Текст книги "Пропавшая"

Автор книги: Майкл Роботэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

– Это было тщательное расследование. Мы не шли по пути наименьшего сопротивления.

– Да, конечно. – Он начинает читать по бумаге: – Восемь тысяч допросов, двенадцать сотен показаний, более миллиона человекочасов… и большая часть потрачена на моего клиента.

– Мы отработали все основные версии.

Грач явно к чему-то клонит.

– А были другие подозреваемые, которых вы оставили без внимания?

– Ничего серьезного.

– А как же Джерри Брандт?

Я чувствую, что теряю уверенность.

– Какое-то время он вызывал наш интерес.

– А почему вы отказались от этой версии?

– Мы провели исчерпывающее расследование…

– А может, вы просто не смогли его найти?

– Джерри Брандт был известным наркоторговцем и грабителем. У него имелись связи в преступном мире, которые, как я полагаю, и позволили ему скрыться.

– Это тот самый человек, который оказался на фотографии перед Долфин-мэншн в день исчезновения Микки?

– Совершенно верно, сэр.

Теперь он отворачивается от меня и обращается к более широкой аудитории:

– Человек, который ранее был привлечен по делу о сексуальном домогательстве в отношении несовершеннолетней?

– Своей девушки.

– Потенциальный насильник, которого видели возле Долфин-мэншн, но которого вы не сочли достаточно серьезным подозреваемым, чтобы потрудиться его найти. Вместо этого вы сосредоточили расследование на моем клиенте, добропорядочном христианине, у которого никогда не было неприятностей с законом. А когда вы получили улики, свидетельствующие о том, что Микаэла Карлайл может быть жива, вы решили их скрыть.

– Я поставил в известность свое начальство.

– Но не его адвокатов.

– При всем уважении, сэр, в мои обязанности не входит помощь адвокатам.

– Вы совершенно правы, мистер Руиз. В ваши обязанности входит поиск истины. А в данном деле вы предпочли эту истину скрыть. Вы не обратили внимания на важные улики или, что еще хуже, утаили их, так же как пренебрегли Джерри Брандтом в качестве подозреваемого.

– Это не так, сэр.

Грач раскачивается на каблуках.

– Инспектор, требование о выкупе было фальшивкой?

– Не знаю.

– Вы можете поставить свою карьеру… – Он поправляется: – Свою репутацию и, что еще важнее, свободу моего клиента на то, что Микаэла Карлайл была убита три года назад?

Пауза затягивается. Что я могу сказать, кроме правды?

– Нет.

Даже Грач ошеломлен. Он молчит и собирается с мыслями.

– Значит, вы верите, что она может быть жива?

– Пока не найдено тело, шанс всегда остается.

– А после получения требования о выкупе стала ли эта возможность более вероятной?

– Да.

– Больше вопросов нет.

Я не смотрю на Кэмпбелла, Эдди Баррета, Говарда Уэйвелла. Я смотрю прямо перед собой и выхожу из зала суда. В левом внутреннем кармане пиджака, соревнуясь с сердцем, начинает вибрировать телефон.

В мобильном звучит голос Джо:

– Я только что услышал новости по радио. Они нашли в реке тело.

– Где?

– Где-то недалеко от Собачьего острова[96]96
  Собачий остров – исторически заброшенный, а ныне интенсивно развивающийся островной район в Восточном Лондоне.


[Закрыть].

Вот как это выглядит: тусклый день, среда, сильный ветер, вода бьется об опоры пирса Тринити. Драга тяжело осела в воде, костлявые руки ее кранов подняты вверх, черные трубы тянутся по всей палубе. Из-за прожекторов коричневая вода кажется молочно-белой. Два водных полицейских «Зодиака», обтянутые прорезиненным брезентом, с деревянными днищами, борются с приливом, таща за собой пластиковые понтоны.

