Текст книги "Под полной луной (ЛП)"

Автор книги: Мелани Краудер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Мелани Краудер

Под полной луной

Переведено специально для группы

˜"*°†Мир фэнтез膕°*"˜

http://vk.com/club43447162

Оригинальное название: A Nearer Moon

Автор: Мелани Краудер / Melanie Crowder

Переводчики: Алёна Лещенко

Редактор: Алёна Лещенко

Пролог

Бежит река.

Тонкой струйкой она берет свое начало в сердце джунглей, в самой гуще, в скрытом от всех тайном пристанище. Она плещется, кружит, с жадностью заглатывая тысячи ручейков. Река расширяется и наливается и льется потоком, и по ней бесшумно скользит лодочка-плоскодонка с нескладной девочкой на борту.

Сразу за поворотами, извилистыми как скрученная лента, перед самым обрывом, реку перекрывает затор из бревен. Естественная плотина образовалась давным-давно из принесенного бурей леса, и вода, мало-помалу подбирала под себя заиленное мелководье, упрямо свергала непривыкшие к сырости деревья. Насыпь росла, и возникло болото. Запертая река нырнула глубоко в землю и, просачиваясь через расколы гранита и пустоты треснувших глыб, выскочила непокорная на поверхность, оставив болото позади.

Прямо в эпицентре трясины по спирали неспешно засасываются случайные листья, ленивые насекомые и тонкий слой пыли. Гладкая влажная пленка цепляет и удерживает мусор, пока топь кружит в медленном гибельном вальсе. Чужаки могли бы принять эту пленку за обычную воронку, какие встречаются на болотах. Но местные, помнящие каждый отлив и прилив, держатся подальше от притихшей заводи. Они знают, что какое-то существо внизу затягивает жижу, повергая в ужас водяных насекомых, и заставляя прятаться других речных жителей в своих пещерах.

Год от году селяне понемногу достраивали сваи, удерживающие их дома, пока и вовсе не забыли сладкий запах журчащей реки и хихиканье танцующих на камнях ручейков.

Жители деревни разделили время на две эпохи: до болота и после. Жизнь до – была хорошей. Чего нельзя сказать о времени после.

1

Луна

На краю болота рос высокий сосняк, и деревья альстонии роняли влажные слезы. Раздвинув камыши, долговязая девочка с волосами цвета безлунной ночи шагнула на узкую лодку.

Позади на холме зашелестели листьями деревья шореи, выпуская бурю крошечных желтых цветов. На западе разливалась река, на востоке насыпь сдерживала воду, а посередине ютилась деревня, прямо над душной трясиной.

Луна занесла длинный шест и уже собиралась оттолкнуться от берега, как услышала крик – от садовых участков бегом спускалась по холму девочка с такими же черными волосами и нескладными конечностями, только помладше.

– А меня?! – кричала Уиллоу.

Для равновесия Луна шагнула одной ногой на берег и помогла младшей сестре забраться в лодку.

– Ты ведь не собиралась уйти без меня, правда же? – пошатываясь, произнесла Уиллоу, протягивая руки к носу их маленького судна.

Луна хихикнула. Можно подумать, сестренка хоть раз бы такое допустила. Уиллоу скрестила ноги на грубом полу и потерла прикрепленный на носу оловянный оберег – на счастье. Ухватившись за края лодки, она возбужденно ерзала.

Луна встала поустойчивее и ступней отпихнула запутанные сети. Одно уверенное движение, и, минуя камыши, плоскодонка заскользила между водяными лилиями навстречу припозднившемуся утреннему солнцу. Над трясиной, напоминая рой мошкары, висела душная липкая дымка.

Луна проворно погружала шест в воду, пока его конец не упирался в густой ил; а ил, цепляясь за гладкое дерево, тянул его, подобно тому, как детские скрюченные пальчики ловят прядь волос и держат ее мертвой хваткой. Наклонившись, Луна резко выдергивала шест из лап упрямой жижи. Грязная вода сочилась с кулачков девочки на предплечья и частыми каплями капала с локтей, пока не стекала вся обратно в болото.

