Текст книги "Секрет забастовки (Рассказы и стихи про американских ребят)"

Автор книги: Мэльком Киркленд

СЕКРЕТ ЗАБАСТОВКИ
Рассказы и стихи про американских ребят

Элен Кэй
Секрет забастовки

– Мой отец – скэб[1]1
  Скэб, желтый скэб – кличка предателя, работающего во время забастовки.


[Закрыть]? Мой отец – скэб? – крикнул Джонни. – Да как вы смеете? Я изобью всякого, кто посмеет повторить это!

– Зря надрываешься! Твой отец – проклятый желтый скэб. Он спустился в шахту работать.

– Мой отец никогда не был скэбом! – Джонни бросился на одного из мальчиков. Тот был старше и больше ростом (Джонни было только восемь лет), и Джонни ушел с подбитым глазом и расквашенным носом.

Но он не плакал. Нет, конечно. Это был храбрый парнишка.

Он спешил домой изо всех сил, чтобы спросить отца: правда ли, что он скэб. Его отец – скэб! Что за ерунда? Джонни и все его товарищи ненавидели скэбов. Это очень обидное слово – скэб. Ведь когда объявляется стачка и все шахтеры бросают шахту, чтобы драться с хозяевами, скэб остается на работе. Он отправляется в шахту, чтобы сорвать забастовку.

Все ребята решили не давать проходу скэбам и их ребятам. Они покажут им!.. И вдруг говорят, что его родной отец – скэб! Его собственный отец!

Джонни перескочил по деревянному мостику через ручей и пустился вдоль железнодорожного полотна. Он вбежал в дом с криком:

– Ма! Где па?

– Что с тобой, Джонни? – ахнула мать. – У тебя все лицо в крови!

Мать потащила его к рукомойнику, но Джонни отбивался и рвался у нее из рук.

– Ма, где па? Мне нужен па. Где он?

В эту минуту вошел отец. Большой Джон был высокий, широкоплечий человек с худым лицом и темными кругами под глазами.

– Па, – сказал Джонни, глядя ему прямо в глаза, – ты сегодня был в шахте?

– Па, – сказал Джонни, – ты сегодня был в шахте?

– Да, – ответил отец.

Джонни сжал кулаки. В шахте! Его родной отец, который всегда учил его презирать скэбов, – скэб!

Слезы хлынули из глаз у Джонни. Он не пискнул, когда его трепали ребята. Кровь из носу, фонарь под глазом – это пустяки. Но тут он не стерпел.

– Па, значит, ты вправду скэб?

Джонни кинулся прочь из дому, прежде чем отец успел раскрыть рот. Он бежал и бежал, куда глаза глядят, пока не очутился на старой свалке. Тут он сел среди обломков автомобилей и серых куч пустой породы. Его отец – скэб, желтая крыса! Как показаться теперь товарищам?

Джонни решил, что никогда не вернется домой. Он убежит. Он и сам не заметил, как заснул здесь, на заброшенной свалке.

Большой Джон долго искал его. Потом нашел и отнес домой. Джонни не слышал, как раздели его и уложили в постель.

Утром Джонни открыл глаза. Он нисколько не удивился что лежит в постели. Но тут его взгляд упал на отца.

«Скэб! скэб! скэб!» – застучало в голове у Джонни. Он вскочил и поспешно стал одеваться. Отец стоял над ним и улыбался.

Они всегда были большими приятелями – Джонни и Большой Джон. Куда бы отец ни шел, Джонни увязывался за ним. Джонни ходил вместе с Большим Джоном даже на тайные собрания в чаще леса. Он стоял на опушке и караулил, чтобы стражники и полиция не застукали собрания врасплох.

Большой Джон знал, что может довериться сыну. Он сказал:

– Мальчик, ты умеешь держать язык за зубами?

– Да, – кивнул Джонни.

