артур склонился над маленькой девочкой: глубокая рана на голове; волосы и ночная рубашка перепачканы кровью. Правая нога неестественно вывернута, сломанная кость проткнула кожу.

Артур наклонился еще ниже.

– Жива, – прошептал он.

Вокруг начинается кутерьма. Кто-то устанавливает капельницу. «Первая группа, отрицательный резус!» – требует врач, и ему подают склянку с кровью. Маленькое неподвижное личико накрывают кислородной маской, на сломанную ногу накладывают шину. Артур помогает бинтовать голову девочки, легонько касается ладонями ее лба; рыжие локоны обвиваются вокруг его пальцев. Кто-то говорит, что малышку зовут Кэрри.

– Если будет на то воля Господня, я спасу тебя, Кэрри, – шепчет он.

– Она не слышит, – бурчит врач, отталкивая Артура. Полицейский фотограф щелкает камерой, снимая девочку, трупы, комнату. На ковре мелом обводят контуры тел.

Еще тогда у Артура возникло чувство, что этот дом – вместилище зла, место, где были погублены два невинных цветка – молодая женщина и ее малышка-дочь. Однажды он показал зловещий дом Глории и рассказал о том страшном утре.

Маленькая Кэрри пролежала в палате интенсивной терапии джорджтаунской больницы два месяца. Артур заглядывал к ней, как только появлялась возможность. Она так и не пришла в себя, В конце концов он понял, что ей не суждено выжить, и стал искать способ вручить ее Господу. Но прежде чем успел что-то предпринять, девочку перевели в клинику близ Бостона, а спустя некоторое время Артур узнал из газеты о ее смерти.

У его сестры в детстве была кукла. "Давай заботиться о ней вместе, – предложил он.–  Представим себе, что она заболела, а я буду ее лечить. Тяжелая мозолистая рука отца хлестнула его по лицу. Из носа брызнула кровь: «Вылечи лучше себя, неженка!»

Артур начал поиски куклы со спальни Патриции Треймор. Он открыл гардероб и осмотрел полки снизу доверху. Куклы не было. Артур разглядывал дорогую одежду, и в его душе закипал гнев. Шелковые блузы, кружевное белье, платья и костюмы – все словно с журнальных обложек. Глория носит джинсы и свитера из дешевых магазинов и с распродаж, а подопечные Артура в доме престарелых вообще ходят во фланелевых рубахах и бесформенных халатах!

Но одно из платьев Патриции Треймор – коричневая шерстяная хламида с веревочным поясом – заинтересовала его. Оно напоминало монашеское облачение. Артур вынул платье из шкафа и приложил к себе. Потом повесил хламиду на место и принялся обследовать нижние выдвижные ящики. Куклы там тоже не оказалось. Вероятно, она где-то в другом месте, если вообще до сих пор не выброшена. Продолжая поиски, Артур заглянул в стенные шкафы пустых гостевых спален и спустился на первый этаж.

Патриция Треймор оставила свет в прихожей, включенную лампу в библиотеке, а в гостиной горела даже гирлянда на рождественской елке! Она греховно расточительна, негодующе подумал Артур. Просто безнравственно расходовать впустую столько энергии, когда старики не могут себе позволить обогреть свои дома. А елка уже успела высохнуть. Если ее коснется огонь, она вспыхнет как факел.

Одна елочная игрушка упала с ветки; он подобрал ее и повесил на место. В гостиной явно некуда что-либо спрятать, быстро понял Артур и двинулся дальше.

Последней комнатой, которую он обследовал, стала библиотека. Картотечные шкафы заперты на ключ – вероятно, она положила куклу именно сюда. Но тут под письменным столом Артур заметил картонную коробку и интуитивно почувствовал, что кукла спрятана в ней. Ему пришлось повозиться, чтобы вытащить картонку, но когда он открыл крышку, сердце радостно подпрыгнуло: драгоценная кукла Глории лежала сверху!

Передник пропал, но Артур не стал терять время на его поиски. Он снова обошел все комнаты и проверил, не осталось ли где следов его присутствия. Он не дотрагивался до выключателя, не касался дверных ручек. Богатый опыт, приобретенный в клинике и в доме престарелых, научил его осмотрительности. Конечно, если Патриция Треймор хватится куклы, она поймет, что здесь кто-то побывал. Но скорее всего в ближайшие несколько дней пропажа останется незамеченной.

А уйдет он тем же путем, каким пришел – через окно второго этажа.

* * *

В просторном доме посла внимание Пэт прежде всего привлекла великолепная коллекция картин, изысканно смотревшихся на фоне белых стен.

Перед застекленной верандой высилась рождественская елка с серебряными украшениями.

Обеденный стол был заставлен изысканнейшими закусками: икра, осетрина, ветчина, заливная индейка, салаты и горячие бисквиты. Два официанта осторожно наполняли бокалы гостей шампанским.

Посол Карделл, невысокий элегантный старик, учтиво приветствовал Пэт и представил ее своей сестре, Ровене ван Клиф, которая жила вместе с братом.

– Я – младшая сестренка, – уточнила миссис ван Клиф, подмигнув Пэт. – Мне только семьдесят четыре, а Эдварду уже восемьдесят два.

