Текст книги "Возвращенец (ЛП)"

Автор книги: Майкл Панке

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Ему понадобилось двадцать минут, чтобы добраться до них. Хлещущий, как бичом, ветер местами расчистил поверхность до самой земли, но в других местах снег по-прежнему доходил до колена. Снег забился в мокасины, и Гласс корил себя за то, что не запасся гетрами. Его штаны из оленьей кожи намокли от снега и затем задубели, жёсткой коркой покрывая ноги. Когда он добрался до тополей, то уже не чувствовал пальцев.

Пока он выискивал среди деревьев укрытие получше, метель усилилась. Ветер, казалось, дул одновременно со всех сторон, осложняя Глассу выбор места. Он остановился на поваленном тополе. Вывернутые корни тянулись от толстого подножия поваленного ствола вверх под прямым углом, создавая ограду от ветра с двух сторон. Только бы ветер перестал дуть со всех четырёх.

Он отложил винтовку и принялся собирать дрова. Их он нашел в изобилии. Загвоздка состояла в растопке. Землю покрывало несколько дюймов снега. Когда Гласс его разрыл, то листья под ним оказались мокрыми и непригодными. Он попытался отломать от тополя мелкие ветви, но и они оказались сырыми. Гласс оглядел поляну. Дневной свет исчезал, и с нарастающим беспокойством Гласс осознал, что уже позже, чем он думал. К тому времени, когда он собрал все необходимое, он передвигался уже почти во тьме.

Гласс сложил топливо возле поваленного дерева и начал энергично копать, чтобы сделать яму для костра. Он снял рукавицы, чтобы наломать щепок, но отмороженные пальцы не слушались. Он поднес ладони ко рту и подул на них. Дыхание Гласса передало рукам искорку тепла, которая мгновенно растаяла при порыве морозного ветра. Новый порыв пронизывающего ветра налетел на спину и шею, проникнув под самую кожу и, кажется, еще глубже. Неужели ветер меняется? Гласс на мгновение замер, гадая, не стоит ли ему переместиться на другую сторону тополя. Ветер стих, и он решил остаться.

Он сложил дрова в неглубокую яму и извлек из кисета кремень с кресалом. При первой попытке чиркнуть по кресалу он порезал большой палец. Острая боль отдалась по всей руке, как вибрация камертона. Гласс превозмог боль и вновь чиркнул по кресалу. Наконец на щепы упала искра, и занялся огонь. Гласс нагнулся над крохотным огоньком, укрывая его своим телом, и дул, отчаянно стараясь вдохнуть жизнь в огонёк. Внезапно он почувствовал, как по лицу прошелся порыв вихрящегося ветра, который поднял дым с песком со дна ямы. Хью закашлял и потёр глаза. А когда он их снова открыл, пламя погасло. Черт побери!

Он чиркнул кремнём по кресалу. Искры посыпались вниз, но большая часть щепок уже прогорела. Ладони ныли от холода, а пальцы утратили чувствительность. Используй порох.

Он разложил оставшуюся растопку наилучшим образом, и на этот раз добавил щепки потолще. Гласс отсыпал из рожка порох, бранясь, пока тот струился вниз. Затем он расположился так, чтобы как можно лучше укрыть огонь от ветра, и чиркнул кремнём по кресалу.

В яме вспыхнуло пламя, обожгло Глассу руки и опалило лицо. Но он почти не замечал боли, так отчаянно старался взлелеять пламя, колышущееся от порывов ветра. Хью склонился над огнём и укрыл его от ветра с помощью капоте. Большая часть щепок уже прогорела, но Гласс с облегчением заметил, что поленья занялись. Он подбросил дров и спустя несколько минут убедился, что костер не потухнет.

Только он прислонился к поваленному дереву, как очередной сильный порыв ветра едва не уничтожил его костер. И опять Хью припал на огнем, укрыл его от ветра капоте и подул на тлеющие угли. Защищенное от ветра пламя вновь вспыхнуло.