– Так вот слушай… Я хожу на работу, и всякий может подумать, что я скэб. Но это не так, сынок. Меня посылает в шахту наш новый союз, чтобы вытащить из шахты других, чтобы подбить на забастовку всех наших ребят, которые еще не вступили в союз. Понимаешь? Никто не должен знать об этом. Это будет наш с тобой секрет – секрет забастовки.

– Это будет наш с тобой секрет.

Джонни дал слово молчать и сдержал свое слово. Джонни и Большой Джон крепко пожали руки и посмотрели друг другу прямо в глаза.

Джонни было не так-то легко держать свой секрет, особенно, когда все ребята кричали ему: «Скэб, скэб! Скэба сын! Скэб, скэб! Скэба сын!» Они гнали его прочь, потому что думали, что он в самом деле сын скэба. Но Джонни знал, что он «союзный». Он знал, что его отец не скэб, что отец – вожак забастовки. И он расхаживал, высоко задрав нос.

И скоро вся смена, в которой работал отец, забастовала. Шахтеры бросили отбойные молотки и вышли из шахты. С красным флагом они прошли по поселку.

Джонни знал, что это – дело его отца. Он был очень горд Но он держал свой секрет. Никто, никто не услыхал от него ни звука, пока не окончилась стачка.

И тогда рассказал об этом не Джонни. Большой Джон рассказал об этом ребятам, и они снова приняли Джонни в свой отряд.

Песни ребят-забастовщиков

1

 
Пикеты[2]2
  Пикет – боевой отряд забастовщиков.


[Закрыть], пикеты,
Пикеты не уйдут.
Мистер Бáту, где ты?
Слышишь, мистер Бату?
Пикеты будут тут,
Пока мы не получим
Получек получше,
Пока ты не заплатишь
Заплачешь, заплатишь
Прежнюю плату
За тот же труд.
Джинг-э-линг-элинг,
Джинг-э-линг-элинг!
Мы еще ребята,
Но скоро подрастем.
Джинг-э-линг-элинг,
Джинг-э-линг-элинг!
Мы еще ребята,
Но стачку проведем!
 

2

 
Раз, два, три!
Мы дети забастовки.
По-смо-три:
Отцы несут винтовки.
Раз, два, три!
Чем только можем,—
Раз, два, три, —
Отцам мы поможем.
Раз, два, три!
 

Гарри Потамкин
Забастовщики с Горлышка

Эта часть города расположена на полуострове, который выдается в реку Дэлавар. Перешеек, который соединяет полуостров с сушей, называется «Горлышком бутылки». Когда Изя Мур переехал в Горлышко, тут был самый край города. Недавно еще здесь жили фермеры, а сейчас тут смешивались запахи свинарников, свалки, резиновой фабрики, рынка и гавани.

Люди жили здесь в кирпичных домишках, которые слиплись вместе, как паточные конфеты. В них было душно и сыро, как на болоте.

Когда евреи переселились в Горлышко, их начали «громить» ирландцы. Евреи – «восьмушники» – жили на Восьмой улице, ирландские ребята – «гекки» – на Девятой. Ирландцы ходили в католическую школу, их там учили ненавидеть евреев. Евреев звали в школе «иудами» и «христопродавцами». Евреи ходили в свою школу, и там им толковали о том, что хорошие головы только у евреев, а ирландцы – «тупорылые свиньи». Когда геккам случалось поймать «иуду», раздавалась команда:

– Выворачивай карманы! – И фонарь под глаз. А если карманы были пусты – фонарь под второй глаз и расквашенный нос. – Получай!

Евреи в драке были слабее гекков. Когда они отправлялись на свалку играть в лапту, а гекки налетали на них, восьмушники держали лопатки, как щиты, перед собой, а Изя Мур, их вожак, кричал, сложив руки рупором:

– Эй, сюда! Майк! Пит! Вали сюда, Джим!

