Текст книги "Королева сплетен"

Автор книги: Мэг Кэбот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

23

Сплетня – это новость, бегущая впереди себя в красном платье.

Лиз Смит (р. 1923), американская журналистка и писательница

Я просыпаюсь от настойчивого стука в дверь и сонно оглядываюсь по сторонам. К моей щеке прилип кусок кружева.

Серый утренний свет заливает комнату. Вчера я забыла задернуть шторы, переодеться в пижаму, смыть косметику, почистить зубы.

В дверь продолжают стучать.

– Иду, – говорю я и скатываюсь с кровати. Виски пронзает острая боль. Вот к чему приводят подпитываемые колой ночные бдения.

Я пробираюсь к двери и осторожно приоткрываю ее на пару сантиметров.

Передо мной стоит Викки Тибодо в бледно-голубом пеньюаре.

– Ну? – озабоченно спрашивает она. – Ты закончила? У тебя получилось спасти его?

– А сколько времени? – спрашиваю я, потирая глаза, в них словно песка насыпали.

– Восемь. Я выхожу замуж через четыре часа. ЧЕТЫРЕ ЧАСА. Ты закончила?

– Викки, – начинаю я, с трудом подбирая слова, эту речь я не раз прокручивала в голове часов с двух ночи. – Дело в том…

– К черту, – Викки всем телом наваливается на дверь и отодвигает меня.

Три шага внутрь, и она застывает, увидев то, что висит у меня на стене.

– Э-э-то, – заикается она, и глаза у нее становятся большими. – Э-э-то…

– Викки, – снова говорю я. – Позволь мне объяснить. Платью, на которое твоя портниха нашила все эти кружева, не хватало собственной структурной целостности, и оно не могло существовать само по себе без…

– Мне нравится, – еле выдыхает Викки.

– …кружев, покрывавших его. По сути, твое свадебное платье полностью состояло из кружев и… вот. Поэтому я – погоди, что ты сказала?

– Мне нравится! – Викки восторженно тянется к моей руке и благодарно сжимает. Она не сводит глаз с платья, висящего на стене. – Это самое красивое платье, какое я только видела.

– Хм, спасибо, – говорю я с облегчением. – Мне тоже так кажется. Я нашла его на чердаке пару дней назад. Оно было в пятнах, но я их вывела, подшила подол, починила бретельку. Вчера ночью я подогнала его под твой размер, сняв мерки со свадебного платья. Так что тебе должно быть в самый раз, если только ты не усохла за ночь. Потом я больше часа отглаживала его… слава богу, я нашла на кухне утюг…

Но Викки меня и не слушает. Она по-прежнему не может оторвать глаз от Живанши.

– Не хочешь примерить? – предлагаю я.

Викки кивает – похоже, у нее пропал дар речи – и тут же скидывает пеньюар.

Я осторожно снимаю платье с вешалки. Свадебное платье Викки – этот кружевной кошмар – висит на соседнем крючке. Я специально повесила их рядом, чтобы она сама выбрала. Ее платье тоже уже не так плохо. Мне удалось немного заглушить кричащие кружева, хотя полностью избавиться от них и при этом сохранить целостность платья все же не получилось. Если раньше это было что-то из разряда Стиви Никс, то теперь оно похоже на костюм, в каком могла бы танцевать на льду Оксана Баюл.

Но рядом с Живанши у него нет никаких шансов.

На что я, собственно, и рассчитывала.

Я и сама задерживаю дыхание, пропуская нежнейший шелк через голову Викки. Она продевает руки в бретельки, я отступаю на шаг и застегиваю жемчужные пуговицы. Викки восхищенно сопит, оглядывая себя.

– В самый раз, – восклицает она, когда я застегиваю последнюю пуговицу. – Оно сидит превосходно!

– Еще бы, – говорю я. – Я же перенесла вытачки… Викки отворачивается от меня. – Мне нужно взглянуть на себя. Где зеркало?

– В ванной через холл, – говорю я.

Она выскакивает из комнаты, громко хлопнув дверью, и с шумом вбегает в ванную. Оттуда я слышу:

– Боже! Оно великолепно!

С чувством облегчения я прислоняюсь к двери. Оно ей понравилось.

Наконец-то я хоть что-то сделала правильно. Викки с топотом бежит обратно в комнату.

– Я его обожаю, – говорит она, и впервые с момента нашего знакомства я вижу, как она улыбается.