В таком положении, сгорбившись на огнем и держа раскинутыми руками капоте, Гласс оставался почти полчаса. За то короткое время, что он стерёг костер, вокруг нанесло почти несколько дюймов снега . Хью чувствовал тяжесть снега по краям капоте. Теперь ветер не налетал порывами, а не ослабевая дул ему в спину. Тополь не давал никакого укрытия. А что еще хуже, дерево ловило ветер и разворачивало его – прямо на Гласса и костер.

Хью боролся с нараставшим в нём чувством паники – порочным кругом противоречивых страхов. Отправная точка ясна – без огня он умрет от холода. В тоже время, он не мог бесконечно оставаться в нынешнем положении, склонившись над костром с раскинутыми руками, при упрямо дующем в спину ветре.

Он устал, а метель могла бушевать не один час и даже день. Ему нужно укрытие, пусть даже самое малое. Направление ветра теперь установилось, и можно перейти к другой стороне тополя. Хуже не будет, но Гласс сомневался, что сможет сдвинуться, не потеряв огонь. Разожжет ли он другой костер? Без щепок? Он не видел другого выхода, кроме как попытаться.

В уме Хью сложился план. Он перебежит на другую сторону тополя, выроет яму для костра и попытается перенести костер.

Ждать бессмысленно. Он схватил винтовку и сколько смог дров. Ветер, казалось, почувствовал новую цель и налетел на него со свежими силами. Хью пригнул голову и обошел гигантские корни, выругавшись, когда почувствовал, что еще больше снегу набилось ему в мокасины.

Противоположная сторона не намного лучше урывала от ветра, хотя сугробы стояли тут глубокие. Он отбросил винтовку и принялся рыть. У него ушло пять минут на достаточно глубокую для костра яму. Хью быстро побежал к противоположной стороне, следуя по собственным следам на снегу. Тучи сделали сумерки ещё гуще, но Гласс надеялся увидеть отсвет своего костра, когда обогнул подножие дерева. Ни света, ни костра.

Единственным признаком его костра было небольшое углубление посреди нанесенного сугроба. Гласс стал рыть, бессмысленно надеясь, что какой-то уголек мог уцелеть. Он ничего не нашел, а тепло костра превратило снег в слякоть, намочившую его шерстяные рукавицы. Он почувствовал на руках влагу, а затем странную боль, которая одновременно и обжигала, и морозила.

Хью поспешил к более закрытой стороне дерева. Ветер, похоже, задул в одном направлении, но вместе с тем усилился. Лицо ныло, а пальцы вновь потеряли подвижность. На ноги он не обращал внимания. Впрочем это было нетрудно, поскольку он не чувствовал их ниже лодыжек. Теперь, когда ветер задул в одном направлении, тополь наконец-то давал от него защиту. Температура продолжала падать, но без костра... Хью в очередной раз посетила мысль о смерти.

Не осталось времени рыскать в поисках дров, даже если бы было светло. Он решил настругать щепки тесаком и надеяться, что очередной порции пороха хватит, чтобы разжечь костер. На мгновение он озаботился, не сберечь ли ему порох? Нет, эта наименьшая из моих проблем. Он вонзил тесак в короткое полено и ударил им об землю, чтобы расщепить.

Стук от его действий почти перекрыл другой звук – приглушенный хлопок, похожий на далекую грозу. Гласс замёрз, его шея выгнулась в поисках источника звука. Винтовочный выстрел? Нет – слишком громко. Глассу доводилось слышать гром до начала метели, но не при таком морозе.

Он прождал несколько минут, тщательно прислушиваясь. Но ни один звук не прерывал завывания ветра, и Гласс вновь почувствовал мучительную боль в пальцах. Нашёл время – определять странный звук во время метели. Разведи чёртов костер. Он вонзил лезвие тесака в другое полено.

Настругав достаточно щепок, Гласс сложил их в кучку и потянулся к пороховому рожку. Он ужаснулся, как мало пороха осталось. Отсыпая, он гадал, не стоит ли приберечь немного для второй попытки. Хью окоченел, едва управляя своими замороженными руками. Нет – будь, что будет. Он опорожнил рожок и вновь потянулся к кремню с кресалом.

