Текст книги "Секреты обольщения"
Автор книги: Мэдлин Хантер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
Роуз знала, что он видит, как беспомощна она в его объятиях. Она прижималась к его плечам и висла на нем, не в силах устоять на месте.
Он высвободил ее руку, поцеловал ее и заставил опуститься ниже вдоль своего тела. Малая толика сознания вернулась к Роуз, чтобы понять, чего он хочет. Она была полностью во власти ощущений, чтобы это могло ее смутить, зашла слишком далеко, чтобы беспокоиться об этом, и позволила своим пальцам обхватить его фаллос.
Еще одно умопомрачительное прикосновение его руки облегчило это для нее. Наслаждение струилось по ее телу, набегая волнами, и в ответ она делала для Кайла то же самое.
И тут все барьеры, сдерживавшие его, рухнули окончательно. Он поцеловал ее с новой страстью, и Роуз ощутила его напряжение в этом поцелуе и в том, как он прикасался к ней. Теперь его требования были безоговорочными, и он не признал бы ничего, кроме полной покорности.
Гордость потеряла смысл. Стоя на коленях, Розалин покачнулась, изгибаясь под его властными поцелуями и издавая стоны еще не удовлетворенного желания. Он заставил ее сделать движение, но не то, которого она ожидала. Она оказалась стоящей спиной к нему, и его руки свободно ласкали ее грудь. Изогнув спину, Розалин подалась к нему еще ближе. Ее соски, напряженные и твердые, поднялись, будто требуя большего – требуя еще чего-нибудь, требуя всего.
Он снова заставил ее изменить позу: теперь она стояла на краю кровати на коленях, низко пригнувшись. Внизу ее живота зародилось и распространялось ошеломляющее эротическое ощущение.
Кайл приподнял ее бедра. Розалин ожидала, почти перестав дышать, столь возбужденная, что это становилось почти невыносимым. Тело ее вибрировало. Она представляла, что он видит, когда ее ягодицы оказались поднятыми к нему, а обычно скрытая плоть оказалась в поле зрения. И этот скандальный образ еще больше возбудил ее.
Кайл не сразу овладел ею. Он заставил ее ждать, балансируя на грани безумия. Потом начал ласкать ее ягодицы, массируя эти нежные выпуклости, и Роуз была уверена, что в это время он смотрел на нее. Он наблюдал за ней и видел ее полную покорность, и отчаяние, и готовность сдаться.
Потом снова начал ее ласкать, и Роуз закричала. На этот раз все было совсем по-другому. Она была обнажена и открыта для обозрения и знала, что он смотрит на нее, что он видит ее обнаженное тело. Она еще ниже опустила голову и подняла ягодицы.
Теперь Розалин была готова просить, умолять его. Она просила, и стонала, и старалась заглушить свои крики, зарываясь лицом в постель. Наконец он не спеша, намеренно медлительно вошел в нее. И вслед за своим стоном облегчения она, как ей показалось, услышала и его стон.
После этого она перестала думать и полностью отдалась его власти. И испытывала только наслаждение, подобное пытке, и позже острый пик этого наслаждения.
– Ты приехал повидать Коттингтона перед смертью? – спросила Роуз, покоившаяся под одеялом в объятиях Кайла. Это произошло спустя некоторое время после того, как их расслабленные тела разъединились и Кайл обнял ее. Свеча отбрасывала на них слабое сияние, в этом слабом свете можно было видеть их взаимное удовлетворение.
– Это одна из причин. Завтра я попытаюсь с ним увидеться.
– Попытаешься? Разве он теперь не принимает тебя?
– Он не знает, что я навещал его. Его секретарь и врач не рассказывают ему о посетителях, если не считают нужным. Теперь его дела обстоят так.
Розалин подумала, что, вероятно, так было всегда. Обычно граф держал в услужении людей, насчет которых был уверен, что они не допустят, чтобы ему докучали, если он сам не пожелает их принять. Теперь Коттингтон был болен и многое решали за него другие люди.
– Если он не сможет увидеться с тобой сейчас, то, возможно, это произойдет весной.
– Не думаю, что он протянет до весны.