Лодка шла через затопленный лес вдоль нависающей сверху деревни. Переходные мостики, которыми были привязаны друг к другу возведенные на сваях лачуги, колыхались над топью под легким дуновением ветра. Завидев девочек, бабуля Ту встала с кресла-качалки и подошла к перилам. Ее морщинистая кожа напоминала забытую на дереве сливу, высохшую за зиму, но глаза по-прежнему оставались зоркими и блестящими. Сложив руки рупором возле рта, она крикнула:

– Поймайте мне самую большую.

– Легко! – отозвалась Уиллоу.

В столь ранее утро почти все жители деревни таились в темных комнатах своих хижин, но Бенни, лучший друг Луны, отворил ставни и, свесившись из окна, помахал проезжающим. Прямая черная челка застилала глаза мальчика как занавеска, и он раздраженно откинул ее ладонью.

– Ты потом ко мне придешь? – спросил он.

Луна кивнула и помахала ему в ответ. Она направила суденышко прочь от деревни и, лавируя между корней последних альстоний, вышла на открытое болото. Если бы не жужжание водяных клопов и трескотня бюльбюлей на вершинах деревьев, стояла бы мертвая тишина. Тихо и ни души, только лодочка идет по водной глади.

– Что интересного было сегодня в школе? – спросила Луна.

– Мы складывали числа до ста, и на дом нам дали огромный список примеров.

Уиллоу откинулась назад и взглянула в лицо сестры, которая, прикладывая недюжинные усилия, упирала шест в дно реки и вытаскивала его обратно.

– Ты же мне поможешь, правда?

Луна кивнула. Хотя Уиллоу заранее знала ответ. Она была солнышком для всей семьи, а мама, Луна и бабушка крутились вокруг нее. Так было всегда. Может, оттого что она была намного младше Луны, или потому что отец рано умер, когда она была совсем ребенком. А может, всему причиной служили бесконечные смешки, шалости, смачные поцелуйчики и растрепанные косички.

– Что еще? – поинтересовалась Луна.

– Бабушка Лили принесла лимонные леденцы и рассказала нам историю о древесных феях, которые жили у нее на стропилах, когда она была маленькой. Они никогда их не видели, но если домочадцы хотя бы смахивали пыль с балки, где обитали феи, сразу же скисало молоко и гнили овощи. – Уиллоу весело содрогнулась, хлопая по краям лодки. – Нет уж, спасибочки. Не надо мне таких волшебных гостей!

– Не волнуйся, фей не существует, – сказала Луна и перенесла вес с одной ноги на другую, раскачивая лодку. Не сильно, конечно, да и плоскодонка была достаточно широкой, такую не перевернуть, но легкой тряски хватило, чтобы Уиллоу недовольно заверещала.

Луна повела к широкому горлу болота, где стремительная вода реки замедлялась под натиском топи. За пределами видимости русло сужалось, и течение ускорялось вновь. Луне нельзя было приближаться к изгибам реки, ведь плоскодонка не приспособлена рассекать бурлящие волны. Но иногда девочке сопутствовала удача, и заблудшая рыба, подплыв близко к болоту, попадала в расставленные сети.

Лодка крутанулась, поймав небольшой водоворот, и Луна расправила сеть. Сегодня она даже не надеялась на улов, наверняка Уиллоу своими смешками уже распугала всю рыбу. Но в такие дни, когда даже стрекозы подставляли солнцу свои крылышки, пустые сети не мешали получать удовольствие. Свесившись за борт, Уиллоу разглядывала внизу прозрачную реку. Одним глазом наблюдая за сестрой, другим приглядывая за сетью, Луна ритмично забрасывала сеть и вытаскивала обратно, раз за разом. Ей нравилось перебирать грубые веревки и босыми ступнями ощущать шершавый пол.

Когда солнце достигло зенита, и притворная рыбалка стала совсем бесполезной, Луна оттолкнулась и направила лодку от реки к центру трясины. Погрузив шест в болотный ил, толкая все быстрее и быстрее, девочка закружила суденышко, при этом ни на градус не наклоняя и не погружая его. Уиллоу легла на спину, вцепившись в борта, и так громко смеялась, что казалось, вот-вот подавится.

– Лууууууууууууууууууууууууунааа! – визжала малышка.