Улыбнувшись, она превращается совершенно в другого человека. Это не избалованная светская дама, которая ненавидит старшего брата, а вместе с ним и всех остальных людей. Передо мной милая, славная девушка, которая предпочла выйти замуж за флегматичного программиста из Миннесоты, а не за богатого наследника нефтяных магнатов из Техаса.

Правду говорят, что невесты в день своей свадьбы необычайно красивы. Даже в такую рань, без всякой косметики Викки выглядит ошеломляюще.

– Платье чудное, и ты тоже, – тараторит она. – Пойду покажу его маме. – Она наклоняется поцеловать меня в щечку и заключает буквально в медвежьи объятия. – Спасибо. Спасибо тебе огромное. Я этого никогда не забуду. Ты – гений. Ты просто гений.

И она удаляется в вихре белого шелка.

Совершенно измотанная, я снова валюсь на кровать в надежде поспать еще хоть минутку-другую.

Мне удается урвать еще часа два, а потом меня бесцеремонно расталкивают. Голос, очень похожий на Шери, гремит прямо в ухо:

– Господи, Лиззи, просыпайся! ДА ПРОСЫПАЙСЯ ЖЕ! Я накрываюсь подушкой и крепче зажмуриваюсь.

– Что бы ни случилось, я не хочу знать. Хочу спать. Уходи.

– Это тебе знать захочется. – Шери выдирает подушку у меня из рук.

Лишившись последней защиты от солнечного света, я приоткрываю опухшие веки и чрезвычайно любезным тоном заявляю:

– В твоих интересах чтобы это были хорошие новости, Шер. Я трудилась над этим дурацким платьем до пяти утра.

– О, это очень хорошая новость, – говорит Шери. – Люк бросил ее.

– Кого? – Я непонимающе пялюсь на нее.

– То есть как кого? – Шери бьет меня подушкой по голове. – Доминик, конечно же, идиотка. Он только что сказал об этом Чазу, а тот – мне. А я сразу побежала сообщить тебе.

– Погоди. – Я приподнимаюсь на локтях. – Люк порвал с Доминик?

– Вчера ночью, когда мы все разошлись спать, видимо. Я слышала, как они ругались. Правда, стены здесь такие толстые, что слов было не разобрать.

– Подожди. – Все это уже слишком для человека, измученного бессонной ночью. – Они расстались прошлой ночью?

– Не расстались, – радостно поясняет Шери. – Люк бросил ее. Он сказал Чазу, что у них с Доминик совершенно разные цели в жизни. И еще – что у нее силиконовая грудь.

– Что?

– Нет, конечно, это не причина для расставания. Он это просто так, в дополнение сказал.

– Господи. – Я лежу и пытаюсь сообразить, что чувствую. В основном, чувствую себя плохо. Мне удалось поспать всего-то часа три.

– Это я виновата, – говорю я наконец. Шери смотрит на меня, как на сумасшедшую.

– Ты? Каким это боком?

– Я сказала матери Люка, что Доминик рассказала нам… о его мечте быть врачом. И еще проболталась насчет ее планов превратить это место в отель реабилитации после пластической хирургии. Уверена, мама что-то сказала Люку на этот счет. Я имею в виду его мама.

– Лиззи, парни не расстаются со своими девушками только потому, что те не нравятся их матерям, – выдает Шери с сарказмом.

– Все равно. – Я чувствую себя погано. – Если бы я держала язык за зубами…

– Лиззи, – перебивает Шери. – У Люка были проблемы с его девушкой задолго до того, как приехала ты.

– Но…

– Мне Чаз рассказывал. Да ты глянь на нее – девица носит сандалии за шестьсот долларов. Так что твоей вины нет.

Попытаюсь осознать это. Шери, конечно, права. Было бы слишком самоуверенно считать, что разрыв Люка и Доминик как-то связан со мной.

– Я знала, что они искусственные, – мои нервы не выдерживают.

– Я тоже, – соглашается Шери. – Они даже не шевелились, когда она махала рукой.

– Точно! – подхватываю я. – Когда двигаешься, они обязательно должны колыхаться. Если они большие, конечно.

– Ты понимаешь, что все это значит? – спрашивает Шери. – У тебя есть шанс.

– Шери, – говорю я встревоженно, поскольку знаю, что только напрасно начну питать надежды. – Он меня ненавидит, забыла?

