Текст книги "Певцы Гимнов с Бонд-Стрит"

Автор книги: Мэри Бэлоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

И Мэттью мог бы там петь.

Но Мэттью был восьмилетним ребенком. Она не хотела выставлять его напоказ, как какого-то циркача, даже если слушатели были признанными ценителями.

Сам Мэттью, конечно, смотрел на это по-другому. Он был сильно разочарован и дал ей это ясно понять, молча дуясь весь остаток дня, что было ему несвойственно. Больше всего ее раздражал именно тот факт, что он ничего не говорил, а потому у нее не было возможности выплеснуть свое раздражение в разговоре с ним. И как же ужасно было думать, что она на такое способна.

Она отругала Кэти и прочитала ей уже ставшую привычной лекцию о разговорах с незнакомцами и подобающем леди поведении. И, когда они вернулись домой, девочка была наказана тем, что должна была просидеть целый час на жестком стуле в детской без разговоров и без дела.

Однако Кэти, распахнув глаза, терпеливо и безропотно прослушала лекцию, и, когда Фанни появилась в дверях детской спустя полчаса, отчаянно пытаясь не поддаться слабости и не отпустить дочку раньше времени, она обнаружила, что Кэти сидит на стуле, крепко смежив веки и сложив вместе ладошки, и беззвучно шевелит губами, словно произнося молитву. Она была глубоко погружена в какую-то игру и явно не слишком страдала от наказания.

Поэтому Фанни чувствовала себя подавленной. Она лишила своих детей знакомой компании в Рождество; слишком рано увела Мэттью со вчерашних песнопений, хотя он так сильно их ждал; была вынуждена наказать Кэти и гораздо сильнее ощущала свое одиночество, чем в другие рождественские праздники, прошедшие со смерти Бориса.

Правда заключалась в том, подумала она с легким раздражением, что она по глупости в девичестве влюбилась в лорда Хита. Это случалось, конечно, со всеми знакомыми ей молодыми леди. Все в нем: внешность, богатство, высокомерие, элегантность, репутация – делало его неотразимым. Она была тогда очень благоразумной. Она послушно искала себе подходящего мужа и так же послушно влюбилась в Бориса, когда стало очевидно, что выбор пал на него. Но до самого момента свадьбы она мечтала о лорде Хите. Она помнила, как сильно завидовала одной из своих подруг, мисс Драйден, с которой он однажды танцевал.

А вчера, подумала она с горькой честностью, она заметила, что все его качества только усилились за прошедшие девять лет, включая совершенство резких черт его лица и его высокомерное выражение. И она ощутила недостаток воздуха в легких и слабость в коленях. Как унизительно! Сама мысль об этом вызывала смущение, словно кто-то поймал ее с поличным.

Фанни вздохнула и пошла в детскую. Она почти пообещала встретиться в библиотеке с несколькими подругами, но почувствовала необходимость провести это время с детьми и попытаться наладить отношения. Однако на пути в детскую ее остановил стук дверного молотка внизу, потом послышались звуки мужских голосов, а затем, когда она продолжала стоять в ожидании, наверх поднялся дворецкий Джона и сообщил ей о прибытии викария церкви, в которую она ходила. Фанни оглядела себя и, решив, что выглядит вполне презентабельно, провела рукой по волосам, чтобы убедиться, что ни один локон не выбился из ее аккуратного шиньона. Затем она спустилась в салон для посетителей.

Преподобный Джосайя Баркер был не один. Когда он поклонился и поприветствовал ее в своей обычной сердечной манере, она почувствовала присутствие еще одного джентльмена, стоявшего несколько поодаль, у окна. Крупного мужчины в пальто с множеством пелерин. Это был он! Ей даже не пришлось поворачивать голову, чтобы удостовериться в этом.

– Миссис Берлинтон, мэм, – начал викарий, потирая руки, словно мыл их, – могу я с великой честью представить вам его светлость барона Хита?

Лорд Хит поклонился. Фанни сделала реверанс, ощутив удивление… и гнев. А еще все ту же предательскую слабость в ногах. Он словно заполнил собой половину комнаты, выкачав из нее половину воздуха.

