Текст книги "И колыбель упадет"

Автор книги: Мэри Хиггинс Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

55

Гертруда и супруги Крупшак ужинали. Гана потушила мясо, и Гертруда с благодарностью уступила ее просьбам взять добавку, а потом съесть большой кусок домашнего шоколадного пирога.

– Обычно я не ем так много, – извинилась она, – но с тех пор, как мы нашли бедную Эдну, у меня маковой росинки во рту не было.

Гана серьезно кивнула. Ее муж взял кофейную чашку и десертную тарелку.

– «Ники» играют, – заявил он. – Я иду смотреть. В его грубоватом тоне не было ничего оскорбительного. Он устроился в гостиной и включил телевизор.

Гана вздохнула:

– «Ники»… «Меты»… «Гиганты»… Один сезон за другим. Но с другой стороны, он здесь. Я заглядываю в комнату, и он там сидит. И не приходится возвращаться в пустой дом, как бедняжке Эдне.

– Я знаю. – Гертруда подумала о своем одиноком жилище, вспомнила старшую внучку. «Бабушка, ты придешь к нам ужинать?» или «Бабушка, ты в воскресенье будешь дома? Мы хотели зайти к тебе». Могло быть куда хуже.

– Может, нам сходить в квартиру Эдны? – спросила Гана. – Но я тебя не тороплю… Выпей еще кофе или съешь пирога…

– Нет-нет. Пойдем. Ужасно не хочется, но этого не избежать.

– Я возьму ключ.

Они быстро пересекли двор. Пока они ужинали, снова пошел мокрый снег с дождем. Гана спрятала подбородок в воротник пальто. Она подумала о красивой шубе Эдны из искусственного меха «под леопарда», которая теперь принадлежала ей.

В квартире они притихли. На столах и дверных ручках еще виднелись следы порошка для снятия отпечатков пальцев. Не сговариваясь, обе посмотрели туда, где несколько дней назад лежала Эдна.

– На радиаторе кровь, – пробормотала Гана. – Наверное, Гас его перекрасит.

– Да. – Гертруда встряхнулась. Надо побыстрее покончить с этим. Она знала вкусы внучки. Нэн понравится велюровая кушетка и те кресла к ней, с высокими спинками, с ножками и подлокотниками из красного дерева. Одно – качалка, другое обычное. Гертруда вспомнила, как Эдна рассказывала, что когда-то кресла были обтянуты синим бархатом с красивым растительным узором. Она отдала их в дешевую перетяжку и всегда вздыхала: «Они совсем потеряли вид».

Если Нэн снова обтянет их бархатом, они станут красивыми. И еще резной столик. В галерее Альтмана есть такие. Стоят целое состояние. Конечно, он сильно поцарапан, но муж Нэн отполирует его. Ах, Эдна, подумала Гертруда, ты была умнее большинства из нас. Ты знала цену вещам.

Гана достала из шкафа леопардовую шубу.

– Эдна в прошлом году одалживала ее мне, когда мы с Гасом ходили на вечеринку. Мне она нравится.

Они быстро поделили все, что было в квартире. Гану мало интересовала мебель – то, что не забрала Гертруда, пойдет в Армию Спасения, – но она пришла в восторг, когда Гертруда предложила ей взять серебряную тарелку и дорогой фарфор. Всю одежду Эдны, которая была им велика, они тоже решили отправить в Армию Спасения.

– Похоже, все, – вздохнула Гана. – Кроме драгоценностей, которые скоро вернет нам полиция. Ты получишь кольцо, а брошку она оставила мне.

Драгоценности. Эдна хранила их в ящике ночного столика. Гертруде вспомнился вечер вторника. Именно этот ящик хотел открыть доктор Хайли.

– Кстати, мы не заглянули в ночной столик, – сказала она. – Давай убедимся, что ничего не забыли.

Гертруда полностью выдвинула ящик. Она знала, что шкатулку забрала полиция. Но в глубине ящика обнаружился поношенный мокасин.

