355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мэри Бэлоу » Семейное Рождество » Текст книги (страница 1)
Семейное Рождество
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 23:08

Текст книги "Семейное Рождество"


Автор книги: Мэри Бэлоу



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Мэри Бэлоу
Семейное рождество

– Итак? – c нетерпением спросила леди Тэмплер, наблюдая за тем, как дочь сворачивает письмо и кладет его на стол рядом с тарелкой.

– Мистер Чэмберс собирается приехать на Рождество, – ответила Элизабет, расправляя на коленях салфетку.

– Сюда? В Уайлдвуд-холл? – Ее мать выглядела ошеломленной. – Это страшно неудобно!

– Это его дом, мама, – напомнила Элизабет.

– Его отец приобрел этот дом как трофей, – презрительно сказала леди Тэмплер, как будто это отменяло тот факт, что дом был собственностью ее зятя. – Он думал, что это введет его в ряды светского общества и отобьет исходящий от него вульгарный запах торговли. И чтобы быть уверенным наверняка, купил респектабельную невесту для сына. Знаешь, Лиззи, у его сына может быть и дом, и жена, но он все равно будет таким же торговцем, как и его отец. Он – пятно на репутации семьи. Теперь я всем сердцем жалею, мы пригласили всю семью праздновать Рождество сюда, но менять наши планы уже слишком поздно. Завтра начнут прибывать гости. Как же досадно, что и мистер Чэмберс тоже здесь будет.

«Мы? – подумала Элизабет. – Наши планы?»Именно ее мать пригласила всех и каждого в Уайлдвуд. Она написала приглашения и разослала их даже прежде, чем Элизабет узнала о ее планах относительно Рождества в кругу семьи.

Элизабет вновь свернула свою салфетку, положила ее рядом с тарелкой и поднялась. Она ничего не съела, но у нее пропал аппетит. Мистер Чэмберс приедет домой.

– Ты извинишь меня? – спросила она. – Есть масса дел, которыми я должна заняться.

– Оставь их мне, Лиззи, – твердо сказала ее мать. – Ты же знаешь, что я куда более опытна в вопросах управления прислугой и организации больших приемов.

Элизабет улыбнулась ей, но не села обратно. Она вышла из комнаты и прямиком направилась в детскую. Время кормления Джереми еще не наступило. Для начала ей действительно нужно было заняться делами, о которых она говорила, но ей требовалось время, чтобы прийти в себя. Письмо расстроило ее. Как и неприкрытое презрение, которое проявляла ее мать к мистеру Чэмберсу. Лорд и леди Тэмплер прибыли в Уайлдвуд в августе, чтобы быть рядом с дочерью во время родов в сентябре, и до сих пор не вернулись к себе домой. Леди Тэмплер взяла на себя управление домашним хозяйством, и с тех пор все шло гладко.

Элизабет не могла спорить с тем, что сказала мать по поводу своей большей компетентности. И все-таки как же ей хотелось вернуть свой дом назад, даже если она была менее опытна в управлении таким большим хозяйством. Но как она могла расстроить мать? Лиззи никогда не могла настоять на своем.

И теперь все ее дяди, тети, кузены, а также брат с женой и сыном приедут на Рождество – и мистер Чэмберс тоже. Она действительно не ожидала, что он приедет. Элизабет даже не написала ему о запланированном матерью Рождестве в семейном кругу, на которое она согласилась лишь потому, что было легче позволить леди Тэмплер делать то, что она хочет, чем пытаться с ней бороться.

Няня ребенка шила, сидя у окна. Элизабет подняла руку, показывая, что вставать не нужно. Джереми лежал в кроватке и тихо что-то лепетал, но не плакал.

Она наклонилась к нему, улыбнулась и заворковала, взяв на руки. Она просто не могла сопротивляться желанию обнять его – он был такой мягкий и приятный! – хотя мать сразу же после его рождения предупредила ее, что она испортит ребенка, если будет уделять ему слишком много внимания. Если любовь может испортить ребенка, то пусть так и будет.

Это был ее маленький бунт против матери.