Профессор останавливает машину в переулочке, упирающемся в набережную там, где река Ли впадает в Темзу. В этом месте ширина реки составляет двести ярдов, и на дальнем берегу на фоне кашеобразного неба вырисовывается Купол Тысячелетия[97]97
  Купол Тысячелетия – гигантский выставочный комплекс округлой формы, построенный в районе Гринвич в Восточном Лондоне, на берегу Темзы по проекту известного архитектора Ричарда Роджерса; его открытие, состоявшееся в ночь с 31 декабря 1999 г. на 1 января 2000 г. и приуроченное к наступлению нового тысячелетия, было задумано как «величайшее шоу на земле» и отмечено присутствием самой королевы Англии. Однако амбициозный проект стоимостью 1,2 млрд долларов, который, по замыслу его создателей, должен был стать местом паломничества туристов со всего света, оказался убыточным и ровно через год был закрыт для посещений. В настоящее время предполагается перепрофилировать объект, превратив его в грандиозный спортивно-развлекательный комплекс.


[Закрыть].

На середине наклонных металлических мостков, ведущих к пирсу, стоит группа следователей. От нее отделяется «новичок» Дэйв. У него дрожат руки, словно он никак не может выбрать, что ему сделать: плюнуть мне в лицо или съездить по нему кулаком.

– Проваливай! Убирайся к черту! – кричит он, брызгая слюной. Естественно, он ненавидит меня из-за того, что случилось с Али.

Я смотрю через его плечо на полицейских водолазов, готовящих свое оборудование.

– Кого они нашли?

Он толкает меня в грудь. Никто здесь не хочет меня видеть. Я аутсайдер, изгнанник, хуже того – предатель. Дэйв облизывает губы. Я хочу выразить ему свое сожаление, но комок в горле не дает мне говорить. Остальные следователи собрались вокруг нас, как зрители мальчишеской драки. Джо пытается вмешаться:

– Али это не понравилось бы. Просто скажите нам, кого вы нашли.

– Да пошел ты!

Я пытаюсь убрать Дэйва с дороги, но он хватает меня за руку и с силой толкает на кирпичный забор. От удара по почке я складываюсь пополам. Дэйв стоит надо мной с диким, потерянным видом, по подбородку стекает кровь из прокушенной губы.

То, что происходит дальше, безусловно, нельзя назвать изящным. Я хватаю его за промежность и крепко сжимаю пальцы. Дэйв стонет высоким голосом и падает на колени. Я не отпускаю его.

Он поднимает кулаки, словно желая вбить меня в землю, но я только сильнее сжимаю его хозяйство. Он корчится от боли, не в силах даже поднять головы. Я дышу ему прямо в ухо:

– Не обращайся со мной плохо, Дэйв. Ты же один из хороших парней.

Отпустив его, я сажусь, прислонившись к стене, и смотрю на темную гладкую воду. Дэйв подсаживается ко мне, с трудом переводя дыхание. Я смотрю на остальных следователей и прошу оставить нас вдвоем.

– Кого они нашли?

– Мы не знаем, – говорит Дэйв, морщась. – Драгой тело разрезало пополам.

– Разреши мне взглянуть.

– Если только вы не сможете опознать бедолагу по нижней части туловища, от вас здесь никому нет пользы, особенно мне.

– Как он погиб?

Он слишком долго обдумывает ответ.

– Есть следы огнестрельного ранения. – Дэйв тут же отворачивается и смотрит мимо меня. К пристани подъехала машина коронера. Открывается задняя дверь. Оттуда появляются носилки.

– Я не хотел, чтобы Али пострадала, ты же знаешь.

Он смотрит на свои руки.

– Извините, что ударил вас, сэр.

– Ничего, проехали.

– Кэмпбелл с ума сойдет, если узнает, что вы здесь.

– Так и не говори ему. Я не буду путаться под ногами.

Когда последние лучи солнца падают на Кэнэри-уорф, четыре водолаза идут по «Зодиакам» спиной вперед. Гладкие, как морские котики, они исчезают под водой почти без всякого всплеска.

Дежурный офицер невысок, его грудная клетка напоминает бочонок; из-за дождевика он кажется вырезанным из эбонита. Опустив баллон с воздухом в лодку, он вытирает руку и только потом подает ее мне.

– Сержант Крис Керквуд.

– Руиз.

– Да, я знаю, кто вы.

– Вам не разрешено со мной разговаривать?

– Да нет, – качает он головой, – у меня другие неприятности. Видимость только на три фута, а скорость течения – четыре узла. Кто-то приковал этого парня к бочке с цементом. Нам потребуется автоген. – Он ставит еще один баллон в лодку.

– Как долго он пробыл в воде?

– Все тела рано или поздно всплывают. В это время года обычно проходит дней пять, но этого парня придавили ко дну. Как правило, труп остается в Темзе в целости и сохранности. Здесь нет никакой живности, чтобы его обглодать. Я полагаю, что парень пробыл под водой недели три.

Я ищу капсулу с морфином, забыв, что ни одной уже не осталось. Представляю себе то, о чем он говорит: тело, покачивающееся под водой, белое и восковое, перемещаемое приливами и отливами. Ближайший «Зодиак» раскачивается, когда мимо проходит водное такси. Я замечаю пузыри на воде, потом в этом месте появляется лицо в маске, ныряльщик машет рукой в перчатке.

Вода колеблется и дрожит. В руках второго водолаза появляется веревка, ее привязывают к лебедке. Внезапно мне кажется, что ледяная рука сжала мое сердце, воздух превратился в воду и течение увлекает меня вниз.

Сержант Керквуд не дает мне упасть и, поддерживая, отводит от края пристани. Находится ящик, меня усаживают на него. Джо рядом со мной, кричит, чтобы принесли воды. Я пытаюсь отвернуться, но он держит мое лицо.

Мое зрение проясняется, я вижу один из «Зодиаков». Водолазы вытащили что-то из воды. Мотор заводится, и «Зодиаки» двигаются к пристани. В протянутые руки падает канат, который закрепляют на причале. «Зодиак» подтягивают поближе.

На деревянной палубе лежит вздувшееся, бледное тело, покрытое водорослями и мусором. В нем с трудом можно признать человеческие останки, но я опознаю его: я знаю его имя, я узнаю его боксерские руки. А потом я вспоминаю…

26

Это похоже на здание, где внезапно открылись все окна и двери. Папки сдувает со столов, включается свет, жужжат ксероксы, и звонят телефоны. Замерший офис неожиданно ожил, и человек, сгорбившийся за столом, поднимает голову и кричит: «Эврика!»

Отдельные кадры и фрагменты воспоминаний встали по порядку, соединенные монтажером. Я прокручиваю в памяти этот фильм, я знаю его от начала до конца.

Звонит телефон. Рэйчел берет трубку. На пленке заранее записан один вопрос. Одно предложение: «Моя пицца готова?» – И все, связь прерывается. Рэйчел смотрит на меня, не веря своим ушам.

– Не беспокойтесь, они перезвонят.

Мы сидим у меня на кухне. Рэйчел в черных джинсах и сером пуловере сидит с недоверчивым видом беженца или иммигранта, не более часа тому назад пересекшего границу.

В следующие три часа она не шевелится, кажется, даже не дышит. Ее руки застыли в борьбе: пальцы переплелись и побледнели. Я пытаюсь ее успокоить. Хочу, чтобы она расслабилась и поберегла силы.

Алексей не вступает в разговор, молча сидит и озирается по сторонам, как зверь. Время от времени он выходит в гостиную и звонит по мобильному телефону, потом возвращается, глядя на Рэйчел со странной смесью желания и отвращения. Бриллианты давно упакованы. Их привезли в бархатных футлярах: девятьсот шестьдесят пять камней, не меньше карата каждый, все отличного качества.

Алексей собирается нас прикрывать – следовать по сигналу передатчика и маячка на машине Рэйчел.

– Никто не узнает, что за нами следят, – уверяю я ее. – Алексей обещал держаться подальше, пока не получит сигнал. А я буду с вами. Расслабьтесь.

– Как я могу расслабиться?

– Я знаю, это трудно, но ночь может оказаться длинной.

На улице стоит ее «рено эстейт», только что вернувшийся из мастерской. Переднее пассажирское сиденье было удалено, а дверцы укреплены. Телефон громкой связи позволит мне услышать разговор.

– Что бы ни случилось, старайтесь не выходить из машины. Не позволяйте вас увести, пока у вас остается выбор. Не смотрите на меня. Не разговаривайте со мной. Они могут следить. Если я задам вопрос и ответ утвердительный, стукните пальцем по рулю. Если ответ отрицательный, стукните два раза. Понимаете?

Рэйчел кивает.

И опять я задаю ей самый важный вопрос:

– О чем вы попросите?

– Увидеть Микки.

– Когда вы передадите выкуп?

– Когда Микки окажется у меня.

– Именно. Они хотят, чтобы вы слепо следовали их указаниям, но вы должны настаивать на получении доказательств того, что Микки жива. Требуйте доказательств. Скажите, что хотите увидеть ее и поговорить с ней.

– Но они скажут, что у нас есть волосы и купальник.

– А вы скажете, что это ничего не доказывает. Вы просто хотите быть уверенной.

– А что если они захотят, чтобы я оставила где-нибудь выкуп?

– Не делайте этого. Требуйте прямого обмена: Микки на бриллианты.

– А если они не согласятся?

– Тогда сделка не состоится.

В 11.37 телефон снова звонит. Говорит мужчина, но его голос изменен при помощи цифровой техники: гласные растянуты, акцент сглажен. Он велит Рэйчел ехать на Хангер-лейн, к повороту на шоссе А40. Рэйчел держит трубку обеими руками и больше кивает, чем отвечает. Закончив разговор, не медля ни секунды берет коробку из-под пиццы и направляется к двери.

Алексей идет следом. Я вижу, как выражение его лица становится озабоченным, и не могу понять, хочет ли он пожелать удачи Рэйчел или занять ее место. А может, он просто беспокоится за свои бриллианты? Выйдя на улицу, Алексей открывает дверцу машины, и я вижу за рулем его русского телохранителя.

Устроившись на полу в машине Рэйчел, втиснув плечи под приборную доску, а ноги вытянув к заднему сиденью, я вижу ее лицо только сбоку. Она смотрит прямо перед собой, сжимая руль, как будто снова сдает экзамен на права.

– Не волнуйтесь. Можно включить музыку.

Она стучит по рулю один раз. Я открываю виниловый ящичек с дисками.

– Мне легко угодить – все, что угодно, кроме Нила Даймонда и Барри Манилоу[98]98
  Нил Даймонд (р. 1941) и Барри Манилоу (наст. имя Барри Алан Пинкус, р. 1946) – американские поп-композиторы и исполнители, популярные в 1960-1970-е гг.; упоминаются здесь в качестве примеров сценического и творческого долголетия.


[Закрыть]. У меня есть теория, что девяносто процентов смертей в домах престарелых вызваны Нилом Даймондом и Барри Манилоу.

Она улыбается.

К верхнему карману моей куртки прикреплена рация, в кобуре под мышкой – семнадцатимиллиметровый автоматический «Глок». Наушник в ухе настроен на ту же частоту, что и рация в машине Алексея.

А еще у меня с собой темное одеяло, чтобы укрываться на светофорах во время приближения машин.

– Помните, что на меня смотреть нельзя. Если вам придется парковаться, не останавливайтесь под фонарями. Выберите место потемнее.

Она стучит по рулю один раз.

Телефон снова звонит. Психологическое давление усиливается: я слышу, как в трубке на заднем плане плачет девочка. Мужчина, чей сильно искаженный голос нам уже знаком, прикрикивает на нее, чтобы замолчала. Рэйчел вздрагивает.

– Вы позвонили в полицию, миссис Карлайл?

– Нет.

– Не лгите мне! Никогда мне не лгите. К вам на работу пять дней назад приходил следователь.

– Да, но я его не приглашала. Я попросила его уйти.

– А что еще вы ему сказали?

– Ничего.

– Не держите меня за дурака.

– Я говорю правду. Клянусь. У меня есть выкуп. – Голос Рэйчел дрожит, но звучит уверенно.

Если бы это была полицейская операция, мы отследили бы звонок до передающей антенны. Хотя, скорее всего, звонящий передвигается и не будет подолгу оставаться на связи.

– Мне просто нужно быть уверенной. Я хочу увидеть Микки, – говорит Рэйчел. – Я должна знать, что с ней все в порядке, иначе я, наверное, не смогу это выдержать…

– Молчать! Не пытайтесь торговаться, миссис Карлайл.

– Я не собираюсь делать глупостей. Мне просто нужно знать, что она…

– Жива? А вы что, не слышите ее?

– Да, но… откуда мне знать…

– Что ж, давайте подумаем. Я мог бы выколоть один ее карий глаз и прислать его вам по почте. Или полоснуть ножом по ее белой миленькой шейке и прислать вам ее голову в коробке. Вы могли бы поставить ее на каминную полку, чтобы не забывать, какой дурой когда-то были!

На меня накатывает страх, усиливающийся оттого, что я прекрасно понимаю, какое впечатление эти слова произвели на Рэйчел. Я вижу, как вздымается ее грудь.

– Миссис Карлайл?

– Я слушаю.

– Мы все выяснили?

– Да. Только не трогайте ее.

– Слушайте очень внимательно. У вас есть лишь один шанс. Не будете выполнять моих указаний – я повешу трубку. Будете спорить – я повешу трубку. Перепутаете что-нибудь – и вы меня больше не услышите. Вы знаете, что это значит?

– Да.

– Что ж, давайте сделаем это еще разок.

Почему он сказал «еще разок»? Он это уже делал?

Все в его тоне и темпе речи свидетельствует о том, что он не новичок. Теперь меня охватывает настоящий страх. Страх и отчаяние. Микки сегодня не вернется домой. Она никогда не вернется домой. И эти люди не остановятся перед убийством Рэйчел. О чем я только думал? Это слишком опасная игра.

– Где вы сейчас находитесь?

– Я… мм… подъезжаю к повороту. Он впереди меня.

– Сделайте три круга по кольцу, а потом возвращайтесь тем же путем, каким приехали.

– Куда?

– На развязку Принс-Альберт-роуд около Риджентс-парка.

Круговые транспортные развязки хорошо просматриваются, что порой осложняет работу полиции. Рэйчел заставляют двигаться по ним, чтобы проверить, нет ли за ней слежки. Надеюсь, Алексей поймет это и будет держаться на расстоянии.

И вот мы едем назад в Западный Лондон. С моего места мне видны только верхние этажи зданий и лампы фонарей. Впереди над башней Почтамта по небу движется красная точка – вертолет или, возможно, самолет.

Звонивший все еще на связи. Я делаю Рэйчел знак заговорить. Она стучит по рулю один раз.

– С Микки все в порядке? – с трудом произносит она.

– Пока да.

– Можно с ней поговорить?

– Нет.

– Почему вы так долго ждали?

Он не отвечает. Затем прерывает длинную паузу вопросом:

– Где вы сейчас?

– Проезжаю мечеть.

– Поворачивайте направо, на Принс-Альберт-роуд. Поезжайте по ней вокруг Риджентс-парка.

В голосе звучит что-то смутно знакомое. Даже несмотря на искажения звука, я, кажется, узнаю произношение жителя южного Лондона или восточных предместий. Капельки пота блестят над верхней губой Рэйчел. Она машинально проводит языком, слизывая их, не сводя глаз с дороги.

– Сверните на Чок-Фарм-роуд. Двигайтесь на север.

В окно мне видны легкие облака на ночном небе, освещенные бледным серпиком месяца. Наверное, мы едем вверх по Хэйверсток-хилл к Хэмпстед-хит[99]99
  Хэмпстед-хит – лесопарк в одноименном районе на севере Лондона.


[Закрыть]. Голос в трубке начинает перечислять перекрестки:

– Орнан-роуд… Уэддерберн-роуд… Линдхерст… – И затем резко: – Теперь налево. Быстро!

Мои колени упираются в рычаг передач. Повернув налево, мы проезжаем примерно пятьдесят ярдов, после чего он орет:

– Стоп! Выходите из машины! Не забудьте пиццу.

– Но куда? – умоляюще спрашивает Рэйчел.

– Идите по улице и найдите незапертую машину. Ключ в зажигании. Не берите с собой телефон. Там есть другой.

– Нет. Я не могу…

– Делайте, как велено, или девочка умрет!

Разговор прекращается. Рэйчел словно застыла на месте, обеими руками вцепившись в руль.

– С вами все в порядке? – осторожно интересуюсь я.

Она стучит по рулю.

– Вы кого-нибудь видите?

Все так же отстраненно Рэйчел стучит по рулю два раза.

– А сзади?

Снова два удара.

Я приподнимаюсь, борясь с судорогой в ногах. Мы стоим на зеленой улице, между двух больших перекрестков. Кроны деревьев бросают густую тень на припаркованные машины.

Рэйчел берется за ручку дверцы.

– Погодите!

– Я должна идти. Вы его слышали.

Он прекрасно знал весь маршрут, все расстояния. Либо он находится неподалеку, либо все было просчитано заранее. Могу ли я рискнуть и пойти с ней?

– Хорошо, возьмите выкуп и идите по улице. Когда найдете машину, отоприте багажник.

Она достает коробку из-под пиццы с заднего сиденья и открывает дверь. Свет в салоне выключен. При помощи ручного перископа я слежу, как Рэйчел удаляется от меня, и одновременно осматриваю улицу на предмет какого-либо подозрительного движения. Нажимаю кнопку рации.

– Оскар Сьерра, это Руиз. Рэйчел идет пешком. Смена транспорта. Будьте внимательны.

Рэйчел двигается от машины к машине, дергая дверцу, оказываясь все дальше и дальше от меня. Наконец я вижу, как в одной из машин загорается свет. Рэйчел садится в салон и берет новый мобильный телефон. Дверца закрывается, загораются фары. Сейчас или никогда.

Я выскакиваю из машины и бегу. Мои ноги настолько затекли и одеревенели, что непонятно, каким образом я еще могу передвигаться. Мостовая неровная, поскольку изуродована корнями деревьев, к тому же дефекты дороги трудно разглядеть в густой тени древесных крон.

Впереди от тротуара отъезжает «форд вектра». В последний момент, заметив меня в зеркале заднего вида, Рэйчел тормозит. Я открываю багажник и, тяжело перевалившись внутрь, тяну крышку вниз, пока она не опускается, придавив мне пальцы.

Мы снова двигаемся. Я свернулся калачиком, прижавшись щекой к нейлоновому коврику, и жду, когда мое сердце станет колотиться чуть спокойнее. Звук мотора, шуршание шин по асфальту – и больше мне ничего не слышно.

Нащупав на груди выпавший наушник, я вставляю его обратно и слышу, как Алексей что-то орет по-русски. Они не знают, за какой машиной ехать. С улицы выезжают две машины: «БМВ» поворачивает на юг по Фицджон-авеню, «форд вектра» – на север.

Они пытаются связаться со мной. Мне в грудь врезалась рация. Слегка приподнявшись, я достаю ее, но, нажав кнопку, не слышу никакого ответа. Наверное, я разбил ее, когда залезал в багажник.

Алексей не будет знать, за какой машиной ехать, пока обе не удалятся на достаточное расстояние и передатчик не укажет, в какой находится выкуп. Но тогда есть риск окончательно нас потерять.

Я ничем не могу помочь Алексею, поэтому сосредоточиваюсь и мысленно рисую карту северного Лондона, пытаясь рассчитать, где мы поворачиваем и в каком направлении едем. Минуты и мили проплывают мимо.

Когда машина подскакивает на ухабах, крышка багажника грозит открыться. Я поднимаю голову и смотрю в узкий просвет. Все, что я вижу, – светло-серый асфальт и горящие фары автомобилей.

Благодаря наушникам я в курсе дел Алексея и русского. Они перестали преследовать «БМВ» и теперь направляются к Килберну, полагаясь исключительно на сигнал передатчика в бриллиантах.

Перевернувшись на спину, я продолжаю удерживать дверцу багажника одной рукой, а второй провожу по стенке, пока не нащупываю лампочку и вывинчиваю ее из гнезда.

Несколько раз машина останавливается, а потом едет в обратном направлении. Либо Рэйчел заблудилась, либо они заставляют ее резко менять маршрут. Теперь мы двигаемся быстрее. Улицы совсем опустели.

Машина подскакивает на ухабе и неожиданно останавливается. Уже началось? Я вытаскиваю из кобуры пистолет и прижимаю его к груди.

– Эй, леди, помедленней. А то я подумаю, что вы угнали эту машину. – Мужской голос звучит насмешливо. Наверное, охранник, которому совсем нечего делать. – Вы заблудились?

– Нет, я ищу… ищу дом своей подруги.

– Я посоветовал бы вам не болтаться здесь, леди. Поезжайте-ка назад, как приехали.

– Вы не понимаете. Я должна ехать дальше.

Я почти слышу, как он обдумывает ее слова, словно ему нужен звонок другу, чтобы принять решение.

– Может, я недостаточно ясно выразился, – тянет он.

– Но мне надо…

– Держите руки на виду, – говорит он и обходит автомобиль, пиная шины.

– Пожалуйста, дайте мне проехать.

– А отчего такая спешка? У вас неприятности?

Поднялся ветер и гонит по дороге ржавые железки, откуда-то доносится лай собаки. Человек подходит к багажнику и, заметив, что крышка не закрыта, берется за нее обеими руками.

Когда он поднимает дверцу, я вытягиваю руку и упираю ствол пистолета в его промежность. У него отвисает челюсть, что способствует более глубокому дыханию.

– Вы срываете полицейскую операцию, – шиплю я. – Отойдите от машины и дайте леди проехать.

Он несколько раз мигает и кивает, а потом медленно опускает крышку. Когда машина отъезжает, я вижу, что он поднимает руку, как будто отдает честь.

Мы снова двигаемся быстро и, кажется, кружим по промышленной зоне. Рэйчел что-то ищет. Она съезжает с асфальта на землю и резко тормозит, убивая мотор.

В этой внезапной тишине я слышу ее голос. О чем говорит ее собеседник, я могу только догадываться.

– Я не вижу транспортный знак, – говорит она. – Нет, не вижу. – В ее голосе поднимается отчаяние. – Просто пустое место… Погодите. Теперь вижу!

Дверца открывается, и машина слегка покачивается. Я не хочу, чтобы она уходила. Она должна оставаться рядом со мной. Нет времени взвешивать возможности. Надеюсь, Алексей и русский догнали нас и заняли позицию.

Открыв багажник, я переваливаюсь через бортик, тяжело падаю и, тут же откатившись в тень, замираю, вжавшись лицом в грязный гравий.

Подняв голову через несколько секунд, я вижу Рэйчел в свете фар. Впереди прямо посреди пустыря стоит старый промышленный холодильник. Стальная дверь покосилась, она помята и поцарапана, но еще отражает свет. На холодильнике укреплен оранжевый дорожный знак.

Рэйчел идет к нему, спотыкаясь о битый кирпич и куски резины. Ее джинсы цепляются за моток проволоки, торчащий из земли. Она не глядя трясет ногой, освобождаясь, и подходит к холодильнику, который высотой почти с нее. Я вижу, как она протягивает руку, берется за ручку и открывает дверь. Из холодильника выпадает детское тело. Маленькое, почти игрушечное. Рэйчел инстинктивно вытягивает руки, ее рот открывается в безмолвном крике.

Я вскакиваю на ноги и бегу к ней. Это самые длинные сорок ярдов в моей жизни – мой горизонтальный Эверест, и я преодолеваю его, нелепо размахивая руками. Вероятно, о подобных моментах говорят: душа ушла в пятки. Рэйчел стоит на коленях и обнимает тельце. Она совсем ослабела. Просто выжата, как лимон. У нее в руках кукла размером с ребенка, с бежевым телом и конечностями, с лысой узловатой головой, распухшей и изношенной.

– Послушайте, Рэйчел! Это не Микки. Это просто кукла. Взгляните! Посмотрите!

На лице Рэйчел странное, почти спокойное выражение. Только веки движутся в каком-то собственном ритме. Я медленно высвобождаю куклу из ее рук и, обняв Рэйчел, прижимаю ее голову к своей груди.

На шее куклы такой же синей шерстяной ниткой, из каких сделаны волосы, привязана записка. Буквы выведены чем-то темно-красным. Я молюсь, чтобы это была краска.

Четыре слова – большими буквами:

ЭТО МОГЛА БЫТЬ ОНА!

Укрывая Рэйчел своей курткой, я медленно веду ее к машине и усаживаю в салон. За все это время она не издала ни звука. Она не реагирует на мой голос. Просто смотрит перед собой куда-то вдаль, а может, в будущее, за сотню ярдов или за сотню лет отсюда.

Взяв с переднего сиденья мобильный, я слышу только тишину. И кричу про себя от разочарования.

– Они перезвонят, – говорю я себе. – Садись. Подождем.

Устроившись на сиденье рядом с Рэйчел, я нащупываю ее пульс, поплотнее подтыкаю вокруг нее куртку. Ей нужен врач. Пора все отменять.

– Что случилось? – спрашивает она, обретя некоторую связь с реальностью.

– Повесили трубку.

– Но они перезвонят?

Я не знаю, что ей ответить.

– Я вызываю «скорую».

– Нет.

Поразительно! Несмотря на глубочайший шок, в ее мозгу еще сохранилась одна чистая, неповрежденная клеточка. Словно матка в улье… И теперь она продолжает контролировать ситуацию.

– Если у них Микки, они перезвонят, – говорит Рэйчел. Это утверждение сделано таким ясным и твердым тоном, что я не могу ничего сделать, кроме как послушаться ее.

– Хорошо. Подождем.

Она кивает и вытирает нос рукавом. Фары еще бросают бледный свет на тропинку среди травы и зарослей. Я могу различить очертания деревьев, которые напоминают фиолетовые шрамы на теле неба.

У нас не получилось. Но что еще можно было сделать? Я смотрю на Рэйчел. Ее губы посинели и дрожат. Руки безвольно свисают вдоль тела, и кажется, что последние жизненные силы покинули его.

Тишину нарушает лишь отдаленный шум транспорта… И вдруг в этой тишине звучит звонок!

Рэйчел даже не шевельнулась. Ее сознание где-то далеко, в более безопасном месте. Я смотрю на горящий квадрат экрана и отвечаю на звонок.

– Миссис Карлайл?

– Она недоступна.

В паузу можно вписать целый роман.

– Где она? – Голос еще изменен.

– Миссис Карлайл не в состоянии разговаривать. Вам придется говорить со мной.

– Вы полицейский?

– Неважно, кто я. Теперь мы сможем закончить операцию. Прямой обмен – бриллианты на девочку.

Еще одна долгая пауза.

– У меня есть выкуп. Он прямо здесь. Либо вы соглашаетесь на сделку, либо идете своей дорогой.

– И девочка умрет.

– Замечательно. Я думаю, что она уже мертва. Докажите, что я ошибаюсь.

Экран гаснет. Мой собеседник повесил трубку.