Текст книги "Пропавшая"

Автор книги: Майкл Роботэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

14

Порывшись в карманах, я вытаскиваю капсулу с морфином и пытаюсь проглотить ее, не запивая, так что она едва не застревает у меня в горле. Через несколько минут, открыв глаза, я вглядываюсь в бледную прозрачную дымку. Кажется, что машины дрейфуют между красными светофорами, а люди плывут по мостовым, как листья по реке.

Вереница автобусов застопорилась. Мой отчим умер на автобусной остановке в Брэдфорде[63]63
  Брэдфорд – город в графстве Западный Йоркшир, в центральной части Великобритании.


[Закрыть] в октябре 1995-го. Его хватил удар, когда он ехал к кардиологу. Видите, что бывает, когда автобус задерживается. В гробу он выглядел очень солидно, словно адвокат или бизнесмен, а не фермер. Немногочисленные оставшиеся на его голове волосы были прилизаны и разделены таким пробором, какой у него никогда не получался при жизни. Какое-то время я себе тоже такой делал. Думал, что от этого больше похожу на англичанина.

После похорон Даж переехала в Лондон. Она поселилась у нас с Мирандой. Они были как масло и уксус. Даж, естественно, была уксусом: крепкой и темной. Как ни пытались их соединить, они все равно разделялись, а я оказывался между ними.

На мостовой под матерчатым навесом между корзинами с цветами мерзнет молодая продавщица. Полностью спрятав руки в рукава джемпера, она обнимает себя за плечи, чтобы согреться. Алексей обычно нанимает на работу беженцев и иммигрантов. Они обходятся дешевле и проявляют больше благодарности. Интересно, что снится этой девушке, когда она засыпает в своей постели в дешевой гостинице или съемной комнате. Думает ли она, что ей повезло?

Десятки тысяч людей оказались заброшены сюда из Восточной Европы, из бывшего социалистического лагеря, страны которого провозгласили свою независимость и тотчас же начали распадаться. Иногда кажется, что вся Европа обречена на этот распад и будет делиться на все меньшие и меньшие кусочки до тех пор, пока нам не хватит земли для того, чтобы сохранить язык и культуру. Быть может, нам всем суждено стать цыганами.

Мною движут ярость и страх. Ярость оттого, что в меня стреляли, и страх, что не удастся узнать почему. Я хочу либо вспомнить, либо забыть. Я не могу жить посредине. Или верните мне пропавшие дни, или окончательно сотрите все из моей памяти.

Али чувствует мое состояние.

– Дела раскрывают факты, а не воспоминания. Вы так сказали. Мы должны просто продолжать расследование.

Она не понимает. Рэйчел знала ответы. Она рассказала бы мне, что случилось.

– Он ни за что не разрешил бы вам встретиться с ней. Нам нужно найти другой путь.

– Если бы я мог передать ей сообщение…

И тут в мозгу у меня совершается какая-то химическая реакция, и в памяти всплывает лицо: темноволосая женщина с родимым пятном на шее, похожим на карамельный потек. Кирстен Фицрой – лучшая подруга и бывшая соседка Рэйчел.

Некоторые женщины с самого рождения наделены особым взглядом. Они смотрят на тебя так, словно знают и всегда будут знать, о чем ты думаешь. Кирстен была такой. В дни после исчезновения Микки она стала той скалой, за которую уцепилась Рэйчел: Кирстен защищала ее от прессы, готовила ей еду, просто помогала выжить.

Она может передать Рэйчел сообщение. Она может выяснить, что произошло… Я знаю, что Кирстен живет где-то в Ноттинг-хилле.

– Я могу уточнить адрес, – говорит Али. Остановив машину, она звонит по мобильному «новичку» Дэйву.

Спустя двадцать минут мы тормозим на Лэдброк-сквер, возле большого беленого дома в георгианском стиле, выходящего окнами на общественные сады. Соседние дома окрашены в карамельные цвета, то тут, то там мелькают кафе и рестораны. Кирстен явно улучшила свое материальное положение.

Ее квартира на четвертом этаже, окна выходят на улицу. Я задерживаюсь на площадке, переводя дух. И тут замечаю, что дверь приоткрыта. Али, сразу насторожившись, осматривает лестницу.

Толкнув дверь, я зову Кирстен. Никакого ответа.

Замок выломан, и на полу за порогом лежат щепки. Дальше в прихожей, на коврике из соломки, раскиданы бумаги и одежда.