Мистер Чэмберс едет домой. Эдвин. Она беззвучно прошептала его имя. Она никогда не произносила его вслух – только во время их свадебной церемонии. Ее мать с таким презрением говорила об отце мистера Чэмберса, который пытался проложить дорогу в высшее общество, купив для сына дочь виконта. Однако, с горечью подумала Элизабет, мама стремилась к этому браку ничуть не меньше, и папа не возражал. Брачный контракт позволил им оплатить огромные семейные долги – результат долгих лет азартных игр и расточительства. И тогда, казалось, не имело значения, что отец мистера Чэмберса был безродным торговцем и говорил с заметным акцентом кокни. Значение имело только то, что он был богат, как Крёз. В душе они, конечно, считали ниже своего достоинства выдавать дочь замуж за его сына, но нужно было чем-то жертвовать, если они хотели поддерживать тот образ жизни, который соответствовал их высокому положению.

Этой жертвой и стала Элизабет. Ее выдали замуж за мистера Эдвина Чэмберса чуть больше года назад, в начале декабря, за две недели до того, как старший мистер Чэмберс умер от сердечного приступа. В течение этих двух недель был зачат Джереми. После похорон отца мистер Чэмберс-младший оставил жену в огромном поместье, которое чуть меньше года назад приобрел его отец, и вернулся в Лондон, чтобы управлять семейным бизнесом. С тех пор она видела его лишь однажды. Он приехал в Уайлдвуд после рождения сына в сентябре. Он каждый день навещал ее, оставаясь в спальне не более десяти минут, но даже во время этих кратких визитов всегда присутствовала ее мать, которая руководила беседой, сознательно выбирая темы, которые, казалось, предназначались только для Элизабет и исключали зятя из разговора или же требовали от него только односложных ответов. Он вернулся в Лондон меньше чем через неделю, лишь коротко попрощавшись с Элизабет – опять же в присутствии ее матери.

Ее супруг был жестким, гордым, лишенным чувства юмора, мрачным человеком. Он действительно был красив как грех: светлые волосы, правильные черты лица и подтянутая фигура, – но не обладал ни характером, ни душевной теплотой, которые могли бы вызвать хоть малейшую привязанность. Он ужасно разочаровал Элизабет. Несмотря на это, он был ее мужем, и ей было неприятно слышать, как мать принижает его. Когда няня вышла, чтобы принести еще вещи для починки, Элизабет села и положила ребенка на колени. Она держала его за щиколотки и поочередно поднимала ножки, чтобы поцеловать нежные ступни.

– И он твой папа, мой драгоценный, – сказала она вслух. – Он приедет домой на Рождество.

Джереми надул пузырь.

Возможно, думала она, если он останется на неделю или две, он вновь оставит ее в положении. Это была не такая уж неприятная перспектива. Джереми придал смысл ее одинокой жизни. Еще один ребенок мог еще больше оживить ее существование. Только процесс ее немного пугал. Он не был с ней груб в те две недели после свадьбы. Он делал только то, о чем ее предупреждала мать.

Это даже не было болезненно, за исключением первого раза. Но бесстрастность всего этого охладила и унизила ее.

– Но знаешь, что я скажу, – обратилась Элизабет к сыну, взяла его маленькие ручки в свои, захлопала в ладошки, и Джереми заагукал в ответ. – Ты стоил каждой минуты этого. И твой брат или сестра тоже будут стоить этих минут.

Было даже странно, что иногда она жаждала того, что оказалось для нее таким разочарованием.

* * *

Иногда Эдвин думал, что, возможно, слишком сильно любил отца, который в свою очередь любил его всем своим щедрым сердцем. Мистер Чэмберс-старший многие годы трудился не покладая рук, чтобы быть уверенным, что его сын сможет вести жизнь обеспеченного джентльмена. У Эдвина был высокооплачиваемый учитель, и позднее он пошел учиться в одну из лучших школ Англии, а затем и в Кембридж. Фактически у него были все общественные блага и возможности для образования, которые можно было купить за деньги, равно как и море любви.