Гекки думали, что сейчас на помощь восьмушникам выскочат здоровенные парни и им придется плохо, – это случалось порой. Но самая жестокая борьба начиналась тогда, когда с Девятой улицы несся клич: «Эй-эгей! Эй-эгей!» Это означало битву камнями и бутылками. Тут восьмушники могли взять верх только с помощью ребят с Шестой улицы.

Часто полем сражения был проспект между Седьмой и Восьмой улицами. По этому проспекту проходила самая южная трамвайная линия в городе. Не слишком хорошо чувствовали себя пассажиры, когда въезжали в самую гущу «эй-эгей».

Каждые пять минут по рельсам проползал желтый вагон, покачиваясь, как лодка, дребезжа: дзынь-дзынь… Их так и называли – дзындзы. Вагоны ползли, как улитки, хотя и принадлежали компании «Скорых поездов».

«Скорые поезда», или «Эс-Пэ», платили жалкую плату своим рабочим. Вагоновожатые забастовали – за лучшую плату, за укороченный день, за право быть членами союза.

Горлышко было рабочим районом, и почти каждый парнишка был сыном рабочего. Всякий раз, когда вагон проходил мимо, какой-нибудь из гекков сдергивал бигель трамвая с провода и исчезал в переулках, а трамвай останавливался. Часто ребята работали целой ватагой. Полисмены ничего не могли с ними поделать, потому что ребята рассыпались кто куда, перепрыгивали через заборы, прятались по закоулкам.

Однажды гекки сдернули бигель с проводов, а вожатый– скэб перетрусил, и вагон сошел с рельсов. Коп[3]3
  Коп – кличка полицейских.


[Закрыть], охранявший штрейкбрехеров, был оцарапан осколком стекла, и это взбесило его.

Изя Мур сидел у себя на пороге, возле перекрестка. Он увидел, как Дэн Мэлони, вожак гекков, вырвался у копа из рук.

Дэн Мэлони вырвался у копа из рук.

– Беги сюда в переулок, Дэн! – крикнул он.

Дэн кинулся в переулок. Изя вбежал в дом, выскочил с черного хода в переулок, где встретился с Дэном. Он втащил Дэна к себе в дом, прежде чем коп успел их заметить.

Сквозь занавески они смотрели, как бесится коп. С его красного лица тек пот. Ребята смеялись. Пришел аварийный вагон и поставил трамвай на рельсы. Трамвай ушел и увез и скэбов и полисмена. Дэн Мэлони распрощался с Муром.

– Спасибо, Из! – сказал он. – К чорту «эй-эгей»!

– Мы все против скэбов, – ответил Изя Мур.

Восьмушники и гекки стали одной командой. «Все мы за стачку, скэбов на тачку! Скэб! Скэб! Скэб!» Ребята вместе с забастовщиками ходили останавливать скэбов. Они дразнили полисменов, пока те не пускались за ними вдогонку, а в это время спокойно работали пикеты забастовщиков. Ребята становились перед копом на приличном расстоянии и горланили во всю глотку:

 
На мостовой
Стоит постовой.
Пара сапог,
Полная ног.
Эй, сапоги,
За нами беги!
 

Так они пели, пока у копа не лопалось терпение. Он пускался ловить ребят. А пока его не было на посту, забастовщики делали свое дело. Ребята печатали нашивки на шапки и на рукава, рисовали лозунги и плакаты для окон и для телеграфных столбов, – вешали их на лавки, на фабричные корпуса, школы, на дома, на церкви. По всему Горлышку кричали большие буквы: «Ходи пешком!» «Ходи пешком!» «Ходи пешком!»

Потом они придумали новую штуку. У отца Джо Белла была повозка, и Джо нанял ее у отца за один доллар в день для восьмушников и гекков. Джо правил лошадьми, а ребята делали все остальное. Они повесили большие вывески с обоих боков повозки:

«Садитесь, прокатим. Гривенник в один конец». «Поддержите стачку. С каждого никеля два цента – на стачечный фонд».