– Я тебя сейчас прямо в липучку переверну, – подшутила старшая сестра.

Уиллоу резко села и через плечо взглянула на полоску тихой, покрытой пленкой заводи на дальнем краю болота.

– Это не смешно, Луна, ты не посмеешь.

Луна направила лодку прочь от безжизненной заводи. Разумеется, она не посмеет, и не только потому, что это одно из беспрекословных маминых правил:

не выходить на извилистую реку

не пересекать плотину

держаться подальше от липучей пленки

Говорят, что под липучкой таится существо, словно надгробие на жиже, и это существо прокляло болото и заражает всех, кто выпьет болотной воды. Но Луна не верила ни в существо, ни в проклятия.

– Да шучу я, – поддразнила она сестру, снова закручивая лодку.

И вновь смех Уиллоу эхом разлетелся в самые отдаленные уголки трясины, вниз, к самому дну. Вниз через щупальца корней, вниз к порогу подводной пещеры, где жалкое создание изо всех сил старалось не слушать, чтобы не слышать резкий обжигающий уши звук, вырубающий новые шрамы на прогнившем сердце.

Смех не прекращался, и существо, размером не больше лягушки, всплыло на поверхность, шлейфом волоча за собой пленку. Существо выпрямилось и протянуло корявые руки к кружащейся плоскодонке. На волоске от прикрепленного на носу оберега крошечные пальчики вцепились в дерево и всего лишь на мгновение погрузили лодку в трясину, но этого хватило, чтобы до краев наполнить черной болотной водой широко отрытый от смеха рот шумной девчонке.

Смех оборвался, и лодка замерла. Незамеченное существо скользнуло обратно в пещеру, и тишина заглушило ноющую боль в черством сердце, как влажное полотенце гасит жар раскаленных углей.

Уиллоу вскочила, глаза на выкате, как у испуганного кролика. Вода сочилась из ноздрей, стекала с головы. Малышка старательно отхаркивала грязь.

Луна кинулась к сестре.

– Выплюнь! Сейчас же все выплюнь!

Уиллоу свесилась за борт, ее тошнило, глаза слезились, из носа текло. Луна удерживала сестру за хрупкие плечи, чтобы та не вывалилась. Когда Уиллоу наконец закончила, Луна усадила ее в лодку и краем рубахи вытерла рот насухо.

– Ты как, милая? Прости меня, прости меня, пожалуйста… я просто шутила, мы и близко к липучке не подходили… Я не знаю, что случилось!

В гнетущем безмолвии девочки уставились друг на друга. На лице Уиллоу засохли полоски стекающей грязи, напоминая тени на солнечных бликах. Она слабо улыбнулась, снова сплюнула и тихо попросила:

– Давай просто поедем домой…

Дрожащими руками Луна схватила шест и из последних сил заняла позицию на корме. Плоскодонка прошла мимо альстоний, пересекла болото и при этом ни на миллиметр не накренилась и не погрузилась.

– Бабуля Ту напоит тебя горячим чаем, и мы скоро забудем этот ужасный день, – сказала Луна, но даже для нее эти слова утешения прозвучали фальшиво. Она знала, и Уиллоу знала, что было уже слишком поздно.

2

Утопия

Человеку свойственно порабощать землю, по которой он ходит, и воду, которая дарит ему путешествия. Людей становилось все больше, и они отстаивали свои владения со скрежетом механизмов, машин, пароходов, а феи начали вымирать.

Без танцующих духов оскудели леса. Под открытым небом маленькие крылышки теперь редко рассекали по ветру, в небесах остались лишь жуки, птицы, да одинокие облака, скучающие по былым наездникам. И в водах, где раньше бурно резвились шаловливые неисчислимые стаи фей, теперь осталась лишь жалкая горстка крошечных существ, незаметно прыгающая в пенных брызгах.

Утопия и Океания появились на свет в один день, в один и тот же час, и разделяли их лишь несколько секунд одной минуты. Все воздушные, древесные и водяные феи собрались вокруг новорожденных, которых укачивала неспешная волна, а рыбы поднимали их на поверхность воздушной подушкой из пузырьков. Даже капельки выпрыгивали из равномерного течения реки, чтобы поцеловать крошечные мордашки.