– Ради всего святого, – покачала головой Гана. – Зачем Эдна хранила эту вещь? – Она взяла мокасин и поднесла к свету – каблук сносился, белые пятна по бокам указывали на то, что обувь побывала в смеси снега с солью.

– Вот оно! – воскликнула Гертруда. – Это-то меня и запутало. – Гана озадаченно посмотрела на нее, и она объяснила: – Миссис Демайо спросила меня, не называла ли Эдна кого-нибудь из докторов принцем Дезире. И это меня запутало. Конечно, не называла. Но Эдна рассказывала мне, в каких ужасных старых мокасинах приходит в клинику миссис Льюис. Даже показала несколько недель назад, когда миссис Льюис уходила. Эдна подшучивала над миссис Льюис. Левый мокасин был велик миссис Льюис, и она постоянно его теряла. Эдна поддразнивала миссис Льюис, говорила, что та, наверное, ждет принца Дезире, который подберет ее хрустальный башмачок.

– Но принц Дезире не был возлюбленным Золушки, – возразила Гана. – Он из сказки про Спящую Красавицу.

– Вот именно. Я сказала Эдне, что она все перепутала. Она только рассмеялась и заявила, что миссис Льюис сказала ей то же самое, но мать рассказывала ей сказку именно так, и ее это вполне устраивает.

Гертруда задумалась:

– Миссис Демайо очень волновалась, когда спрашивала меня о принце Дезире. А в среду вечером… Я вот думаю, уж не мокасин ли миссис Льюис искал в этом ящике доктор Хайли? Знаешь, я прямо сейчас готова отправиться в прокуратуру к миссис Демайо и поговорить с ней или хотя бы оставить для нее сообщение. Что-то мне подсказывает, что не нужно откладывать до понедельника.

Гана подумала о Гасе, который не оторвется от телевизора до полуночи. Ее охватила жажда приключений. И она никогда не была в прокуратуре.

– Миссис Демайо спрашивала, не хранит ли Эдна из сентиментальности старую туфлю матери. Могу поспорить, что она имела в виду этот мокасин. Знаешь, поеду-ка я с тобой. Гас и не заметит, что меня нет.

56

Джим Беркли оставил машину на стоянке у здания суда и вошел в главный вестибюль. На табличке он прочел, что офис судмедэксперта расположен на втором этаже в старом крыле здания. Вчера вечером он видел, как Ричард Кэрролл смотрел на ребенка. От гнева и обиды ему захотелось крикнуть: «Да, ребенок не похож на нас. Ну и что?» Но это было бы глупо. Хуже того – бесполезно.

Немного поблуждав по коридорам, он нашел кабинет Ричарда. За столом секретаря никого не оказалось, но дверь Ричарда была открыта, и он сразу вышел, услышав, как хлопнула дверь приемной.

– Джим, спасибо, что пришел.

Он явно пытается проявлять дружелюбие, подумал Джим. Делает вид, что это обычная встреча. Его приветствие прозвучало сдержанно и настороженно. Они вошли в кабинет. Ричард пристально взглянул на него. Джим в ответ бесстрастно посмотрел на Ричарда. От вчерашней шутливой непринужденности не осталось и следа.

Ричард понял намек и принял деловой вид. Джим напрягся.

– Джим, мы расследуем смерть Венджи Льюис. Она была пациенткой «Вестлейкского центра материнства». Там рожала и твоя жена.

Джим кивнул.

Ричард явно осторожничал, подбирая слова.

– Нас обеспокоили некоторые детали, всплывшие в ходе расследования. Я хочу задать тебе несколько вопросов и клянусь, что ни один ответ не выйдет за пределы этой комнаты. Но ты можешь оказать нам бесценную помощь, если…

– Если скажу, что Марианна – приемный ребенок?

– Да.

Гнев улетучился. Он подумал о Марианне. Какова бы ни была цена, она того стоила.