Уайлдвуд-холл был куплен для него. Как и его жена, которая должна была открыть ему дорогу в высшие слои общества, в котором он не был рожден, но для которого был воспитан. Если можно умереть счастливым, то, несомненно, мистер Чэмберс-старший так и сделал.

Счастливым сделал его сын, который позволил воспитать себя человеком, которым он предпочел бы не быть, поместить себя в мир, в котором он предпочел бы не жить, с женой, которую не выбирал.

Возможно, он любил отца слишком сильно.

В пасмурный, ветреный, сырой день, когда до Рождества оставалось два дня, Эдвин завершил свое долгое путешествие в Уайлдвуд-холл. Он с упавшим сердцем смотрел на внушительный каменный особняк. Это был его дом, но он этого никогда не чувствовал. Если бы здесь не было его жены и ребенка, он предпочел бы провести это Рождество где-нибудь в другом месте. Однако он был в достаточной степени сыном своего отца и просто не мог отвернуться от того, что ему принадлежало, или уклониться от своих обязательств.

Его отец никогда не понимал, что все, чего Эдвин хотел, – с гордостью носить его имя, иметь возможность вести семейный бизнес, при желании говорить с акцентом кокни, самому выбрать жену из своего круга, которая родила бы ему сыновей и дочерей, которые гордились бы своим наследием. Но в том, что отец не понимал этого, не было его вины. Ведь сам Эдвин никогда не говорил ему об этом, не желая разбивать самую заветную отцовскую мечту. Кроме того, он в течение нескольких лет знал, что отец в любой момент может умереть из-за порока сердца.

Возможно, было неправильно позволять управлять собственной жизнью, даже если причиной было не что иное, как любовь. Но он позволил, и теперь должен был отвечать за последствия.

Он не сомневался, что лорд и леди Тэмплер все еще были здесь. Они приехали всего лишь на один месяц, а пробыли уже пять. Он предполагал, что они останутся здесь жить до конца жизни. Их собственный дом был в запустении и нуждался во таком ремонте, который они не могли себе позволить. Таким образом, он должен был провести Рождество не только с женой и сыном, но и с ее родителями, которые никогда не делали тайны из того, что презирают мужа дочери. Тогда, в сентябре, они вынудили его уехать. Он не стал настаивать на своем и бороться с ними, особенно с тещей, поскольку его жена была слишком слаба после рождения Джереми. На сей раз им не удастся выгнать его, пока он сам не будет готов уехать. Но мысль о неизбежном конфликте была неприятной.

Он спрыгнул с лошади у массивных двустворчатых дверей и передал поводья груму, появившемуся из конюшни, не дожидаясь, когда его позовут. Хотел бы он знать, заметили ли его приезд и в доме тоже, смотрели ли на него с таким же нежеланием, которое ощущал он сам. В этот момент двери изнутри распахнулись, и дворецкий, поприветствовав его со всем почестями, пригласил хозяина войти в дом.

Эдвин приветливо кивнул в ответ и пожелал дворецкому доброго дня.

– Миссис Чэмберс дома? – спросил он.

Однако в этот момент Элизабет сама прошла через лестничную арку, и он вновь был поражен ослепительной красотой, как и тогда, примерно тринадцать месяцев назад, когда впервые увидел ее. Она была высокой, обладала стройной, но женственной фигурой и держалась с аристократическим изяществом, которое было у нее в крови. У нее были темно-золотистые волосы, большие синие глаза и идеальные черты лица.

Она была как ледышка, именно это он подумал о ней в первую встречу, и с тех пор не произошло ничего такого, что изменило бы первое впечатление – неземная красота снаружи, но ледяной холод, безразличие внутри. Все в ее отношении и манере поведения говорило о том презрении, которое она испытывала к человеку, позволившему своему отцу купить ее в качестве трофея для сына.

Она сделала реверанс.

– Мистер Чэмберс, – сказала она. – Надеюсь, ваша поездка была приятной?

Он кивнул, вручая лакею шляпу, пальто и перчатки. Она никогда не называла его по имени, хотя он и просил ее, когда делал официальное предложение, превратившееся в фарс. И после того, как они поженились, он намеренно звал ее по имени, хотя она и не давала своего разрешения. Его рассердило ее холодное приветствие. В его мире женатые пары не обращались друг к другу с такой безличной формальностью.