– Какая удивительная удача, миссис Берлинтон, – сказал викарий. – Вчера на Бонд-стрит его светлость услышал наших милых исполнителей гимнов и был так впечатлен их выступлением, что пригласил их петь на завтрашнем концерте в своем городском доме. Он согласился сделать очень щедрое пожертвование в наш фонд на ремонт церкви.

Поджав губы, его светлость довольно пристально смотрел на нее.

– И его светлость особо настаивал, чтобы ваш милый сынок исполнил свою сольную партию, – продолжал викарий. – Я могу лишь поаплодировать его вкусу, мэм. Это великая честь для нашего хора и для вашего юного Мэттью в особенности.

Как он посмел! Он обманул ее, практически лишив возможности отказаться.

– Это вечерний концерт? – спросила она у викария, игнорируя второго, безмолвного, посетителя. – Боюсь для Мэттью это будет слишком поздно, мистер Баркер. Но хор отлично справлялся в течение двадцати семи лет. Я уверена, что завтра вечером они отлично выступят и без него.

Лорд Хит впервые заговорил:

– Однако я сделал присутствие вашего сына, мэм, обязательным условием приглашения хора.

Ага, значит, он ее поймал. Мисс Кемп и все остальные будут на седьмом небе от восторга. Преподобный Баркер чуть ли не лопался от гордости... и от предвкушения обещанного пожертвования на ремонт церкви. А у нее не было никакой веской причины не давать сыну поделиться своим талантом с истинными ценителями музыки.

Но в ней закипела злоба за этот обман.

– Ясно, – сказала она самым ледяным тоном, посмотрев лорду Хиту прямо в глаза, чтобы он знал, что ей действительно было все ясно. Очевидно, он выяснил, что она вдова и что ее деверь, являвшийся опекуном Мэттью, отсутствовал. Без сомнения, он подумал – и не ошибся, – что преодолеть ее сопротивление будет легко.

– Мне бы хотелось поговорить с вашим сыном, – сказал барон. – На репетиции остается мало времени, но я хотел бы обсудить с ним, что он будет петь. Я хочу, чтобы вы привели его сегодня или завтра, а лучше в оба дня, чтобы он мог потренироваться петь в моей музыкальной комнате и привык к ее акустике.

Фанни вздернула подбородок.

– А это приглашение распространяется на весь хор, милорд? – спросила она. – Я пошлю за мисс Кемп и выясню, когда они собираются посетить ваш дом, чтобы порепетировать.

Он снова сжал губы.

– Хор может просто петь, как обычно, мэм, – ответил он. – А вот юный солист...

– ...тоже будет петь, как обычно, – отрезала она.

Он удивленно приподнял брови, отчего стал выглядеть раза в два высокомернее. Без сомнения, барон не привык, чтобы его перебивали.

– Мисс Кемп любезно согласилась сопровождать вас и милого Мэттью на репетицию, миссис Берлинтон, – вставил викарий. – Она зайдет к вам сразу после обеда, чтобы узнать, удобно ли вам будет встретиться сегодня. У мальчика действительно ангельский голос, милорд, как вы уже проницательно заметили. И такой же характер.

– Так могу я с ним поговорить, мэм? – спросил лорд Хит с нотками плохо скрываемого нетерпения в голосе.

Фанни поджала губы. Ей подумалось, что, возможно, будь это предложение сделано кем-нибудь другим, она была бы польщена. Ей никак не удавалось связать свое представление о нем как об элегантном повесе с этим знатоком музыкальных талантов. И ей не нравилась мысль, что к ней отнеслись, как к какой-то служанке, чтобы она отдала своего сына на потеху его светским друзьям. Интересно, не посадят ли ее на кухне, пока Мэттью будет петь?

Она решила, что ведет себя глупо. Это действительно была большая честь. Мэттью будет в восторге. И это всего один раз. Не будет ничего дурного, если он поучаствует в рождественском концерте. Рождество было для детей особым праздником.