– Это не так. – Шери хмурится.

– Ты сказала, что ему горько.

– Ну да, в его словах вчера слышалась горечь.

– Вот именно.

– Но это было до того, как он бортанул ее! Я откидываюсь на подушки.

– Но между нами ничего не изменилось с прошлой ночи, – говорю я в потолок. – Ведь я обвинила его в том, что он проболтался насчет диплома. А он этого не делал.

– Есть блестящая идея. Почему бы тебе не извиниться перед ним?

– Это ничего не изменит, – по-прежнему сообщаю я потолку. – Если он до сих пор чувствует горечь. А это, скорее всего, так и есть. Я бы на его месте именно так себя и чувствовала.

– Скорее всего, нет. Но дело не в этом, придется немного поунижаться, – говорит Шери. – Но тебе не кажется, что он того стоит?

– Да, – соглашаюсь я, – конечно. – Мне вспоминается тот день в поезде – какой он был внимательный, терпеливый и забавный. И какие длинные и пушистые у него ресницы. И как он был мил со мной в тот день на чердаке. И еще купил диет-колу…

Он так горячо убеждал меня, что я смелая. Сердце у меня заныло от тоски.

– Шери, это бесполезно, – говорю я. – Ты посмотри на… Дверь в мою комнату с треском открывается и заглядывает Чаз. Вид у него раздраженный.

– Извините, леди. Я, конечно, понимаю, что вам интересно сидеть и сплетничать о моем друге, но вам не приходило в голову, что у нас на носу СВАДЬБА, ГДЕ МЫ ДОЛЖНЫ ПОМОГАТЬ?

Вот так и вышло, что уже через час я хожу с подносом и предлагаю напитки собравшимся на лужайке, страдающим от жажды – и злости – гостям на свадьбе Виктории Розы Тибодо и Крейга Питера Паркинсона. Никто не ожидал такой жары, и теперь мужчины нещадно потеют в смокингах и галстуках, а дамы обмахиваются свадебными программками вместо вееров. Свадьба должна начаться ровно в полдень. Пастор из приходской церкви невесты в Хьюстоне уже прибыл. На местах также цветы, свадебный торт и струнный квартет, обещавший сыграть свадебный марш. «Тень Сатаны» по-прежнему отказывается играть классику, даже «Лоэнгрин».

Даже невеста, к всеобщему удивлению, готова. Она с нетерпением ждет в доме, когда пробьет двенадцать.

Мне бы, конечно, хотелось заняться чем-нибудь поинтереснее, но я в полном раздрае. Это потому что я еще не виделась с Люком. Вернее, я его видела – он носится по всему поместью, встречает гостей и улаживает проблемы. В отличие от большинства мужчин, он вовсе не испытывает дискомфорта в жару и потрясающе выглядит в смокинге.

Но он ни разу не подошел ко мне и даже не посмотрел в мою сторону.

И я прекрасно понимаю, почему он злится на меня.

Но он мог бы по крайней мере дать мне шанс объясниться.

– Это спиртное? – спрашивает меня Баз, барабанщик «Тени», показывая на бокалы на моем подносе.

– Да, шампанское.

– Слава богу! – Он хватает сразу два бокала, осушает их до дна и ставит обратно на поднос. – Чертовски жарко, правда?

– Ну, вы-то одеты по погоде, – вежливо отвечаю я. Музыканты группы Блейна решили воздержаться от протокола, на них шорты и сандалии. Курт, клавишник, вообще пришел без рубашки.

– А ты не видела Блейна? – спрашивает Баз.

– Нет, – рассеянно отвечаю я, потому что рядом нарисовался Люк. Он помогает какой-то пожилой особе устроиться на складном стуле. Они с Чазом, похоже, с семи часов расставляли их ровными рядами, чтобы образовался проход, по которому потом раскатают белый ковер.

Баз следит за моим взглядом, тоже замечает Люка и вскидывает руку:

– Люк! – кричит он. – Иди сюда!

О нет! Я, конечно, хочу переговорить с Люком, но наедине. Мне совсем не хочется, чтобы наша первая встреча после вчерашней неприятной сцены произошла при посторонних, тем более при барабанщике по имени Баз.

– Да? – вежливо спрашивает Люк, подходя к нам.

Сердце у меня начинает трепетать, как весенний мотылек. Как же он хорош – широкоплеч, свежевыбрит. Надраенные до блеска «инспекторы»![21]21
  Ботинки с перфорированным узором на носах.


