Текст книги "Темный всадник"

Автор книги: Мэри Бэлоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Часть 9

Она проснулась, ощущая глубокую печаль, сравнимую лишь с болью. Подняв руку и коснувшись влажных щек, она поняла, что плакала. Она видела сон. Эдгар сидел сбоку на ее кровати. Он наклонился над ней и теплой, ласковой рукой отвел волосы от ее лица. А потом поцеловал, так же легонько и так же неспешно, как и тогда, когда провожал ее в комнату. И опять разомкнутыми губами, так что поцелуй, несмотря на его невесомость, казался удивительно интимным.

Но это было не все. Он расстегнул пуговички ее ночной рубашки и скользнул рукой внутрь, касаясь ее тела ниже плеча, но выше груди. Даже во сне она не осмелилась нафантазировать, что его рука опускается ниже, хотя сейчас понимала, что обе груди набухли и к ним едва ли не больно прикоснуться.

Ей было бесконечно грустно. Две горячие слезинки скатились наискось по щекам, пока она лежала, зажмурив глаза, и пытаясь вернуть сон. Это был чудесный сон, хотя и немного непристойный. Почему же он погрузил ее в такую печаль? Может быть, она не все помнила? Может быть, он сказал что-то не то? Но его рот и руки были такими ласковыми. Он просто не мог сказать ничего противоречащего тому, о чем говорили они.

Ну конечно же, вдруг догадалась она, и открыла глаза. Причиной этой невыносимой печали были не ее сон и не она сама. Ее комнату переполняла печаль. Всепоглощающие грусть и тоска, проникшие даже в ее сон и ее грезы.

Если печальная леди постепенно исчезала, то в канун Дня всех святых она снова появится в полной мере. Дина чувствовала всю муку ее колебаний – ее неуверенность и тоску, ее робость, которую она никак не могла решиться сменить на мужество. И, если страдания леди столь велики, подумала Дина, то можно попытаться уговорить ее на новую попытку. Темный всадник должен быть там, снаружи.

Эта мысль заставила ее в полной мере осознать, что она все-таки уснула, хотя намеревалась бодрствовать и ждать его. Ее сердце от волнения колотилось так, словно это к ней он приезжал, а вовсе не к печальной леди. Она спустила ноги с кровати и кинулась к окну. Но ей не пришлось распахивать шторы. Они и так оказались наполовину раздвинуты. Но они же были задернуты, когда она ложилась, подумала Дина, не дойдя до окна. Она точно это помнила, потому что отодвигала одну штору, пристально вглядываясь в темноту, а потом очень осторожно снова задернула край одной поверх другой, чтобы утром сквозь щель не проникло ни лучика света.

Ее сердце забилось еще быстрее, и она шагнула вперед, заняв узкий промежуток между шторами, открывавший вид из окна. Она выглянула наружу, серьезно опасаясь, что его там не будет, и что ей придется признать, что у нее слишком буйное воображение.

Его лошадь была так же нетерпелива и так же полна мощи, как и прошлой ночью. И так же, как прошлый раз, он великолепно владел конем, управляя им одними коленями. Он закинул голову назад, чтобы видеть окно, и, протянув руки, зал к себе. Печаль, тоска, нерешительность, страх и любовь усилились стократно, пока Дина смотрела вниз, на него

Но окно крепко забито гвоздями, а дверь ее спальни заперта снаружи. Знает ли он это? Вероятно, нет. Когда он был дома, этого не было. Все произошло несколько месяцев тому назад, когда лорд Аскуит, ее опекун, перехватил письмо от Чарльза к ней. От Чарльза, любимого сына, тем более ненавидимого им  за переход на сторону его врагов. Она была далека от всего этого и ничего не понимала в этой войне.

Он простер руки ладонями вверх. Его запрокинутое лицо пылало страстью.