– Будет очень печально, если ты не сможешь с ним проститься, после всего что он сделал для тебя. Конечно, его секретарю это известно.
– Для его секретаря я всего лишь мальчишка из Тислоу. – Кайл рассеянно поцеловал волосы Роуз. – Речь идет не только о прощании. Мне надо убедиться, что он не утратил ясности ума. Мне хотелось бы попросить его об одной последней услуге ради шахтеров.
– Ты имеешь в виду повторное открытие туннеля?
– Да. Кое-кто хотел бы предотвратить это, но так, чтобы не полетели головы.
– Если бы они все объединились, это могло бы…
– Все они объединиться не смогут.
– Ты сказал, что твой отец погиб во время несчастного случая. Это произошло в туннеле?
Кайл кивнул:
– Мне тоже хотелось бы его похоронить. Но я знаю, что этот туннель никогда не будет безопасным, если не изменить условия работы в нем. Его стены смещаются.
– Но ведь там твердая порода. Скальная порода не смещается.
– Земля как живое существо, Роуз. До того как я начинаю что-нибудь строить, я должен убедиться, что грунт прочен и стабилен. В этой шахте он не такой, а туннель там – самое худшее место. Я это знал еще мальчишкой. Я это видел.
Роуз села на постели и посмотрела ему в лицо. В ней не утихло эхо ночного потрясения, когда она на него смотрела.
Женщина не может позволять мужчине обращаться с собой так, если не готова в будущем принять несколько зависимое от него положение. Она чувствовала, что и во всех других отношениях сдалась на его милость, и это усиливало ее трепетное отношение к нему.
– Как долго ты работал в шахте, Кайл?
– В первый раз я туда спустился в восемь лет. Дети выносят оттуда корзины с углем. Обычно они начинают этим заниматься лет в девять-десять, но я был не по возрасту крупным. И видел то, чего обычно не видят мужчины, потому что работают внаклонку. Там были трещины наверху, у самого свода. И в течение месяцев я видел, как они увеличиваются. Я сказал отцу. Но ни он, ни другие не усмотрели в этом опасности, потому что они на тот момент были заняты другим. И вот однажды произошел обвал. И несколько человек оказались похороненными заживо.
– Они там так и остались?
– Если бы им можно было помочь, им бы помогли. Их бы там не оставили. Люди принялись их откапывать. Обвалилась еще часть скалы, и погиб еще один человек. После этого раскапывать перестали. По ним отслужили службу в церкви. Прочитали молитвы. И два дня спустя шахтеры снова спустились под землю. Кроме семей погибших. Они подождали еще неделю. К тому времени те, кого засыпало, уже наверняка были мертвы. Отсутствие воздуха и воды должно было сделать свое дело.
Розалин представила Кайла читающим молитвы по отцу вместе с теткой и дядей. Она увидела ребенка, представляющего отца, заваленного скальной породой, еще живого, но без надежды на помощь.
– Я им говорил, что копать надо сверху, пробурить отверстие, чтобы обеспечить доступ воздуха, пока мы не сообразим, как их оттуда вытащить. Никто не прислушался к словам ребенка, особенно те, кто присматривал за работами по поручению владельцев шахты. Теперь я знаю, что мой план мог бы сработать. Инженер смог бы с этим справиться…
Кайл ответил на все вопросы Роуз, а потом привлек ее к себе.
Он смотрел на свои руки, ласкающие ее грудь, касающиеся больших темных сосков.
– Я достаточно видел тебя в темноте хотя бы мысленно, но при свете мне больше нравится на тебя смотреть.
Иными словами, он не хотел больше терпеть ее аристократические замашки, и Роуз ничего не имела против. Так и она могла его видеть. И все же потребовалось некоторое время ,чтобы преодолеть застенчивость, когда Кайл принимался вот так рассматривать ее тело.
– Думаю, тебе следует взять меня с собой, когда поедешь в Кертонлоу и попытаешься встретиться с Коттингтоном.
– Нет.
Роуз подумала, что его отказ объясняется тем, что он не хочет, чтобы она видела его унижение, если его не допустят к графу.
– Если я поеду с тобой, секретарь не посмеет нам отказать.