[Закрыть]

Мне стоит больших трудов не уронить поднос.

Почему, ну почему я была такой идиоткой? Почему обвинила Люка в том, что он проболтался Шери о дипломе? Почему, если сама не могу хранить секреты, надо огульно обвинять остальных в том же?

– Приятель, ты не видел своего кузена Блейна? – спрашивает у Люка Баз. – Никто не может его найти.

– Нет, не видел, – отвечает Люк. От меня не ускользает, что смотрит он при этом на меня. Вот только что означает этот взгляд, мне не понять, хоть убейте. Ненавидит ли он меня? Или я ему еще нравлюсь? И думает ли он вообще обо мне? – А в комнате у него не смотрели? Блейн – засоня, я хорошо это помню.

– О, хорошая мысль, – говорит Баз и уходит, оставив нас с Люком наедине. Этой возможности я искала все утро. Не давая Люку опомниться, я говорю:

– Люк, – голос у меня звучит очень мягко по сравнению с тем, как стучит в ушах пульс. – Я хотела сказать… насчет вчерашнего… Шери мне сказала…

– Давай забудем об этом, – сухо говорит Люк. У меня на глазах выступают слезы.

Шери сказала, что он испытывает горечь. И я могу его понять. Но неужели у меня нет шанса даже извиниться?

Но прежде чем я успеваю сказать еще хоть слово, к нам подходит месье де Вильер – очень посвежевший в светло-кремовом костюме – с бутылкой шампанского в руке.

– Лиззи, Лиззи, – весело упрекает он меня. – Это что же, я гляжу, у тебя пустые бокалы. Иди-ка к мадам Лорен и наполни их.

– Давай я схожу, – говорит Люк и пытается забрать у меня поднос.

– Я схожу. – Мои попытки вернуть поднос безрезультатны. От катастрофы нас спасает только то, что на подносе всего три фужера, причем два из них – пустые.

– Я сказал, я схожу, – говорит Люк и снова тянет на себя.

– А я говорю, я…

– Лиззи!

Мы все трое – я, Люк и его отец – оборачиваемся и видим совершенно великолепную Биби де Вильер в сливочно-желтом платье и живописной шляпке.

– Лиззи, где ты нашла это платье? – Голос ее звенит от возбуждения.

Я смотрю на себя. На мне мандариновое платье, которое я последний раз надевала в Хитроу, когда хотела поразить Энди… миллион лет назад. Это единственная вещь из тех, что у меня с собой, которая хоть отдаленно подходит для свадьбы. То, что я не могу надеть под него белье, не в счет. К тому же никто, кроме меня, об этом не узнает.

– В магазине, в котором я работаю в Миннесоте…

– Да не это, – перебивает миссис де Вильер. Она как-то радостно взволнована и немного обеспокоена. Но это, кажется, ничуть не смущает месье де Вильера. Он смотрит на нее, как на долгожданный рождественский подарок.

– Я про то платье, которое на Викки, – говорит мать Люка. – То, которое, как она говорит, ты подогнала под нее за ночь.

Люк вдруг как-то странно застывает. Месье де Вильер по-прежнему пожирает супругу влюбленными глазами.

Заметив напряжение Люка, стараюсь ответить на ее вопрос как можно осторожнее.

– Я нашла его здесь, в Мираке. На чердаке.

– На чердаке? – Миссис де Вильер поражена. – Где на чердаке?

Я не понимаю, что происходит. Ясно одно: интерес миссис де Вильер к «Живанши» вовсе не праздный. Может, это ее платье? Размер подходит… оно как раз Викки, а Викки – ее племянница, значит…

Нельзя признаваться, в каком состоянии было платье, когда я его нашла. Этот секрет я унесу с собой в могилу.

В отличие от всего остального, что мне известно.

– Я нашла его в специальной коробке, – сочиняю я на ходу. – Оно было завернуто в ткань, любовно завернуто…

Понятно, что моя речь удалась, поскольку миссис де Вильер поворачивается к мужу и восклицает:

– Ты сохранил его! После стольких лет!

И неожиданно бросается на шею отцу Люка, который сияет от счастья.

– Ну, конечно, – говорит месье де Вильер. – Конечно, я сохранил его! А ты как думала, Биби?