– Да, спасибо, Элизабет, – ответил он. – У вас все хорошо? Вы поправили свое здоровье?

– Да, спасибо, – сказала она.

– А мой сын?

Она еле заметно поджала губы, что выдавало невысказанное раздражение. Эдвин пожалел, что он не может забрать свои слова обратно и спросить о Джереми, как об их общем сыне. Но он привык говорить «мой сын», когда с гордостью рассказывал друзьям о своем золотоволосом мальчике, которого в последний раз видел, когда ему было десять дней.

– У него все хорошо, спасибо, – сказала она.

Если бы, думал он с сожалением, он женился на женщине своего круга, то, возможно, она каждый вечер прошедшего года, когда он возвращался с работы, встречала бы его улыбкой и теплыми, радушными объятиями, желая поведать, как прошел ее день, и узнать, как он провел свой. Естественно, он думал бы об их ребенке, как о «нашем». Он видел бы сына каждый день его жизни.

Но винить во всем он мог только себя. Отец не вынуждал его вступать в этот брак. В действительности он был бы в ужасе, если бы понял, что Эдвин на самом деле не хотел этого.

– Не желаете ли подняться в свою комнату и освежиться? – спросила она, окинув его взглядом и заставив остро осознать далекое от совершенства состояние одежды, в которой он большую часть дня проскакал верхом. – У меня в салоне гости.

– Лорд и леди Тэмплер? – спросил он. – Надеюсь, они в добром здравии?

– Да, благодарю вас, – ответила она, вздернув подбородок, и теперь стала выглядеть не только холодно, но и высокомерно. – Мы решили отпраздновать Рождество здесь. Вчера прибыли все члены моей семьи.

Что? О Господи! Даже не посоветовавшись с ним? А собирались ли они вообще ему об этом сообщать? Как, должно быть, огорчила его жену и ее семью весть о его скором приезде домой. И как же он теперь сожалел о своем решении! Если бы он мог, то без промедления покинул бы дом и вернулся обратно в Лондон. Вся ее семья? С большинством из них он даже не встречался. Их свадьба была пышной, но, кроме лорда и леди Тэмплер, их сына и невестки, остальные гости были с его стороны: члены семьи, его друзья, друзья отца. И все же теперь он не мог уехать.

Он не уедет. В конце концов, это был его дом.

– Я встречу и поприветствую их в Уайлдвуд-холле немного позже, – сказал он. – Но сначала я хотел бы пойти в детскую. Вы ко мне присоединитесь?

– Конечно.

Она повернулась и направилась вслед за ним через арку к лестнице. При этом она сцепила руки перед собой, тем самым не позволяя Эдвину предложить ей руку.

– Сколько прибыло гостей? – спросил он, когда они поднимались по ступенькам. Он слышал холод в собственном голосе. Ему никак не удавалось смягчить тон в разговоре с женой. Как можно поддерживать теплую беседу со снежной королевой?

– Тридцать два взрослых, – сказала она. – С вами тридцать три.

Он мысленно содрогнулся. При других обстоятельствах он, возможно, даже посмеялся бы над тем, что сделал число гостей нечетным. Несомненно, его жена и теща тщательно спланировали, чтобы количество людей на семейном торжестве было четным. Он мог побиться об заклад, что среди этих тридцати двух было равное количество мужчин и женщин, хотя обычно никто не ждал, что семья идеально впишется в такую схему.

Он был удивлен, когда открыл дверь в детскую и остановился на пороге, пропуская жену вперед. Он ожидал, что в комнате будет тихо, учитывая, что в ней находился спящий ребенок. Вместо этого там стоял веселый гвалт. Естественно, ведь в ее семье были не только взрослые, но и дети. Похоже, их было достаточно много, и все хотели играть и разговаривали – вернее, кричали – одновременно. В комнате было несколько нянь, которые присматривали за детьми, но даже не пытались их приструнить.