– Нет, она не приемный ребенок. Я присутствовал при родах, снимал все на пленку. На большом пальце левой ноги у нее маленькое родимое пятно. На этих кадрах его видно.

– Маловероятно, чтобы у кареглазых людей родился зеленоглазый ребенок, – твердо сказал Ричард и, помолчав, спокойно спросил: – Ты отец ребенка?

Джим уставился на свои руки.

– Тебя интересует, был ли у Лиз другой мужчина? Нет. Клянусь жизнью.

– Как насчет искусственного оплодотворения? Доктор Хайли специалист в этой области.

– Мы с Лиз обсуждали такую возможность, но отвергли ее несколько лет назад.

– Могла Лиз изменить мнение и не сказать тебе? В этом нет ничего необычного. Каждый год в Америке благодаря этому методу рождается около пятнадцати тысяч младенцев.

Джим достал из кармана бумажник, из которого вынул две семейных фотографии и показал их Ричарду. На первом снимке Марианна только родилась, глаза у нее были почти закрыты, второй сделан недавно. Контраст между оттенком кожи и цветом глаз родителей и ребенка был очевиден.

– За год до того, как Лиз забеременела, мы узнали, что усыновить ребенка для нас почти невозможно. Мы обсуждали искусственное оплодотворение. И решили отказаться от этой мысли, но я возражал настойчивее, чем Лиз. Марианна родилась со светло-каштановыми волосами и голубыми глазами. Многие дети рождаются голубоглазыми, а потом цвет глаз меняется. Поэтому только в последние несколько месяцев стало ясно – что-то не так. Не скажу, что меня это волнует, Марианна для нас все. – Джим посмотрел на Ричарда. – Лиз никогда не лжет. Она самый честный человек из всех, кого я встречал. Месяц назад я решил поговорить с ней, сказал, что был не прав насчет искусственного оплодотворения, что понимаю, почему люди идут на это.

– Что она ответила? – спросил Ричард.

– Конечно, Лиз догадалась, что я имел в виду. Заявила, что если я думаю, будто она могла принять такое решение, не сказав мне, значит, плохо ее знаю. Я извинился, поклялся, что не хотел ее обидеть. Мне с трудом удалось ее успокоить. В конце концов, она меня простила. – Джим посмотрел на фотографию и выпалил: – Но я понимаю, что она лжет.

– Или не знает, что сделал с нею Хайли, – твердо сказал Ричард.

57

Дэнни Дьюк зигзагами пересек Третью авеню, бегом направляясь к углу 2-й и 55-й улицы, где оставил машину. Женщина хватилась бумажника в ту секунду, когда он встал на эскалатор. Он слышал ее вопль:

– Этот темноволосый парень только что меня ограбил!

Он проскользнул через толпу женщин на первом этаже магазина, но эта сука бросилась за ним вниз по эскалатору, кричала и показывала на него пальцем. Теперь за ним наверняка погонится охранник.

Только бы сесть в машину. Он не мог выбросить бумажник, в котором полно стодолларовых купюр. Он видел эти деньги, а ему нужна доза.

Он здорово придумал – пойти в меховой отдел. Женщины приходили туда с наличными. Слишком долго выписывать чек или подтверждать кредитку. Он заметил это, когда еще в школе работал там курьером.

Пальто, которое он надел сегодня, делало его похожим на рассыльного. Никто не обратил на него внимания. Женщина рассматривала шубы на вешалках и держала за одну ручку большую открытую сумочку. Стащить у нее бумажник было просто.

Интересно, его преследуют? Оглядываться он не рискнул, чтобы не привлекать внимания. Лучше оставаться рядом с домами. Вокруг все спешили. Было так ужасно холодно. Теперь он купит себе дозу, кучу доз.

Через минуту он сядет в машину, переедет мост 59-й улицы и окажется дома в Джексон-Хайтс. Где получит свою дозу. Он обернулся. Никто не бежит. Никаких копов. Прошлый вечер был паршивым. Швейцар чуть не схватил его, когда он залез в машину того врача. И что получил? В саквояже вместо лекарств лежала медицинская карта, грязное пресс-папье и старая тапка. Черт!