Хотя ясно – во всяком случае, мне, – что он понятия не имеет, о чем говорит его жена. Он просто счастлив снова держать ее в объятиях.

Рядом, я слышу, вполголоса чертыхается Люк.

Я боюсь, что снова ляпнула не то, и смотрю на него. Но он улыбается.

– Что все это значит? – спрашиваю я.

– Мне сразу показалось платье знакомым, – отвечает Люк, но так, чтобы занятые друг другом родители не услышали. – Но я видел его всего один раз, да и то на черно-белой фотографии, так что мне и в голову не пришло… Это то платье, которое ты нашла? С которого сводила пятна ржавчины? Похоже, это мамино свадебное платье. У меня невольно вырывается вздох.

– Но…

– Я знаю, – говорит Люк, берет меня под руку и уводит подальше от родителей, – знаю.

– Но… ружье! Оно было завернуто…

– Знаю, – говорит он, уводя меня дальше, к столу, где у мадам Лорен стоит чан с апельсиновым соком. – Это платье уже много лет – яблоко раздора между ними. Она думала, что он выбросил его вместе с испорченными вещами после протечки крыши.

– Но он не выбросил, он…

– Знаю, – повторяет Люк. Он останавливается и – к моему большому сожалению – отпускает мой локоть. – Послушай, он действительно любит ее. Просто он не такой сентиментальный. Мама много для него значит. Но и охотничье ружье тоже. Сомневаюсь, что он вообще понял, во что завернул его. Просто увидел нечто подходящей длины.

– Господи, – в ужасе хватаюсь я за сердце. – А я перенесла вытачки, чтобы Викки было впору.

– Почему-то мне кажется, – говорит Люк и оглядывается на родителей, которые уже чуть ли не к интиму перешли на глазах у всех гостей, – что мама не возражает.

Мы еще с полминуты стоим и наблюдаем за его родителями, и тут я вспоминаю, что вообще-то собиралась перед ним извиниться. Хотя когда я попыталась это сделать последний раз, особого успеха не достигла.

Я открываю рот, гадая, достаточно ли будет обычного «извини». Шери что-то говорила про унижения. Надо ли бухнуться перед ним на колени?

Но прежде чем я успеваю что-то сказать, он спрашивает – уже совсем не тем сухим тоном, каким разговаривал со мной несколько минут назад:

– А как ты сообразила, что не стоит рассказывать, в каком виде ты его на самом деле нашла? Я про платье.

И мне вдруг отчего-то невозможно смотреть ему в глаза. Я опускаю взгляд и смотрю на свои туфли-ретро, каблуки которых проваливаются все глубже и глубже в землю.

– Понимаешь, я видела, что платье что-то значит для твоей мамы, и просто попыталась представить, как бы мне самой хотелось, чтобы обращались с моим «Живанши»…

И вот тут Люк забирает у меня поднос с фужерами, ставит его на стол и берет мои пальцы в свои.

– Лиззи, – говорит он глубоким голосом.

И мне приходится оторвать взгляд от своего французского педикюра. Я понимаю, вот оно. Сейчас он простит меня. Или нет.

– Люк, – говорю я, – мне так…

И оборвав меня на полуслове, струнный квартет, расположившийся в тени под дубом, заиграл знакомые такты: Там там та-там там там-там.

Окончание Второй мировой войны дало новый толчок развитию моды. Снова стал моден силуэт песочных часов, и даже знаменитые кутюрье занялись изготовлением фасонов прет-а-порте – особенно для подростков, у которых в послевоенный экономический бум появились карманные деньги для покупки одежды. Чем еще объяснить популярность пышных расклешенных юбок с кружевами? Как и в случае с сегодняшними «джинсами на бедрах», их прелесть была понятна только тем, кто их носит.

История моды. Дипломная работа Элизабет Николс

24

Любовь – сплошная болтовня, Важны на самом деле лишь друзья.

Джилетт Бёргесс (1866–1951), американский художник, критик и поэт

Свадьба Викки и Крейга чудесна. И я говорю это не только потому, что благодаря мне невеста неотразима в платье ошеломительной красоты. Свадьба была бы очаровательна, даже надень Викки свое старое платье. Просто кружев было бы чуть больше. Шери, Чаз, мадам Лорен, Агнесс и я сидим на заднем ряду и наблюдаем за церемонией. Мы с мадам Лорен утираем глаза, а Чаз фыркает. Что это такое приключается с парнями на свадьбах?