«Садитесь, прокатим. Гривенник в один конец».

И если кто-нибудь хотел сесть в трамвай, гекки и восьмушники стаскивали его с подножки и усаживали в свою повозку.

Трамвайной компании нечего было делать в Горлышке в дни забастовки.

И больше не стало ни восьмушников, ни гекков. Они называли себя «забастовщиками с Горлышка», а боевая песня их звучала так:

 
Эс и Пэ хотел в бутылку
Забастовщиков загнать.
Только в Горлышке случилось
Скэбам шейку поломать.
 

Песни ребят-забастовщиков

1

 
Идем на охоту,
Идем на охоту —
Бежим!
Поймаем босса[4]4
  Босс – надзиратель, хозяин.


[Закрыть],
Швырнем с откоса,
А вылезть оттуда не дадим!

Идем на охоту,
Идем на охоту —
Бежим!
Поймаем скэба,
Закинем на небо,
А слезть ему оттуда не дадим!

Идем на охоту,
Идем на охоту —
Бежим!
Копа поймаем,
В помойку затолкаем,
А вылезть оттуда не дадим!

На битву с врагами,
На битву с врагами —
Спешим!
Не уступать им,
Пока их не схватим
И не победим!
 

2

 
Старый Смит хотел прижать нас,
Но мы знаем, как нам быть:
Нужно нам сплотиться дружно,
Чтоб старого побить.
Забастовщики, дружнее!
Занимай места, пикет!
На дожде мы не размокнем,
До дождя нам дела нет!
 

3

 
Джимми в шахте был – не мешкал:
Первым шел на весь забой.
Даже босс сказал с усмешкой:
– Это парень боевой!
В забастовку не промешкал:
Первым шел в пикеты, в бой,
И отец сказал с усмешкой:
– Это парень боевой!
 

4

 
Джек и Джон пришли к заводу
Наниматься скэбами.
Взяли скэбов мы в работу,
Чтоб повадно не было!
Джек вприскочку да домой,
Джон за ним бежит хромой.
 

Элен Кэй
Красные галстуки в долине Редкой Встречи

Каким-то образом мы снарядились в эту прогулку лучше, чем всегда. Комитет помощи дал нам бутерброды. Мы упрятали их в мешки и закинули мешки за плечи.

Маленький городок Авеллу мы оставили внизу, в долине, и стали подниматься по холму вдоль Пенонскоттской дороги.

Мы распевали так звонко, как только могут петь пионеры:

 
Мы – дети забастовки!
Раз, два, три!
Отцы несут винтовки—
По-смо-три!
 

Красные галстуки весело горели на выцветших рубашках мальчиков и славно украшали изорванные платья девочек. Мы взобрались на холм, потом спустились с холма, и снова поднялись на горный склон. Когда мы добрались доверху, перед нами открылась долина Редкой Встречи.

– Редкая Встреча! – закричал один из ребят. – Вот она, внизу!

– Шахтеры зовут это место долиной Редкой Встречи между двух Гор Нищеты, – объяснил Ник.

Все молчали. Странное это было имя – Редкая Встреча.

– Мы сейчас еще в Пенсильвании, – добавил Ник, – а там, в долине, уже Западная Вирджиния.

Нам это место казалось таким же шахтерским поселком, как и все другие.

– Потому называют его Редкой Встречей, что сюда никто никогда не заходит.

– Нет, потому что редко встретишь место, где хуже живется горнякам.

Над нами раскинул ветви огромный вяз.

– Вот из таких деревьев получился хороший уголь.

– Эй, кто хочет послушать историю каменного угля? – воскликнул Ник.

Ребята рассмеялись. В самом деле, как не знать им было истории угля, если их братья рубили его в шахтах, их отцы сгребали его, а сами они бродили вдоль полотна железной дороги, подбирая куски, чтобы матери сварили на них обед?

– Вот старые бараки.

