Текст книги "Волшебная ночь"
Автор книги: Мэри Бэлоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)
Глава 14
Джошуа Барнс запыхался, изнемогая. Он тяжело рухнул на безвольное тело Ангхарад, несколько минут полежал не шевелясь и затем скатился с нее.
– Как хорошо с вами, мистер Барнс, – сказала она, с улыбкой заглядывая ему в лицо. – Вас порадовали новости, которые я принесла вам?
Он крякнул и еще некоторое время лежал, не отвечая.
– Но ты же не знаешь точно, когда это произойдет, – наконец сказал он. – Твоя информация ничего не значит, пока я не знаю, когда именно они собираются выступить.
– Я слышала, как мужчины на айстедводе говорили, что это будет очень скоро, – сказала Ангхарад. – Я постараюсь узнать дату. И как только узнаю об этом, тут же сообщу вам.
– Так и сделай, Ангхарад, – сказал Барнс, подбираясь к ее груди. – Ты ведь хочешь, чтобы я и впредь тешил тебя? Джон Фрост, ты говоришь? Приедет и будет подбивать их к бунту?
– Я не думаю, что они пойдут на это, мистер Барнс, – ответила Ангхарад. – Особенно если вы покажете им, что вам все известно. Для них такой поворот событий был бы лучшим выходом.
– Это почему же я должен делать это? – спросил Барнс. Ангхарад с мольбой посмотрела на него.
– Мне не хочется, чтобы у кого-нибудь из них были неприятности, – ответила она. – Пожалуйста, мистер Барнс, сделайте так, чтобы никто не пострадал.
Вместо ответа он двумя пальцами медленно сжимал ей сосок, пока Ангхарад не взвизгнула от боли, затем поймал ее губы своими и с силой втолкнул язык в глубину ее рта.
– Ты просто узнай, когда будет собрание, – наконец сказал он. – А я уж найду способ отблагодарить тебя, Ангхарад.
– Но скажите, вы довольны мной? – спросила она, обхватывая его шею. – Я ведь стараюсь порадовать вас, мистер Барнс. Я сделаю для вас все, что угодно. Мне бы хотелось быть с вами здесь каждую ночь, до конца дней моих.
Барнс довольно крякнул и вновь навалился на нее, торопливо раздвигая ей ноги.
Шерон с бабушкой сидели в доме одни и тихо коротали вечер. Сегодня был день получки, мужчины должны были вернуться домой не скоро. Шерон готовилась к урокам, иногда отвлекаясь на неторопливый разговор с бабушкой о предстоящей свадьбе.
– В этот раз я еще больше рада за тебя, – говорила бабушка. – Я не хочу сказать ничего плохого о покойном, я очень любила бедного Гуина. Но с ним ты жила в такой тесноте, в маленьком доме, вместе с кучей родственников. А на этот раз у тебя будет собственный дом. Ты будешь настоящей королевой Кембрана.
Шерон рассмеялась.
– Я не хочу быть королевой, бабушка, – ответила она. – Я обыкновенный человек. И всегда останусь такой.
– Нет, Шерон, ты у меня особенная, – ласково возразила бабушка. – Да и Оуэн, он тоже выделяется среди мужчин. Дай Бог, чтобы он не влип в какую-нибудь историю со своими собраниями. Что, мистер Фрост приезжает уже на следующей неделе?
– Да, бабушка. – От воспоминания о собрании у Шерон упало настроение.
– Снова мужчины будут спорить, – вздохнула бабушка. – Как они глупы порой, Шерон! По мне, так лучше бы всем заправляли женщины. Ведь совсем недавно айстедвод своими песнями сблизил нас, а теперь опять затеваются какие-то собрания и все опять перессорятся друг с другом.
И опять объявятся «бешеные», подумала про себя Шерон, но вслух ничего не сказала. Она опустила глаза к раскрытой книге, притворяясь, что погрузилась в чтение. На кухне снова воцарилась тишина. Захочет ли Йестин присоединиться к мужчинам? Как на этот раз отнесутся организаторы манифестации к тому, что некоторые захотят остаться дома? Эти мысли расстраивали ее. И она постаралась заставить себя продолжить чтение.