Несколько детей прервали свои занятия, чтобы узнать, кто же пожаловал к ним в комнату. Некоторые подошли ближе, и рыжий веснушчатый мальчик потребовал сказать ему, кто такой Эдвин.

– Не забывай о манерах, Чарльз, – строго сказала Элизабет, но, несмотря на это, по-доброму взъерошила волосы наглеца. – Это твой… дядя. Чарльз – старший сын Берти, – объяснила она, имея в виду брата. Она назвала по имени остальных детей, которые были детьми кузенов или кузин.

– Как тебя зовут? – спросил Чарльз.

– Чарльз! – возмущенно воскликнула Элизабет.

Но Эдвин поднял руку.

– Вы замечали, – спросил он, подмигнув мальчику, – что если ребенок не знает чего-то, что должен знать, взрослые неизменно говорят ему, что он должен об этом спросить? А когда он все-таки спрашивает, взрослые расценивают это как дерзость?

– Да-а-а-а! – громко согласились дети, и Эдвин усмехнулся.

– Это дядя… Эдвин, – объяснила Элизабет.

Послышался хор просьб, чтобы дядя Эдвин поиграл с ними.

Он со смешком снова поднял руку, требуя тишины. Почти у всех его близких друзей были маленькие дети, которые по какой-то необъяснимой причине всегда видели в нем потенциального приятеля. Его друзья утверждали, что это происходит потому, что в глубине души он все еще оставался ребенком. И любил детей.

– Завтра, – пообещал он. – Мы так много будем играть, что вы даже захотите лечь спать пораньше. Более того, вы будете просто умолять ваших нянь, чтобы они отвели вас в кровать.

Дети недоверчиво зашумели, а Чарльз, который был здесь кем-то вроде заводилы, фыркнул.

– Обещаю, так и будет, – сказал им Эдвин. – Но сегодня я пришел, чтобы увидеть своего сына, его зовут Джереми. Никто не видел, он здесь случайно не пробегал? – спросил он, оглядываясь по сторонам и всем своим видом демонстрируя притворную озабоченность.

– Не-а, – с превосходством в голосе сказал ему какой-то пухлый мальчик. – Он ведь всего лишь малыш.

– Я хотела поиграть с ним, – добавила маленькая девочка, – но ему надо было спать. Он правда ваш? Он ведь и тети Лиззи.

Элизабет повела мужа в комнату, смежную с детской.

– Вы не должны были давать им обещания насчет завтра, – сказала она с тихим упреком. – Они будут разочарованы, когда вы его не сдержите. Дети такое не забывают.

Он не ответил. В комнате было тихо и царил полумрак, потому что окна были занавешены, но малыш не спал. Эдвин слышал его воркование и видел, как он машет кулачками, лежа на спине в своей кроватке. Когда Эдвин подошел ближе, малыш внимательно посмотрел на отца. Эдвин с трудом сглотнул и был рад, что жена стояла далеко позади него. Он мечтал об этом почти три месяца.

Это был самый горький опыт в его жизни – быть так далеко от своего ребенка. Он продумывал множество вариантов, чтобы быть с ним рядом, включая даже покупку второго дома в Лондоне для Элизабет. Но, если бы они жили в городе в разных домах, возникло бы слишком много щекотливых вопросов. И все же ему казалось невозможным поселить семью в доме, ранее принадлежавшем отцу, даже при том, что большой дом был со вкусом обставлен, комфортабелен и расположен в фешенебельном районе города. В конце концов, всем было известно, что это дом преуспевающего торговца.

– Он подрос, – сказал Эдвин.

– Конечно. Ведь вы не видели его почти три месяца.

Неужели она обвиняет его?

– У него выпали волосы, – сказал он.

– Это естественно, – ответила она. – Они вырастут снова.

– Вы все еще кормите его… грудью? – Он помнил, как был удивлен, когда ее мать вместе с доктором были категорически против ее решения не нанимать кормилицу. Это был единственный раз, когда она пошла против воли матери.

– Да.

Она не сделала попытки взять ребенка на руки, и, судя по всему, малышу было вполне хорошо и так. А Эдвину очень хотелось взять его на руки, но он боялся даже прикоснуться к нему.