Но скоро, очень скоро, в доме разразится гроза, еще страшнее той, что несколько недель бушевала перед тем, как он уехал, и еще много дней после его поспешного отъезда. Скоро все узнают. И сможет ли она избежать этой ярости, если сейчас отважится? Убежать с Чарльзом значит обречь себя на трудности, возможно, на долгое путешествие по морю, если он решился, как он написал в другом письме, бежать в Новый Свет от гнева своего отца и от своего собственного злосчастья. Она не может обречь себя на такие трудности. Не сейчас.

Она положила руку на холмик своего живота. Чарльз! О, Чарльз! Наш ребенок. Наше будущее. Наше счастье. Уткнувшись лбом в стекло, она вглядывалась в такое любимое лицо. И с острой болью, так, словно он прокричал это, она осознала, что он приходит в последний раз. Если этой ночью она с ним не уйдет, это будет концом всего. Другой возможности уже не будет.

Она прекрасно осознавала, что запертые двери – всего лишь оправдание ее трусости. Что Марта придет и откроет их, если она хорошенько попросит. Марта всегда любила ее. Она была для нее не просто служанкой. Марта заменила ей мать, которую она никогда не знала.  

Она могла бы выйти к нему, если бы решилась.

Прости меня, Чарльз, умоляла она взглядом. Прости меня, любовь моя. Не покидай меня. Вернись ко мне. Пожалуйста, вернись. Возможно, завтра я наберусь мужества. Или послезавтра. Чарльз, не покидай меня. Прости меня.

Дина отступила от окна и медленно и прерывисто вздохнула.

– Дурочка, – прошептала она, – О, какая же ты дурочка! Ты с легкостью можешь потерять ребенка и здесь, даже если тебе будут помогать лекари и повивальные бабки. Либо смерть, либо опека его деда, который будет тебя презирать и отберет у тебя ребенка. А он смог бы выжить, если бы ты убежала с темным всадником. Уж он-то любил бы вас и заботился бы о вас изо всех сил.

Но печальная леди была настолько поглощена собственными страданиями, что не обращала внимания на Дину.

– В одном ты права, – продолжала Дина, – Я почувствовала это вместе с тобой. Он приехал последний раз. Безмозглая девчонка, он приезжал и приезжал почти двести лет. Какое еще доказательство преданности нужно тебе от него? Может быть, ты хотела, чтобы он приезжал не два, а пять столетий?

Печальная леди снова ничего не ответила. Забыв в спешке, что место между раздвинутыми шторами занято, Дина снова шагнула вперед, чтобы посмотреть, там ли еще темный всадник.

Его руки теперь держали поводья. Он так понурил голову, что подбородок почти касался груди. Его плечи поникли, словно он потерпел поражение. Но вот он снова медленно поднял голову и снова простер руки, моля и тоскуя. Но он уже не звал.

Чарльз! Не уезжай! Не покидай меня! О, господи, как я смогу жить, если ты уедешь? Пожалуйста, Чарльз, пожалуйста! Я ношу твоего ребенка.

Дина снова заставила себя отойти от окна. Она была в таком же смятении, как и печальная леди.

– Иди же, – скомандовала она.– Неужели ты не видишь? Через мгновение он исчезнет и никогда больше не вернется. И ты будешь жалеть об этом целую вечность.

Но крик ее души остался безответным. И тогда очертя голову она помчалась в гардеробную, натянула сапожки, и дрожащими руками накинула на себя плащ. Открыв дверь спальни и ступив на порог, Дина на мгновение задержалась.

– Смотри! – обратилась она к невидимой леди у окна. – Дверь не заперта. Я даже оставлю ее открытой. Я попытаюсь задержать его. Ох, да иди же ты! Это твой последний шанс на счастье. Твой последний шанс до скончания времен.

И она помчалась по извилистым коридорам, вниз, к величественной лестнице, потом через большой холл, через передние двери, которые снова оказались не заперты, через внутренний двор, вокруг цветочной клумбы, и мимо основания белой башни.