Али расстегивает кобуру и жестом велит мне оставаться на месте. Я качаю головой. Лучше я прикрою ее со спины. Она перекатывается через порог кухни и, пригнувшись, двигается по коридору. Я иду за ней, глядя в противоположном направлении. Мебель в гостиной перевернута, обивка дивана распорота самурайским мечом. Наполнитель торчит наружу, словно кишки убитого зверя.

Абажуры из рисовой бумаги разорваны и валяются на полу. Ваза с засохшими цветами лежит на боку, стеклянная ширма разбита вдребезги.

Переходя из комнаты в комнату, мы обнаруживаем все новые следы разрушения. Еда, безделушки, посуда валяются на полу кухни между перевернутыми ящиками и открытыми шкафами. Стул сломан. На него вставали, чтобы заглянуть за шкафчики.

На первый взгляд это кажется скорее актом вандализма, чем ограблением. Потом среди разгрома я замечаю несколько конвертов. Обратный адрес с каждого из них аккуратно удален. Возле телефона нет ни дневника, ни записной книжки. Кто-то оборвал со стены записки и фотографии, так что от них остались кое-где только уголки, приколотые разноцветными булавками.

Из-за морфина реальность расплывается. Я иду в ванную и ополаскиваю лицо холодной водой. Через вешалку перекинуты полотенце и женская сорочка, в ванну упал тюбик помады. Достав его, я снимаю колпачок и разглядываю конус помады, словно это какая-то подсказка.

Над раковиной, слегка покосившись, висит квадратное зеркало в раме, украшенной перламутром. Я похудел. Щеки ввалились, у глаз образовались морщины. Или, может быть, в зеркале кто-то другой. Может быть, меня скопировали и поместили в иную вселенную. А настоящий мир – по ту сторону стекла. Я чувствую, что действие наркотика прекращается, и хочу уцепиться за нереальность.

Поставив помаду на полочку, я удивляюсь количеству бальзамов, паст, порошков и ароматических смесей. От них исходит аромат Кирстен, и я вспоминаю нашу первую встречу в Долфин-мэншн на следующий день после исчезновения Микки.

Она была высокой и худой, с тонкими руками и ногами, и кремовые слаксы сидели так низко на ее бедрах, что казалось непонятным, на чем же они держатся. Ее квартира была увешана старинным оружием и доспехами. Имелись даже два самурайских меча, скрещенные на стене, и японский шлем, сделанный из железа, кожи и шелка.

– Говорят, его носил Тоётоми Хидэёси[64]64
  Тоётоми Хидэёси (1536–1598) – японский полководец и государственный деятель, в 1582 г. сменивший Оду Нобунага в его борьбе за объединение страны.


[Закрыть], – объяснила Кирстен. – Он объединил Японию в шестнадцатом веке, в эпоху междоусобных войн. Вы интересуетесь историей, инспектор?

– Нет.

– Так вы не верите, что мы можем учиться на своих ошибках?

– До сих пор нам это не удавалось.

Она приняла мое мнение, не согласившись с ним. Али ходила по квартире, восхищаясь трофеями.

– Так чем, говорите, вы занимаетесь? – спросила она Кирстен.

– Я ничего еще не говорила. – Она улыбнулась уголками глаз. – Я управляю агентством по найму персонала в Сохо. Мы ищем поваров, официанток и все такое.

– Похоже, ваш бизнес процветает.

– Я много работаю.

Кирстен заварила чай в расписанном вручную японском чайнике и достала такие же керамические чаши. Нам пришлось встать на колени вокруг маленького столика, а она опустила в чайник миниатюрный черпачок и взбила заварку, как яичницу. Я не понял смысла этой сложной церемонии. Али казалась более осведомленной в вопросах медитации и Единого Сознания.

Кирстен прожила в Долфин-мэншн три года; она въехала через несколько недель после Рэйчел и Микки. Они с Рэйчел подружились. Сначала вместе пили кофе. Потом вместе ходили по магазинам и брали друг у друга одежду. И все же Рэйчел, видимо, не посвятила Кирстен в подробности об Алексее и своей знаменитой семье. Это было слишком большой тайной.

– Кто бы мог подумать… Вот уж действительно Красавица и Чудовище, – сказала мне Кирстен, услышав новости. – Столько денег, а она живет здесь.

– А вы бы что сделали?