Старые бараки стояли по одну сторону ручья. Их было тут два десятка. Ветхие однокомнатные лачуги.

– А по ту сторону – новые бараки.

– А по ту сторону – новые бараки.

– Неизвестно, почему они новые. Они нисколько не лучше тех, такие же старые и разваленные, как те, с перебитыми окнами.

– Нет, разница в том, что в новых одна уборная на два барака, а в старых – одна на шесть.

Все рассмеялись.

Мы пустились вниз по холму, между вековых вязов и плакучих ив, бросающих прохладную тень на дорогу. И не похоже было на то, что где-то тут, рядом, может быть угольная шахта или гора штыба. Ник и Майк, конечно, первыми добежали донизу.

Привал мы сделали возле маленькой фермы, под виноградной лозой, чтобы отдохнуть, а если удастся, отведать сладких ягод. Мы раскрыли свои пионерские журналы и стали читать. Каждый читал по страничке. Мешки с завтраком отложили в сторонку. Потом играли в разные игры. Мы так увлеклись всем этим, что не заметили двух ребят, которые потихоньку подползли к месту, где лежали наши завтраки, и схватили их.

Кто-то крикнул:

– Смотрите, они уносят наш завтрак!

– Лови, держи их!

– Они утащили мешки!

Ребята не могли убежать от нас. Мы были голодны и неделями ждали этой прогулки. Теперь, когда, наконец, наши мечты сбылись, мы не намерены были так легко отказаться от завтраков. Один из мальчиков вернулся, таща за собой белокурого паренька. А потом привели, держа за косы, черноволосую девчурку.

– Отколотить их надо, вот что!

– У, ворюги!

– Скэбы, вот они кто, поганые скэбы!

– Товарищи, верно, они голодны?

– А мы-то не голодны, что ли?

– Только скэб может выкинуть такую штуку!

– Постойте, ребята, нужно разобраться с толком. Давайте устроим суд.

– Суд?

– Да, суд. Выберем судью и присяжных, точно так, как делают в Вашингтонском графстве, когда судят наших товарищей.

– Отлично! Давайте судить!

– Только у нас суд будет справедливый, правильный.

– Конечно, товарищи, рабочий суд не такой, как у боссов.

– Ну, что же, начнем.

– Хорошо. Ты будешь судьей.

– Правильно. А все пионеры – присяжными.

Мы принялись за дело. Я сидела на большом пне с важным видом – совсем как судья. Пионеры внимательно слушали – совсем как присяжные.

– Товарищи, зачем вы украли наш завтрак?

Ребята слишком были испуганы, чтобы отвечать.

Они думали, бог весть что будет теперь с ними, раз их поймали.

– Ну, смелей отвечайте судье, мы ничего вам не сделаем, – ободрила их одна из девочек.

– Мы… мы были голодны.

– Видите, – сказал другой пионер, – это вовсе не скэбы, просто они голодны.

– Попрошу не нарушать порядок. Продолжайте. Откуда вы?

– Из Редкой Встречи.

– Ну да, они там живут!

Пионеры зашумели.

– Ваш отец работает?

– Нет, он без работы, с тех пор, как закрылась шахта.

– Давно это?

– Скоро два года.

– Вы живете в новых или в старых бараках?

– В новых. Но это все равно.

– Почему?

– Потому что они такие же плохие.

– Как у вас там внутри?

– Плохо у нас. Пол земляной, потолки заваливаются, в окнах все стекла высыпались, и на всех один колодец; как его вычерпают, так нет воды ни у кого.

Девочка почувствовала дружеское внимание и тоже заговорила:

– И гвозди вылезли из деревянных стен, в досках остались большие круглые дыры, в них свищет ветер. Зимой так холодно, – кажется, никогда не согреешься, потому что мы в долине, а с гор ветер рвется через ущелья прямо вихрем.

Девочка замолчала.

– Ну, ребята, теперь расскажем им про себя.