А сумочка, которую он стащил потом у старой леди? Десять паршивых баксов. Их едва хватило на порошок, чтобы продержаться сегодня. Сумочка и саквояж лежали на заднем сиденье машины. Надо будет их выбросить. Он подбежал к машине, открыл дверцу и забрался внутрь. Никогда, никогда, как бы туго ему ни пришлось, он не избавится от машины. Копы не ждут, что ты уедешь на машине. Если тебя заметят, они будут шерстить метро.

Он вставил ключ в зажигание, завел двигатель. И раньше, чем увидел проблеск маячка, услышал сирену полицейской машины, ехавшей по встречной полосе. Он хотел выпрыгнуть, но копы отрезали ему путь. Из машины выскочил полицейский, держа руку на пистолете. Фары ослепили Дэнни.

Коп рывком открыл дверцу, заглянул в машину и вынул ключ зажигания.

– Ну что, малыш Дэнни, все то же, да? Ничего нового не изобрел? Теперь выметайся из машины, держи чертовы руки так, чтобы я их видел, и сосредоточься, пока я зачитаю тебе чертовы права. Ты у нас три раза в тюрьме побывал? Пожалуй, тебе светит от десяти до пятнадцати, если повезет с судьей.

58

Самолет потряхивало, когда он заходил на посадку в Ньюарк. Крис посмотрел на Джоан. Она крепко держала его за руку, но он знал, что это не имеет отношения к полету. Летать Джоан не боялась. Он слышал, как она спорила с людьми, ненавидящими самолеты.

– По статистике, самолет гораздо безопаснее автомобиля, поезда, мотоцикла или ванны, – заявила она.

Ее лицо было невозмутимым. Она настояла, чтобы они выпили, когда стюардессы разносили коктейли. Есть не хотелось, но кофе они выпили.

– Крис, я выдержу все. Но мысль о том, что Венджи покончила с собой из-за меня, просто невыносима, – спокойно и серьезно сказала она. – Не беспокойся о том, что ты втягиваешь меня. Говори правду, когда тебя будут спрашивать, и ничего не утаивай.

Джоан. Если они сумеют пройти через это, у них будет прекрасная жизнь. Она чудесная женщина. Он еще так много не знает о ней. Даже не представлял, что может доверить ей всю правду. Наверное, привык защищать Венджи, пытаясь избежать ссор. Он так много должен узнать о самом себе, не говоря уже о ней.

Приземление оказалось жестким. Несколько пассажиров вскрикнули, когда самолет подпрыгнул. Крис знал, что пилот справился отлично. Посадка при таком ветре – сложное дело. Если погода не изменится, возможно, аэропорт закроют.

Джоан усмехнулась:

– Видимо, самолет сажала стюардесса. – Это была старая шутка летчиков.

– Или, по крайней мере, посидела за штурвалом. – Они молчали, пока самолет выруливал к выходу.

Встречающие должны находиться за зоной безопасности. Но Крис не удивился, увидев, что их поджидают два следователя, которые приходили к нему домой, когда он нашел Венджи.

– Капитан Льюис, мисс Мур. – Да.

– Пройдемте с нами, пожалуйста, – официально произнес Чарли. – Я обязан сообщить вам, что вы подозреваетесь в убийстве вашей жены, Венджи Льюис, а также нескольких других возможных убийствах. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Вы не обязаны отвечать на вопросы. Вы имеете право требовать присутствия адвоката.

– Ему не нужен адвокат, – ответила за Криса Джоан. – И он расскажет вам все, что знает.

59

Молли откинулась на спинку кресла, когда оркестр заиграл увертюру «Отелло». Билл любил оперу. Ей опера нравилась. Возможно, поэтому она не могла расслабиться. Билл уже полностью отдался музыке, лицо его стало спокойным и задумчивым. Она огляделась. Зал «Метрополитен», как всегда, был переполнен. Они сидели на прекрасных местах, как и предполагалось. Билл заплатил семьдесят долларов за билеты. Люстры мигнули, заискрились и начали гаснуть, зал погрузился в серебристый полумрак.