Феи – существа непостоянные, едва ли способные надолго чем-то озадачиться, а потому крайне редко на свет они появляются вдвоем. Но редко – не значит никогда, и с новизной жизни послышался шепот надежды. И этого шепотка было достаточно, чтобы поверить в последний шанс – шанс найти другой мир, в котором растут зеленые дома и свободно струятся чистые прозрачные ручьи.

Надежда – что-то новое и долгожданное.

Решение было приняло.

А Утопия и Океания хлопали ресничками, улыбались и довольно гукали, как все новорожденные. Тогда они еще не ведали, сколь значительные изменения они с собой принесли, как не знали и о том, сколько горя их из-за этого ждет.

3

Луна

В скромной хижине, что служила домом, помещались одна общая комната и кухня; стол загромождали тарелки и бабушкины карты по отслеживанию полнолуния, а на голом полу лежал вязаный коврик. В дальнем углу с помощью обшитых панелями перегородок отделили две спаленки. В одной спали бабуля Ту и мама, а в другой – девочки. В любой другой день из хижины доносились бы звуки стряпни или уборки, или топот маленьких ножек по половицам. Но сегодня царила только зловещая тишина сдерживаемого дыхания.

Мама, бабуля Ту и Луна сгрудились вокруг общей кровати девочек, на которой сидела Уиллоу с тарелкой грибного супа. Она подносила полные ложки супа ко рту и дула, чтобы остудить.

Она заболела. Ее недуг не имел ничего общего с насморком или сенной лихорадкой – Уиллоу подхватила изнурительную болезнь, что пришла в эти края вместе с болотом, и еще никому не удавалось ее побороть. Ровно три недели и ни днем больше остается жить больному – хоть старому и дряхлому хоть молодому и сильному.

– Ну всё, – не выдержала Уиллоу, уронив ложку в суп. – Хватит уже. Бабуля Ту, присядь. – Она махнула в сторону кресла-качалки. – Луна, иди рыбачить. Или погуляй с Бенни. Я никуда не денусь с этой кровати. Мама…

Но никто не пошевелился. На их лицах застыло выражение проигранной борьбы. Мать напоминала высохшую корягу с полым стволом и сгнившими в грязи корнями. Луна хотела подойти к ней, взять за руку или под руку, объяснить, что она ни в чем не виновата, и что Уиллоу поправится; в голове ее пронеслось: «Мне так страшно, мама».

Глядя на полупрофиль матери, Луна надеялась, что та повернется к ней. Но она не повернулась. Колени Луны подкосились, мысли плыли в тумане, и казалось, горе навалилось на нее всей тяжестью и тянуло мертвым якорем. Она подошла к кровати и, откинув одеяла, прижалась к Уиллоу всем телом, уткнувшись в ее плечо, будто в силах Уиллоу было снять с нее весь этот груз.

Уиллоу вздохнула и, открыв рот, чтобы поесть, произнесла:

– Ладно уж, тогда расскажите мне сказку.

Бабуля Ту уселась в кресло-качалку, ручки которого отполировались до гладкости за тот век, что она провела на его широком сидении. Бабушка коснулась перекладины, и дерево под ней привычно заскрипело. Подняв взгляд к потолку, она пробиралась к пыльным уголкам своей памяти.

В сказках бабули Ту можно было услышать о многом: и об историях, которые ее бабушке рассказывала прапрабабушка, и о летнем полнолунии, когда устраивают праздник в честь перигея и запускают фейерверки, и о волшебном мире, в который уже никто не верит, и о водяных ящерицах, что загоняют своих жертв в подводные норы, и о первых шагах Уиллоу и первых словах Луны, а еще о большом взрыве, что дал начало всему живому. Все эти истории сплетались воедино, пока разницу между правдой и выдумкой не ставилось так же сложно раскопать, как корни альстонии.

– Ну-ка, дай подумать, – начала рассказчица, – пожалуй, я поведаю о путешествии, которое приготовила для вас с сестрой, как только тебе станет лучше, идет?

Голос бабули Ту дрогнул, опухшие сжатые в замок пальцы прилипли к подолу, взгляд опущен.