– Забрала бы свою долю и уехала в Патагонию или куда подальше – и всю оставшуюся жизнь спала бы с пистолетом под подушкой.

– У вас богатое воображение.

– Я же сказала, что слышала истории про Алексея. Каждый ведь рассказывает что-то свое. Например, о том, как он играл в блэк-джек в Лас-Вегасе, и тут заходит сетевой миллионер и говорит, что Алексей занял его стул. Алексей не обращает на него внимания, и калифорниец говорит: «Слушай, ты, убогий придурок, я стою шесть миллионов долларов, и это мой стул, черт побери!» Тогда Алексей вытаскивает из кармана жетон и говорит: «Шесть миллионов? Ставлю тебя на кон».

Она не ждала, что мы засмеемся. Просто позволила паузе затянуться. Я предпочел бы, чтобы она дала возможность вытянуться моим затекшим ногам.

У нее было алиби на время исчезновения Микки. Комендант Рэй Мерфи чинил ей душ. И, как она сказала, это ему удалось всего лишь с третьей попытки.

– А что вы делали потом?

– Снова пошла спать.

Она загадочно посмотрела на меня и добавила: «Одна».

Двадцать лет назад я подумал бы, что она со мной флиртует, но тогда я уже знал, что она надо мной смеется. Возраст и мудрость не приносят облегчения самолюбию. Миром по-прежнему правит молодость.

Вернувшись в гостиную, я вижу, что Али осматривает содержимое разоренных книжных шкафов. Тот, кто это сделал, открыл каждую книгу, папку и фотоальбом. Дневники, записные книжки, компьютерные диски и фотографии пропали. Это было не ограбление, это был обыск. Они искали Кирстен. Им были нужны имена друзей и знакомых – всех, кто может ее знать.

– Надо сообщить в полицию, сэр.

– Да.

– Что мне сказать?

– Правду. Скажи, что мы обнаружили следы взлома.

Мы ждем приезда официальных лиц внизу, сидя на крыльце и перебирая возможные варианты. Начинает моросить дождь. Он оседает на волосах Али и собирается тысячами мельчайших капелек на швах ее пальто.

На другой стороне улицы группа грязных мальчишек высыпает из «рейнджровера», на ногах у них только носки, поскольку футбольные бутсы сняты и болтаются на шее.

Неподалеку от них я замечаю машину, в которой кто-то сидит. Я ничего не заметил бы, если бы не огонек зажигалки. Мне приходит в голову, что Кибел мог установить за мной наблюдение, но почти сразу я нахожу иное объяснение. Возможно, кто-то ждет, когда Кирстен вернется домой.

Я спускаюсь на тротуар и потягиваюсь. Солнце пытается пробиться к земле, но его глотают серые тучи. Я отправляюсь в путь по площади. Сперва иду в сторону от подозрительной машины, однако на углу поворачиваю и перехожу через дорогу. Останавливаюсь и читаю табличку на пьедестале бронзового всадника.

Снова поворачиваюсь и продолжаю двигаться. Неловко взлетает голубь. Теперь я иду прямо к машине. Уже различим чей-то силуэт за рулем.

Держась поближе к тротуару, чтобы нас разделял ряд машин, в самый последний момент я выныриваю из-за «ауди». На сиденье рядом с водителем лежит фотография Кирстен Фицрой.

Крупный седоволосый человек ошарашенно смотрит на меня. Я вижу два смутных отражения в его темных очках – это мое лицо. Пытаюсь открыть дверцу. Он поворачивает ключ зажигания, и я ору, чтобы он не двигался.

В этот момент на сцену выходит Али, разворачивая машину поперек дороги, чтобы перекрыть ему путь. Найдя заднюю передачу, мужчина отчаянно газует, и резина визжит по асфальту. Он врезается в машину позади, потом резко устремляется вперед, двигая стоящие впереди автомобили. Шины скрипят и дымятся, а он снова включает заднюю передачу.

Али выскакивает из машины, держа руку на кобуре. Водитель замечает ее первым. Он поднимает пистолет, целясь ей в грудь.

Я инстинктивно бью по лобовому стеклу костылем, который разлетается на лакированные обломки. Шум отвлекает незнакомца. Али падает на землю и перекатывается к обочине. Я бросаюсь в другую сторону, падая быстро, но далеко не так грациозно.