– Я сама его приведу, – сказала она, обращаясь к викарию. – Хотя не понимаю, что тут еще обсуждать. Он споет то же самое, что вчера его светлость уже слышал, и все.

– Да, приведите мальчика, – сказал лорд Хит с еле заметной скукой в голосе, когда она повернулась к двери.

Кэти абсолютно не была уверена, что ее молитвы услышат, не говоря уже об ответе на них, поскольку она произносила их, сидя на стуле для наказаний. Иногда ей хотелось, чтобы мама просто отшлепала ее, когда она плохо себя вела, как поступала тетя Мерси с кузенами, но мама никогда не делала этого.

Однако, возможно, Бог решил, что утомительного сидения на этом стуле было достаточно, потому что он ответил на ее молитву. По крайней мере, она так думала. Утром приходил тот джентльмен. Мэтт вернулся в детскую после того, как мама увела его вниз, и сказал, что это был тот самый человек, который указал на мисс Кемп своей тростью и посмотрел на нее, Кэти, своим огромным увеличенным глазом.

И вот сегодня днем они втроем, а также мисс Кемп, ходили в дом этого джентльмена, где их провели в огромную комнату с фортепьяно в центре и огромной штукой рядом с ним, которую мама назвала "арфой". Мэтт собирался петь и так сильно волновался, что не смог есть в обед, хотя няня пыталась уговаривать и даже заставлять его.

Кэти не знала, как посещение этого дома ради того, чтобы Мэтт мог спеть, поможет в превращении джентльмена в папу, но она доверяла Богу. По крайней мере, ей так казалось. Она все еще чувствовала себя неуютно, оттого, что он захотел забрать ее первого папу и даже не спросил на это разрешения.

Даже после того, как джентльмен вошел в комнату и поприветствовал их, они с мамой и мисс Кемп сделали реверанс, а Мэтт поклонился, она не знала, каким образом он станет ее папой. Он выглядел гораздо красивее в своей одежде, чем дядя Джон, но не улыбался. И мама не улыбалась, и по какой-то причине в комнате ощущалась ужасная неловкость, несмотря на то, что мисс Кемп твердила джентльмену, что у него прекрасная музыкальная комната. Но ей не нужно было этого говорить. Он наверняка и сам это знал.

Однако его глаза потеплели, когда он взглянул на Мэтта и заговорил с ним, как со взрослым.

– Ну что, Мэттью, – сказал он, – эта комната привела тебя в замешательство?

– Нет, сэр, – ответил Мэттью, но по его тону Кэти смогла определить, что так оно и было, хотя ей оставалось лишь догадываться о значении этого незнакомого слова.

Кэти не слишком внимательно слушала то, что за этим последовало. Они обсуждали, что Мэтт будет петь. Мама сказала, что он споет только одну песню, и при этом была непреклонна, как тогда, когда Мэттью пытался упросить ее, чтобы она позволила им попозже лечь спать. Но джентльмен сказал, что должно быть еще что-то, называемое вызовом на бис. Мисс Кемп сказала что-то об арфе, отчего джентльмен нахмурился. А потом он усадил маму и мисс Кемп на пару стульев по соседству с фортепьяно и поставил рядом Мэтта. И Мэтт начал петь "Ковентрийский гимн". Его голос дрожал, почти как у мисс Кемп, и джентльмен приказал ему остановиться, сделать несколько вдохов, не торопиться и снова попробовать. После этого Мэтт запел лучше. Джентльмен встал поодаль, у самой двери.

Кэти с сомнением размышляла, не ошиблась ли она. Возможно, в конце концов, он не сможет быть ее новым папой. Он ни разу не посмотрел на нее. Она с трудом могла себе представить, как они с Мэттом борются на ковре или как он подбрасывает ее саму к потолку. Хотя ей хотелось, чтобы джентльмен попробовал. Он выглядел очень большим и сильным. Если дядя Джон мог ловить ее кузенов, то она была уверена, что этот джентльмен поймает ее. Она даже не будет кричать от страха, зная, что он ее не уронит.