Он уже поднес кремень к кресалу, но не успел чиркнуть, как по долине Йеллоустоуна прокатился громкий разрыв. На этот раз он знал, что это. Выстрел из пушки ни с чем не спутать. Генри!

Гласс поднялся, прихватив винтовку. Ветер вновь нащупал цель и задул с такой силой, что едва не повалил Гласса. Хью начал пробираться сквозь глубокие сугробы к Йеллоустону. Надеюсь, я на нужной стороне реки.

Капитан Генри был взбешен потерей пушки. В бою от гаубицы пользы было не много, но она была важна, как средство устрашения. Кроме того, настоящий форт всегда обладал пушкой, и Генри хотел иметь её и в своем.

Но за исключением капитана, потеря пушки никому не испортила новогоднего настроения. Наоборот, большой взрыв даже подстегнул попойку. Метель загнала трапперов в сруб, и битком набитый барак содрогался от звуков безудержного веселья.

Внезапно дверь сруба распахнулась настежь, словно снаружи сгустилась грозная потусторонняя сила, открыв свой портал. В открытую дверь ворвалась стихия, пронзив морозом сидящих внутри и лишив их комфорта тепла и укрытия.

– Закрой дверь, чёртов идиот! – завопил Коротышка Билл, даже не обернувшись. Никто не повернул головы. Снаружи завывал ветер. Снег кружился вокруг фигуры, высившейся в дверном проеме. Силуэт казался частью самой метели, злобной частичкой заброшенной к ним глуши.

Джим Бриджер с ужасом воззрился на призрака. Снег окутывал каждую частичку тела вошедшего, покрыв того коркой снега. Лед на его лице примерз к растрепанной бороде и свисал кристальными кинжалами со складок шерстяной шапки. Можно было бы сказать, что призрак целиком состоял из снега, если бы не алые нити рваных шрамов, покрывающих его лицо и ярко горящие, как расплавленный свинец, глаза. Бриджер заметил, как глаза осматривали помещение, явно в поисках кого-то.

В комнате воцарилась тишина, пока все пытались распознать стоящего перед ними человека. В отличие от остальных, Бриджер мгновенно его узнал. Он уже видел этого призрака. Джима захлестнуло чувство вины, смяв его, как гребное колесо. Ему отчаянно захотелось убежать. Но как избежать того, что внутри? Джим знал, что оживший мертвец пришел за ним.

Прошло несколько мгновений, прежде чем наконец заговорил Чёрный Харрис.
– Иисусе. Да это же Хью Гласс.

Гласс разглядывал потрясённые лица. На короткий миг им овладело разочарование, когда он не заметил среди остальных Фицджеральда. Но он нашел Бриджера. Их взгляды скрестились бы, если бы Джим не отвернулся. Как всегда. Он увидел знакомый нож, который Бриджер теперь носил на поясе. Гласс вскинул винтовку и взвел курок.

Желание пристрелить Бриджера едва не одолело Гласса. Он полз к этому мгновению сто дней. Возмездие находилось в его руках, и привести приговор в исполнение можно легким сжатием крючка. Но простая пуля слишком ничтожна, чтобы выразить всю глубину его гнева, и он отмел секундное желание отомстить плотью за плоть. Как проголодавшийся человек, сидящий перед обильно накрытым столом, Хью мог на миг насладиться последним мгновением гнетущего голода, перед тем как утолить его. Гласс опустил винтовку и прислонился к стене.

Он медленно подошел к Джиму, остальные расступились, когда он приблизился.
– Где мой нож, Бриджер? 
Гласс встал перед ним. Джим повернул голову, подняв взор на Гласса. Он почувствовал, что его разрывает столь знакомое желание всё объяснить и одновременно неспособность выразить свои чувства.

– Вставай, – приказал Гласс.

Бриджер поднялся.