Но он уехал. На траве под окном ее спальни никого не было. Дина стояла неподвижно, на сердце легла свинцовая тяжесть. Она упустила свой шанс. Бедная печальная леди упустила свой шанс. Дина на мгновение прикрыла глаза, и почувствовала, что беспросветное отчаяние настолько переполняет ее, что она даже не может заплакать. Тогда она подняла голову и посмотрела на свое окно.

На ней была белая ночная рубашка похожая на ту, что была на Дине, но с широкой оборкой вокруг шеи. Белокурые волосы, такие светлые, что почти сливались с одеждой, вились у лица и ниспадали на плечи. У нее было узкое лицо, бледное и очень миловидное. Вероятно, оно казалось бы красивым, если бы в нем было чуть больше жизни. Она смотрела вниз, немного левее Дины, ее лицо было искажено мукой. Ее губы шевелились.

– О, – прошептала Дина, – так вы все еще здесь? Наверное, я не могу видеть вас здесь, внизу, так же, как не могла видеть вашу леди, когда была там, наверху?

Она хотела было шагнуть вперед по направлению к тому месту, где должна бы стоять его лошадь, но побоялась оказаться захваченной водоворотом страстей. И осталась там, где и была.

– Подождите ее, – все еще шепотом попросила он, – Пожалуйста, подождите! Она придет. Она носит вашего ребенка и скоро все об этом узнают. Пожалуйста, подождите ее подольше.

Но что, если он уже уехал, подумала она. Что, если он уже ускакал к утесам и готовился отправиться в Новый Свет без своей леди и их ребенка? Что, если та спустится вниз только для того, чтобы обнаружить, что после почти двухсот лет мучительно колебания она опоздала всего на пять минут?

Дина снова посмотрела на окно. Казалось, что леди темного всадника вдруг заторопилась. Она подняла руку, на которую прежде опиралась, и коснулась ею стекла, прежде чем быстро повернуться и исчезнуть.

– Она идет, – шептала Дина. – Пожалуйста, подождите. Она идет.

Но что если он уже уехал? Она решила, что должна задержать его, и подумала, что опять лезет не в свое дело. Она должна последовать за ним и каким-то образом вернуть назад. А может он по-прежнему здесь и она просто не видит его. Возможно, он видел то, что только что видела она сама, и будет ждать, пока его леди не выйдет к нему? А возможно, он уехал, окончательно бросив все после почти двухсот лет ожидания.

Она подобрала полы плаща и подол ночной рубашки и пустилась бежать туда, куда они с Эдгаром прошлым утром ездили на лошадях. А это не очень-то и трудно, заметила она на бегу. Света от звезд и серпика убывающей луны вполне хватало.

Часть 10

Скалы были пустынны. Дина увидела это издалека и замедлила шаг. Не было видно ни лошади, ни всадника. Так что, или она опоздала, или он все еще в Мэлверне, и ждет свою леди. Она надеялась на последнее. Она так на это надеялась. Но продолжала идти. Ей хотелось убедиться, что она не проглядела его на тропинке между скалами, а то уже и в море на лодке.

На тропинке никого не оказалось. Тут было темно и пусто. Но когда она подняла голову и посмотрела на море, то неподалеку от берега увидела темный, неподвижный и безмолвный корабль, с мачтами, тянувшимися к звездам. От него к берегу шла небольшая лодка с двумя гребцами.

Боже мой, ужаснулась она. Боже милостивый, они уже плывут за ним. Через несколько минут они переправят его на корабль и он уедет. А его леди должна придти. Дина была совершенно уверена, что и ее жест в окне, и ее неожиданное исчезновение означали именно это.

Она хотела было кинуться по тропинке вниз в отчаянном стремлении задержать его, когда поняла, что маленькая лодка идет не к тому месту, над которым она стояла, а забирает левее. Должно быть, он спускается по более пологой тропинке. Вот почему она не видела его лошадь. Он не мог направить ее вниз по этой тропе. Она была слишком крутой.

Дина, не раздумывая, развернулась и помчалась между скал к тропе, которую Эдгар показывал ей прошлым утром. И замерла у ее начала.