Но тут раздался стук в дверь, и она распахнулась, впуская Оуэна. Шерон закрыла книгу и с радостной улыбкой вскочила ему навстречу. Она не ждала его так рано.
– Оуэн, – воскликнула она, – как хорошо, что ты пришел! – И тут же заметила его хмурый вид. – Что случилось?
– На следующей неделе опять снижают зарплату на десять процентов, – ответил он. – Вот что.
Шерон медленно опустилась на свой стул и закрыла глаза.
– О Боже, Боже! – вздохнула бабушка.
– Одно хорошо, – продолжал Оуэн. – Это наконец откроет глаза людям. А то некоторые говорят, что не надо, мол, никаких собраний. Говорят, хозяин приходил на шахту, на завод, он такой добрый, он заботится о нас. Хозяин говорил с нами, был у нас дома. Он запретил Блодуэн Уильямс спускаться в шахту, он назначил пособие ее мужу. Он ходил с нами на айстедвод, он даже снял свой плащ, когда помогал Ифору Ричардсу тащить арфу. Кто-то говорил даже, что он обязательно поднимет зарплату на прежний уровень и тогда, мол, наступит благодать. Нет, теперь он показал, как он заботится о нас.
Снова распахнулись двери – это пришли Эмрис и Хьюэлл.
– Ну, вы, наверное, уже слышали последние новости, – сказал Эмрис, бросая на стол деньги. – Вот деньги, мать. А на следующей неделе будет и того меньше.
Хьюэлл Рис тяжело опустился в свое кресло у огня.
– Это Бог испытывает нас, – изрек он, – как испытывал Иова.
– Такому Богу стоит набить морду, – заявил Эмрис. – Затащить на гору и спустить кверху задницей вниз.
Хьюэлл тут же вновь вскочил на ноги.
– Да как ты смеешь, Эмрис! – взревел он. – Мало того что ты ни во что не ставишь свою мать, говоря при ней такое, ты еще и богохульствуешь! Теперь-то я уже без разговоров поставлю тебя на место!
– Отец, я, черт возьми, не могу согласиться со всей этой ложью! – Глаза Эмриса пылали. – Если Джон Фрост не устроит заварушку, то ее устрою я. Мама, Шерон, простите. Я не хотел вас обидеть, но у меня просто кровь кипит. Смотрю на вас и думаю: хорошо, что у меня нет жены и детей. А ведь у других мужчин есть дети и им нужно кормить их.
Шерон за все это время не произнесла ни слова. Она сидела, крепко зажмурившись, надеясь, что это еще может оказаться дурным сном. Он обманул ее. Он просто предал ее. А ведь она поверила ему, хотя Оуэн и пытался разубедить ее. Она поверила в то, что он хороший человек, что его интересуют заботы жителей Кембрана, что он хочет все здесь изменить к лучшему. Он начал нравиться ей. Да что там, она влюбилась в него!
А он предал ее.
– Шерон, – сказал Оуэн, – ты не должна больше работать на него. И даже не надо предупреждать его, просто не выходи завтра на работу, и все.
Шерон открыла глаза и посмотрела на Оуэна.
– Почему? – спросила она.
– Я не хочу, чтобы ты работала на этого… Крэйла, – ответил Оуэн. – Ты останешься дома. Если твой дед не сможет содержать тебя несколько недель, оставшихся до свадьбы, я помогу. Моей зарплаты даже после снижения хватит, чтобы содержать жену. А завтра ты останешься дома.
– Да, Шерон, Оуэн прав, – сказал Эмрис. – Тебе не надо больше выходить на работу. И нам не понадобятся твои деньги, Оуэн. О своих женщинах мы позаботимся сами, а Шерон наша до тех пор, пока не выйдет за тебя.
– Так будет лучше всего, дочка, – поддержала мужчин Гвинет. – Мне никогда не нравилось, что ты работаешь в замке.