Она должна была настоять на том, чтобы сегодня навестить Кэти в клинике. Билл не понимает, не может понять ужас Кэти перед больницами. Впрочем, это неудивительно. Кэти стеснялась говорить об этом. И хуже всего, что у нее были основания для страха. Папе не оказали вовремя помощь. Об этом рассказал старик, лежавший с ним в одной палате. Даже Билл признавал, что в больницах совершается много ошибок.

Молли вздрогнула, услышав аплодисменты, когда Пласидо Доминго сошел с корабля. До этого момента она не слышала ничего. Билл посмотрел на нее, и она притворилась, что поглощена спектаклем. После первого акта она позвонит Кэти, чтобы успокоиться. Ей нужно просто услышать голос Кэти, убедиться, что с сестрой все хорошо. И она приедет в клинику рано утром, до операции, чтобы Кэти не слишком нервничала.

Первый акт тянулся бесконечно. Молли никогда не думала, что он такой длинный. Наконец объявили антракт. Она нетерпеливо отказалась от предложения Билла выпить в баре бокал шампанского и бросилась к телефону. Быстро набрала номер и кинула в щель монеты.

Через несколько минут, с побелевшими губами, Молли подбежала к Биллу и, почти рыдая, схватила его за руку.

– Что-то случилось, что-то случилось… Я позвонила в клинику. Они не пропускают звонки в палату Кэти, сказали, что доктор запретил. Я связалась с постом и настояла, чтобы медсестра зашла к Кэти. Она сразу вернулась. Медсестра совсем еще ребенок, она в истерике. Кэти нет в палате, Кэти пропала.

60

Он вышел из палаты Кэти, и по его лицу скользнула удовлетворенная улыбка. Все складывается удачно. Таблетки действуют. У нее началось кровотечение. Судя по порезу на пальце, кровь уже не сворачивается.

Он спустился на третий этаж и зашел к миссис Олдрич. Ребенок лежал в колыбели рядом с ее кроватью, здесь же был и муж. Доктор холодно улыбнулся родителям и склонился над ребенком.

– Великолепный и красивый экземпляр, – пошутил он. – Обменивать, я думаю, не будем.

Он знал, что шутит неуклюже, но иногда это необходимо. Эти люди очень, очень важны. Дилано Олдрич может направить в клинику тысячи долларов из исследовательских фондов. Дальнейшие исследования. Он мог бы ставить опыты на животных, официально сообщать о своих удачах. А когда он открыто начнет работать с женщинами, исследования последних лет обеспечат мгновенный успех. Если славы не было годами, вовсе не значит, что ее не будет никогда.

Дилано Олдрич, не отрываясь, с благоговением и восхищением смотрел на сына.

– Доктор, мы все еще не можем поверить. Все врачи говорили, что у нас никогда не будет ребенка.

— Все врачи ошибались.

Главная проблема миссис Олдрич заключалась в страхе. Фухито определил это. По отцовской линии – мышечная дистрофия. Она знала, что это могло передаться ей. А также несколько фиброзных кист в матке. Он разделался с кистами, и она забеременела. Потом провел ранний анализ околоплодных вод, чтобы исключить дистрофию.

И все же миссис Олдрич была слишком эмоциональной, почти гиперактивной. Больше десяти лет назад у нее дважды случались выкидыши на ранних сроках. Он положил ее в клинику за два месяца до родов. И это сработало.

– Я зайду утром. – Эти люди будут пламенно свидетельствовать в его пользу, если смерть Кэти Демайо сочтут подозрительной.

Но это исключено. Понижение давления отмечено в карте. Срочную операцию он проведет в присутствии старших медсестер. Даже попросит хирурга из отделения скорой помощи ассистировать. Сегодня дежурит Моллой. Хороший человек, самый лучший. Моллой скажет семье и сослуживцам Кэти, что остановить кровотечение было невозможно, что доктор Хайли, возглавлявший операционную бригаду, сделал все, что в человеческих силах, и даже больше.