– Я скажу, – вызвался Ник.

– Ладно, слово тебе.

– Ну, мы – ребята забастовщиков. И пионеры. Наши отцы все союзные, и мы тоже. «Национального союза», так он называется. Мы помогаем отцам вести забастовку, а отцы и матери нам помогают драться за бесплатное молоко, пищу и одежду для школьников.

– Твой отец тоже бастует?

– Нет, он просто без работы.

Один из пионеров с гордостью указал на свой галстук.

– Мы носим эти галстуки, чтобы каждый знал, что мы в организации рабочих ребят. Наш цвет красный, потому что очень многих ранят в борьбе и кровь тоже красного цвета.

– Вы хотите быть пионерами?

Мальчик и девочка очень удивлены были неожиданным поворотом дела. Они сильно струсили и не ждали, что кончится так хорошо.

– Берите, у нас бутербродов хватит!

– Еще, еще берите!

– На тебе мой галстук.

– А вот мой, для девочки.

Пионеры с гордостью повязали ребятам красные галстуки.

– Как тебя зовут?

– Мэри Джен. А тебя?

– Стелла.

Они были уже товарищами и друзьями. После еды мы продолжали нашу прогулку, и Билль и Мэри Джен шли с нами.

Через неделю мы пришли снова. Мы собрали на митинг всех ребят в долине Редкой Встречи. Их было тут много, и – верите ли? – у каждого на шее был красный галстук. Мэри Джен и Билль получили по галстуку для всех ребят, какие жили и в старых бараках и в новых.

Мери Джен и Билль получили по галстуку для всех ребят.

Вот как случилось, что красные галстуки попали в долину Редкой Встречи.

Песня пикетчиков

 
Пикеты наши все сильней,—
Парлей-ву!
Пикеты наши все сильней, —
Парлей-ву!
Ребята, стачка всех зовет
Стеречь бастующий завод,—
Хинки-динки, парлей-ву!
О’Коннель[5]5
  Владелец завода.


[Закрыть] жирен и высок,—
Парлей-ву!
О’Коннель жирен и высок,
Из нас, проклятый, выжал сок,—
Хинки-динки, парлей-ву!
Сломить нас хочет Мак-Магон[6]6
  Начальник полиции.


[Закрыть],—
Парлей-ву!
Сломить нас хочет Мак-Магон,
Прикончить стачку вздумал он,—
Парлей-ву!
Но мы сумеем дать отпор,—
Стоят пикеты до сих пор,—
Хинки-динки, парлей-ву!
 

Мабель Вортингтон
Продажа фермы

– Есть чего-нибудь кушать, ма? – спросил Эль, бросив на полку книги.

– Хлеб и патока, как всегда, – ответила мать. – Поешь живо и беги к отцу. Он хочет рано кончить сегодня. Мы пойдем проведать Сэма Паркера.

– И я с вами.

– А чего тебе там делать?

– Я хочу повидать Эрти.

– Ну, не знаю. Спросишь отца.

Коровы были уже в станках, и отец начал дойку. Хорошо, конечно, что Эль не отправился с ребятами купаться. Впрочем, он немножко еще об этом жалел, когда взял подойник и начал с другого конца коровника. Не обидно разве? И мать его никогда никуда не сходит, и сестры должны бежать домой прямо из школы, разносить молоко или няньчить ребенка, или строчить коврики на продажу, или что-нибудь там еще делать. Эль доил, а сам все раздумывал: как хорошо, что теперь приходится доить только семь коров, а ведь в прошлом году их было двенадцать! Попробуй выдой пять или шесть коров – как будут ныть пальцы! Правда, ему тогда было только десять лет. Зато и еда была тогда лучше, и хоть когда-нибудь – новые куртка и штаны.

Корова беспокойно дернула ногой. Эль осмотрел ее.

– Отец! – крикнул он. – Бесси загнала себе гвоздь в ногу.