– Посмеет, и я не хочу, чтобы тебя оскорбляли.
– Поверь мне, Кайл, что гораздо труднее отказать леди. Мы дадим ему понять, что если он осмелится это сделать, граф будет им недоволен.
– Нет.
Ее пальцы сомкнулись вокруг его уже отвердевшего жезла, и она принялась дразнить кончик этого орудия.
– Ты ведь женился на мне, Кайл, ради моего происхождения. Ты должен позволить мне попытаться отворить для тебя двери.
Его улыбка не могла скрыть чувственной бури, вызванной ее ласками.
– Роуз, ты прибегаешь к женским уловкам, чтобы сломить мою волю и сделать меня податливым?
Она опустила глаза на тот орган, над которым трудились ее пальцы.
– Похоже, я добилась обратного эффекта.
Руки Кайла оказались под ее ягодицами и слегка приподняли ее. Роуз и без инструкции знала, что делать, потому что это казалось ей естественным и нужным. Она изменила позу и устроилась сверху Кайла, оседлав его.
Первое же ощущение проникновения вызвало в ней потрясение. Это ощущение пленило ее, и у Роуз захватило дух. Она не пыталась заставить Кайла продвинуться глубже, просто замерла, и они так и оставались едва соединенные, и потому эти восхитительные ощущения не прекращались.
Кайл не противился, хотя желание с такой силой овладело им, что ему пришлось стиснуть челюсти. Роуз опустилась чуть ниже, чтобы лучше его чувствовать.
– Похоже, ты собираешься меня убить, дорогая. – Он сжал ее бедра. – Ты можешь подвергать меня пыткам в другую ночь, но сейчас… – Он привлек ее ближе к себе и заставил опуститься так, что их тела оказались тесно сплетенными.
После этого он взял все в свои руки и заставил ее бедра двигаться в ритме, полном самозабвения, которым Роуз все-таки могла управлять.
Пик наивысшего наслаждения был для Роуз настолько острым, что по интенсивности это можно было сравнить только с болью. Обессиленная, она упала на Кайла, прижимаясь лицом к его груди, поддерживаемая его сильными объятиями, пока тело ее медленно, нехотя расставалось с последними судорогами блаженства.
– В котором часу завтра ты отправляешься в Кертонлоу-Холл? – спросила она, когда их дыхание стало спокойным и размеренным, а сердца начали биться ровно.
Кайл потянул одеяло и подоткнул его вокруг Роуз.
– Думаю, в полдень.
– Я хочу поехать с тобой. К полудню я буду готова.
Она ожидала, что он скажет «нет», но этого не произошло. Кайл обнял ее, и она почувствовала прикосновение его губ к своему виску и теплое дыхание.
Глава 15
Примерно в пяти милях от Кертонлоу-Холла пейзаж изменился: на смену пустынным и холодным холмам пришла пышная и богатая растительность. Издали дом, расположенный на берегу большого пруда, казался высоким и широким. Его серые камни отражались в серебристой воде.
Когда экипаж свернул на подъездную дорожку, Роуз оглядела Кайла и оправила собственную одежду. Складки его галстука располагались превосходно. Сюртук сидел отлично, особенно на плечах. И даже золотая цепь от часов лежала совершенной аркой. Он выглядел просто образцово.
Розалин надела свой самый нарядный ансамбль из того, что привезла с собой, – на ней был новый дорожный костюм цвета лаванды и плащ, отделанный серым беличьим мехом. Она включила этот плащ в гардероб из практических соображений, но его модный покрой и скромная неброская элегантность сегодня служили другой цели.
Визитную карточку Кайла приняли. Послышались шаги. На этот раз слуга шел в сопровождении секретаря.
– А, прекрасно, – пробормотал Кайл. – Наконец-то сам Конуэй решил отправить меня восвояси. Ты была права: он не осмелится отказать леди без должного объяснения.
Приблизился мистер Конуэй с льстивой улыбкой на устах.