Первый удар Гласса попал ему в лицо. Джим не сопротивлялся. Он видел удар, но не отвернулся и даже не моргнул. Гласс услышал, как хрустнул нос Бриджера, и увидел поток хлынувшей крови. Хью тысячу раз представлял себе, как будет наслаждаться этим мгновением, и теперь оно настало. Он радовался, что не пристрелил Бриджера, радовался, потому что не лишил себя кровожадного наслаждения возмездием.

Второй удар угодил Джиму под подбородок, отбросив его к деревянной стене сруба. И вновь Гласс купался в животном наслаждении от удара. Стена не позволила Бриджеру упасть, удержав на ногах.

Гласс подошел к нему вплотную, разразившись серией ударов в лицо Бриджеру. Когда кровь полилась ручьем и руки начали просто соскальзывать, он принялся бить Джима в живот. Бриджер, задыхаясь, согнулся и наконец свалился на пол. Гласс стал его пинать, а Бриджер не мог или не хотел защищаться. Бриджер тоже предвидел наступление этого дня. Пробил час расплаты, и он не чувствовал в себе силы сопротивляться.

Наконец вперед вышел Кабан. Несмотря на пары алкоголя, Кабану удалось связать воедино картину развернувшегося перед ними безжалостного побоища. Похоже, Бриджер с Фицджеральдом лгали насчет смерти Гласса. Но ему казалось неправильным позволить Глассу просто войти и убить их друга и товарища. Кабан потянулся, чтобы остановить Гласса.

Но кто-то схватил его. Обернувшись, Кабан увидел капитана Генри. Кабан воззвал к капитану.
– Вы собираетесь дать ему убить Бриджера?

– Я не собираюсь ничего предпринимать, – произнес капитан. Кабан принялся было возражать, но Генри оборвал его. – Это Глассу решать.

Гласс нанёс очередной беспощадный удар. Бриджер пытался сдержаться, но застонал от боли. Гласс высился над скорчившимся у его ног комком, и задыхался от напряжения учиненной бойни. У него застучало в висках, когда взгляд вновь остановился на ноже у пояса Бриджера. В своем сознании он увидел Бриджера, стоявшего в тот день у края поляны и поймавшего нож, брошенный ему Фицджеральдом. Мой нож. Он нагнулся и вырвал нож из ножен. Прикосновение литой ручки показалось объятиями знакомых рук. Гласс вспомнил все те мгновения, когда ему так не хватало ножа, и ненависть вновь вскипела. Время пришло.

Как долго он лелеял наступление этого мгновения? Теперь оно настало, и возмездие оказалось в стократ прекрасней, чем он себе представлял. Хью покрутил в руке нож, почувствовав тяжесть, и приготовился его вонзить..

Он взглянул на Джима, и что-то изменилось. Совершенство мгновения начало улетучиваться. Бриджер смотрел на Гласса, и в его глазах Хью заметил не злость, а страх, не сопротивление, а покорность. Дерись, черт бы тебя побрал! Хотя бы пошевелись, чтобы оправдать смертельный удар.

Но ничего не произошло. Гласс продолжал сжимать нож, не сводя глаз с мальчишки. Мальчишки! Пока Хью продолжал смотреть на Джима, в его сознании всплыли новые воспоминания, связанные с украденным ножом. Он вспомнил, как мальчик лечил его раны, препираясь с Фицджеральдом. Вспыли и другие картины. Пепельно-бледное лицо Луи Каттуара на отвесном берегу Миссури.

Дыхание Гласса замедлилось. В висках перестало стучать в унисон с биением сердца. Он окинул взглядом комнату, словно внезапно осознал присутствие кольца окружающих его людей. Хью долго смотрел на нож в руке и заткнул его за пояс. Гласс отвернулся от мальчика и понял, что замерз. Он направился к камину и протянул свои окровавленные руки к теплу потрескивающего пламени.

Глава двадцать вторая

27 февраля 1824 года

Пароход «Долли Мэдисон» прибыл в Сент-Луис неделю назад. Он привез товары с Кубы: сахар, ром и сигары. Уильям Г. Эшли любил сигары и удивился, почему это толстая кубинская сигара не доставила привычного удовольствия.