И все это время я украдкой поглядываю на Люка. Он сидит в первом ряду со стороны невесты. Впрочем, обе стороны можно считать невестиными, поскольку вначале на стороне жениха не было никого, кроме его родителей, сестры и трех бывших сокурсников. Пришлось часть гостей от невесты пересадить на ту сторону, чтобы равномерно заполнить места. Люк, как я вижу, поглядывает на своих родителей, которые по-прежнему хихикают и обнимаются, прямо как влюбленные старшеклассники.

А вот Доминик нигде не видно. Она или решила не выходить из своей комнаты, или совсем уехала из шато.

Потом пастор вдруг объявляет:

– Крейг, ты можешь поцеловать невесту. – Миссис Тибодо счастливо всхлипывает, и на этом все заканчивается.

– Пойдем, – тянет меня за руку Шери. – Мы опять отвечаем за бар.

Я с тоской ищу взглядом Люка. Мне когда-нибудь удастся оправдаться? И если даже удастся застать его одного, станет ли он слушать меня?

Спеша утолить жажду разгоряченных гостей, начинаю откупоривать бутылки шампанского. Теперь, когда церемония уже позади, настроение у всех как-то приподнялось. Мужчины ослабляют галстуки и снимают пиджаки, а дамы, опасаясь испачкать травой туфли, ходят босиком. Патапуф и Минуш вьются прямо под ногами официантов, разносящих подносы с канапе. Все вроде идет, как запланировано…

…пока Люк не подходит к нам и не спрашивает вполголоса:

– Никто не видел Блейна?

Я оглядываюсь на сцену, которую соорудили вчера для его группы. Баз и Курт уже стоят соответственно за барабанами и клавишными. Бас-гитарист (я забыла его имя) тоже там, настраивает гитару. Даже стайка подружек Викки уже стоит на деревянном танцполе, с нетерпением ожидая концерта.

Но вот у микрофона посредине сцены никого нет.

– Похоже, «Тень Сатаны» лишилась своего солиста, – замечает Шери.

И тут к нам подбегает Агнесс. Она похожа на ангелочка в платье из розовой органзы, больше подходящем для прогулок, чем для свадьбы. Но именно это и делает его таким очаровательным.

Она что-то тараторит по-французски Люку, и у того брови ползут вверх.

– О нет! – выдыхает он и тут же спешит к родителям невесты.

– Агнесс, – говорю я, торопливо наполняя пустые бокалы, которые мне все время протягивают, – в чем дело? Что ты сказала Люку?

– Да ничего особенного, – отвечает она, откинув со лба прядку волос. – Только то, что комната Блейна пуста. Чемодан, вещи – все пропало. В комнате Доминик – то же самое. Фургончика «Тени Сатаны» тоже нет на месте.

Что-то холодное льется у меня по руке. Я пролила шампанское.

– Черт, – говорит Чаз, услышав наш разговор, и начинает хохотать. – Вот черт!

– Ну? – раздраженно спрашивает Шери. Работа официанта всегда давалась ей с трудом. – Что смешного?

– Блейн и Доминик, – говорю я онемевшими губами. Я сразу вспомнила наш ночной разговор с Блейном. Ведь это я уверяла его в существовании девушки, которая будет совсем не против внезапно свалившегося на него богатства.

И свой разговор с Доминик вчера вечером насчет Блейна и его контракта со студией звукозаписи… я уж молчу о проданной «Лексусу» песне.

Похоже, Блейн нашел себе новую девушку, а Доминик – парня, готового следовать ее планам дальнейшего обогащения.

– Ну, – нетерпеливо подталкивает меня Шери. – Что Блейн и Доминик?

– Похоже, они вместе сбежали, – говорю я. И все по моей вине.

Теперь очередь Шери проливать шампанское. От неожиданности рука у нее дергается, и она обливает Чаза.

– Эй, осторожнее! – возмущается тот.

– Блейн и Доминик? – переспрашивает Шери. – Ты уверена?

– Его здесь нет, ее – тоже, – говорю я и смотрю в сторону сцены. Да, дела «Тени Сатаны» неважны.

Викки, ослепительная в своем свадебном платье и фате, присоединяется к подружкам. Похоже, она только что заметила, что ее братец отсутствует.

– Надеюсь, Блейн у них не единственный, кто умеет петь, – говорит Чаз.