– Мистер Брадуэлл. Миссис Брадуэлл. Сожалею, что граф слишком болен, чтобы принимать посетителей. Как ни печально мне об этом говорить, но с вашего последнего визита его состояние резко ухудшилось, мистер Брадуэлл. Конечно, я передам ему ваше послание, хотя не уверен, что он понимает все, что ему говорят.
– Мое послание предназначено только для его ушей, поймет он его или нет, – сказал Кайл. – И раз ему стало хуже, я должен настоять на том, чтобы видеть его.
Улыбка мистера Конуэя поблекла.
– У меня тоже есть для него сообщение, которое я могу передать ему только лично, – сказала Роуз. – Лорд Истербрук особо наказал мне, чтобы я лично передала его слова лорду Коттингтону.
– Лорд Истербрук!
– Он мой свояк через брак моей кузины. Я постоянно бываю у него в доме в Лондоне, и он снизошел до того, чтобы включить в круг своих друзей моего мужа и меня.
При этом сообщении лицо мистера Конуэя приняло несчастное выражение.
– Боюсь, что Истербрук разгневается, если я вернусь в Лондон и скажу ему, что не выполнила его поручение. Похоже, вы верный слуга, мистер Конуэй, и я понимаю, что вы стараетесь оберегать покой и комфорт вашего господина, но сомневаюсь, что не смогу не упомянуть ваше имя в своем рассказе Истербруку. Возможно, вы слышали, что маркиз несколько эксцентричен. Никогда не знаешь, что он сделает, если ему что-то понравится или не понравится.
При этой замаскированной угрозе Конуэй изо всей силы заморгал. Роуз же улыбнулась самой своей нежной улыбкой. Кайл оставался невозмутимым, однако Роуз заметила в глубине его глаз искры, а это было признаком того, что ее речь его поразила.
Конуэй переваривал эти сведения, покусывая губу.
– Простите меня, мадам. Я не предполагал, что вы состоите в родстве с маркизом. И все же лорд Норбери настаивает на том, чтобы посетители не беспокоили его отца.
– Беспокоили? А ваше общество его беспокоит, любезнейший?
– Конечно, нет. Он очень хорошо меня знает, настолько, что…
– В таком случае и общество мистера Брадуэлла не будет ему в тягость. Он знает моего мужа так же хорошо, как вас. Осмелюсь предположить, что даже лучше. Я передам графу привет от Истербрука и тотчас же оставлю его в покое. Поэтому беспокойство и волнение ему не грозят. Что же касается лорда Норбери, раз его сейчас здесь нет, то он не узнает о нашем визите, если вы ему о нем не сообщите. Таким образом, не возникнет необходимости тратить его время на то, чтобы разбираться, можно ли нас считать обременительными посетителями или нет.
Она выразила всеми доступными средствами – лицом и позой, что готова идти на любые уступки. Похоже было, что мистер Конуэй удовлетворен ее представлением и испытывает облегчение оттого, что с него снимают ответственность.
– В подобных обстоятельствах я готов провести вас к его сиятельству. Такие посетители, как вы, не могут причинить графу беспокойства. Пожалуйста, следуйте за мной, мадам. И вы, сэр.
Они направились за мистером Конуэем к парадной лестнице. Кайл взял Роуз под руку и шепнул:
– Я не представлял, что у тебя есть к графу поручение от Истербрука, – пробормотал он. – Тебе следовало сказать мне о нем.
– Я уверена, что он пожелал бы, чтобы я передала привет от него его сиятельству и выразила надежду от его имени, что Коттингтон поправится.
– Мы входим в число его самых близких друзей?
– Ясно же, что, кроме родных, у него есть круг близких друзей. Я бываю у Генриетты. Он очень привязан к Алексии. Не думаю, что я так уж сильно погрешила против правды.
– Ты не только не погрешила против правды. Ты была великолепна.
– Должен же ты получить хоть какие-нибудь преимущества от этого брака. Мои родственные связи – единственное приданое, которое я принесла тебе.
Он сжал ее руку:
– Я не подумал о твоих благодетелях-родственниках!
Несколько последних шагов до спальни графа дались Роуз нелегко. Походка ее стала менее уверенной. Внезапно перед ее глазами возникло лицо мистера Конуэя.