Мистер Колтер с досадой громыхнул подойником и осмотрел ногу.

– Этого только не хватало!

Он вычистил ранку. Эль светил фонарем.

– Ну, будем надеяться, что сойдет, – сказал Колтер. – Чорт знает, где взять денег на ветеринара.

– Па, можно мне будет с вами сегодня поехать к Паркерам?

– Если ты утром нарубишь дров для матери.

– Ладно! – воскликнул Эль.

Мать осталась дома. Они поехали к соседям вдвоем.

У Паркеров сидело уже несколько человек, когда они пришли. Мужчины курили. Миссис Паркер, с красными глазами, полоскала пеленки на кухне. Малыш, ее сын, сидел рядом, привязанный к стулу полотенцем. Мальчики прислушивались к разговорам взрослых. Но тут пришли еще двое фермеров, и Паркер сказал:

– Ребята, вы ступайте лучше в амбар, тесно становится.

Эль был удивлен.

– Скажи, что случилось? – спросил он у Эрти, шагая к забору. – Почему у вас так много народу сегодня?

– Будут продавать нашу ферму наверно, – ответил Эрти.

– Почему? Вы хотите уезжать отсюда?

– Не знаю. Мы ведь тут ни при чем. Мистер Кроули там, в Селлерстоуне, хочет продать ее. Он дал отцу денег взаймы, когда мы покупали ферму.

– Что ж, он не хочет подождать, пока вы сможете вернуть ему долг? Папа говорит, вот уже четыре года, как ни у одного фермера нет денег.

– Мистер Кроули говорит, ему немедленно нужны деньги.

Один из мальчиков сказал:

– Он врет, по-моему. У него два автомобиля, и он только что купил своей жене еще третий, и у них большущий дом, а у их ребят чего только нет! Его мальчишка имеет собственную лошадку, только чтобы кататься.

– Мой отец то же самое говорит, – вмешался Ларри Гаррис. – Он говорит, Кроули не имеет права отбирать всю ферму: ведь Паркеры сколько сами наработали и построили тут за эти десять лет. А в долг они взяли у Кроули только пятьсот долларов.

– Мой отец сказал, что все фермеры должны сговориться и объяснить Кроули, что он за птица, – добавил Питер Слоам. – А если он не отстанет подобру, с ним можно сладить по-другому.

– Сладить! Как так сладить? – недоверчиво спросил Эрти.

– Можно, можно, – сказал Питер. – На западе фермеры не дали продавать свои фермы, а там были птицы побогаче, чем Кроули. И мы можем тоже, не хуже их.

Мальчики еще потолковали об этом, потом Эрти показал им новые ворота на птичьем дворе, которые он сам помогал отцу Делать, и нового теленочка, совсем белого.

– Мы хотели оставить его, но теперь придется продать, – сказал он.

– Наверно, на котлетки для Кроули, – заметил Питер.

Поздно уже было, когда ребята услыхали, как отцы их выходят из дому и запускают свои «форды». Эль подумал, что утром придется вставать до света, чтобы рубить дрова и снова доить. Он заснул по пути домой.

Отец пошел посмотреть у коровы ногу, а Эль вошел в дом. Он рассказал матери, что слыхал у Паркеров. Она вдруг побледнела и, опустилась на стул.

Когда отец Эля вернулся, она сразу спросила:

– Это правда, что Кроули продает ферму Паркеров?

Он кивнул головой.

– Ты понимаешь, что это означает, Роб?

– Не бойся, нас Кроули не тронет. Он всегда давал мне отсрочку.

– Ну, уж если Кроули решил продать одну ферму, он доберется и до остальных, – сказала миссис Колтер.

Эль вздрогнул.

– Ма, скажи, мы тоже должны Кроули деньги за ферму?

– Ты что же еще не спишь? – напустился на него отец. – Ступай сейчас же в кровать, и ни звука об этом никому!