Конечно, он знал, в чём крылась причина. Каждый день, выходя к реке, он искал не пароходы, груженные безделушками Карибского моря. Нет, он жаждал появления с далекого запада пироги, заваленной мехами. Где же они? Уже пять месяцев, как нет вестей от Эндрю Генри и Джедедайи Смита. Пять месяцев!

Эшли мерил шагами свой просторный кабинет в "Пушной компании Скалистых гор". Он не мог целый день сидеть сложа руки. Уильям вновь остановился перед огромной картой на стене. Карта была затейливо разукрашена, вернее, когда-то была.

Эшли исколол её булавками почище подушки для иголок, и толстым карандашом отмечал места рек, ручьев, торговых постов и других ориентиров.

Он пробежался глазами вверх по течению Миссури и вновь попытался избавиться от ощущения неминуемого провала. Эшли остановился, глядя на то место на реке к востоку от Сент-Луиса, где затонула одна из его барж с припасами на сумму в десять тысяч долларов. Он приколол булавку, отметив поселения арикара, где ограбили и убили шестнадцать его людей и где мощь армии США оказалось бессильной расчистить путь торговле. Остановился возле изгиба Миссури выше деревень манданов, где два года назад ассинибойны увели у Генри табун в семьдесят лошадей. Миновав Форт-Юнион, он проследовал по Миссури до Грейт-Фолс, где нападение черноногих заставило Генри отступить в низовья реки.

Эшли перевел взгляд на письмо в руке, последний запрос от одного из вкладчиков. Письмо содержало требования предоставить "свежие новости по состоянию дел предприятия на Миссури". Эшли понятия не имел, как обстоят дела. И конечно же, все состояние Эшли до последнего пенни отправилось вместе с Генри и Смитом.

Уильям чувствовал непреодолимое желание действовать, вступить в игру, сделать что-нибудь, что угодно, но он был бессилен. Эшли лишь недавно удалось выторговать ссуду под новую баржу и припасы. Баржа покачивалась у речной пристани, а припасы лежали на складе. Число желающих попасть в новую партию охотников за пушниной значительно превысило необходимое количество. Он провел несколько недель, тщательно отбирая сорок человек из ста подавших заявления. В апреле он лично поведет этих людей в верховья Миссури. Осталось немногим более месяца!

И куда же он пойдет? Когда в прошлом августе Эшли отрядил Генри и Смита, они сошлись на том, что встретятся на месте, обговорив точный пункт с помощью курьеров. Курьеров!

Его глаза вернулись к карте. Эшли пробежался по извилистой линии, изображавшей реку Гранд. Он помнил, как набросал эту линию и наугад изобразил русло реки. Был ли я прав? Выходит ли Гранд к Форт-Юниону?

Или она сворачивает в другом направлении? Долго ли она вела Генри и его людей к форту? Похоже, что долго, потому что им не удалось заняться осенней охотой. Живы ли они вообще?

Капитан Эндрю Генри, Хью Гласс и Черный Харрис сидели у тлеющих угольков в блокгаузе форта Бигхорн. Генри встал и вышел наружу, вернувшись с охапкой дров. Он подбросил поленья в угли, и все трое заметили, как пламя жадно лизнуло добавку.

– Нужно отправить курьера в Сент-Луис, – произнёс Генри.– Мне давно уже следовало его отправить, только я решил подождать, пока мы устроимся в Бигхорне.

Гласс незамедлительно ухватился за подвернувшуюся возможность.
– Я пойду, капитан. 
Фицджеральд с Анстадтом находился где-то в низовьях Миссури. Кроме того, месяца, проведенного в обществе Генри, оказалось достаточно, чтобы напомнить Глассу о том мрачном настроении, от которого капитану так и не удалось избавиться.

– Хорошо. Я дам тебе трёх человек и лошадей. Я полагаю, ты согласен, что нам следует держаться подальше от Миссури?