Вдруг в ближайшем доме, всего в восемнадцати футах от нас, открывается дверь. Появляются две девочки, одна тянет за собой велосипед. Пистолет направляется на них.

Я выкрикиваю им предостережения, но они стоят и тупо смотрят на нас. С такого расстояния он не промахнется.

Бросив взгляд на Али, я вижу, что она уже на ногах, а ее правая рука с «Глоком» вытянута в сторону незнакомца.

– Я могу его накрыть, сэр.

– Пусть уходит.

Она опускает руку. Машина движется задним ходом до перекрестка и, развернувшись со скрипом тормозов, уносится на север в направлении Лэдброк-гроув[65]65
  Лэдброк-гроув – район и улица в Западном Лондоне.


[Закрыть].

Мы сидим рядом на поребрике. В воздухе пахнет горелой резиной. Девочки куда-то исчезли, зато в окнах ближайших домов показались встревоженные лица.

Али вытирает с рук пистолетную смазку.

– Я могла бы его уложить.

– Знаю.

– Тогда почему?

– Потому что вас учат, как убивать людей, но не учат, как потом с этим жить.

Она кивает, и порыв ветра роняет ей челку на глаза. Она отводит ее рукой.

– Вы его узнали?

Я качаю головой:

– Он ждал Кирстен. Она кому-то очень нужна.

Полицейская машина показывается из-за угла и медленно плывет по улице. Два парня в форме смотрят в окно, вглядываясь в номера домов. Пять минут назад они или опозорились бы, или погибли. Спасибо небесам за счастливые опоздания.

Надо опросить свидетелей и записать показания. Али отвечает почти на все вопросы, описывая машину и водителя. Согласно компьютерной базе, номера принадлежат фермерскому микроавтобусу из Ньюкасла. Их либо украли, либо подделали.

В обычных обстоятельствах местный участковый классифицировал бы это происшествие как хулиганство на дорогах или отказ подчиняться полиции. Под обычными обстоятельствами я подразумеваю ситуацию, в которую вовлечены рядовые граждане, а не два сотрудника полиции.

Сержант Майк Друри – один из тех реформаторов из «Паддингтон-грин»[66]66
  «Паддингтон-грин» – специальное антитеррористическое подразделение Скотленд-Ярда, находящееся в центре Лондона.


[Закрыть], который поднаторел в допросах членов ИРА, а теперь и «Алькаиды». Он меряет взглядом улицу, засунув руки в карманы. Его длинный нос морщится, словно ему не нравится, как пахнет местный воздух.

– Итак, скажите мне, зачем вам понадобилась Кирстен Фицрой?

– Я пытаюсь разыскать ее подругу Рэйчел Карлайл.

– И зачем вы хотите с ней встретиться?

– Поболтать о старых добрых временах.

Он ждет более подробных объяснений. Но я не иду ему навстречу.

– У вас был ордер?

– Он мне не потребовался. Когда мы приехали, дверь была открыта.

– И вы вошли внутрь?

– Посмотреть, не совершается ли там преступление. Мисс Фицрой могла нуждаться в помощи. У нас были основания.

Мне не нравится тон, которым он задает вопросы. Это больше похоже на допрос, чем на беседу. Друри что-то скребет в блокноте.

– Итак, вы сообщили о взломе и заметили парня в машине.

– В нем было нечто странное.

– Странное?

– Да.

– Подойдя к нему, вы показали значок?

– Нет. У меня нет с собой значка.

– Вы представились офицером полиции?

– Нет.

– Так что же вы сделали?

– Попытался открыть дверцу.

– Значит, этот парень сидел себе в машине и никого не трогал, и тут откуда ни возьмись появляетесь вы и пытаетесь вломиться к нему в машину?

– Не совсем так.

Друри изображает адвоката дьявола.

– Он не знал, что вы из полиции. Должно быть, вы его до смерти напугали. Неудивительно, что он сбежал…

– У него был пистолет. И он направил его в мою напарницу.

– Напарницу? А я думал, что наша сотрудница мисс Барба работает в отделе сопровождения и в настоящее время находится в отпуске… – Он сверяется с блокнотом. – И согласно моим сведениям, вчера вы были отстранены от своих обязанностей и теперь являетесь героем разбирательства, проводимого независимым комитетом по рассмотрению жалоб на сотрудников полиции.