Уиллоу кивнула, дуя на очередную порцию супа.

– Когда мы с твоим дядей Тимом были примерно твоего возраста, наш папа взял нас с собой. Мы пошли вверх по извилистой реке к подножию горы, в город, который плавает на студеном озере, таком глубоком и прозрачном, что поговаривали, что дна у него нет, и никто так и не смог до него достать. Говорили, что это чистое озеро протекает под землей и выливается прямо в море. Яркие паруса лодок раздувались от порывов ветра, словно ребра гигантских чудовищ. А высоко над нашими головами почти у самых звезд горели яркие фонари, и они казались нам новорожденными облаками. Папа вел нас через прилавки на морской барже. Кого там только не было – плотники, мастера по металлу, дрессировщики соколов, знахари. А какие там были сладости – всевозможные пироги, пирожные, даже был лед с горных вершин, присыпанный сахаром и украшенный сливками.

По мере того как веки Уиллоу тяжелели, дыхание становилось глубоким и равномерным, и сама она начинала сползать со спинки кровати, бабуля Ту постепенно переходила на шепот. Луна забрала у сестры тарелку и натянула одеяло ей до подбородка. Все трое переглянулись – в их глазах зеркалом отражался общий страх и безутешная скорбь.

Уиллоу уже никогда не попадет в плавучий город, никогда не научится самостоятельно управлять лодкой и не отпразднует следующий день рождения.

Наверно мама не заметила немую мольбу в глазах Луны, видимо, она не догадывалась, что мысль о потере сестры лихорадочно жгла Луне кожу. Мама лишь взглянула последний раз на Уиллоу, как поднимается и опускается ее грудь, как бегают зрачки под опущенными веками, и потом вышла. Луна соскользнула с кровати и на цыпочках обошла перегородку.

– Подожди! – крикнула она, догоняя мать на улице.

Мама была уже на полпути к соседнему дому, в котором жил Бенни. Она повернулась, расшатывая переходный мостик.

– Как я могу помочь, мам? Скажи мне, что надо сделать, чтобы вылечить Уиллоу?

– Ничего нельзя сделать, – тихо ответила мать, ее голос напоминал лист, намертво прибитый ливнем к земле.

– Но мы не можем просто сидеть здесь! Мы должны попытаться…

– Ты думаешь, никто не пытался? Ты думаешь, ты первая теряешь близкого тебе человека? – голос матери дрогнул, и она закрыла рот ладонью.

– Но бабуля Ту сказала, что в городе живут знахари. Мам, может, у лекарей найдется средство для Уиллоу.

– Луна, я не собираюсь нестись сломя голову в город, когда я нужна Уиллоу тут. Лекарь ничем не сможет помочь. Никто из нас ей уже не поможет.

Последние слова прозвучали едва различимо. Мама развернулась и медленно прошла мимо хижины Бенни, мимо школы – прямо к деревенской молельне на холме.

Сложив руки на груди, Луна раздраженно вздохнула. Перебирание четок снова и снова вряд ли хоть сколько-нибудь поможет. Равно как и сидение возле кровати с рассказыванием сказок.

Она управится за день. Мама разозлится, но это она потом как-нибудь уладит.

Луна собиралась к озеру. Она обязательно отыщет лекаря.

4

Утопия

Подобно тому, как воздушные феи прыгали с одного порыва ветра на другой, а древесные феи перескакивали с листика на веточку, а потом снова на листик, так и водяные феи больше всего радовались купаться, скользить по воде или просто быть рядом с течением. Совсем еще малышей, не умеющих ходить и даже ползать, бросали в реку, поэтому первым делом они учились плавать.

Стремнина и волны – не угроза для водяных духов. Струя воды поднималась, приветствуя их, вздувалась у них под ладошками и, с плеском падая, щекотала ласты. Утопия и Океания брыкались, восхищаясь вихрями из пузырьков, кружащих следом за ними, и наслаждались шелковистостью воды, ласкающей их пальцы.