Гласс кивнул.
– Думаю, нам следует попытаться пройти вниз по течению Паудера к Платту. Откуда напрямую можно добраться до Форт-Аткинсона.

– А почему не по Гранд?

– На Гранде больше шансов наткнуться на ри. Кроме того, если нам повезёт, можем встретиться с Джедом Смитом на Паудере.

На следующий день Кабан узнал от траппера по имени Рэд Арчибальд, что Хью Гласс возвращается в Сент-Луис с донесением к Уильяму Эшли от капитана. Он немедленно разыскал капитана и вызвался идти вместе с Глассом. Как ни пугало его предстоящее путешествие вдали от уюта форта, перспектива остаться казалась ужасней. Кабан не был создан для жизни траппера и понимал это. Он часто думал о предыдущей работе помощником бочара. Кабан скучал по прежней жизни и её простым удовольствиям больше, чем представлял.

Рэд шел вместе с ними. Как и его друг, кривоногий англичанин Уильям Чэпмэн. Прознав новости про курьеров в Сент-Луис, Рэд с Чэпмэном вознамерились сбежать. Капитан Генри даже обещал добровольцам вознаграждение. Сопровождая Гласса, они избавят себя от необходимости бежать тайком. Теперь они могли дезертировать раньше срока и в придачу получить за это деньги. Чэпмэн и Ред не верили своей удаче.
– Помнишь салун в Форт-Аткинсоне? – спросил Рэд.

Чэпмэн рассмеялся. Он прекрасно его помнил. Там они в последний раз отведали первосортного виски на пути в верховья Миссури.

Джон Фицджеральд не слышал ругани и криков в салуне Форт-Аткинсона. Он весь ушел в свои карты, поднимая их с замызганной столешницы. Туз... Возможно, мне повезёт... Пятёрка... Семёрка... Четвёрка... и тут – туз. Есть! Он окинул взглядом стол. Льстивый лейтенант с большой стопкой монет сбросил три карты и произнес:
– Беру ещё три и ставлю пять долларов.

Маркитант сдал ему три карты.
– Я пас.

Крепкий лодочник сбросил одну карту и придвинул пять долларов к центру стола.

Фицджеральд сбросил три и оценивал своего соперника. Лодочник был идиотом. Он, скорее всего, ждал одну карту для стрита или флэша. Лейтенант, по всей видимости, держал пару, но не выше, чем его тузы.
– Принимаю и увеличиваю ставку вдвое.

– Это на какие же деньги ты увеличиваешь вдвое? – спросил лейтенант. У Фицджеральда кровь прилила к лицу и привычно застучало в висках. Он уже спустил сто долларов. Всё до последнего пенни из той суммы, что выручил за продажу пушнины маркитанту. Фицджеральд повернулся к маркитанту.
– Ладно, старик, я продам тебе оставшуюся половину бобровых шкур. По той же цене – пять баксов за шкуру.

Никудышный игрок, маркитант был ушлым торговцем. 
– После полудня цена упала. Я дам тебе по три доллара за шкуру.

– Ах ты сукин сын! – прошипел Фицджеральд.

– Называй меня как хочешь, – ответил маркитант. – Но это – моя цена.

Фицджеральд вновь посмотрел на напыщенного лейтенанта и кивнул маркитанту. Маркитант отсчитал шестьдесят долларов из кожаного кисета, сложив монеты стопкой перед Фицджеральдом. Джон подвинул стопку в десять долларов к центру стола.

Дилер сдал карту лодочнику и по три Фицджеральду с лейтенантом. Фицджеральд взял карты. Семёрка... Валет... Тройка. Вот дерьмо! Джону не удалось сохранить бесстрастное выражение лица. Подняв глаза, он увидел, что лейтенант пристально смотрит на него. Уголок рта лейтенанта насмешливо подергивался.

Ах ты ублюдок. Фицджеральд подтолкнул оставшиеся деньги в центр стола.
– Поднимаю на пятьдесят долларов.

Лодочник присвистнул и бросил карты на стол.