Гостей собралось человек сорок. Лайла, понизив голос, называла Пэт самых знаменитых:

– Британский посол сэр Джон Клеменс с супругой... Французский посол... Дональд Арлен – его вот-вот назначат главой Международного банка... Высокий мужчина у камина – генерал Уилкинс. Его прочат на пост командующего войсками НАТО... Сенатор Уитлок не со своейсупругой.

Лайла познакомила Пэт с соседями. Пэт с удивлением обнаружила, что моментально стала центром внимания. Есть ли у нее какие-нибудь подозрения о том, кто именно ей угрожал? Не кажется ли ей, что президент собирается назначить сенатора Дженнингс вице-президентом? Легко ли работается с сенатором? Скоро ли выйдет в эфир ее программа?

Джина Баттерфилд, журналистка, ведущая колонку в «Вашингтон трибюн» подобралась поближе к их группе и жадно слушала ответы Пэт.

– Как странно, что кто-то забрался в дом и оставил записку с угрозами! – воскликнула журналистка. – Но вы, кажется, не принимаете всерьез это происшествие?

Пэт попыталась казаться беззаботной:

– Мы все считаем это чьей-то дурацкой шуткой. Обидно, что пресса раздула из мухи слона. К тому же это несправедливо по отношению к сенатору.

Баттерфилд покровительственно улыбнулась:

– Милочка моя, вы в Вашингтоне! Нельзя рассчитывать, что столичные журналисты оставят без внимания такой лакомый кусок! Вы, похоже, настроены оптимистично, но лично я здорово расстроилась бы, если бы кто-то вторгся в мой дом и стал угрожать расправиться со мной.

– Тем более что он вломился в этотдом, – встряла еще одна доброхотка. – Вам рассказывали о трагедии Адамсов, которая там когда-то разыгралась?

Пэт сосредоточенно разглядывала пузырьки в бокале шампанского.

– Да, я слышала эту историю. Но ведь это произошло очень давно, не правда ли?

– Стоит ли сейчас говорить об этом? – вмешалась миссис Тэтчер. – Ведь сегодня сочельник.

– Подождите-ка минутку, – быстро сказала Джина Баттерфилд. – Адамс... Конгрессмен Адамс.Вы хотите сказать, что Пэт живет в том доме, где он покончил с собой? Как же пресса упустила такую важную деталь?

Пэт почувствовала осторожное прикосновение к своей руке – Лайла хотела предостеречь ее. Неужели выражение лица выдает ее?

К их группе подошел посол.

– Пожалуйте к столу, дорогие гости, – пригласил он.

Пэт повернулась, собираясь последовать за ним, но тут услышала, как журналистка обратилась к другой гостье:

– Вы жили здесь, в Джорджтауне, когда погибли Адамсы?

– Ну конечно, – ответила женщина. – Всего через два дома от них. Тогда еще была жива моя мать. Мы довольно хорошо знали чету Адамс.

– Я тогда еще не переехала в Вашингтон, – пояснила Джина Баттерфилд, – но, конечно, до меня доходили разные слухи. А что, подоплека этого дела так и не выплыла наружу?

– Разумеется, – с готовностью отозвалась собеседница Джины. – Мать Рени, миссис Скайлер, примадонна из Бостона, сообщила прессе, что Рени считала свой брак ошибкой и собиралась развестись с Дином.

– Пэт, может быть, нам все же стоит что-нибудь съесть? – миссис Тэтчер решительно увлекла ее к столу.

– Разве Рени добивалась развода? – донесся до них новый вопрос Джины.

– Сомневаюсь, – фыркнула ее собеседница. – Да она с ума сходила по Дину, ревновала его даже к работе. Это было сущее наказание – наблюдать за ними на приемах и вечеринках, она сидела, как манекен, рта никогда не открывала. А уж эти ее ежедневные восьмичасовые упражнения на проклятом рояле! В теплые дни мы все на стенку лезли, слушая ее игру. И уж поверьте, великой пианисткой она не была! Исполнительница из нее вышла бы весьма посредственная.

«Не верю, – подумала Пэт, – не хочу верить. О чем еще спрашивает журналистка? Кажется, о репутации бабника, которой пользовался Дин Адамс».

– Дин был чертовски привлекателен, женщины так и вились вокруг него. – Соседка пожала плечами. – Мне тогда было всего двадцать три, признаюсь, и я совсем потеряла голову! Он обычно прогуливался по вечерам с Кэрри, и я взяла себе за правило случайно сталкиваться с ними каждый раз, но все напрасно... Думаю, нам лучше присоединиться к остальным. Я просто умираю от голода.

– А конгрессмен Адамс действительно был очень неуравновешенным человеком? – спросила Джина.

– Конечно нет. Эти слухи стала распространять мать Рени. И уж поверьте мне, она отлично знала, что делает! Вспомните: на пистолете были отпечатки пальцев Рени. Мы с мамой всегда считали, что это именно она стреляла в ту ночь. А что касается Кэрри... Знаете, костлявые пальцы пианистки могут обладать недюжинной силой! Я бы не удивилась, узнав, что она сама ударила бедную малышку...