Этот парень порядком меня разозлил. И не только он – отношение вообще. Сорок три года на службе, и вот теперь со мной обращаются так, словно я Чарльз Бронсон, снимающийся в «Жажде смерти 15»[67]67
  …со мной обращаются так, словно я Чарльз Бронсон, снимающийся в «Жажде смерти 15». – «Жажда смерти» – цикл из пяти фильмов, в котором американский актер Чарльз Бронсон (наст. имя Чарльз Бучински, 1921–2003), звезда вестернов и боевиков, исполнил роль Пола Керси – законопослушного нью-йоркского архитектора, вынужденного самолично с оружием в руках вершить правосудие после того, как вломившеся к нему в дом бандиты убили его жену и изнасиловали дочь, а полиция не смогла найти виновных. Первый фильм цикла был поставлен в 1974 г. режиссером Майклом Уиннером по одноименному роману (1972) Брайана Гарфилда, последующие (1982, 1985, 1987, 1994), развивающие исходную тему, сняты по оригинальным сценариям. «Жажда смерти» вызвала в американском обществе горячие споры о правомерности вигилянтизма (гражданского самосуда), а ее сиквелы, один хуже другого, были справедливо разруганы кинокритиками и, несмотря на рекламную шумиху и коммерческий успех, не стали украшением карьеры стареющего актера. Невзирая на кончину Бронсона, некоторое время назад продюсерами рассматривалась возможность съемок «Жажды смерти 6» – с новым героем-одиночкой в центре действия.


[Закрыть].

В прежнее время здесь повсюду уже ползали бы шесть десятков полицейских: искали машину, опрашивали свидетелей. А вместо этого мне приходится заниматься всякой ерундой. Может, Кэмпбелл прав и мне следовало уйти в отставку три года назад. Все, что я делаю сейчас, либо противозаконно, либо кому-то мешает. Но я еще не потерял хватки и в сто раз умнее, чем этот дурень.

– Али сможет ответить на остальные вопросы. А у меня есть занятия поважнее.

– Вам придется подождать. Я не закончил, – говорит Друри.

– У вас есть пистолет, сержант?

– Нет.

– А наручники?

– Нет.

– Что же, если вы не можете меня пристрелить или заковать, то вы не можете задержать меня здесь.

15

Профессор живет на Примроуз-хилл[44]44
  Примроуз-хилл – холмистая местность в северной части Риджентс-парка на севере Лондона.


[Закрыть], в дальнем конце зеленой улочки, где цена любого дома составляет семизначную цифру, а каждая машина загажена птицами. Эта извращенная справедливость мне нравится.

Джо открывает двери после второго звонка. На нем фланелевые брюки и рубашка без воротника. Критически осмотрев меня, он констатирует:

– Вы ужасно выглядите.

– Еще бы! Меня постоянно пытаются пристрелить.

За его спиной появляется Джулиана, похожая на модель, только что сошедшую с рекламного плаката.

Высокие скулы, голубые глаза, гладкая кожа. Она тихо объявляет:

– Вы ужасно выглядите.

– Мне все это говорят.

Она целует меня в щеку, и я иду за ней по коридору в кухню. На высоком стульчике сидит малышка с ложкой в руках. Ее щеки и лоб перемазаны яблочным пюре. Десятилетняя Чарли, уже вернувшаяся из школы, контролирует процесс кормления.

– Простите, – шепчу я Джулиане, чувствуя неуместность своего вторжения. – Я не подумал… что вы все будете здесь.

– Да, у нас есть дети, не забыли?

Джо хочет спросить меня, что случилось, но воздерживается из-за Чарли, которая обожает полицейские истории тем больше, чем они мрачнее.

– Вы сегодня кого-нибудь уже арестовали? – спрашивает она меня.

– С какой стати? Ты что, сделала что-то плохое?

Она широко распахивает глаза:

– Нет!

– Продолжай в том же духе.

Джулиана протягивает мне чашку кофе и замечает отсутствие пальца на моей руке.

– Полагаю, вы пришли по делу, а не для того, чтобы устроить свою личную жизнь.

Чарли впечатлена не меньше и наклоняется, чтобы рассмотреть опустевшее основание, где на суставе сморщилась кожа.

– Что случилось?

– Я слишком торопился, когда ел гамбургер.

– Какая гадость!

– Я не почувствовал никакого вкуса.

Джулиана шикает на меня:

– Хватит, а то она будет плохо спать. Ступай, Чарли, тебе пора делать уроки.