Если бы они хором не взялись убеждать ее оставить работу, думала потом Шерон, очень может быть, что она сама решила бы не появляться больше в Гленридском замке. Одна мысль о встрече с Алексом приводила ее в смятение. Но она не переносила, когда другие распоряжались ею. Это за ней водилось всегда, было одной из слабостей ее характера. Ее мать говаривала, что эту черту она получила в наследство от сэра Джона Фаулера.
– Мое дело – Верити, – ответила Шерон. – Я занимаюсь только тем, что учу ее. Верити всего лишь шестилетний ребенок, она не имеет никакого отношения ко всему этому. Я не могу так просто бросить ее.
– Но дело в том, Шерон, – сказал Оуэн, – что ты работаешь на него, что ты каждый день бываешь в замке и носишь платья, которые дал тебе он.
– Мы все работаем на него, – ответила она.
– Тут есть разница. – Оуэн вытащил из-под стола стул и сел на него верхом, опершись локтями на спинку. – Если ты и дальше будешь ходить в замок, людям это может не понравиться. Обязательно найдутся такие, которые скажут, что ты уже не такая, как все, что не хочешь быть со всеми, что нашла себе тепленькое местечко.
Оуэн задел самое больное ее место.
– Это неправда, – сказала Шерон. – Я отдаю всю свою зарплату бабушке, и даже если она что-то возвращает мне обратно, я отношу эти деньги Мэри, чтобы она купила что-то своим детям, или какой-нибудь другой женщине, у которой есть голодные малыши.
– Хью, может быть, первым увидит своих малышей мертвыми, – бросил Эмрис, – и ты тоже, Шерон.
– Если ты будешь продолжать работать, начнутся пересуды, – настаивал Оуэн.
– О чем? – Шерон вскочила на ноги. – О чем, Оуэн? Ты всегда клонишь к этому, или это не так? Словно не ты настаивал на том, чтобы я пошла туда работать?
Оуэн с грохотом поднялся со стула…
– Я никогда не соглашусь, чтобы моя женщина каждый день ходила к Крэйлу, – проревел он, – и чтобы люди гадали, чем вы там занимаетесь на пару!
– О Боже, – вздохнула Гвинет. – Только нехорошие люди, Оуэн, могут что-нибудь плохое подумать о нашей Шерон.
Эмрис принялся закатывать рукава своей рубашки.
– Оуэн, мне кажется, пора тебе серьезно потолковать со мной, – сказал он. – Шерон пока еще не жена тебе, и если б даже была твоей женой, я никогда не позволил бы тебе так разговаривать с ней в моем доме.
– Нашла коса на камень, – подал голос Хьюэлл. – И это Господь шлет нам испытание. Все-то нам надо кого-нибудь обвинить, и мы совсем не желаем облагородиться в страдании. Эмрис, спать пора. И тебе спокойной ночи, Оуэн. Шерон, еще раз спроси себя, как тебе лучше поступить, чтобы остаться в ладу со своей совестью. Но помни, что в этом доме никто не заставляет женщину идти на работу.
Эмрис, не сказав ни слова, отправился наверх в свою комнату.
Оуэн и Шерон еще некоторое время смотрели друг другу в глаза. Гнев постепенно оставлял обоих.
– Проводи меня до ворот, – наконец выговорил Оуэн. – Я хочу, чтобы ты пожелала мне спокойной ночи. Спокойной ночи, миссис Рис, спокойной ночи, Хьюэлл.
Шерон шла немного впереди, обхватив плечи руками. Она забыла накинуть шаль, а вечерний воздух был прохладным и сырым.
– Кариад, – заговорил Оуэн. Он догнал ее, повернул к себе и взял в ладони ее лицо. – Я люблю тебя, кариад. Но ты такая упрямая, что я не могу не беситься. Скоро наша свадьба, и ты перед отцом Ллевелином, перед всеми людьми Кембрана, которые соберутся в часовне, должна будешь поклясться, что во всем будешь слушаться меня. А уж я сделаю все, чтобы ты сдержала эту клятву. Все, хотя я и очень люблю тебя.