Их друзьями по играм были головастики и мелкая рыбешка; еще они катались верхом на утятах, поглаживая их пушистые перышки и щекоча их перепончатые лапки. А пока они резвились, взрослые феи с помощью магии – магии воздуха, что поднимает и переносит, магии дерева, что опускает и выращивает, и магии воды, что омывает и возрождает, – строили портал, который перенесет их народ в другой мир.

Каждое утро, лишь солнце выглядывало из-за гор и бросало первый луч на озеро, строители портала приступали к работе. И каждый вечер трудились до тех пор, пока светило не пряталось за горизонт. И тогда ночи наполнялись хриплым песнопением воздушных фей и посвистыванием флейт древесного народца, и, сливаясь воедино, их песнь мрачно опускалась на землю.

Ах, если бы надо было лишь построить дверь из одного места в другое, переселение не составило бы труда и заняло бы не больше пары недель или, на худой конец, пару месяцев. Но не так-то просто найти подходящее место. Творцы портала искали мир, откуда их не выдворят еще долгое время. Мир, в котором еще нет людей и нет смрада от их машин. Мир, где воды чистые, небеса – прозрачные, а лес все еще поет – так было и в первый день этого мира.

А пока творцы портала без устали колдовали, остальной народец крутился подле. Воздушные феи спускались к древесным обнюхать их подозрительным замшелые дары, а древесные феи старались не поддаваться панике из-за умышленных брызг водяных проказниц.

В беспрерывных поисках работали строители перехода, дабы предстать в полной готовности, когда придет время; и вот, спустя месяцы стали появляться едва различимые очертания двери. Она висела прямо в воздухе, не выше, чем кончики кроличьих ушей, но достаточно высокая, чтобы прошел самая рослая фея и достаточно широкая, чтобы пройти вдвоем. Казалось, портал окружала собственная аура, как будто смотришь на него краем глаза.

Даже люди, не ведая о магии, неуклюже ступая точно в центр каменного круга или сквозь паутину солнечного света, каким-то образом умудрялись обходить это невидимое место, будто оно звенело исходящей от него энергией. Чудесным образом тропы, что брали начало от человеческих лачуг, что шли через джунгли и вверх к садам на холме, огибали пространство между двумя деревьями шореи.

– Не отходите далеко, – предупреждала Утопию и Океанию мать. – Портал откроется в любой момент.

Близняшки сидели по обе стороны от матери, спиной к порталу, и зачарованно глядели на мерцание света на водной ряби и слушали как вода переваливается через камни. Долго усидеть они не могли.

Им не давала покоя мысль, что им придётся скоро уйти. Ведь отмерены дни, распределены вдохи, что остались им в этом мире с его чарующей рекой, которая вьется как лента через лиственные джунгли, где на голой земле люди построили свои маленькие хижины, а на отмели важно вышагивают длинно-шеие водоплавающие птицы. Конечно, новый мир по другую сторону может оказаться не менее завораживающим, да еще и далеким от людей, но он будет там, а не здесь, где близняшки впервые открыли глазки и познали воду.

Им так много предстояло всего увидеть, а их ладошкам, пока не знавшим мозолей и шрамов, потрогать. Ута и Кея всегда находили занятие: поиски пустых раковин моллюсков или прогулки по лугам, глядя как кисточки травы высоко колышутся на их головами.

Считалось, что предназначением водяных фей было беречь течение реки, но Ута не придавала правилам особого внимания. Она перескакивала на берег, и Кея спешила следом. Сестры задерживались перед шапкой одуванчика, Ута трясла его, и семена листопадом разлетались им в руки и на плечи и, кружа, приземлялись в грязь, словно перевернутые зонтики. На реке же они садились на молодого карпа и верхом скользили по водной глади, подпрыгивая на встречных волнах.

Настолько крепкой была связь между близнецами, что если одна прикладывала руку к груди, она слышала биение двух сердец:

Тук-тук.

(Тук-тук).

Тук-тук.

(Тук-тук).

Настолько крепкой была связь между ними, что, даже после недолгой разлуки, одиночество, будто змея, заползало к ним под ребра и болезненно пульсировало глухими ударами. Однако, чем старше они становились, тем явственней проявлялись различия между ними. Появились разные желания и неразделённые цели.

Кея, понимая, что переезд совсем близок, держалась возле матери, чтобы не опоздать, когда откроется портал и колокольный звон призовет всех фей. Она была начеку.