– А нельзя вернуть струнный квартет? – спрашивает Шери.

– Интересно, как можно танцевать под Чайковского? – говорю я.

Неужели все это происходит на самом деле? Поверить не могу, что Блейн так поступил с сестрой. Правда, здесь приложила руку Доминик. Чему уж тут удивляться!

Но от этого моя вина ничуть не меньше. И зачем я рассказала ей про Блейна? В таком уязвимом состоянии после разрыва со своей девушкой он просто не мог противостоять козням красотки!

Может, она и страдала оттого, что Люк бросил ее. Но девушек вроде Доминик легко вылечивает такое лекарство, как парень с трастовым капиталом.

И что бы там ни говорила Шери, это я виновата в разрыве Люка и Доминик. И дело тут вовсе не в том, что он тайно любит меня. Просто я подталкивала Люка осуществлять свою мечту с медицинской школой и не потакать желанию Доминик перебраться в Париж…

Так что и впрямь во всем виновата я.

И я понимаю, что должна сделать только одно. А именно, все для всех уладить. Вот только хватит ли мне храбрости?

Думаю, хватит.

– Сейчас вернусь, – говорю я, бросаю салфетку, которой оборачивала бутылки, и шагаю прямо к сцене.

– Эй, – кричит мне вслед Шери, – что ты задумала?

Я не оборачиваюсь. Мне совсем не хочется, но выбора у меня нет. Викки уже плачет. Крейг и родители пытаются ее утешить. Гости взволнованно вьются вокруг – их больше тревожит то, что Викки расстроена, чем отсутствие музыки.

– Как он мог так поступить со мной? – рыдает Викки.

– Дорогая, – утешает ее миссис Тибодо, – все в порядке. Ребята что-нибудь придумают. Правда, мальчики?

Баз, Курт и бас-гитарист озабоченно переглядываются. Баз отважно признается:

– Никто из нас не поет.

– Но вы же можете играть, – резко обрывает его миссис Тибодо. – Пальцы у вас не переломаны, а?

Баз смотрит на свои руки:

– Нет, но… а что мы должны играть? Список песен у Блейна.

– Сыграйте что-нибудь подходящее для первого танца молодоженов, – шипит миссис Тибодо.

Баз и Курт смотрят друг на друга.

– «Бич гепарда»? – предлагает Баз.

– Не знаю, старик, – Курт немного встревожен, насколько может быть встревожен давно не просыхающий двадцатилетний лоб. – У нас там слишком много мата.

– Да, – соглашается Баз, – но если никто все равно не поет…

Я смотрю на Люка. Он сочувственно смотрит на плачущую кузину.

Так. Теперь ясно, что нужно делать.

И чтобы не передумать, я поднимаюсь на сцену. Баз и Курт уставились на меня. Бас-гитарист – опять забыла, как его зовут, – бормочет «привет» и пялится на мои голые ноги.

– Он включен? – спрашиваю я, хватая с подставки микрофон.

«Он включен, он включен, он включен», – несется по поляне мой голос.

– Кажется, включен, – говорю я.

Все оборачиваются и смотрят на меня… в том числе, как я замечаю, и Викки с открытым ртом. И Люк.

У него вообще потерянный вид. Отлично.

– Привет, – говорю я в микрофон. Что я творю? Зачем я снова делаю это?

Ах, да. Потому что я во всем виновата. Интересно, им видно, как трясутся у меня колени?

– Меня зовут Лиззи Николс. Вообще-то здесь должна была быть не я, а Блейн Тибодо. Но у него… э-э… непредвиденные обстоятельства. – Я оглядываюсь в поисках поддержки. Баз энергично кивает. – Точно. Небольшой кризис. Так что ему пришлось срочно уехать. Но у нас здесь остальные музыканты группы «Тень Сатаны», – объявляю я, взмахивая рукой, чтобы представить состав группы. – Парни?

Музыканты неловко расшаркиваются. Гости, немного смущенные, но не забывшие о правилах приличия, вяло аплодируют.

Даже не верится, что эти ребята на днях подписали многомиллионный контракт.

– Итак, – говорю я, замечая, как сквозь толпу ко мне пробирается Шери с выражением крайнего потрясения на лице. – Я хотела бы поздравить Викки и Крейга. Из вас получилась очень красивая пара.

Снова аплодисменты, на этот раз более радушные. Викки не перестала плакать, но уже не рыдает навзрыд. Она, скорее, тоже потрясена.