– Пожалуйста, подождите здесь. Я должен доложить о вас и убедиться, что он в состоянии вас принять. Если нет, то предпримем новую попытку завтра.
Конуэй вошел в спальню один, однако быстро вернулся. Он открыл обшитую белым деревом дверь и посторонился, давая гостям войти.
Граф сидел в широком кресле возле камина. Ноги его были укрыты одеялом. Возраст и болезнь стерли любое сходство, которое он, возможно, когда-то имел с сыном. Кроме может быть, тщеславия, роднившего отца и сына.
Седые волосы графа были в полном порядке, а лицо чисто выбрито. Лакей наилучшим образом расположил складки его шейного платка и облачил графа в жилет пестрого шелка. Роуз предположила, что и части тела, скрытые одеялом, должны были находиться в таком же порядке даже в день, когда этот человек не рассчитывал на то, что сможет подняться с кресла.
Взгляд графа вопреки утверждению Норбери был на удивление острым. На его бледном лице появилась улыбка. Она обозначилась только в одном углу рта. Остальная часть лица оставалась неподвижной.
– О, подойдите, Брадуэлл, и пусть ваша молодая жена подойдет поближе, чтобы я мог ее разглядеть.
Болезнь не повлияла на графа до такой степени, чтобы изменить привычный повелительный тон, однако речь стала нечеткой и слова звучали смазанно.
Кайл подвел Роуз к графу и представил их друг другу самым официальным образом. Граф оглядел ее с головы до ног.
– Конуэй говорит, что у вас есть сообщение для меня, миссис Брадуэлл. От Истербрука.
– Это действительно так. Маркиз шлет вам наилучшие пожелания и полон горячей надежды на ваше скорое выздоровление.
– Неужели? Я не видел Истербрука несколько лет – с тех самых пор как он вернулся из своего путешествия. Бог знает куда он ездил, но он сильно изменился и стал таким странным… Как благородно с его стороны, что он обо мне вспомнил и прислал привет.
Тон графа был ироническим, а взгляд понимающим. Роуз попыталась не покраснеть, убедившись в том, что его сиятельство так легко раскусил ее хитрость.
– Вы, в свою очередь, можете передать маркизу мой привет, миссис Брадуэлл. Вы это сделаете для умирающего старика?
– Конечно, сэр.
– Скажите ему, что он постыдно пренебрегает своими светскими обязанностями. Передайте ему, что я сказал, что ему пора выйти в свет и перестать потрафлять своей эксцентричности. Скажите, что он должен жениться и произвести на свет наследника, а также занять свое место в правительстве. В этой семье слишком хорошие мозги, чтобы растрачивать их на пустяки, а его жизнь принадлежит не ему одному, чтобы жить так, как ему нравится.
– Обещаю, что передам все, что вы сказали. Ваше мнение и пожелания.
– Пожелания! Черт возьми! Передайте ему в точности мои слова, без прикрас. – Граф издал придушенный смех. – Впрочем, дождитесь моей смерти. Если он разгневается на мои слова, может выместить свой гнев на моем сыне.
– Если мне придется дожидаться вашей кончины, уверена, что суждено надолго отложить ваше поручение. Если разрешите, сейчас я оставлю вас наедине с мужем.
Коттингтон смотрел вслед Роуз, пока она выходила из комнаты. Потом сделал знак секретарю.
– Ступайте. Если вы мне понадобитесь, мистер Брадуэлл придет за вами.
Как только Конуэй вышел, граф высказал новое пожелание:
– В буфете стоит бренди. Налейте мне немного, Кайл, и себе тоже, если желаете. Мне не позволяют ни капли. По их мнению, я должен встретить смерть трезвым как стеклышко.
Кайл нашел бренди и стаканы и налил графу и себе бренди на высоту пальца. Граф цедил напиток крошечными глоточками, как нектар.
– Чертовски неприятно, когда с тобой обращаются словно с ребенком. Теперь мне лучше, чем две недели назад. Примерно с неделю я постоянно нуждался в уходе слуг, делавших для меня все, включая гигиену самого интимного свойства.
– В таком случае похоже, что вы поправляетесь.