Но Уту это известие отводило все дальше и дальше от дома, чтобы, когда портал между мирами построят, не осталось ни единой неизведанной пещеры и ни единой неисследованной воронки.

Она вечно где-то бродила и благополучно терялась, постоянно возвращаясь то вся в аистнике, то на панцире водяной черепахи, то запутавшись в дрейфующей паутине. Каждый раз Кея встречала сестру у дома. Каждый раз Ута сыпала поцелуями, обещаниями и плакала слезинками-росинками.

– Я никогда не уйду так далеко снова, – обещала тогда Ута.

Но сдержать это обещание ей ни разу не удалось.

5

Луна

Одно из маминых неоспоримых правил гласило: не выходить на извилистую реку. Всю жизнь Луна провела на болоте – она и не желала ничего более, пока рядом были Уиллоу, мама, бабуля Ту и Бенни. Но теперь Уиллоу больна, и правила отошли на второй план.

Задолго до первых проблесков рассвета Луна на цыпочках вышла в безлунную тьму. Спустившись по приставленной к сваям лестнице, что удерживали их лачугу над болотом, девочка отвязала лодку от причала. Сложив небольшой узелок на нос, она, удерживая равновесие, встала в центр лодки. Она подняла шест, глаза потихоньку привыкали к темноте, она была готова покорить воду.

Тени деревни укоризненно нависали над головой, пока Луна шестовалась под мостами, что вели от одной хижины к другой, подобно огромной рыбной сети, раскинувшейся через болото. Будто эта сеть окружила ее сверху и пытается удержать здесь, в безопасности.

У самой кромки воды в тающей темноте мелькнули и спрятались тусклые желтые глаза. В грязи притихли насекомые, а на верхушках деревьев дремали макаки. Легкий утренний ветерок гонял туда-сюда липкую жару в предвкушении солнца, восход которого осушал воздух. Луна тряхнула за спиной волосами и насухо вытерла ладошки о тонкую хлопчатобумажную рубашку. Желая поскорее оставить деревню позади, она изо всех сил работала шестом. Карман оттягивала горсть монет, словно груз рыболовную леску. Воришка, – подпрыгивали монеты. Обманщица, – тянули они. Луна вздернула подбородок. Это ради Уиллоу. Мама не станет волноваться из-за денег, если Уиллоу поправится. Да и возможно, мама настолько сломлена горем и забылась в дыме потрескивающих свечей и щелканье четок, что Луна сможет проскользнуть домой до темноты, и мама даже не заметит ее отсутствия.

Каждая семья в деревне пережила утрату близкого человека из-за изнурительной болезни, и под грузом скорби жители уже перестали искать способы исцеления. Они опустили руки давным-давно после многолетних попыток найти средство, и теперь не позволят разжечь огонек надежды только для того, чтобы потушить его вновь.

Но Луна не сдалась.

Она никогда не была в плавучем городе на озере, но знахарь, о котором говорила бабуля Ту, может статься, подскажет, как вылечить Уиллоу. Луна не могла просто сидеть и смотреть, как чахнет ее сестра. Она должна бороться.

Она шестовалась между деревьями пока, наконец, не вышла на реку. Предрассветная тишина болота сменилась шипением воды, которая с плеском прыгала на каркас лодки. Суденышко набирало скорость, и Луне уже не было нужды прикладывать усилия – течение само несло лодку, требовалось лишь держать нос по курсу и рассекать встречные волны. Если же нос наклонялся в какую-нибудь сторону, то стремнина ликующе врезалась в выступающий борт, тогда Луна шестом старалась выровнять лодку.

Еще до того как запели утреннюю песню хрупкие птички, а пресноводные крабы закопошились в своих норах, река уже знала, что Луне не стоило уезжать одной. Река также знала, что плоскодонке не место среди быстрого течения.

Лодка принадлежала отцу Луны, а до этого бабуле Ту. После смерти отца она досталась Луне. В то время девочка была не выше шеста, а суденышко казалось ей просторным островом. Ей разрешалось двигаться через камыши по краю болота и обязательно с кем-нибудь из взрослых – с бабулей Ту, дядей Тимом или мамой, хотя последняя присоединялась редко, – и если вдруг Луну заносило слишком далеко, сопровождающий толкал ее снова на мелководье.