Как и ее кузен Люк.

– И раз уж, – говорю я в микрофон. Раз уж раз уж раз уж, – у нас сегодня нет солиста, в честь такого знаменательного дня…

Шери уже на танцполе. Она мотает головой, а в глазах у нее застыла тревога. «Нет, не делай этого», – шепчет она.

– …я и моя подруга мисс Шери Денис споем традиционную песню первого танца молодоженов, которую исполняют у нас на родине…

Шери мотает головой уже так энергично, что волосы хлещут по лицу.

– Нет, – говорит она, – Лиззи, нет!

– …в великом штате Мичиган, – продолжаю я. – Уверена, вы все ее знаете. Не стесняйтесь, пойте вместе с нами. Парни, – я оборачиваюсь к музыкантам. – Не делайте вид, что впервые слышите эту песню.

Баз и Курт удивленно вскидывают брови, а бас-гитарист по-прежнему не отрывает глаз от моих ног.

– Викки и Крейг, – говорю я, – это для вас. И откашливаюсь.

– Сегодня у меня, – пою я, как пела сотни раз на семейных торжествах, школьных конкурсах талантов, сборищах в общежитии, в караоке и вообще всякий раз, когда выпивала слишком много пива.

Только теперь голос мой так усиливается, что его слышно во всем поместье… за виноградниками… внизу под холмом и в долине. Немецкие туристы, сплавляющиеся на резиновых лодках по Дордони, тоже слышат меня. И туристы, которых привезли на автобусах взглянуть на настенные рисунки в пещере Лоско. Даже Блейн и Доминик, где бы они ни были, наверное, меня слышат.

Но никто не подпевает.

Ладно, может, надо спеть дальше, чтобы они узнали песню.

– …был…

Хм. По-прежнему никто не присоединяется. Даже музыканты. Я оглядываюсь на них. Они непонимающе пялятся на меня. Что это с ними?

– …главный день в жизни…

Не может быть, чтобы они не знали эту песню. Ладно, понятно, они парни, но разве у них нет сестер?

– …Ия никогда…

Да что происходит? Неужели никто, кроме меня, эту песню не знает? Шери точно знает.

Но она так и стоит на танцполе и трясет головой, беззвучно шепча «нет-нет-нет».

– Давайте, парни, – подбадриваю я группу. – Уверена, вы знаете эту песню. – …такого не испытывала…

Что ж, по крайней мере, Викки начала улыбаться. И немного раскачиваться. Значит, она знает эту песню. А вот Крейг до сих пор растерян.

Господи, что я делаю? Что я делаю? Я стою на сцене перед всеми этими людьми и пою свою любимую песню – лучшую свадебную песню всех времен и народов, а они стоят и просто смотрят на меня.

Даже Люк таращится на меня, словно я инопланетянка и только что высадилась излетающей тарелки.

А теперь еще и Шери исчезла. Куда она делась? Она же только что была здесь. Как она могла так меня подвести? Мы же поем эту песню вместе с детского сада. И она всегда поет за девушку. Всегда!

Как она могла бросить меня одну? Ну да, знаю, я напортачила с дипломом, но разве можно злиться на человека, с которым дружишь всю жизнь? К тому же я извинилась за утаивание правды.

И тут я слышу, как вступает малый барабан.

Баз! Баз ко мне присоединяется.

Я чувствовала, что он знает эту песню! Да все ее знают!

– …Да, у меня… – пою я, повернувшись к нему и благодарно улыбаясь. Вот уже и Курт пробует пару аккордов. Да, Курт, ты все правильно уловил.

– …самый важный день…

Спасибо, ребята, что не бросили меня одну. И вдруг рядом раздается еще один голос:

– …Э-это правда…

Шери поднимается на сцену и встает к микрофону рядом со мной.

И бас-гитарист потихоньку подбирает мелодию, а Крейг начинает кружить Викки…

Все аплодируют. И тоже начинают подпевать.

– …И всем этим, – поем мы с Шери, – я обязана тебе… Господи! Получилось. Получилось! Гостям нравится!

Они забыли о жаре и о том, что брат невесты сбежал с девушкой сына хозяина. Они начинают танцевать и подпевать нам!

– … Ты единственный, – поем мы с Шери, с музыкантами «Тени Сатаны», с четой Тибодо и всеми остальными гостями, – кого мне всегда будет мало…