Взгляд лейтенанта медленно перешел от кучки монет в центре к Фицджеральду. 
– Это целая куча денег, мистер... как вас там, Фитцпатрик?

Фицджеральд едва сдерживался.
– Фицджеральд.

– Ах, да. Простите, Фицджеральд.

Фицджеральд смерил лейтенанта взглядом. Он спасует – пороху не хватит.

Лейтенант держал карты в одной руке, а другой барабанил по столу. Он наморщил губы, отчего его усы опустились еще ниже. Лейтенант раздражал Фицджеральда, в особенности его взгляд.

– Принимаю вашу ставку, – произнёс лейтенант.

У Фицджеральда засосало под ложечкой. Лицо его напряглось, когда он вскрыл пару тузов.

– Пара тузов, – сказал лейтенант. – Что ж, они побили бы мою пару, – он бросил на стол пару троек. – Да вот только у меня ещё одна, – лейтенант кинул на стол третью. – Полагаю, вы закончили сегодняшний вечер, мистер Фитц-как вас там, если только добрый маркитант не купит ваше маленькое каноэ,– лейтенант потянулся к груде монет в центре стола.

Фицджеральд выхватил с пояса разделочный нож и вонзил его в руку лейтенанта. Тот завопил, когда нож прибил руку к столу. Фицджеральд схватил бутылку виски и разбил её о голову несчастного лейтенанта.

Он уже собирался вогнать разбитое горлышко лейтенанту в глотку, как два солдата внезапно схватили его сзади и повалили на пол.

Ночь Фицджеральд провел в караулке. Наутро он предстал в кандалах перед майором в большой столовой, которую приспособили под зал суда.

Майор пустился в пространные, высокопарные и утомительные речи, которых Фицджеральд не понимал. Тут же находился и лейтенант, держа руку на окровавленной перевязи. Майор допрашивал лейтенанта примерно полчаса. Затем он допросил маркитанта, лодочника и трёх других свидетелей из бара. Фицджеральд находил всю процедуру комичной, поскольку не намеревался отрицать, что пырнул лейтенанта ножом.

Спустя час майор приказал Фицджеральду подойти к судейскому столу, которым, как понял Фицджеральд, являлся стол, за которым сидел майор.

Майор вынес приговор.
– Военно-полевой суд признает вас виновным в нападении. Вы можете выбрать из двух видов наказаний – пять лет тюрьмы или три года службы в армии США. 
В этом году дезертировала четвёртая часть личного состава гарнизона. Майор пользовался любой возможностью пополнить ряды своих войск.

Для Фицджеральда выбор был очевиден. Он уже видел караулку. Нет сомнений, что он оттуда сбежит. Но служба в армии – куда более легкий способ сбежать.

Позже в тот же день Джон Фицджеральд поднял правую руку и принес присягу на верность Конституции Соединенных Штатов Америки как новобранец шестого пехотного полка армии США. До тех пор, пока не подвернется возможность побега, Форт-Аткинсон будет его домом.

Хью Гласс привязывал к лошади тюк, когда увидел, что к нему через двор направляется Джим Бриджер. До сих пор мальчишка старательно его избегал. Но сейчас как походка, так и его взгляд были тверды. Гласс бросил свое занятие и смотрел на приближающегося парнишку.

Подойдя к Глассу, Бриджер остановился.
– Я хочу, чтобы ты знал, я сожалею о содеянном, – он сделал паузу, прежде чем добавить: – Я хотел, чтобы ты это знал, прежде чем уедешь.

Гласс открыл было рот, но остановился. Он постоянно думал, подойдет ли к нему Бриджер. Хью даже думал о предстоящих словах мальчишки, отрепетировал в уме длинную лекцию. Но сейчас, когда он смотрел на него, тщательно продуманные слова ускользнули. Хью испытал неожиданное чувство, странную смесь жалости и уважения.

Наконец Гласс просто сказал.
– Иди своей дорогой, Бриджер.
И повернулся к лошади.

Час спустя Хью Гласс и три его спутника выехали из форта Бигхорн, направившись к Паудеру и Платту.