Спустя пару минут Кэти отошла от своего места. Ни мама, ни остальные ничего не заметили. Все слушали Мэтта, чей голос в этой огромной комнате звучал очень громко. Она направилась к джентльмену, желая проверить собственные чувства. Она подумала, что испугается, когда подойдет к нему поближе, но не была в этом до конца уверена. Его бриджи были очень тесными, подумала она. На самом деле, будь они розовыми, Кэти не смогла бы с уверенностью сказать, не были ли они просто кожей. Эта мысль насмешила ее, и она протянула руку, чтобы потрогать их и убедиться, что это на самом деле были всего лишь бриджи, а не кожа цвета печенья.

Он удивленно посмотрел на нее с высоты своего роста, и она чуть не подпрыгнула от испуга. Но вместо этого она сделала кое-что другое, кое-что очень глупое, потому что няня как-то давно говорила ей, что так делают только малыши. Она протянула вверх руки.

Джентльмен продолжал смотреть на нее, словно не был уверен, чего она от него хотела, – или не знал. Кэти решила, что Бог обманул ее, и почти опустила руки. Она хотела заплакать, но это действительно было по-детски, а она не собиралась так поступать дважды подряд. Ей было четыре, и она не была малышкой.

И тут джентльмен наклонился и поднял ее. Кэти была удивлена его силой. Он поднял ее вверх без видимых усилий, словно она ничего не весила.

Она надежно и удобно устроилась на его руке, и его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от ее собственного. Когда она пристально посмотрела ему в глаза, он отвернулся и снова обратил взор на Мэтта. У джентльмена были голубые глаза. Ей понравилась мысль о голубоглазом папе.

Мэтт сбился, и мисс Кемп пришлось напомнить ему слова. Он начал петь с самого начала.

В лице джентльмена было что-то странное. Оно отличалось от маминого или папиного. Кэти смотрела на него, пока любопытство не взяло верх над хорошими манерами. Она прикоснулась к его челюсти пальчиком и легонько провела им вниз. Гладко. Она провела пальчиком вверх. Не так гладко. Она нажала сильнее и снова провела вверх. Пальчик слегка покалывало.

И тут джентльмен посмотрел на нее.

– Что, малышка, – очень тихо спросил он, – я для тебя не слишком хорошо побрился утром? – И на какой-то момент – она едва уловила его – его глаза улыбнулись.

Именно в этот момент Кэти бесповоротно влюбилась в него и решила, что должна, нет, просто обязана сделать его своим папой. Дядя Джон почти никогда так ей не улыбался. И ее вчерашняя догадка оказалась абсолютно верна – она ощущала себя в полной безопасности там, где сейчас находилась.

– Да, сэр, – прошептала она, не совсем понимая, что означали его слова, однако, давая тот ответ, который, как ей казалось, ему хотелось услышать. Его губы изогнулись. Она решила, что он хотел широко улыбнуться, но по какой-то причине не сделал этого.

Несколькими минутами позже Кэти была уверена, что по приезде домой ее вновь ждет стул наказаний. Мама обернулась и вскочила с места, ее глаза стали огромными, как блюдца, а рука взметнулась к губам. Мисс Кемп что-то говорила Мэтту о выражении. Однако джентльмен громко заговорил:

– Прошу вас, не волнуйтесь, мэм. Она со мной в безопасности. Пойми, Мэттью, в такой комнате, как эта, предназначенной специально для прослушивания музыки, тебе не нужно петь в полный голос, чтобы быть услышанным. Я хочу, чтобы ты спел еще раз, но на этот раз забудь, что в комнате находятся твоя мама, мисс Кэмп или я. Позволь себе почувствовать эту комнату и то, что она от тебя требует. Слушай свой голос и позволь своему музыкальному чутью тебя вести.

Мисс Кемп, умолкнув, села. Мама тоже. Кэти посмотрела на джентльмена, который понял, что Мэтт чувствовал себя маленьким, был сбит с толку и напуган. Он не смягчил голос, как обычно делали взрослые, когда хотели, чтобы дети считали их добрыми, но Кэти все равно поняла, что он добрый. Мэтт тоже это понял и расслабился.