Шерон вспомнила, как она давала такую клятву Гуину. Но он никогда не напоминал о ней. Однако с Оуэном все будет иначе. Они постоянно будут возвращаться к этому. Они оба упрямы, каждый из них всегда будет стоять на своем…
– Я буду слушаться тебя, Оуэн, когда мы поженимся, – ответила она, совсем не уверенная в том, что сможет сдержать это обещание или торжественную клятву, которую она даст ему в день свадьбы.
– А до свадьбы? – тихо спросил он.
– Я же понимаю, – ответила Шерон, – что ты не позволишь своей жене работать в замке, понимаю, что мне придется оставить свою работу и Верити. Позволь же мне сейчас, пока граф не нашел мне замену, заниматься с ней. Она славная девочка, и она так радуется нашим занятиям. Ведь она так одинока.
– Ты делаешь большую ошибку, Шерон, – сказал Оуэн. – Люди настроены решительно. Скоро весь народ будет на одной стороне, а граф Крэйл и Барнс – на другой. Ты же останешься посредине. Людям это не понравится. Да и мне самому это не понравится.
Шерон проглотила неожиданно подкативший к горлу комок.
– Может быть, – тихо проговорила она, – стоит отменить свадьбу?
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты этого хочешь? – спросил он.
Шерон чувствовала, как у нее путаются мысли. Она неуверенно покачала головой.
– Я люблю тебя, – сказал Оуэн. – Но не думай, что тебе достанется покладистый муж, вроде Гуина. Если ты будешь такой же упрямой, если не переменишься за эту пару недель, то мне придется помочь тебе, Шерон.
Опять он угрожает ей. Если она не подчинится, ее ждет наказание. Но может быть, именно в этом суть той клятвы, что дают друг другу мужчина и женщина в день свадьбы? Ей придется научиться слушаться Оуэна, и тогда, возможно, они будут счастливы друг с другом.
Шерон кивнула и потянулась к нему за поцелуем.
Алекс как раз проходил через холл, когда Шерон пришла на работу. Долгое время он избегал встреч с ней. Он видел ее только во время кратких визитов в детскую, или из окна, когда она прогуливалась с Верити в парке, или когда они отправлялись в дальний поход на холмы. Единственным исключением из правила стал айстедвод, но и там он не стремился к встрече. Она сама пришла к нему и села рядом, когда все были увлечены песней, а у него не возникло желания оттолкнуть ее или самому уйти прочь.
И вот сейчас, будто совсем невзначай, они столкнулись в холле, но что-то подсказывало Алексу, что их встреча не так уж случайна. Он почти не спал этой ночью, представляя, какую реакцию вызовет у нее известие о том, что со следующей недели зарплата рабочих вновь будет снижена. Он не знал, как она может воспринять эту весть.
Но в это утро он получил от нее четкий и ясный ответ.
– Доброе утро, – произнес он, останавливаясь посреди холла и сжимая руки за спиной.
Она вздрогнула и подняла голову. Ее лицо вспыхнуло. Она не ответила на приветствие, только кивнула и поспешила пройти мимо него к лестнице. Алекс смотрел ей вслед и видел, как напряжена у нее спина.
И тут он почувствовал вспышку безудержного гнева. Как она смеет так держаться с ним, она, простая гувернантка?
Но зато она дала ему четкий ответ на вопрос, который мешал ему спать. Теперь все в его руках. Он уже несколько дней провел над книгами, стараясь не просто прочитать их, но проникнуть в их смысл, стараясь понять, как воспользоваться полученными знаниями. И он не нашел никаких подтверждений тому, что все дело может рухнуть, если не снизить заработную плату. Конечно, его доход значительно снизится. Но не настолько, чтобы поставить его под угрозу финансового краха, даже будь этот завод и шахта единственным источником доходов.
И все же Алекс пока не решался положиться на свое мнение. Ему нужно было так много еще узнать, так много понять. Он не мог рисковать в серьезном деле, основываясь на не до конца осмысленных им фактах. Особенно при том, что другие, более опытные, владельцы предприятий, да и его собственный очень компетентный управляющий дружно пытались разубедить его.
Спустя полчаса Алекс понял, что сегодня утром ему уже не удастся сосредоточиться на книгах. Тогда он вызвал к себе экономку.