– Он выглядит вполне здоровым, – сказал он.

Почему он никогда не мог поговорить с Элизабет нормально, а все его слова были либо суровыми, либо банальными? Они никогда не разговаривали. Они делили супружескую постель в течение двух недель, которые он предпочел бы забыть, поскольку все это время она была холодной, безразличной и каждую ночь в постели вела себя как овечка на заклании, однако по-прежнему оставались почти молчаливыми незнакомцами, которым было неуютно друг с другом.

– Вы хотели подняться в комнату, – напомнила она. – Вы присоединитесь к нам позже за чаем?

– Полагаю, я воздержусь от удовольствия видеть наших гостей до ужина, – ответил он.

Она кивнула. Даже холодная невозмутимость на ее лице, как ему показалось, не в силах была скрыть ее облегчения. Он жестом указал на дверь, пропуская жену вперед. И не стал предлагать ей руку.

Его приезд сюда был ошибкой – и это было сильным преуменьшением. Ему следовало остаться в Лондоне, ведь он получил множество приглашений провести праздник в компании добрых друзей, где он мог позволить себе расслабится и быть самим собой. Но Эдвин вспомнил об отце и вообразил, как бы тот расстроился, если бы увидел, что его сын встречает Рождество вдали от жены и сына, и это всего лишь спустя год после свадьбы, которая исполнила мечту пожилого человека и сделала его счастливым.

* * *

Элизабет дольше чем обычно выбирала наряд и наконец, остановившись на вечернем платье светло-голубого цвета, который, как она знала, очень ей шел, заранее спустилась перед ужином в гостиную. Однако мистер Чэмберс все равно оказался там раньше. Он стоял перед мраморным камином, сцепив руки за спиной, и выглядел хозяином дома. Она с облегчением увидела, что он был одет строго, но безукоризненно в черное и белое. Хотя разве она ожидала чего-то другого? Она никогда не видела, чтобы он выглядел неряшливо, и не слышала ничего кроме чистой правильной речи. Он степенно поклонился ей, а Элизабет сделала реверанс. Так странно было сознавать, что он был ее мужем уже больше года и этот дом принадлежал ему.

У них не было возможности поговорить. Дверь вновь открылась, и вошли лорд и леди Тэмплер с тетей Мартой и дядей Рэндольфом.

– Мэм, сэр, – сказал Эдвин, приветствуя родителей жены, и вежливо поклонился. – Позвольте вас поприветствовать.

– Мистер Чэмберс, – высокомерно произнесла леди Тэмплер, наклонив голову, отчего перья в ее прическе также наклонились. – Надеюсь, у вас все хорошо?

Элизабет представила тетю и дядю, и мистер Чэмберс приветствовал их поклоном.

– Добро пожаловать в Уайлдвуд, – сказал он им. – Я рад, что вы присоединились к нам с Элизабет, чтобы отпраздновать Рождество.

В течение следующего получаса, пока вся семья спускалась к обеду, ему еще много раз пришлось повторить эту фразу. Элизабет была все это время рядом с ним, представляя гостей и ощущая огромное облегчение. Она боялась, что он позволит ее матери взять бразды правления в свои руки и обращаться с ним как с гостем – низшего происхождения, к тому же незваным. Это было бы просто унизительно.

Однако ее мужу предстояло следующее испытание.

Когда появился дворецкий, чтобы пригласить всех к обеду, лорд и леди Тэмплер оказались близко к двери, поэтому незамедлительно перешли в столовую. Все остальные дождались, когда мистер Чэмберс предложит руку тете Марте, и затем последовали за ними. Элизабет, шедшая под руку с дядей Рэндольфом, съежилась от неучтивости, которую ее родители проявили по отношению к хозяину дома, и надеялась, что удастся избежать неприятной сцены.

– Не будете ли вы так любезны, сэр, – с почтением обратился к тестю мистер Чэмберс, когда они вошли в столовую, – занять место по правую сторону от Элизабет у основания стола? Мэм, – добавил он, обращаясь к матери Элизабет, – окажите мне честь и сядьте с правой стороны от меня во главе стола.