– Ну, малышка, – тихо спросил ее джентльмен, прежде чем Мэтт снова начал петь, – и что ты хочешь на Рождество?

«Куклу», – чуть не ответила она на привычный вопрос, но удержалась.

– Это секрет, – сказала она ему. – Но я скажу его вам на ушко, если хотите.

Джентльмен удивленно приподнял брови. Они очень красиво изогнулись. Ей надо было посмотреть в зеркало и проверить, может ли она так.

– Я хочу нового папу, – шепнула она ему.

– Серьезно? – Его брови поднялись еще выше. – Скажи-ка, ты уже выбрала кого-то конкретного?

Она уверенно кивнула и почувствовала, как по спине пробежала дрожь возбуждения. Но скоро она сменилась дрожью от чего-то еще. Его почти веселый взгляд исчез, и глаза поскучнели, если так можно сказать о глазах. Было похоже, что они потеряли блеск.

– Серьезно? – повторил он. Тут Мэтт снова начал петь, и Кэти мгновенно поняла, что он и в самом деле позабыл все и вся, кроме исполняемого им гимна. Джентльмен внимательно наблюдал за ним, и она поняла, что он совсем о ней забыл. Она была этому только рада. Она подумала, что он не хочет быть ее папой. Она была очень дерзкой и практически сказала ему, что хочет именно этого, но он стал холодным и равнодушным и произнес "Серьезно?" таким тоном, который она обязательно попытается повторить, когда останется наедине со своими куклами. Она заставит их задрожать от ужаса!

Ей снова немножко захотелось плакать, но она не двигалась, пока Мэтт почти не закончил петь. В этот момент она заерзала.

– Вниз, пожалуйста, – потребовала она, пытаясь повторить то же выражение лица и интонацию, которые были у него, когда он произнес "Серьезно?".

Он молча опустил ее на пол, и она побежала обратно к матери, жалея, что не попросила у Бога на Рождество всего лишь куклу. Это было более реально, чем получить нового папу. И меньше шансов разочароваться. Но было слишком поздно. Она загадала желание и всем сердцем захотела, чтобы оно сбылось. Ее ждет ужасное разочарование.

Возможно, джентльмен просто имел в виду, что не хотел бы, чтобы она еще что-нибудь говорила, чтобы рождественский подарок стал сюрпризом. Возможно, дело было в этом и поэтому он так холодно сказал "Серьезно?". Может, в конце концов он все-таки станет ее папой.

Мать крепко взяла ее за руку.

На следующий день лорд Хит вполглаза наблюдал за украшением своего зала и музыкальной комнаты. В действительности, признал он, его слуги были вполне сведущи в своем деле и вовсе не требовали его руководства. Но идея украсить дом на Рождество пришла ему в голову лишь вчера утром. Хотя его концерт был ежегодным, он ни разу еще не проходил за два дня до Рождества. Так что он вполне мог сделать его праздничным мероприятием.

Эта мысль прямо-таки оживила его. Он на мгновение позабыл, что в этом году остался на праздники в Лондоне именно для того, чтобы полностью избежать празднования Рождества. В конце концов, подумал он, в этом году на концерте будут дети. Детям понравится рождественское настроение. Он также позабыл, что остался в городе в том числе и для того, чтобы избежать общения с детьми.

Этим утром он чувствовал раздражение и жалел, что решил приурочить концерт к Рождеству. Он еще о многом жалел. Что не поехал прошлой ночью к Люси, например. Он ведь собирался и даже послал ей записку. Оделся и даже вышел из дома. Однако в последний момент постучал по передней стенке кареты и приказал кучеру вместо этого отвезти его в "Уайт". В преддверии праздников клуб был почти пуст, поэтому барон отвратительно провел вечер и рано вернулся домой, а затем полночи лежал без сна, глядя на балдахин над кроватью. Возможно, он бы чувствовал себя сегодня лучше, если бы провел ночь в постели Люси, даже если бы она была такой же бессонной. По крайней мере, в этом случае его бессонница была бы более плодотворной и бесконечно более приятной.