– Пожалуйста, поднимитесь в детскую, – сказал он ей, – и попросите миссис Джонс отобедать со мной сегодня. И предупредите об этом на кухне. – Женщина собралась было идти исполнять поручение, но Алекс остановил ее. – Впрочем, нет, лучше не так. Мисс Хэйнс, передайте миссис Джонс, что я велю ей быть сегодня к обеду для того, чтобы рассказать мне об успехах дочери.
«Господи, – подумал Алекс, стиснув зубы, – неужели я боюсь ее отказа? Боюсь, что слуги будут потешаться надо мной на кухне?» Он и сам не знал, зачем он решил пригласить ее. Конечно, он чувствовал, что должен как-то оправдаться перед ней. Но как ему оправдаться перед ней, когда он не может найти оправданий даже перед самим собой!
За такими мыслями Алекс просидел в кабинете все утро. Его тягостные размышления прервал приход Джошуа Барнса. Оказывается, через четыре дня, в полночь намечается сборище в горах.
– Если позволите, – предложил Барнс, – я прижму их к ногтю. Я знаю заводил, их всего трое или четверо, и Оуэн Перри – главный из них. Я бы отстранил их от работы и припугнул арестом.
– Ни в коем случае, – ответил ему Алекс. – Вы никого не уволите. И никого не арестуете. Мужчины имеют право собираться. В конце концов, мы живем в свободной стране.
– Прошу прощения, сэр, – Барнс нахмурился, – но вы делаете большую ошибку. У нас будут сложности. Люди сейчас настроены не самым лучшим образом. И собрание распалит их недовольство. Я не удивлюсь, если в конце концов они примут решение бастовать.
– Я беру на себя ответственность за последствия, – ответил Алекс. – И не буду мешать. Но откуда вам известно обо всем этом?
– У меня есть осведомители, – уклончиво ответил Барнс. – Одного мужчину несколько недель назад жестоко избили, и он недолюбливает Оуэна Перри. Я надеюсь, сэр, что вы еще передумаете.
– Собрание пройдет, как запланировано! – отрезал Алекс. – Рабочие имеют право собраться, чтобы обсудить свою жизнь. И вам, Барнс, не стоит рисковать жизнью и присматривать за тем, как оно будет проходить. Я сам прекрасно справлюсь с этим.
Барнс несколько секунд смотрел на Алекса обиженным взглядом, затем повернулся и вышел из комнаты.
Вот и еще один неприятель, уныло подумал Алекс. Неприятели окружают его со всех сторон, и как же ему одиноко здесь! Ах, как бы ему хотелось, чтобы у дядюшки нашелся в свое время какой-нибудь другой любимый племянник, которому он оставил бы в наследство свой чугунолитейный завод и свою шахту! Ему не хочется даже смотреть на эту проклятую уэльскую долину!
Но стоило ему закрыть глаза, как он вновь видел ее, видел такой, какой она открылась ему в первый вечер, и потом, в ночь айстедвода, когда он смотрел на нее с вершины горы, снова слышал печальную, протяжную мелодию, которую услышал впервые, стоя на улице перед церковью.
Внезапно он почувствовал, что вот-вот разрыдается. Вдруг его сердце охватила нестерпимая тоска, захватив его врасплох, она болью резанула глаза. Нет, никогда, никогда он не откажется от Кембрана, никогда не оставит его! Он без боли даже думать об этом не может. Он стал частью этого мира, хотел он этого или нет, и этот мир стал частью его.
Он полюбил этот мир. Полюбил этих людей.
Полюбил Шерон.
Он впервые признался себе в этом.
Джошуа Барнс, бледный от ярости, шел по дорожке от замка к своему дому. Двенадцать лет кряду он управлял шахтой и заводом и добился, чтобы они стали прибыльными. Он встал на равную ногу с Фаулером, Пэкенхэмом и другими землевладельцами. Он заслужил их уважение – и уважение всех рабочих в Кембране – упорным, изнурительным трудом.
А теперь этот болван хочет разрушить все. Он просто не понимает, насколько опасны его поступки, что он играет с огнем! И неужели он, Джошуа Барнс, будет смиренно следовать за графом к полному краху?