Несколько недель Эль ничего больше не слышал об этом, потому что ребята, которых он видал у Паркеров, ходили в другую школу, а отец не желал разговаривать о ферме. Однажды отец снова поехал к Паркерам, но на этот раз с ним поехала и мать, так что Элю пришлось остаться дома с сестрами. Потом как-то в пятницу вечером мать сказала ему, что на другой день они все поедут к соседям, потому что Кроули продает ферму Паркеров.

– Неужели он продаст их ферму? – спросил Эль.

– Погоди, увидим.

На торгах было очень много народу. Ребята хорошо устроились на стене птичника и ждали, когда начнутся торги.

Сперва пустили в продажу скот.

Отец Эрти вывел первую из своих двух лошадей. Аукционщик, который производил торги, произнес целую речь. Он объяснил, какая это хорошая лошадь, в самой силе. (Эль засмеялся, потому что знал, что лошадь старая, еле держится на ногах.)

– Лошадь принесет много доходу, – сказал аукционщик.

Все фермеры подняли его насмех.

– Кто дает за лошадь тысячу долларов? – спросил аукционщик.

– Кто дает за лошадь тысячу долларов?

Никто не отозвался.

– Хорошо. Кто дает пятьсот долларов?

Молчание.

– Никто? Вы смотрите, какая это прекрасная лошадь! Двести пятьдесят!

Он помолчал, но никто не сказал ни слова.

– Сто долларов! Вы, кажется, шутите, друзья? Пятьдесят! Он снова подождал минутку, но все молчали. И вдруг кто-то сказал отчетливо и ясно:

– Пятнадцать центов.

– Это мой папа, – шепнул Ларри.

Аукционщик рассмеялся было, но все посмотрели на него так грозно, что он замолчал. Он отвернулся, чтобы потолковать с каким-то человеком с портфелем, который стоял рядом с ним.

– Это служащий мистера Кроули, – прошептал Питер Слоам.

Аукционщик снова приступил к торгам.

– Я предлагаю пятнадцать центов, – повторил отец Ларри.

– Пятьдесят долларов! – выкрикнул человек с портфелем. Двое фермеров, которые стояли подле него, схватили его под руки и вывели за ворота фермы. Потом они вернулись, а тот пошел прочь по дороге. Аукционщик растерялся: он не знал, как ему быть.

– Продолжайте, продолжайте торги! – закричали фермеры. Лошади были проданы по пятнадцать центов, коровы – по десять центов, машины – тоже за пустяки, и так торги продолжались, пока все имущество не было продано. Всего набралось около шести долларов. Тогда фермеры сказали мистеру Паркеру, что они дарят ему все его добро ко дню рожденья.

Они стояли вокруг него, болтали и смеялись. Аукционщик со своим секретарем сели в автомобиль и уехали. Потом фермеры разошлись, но человек шесть осталось с Паркерами. Эль хотел, чтобы его отец остался. Он был очень взволнован, когда услыхал, как его отец предлагает двадцать центов за жнейку. И когда аукционщику пришлось продать ему машину за эти деньги, все ребята гаркнули: «Вот здорово!» так громко, как только могли.

Мистер Слоам и Питер по пути домой ехали вместе с ними.

– Вот здорово это было! – сказал Эль. – Мы должны так делать всегда, когда эти богачи будут продавать чью-нибудь ферму за долги. Правда, мистер Слоам?

– Не всегда это будет так легко, мальчик, – усмехнулся мистер. Слоам.

– Да, конечно, – кивнул головой отец Эля. – В следующий раз они пришлют полицию, как они это делали в западных штатах. Что мы поделаем тогда?

– Ну, что ж, – спокойно ответил мистер Слоам, – придется и нам тогда действовать по-другому, если мы хотим как-нибудь жить на свете.

– А как можно действовать по-другому? – спросил мистер Колтер.

– Если мы все соединимся вместе, нам не страшна тогда и полиция, – ответил мистер Слоам.