– Я умру к лету, если не раньше. И мне не требуется врач, чтобы знать об этом. Я это чувствую. Странно, как человек узнает о таких вещах. – Он поставил стакан и вытер носовым платком рот.
– Она красива, ваша жена. Настолько хороша, что, как я полагаю, об остальном можно забыть. Ну, о ее брате и обо всем остальном.
– Что касается всего остального, позвольте поблагодарить вас за свадебный подарок.
Граф хмыкнул:
– Моего сына это приведет в бешенство. И будет лучше, если в такой момент вы не попадетесь ему под руку. Очень скверно. Лучше было бы, если бы не вы столкнулись с последствиями его бесчестного поступка.
Хоть граф и смеялся, его глаза были полны глубокой печали. Он попытался изгнать это выражение, сморгнув навернувшиеся слезы. Норбери был еще одним, но не единственным разочарованием в его жизни.
– Так вы проделали весь этот путь, чтобы попрощаться со мной? Я рад, что вы приехали.
– Да, я приехал поэтому, но, кроме того, хочу обратиться к вам с просьбой, о чем не предполагал, пока не прибыл в Тислоу.
– Я больше ни для кого ничего не могу сделать.
Кайл рассказал ему о шахте. Граф выслушал его внимательно и трезво.
– Там богатое месторождение, – сказал он. – Они хотели возобновить работы несколько лет назад, но я не позволил. Большую часть своих акций я уже продал другим владельцам, однако мой голос все еще имеет вес. Иногда быть графом не так уж плохо. Мой сын не станет приостанавливать работы. Я, конечно, напишу и попытаюсь использовать свое влияние, но когда я умру…
Когда он умрет, жажда наживы перевесит опасения за жизнь людей, которая ценится так дешево.
– Даже если работы приостановят хотя бы на несколько месяцев, это многих успокоит, – сказал Кайл. – Сейчас горняки в смятении. Они бушуют. Достаточно одного голоса лидера – и возникнут большие неприятности.
Граф вздохнул и закрыл глаза. Его веки оставались сомкнутыми так долго, что Кайлу показалось, что он заснул. Кайл уже решил потихоньку ускользнуть, когда граф заговорил снова:
– Мы больше не увидимся, мистер Брадуэлл. Если вы хотите о чем-нибудь спросить меня, то сейчас самое подходящее время.
Он открыл глаза и вперил пронзительный взгляд в Кайла.
– Так есть у вас вопросы или нет?
– У меня есть один вопрос.
– Так задайте его.
– Почему?
– Что «почему»?
– Все это. Почему?
– Ах вот вы о чем!
Граф задумался:
– Отчасти это был импульс, отчасти – инстинкт. – Он улыбнулся одним уголком рта. – Во-первых, я понял, что, останься вы в Тислоу, через несколько лет, как только станете мужчиной, углекопы обретут сильного лидера.
Кайл внимательно вглядывался в лицо графа, гадая о том, серьезно ли он говорит. За все годы, что их связывали благородство и щедрость графа и благодарность Кайла, последнему никогда не приходило в голову, что у графа могли быть тайные мотивы. Возможно, потому, что он не мог понять, какую пользу граф хотел извлечь из своей щедрости.
– Нет, черт возьми! Не только это! Здесь вы бы даром растратили время и свои способности. Я сразу это понял увидел в ваших глазах. Увидел это и вашу решительность. В день нашего знакомства вы пришли сюда причесанный и вымытый до блеска, и я сразу же увидел, каким мужчиной вы сможете стать. Видите ли, я и прежде слышал о вас. Мне рассказывали о ребенке, который говорил, что нам следовало бурить сверху, когда стены туннеля обрушились.
– Это могло бы сработать.
– Будь я проклят, если не понимал этого! Вы были смелым сообразительным парнишкой. И это благородство… которого никогда недоставало моему сыну. В конечном итоге я захотел, чтобы ваши дарования не пропали даром. И не мог позволить, чтобы из вас вырос предводитель бунтовщиков. – Он помолчал. – Должен признать, что отчасти я сделал это, чтобы наказать своего сына и поощрить мальчика, осмелившегося дать сыну отпор. К сожалению, это не особенно помогло. Как вам известно, и даже лучше, чем другим.