Ну уж нет! Он умеет управлять ситуацией и знает, как нужно поступить с Оуэном Перри и его дружками. Мужчин нужно выгнать с работы взашей, да так, чтобы они не смогли найти себе работу ни в одной из окрестных долин. Только так можно поставить на место этих людей. Увидев, что случится с их вожаками, они присмиреют.
Итак, значит, Перри. Неожиданно Барнс приободрился – ему известно, кто зачинщик, а уж как с ним расправиться, он знает. Перри через пару недель собирается жениться на Шерон Джонс. Но если его уволить, этому браку не бывать. Ну а если она, несмотря ни на что, все же решится выйти за него, то сдохнет с голоду…
А этот болван хочет все испортить.
Но по мере того, как день клонился к закату, гнев Барнса постепенно переходил с графа Крэйла на Оуэна Перри и Шерон. Нет мести страшнее, чем месть отвергнутой женщины, гласит народная мудрость. Видимо, то же можно сказать и об отвергнутых мужчинах.
Если бы это было приглашение, то она, конечно, отказалась бы. Но ведь это звучало как приказ. Граф Крэйл велел ей отобедать с ним, чтобы за обедом она рассказала ему об успехах Верити. Он отец, и приказ вполне уместен. Ей, конечно, было бы удобнее, если бы он вызвал ее для доклада к себе в кабинет, – тогда она могла бы сухо и кратко изложить ему суть дела. И еще ей хотелось, чтобы это произошло когда угодно, но только не сегодня. Ведь этот день начался с того, что она не ответила на его приветствие. Она чувствовала, как он смотрел ей вслед, когда, поднималась по лестнице. И ждала, что он вот-вот окликнет ее, чтобы сказать, что она уволена.
Когда Шерон вошла в столовую, граф стоял в дальнем конце комнаты и смотрел в окно. Заметив ее, он поспешил навстречу и подвинул стул, чтобы она села. Он сделал это молча. Шерон тоже старалась не смотреть на него. Он сел на свое место во главе стола и дал знак слуге, чтобы подавали первое.
– Насколько я понимаю, обучение продвигается успешно, – наконец произнес он. – Верити каждый вечер хвастается мне все новыми познаниями и выглядит очень довольной.
Шерон почувствовала облегчение. Значит, разговор о Верити не был только предлогом для встречи. Граф Крэйл действительно желал обсудить с ней успехи дочери.
– Секрет в том, – ответила она, – что наши уроки всегда проходят в виде игры и Верити не успевает понять, когда кончается игра и когда начинается урок.
– Секрет в том, – возразил Алекс, – что вы не скупитесь на внимание к ней, на похвалу и любовь, поэтому она легко все усваивает.
Теплота его слов удивила и смутила Шерон.
– Девочке особенно нравится музыка, – сказала она. – Мне кажется, что у нее талант к музыке. Надеюсь, вы бережно отнесетесь к нему.
– Надеюсь, вы тоже, – ответил Алекс.
Это был прекрасный повод для того, чтобы наконец сообщить ему о решении.
– Я смогу давать уроки вашей дочери еще две недели, – начала Шерон. – А потом, после свадьбы, я уже не смогу работать у вас. У меня будет муж и дом, я должна буду заниматься хозяйством.
В столовой повисла тишина. Шерон склонилась над своей тарелкой, но знала, что Алекс неотрывно смотрит на нее.
– Это ваше решение, – спросил он, – или так решил Оуэн Перри?
– Это наше общее решение, – ответила Шерон и покраснела, зная, что это ложь. – Мы всегда все решаем вместе.
– Мне очень жаль, – отозвался он. – Верити привязалась к вам. Ей необходима женщина, которая могла бы ее учить и опекать. Может быть, вы все же смогли бы еще какое-то время поработать у нас? По крайней мере до тех пор, пока не забеременеете?
Шерон почувствовала, как у нее залились румянцем щеки. Граф, казалось, совсем забыл о присутствии слуг, которые стояли у них за спиной, ожидая, когда можно будет забрать тарелки и подать следующее блюдо.