У нее было более чем красивое лицо – теперь он думал не о Люси. Аккуратный пучок не мог скрыть всей красоты ее густых и блестящих каштановых волос. Она не была стройной, но и не была толстой или даже пухленькой. У нее была фигура зрелой женщины с красивыми формами, и она несла себя гордо и элегантно. Он заметил и оценил ее красоту во время того утреннего посещения ее дома с викарием ее прихода – барон был знатоком женской красоты, так же как и музыки. Он вновь заметил ее днем. Он даже почувствовал возбуждение в чреслах, в конце концов, он был абсолютно нормальным мужчиной. Она, без сомнения, была бы хороша в постели.

Чего он не заметил, так это каких-то личных чувств по отношению к ней. Вернее так было до того момента, когда эта странная и нахальная девочка сказала то, что она сказала. Он чувствовал себя глупо, вспоминая, что был даже немного тронут тем, что она его не боялась, почти горд оказанной честью поднять ее на руки и очарован ее невинным любопытством по поводу его щетины.

Она хотела на Рождество нового папу и уже имела кого-то на примете. Значит, за вдовой Берлинтон ухаживал мужчина достаточно мудрый, чтобы включить в процесс ухаживания ее детей. И он должен быть достаточно близок к цели, если девочка надеялась заполучить его в отцы на Рождество. Вдова собиралась снова выйти замуж. Счастливец!

Однако в первую очередь лорд Хит подумал не об этом. Он представил, как руки другого мужчины распускают ее великолепные волосы, погружаясь в них, и как тело другого мужчины лежит поверх ее, даря им обоим наслаждение. Эта мысль была такой неожиданной, удивительной и... такой ужасающей, что он позволил себе на несколько мгновений задержаться на ней, прежде чем сурово подавить.

Но было уже поздно. Он стал раздражительным и беспокойным и сделал нечто ужасно глупое, учитывая тот факт, что она скоро снова выйдет замуж. Он заверил ее, что мальчику нужно еще раз порепетировать сегодня днем. Он справился с акустикой комнаты и с собственной нервозностью и пел даже лучше, чем ожидал лорд Хит, но в день концерта такой маленький ребенок будет нервничать значительно больше. Значит, он должен прийти еще раз, чтобы привыкнуть к обстановке комнаты и успокоиться. И, поскольку миссис Берлинтон с детьми не имело смысла возвращаться домой, а потом еще раз приходить вечером, она должна была согласиться присоединиться к другим его гостям за обедом. Он предоставит им гостевую комнату, чтобы она могла переодеться в вечернее платье. Его экономка будет только рада присмотреть за детьми.

На мисс Кемп приглашение не распространялось. Но он уверил миссис Берлинтон, что дом весь день будет полон снующих туда-сюда слуг и гостей, поэтому в ее приходе в сопровождении одних детей не будет ничего неприличного. Он, конечно, подчеркнул выгоды для ее сына, и она согласилась, хотя и с видимой неохотой.

Таким образом, он заинтересовался вдовой, которая скоро снова выйдет замуж. Вдовой с двумя маленькими детьми. Он никогда не ухаживал за чужими женщинами и редко связывался с вдовами. Слишком многие из них желали вернуться в замужнее положение. Он всегда избегал женщин с детьми. Ему нравилось обладать безраздельным вниманием тех женщин, с которыми он спал.

Кроме того, миссис Берлинтон была горда, надменна и даже враждебно настроена по отношению к нему. Опыт подсказывал, что ей нелегко будет пойти на любовную связь просто ради собственного удовольствия.

Он знал это еще до того, как ее пригласил.

– Нет, – сказал он теперь экономке, которая прервала его размышления вопросом, не хочет ли он, чтобы развесили омелу. Никакой омелы. Сама мысль об этом заставила его вздрогнуть. Если он собирался ее поцеловать, то не путем подобного обмана.

Если?