Значит, все как он и предполагал. Щедрость и благородство не были главными причинами благотворительности графа, но все же среди его мотивов была и человечность.
Лицо графа немного осунулось, будто парализованная сторона его лица повлияла и на другую, здоровую.
– Вы устали и нуждаетесь в отдыхе. Мне пора уйти. Благодарю за то, что согласились меня принять.
Прежде чем Кайл ушел, граф протянул ему руку. Кайл принял ее и впервые ощутил дружеское пожатие старика.
– Все это пошло вам на пользу, – сказал граф, и теперь его речь звучала еще более невнятно. – Хотя иногда, случается, я жалею, что вмешался.
– Если подсчитать все преимущества и потери, то, думаю, я выиграл. Что же касается ваших мотивов, то я в любом случае вам благодарен и никогда вас не забуду. Не забудут вашей доброты ни я, ни мои дети и внуки.
Пожатие стало более крепким. Глаза старика увлажнились. Веки его опустились. Рука сначала упала, потом поднялась жестом прощания и благословения.
Когда Кайл вышел из комнаты графа, он выглядел задумчивым. Роуз предоставила ему предаваться своим мыслям, пока они спускались по лестнице и выходили на холод зимнего дня.
Кайл не сразу сел в коляску, а вместо этого обошел вокруг нее и посмотрел на пруд. Роуз последовала за ним и остановилась рядом. Он сегодня простился не только со своим благодетелем и покровителем – со смертью Коттингтона заканчивался большой период его жизни.
– Ты часто бывал здесь? – спросила Роуз.
– Не часто. Но когда я уехал учиться, между семестрами на каникулах он посылал за мной. В первый раз вышло так, что половина нашей деревни следовала за его посланцем к коттеджу дяди, чтобы узнать, что происходит.
– Значит, он регулярно принимал тебя.
– Да, и, возможно, эти визиты он воспринимал как часть обучения.
– Скорее его интересовали твои успехи. К тому же ты привозил ему новости из Дарема, а позже из Парижа и Лондона. Осмелюсь высказать предположение, что беседа с тобой была для него гораздо интереснее, чем любая другая в этом графстве.
– Возможно.
– Ты говорил с ним о шахте?
Кайл кивнул:
– Он сделает что сможет, но в самом лучшем случае это даст только отсрочку. Это может дать шахтерам время, чтобы обеспечить свою безопасность. Есть возможность это сделать.
В тоне его не было оптимизма: он не особенно рассчитывал на то, что предлагаемые им способы обеспечения безопасности будут приняты.
– Я думаю, ты сделал все, что мог.
– Ты так считаешь?
Они повернулись к экипажу.
– Ты спокоен, Кайл. Это была хорошая беседа? Ты смог говорить с ним свободно, как хотел?
– Да, это был очень хороший разговор. Он задавал мне вопросы и ответил на все, о чем я осмелился у него спросить.
Они сели в экипаж. Едва лошади тронулись, погруженность Кайла в себя рассеялась.
Карета почти въехала в Тислоу, когда Кайл обратил внимание на необычную тишину.
Он приказал кучеру остановиться и выглянул из окна кареты.
Роуз тоже выглянула.
– В чем дело? Мне кажется, все спокойно.
– Слишком спокойно. В это время дня здесь должен быть народ. Во всяком случае, должны сновать женщины.
Кайл наклонил голову и прислушался. Оглядел крыши домов и коттеджей.
Куда они все подевались? Отправились в шахту? Для таких действий было слишком рано. Оставались только таверна и церковь.
Кайл открыл дверцу кареты и вышел. Роуз подобрала юбки и протянула ему руку.
– Нет, Роуз. Карета отвезет тебя к Пру. Я скоро вернусь.
– Ты предчувствуешь неприятности? Опасность?
– Нет, но…
– Если опасности нет, не отсылай меня. Меня интересуют дела в деревне. Если ты пойдешь туда, я хочу быть с тобой.
Кайл покачал головой:
– В последнее время тебя интересует слишком многое.