– Нет-нет, – поспешно ответила она, – я должна оставить работу.
Слуги принялись убирать тарелки. Алекс молчал, затем дал им знак оставить их.
– Ваше решение связано только с предстоящим замужеством, – спросил он, – или есть какие-то другие причины? Почему вы проигнорировали меня сегодня утром, Шерон? Почему не ответили на мое приветствие?
Что ж, видимо, придется объяснить ему все.
– Я не хотела говорить вам «доброе утро», – сказала Шерон. – Я не хотела желать вам этого. И пришла сегодня только потому, что меня ждала Верити.
– Что ж, вы добились своего, – сказал Алекс. – Утро действительно получилось недобрым. Как и сегодняшняя ночь. Да и вся прошлая неделя была на редкость неудачной. И я не могу винить вас за вашу ненависть.
Шерон больше не в силах была притворяться, что ест. Она сняла салфетку и положила ее на стол рядом с тарелкой.
– Если бы вы всегда были таким, как оказались на поверку, – воскликнула она, – я бы не почувствовала предательства! В каком-то смысле я даже уважаю Джошуа Барнса. Он по крайней мере всегда бывает самим собой. А вот вы постоянно выдаете себя за другого человека! Вы притворяетесь, что вас волнуют наши беды!
Теперь он просто обязан был выгнать ее. Ей даже хотелось, чтобы он сделал это. Тогда она могла бы с чистой совестью вернуться к Оуэну и к домашним, не мучаясь тем, что ей самой приходится принимать решение.
– Предательство, – тихо повторил Алекс. – Вы считаете, что я предал вас, Шерон?
– Да, – ответила она. – Мне начинало казаться, что вы хороший человек. Вы даже стали нравиться мне.
– Правда? – Его голос был тихим и лишенным всякого выражения. – Что ж, выходит, вы ошиблись. Человек в моем положении не может позволить себе поддаваться своим добрым порывам, Шерон. Слишком большая ответственность возложена на мои плечи. Но я не жду от вас понимания и не ищу вашего сочувствия.
– И я не прошу вас о сочувствии! – Шерон посмотрела ему прямо в глаза и поразилась тому, каким бледным было у него лицо. – Факты сами скажут за себя, если, конечно, вы захотите понять, о чем они говорят, а не будете запираться в своем замке, чтобы укрыться от них.
– Какие факты? – спросил он.
– Такие, что скоро начнут умирать от голода маленькие дети! – воскликнула Шерон.
Алекс вздрогнул, как от пощечины.
– Вы не слишком ли драматизируете?
– Нисколько! – Она решительно поднялась на ноги, с грохотом отодвинув стул. – Простите, но я не могу есть, а если бы даже могла, я не хочу есть с вами за одним столом.
Она зажмурилась, приготовившись услышать неизбежный теперь приказ убираться из замка.
– Шерон. – Алекс также встал, уронив салфетку на стол. Он набрал воздуха, явно желая что-то сказать, но затем как будто передумал и покачал головой. – Нам больше нечего сказать друг другу, – тихо проговорил он. – Идите к Верити. Я велю подать вам обед в детскую. И спасибо, что вы по-прежнему добры к ней, несмотря на мое вероломство.
– Верити – невинное дитя, – ответила Шерон, – и не должна отвечать за грехи своего отца, так же как я за грехи своего.
Она поспешила покинуть столовую. Поднимаясь по лестнице, она спрашивала себя: неужели и Верити когда-нибудь будет ненавидеть своего отца так же сильно, как она, Шерон, ненавидит своего? И так же будет тосковать по его любви? Тосковать так мучительно, что однажды захочет простить его?
Впрочем, что общего между ней и Верити? Верити – единственная дочь своего отца, его законная наследница, и он любит ее, любит так, как никогда сэр Джон не любил ее, Шерон.
Неужели ей нужен сэр Джон? Неужели она тоскует по его любви? Так тоскует, что готова простить его? Это была совсем незнакомая ей мысль.
Шерон сделала над собой усилие и, стараясь казаться веселой и безмятежной, вошла в детскую.