На тропе было двое мужчин, и ни один из них не являлся темным всадником. Они притаились среди камней и высокой травы, и оба так пристально вглядывались вниз, что не подозревали о том, что она находится прямо у них над головой. Безусловно, если бы они были призраками, им бы и не полагалось осознавать ее присутствие. Но она была уверена, что это не призраки.

Контрабандисты? Скорее всего, они ожидают, пока лодка причалит к берегу, чтобы затем спуститься вниз и разгрузить запрещенный товар. Дину ужаснула эта мысль. Первым порывом было повернуться и бежать туда, откуда пришла, назад, под кров безопасного Мэлверна. Темный всадник был мгновенно забыт. Она полностью осознавала, насколько опасна ситуация, в которой она оказалась. Если Эдгар об этом узнает, подумала она, то будет в бешенстве.

Но в поведении этих мужчин было что-то странное. Если они ожидали прибытия лодки, почему же тогда не спустились на берег, чтобы как можно быстрее помочь разгрузить то, что в ней было? Почему они здесь притаились? Она разглядела, что у одного из мужчин было длинное ружье, лежавшее на тропинке позади него.

Все еще можно было убежать. Но ее одолело любопытство и странное чувство, что она почему-то здесь нужна. Но кому, непонятно. Она отступила к скале, вдоль которой шла тропа, и стала незаметно спускаться бочком, прижимаясь спиной к камню и зная, что если мужчины и оглянутся, то, скорее всего, не разглядят ее на фоне темной и неровной поверхности.

Ей не пришлось идти слишком далеко. Обогнув едва заметный выступ, она, наконец-то, смогла взглянуть вниз, на берег. И увидела там еще нескольких мужчин. Она пересчитала их. Двое, в длинных темных плащах, стояли у самой кромки воды, а трое чуть впереди их, обшаривали глазами берег и тропу в скалах, но не могли видеть ни ее, ни тех двоих, что прятались за камнями.

Одним из мужчин в плащах был Эдгар. Она была уверена в этом так, словно видела его лицо совсем рядом. Он из шайки контрабандистов, и береговой патруль вот-вот поймает его с поличным. Лодка была почти у берега. В этот момент она его ненавидела. И все же испытывала неодолимую потребность спасти его. Хотя, должно быть, спасать уже слишком поздно. Она попыталась припомнить, что бывает с осужденными контрабандистами. Тюрьма? Ссылка? Смертная казнь через повешение? Она с трудом сглотнула и подавила внезапный приступ кашля.

А затем ее глаза расширились от ужаса, пальцы обеих рук судорожно вцепились в скалу за ней. Мужчина, у которого было ружье, поднял его, приставил к плечу и тщательно прицелился в кого-то внизу. В одного человека. В Эдгара.

Теперь у Дины не было возможности обдумывать хитроумные, но невыполнимые пути его спасения. Она вышла на тропу, приставила руки ко рту и, что было мочи, закричала:

– Эдгар!

Все, что затем последовало, она видела словно в замедленном движении. Эдгар и все остальные одновременно и развернулись, и пригнулись. Она услышала оглушительный грохот ружейного выстрела. Увидела, как лодка ткнулась носом в берег, и из нее выпрыгнул один из гребцов. Увидела, как Эдгар толкнул в лодку второго мужчину в плаще, и услышала, как он что-то пронзительно закричал, прежде чем стремительно броситься по берегу к тропе. Все это произошло в считанные секунды. Едва она прокричала его имя, как кто-то уже держал ее железной хваткой и зажимал рот рукой. Слишком поздно.

– Проклятье, я упустил его! – прошипел мужчина с ружьем. По-французски. До Дины едва дошло, что она в уме перевела его слова. – Чертова девка!

Он встал, взял ружье и стал спускаться по тропе. Мужчина, который удерживал Дину, поспешил за ним, подгоняя девушку коленом.

– Прочь с дороги! – заорал мужчина с ружьем, когда противники встретились на тропе. Дина в ужасе застонала под рукой, зажимающей ей рот, когда тот снова приставил ружье к плечу. Но уже мгновение спустя обрадовалась, когда рука Эдгара с пистолетом появилась из-под полы его плаща. Прогремел выстрел и мужчина с ружьем рухнул лицом вниз. Рука, зажимающая рот, не позволила ей завизжать. Рука, державшая ее за талию, не давала безвольно осесть на тропу.

Вид лодки, отходящей от берега, казался почти неуместным. И все же, какой-то частью создания она отметила, что таможенник мертв, и что никаких контрабандных товаров не выгружалось.

– Осторожно, монсеньер, – прорычал Динин похититель. – Меня прикрывает эта девка. И я перережу ее прелестное горлышко, если вы немедленно не остановите лодку и не вернете ее к берегу.

Он внезапно освободил ей рот, но через мгновение та же рука приставила к ее горлу лезвие ножа. Дина откинула голову и уперлась затылком в плечо похитителя.

В этот, казавшийся бесконечным, момент она встретилась взглядом с глазами Эдгара. Они были абсолютно непроницаемы. Он опустил пистолет.

– Немедленно, монсеньор! – выкрикнул похититель, и чуть сильнее прижал нож. Чтобы не шевелиться, Дина старалась дышать неглубоко.

Эдгар что-то пробормотал человеку, стоявшему прямо за ним. И только тогда Дина сквозь пелену ужаса увидела, что у того в руках ружье и что оно нацелено прямо на нее. А Эдгар повернулся, приставил руки ко рту и, как и прежде, продолжая идти вперед, прокричал:

– Фурнье, не задерживайтесь! У нас все в порядке!

Последние слова потонули в грохоте выстрела, и Дина начала падать вперед, какое-то время не соображая, что кто-то подхватил ее, прежде чем она коснулась земли. И сжал ее так крепко, что, казалось, стремился завершить то, что не сделала пуля. Она почти задыхалась.

– Он мертв, – сквозь шум в ушах услышала она чей-то голос. Он звучал так невозмутимо и так сухо, словно говорил охотник, подстреливший птицу. – Сэр, мы позаботимся об этих двоих. Не думаю, что здесь есть кто-то еще, иначе они бы уже объявились.

– Согласен, – ответил другой голос, голос мужчины, державшего ее. Голос Эдгара. – Это была обычная охрана. Они не ждали нас еще четыре ночи. Да, похороните их, Тревор. А потом, как только закончите, быстро домой. Все трое.

Дине не хотелось открывать глаза. Ей не хотелось иметь ничего общего ни с теми событиями, которые произошли за последние минуты, ни с тем, что она, в результате, узнала. Ей не хотелось думать о двух несчастных таможенниках, которые погибли этой ночью, исполняя свой долг. Один из них от руки Эдгара. Если бы у нее был выбор, она хотела бы никогда больше не открывать глаза и никогда больше не думать.

Эдгар подхватил ее под колени и поднялся вместе с нею. Она безвольно обмякла в его руках, опустив голову ему на плечо. Ей хотелось проснуться в собственной кровати и чтобы все это оказалось только страшным сном. Пожалуйста, Господи, позволь мне проснуться в собственной постели, тихо молилась она. Но сон, или реальность, продолжались. Она знала, что он нес ее по тропе вниз, по направлению к берегу, а затем вдоль берега. Она не слышала его шагов и поняла, что он идет по песку.

Часть 11

Она безвольно обмякла у него на руках. Должно быть, потеряла сознание. Он не осознавал, куда ее несет, понимая только,  что должен оказаться как можно ниже, под безопасным укрытием скал. Он забыл о лодке, приближающейся к кораблю, и о корабле, готовом поднять паруса и отплыть во Францию. Он не ощущал ни торжества от успеха ночной операции, ни ужаса от омерзительности всего произошедшего. Ему было не до того. Он даже не думал обо всем этом.

Перед его мысленным взором стояла Дина,  которую захватил и которой прикрывался головорез, нож, отклоняющий ее шею назад и почти надрезающий кожу. Дина, испуганная, беспомощная, но все же не впавшая в истерику. Этот мерзавец мог убить ее, не моргнув глазом. Лорд Аскуит почувствовал, как у него болезненно скрутило живот, когда вспомнил об отданном Тревору приказе стрелять в  этого типа, хотя из-за малейшей неточности тот мог поразить Дину. Его решение довериться меткости Тревора могло стоить ей жизни. У него снова свело живот.

Они были рядом с утесами, невидимые с тропы. В безопасности. Хотя в безопасности от чего, он не ведал. Ночная операция была завершена. Удерживая ее в колыбели своих рук, он осторожно встал на колено, и опустил на землю, прислонив к своему бедру. Ее плащ распахнулся и открыл взору ночную рубашку. Это снова напомнило ему, как беспомощна она была.

– Дина, – прошептал он, убирая руку из-под ее колен, и нежно, легкими прикосновениями, гладя ее волосы.

Она открыла глаза. По-видимому, она все-таки не теряла сознание.

– Глупышка Дина, – шептал он, и в его голосе было больше нежности, чем упрека. – Глупое, мужественное, невозможное дитя. Вас же могли убить.

– Они намеревались стрелять в вас. Один из них уже приставил к плечу ружье. Он хотел вас убить.

Она подняла руку и пальчиками коснулась его губ. Ее рука слегка подрагивала.

– Но им это не удалось.

Он взял ее руку, приподнял ее и поцеловал ладошку.

– Эдгар…

Ее голос тоже дрожал.

Он склонил голову и коснулся губами ее губ. Теплых, нежных и дрожащих.

– Вы в безопасности, – прошептал он,  почти касаясь ее рта –  И я тоже, любимая. Мы оба в безопасности.

Истина собственных слов поразила его с потрясающей силой, и он вдруг услышал шум волн, набегающих на берег, почувствовал соленый запах моря и песок под собой. Он ощутил себя очень, очень живым. Он разомкнул губы, языком коснулся ее губ, и убедился, что она столь же теплая и живая.

– Эдгар.

Она повернулась к нему, закинула руку ему за шею и приоткрыла губы. Он проник языком в теплую влажность ее рта, и, когда она застонала, погрузился в ее рот медленно, осторожно и глубоко.

Он хотел ее так, как ни одну женщину прежде. Ему было не до женщин, его жизнь была полна опасностей. Всю ту энергию, что раньше растрачивал на них, он направил на дело, которое стало смыслом его существования. Но Дину он хотел со всей силой страсти, которую подавлял так долго. Сейчас он хотел ее.

– Сладкая моя – прошептал он ей на ушко. Он бормотал бессчетные  нежные словечки у ее глаз,  висков,  шеи, рта, пока его рука, проникнув в приятное тепло под плащом, блуждала по округлостям ее груди. Найдя  пуговички, протянувшиеся от шеи до талии, он расстегнул их одну за другой и скользнул рукой внутрь, по шелку ее кожи, от гладких хрупких плеч к мягким выпуклостям груди. Он охватил одну грудь ладонью и большим пальцем коснулся соска, чувствуя, как тот напрягается в ответном желании.

Боже, как же он ее хотел. Желание пульсировало в нем. Он хотел быть в ней. В ней он хотел освободиться от всей напряженности, от всей самодисциплины, ставшей его образом жизни. Он хотел отдать ей всего себя и в ее руках снова стать уязвимым  и человечным.

Он оставил ее грудь, потянулся к подолу ночной рубашки и приподнял его. Он ощутил гладкую стройность ее лодыжек. И задержал руку на ее ножках, легонько их поглаживая. Он хотел ее больше, чем когда-либо хотел женщину вообще, больше, чем самую красивую и самую искусную куртизанку, какая только у него была. Его переполняло физическое желание обладать ее телом. Но было что-то еще. Что-то, что вступало в противоречие с его желанием. Нежность, чувство близости, и нечто труднообъяснимое. Это была не просто женщина для удовлетворения его желаний. Это была Дина.