– Но сегодня пятница. Ты сказала, что мы пойдем покупать туфли.

– Пойдем завтра.

Ее настроение улучшается.

– А можно купить с каблуками?

– Только вот с такими. – Джулиана отмеряет пальцами дюйм.

– Фу!

Чарли пристраивает малышку на бедро, гладит ее по головке и убирает прядь волос с глаз. Боже, как она похожа на свою мать!

Джо приглашает меня в свой кабинет. Я поднимаюсь за ним по лестнице в небольшую комнату, которая выходит окнами в сад. Почти все свободное место занимает письменный стол, втиснутый между книжными полками и картотекой. Справа на стене висит стенд, пестрящий записками, открытками и семейными фотографиями.

Это убежище Джо. Если бы я жил с тремя женщинами, я тоже такое завел бы. Только в моем были бы бар и телевизор.

Джо убирает папки со стула и расчищает стол. Мне кажется, что он не так аккуратен, как раньше. Наверное, это из-за болезни.

– У вас нет костыля, – замечает он.

– Я его сломал.

– Я могу дать вам другой.

– Не надо. Моя нога уже почти в порядке.

В течение следующего часа мы обсуждаем неудачи, случившиеся со мной за день. Я рассказываю Джо о сэре Дугласе и о нападении у квартиры Кирстен. Его лицо ничего не выражает. Оно словно чистая страница в одном из его блокнотов. Однажды он рассказывал мне о симптоме под названием «маска Паркинсона». Может, это она.

Джо начинает рисовать в блокноте.

– Я размышлял о выкупе.

– И до чего додумались?

– Сначала должно было прийти письмо либо электронное сообщение или поступить телефонный звонок. Вы говорили о ДНК-тесте.

– Пряди волос.

– Первое известие должно было стать огромным потрясением. Есть погибшая девочка, человек сидит за ее убийство, и вдруг этот выкуп. Что вы подумали?

– Не помню.

– Но вы можете представить. Поставьте себя в подобные обстоятельства. Что вы подумаете, когда получите требование?

– Что это фальшивка.

– Но вы никогда не были до конца уверены в виновности Говарда.

– Все равно попахивает подделкой.

– Что могло бы изменить ваше мнение?

– Доказательства, что она жива.

– В письме были пряди волос.

– Я их проверил.

– Что еще?

– Я проверил бы все: чернила, почерк, бумагу…

– Кто этим занимается?

– Криминалисты.

– Но ваш начальник отказывается в это верить. Он велит вам бросить дело.

– Он не прав.

– Никто не верит письму, кроме матери девочки и вас. Почему верите вы?

– Не может быть, чтобы только из-за волос. Мне нужны другие доказательства.

– Например?

– Фотография или, еще лучше, видеозапись. И там должна быть какая-то ссылка на время, например, первая страница газеты.

– Что-нибудь еще?

– Кровь или образец кожи – что-то, чему не может быть три года.

– Если таких доказательств нет, станете ли вы организовывать передачу выкупа?

– Не знаю. Это может оказаться подделкой.

– Но, наверное, вы хотите поймать мошенников.

– Я не стал бы из-за этого подвергать Рэйчел опасности.

– Значит, вы верите в то, что Микки жива.

– Да.

– Ни один из ваших коллег с вами не согласен. Почему?

– Возможно, доказательства неубедительны.

Джо поворачивается на стуле боком ко мне и смотрит на меня искоса. Когда я молчу или запинаюсь, он задает новый вопрос. Это похоже на задание восстановить рисунок по точкам, ориентируясь по возрастанию цифр.

– Зачем кому-то ждать три года, чтобы потребовать выкуп?

– Возможно, ее похитили не из-за выкупа – поначалу.

– Тогда зачем?

Я усиленно размышляю. По словам Рэйчел, никто в Англии не знал, что Алексей – отец Микки. Конечно, об этом знал сэр Дуглас, но он вряд ли стал бы просить выкуп.

– Значит, Микки забрал кто-то другой, и мы возвращаемся к прежнему вопросу: зачем ждать три года? – продолжает Джо.

Я снова не могу найти ответа. Высказываю предположение:

– Либо Микки у них не было, либо они хотели ее оставить.

– Тогда зачем сейчас отдавать?

Я понимаю, к чему он клонит. В выкупе нет смысла. Что я себе воображаю: что Микки три года провела где-то, прикованная цепью к батарее? Это невероятно. Она не сидит в какой-то комнате в кресле, болтая ногами и дожидаясь, пока ее спасут.