Выйдя от Олдричей, доктор пошел на пост к сестре Рендж. Он тщательно выверил график, чтобы сегодня дежурила именно она. Более опытная медсестра заходила бы к Кэти каждые десять минут. Рендж не настолько сообразительна.

– Сестра Рендж.

– Доктор. – Она вскочила, нервно взмахнув руками.

– Меня очень беспокоит состояние миссис Демайо. У нее давление на нижнем пределе нормы, и я подозреваю, что вагинальное кровотечение сильнее, чем она думает. Я иду ужинать. Мне понадобится готовый анализ на гемоглобин. Я не хотел ее огорчать, – она всю жизнь боится больниц, – но не удивлюсь, если нам придется оперировать ночью. Приму решение, когда вернусь, примерно через час. Я убедил миссис Демайо не ужинать, и даже если она попросит, не давайте ей никакой твердой пищи.

– Да, доктор.

– Дайте миссис Демайо снотворное и ни в коем случае не говорите, что может понадобиться срочная операция. Понятно?

– Да, доктор.

– Отлично.

Он специально остановился поговорить с несколькими людьми в главном вестибюле. Поужинать решил в ресторане у самой больницы. Неплохое место. Там готовят вполне приличный стейк, а ему необходимо предстать в образе добросовестного врача.

«Я беспокоился о миссис Демайо. Вместо того чтобы идти домой, поужинал в соседнем ресторане и тут же вернулся в клинику, проверить ее состояние. Слава богу, что я это сделал. По крайней мере, мы попытались».

И еще один важный момент. Даже в такую жуткую ночь, как эта, нет ничего необычного в том, чтобы пойти в этот ресторан пешком. Тогда никто не будет точно знать, сколько времени он отсутствовал.

А пока он будет ждать кофе, сделает последний необходимый шаг. Он оставил Кэти в пять минут восьмого. Пришел в ресторан без четверти восемь. Кэти получит снотворное ровно в восемь. Это сильное лекарство, в ее ослабленном состоянии оно подействует мгновенно.

К восьми тридцати он сможет без риска подняться по служебной лестнице на четвертый этаж, войти в гостиную, убедиться, что Кэти спит, и сделать ей укол гепарина, мощного антикоагулянта, от сочетания которого с таблетками давление и гемоглобин начнут резко падать.

Он вернется в ресторан, выпьет кофе, заплатит по счету и отправится в клинику. Возьмет с собой сестру Рендж, чтобы проверить состояние Кэти. Через десять минут Кэти окажется в операционной.

Она здорово облегчила ему задачу, не пригласив посетителей на вечер. Конечно, он учел такую возможность, и добавил бы гепарин в кровь, которую ей станут вливать во время операции. Это столь же эффективно. Но более рискованно.

Стейк был неплох. Странно, как сильно он голоден в подобных случаях. Он бы предпочел поесть, когда все закончится, но это почти невозможно. Поскольку сестра Кэти в Опере, к тому времени, как с ней свяжутся, будет сильно за полночь. Он останется в больнице, чтобы утешать ее, когда она приедет. Она запомнит его доброту. Домой он попадет не раньше двух или трех. Он не мог так долго обходиться без еды.

Он позволил себе бокал вина. Он предпочел бы обычную половину бутылки, но сегодня это недопустимо. Тем не менее, один бокал согрел его, взбодрил, помог рассмотреть разные возможности, подумать о неожиданностях.

После этого он будет в безопасности. Саквояж не нашли. Вероятно, никогда и не найдут. Угроза со стороны Салема устранена. Газеты писали, что он «упал или выбросился». Эдну похоронили сегодня утром. Венджи Льюис похоронили вчера.