Все его раздражение вернулось. Этот день он тщательно планировал уже несколько месяцев, он ждал его больше остальных со времени своего последнего концерта. Он хотел сосредоточить все свои мысли, энергию и эмоции на той музыке, что должна была этим вечером вознести души его гостей до невиданных высот. Он хотел с нетерпением предвкушать тот фурор, который, без сомнения, произведет голос мальчика.

Он не хотел, как похотливый школьник, думать о поцелуях, украденных у красивых вдов.

И он не хотел помнить, подумал он с гримасой, что его концерт должен был завершиться выступлением хора, исполнявшего святочные гимны, энтузиазм и добрые намерения участников которого никоим образом не могли исправить того факта, что они своим исполнением губили все исполняемые ими произведения. Но такова была цена его мальчика-сопрано – и его красивой вдовствующей матери.

Мэттью один раз стошнило утром, и он стал таким беспокойным от нервной энергии, что его няня послала за Фанни и спросила, не следует ли им вызвать врача. Фанни посадила сына к себе на колени, что он редко позволял делать, поскольку ему было уже восемь, обняла его и спросила, не хочет ли он, чтобы она отправила лорду Хиту записку о том, что он не будет петь на этом вечернем концерте.

– Ты не должен чувствовать, что обязан это делать, милый, – заверила она его. – Никто не собирается тебя заставлять петь против твоей воли.

Кэти стояла рядом с ними и молчала, широко распахнув глаза, словно тоже став младше на пару лет. Она засунула в рот большой палец и сосала его.

Но тут Мэттью испугался, решив, что она запретит ему петь.

– Я хочу, мама, – завопил он, – больше всего на свете. Я хочу понравиться ему. Он разбирается в музыке и понимает меня. – Фанни была вынуждена признать, что он прав. Лорд Хит выказал неожиданную проницательность накануне, успокоил Мэттью и помог ему несколькими тщательно подобранными словами. Ее он не успокоил, особенно когда она увидела его с Кэти на руках, но это к делу не относилось.

И вот они снова были в доме лорда Хита, и репетиция Мэттью быстро закончилась. Теперь, когда они были уже здесь, он был расслабленным и уверенным в себе, его волнение улеглось. Экономка лорда Хита увела детей, чтобы они попили чаю и отдохнули, а Фанни должна была пить чай в гостиной с остальными гостями, остававшимися на вечер. Но лорд Хит не спешил вести ее в гостиную. Снующих слуг и гостей, которых он только вчера обещал, в музыкальной комнате было не видно. Он сел на стул рядом с ней.

Фанни тайком огляделась в поисках омелы, но не смогла ее отыскать среди венков из остролиста, сосновых веток, лент и бантов, которыми обильно была украшена комната. Похоже, Рождество уже пришло сюда, подумала она и на мгновение ощутила необоснованный укол совести, вспомнив, что всего через пару дней она будет отмечать Рождество в доме Джона наедине с детьми.

– Ваш сын очень талантлив, мэм, – сказал лорд Хит. – Но уверен, вы и так это знаете. У него не только чистый и уникально красивый голос, но и редкое чувство музыки. Его голос, увы, поменяется через несколько лет, но музыкальность останется и, возможно, его взрослый голос тоже будет красив. Он демонстрирует способность к какому-нибудь музыкальному инструменту?

Дочери Джона брали уроки фортепьяно, но Мерси была подвержена мигреням, и Джон постановил, что эта привилегия не полагалась больше никому, включая его собственного сына.

– Я не знаю, – ответила Фанни.

Он долго и пристально смотрел на нее. Его ярко-голубые глаза и близость заставляли ее нервничать, как и окутывавший его еле уловимый запах какого-то дорогого одеколона. Она старалась дышать ровно. Как унизительно будет, если у нее перехватит дыхание, а он заподозрит, что она находит его привлекательным. До такой степени, что у нее подгибались колени.

– Он берет уроки вокала? – спросил барон.

– Мой деверь считает, что мальчиков нужно воспитывать по-мужски, милорд, – ответила она. – Он опекун моего сына. – Она старалась скрыть горечь в своем голосе. Джон всегда говорил, что любовь Мэттью к музыке должна быть подавлена, иначе над ним будут смеяться, когда он пойдет в школу. Кроме того, у Мерси были мигрени...