Позади них в столовую стекались остальные члены семьи, и Элизабет в ужасе посмотрела на мать, чья грудь вздымалась от негодования.

– Лиззи, – сказала леди Тэмплер, игнорируя мистера Чэмберса, – твой отец – джентльмен высшего ранга здесь, и он глава нашей семьи.

Но не семьи мистера Чэмберса, могла бы возразить Элизабет и, возможно, произнесла бы это вслух, если бы отец не спас ее, проявив свою власть, что бывало нечасто.

– Успокойся, Гертруда, – сказал он и отошел в конец стола.

У леди Тэмплер не было иного выбора, как пройти на указанное место, где она на протяжении всего обеда игнорировала зятя, предпочитая тепло общаться с дядей Освальдом, который сидел по другую руку от нее. Мистер Чэмберс беседовал с тетей Мартой и Берти, сидевшим рядом с ней, и выглядел абсолютно спокойным и любезным, как будто развлекать гостей из высшего общества было для него привычным занятием.

Ждала ли она, что он будет неловким? Конечно, подсознательно она этого опасалась.

К тому же он был потрясающе красив. Его вид отвлекал Элизабет, игравшую непривычную роль хозяйки дома, и она, вспоминая те тревожащие душу две недели, что они провели вместе в прошлом году, жалела, что он приехал и испортил Рождество ей и всем присутствующим, несомненно, включая себя самого. В то же время она сожалела о внезапной кончине его отца, который ей нравился.

Будь он жив, скорее всего, они с мистером Чэмберсом не жили бы весь прошлый год раздельно. Тогда, возможно, они смогли бы сделать из своего брака что-то приемлемое. Лично она была готова над этим работать, страстно желая избавиться от зачастую обременительного влияния матери и стать хозяйкой собственного дома. Ведь Элизабет с первого взгляда влюбилась в мистера Чэмберса.

Когда дамы после ужина удалились в гостиную, оставив джентльменов с их портвейном, леди Тэмплер все еще была полна праведного гнева.

– Неслыханно! – воскликнула она. – Какая дерзость! Должна сказать, я очень удивлена, Лиззи, что ты не вмешалась и молча наблюдала, как твоего отца оскорбляет человек столь низкого происхождения.

– Тише, мама, – сказала Элизабет, с ужасом думая, что эти слова слышали ее невестка и все тетушки и кузины. – Это дом мистера Чэмберса.

И этот самый «человек столь низкого происхождения» был ее мужем.

– Лиззи! – Голос матери задрожал от негодования. – Никогда не думала, что доживу до того дня, когда собственная дочь будет затыкать мне рот. Нет, ты видела, что случилось, Марта? А ты, Беатрис? Когда я поднялась, чтобы, как и положено согласно моему рангу и положению, которое я занимаю в семье, вывести дам из столовой, этот человек имел наглость положить руку мне на плечо и кивнуть Лиззи, чтобы это сделала она.

Элизабет была подавлена и обеспокоена. У нее никогда не получалось противостоять матери – даже когда ей сообщили, что она должна выйти замуж за богатого торговца, чтобы восполнить семейное состояние. Но мистер Чэмберс был ее мужем, и она должна быть ему верной больше, чем кому бы то ни было еще – включая свою мать.

– Мистер Чэмберс вправе ожидать, что хозяйкой в его доме буду я, мама, – сказала она. – Я его жена. Все мужчины ожидают именно этого.

– Только послушайте! – На скулах матери проступили два красных пятна. – Ты самая неблагодарная из дочерей, Лиззи! Ты меня очень расстроила. Кроме того, как ты собираешься быть хозяйкой такого большого приема, если у тебя нет никакого опыта? Да еще притом, что тебе нужно уделять внимание Джереми. Я отдала тебе почти полгода моей жизни, и вот какую благодарность я получаю взамен?

– Я действительно ценю твою помощь, мама, – сказала Элизабет. – Ты это знаешь.

В этот момент ее плеча коснулась невестка.