Мокасин в ящике Эдны ничего не скажет людям, которые заберут ее убогие пожитки. Ужасная неделя. И совершенно ненужная. Ему должны были позволить открыто продолжать работу. Всего поколение назад людей возмущало искусственное оплодотворение. Теперь благодаря этому методу ежегодно на свет появляются тысячи младенцев.

А если вернуться на сотни лет назад! Арабы уничтожали врагов, проникая в их лагеря и оплодотворяя кобыл с помощью хлопка, пропитанного семенем негодных жеребцов. Надо быть гением, чтобы это спланировать.

Врачи, добившиеся первых успехов в оплодотворении invitro[19]19
  В пробирке (лат.).


[Закрыть], гениальны.

Но его гений превзошел всех. И ничто не встанет на его пути, когда он будет пожинать заслуженные плоды.

Нобелевская премия. Когда-нибудь он получит ее. За вклад в медицину, считавшийся невозможным. Он решил одновременно проблему абортов и бесплодия. И трагедия в том, что если об этом станет известно, его, как Коперника, сочтут преступником.

– Вам понравился ужин, доктор? – Официантка казалась знакомой. Ах да, он принял у нее ребенка несколько лет назад. Мальчика.

– Прекрасный ужин. А как ваш сын?

– Замечательно, сэр. Просто замечательно.

– Чудесно. – Невероятно, эта женщина и ее муж платили ему из денег, отложенных на первый взнос для покупки дома. Что ж, она получила желаемое. – Капуччино, пожалуйста.

– Конечно, доктор, но вам придется минут десять подождать.

– Пока вы готовите кофе, я позвоню. – Он уйдет меньше чем на десять минут. Официантка его не хватится.

В окно он увидел, что снег прекратился. Он не мог взять пальто из гардероба. Выскользнув через боковую дверь рядом с холлом с телефонами и туалетами, он торопливо пошел назад по дорожке. Холод обжигал лицо, но он едва замечал это. Он рассчитывал каждый шаг.

Оставаться в тени было просто. У него в кармане ключ от пожарного выхода позади гинекологического крыла. Никто никогда не пользовался этой лестницей. Он вошел в здание.

Лестница была ярко освещена. Он выключил свет. Он мог пройти по клинике с завязанными глазами. На четвертом этаже он осторожно открыл дверь, прислушался. Ни звука. Он бесшумно ступил в коридор, и через несколько секунд был в гостиной палаты Кэти.

Пришлось подумать еще об одном. Вдруг ее привезла бы в клинику сестра или друг? Вдруг этот человек захотел бы остаться ночевать на диване в гостиной? Вестлейкская клиника открыто приветствовала такие ночевки по желанию пациенток. Приказав покрасить гостиную, он избавился от этой возможности.

Расчеты. Расчеты. Они так же полезны и необходимы в жизни, как и в лаборатории. Днем он оставил шприц с гепарином в ящике стола под малярным холстом. Свет со стоянки, лившийся через окно, позволил ему сразу найти стол. Он взял шприц.

Наступил решающий момент. Если Кэти проснется и увидит его, он в опасности. Допустим, она тут же уснет снова. Конечно, она никогда не спросит про укол. Когда позже он вернется с сестрой Рендж, если Кэти почему-либо все еще будет в сознании и скажет об уколе, объяснить просто: она перепутала. У нее просто брали кровь на анализ. И все же лучше бы ей сейчас не просыпаться.

Он вошел в палату, склонился над Кэти. Взял ее за руку. Занавеска была чуть отодвинута. Слабый свет проникал в комнату. Он видел ее профиль. Ее лицо повернуто к стене. Дыхание неровное. Она говорила во сне. Он не мог разобрать слова. Наверное, ей что-то снится.

Он воткнул иглу в руку, надавил на поршень. Кэти поморщилась и вздохнула. Глаза, затуманенные сном, открылись, и она повернула голову. В тусклом свете он увидел ее расширенные зрачки. Она озадаченно посмотрела на него.

– Доктор Хайли, – прошептала Кэти, – зачем вы убили Венджи Льюис?