А затем он услышал то, что она ему сказала. До него дошло то, что она уже некоторое время пыталась сказать.

– Нет, – слабо и смущенно сказала она. – Пожалуйста, нет.

Она не пыталась бороться с ним. Он был уверен в этом. И хотела его так же, как он хотел ее. Ему говорило об этом ее тело. Но та часть сознания Дины, что существовала вне ее желания, хотела, чтобы он остановился, умоляла, чтобы он остановился, и будет пристыжена и полна сожаления, если он это не сделает.

Он ласково поцеловал ее в губы.

– Все хорошо, любовь моя, – прошептал он. – Все хорошо.

И продолжал целовать ее до тех пор, пока гул крови в его ушах не стих всего лишь до сильной пульсации и руки не расслабились. Он поднял голову и сверху вниз посмотрел в ее глаза. Боже. О, Боже. Как же она дорога ему.

Но тут она пристально поглядела на него, вырвалась из его объятий, вскочила на ноги, и, повернувшись спиной, привела себя в порядок. А потом застыла, молча глядя на море. Он встал позади нее и нежно положил руки ей на плечи.

Ее глаза запылали гневом, она гневно дернулась и стряхнула его руки. А потом с размаху стукнула его кулачком в бок.

– Вы контрабандист, – с отвращением и презрением громко крикнула она. – И убийца. Не прикасайтесь ко мне!

Он был озадачен. И потрясен.

– Ни то, ни другое, Дина, – ответил он, делая к ней шаг.

Но она отступила назад.

– Я думала, что это призрачный корабль, – заявила она, драматично указывая на море.– Я думала, что к берегу направляется призрачная лодка. А вы контрабандист. Гнусный контрабандист и вор.

– Да нет же.

– И убийца, – продолжала она. – Я видела, как вы убили таможенника. И отдали приказ убить другого. Ваши прислужники захоронят несчастных там, где семьи никогда их не найдут, чтобы оплакать. Вы убийца. Вы  заслуживаете, чтобы вас повесили.

– Дина, если бы я не выстрелил в него, то он бы застрелил меня. И если бы я не велел Тревору стрелять в другого, он мог бы убить вас. В обоих случаях это была самооборона. Не убийство.

– Убийца! – упрямо повторила она дрожащим голосом.

– Таможенники, Дина? Таможенники, говорящие по-французски? Готовые стрелять человеку в спину?  Угрожающие перерезать горло невинной молодой женщине, если контрабандный груз   не будет возвращен на берег?

Он увидел нерешительность на ее лице. Ясно, что у нее не было времени, чтобы взвесить эти обстоятельства.

– Они были головорезами. Наемными убийцами. Но, чтобы быть справедливым, полагаю, они считали себя патриотами.

Она посмотрела ему в глаза и ничего не ответила. В лунном свете она казалась такой маленькой и такой тоненькой. И очень ранимой. Он снова увидел ее такой, какой видел всего несколько минут назад, с ножом у горла, когда ее прижимал к себе жестокий и отчаявшийся  негодяй. Его воображение заработало, и он увидел кровь, бьющую из ее горла и стекающую по ножу, руке и ее плащу. Сейчас он мог бы нести в Мэлверн ее окровавленное и бездыханное тело, чтобы объяснить случившееся своей матери.  Объяснить ее матери и отчиму.  Объяснить своей совести.

– А вы, – тихо спросил он, чувствуя, как его опущенные руки непроизвольно сжимаются в кулаки. – Какого черта вы делали вне вашей комнаты и вне дома, и какого черта спустились сюда, почти напросившись на собственное убийство? Я требую объяснений, и лучше бы им быть достаточно обоснованными.

И сам услышал в своем голосе холод и подавляемую ярость.

– Я спасала вас.

– И при этом едва не погибли сами, вы, чертова  глупышка. Но это не ответ на мой вопрос, – на этот раз, когда он сделал шаг вперед, она не отстранилась. Он схватил ее за плечи и встряхнул отнюдь не нежно. – Я выпорю вас так, что вы от боли сидеть не сможете.

– Вы мне не отец, – она вцепилась в его руки, – и не муж. И я ничего не должна вам объяснять. Я увидела корабль, лодку,  пошла к началу тропы и там обнаружила тех двоих. А когда немного спустилась, то на берегу увидела вас и еще нескольких человек.  А потом один из тех двоих приготовился стрелять в вас. – Ее голос дрогнул. – Он хотел вас убить.

– Вы не могли увидеть корабль из своей комнаты, – раздраженно заметил он.

Но его гнев схлынул так же быстро, как и возник. Теперь он знал, как все было, и ему стало страшно от того, что он, по сути дела, оказался причиной всего, что с ней случилось.

– Эдгар, если те двое не были таможенниками, то кто же они? И не занимаетесь ли вы контрабандой, чтобы разбогатеть? Пожалуйста, скажите, что нет.

– Нет, Дина, я не контрабандист.

– Тогда что все это означает?

Его руки по-прежнему лежали у нее на плечах. Он глубоко вздохнул,  потом медленно выдохнул.

– Наверное, лучше всего рассказать вам правду. Не думаю, что теперь от этого будет большой вред. Я уже заявил, что это задание будет последним. Но, даже если бы я  и не решил со всем этим покончить, то сегодняшние обстоятельства все равно вынудили бы меня принять такое решение. Очевидно, моя легенда провалилась и меня больше нельзя использовать. По крайней мере, не в прежнем качестве.

Она безмолвно смотрела на него, закусив нижнюю губу.

– В течение нескольких лет я был действующим агентом нашего правительства и основную часть времени проводил во Франции, собирая всю доступную мне информацию.

– Шпион,  – ахнула она.

– Полагаю, можно сказать и так. А затем удобное расположение Мэлверна позволило мне организовать  безопасное место для высадки и отправки других агентов. Безопасное до недавних пор. Но кое-что пошло не так, и Фурнье, дурак,  бежал в Мэлверн на неделю с лишним раньше условленного срока и приволок за собой целую армию головорезов. У него есть некие бумаги и информация, которые нужно во что бы то ни стало доставить во Францию. После чего, полагаю, он должен будет исчезнуть. Его имя и внешность слишком хорошо известны, так что вряд ли в ближайшее время от него будет польза.

Он заметил, что она сглотнула.

– Вы укрывали шпиона в Мэлверне? Где?

– В белой башне. Вы почти напоролись на него, Дина, когда заблудились в то первое утро. Это его присутствие вы почувствовали. К счастью, вы подумали, что это призраки.

– И вы пытались меня запугать, чтобы я не путалась под ногами.

– Чтобы спасти вам жизнь. Один из моих людей, который здесь работал на меня под видом  садовника, был убит за день до появления Фурнье.

Ее рот  открылся в беззвучном «о».

– Я принял все меры, чтобы Фурнье отбыл сегодня, а не спустя четверо суток, когда ожидается самый благоприятный прилив, а луна будет почти не видна. Слишком уж большой комитет по приемам нас ожидал. Слава Богу, этой ночью их было всего двое.

– Так что, возможно, они хотели убить не вас.

– Ну, первый выстрел, несомненно, предназначался Фурнье.

Она посмотрела на свои руки, по-прежнему сжимавшие его руки.

–  Думаю, шок проходит и все становится на свои места, – твердо сказала она. – Обнимите меня, Эдгар! Пожалуйста, обнимите.

– Идите сюда, – он обхватил ее и всем телом прижал к себе.  Она склонила голову к нему на плечо. И вдруг ее затрясло мелкой дрожью. Он понял, что если отпустит ее, то она просто осядет на песок.  Прижавшись щекой к ее макушке, он легонько покачивался, баюкая ее в своих объятиях.