– Лиззи, пойдем со мной к компании у фортепиано, – сказала она с улыбкой. За восемь лет брака у нее был свой опыт столкновений со свекровью.

Элизабет, признательная за предлог, позволивший ей избежать дальнейшей беседы с матерью, тем не менее почувствовала себя виноватой, когда Аннабель взяла ее под руку и увела прочь. Она солгала матери. Она не была благодарна.

Она с ужасом наблюдала, как сентябрь сменяется октябрем, а октябрь – ноябрем, а никаких признаков того, что родители намереваются вернуться домой и оставить ее вновь хозяйкой Уайлдвуда, не было. Несмотря на одиночество и чувство подавленности из-за того, что ее брак явно не удался, Элизабет понравилось в течение нескольких месяцев быть хозяйкой собственного дома.

Позже вечером, когда все собрались в гостиной, вновь случилась неприятность. Там были установлены два стола для игры в карты. Некоторые из гостей предпочли беседовать возле камина. Группа молодых людей собралась у фортепиано, послушать игру юной Гарриет. Элизабет наблюдала за игрой в карты, размышляя над тем, что, судя по всему, это Рождество вновь будет предсказуемым и утомительным. В прошлый год она вступала с большими надеждами на совершенно другую жизнь. Она искренне радовалась предстоящему браку, особенно после того, как познакомилась с веселым мистером Чэмберсом, а затем с его сыном. Но все ее радужные мечты не оправдались, за исключением того, что теперь у нее был Джереми.

Мистер Чэмберс отделился от группы у камина и приблизился к ней.

– Мы будем украшать завтра дом? – спросил он.

– Украшать? – непонимающе посмотрела на мужа Элизабет.

– На Рождество. – Он удивленно поднял брови. – Обычно дом украшают падубом, плющом, сосновыми ветками и омелой.

– О, – сказала она.

– И венками из омелы для поцелуев.

Гарриет как раз закончила играть. В то же время затихла беседа у камина. Поэтому его слова были слышны всем.

– Что? – переспросила леди Тэмплер, отрываясь от карт.

– Нужны венки из омелы для поцелуев, мэм, – повторил мистер Чэмберс. – И другие украшения, чтобы дом выглядел праздничным. Вы ничего не планировали, Элизабет?

– Мы никогда не использовали рождественские украшения, – сказала она. Иногда ей было жаль, что они этого не делают. Однажды в их деревне залы для приемов украсили для предстоящего рождественского бала. Они выглядели очень нарядно и чудесно пахли сосной.

– Значит, в этом году будем, – объявил он.

Со стороны фортепиано послышался гул, свидетельствующий о явном интересе.

– Венки из омелы, – мечтательно повторила юная Сьюки, и затем раздался приглушенный мужской смех и более высокий девичий.

– Я всегда любила сделанные со вкусом рождественские украшения, – сказала тетя Марта, кинув извиняющийся взгляд на леди Тэмплер. – Мы как-то раз украшали дом, когда проводили праздник дома. Ты помнишь, Рэндольф? Но, признаюсь, венков из омелы не было. Думаю, это было бы вульгарно.

– В этом доме, несомненно, ничего подобного не будет, – сказала леди Тэмплер тоном, означавшим, как все знали, что спорить бесполезно. – В нашей семье нет места такой буржуазной пошлости. Если мистеру Чэмберсу так хочется, Лиззи, завтра я отправлю слуг за ветками, но дам строгие указания относительно того, что можно принести.

– О да, это мое желание, мэм, – уверил ее мистер Чэмберс. – Но не стоит загружать слуг дополнительной работой, когда, осмелюсь сказать, они и так сейчас заняты больше обычного. К тому же часть удовольствия заключается в том, чтобы делать украшения своими руками. Я сам завтра утром наберу все необходимые для этого ветки. В западном лесу их должно быть более чем достаточно. Кто-нибудь желает ко мне присоединиться?

Несколько молодых людей высказали робкое согласие, другие нерешительно поглядывали в сторону родителей и леди Тэмплер, и если бы посмели, тоже бы присоединились, подумала Элизабет.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю