Текст книги "Злые компаньоны"

Автор книги: Майкл Перкинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Глава девятая
Дым убийц

Троица захватила нашу маленькую квартиру и превратила ее в гараж. В ней стало вонять маслом и спермой. На второй день Мертвая Голова втащил в квартиру свою «Ямаху» и прислонил ее к кофейному столику в гостиной. У Полетт и Энн появились свои партнеры среди Гадюк, а те нашли место, где можно остановиться и пить пиво. Несмотря на угрозу Заклинателя, меня неохотно терпели, ибо я был таким странным, как выразился один из них:

– Знаешь, он такой странный, что мне страшно.

Я слонялся по углам и играл с Лейди Джейн. Я мог делать с ней все, что хотел, и каждый день менял ее характер. Так же спокойно, как смотрел телевизор. Пожалуй, другая причина, почему меня терпели, состояла в том, что я занимался Лейди Джейн, то есть избавил их от нее. По какой-то причине им не хотелось просто бросить ее. Я узнал эту причину, только когда Джейн мне однажды поздно вечером, пока остальные храпели, а в их желудках булькало пиво, сообщила, что Мертвая Голова приходится ей братом.

– Он залез ко мне в трусики, когда мне было тринадцать лет.

– А сейчас как?

– Сейчас он меня терпеть не может.

После этого я взглянул на Мертвую Голову с зарождающимся уважением.

– Дай мне руку, – сказал я.

Лейди Джейн подала мне руку ладонью вверх. Я вонзил зубы в мягкую плоть между большим и указательным пальцами и слизал алую каплю крови, которая просочилась из раны.

– Мне больно! Почему ты это сделал? – заскулила она.

– Я хотел попробовать твоей крови. Только и всего.

Я говорил как Дракула, а чувствовал себя как Алейстер Кроули, но у меня сложилось убеждение, что только кровь и соки гениталий могут поведать о человеке все. Ее кровь не была горькой, соленой, а всего лишь пресной, такой же пресной, как она сама. Я выплюнул ее.

Мы сидели на диване. Телевизор работал, но мы не смотрели. Вошел Мертвая Голова и пододвинул стул так плотно, что наши коленки соприкоснулись. Лейди Джейн отодвинулась подальше от него, держа свою руку.

– Мне надо поговорить с тобой, чудак. Не дергайся. Тебе все время не сидится. Успокойся.

Он так сильно дергал головой, что мне хотелось помочь ему удержать ее.

– Да? Я держался подальше от тебя.

– Вот именно. Я хочу, чтобы ты кое-что понял.

– Что?

– Держись подальше от Энн.

Его колени так плотно прижались к моим, что муравей с посланием мог бы в два счета благополучно перебраться с его ноги на мою. На его щеках появились маленькие красные точки – первые признаки цвета, которые я заметил на его лице. Я ощутил прилив дерзости, возможно, потому, что терял разум, а скорее всего потому, что верил в черную магию Энн.

Я заорал. Я заорал так громко, что Мертвая Голова подпрыгнул и упал со стула на спину.

– Не капай мне на мозги, идиот!

Затем я быстро подполз к Лейди Джейн и опустил голову между ее ног. Я закрыл глаза и ждал, когда мне нанесут удар приемом карате по затылку или о мою голову сломают стул. Ждал две или три минуты, и когда никакого наказания не последовало, я сел и взглянул на большого брата. Он все еще лежал на полу, глазея на меня с отвисшей челюстью.

– Ты чокнутый. Чокнутый. Оставь меня в покое. Пусть Джейн делает все, что хочет.

Мертвая Голова ушел в спальню и оставил нас одних. Джейн рассмеялась.

– Впервые его поставили на место, – сказала она.

Я почувствовал себя сэром Галаадом и некоторое время не разлучался с этим чувством. Я очнулся, как только Полетт вошла вместе с Заклинателем.

– Мы ходили на Таймс-сквер откапывать уродов. Энн смылась.

– Где мой напарник? – спросил Заклинатель.

– Он улизнул в ванную.

– Черт. Он все время там сидит. Он дал этой суке Энн околдовать себя.

У меня не было настроения болтать, и я начал выковыривать грязь из пупка. Мы сидели кругом, смотрели друг на друга, пока Полетт не достала гашиш. Полчаса мы курили молча и докурились до обычного сильного оцепенения. Гашиш почти не вызывает враждебности, а я слышал противоположное – будто его курят убийцы. Этот наркотик успокоил нас всех. Я даже взглянул на Заклинателя с нежностью или – если это покажется немного неожиданным – интересом. Он был так черен, а его черты были так резки, что казалось, будто рассматриваешь африканскую резьбу.

Совершенно неожиданно для себя я спросил его:

– Ты знаком с колдовством?

Он умно закивал головой, будто я нашел ключ к нему.

– Да, парень. Видишь эту змею? Я привез ее из Африки. В мире нет лучшего места для ритуалов.

Я ничего об этом не знал, но мне эта тема неожиданно показалась увлекательной. Я запустил мартовского бумажного змея и качался на его тряпичном хвосте.

– Ты когда-нибудь прибегал к волшебству?

Девушки придвинулись поближе, увлеченные этой темой не меньше меня. Самолюбие Заклинателя попалось на крючок. Он сел на своего конька:

– Парень! Ты обижаешь меня. Я занимаюсь этим, насколько мне известно, многие годы! Я непревзойденный мастер.

Его дикция становилась гораздо четче, когда он увлекался.

– Ты можешь воскресить мертвых? – спросил я. Мой взгляд упал на останки клиента. Мы усадили его в кресло возле двери, чтобы было где бросить одежду.

– Ну, я никогда не пробовал, – сказал он как-то робко. На его лбу выступили капли пота, образуя головную повязку из прозрачных бусинок.

– Так ты можешь или нет? – наступал я.

Заклинатель погрузился в раздумье, на его лице мелькнуло беспокойство, но ему не хотелось допустить, чтобы чокнутый белый взял верх. Белый, не принадлежавший к Гадюкам.

– Да, да. Пожалуй, я мог бы это сделать. Но ведь у вас еще никто не умер.

Последние слова он сказал с нескрываемым облегчением, которое я был рад разрушить.

– Мы постоянно держим тело поблизости. Как ты думаешь, что в том углу?

Заклинатель очень долго, долго смотрел и не верил тому, что увидел. Затем он, шатаясь, подошел к телу клиента и ущипнул того за нос. Оттуда посыпалась земля, и он отскочил назад.

– Это ведь горшок для цветов!

Полетт и я при этом расхохотались, а Заклинателю лишь оставалось беспомощно смотреть, как мы покатываемся со смеху.

– Ух! – произнес я. – Сделай так, чтобы этот горшок расцвел.

Бедный парень перебирал пальцами змею, словно цепочку от часов, и пытался найти разгадку возникшей тайны. Я не собирался помогать ему. Я не мешал ему стоять и раздумывать какое-то время, а потом снова взялся за свое.

– Ну? Так что? – спросил я и еще раз хихикнул. Заклинатель вздохнул и пытался собраться с духом.

– Ладно. Пожалуй, можно попробовать. Но я скажу одно – у вас тут очень странное место.

Я помог Заклинателю уложить окоченевшее тело на пол. Это было нелегко; нам пришлось наступить ему на колени и слушать, как трещат кости, затем проделать то же самое с его руками, ибо их надо было выпрямить и сложить крест-накрест. Затем он решил, что тело придется раздеть и обмыть – это дело поручили женщинам. Сие занятие оказалось не из приятных и потребовало дополнительного света, который мы обеспечили свечами. Заклинатель приготовился: разделся до грязного нижнего белья, намазал тело маргарином, надел ожерелья и браслеты и, в общем, превратился в западноафриканского колдуна образца Гадюк двадцатого века. Закончив приготовления, он приказал нам раздеться, после чего мы встали на колени вокруг тела. У каждой его конечности поместили свечу. Воск со свеч капал на окоченевшие руки и ноги.

Заклинатель начал бить в импровизированный барабан, воспользовавшись старой банкой из-под кофе. Он был полностью поглощен тем, что делал: нараспев читал какую-то магическую формулу, которую я не мог разобрать, и сильно колотил свой барабан – он так увлекся, что его неживой стеклянный глаз, похоже, начал вращаться в глазной впадине. Заклинатель потел, несмотря на жир, который насытил его поры. Пока он читал, мы все опять приложились к трубке с гашишем и дошли до состояния, когда не страшно лицезреть призраков и демонов, танцующих джигу смерти.

– Скажи что-нибудь по-английски, – попросил я, желая услышать, о чем он причитает.

– Английский все погубит, – ответил Заклинатель и продолжал на своем диалекте. Похоже, он доводил себя до состояния возбуждения, граничащего с истерикой. Спектакль захватывал, но стоять на коленях было трудно, если принять во внимание то, насколько Заклинатель его затянул. Вдруг он вскочил на ноги и начал танцевать – прыгать вокруг окоченевшего и нас сперва на одной ноге, потом на другой. В одной руке у Заклинателя сверкнул нож, старый армейский нож командос, утяжеленный медью и уравновешенный до того, чтобы убить наверняка. Когда танец достиг кульминации, он запрыгнул на окоченевшего, вонзил нож ему в сердце и повернул его. Заклинатель снова и снова вонзал его сквозь сухую, серую кожу, пока грудную клетку не усеяли множество сухих дырок, через которые показались сгнившие внутренности. После этого представления он упал навзничь в полном изнеможении.

– Итак, ты снова убил клиента. А я просил воскресить его.

– Подожди немного, – ответил Заклинатель, тяжело дыша.

Мы снова сели и стали ждать, но ничего не случилось. Видно было, что Заклинатель приходит в отчаяние, к тому же свечи почти догорели.

– Что-то должно произойти, прежде чем погаснут свечи, – сообщил он. – Я знаю. Полетт, сядь на него на корточках так, чтобы твоя щель оказалась над его лицом. Это кого угодно вернет к жизни.

Полетт широко расставила ноги над ним и опустилась промежностью прямо к кончику его носа. Мы ждали, и вдруг Лейди Джейн закричала:

– Его член! Посмотрите на него!

Так оно и было – посох одеревеневшего возвращался к жизни и торчал словно наполненный водой пожарный шланг.

Заклинатель рассмеялся как победитель:

– Получилось – что я вам говорил? Получилось. Сукин сын.

Сначала Полетт испугалась, затем села прямо на член как на кол.

– Твердый, как скала, – проворчала она и задвигалась. Я все еще смотрел с широко раскрытыми глазами и был готов поверить чему угодно. Заклинатель схватил Лейди Джейн и потащил ее к голове окоченевшего.

– Пусть он пройдется по тебе языком. У него получится.

Так оно и вышло – когда Джейн заняла позу, язык окоченевшего выстрелил и угодил точно в ее отверстие. Она вскрикнула от страха, но Заклинатель не дал ей убежать.

У меня самого встал член при виде всего этого совокупления с трупом. Я видел, что Заклинатель испытывает то же самое, ибо он подергивал чреслами в такт движениям Полетт. До уст Полетт было не добраться, поэтому я встал между ногами окоченевшего и просунул свой член через ее стиснутые зубы. Окоченевший трахал ее так душевно, что мне было нелегко, но игра стоила свеч. Заклинатель хотел последовать моему примеру с Лейди Джейн, но его смутили ее слезы, и он стоял расстроенный, не зная, как вклиниться и приступить к делу. Ход, который он придумал, оказался бы кстати в другое время, но я не был готов, чтобы меня как раз в тот момент трахнули в зад. Я начал брыкаться, когда почувствовал, что его инструмент таранит мои ягодицы, и он стал ругаться.

– Парень, черт с ним. У меня возникла мысль.

Я увидел, как рядом с окоченевшим сверкнул нож, и Заклинатель проделал там дыру. Он побежал в ванную за вазелином, затем вернулся, воткнув свой член в банку с этой мазью. Когда Заклинатель вытащил член, тот покрылся вазелином и походил на сверкающий черный стержень, который он нацелил и воткнул в дыру, проделанную в боку трупа. Теперь все подключились к церемонии, которая должна была кого угодно поднять из мертвых.

Впоследствии мы лежали без дела, солнце просачивалось сквозь шторы, словно капли из золота, и болтали о том, как замечательно было использовать окоченевшего в качестве сексуального игольника. Труп все еще лежал на полу, его окоченевший член торчал, как поднятое знамя. Лейди Джейн убежала в ванную, чтобы срыгнуть подношения, извергнутые трупом. Гашиш не улетучился, а перешел в другой уровень воздействия.

Полетт раскраснелась.

– Я хочу, чтобы окоченевший находился поблизости. Никогда не имела дела с таким прекрасным куском задницы. Он – мой деревянный солдатик.

– Эта сука невыносима, – хохотал Заклинатель.

– Как называется то, что мы только что делали? – спросила Полетт.

– Некрофилия, – ответил я, все еще возбужденный от гашиша. Я поддержал ее: – Да, я думаю, его надо держать под рукой. Меня он взбадривает.

Глава десятая
Оборотень

Вот как все вышло. Гадюки приняли меня в свой круг, но только потому, что я перепугал их. Я использовал их – по крайней мере обоих парней – и получал от этого огромное удовольствие. Я боялся покидать дом и, словно оборотень, выходил только ночью. Приближался час, когда я начну…

Однажды утром я проснулся от того, что все время трезвонил телефон и действовал мне на нервы. Шатаясь, я вышел в переднюю и поднес трубку к уху. Я никогда не любил телефоны, считая, что их волшебное воздействие превосходит любые мои способности. Звонили из телефонной компании – телефон отключали, потому что Энн уже три месяца как не оплачивала счет. Женщина пыталась сообщить мне о звонках Энн на Виргинские острова и Европу, но я повесил трубку. Одной головной болью меньше.

В квартире было необычно тихо. Мотоцикл исчез из гостиной. На внутренней стороне выходной двери губной помадой было написано для меня:

«Мы ушли на большую дорогу.

Мы вернемся и еще повеселимся».

Так что я оказался предоставлен сам себе, было десять часов жаркого весеннего утра. Мое настроение поднялось, когда я подумал, что вся квартира находится в моем распоряжении. Они скоро вернутся, но тем временем я порадуюсь своему одиночеству.

Я провел день за телевизором. Я испытал блаженство, сидя голым, куря марихуану и смотря по телевизору что хочется. Во время показа мыльных опер я особенно наслаждался слезами, которые текли по лицам женщин по мере того, как перед ними возникала одна проблема за другой. Когда меня приспичит, я вытащу свой торчащий член и буду через экран потирать им лица. Могу спорить, что они уйдут домой, лаская свои лица.

Когда стемнело, я уже был не в своем уме, и у меня выросли клыки. Я пристрастился выходить только ночью, потому что, видя мое лицо днем, ребята швырялись в меня камнями.

Я вышел, облачившись в накидку, которую сделал из черного фетра, и закутав шею, чтобы скрыть бороду психа. Все магазины – маленькие винные погребки и лавки для хиппи – уже закрылись и железные решетки опустились. Однако я хотел купить то, что не скроешь за железными воротами. Я прошел два квартала, остерегаясь неторопливо плывущих акул, патрульных машин девятого полицейского участка. Не думаю, что меня узнали бы, но мне не хотелось, чтобы эти обезьяны что-то выведали обо мне. Стайка ребят околачивалась на углу и поджигала мусорный бак. Я приблизился к ним и стоял поодаль, пока один из ребят не решил обратить на меня внимание.

– Эй, посмотрите на этого битника. – Они собрались вокруг меня, человек пять, – должно быть, им было лет десять-одиннадцать. – Парень, тебе надо побриться. Тебе не стыдно ходить вот так? – спросил тот же парень.

– Это такая мода, – ответил я, храня спокойствие.

– Никому нельзя позволять так одеваться, – добавил другой. Это был симпатичный парень с бейсбольной битой в руке. Он носил одну из тех кепок Атлетической лиги полиции, какие встречаются в Нью-Йорке, белую рубашку с коротким рукавом и модные летние брюки. У него было смуглое лицо, вокруг тонких линий у рта играли едва заметные тени, а зубы сверкали белизной. Я сосредоточил свое внимание на нем.

– Может, я изменил внешность. Ты не подумал об этом? Возможно, я ношу маску.

– Ты выглядишь так, будто тебя огрели кривой палкой, – сказал другой, и все захихикали. Я видел, что моя внешность бросает всех ребят в дрожь.

– Если на тебе маска, то ее надо снять, – сказал мой маленький красавец.

– В чем дело? Тебе не нравятся оборотни? – игриво спросил я, но это слово было им незнакомо.

– Что такое оборотень? – спросил он с любопытством.

– Оборотень, – сказал я, кладя руку ему на плечо, – выходит ночью, чтобы жрать детей.

Мои слова испугали всех ребят, кроме моего красавчика. Ребята стали пятиться назад.

– Давай, Эйнджел, пойдем в клуб.

Я держал его рукой за плечо, но он не отступал.

Этого парня звали Эйнджелом, и его можно было бы наградить рогами и копытами, твердил я себе снова и снова, пока мы шли по улице. Похоже, парень вообще не испытывал никаких сомнений, словно с ним такое и раньше приключалось. Эта мысль забеспокоила меня. Я вспомнил десятилетнего мальчика с голодными глазами, который тянул меня за рукав на 10-й улице и предложил оральный секс за двадцать пять центов.

– Тебе раньше доводилось ходить с незнакомым человеком? – Он промолчал, не зная, видимо, какой ответ меня устроит. – Тебе приходилось? – спросил я снова.

– Конечно, ради своей сестры.

– Сестры?

– Да, ради Розы. Ей пятнадцать. Знаешь, она трахается как кролик.

– Ей ведь слишком мало лет, чтобы заниматься этим, правда?

– Нет, она большая. У нее скоро появится ребенок.

Он улыбнулся мне и ухватился за мою руку. У него была горячая и липкая рука. Он провел указательным пальцем по моей ладони, подавая знак, древний как мир.

– Прекрати это, – сердито сказал я.

– Парень, не сердись. У тебя не найдется сигареты?

Вдруг я почувствовал к нему отвращение; я искал целомудрие, а если его нельзя получить, то этот липкий малыш мне был не нужен.

– Мне хотелось бы увидеть твою сестру.

– Наверно, она сегодня занята своим стариком.

– Кто это?

– Наварро – ему шестнадцать. У него трезвая голова.

– Почему бы нам не зайти к ней?

– Как хочешь. Но тебе придется заплатить мне.

Мне хотелось выбить зубы этому корыстному маленькому ублюдку, но я позволил ему отвести себя к большому жилому дому на авеню D, мимо группы ребят, игравших в домино на ступеньках, и на шестой этаж, где была его квартира. Прежде чем войти, он крикнул у двери:

– Роза! К тебе пришли!

Мы ждали у открытой двери, пока не появилась Роза. В руке она держала блюдо и вытирала его. У девушки было милое лицо, если не считать прыщей, усыпавших щеки, она носила прилегающий оранжевый свитер, подчеркивавший титьки величиной с арбуз, округлившийся живот бросался в глаза. На ней была узкая юбка с расстегнутой на боку молнией, чтобы пристроить живот. Я видел ее кожу через юбку, на ней не было трусиков. Ее короткие носки привели меня в восторг; я не думал, что девушки еще носят такие.

– Роза, этот парень пришел к тебе. – Эйнджел представил меня.

– Да?

– Она хорошо берет в рот, – рекомендовал ее Эйнджел.

– Заткнись, Эйнджи! – приказала юная принцесса, но не рассердилась. – Я мою посуду, – сообщила она. – Иди на кухню, если хочешь поговорить.

Эйнджел уже собрался пойти за нами, но я отвел парня в сторону и сунул ему в карман два доллара.

– Пойди догони ребят, – посоветовал я, подталкивая его к двери.

– Поздно, они уже ушли. Я посмотрю телевизор. Я вам не помешаю.

Кухня оказалась крохотной, пахла острыми приправами и дешевой едой. Роза наклонилась над раковиной и чистила ее. Я смотрел, как напрягаются мышцы в ее икрах, а когда задралась юбка, выяснилось, что у нее почти идеальные ноги.

– Где твои мать с отцом? – спросил я. Мне не хотелось нарваться на неожиданность в следующие несколько часов.

– А, они ушли. Видишь ли, моя бабушка умирает, поэтому они пошли к ней.

– Ты ходишь в школу?

– Ты шутишь? Терпеть не могу это проклятое место. Все время какое-нибудь дерьмо говорит тебе, что делать.

Я мог лишь разделить это чувство.

– Где твой дружок?

– Который?

– Эйнджел говорил, что его зовут Наварро.

– О, этот глупый идиот. Он надоел своими приставаниями. Я выставила его на улицу. Видел бы ты, как он разозлился!

– Ты заботишься о своем брате?

– О брате? Он сам о себе заботится. Но у меня две сестрички вон в той спальне, поэтому говори потише.

Во время всего разговора она стояла ко мне спиной, и я подошел и обнял ее у раковины. Она повернулась ко мне.

– Парень, не трогай мой товар. Он не отпускается бесплатно.

– Ладно. Как насчет того, чтобы сделать это побыстрее?

– Ты спешишь?

Роза оценивала меня и скривила губы при виде моих волос и бороды.

– Ты волосатый ублюдок, правда?

– Ты говоришь глупости.

– Да, но ты же битник, а?

– Нет… я еще хуже.

– Правда?

У нее проснулось любопытство.

– Я оборотень, – сказал я и показал ей зубы.

– Ты забыл почистить зубы.

Я снова присел, а она устроилась за столом напротив меня.

– Покажи мне деньги, – сказала она.

Я вытащил десять долларов и положил на стол.

– Ребятам вроде тебя за это приходится раскошеливаться, да? – спросила она, будто ей действительно было интересно услышать ответ.

– Иногда, – ответил я. – Теперь ты займешься своим делом?

– Да, ладно. Но нам придется остаться здесь. Малышки заснули в спальне, а Эйнджел смотрит телевизор.

Но Роза продолжала сидеть. Я протянул руку и взял одну из ее больших грудей. Грудь была твердой и не вмещалась в лифчик. Как только я провел рукой по соску Розы, ее глаза начали закатываться, а рот раскрылся.

– Тебе нравится? – спросила она, снова проявляя любопытство.

Я удивлялся, почему меня считают таким необычным явлением.

– Это хорошо.

Сосок проделал дырочку в плотной ткани свитера. Рядом с унылой грудью Энн это было райское наслаждение. Я продолжал гладить грудь, а дыхание Розы становилось все отрывистее.

– Хватит этих глупостей, у меня уже по ногам потекло.

Я развернул стул, чтобы быть к ней лицом, взял ее за лодыжки и положил ноги себе на колени. Пальцы ног Розы уперлись в мой торчавший член. Я задрал ей юбку так высоко, как это было возможно, и прошелся пальцами по золотисто-коричневой внутренней стороне бедер. Чуть поднявшись вверх, мои пальцы нащупали влажность.

– Ты знойная сучка, – я сделал ей комплимент.

– Парень, не ругайся при мне. Я не потерплю такого дерьма.

Кустарник Розы был густым и черным. Волосы спутались и слиплись, но когда я сделал пробор, показались вишнево-красные срамные губы. Вдруг я понял смысл канзасской песни Джо Тэрнера «Вишнево-красный». Отдам свою жизнь за это, это уж точно.

Я засунул два пальца в отверстие Розы и приступил к разведке. Ее бедра стали вращаться на стуле, а соки обдали мои пальцы. Внутри, там повыше, я нащупал конусообразную штуку и понял, что коснулся ее живого чрева. Моя вторая рука нежно поглаживала созревший живот. Я не хотел сделать ей больно, но если это признание в данный момент звучит странно, пожалуйста, не слишком торопитесь судить обо мне.

– О-о-о, ну давай же, ты чертов битник или как тебя там! – простонала Роза. Ее рука добралась до молнии и вытащила мой член, который к этому времени стал тверд, как слиток золота. Она резво потерла его, словно собиралась развести костер в лагере девушек-скаутов.

– Не торопись, – сказал я и ткнул пальцем в кончик ее чрева. Роза простонала. Мне захотелось, чтобы она отсосала мою дубину, но я стеснялся просить об этом, поэтому встал между ее ног и высунул язык. Я не сомневался, что он та кой же длинный, как у муравьеда, ибо Роза как никогда возбудила меня, наверно, своим животом, а возможно, молодостью.

Мой язык обвил ее клитор, а руки начали массировать ей живот и сиськи. Я рывком поднял свитер и лифчик ей до шеи и воткнул язык ей в щель, будто собирался пробурить ее. Роза обезумела.

Однако остановимся на этом месте и проследим это действо с начала. Сказанное мною звучит так банально, но случившееся на самом деле отнюдь не было таковым. Скажем так: от жесткого пола у меня разболелись колени; ее промежность отдавала едва уловимым ароматом чеснока; я вошел в другой мир, мир плоти, мир крови. Живот Розы оказался упругим, а зародыш брыкался, когда я надавливал рукой; ее щель оказалась такой маленькой, что язык с трудом проникал в нее. Мышцы щели схватили мой язык и удерживали его; тем временем я вцепился в твердые груди, словно то были дверные ручки, на случай, если начну тонуть и камнем пойду ко дну ее испанской плоти.

Мне пришлось подняться, ибо ноги больше не выдерживали испытание жестким полом. Слизь Розы покрыла мое лицо, и, встав, я сразу прильнул к ее устам, дабы она смогла отведать собственного экстракта. Роза хотела отдернуть лицо, но я крепко держал ее в своих руках. Достаточно измазав Розу, я за волосы подвел ее голову к своему члену. Она прокричала на испанском нечто вроде того, что откусит мои cojones[1]1
  Cojones – яички (испанское слово). – Прим. пер.


[Закрыть], поэтому я до упора воткнул свой член ей в рот, затем задвигал ее голову вперед и назад, словно доил корову. Пчелиная матка и тля.

Наверное, Эйнджел расслышал ее болтовню, ибо он тут же пришел сюда и смотрел жадными глазами.

– Отвали, – сказал я, но мальчик не уходил – он был заворожен. Я выбросил ногу назад и угодил Эйнджелу в голени, и тому пришлось немного отойти, но он все равно не уходил. Я смотрел, как его глаза лезут на лоб, видя, что сестра заглатывает мой член. В конце концов, когда ему стало невмоготу, он вытащил свой маленький член и начал мастурбировать, не спуская с нас глаз. Этого я не мог вынести – вся атмосфера так увлажнилась сексом, что стало трудно дышать, ибо сперма проникала в легкие.

Я больше не мог сдерживаться. Мне пришлось выдернуть член и дать ему пульсировать в воздухе. Роза вытерла рот тыльной стороной руки и сплюнула на пол.

– Тебе следует побриться, – произнесла она, ловя воздух. – Парень, ну давай же. Воткни его. Воткни в меня эту штуковину.

Я поднял Розу и повернул кругом, взяв ее за ягодицы, которые выпятились, являя собой типичное для подростков совершенство и дерзость.

– Нагнись, – скомандовал я.

– Я не собака, – огрызнулась она, но я наклонил ей голову и, немного присев, ткнул свой член в желобок ее зада, повел его вниз к традиционной щели и быстро проник внутрь. Высунув язык и дыша тяжело, как собака, я тут же принялся за дело, будто двигал свечой, – мои волосы развевались, когда я пытался воспламенить эту свечу внутри нее. Вспыхнув, свеча сбила Розу с ног, я пошел на таран, собрав все последние силы.

– Ты этого не забудешь, – пообещал я, вытаскивая член и падая на стул. Я превратил Розу в тварь, передал ей часть дьявольской силы, обретавшей во мне. Пряди волос скрыли ее лицо, она тяжело дышала, содрогалась и пускала слюни как сука, которую хорошо обслужили. Я оглянулся, глазами ища мальчика, но от него осталась лишь лужа спермы на полу у моих ног. Я ступил в лужу и растер ее по полу.

– Не надо, – умоляла Роза. – Теперь мне снова придется вытирать.

Уходя, я сгреб десять долларов и, тихо посмеиваясь, сбежал вниз по узкой лестнице.

Возвращаясь на квартиру, я слушал, как стук моих ботинок отдается на безлюдной улице. На полпути я миновал польский бар, из которого выходил маленький польский мальчик. Некоторое время тот шествовал впереди меня, время от времени оглядываясь через плечо, словно позади меня кто-то шел. Но кроме нас больше никого не было. У следующего перекрестка мальчик отстал от меня, затем я услышал, как он идет следом за мной. Я пошел вприпрыжку, как обезьяна, чтобы напугать его, но тот приближался. Я наблюдал, как его тень подошла ко мне на расстоянии нескольких футов, и тут показался мой дом. Я свернул в сторону и вошел в дом. Мальчик сказал что-то, и я повернулся, чтобы взглянуть на него. Он повторил жалобным и унылым голоском:

– Хочешь, я возьму в рот?