Когда Луна впервые взяла с собой Уиллоу, малышка не могла наглядеться на всех этих подводных существ с хвостами веером и плавниками. От воспоминаний у Луны заныло в груди, и она в сердцах прикусила щеку изнутри. Уиллоу поправится. Обязательно.

– Эй!

Луна быстро посмотрела на берег, где среди деревьев кто-то бежал и размахивал руками над головой.

– Твоя мама с тебя скальп снимет!

Луна нахмурилась и продолжила движение, сосредотачиваясь на равновесии лодки. Через плечо она крикнула:

– Если ты прибежал читать мне нотации, то лучше бы сидел дома!

– Да брось ты. Я знаю, я тебе нужен, – отозвался Бенни.

Луна не ответила, и с берега перестали доноситься быстрые шаги.

– Ну я же тоже хочу помочь Уиллоу!

Луна уперла шест в глыбу, и нос нырнул под неизвестно откуда выпрыгнувший гребень волны. Выравнивая судно, девочка наклонилась в противоположном направлении, а потом непринужденным толчком направила лодку к суше.

Сквозь заросли камышей суденышко скользнуло на берег. Бенни забрался внутрь, сдвинул мешающий ему узелок Луны и, заваливаясь то на одну сторону, то на другую, суетился пока не уселся на носу прочно как аист. Обернувшись, он похлопал бугор у себя на боку.

– А еще я захватил медовые пряники, – сообщил он тоном перемирия.

Желудок Луны предательски заурчал, да так громко, что смог бы разбудить спящих вепрей. Плечи Бенни затряслись от беззвучного смеха, но он слишком хорошо знал Луну, чтобы дать ей малейший повод развернуться и выбросить его обратно на берег.

Луна искоса посмотрела на пассажира и толкнула лодку в поток, который вынес их прямо на середину реки. Местами речное дно было заиленное, местами – каменистое, и если бы Луна зазевалась, ее шест соскользнул бы с гладкого камня и толкни она посильнее, плюхнулась бы за борт.

В упрямом молчании друзей взошло солнце. Рассвет взбудоражил жуков, а вместе с ними оживились и рыбки, которые принялись задорно плескаться вокруг лодки. Черноперый окунь, прорезав водную гладь, вылетел из тени и, расправив перышки, нырнул в дрожащую жилку реки прямо перед лодкой.

Но каждый раз, когда, созерцая что-то доселе невиданное, Луна восхищенно ахала, немой укор омрачал ее радость. Она чувствовала себя предательницей, которая веселится, когда ее сестра в опасности.

Наконец желудок Луны нарушил молчание. Бенни развернулся и, сидя лицом к корме, передавал Луне пряники по одному. Однако бесхитростная улыбка на его губах означала, что медовыми пряниками он угощает не даром. Ему нужны были ответы.

– Так ты собираешься найти лекаря?

Луна скривилась:

– А ты-то откуда узнал?

– Не скажу. А еще я прикрепил петлю к твоей двери, чтобы знать, когда ты уходишь, – сказал Бенни и разлегся с довольной ухмылкой. – В самом деле, это я должен злиться. Как ты вообще могла подумать о приключении без меня?

Луна фыркнула. Ее затея была до крайности глупа. А если ее короткая жизнь чему и научила, так это тому, что на случай свершения наиглупейших затей, лучшего спутника, чем Бенни ей не найти.

6

Утопия

По реке плыла лодочка из бананового листа, которую маленькое семейство смастерило на один день. Ута стояла у руля, в одной руке держала стебелек, а другой хлопала по воде, расплескивая неугомонные капли. Лежа на спине, Кея любовалась облаками и тем, как эти бесформенные комочки вытягивались, менялись и становились похожи то на птичий клюв, то на распускающийся бутон, то на гладкую ящерицу-сцинка, которая влезла на камень и греется на солнце. Их мать подносила к губам полый тростник и, подув, выпускала под воду вереницу пузырьков, которые раскачивали их самодельное судёнышко.