Джо все еще говорит:

– Есть еще один вопрос. Если Микки до сих пор жива, нужно понять, хочет ли она вернуться домой. Для семилетнего ребенка три года – огромный срок. Она могла привязаться к другим людям, найти новую семью.

– Но она же написала письмо!

– Какое письмо?

Это похоже на резкий порыв ветра. Я помню! Открытка и детский почерк – написано большими буквами. Я могу процитировать.

ДОРОГАЯ МАМОЧКА!

Я ПО ТЕБЕ ОЧЕНЬ СКУЧАЮ И ХОЧУ ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ. Я МОЛЮСЬ КАЖДЫЙ ВЕЧЕР И ВСЕГДА ОБ ЭТОМ ПРОШУ. ОНИ ГОВОРЯТ, ЧТО ОТПУСТЯТ МЕНЯ, ЕСЛИ ТЫ ИМ ЧТО-ТО ПРИШЛЕШЬ. ДУМАЮ, ИМ НУЖНЫ ДЕНЬГИ У МЕНЯ В КОПИЛКЕ ПОД КРОВАТЬЮ ЕСТЬ 25 ФУНТОВ И НЕСКОЛЬКО ЗОЛОТЫХ МОНЕТ. ПОЖАЛУЙСТА, ПОСПЕШИ. Я СКОРО СНОВА СМОГУ С ТОБОЙ ВСТРЕТИТЬСЯ, ЕСЛИ ТОЛЬКО ТЫ НЕ ПОЗВОНИШЬ В ПОЛИЦИЮ.

С ЛЮБОВЬЮ, МИККИ

P. S. ТЕПЕРЬ У МЕНЯ ВЫРОСЛИ ОБА ПЕРЕДНИХ ЗУБА.

В это мгновение мне даже хочется обнять Джо. Господи, как здорово помнить! Это лучше морфина.

– Что вы сделали с открыткой? – спрашивает он.

– Отнес на анализ.

– Куда?

– В частную лабораторию.

Я представляю себе, как открытку кладут под стекло и тщательно изучают при помощи особой машины – спектрального видеосканера. Данный анализ может показать, был ли изменен почерк и какими чернилами пользовался писавший.

– Почерк был похож на детский.

– Вы не очень уверенно это говорите.

– А я и не уверен.

Я помню, как графолог объяснил мне, что большинство детей выводят в букве «R» вертикальную линию выше окружности. На открытке этого не было. Дети также пишут «Е» с горизонтальными линиями одинаковой длины. И перечеркивают заглавную «J», тогда как взрослые этого не делают.

Но основные выводы можно было сделать из расположения строчек. Дети с трудом пишут на нелинованной бумаге. Строчки у них получаются неровными. И, поскольку дети не могут рассчитать, сколько им потребуется места, то строчки у них обычно загибаются вниз и буквы к концу текста становятся меньше. Строчки в этом письме были идеально ровными.

– Значит, его написал не ребенок? – спрашивает Джо.

– Нет.

У меня вдруг начинает щемить сердце. Джо пытается удержать мое внимание на предмете разговора.

– А как насчет волос?

– Их было шесть.

– Там были указания, как передать выкуп?

– Нет.

– Значит, должны были поступить другие письма или телефонные звонки.

– Звучит правдоподобно.

Джо все еще водит карандашом по блокноту, рисуя спираль с темным центром.

– Свертки с бриллиантами были водонепроницаемы и предназначены для перемещения по воде. Оранжевый полиэтилен делал их заметными в темноте. Почему было четыре одинаковых свертка?

– Не знаю. Может, было четыре похитителя?

– Они могли бы поделить их потом.

– У вас есть предположение?

– Думаю, свертки должны были куда-то поместиться… или через что-то проплыть.

– Что-то вроде трубы?

– Да.

Я обессилен, но воодушевлен. У меня словно открылись глаза, и впереди начал мерцать свет.

– Можете расслабиться, – говорит Джо. – Вы хорошо поработали.

– Я вспомнил открытку.

– Да, и что же?

– В ней упоминалась копилка Микки. Даже была указана точная сумма. Это мог знать только кто-то, близко знакомый с Микки и Рэйчел.

– Правдоподобная деталь.

– Но этого недостаточно.

– Наберитесь терпения.