– Понятно. Но разве вы не являетесь также его опекуном, мэм? Разве вы не могли по крайней мере организовать ему прослушивание в каком-нибудь уважаемом церковном хоре? Например, в Вестминстерском аббатстве? Там он будет среди таких же мальчиков и не будет казаться странным или менее мужественным, чем они.

Фанни разозлилась. Как он посмел взять на себя роль советчика или предположить, что она не полностью контролирует процесс воспитания своих детей. Его правота не смягчила ее гнева.

– Он ребенок, – ответила она. – Я не позволю его эксплуатировать.

– Он любит музыку, мэм, – парировал он. – Полагаю, он ничего не желал бы сильнее, чем поощрения своего таланта… и своей мечты.

– Милорд, – сказала она, больше не пытаясь скрыть свой гнев, – вы полагаете, что знаете моего сына лучше меня? – Однако в его словах была доля истины. Да, он был прав. Возможно, Борис бы понял. Возможно…

Она удивленно посмотрела на ухоженную и очень мужественную руку с кольцом, которая накрыла обе ее ладони, лежавшие у нее на коленях, и, подняв взор, утонула в его голубых глазах.

– Позвольте мне, – тихо попросил он, – поговорить с вашим деверем. Полагаю, это старший сын больного виконта Милфорда? Уверяю вас, мое мнение относительно музыки кое-чего стоит, и при этом никто не усомнился в моей мужественности. По крайней мере, не напрямую.

Двое мужчин будут решать судьбу ее сына? Ноздри Фанни затрепетали. Но гнев был смешан с желанием. Он так и не убрал свою руку.

– Я мать Мэттью, милорд, – сказала она. – Я сама поговорю со своим деверем, когда почувствую в этом необходимость.

– Некоторые мужчины, – ответил он, – считают слабостью потакать желаниям женщины. – С нахлынувшим чувством дискомфорта и возрастающим желанием в глубине живота, она смотрела, как его пальцы обхватили ее руки и крепко сжали. Его рука была теплее, чем ее. – Возможно, вы убедите вашего нареченного поговорить с ним.

– Моего... нареченного? – Она нахмурилась. – О ком вы, милорд?

– Я так понял, – ответил он, – что вы собираетесь снова выйти замуж? Или я ошибаюсь? – Кто вложил ему в голову такую мысль? Викарий? У нее даже постоянного поклонника не было.

– Я не помолвлена и не собираюсь выходить замуж, милорд, – сказала она, не сообразив, что поступает глупо. – В жизни моей и моих детей достаточно мужского вмешательства и без того, чтобы я пожертвовала всей своей свободой ради еще одного.

Он не мигая несколько мгновений смотрел ей в глаза, а затем опустил взгляд на ее губы. Она с пугающей уверенностью поняла, что он собирается ее поцеловать... и что она не будет его останавливать. Однако затем она почувствовала себя просто глупо: он единожды сжал ее руки и отпустил их, поднимаясь на ноги.

– Пойдемте, мэм. Мои гости сейчас уже должны быть в гостиной, и вам следует приготовиться к чаепитию. Не переживайте сегодня вечером. У меня есть опыт общения с талантливыми исполнителями. Все возбуждение, нервозность, а иногда и плохое самочувствие, предшествующие выступлению, неизбежно проходят к нужному времени и лишь свидетельствуют о том, что само представление безупречно. Сегодня ваш сын даже вас заставит замереть от удивления.

У нее навернулись на глаза слезы, и она сморгнула их, почувствовав себя глупо.

– Вы когда-нибудь ошибаетесь? – спросила она.

Он взял ее руку и положил на свой локоть.

– Редко, – ответил он. – В подобной ситуации – никогда. Но вы, конечно, не поверите мне, пока представление не закончится.

Его рука была очень крепкой и уверенной. Она почувствовала умиротворение, несмотря на то, что от страха за Мэттью она все еще ощущала холод где-то глубоко внутри.

Как он узнал, что она была напугана?