– Такова женская натура. И я не нахожу в своем любопытстве ничего неприятного.
Это был намек на прошлую ночь, воспоминание о которой сразу же опьянило Кайла.
– Все еще хочешь, чтобы я вернулась домой, Кайл? – спросила Роуз. – Если так, то могу тебе сообщить, что любой муж располагает ограниченной властью над женой, и глупо расточать эту власть на мелочи.
Их взгляды встретились, и в глазах каждого был неприкрытый вызов.
– Можешь пойти со мной, Роуз, но тебе придется немедленно уйти, как только я скажу. Я не жду осложнений, но могу ошибаться. Было бы лучше, если бы ты вернулась домой сейчас же.
Но Роуз только опустила глаза. Вот черт!
Кайл указал кучеру, где их ждать, и подал Роуз руку, чтобы она могла выйти из кареты.
Вся деревня собралась в церкви. Уже издали, когда они с Роуз приближались к старому каменному зданию с единственной башней над центральным порталом, до них доносились голоса. Много веков назад эта церковь была частью приората, большого монастыря, основанного на земле, дарованной ему далеким предком Коттингтона. Пока поблизости не открыли месторождение каменного угля, деревушка Тислоу была простым фермерским поселком.
– Разве мужчины не должны сейчас быть на шахте? – спросила Роуз.
– И мужчины, и дети старшего возраста, и даже некоторые женщины.
Кайл открыл тяжелую дверь, и на них излился гул раздраженных голосов.
Они проскользнули внутрь и остановились возле задней стены нефа. Их приход заметили не многие. Все внимание было обращено на мужчин, столпившихся перед алтарем. Там был и Джон. Его светлые кудрявые волосы растрепались. Было очевидно, что он пытается навязать свою волю собравшимся.
Казалось, это невозможно. Говорили на повышенных тонах, перебивая друг друга. Их захлестывали эмоции, и обстановка накалялась. Крики одобрения смешивались с возгласами порицания.
– Не могу понять, о чем они спорят, – зашептала Роуз.
– Им приказали начать сегодня расчищать скальную породу в месте обвала. Вместо этого мужчины пришли сюда. Теперь они должны решить, что делать завтра.
– Я так поняла, что, когда они пытались это сделать в последний раз, порода обрушилась еще больше.
– Владельцы шахты прислали инженера, который утверждает, что на этот раз ничего подобного не произойдет.
Джону удалось добиться некоторого успеха – перетянуть на свою сторону кое-кого из собравшихся и убедить оставаться в стороне. Но этого было недостаточно и ничего не решало.
Кайл слушал недовольные голоса и по большей части узнавал говоривших. С некоторыми из них мальчишкой он играл на улице.
Его взгляд скользил по лицам и остановился наконец на хорошенькой бледной женщине с рыжими волосами, державшей за руки двоих детей. В четырнадцать лет он обменялся с ней первым в жизни поцелуем. Но рядом с ним стояла куда более хорошенькая женщина, его жена. Пока еще ее никто не заметил, однако скоро это должно было случиться. Дорожный туалет Роуз, отделанный мехом и вышивкой и впечатливший даже Конуэя, здесь выглядел еще более богатым.
– Нам надо идти, – сказал Кайл.
– Ты ушел бы, если бы меня не было с тобой?
Кайл не знал, что сказать. Он больше не принадлежал этому миру. И это было не его сражение.
– Если тебя смущает мое присутствие, если я для них символ твоего процветания и того, насколько ты отдалился от них и этой деревни, я уйду, – сказала Роуз. – И все-таки, если я одна напоминаю тебе о том, что ты мог бы потерять, если бы заговорил, стоит ответить на еще один вопрос, и не так, как я надеялась. – Она повернулась лицом к нему. – Пока еще ты им не чужой, даже если они становятся для тебя все более чужими.
Его тронула ее чуткость и то, что она попыталась проникнуть в его мысли.
Он оставил ее стоять и двинулся к Джону. Голос разнесся по всему зданию.
– Ты не готов к этим действиям, Джон, и знаешь это. Ты говорил «плечом к плечу». Похоже, что здесь есть люди, не готовые встать рядом с тобой.