Текст книги "Секретная ферма"

Автор книги: Майкл (Майк) Даймонд Резник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Резник Майк
Секретная ферма

Майкл Резник

СЕКРЕТНАЯ ФЕРМА

Перевела с английского Людмила ЩЕКОТОВА.

Я приехал сюда, дабы вознести хвалу Цезарю. И все остальные прибыли с той же самой целью. Передо мной привольно раскинулись пышные зеленые луга, среди которых тут и там виднелись небольшие, огороженные алюминиевой сеткой загоны и каменные корыта для водопоя. Этот мирный, ничем не загаженный пейзаж до боли напоминал ту волшебную страну, куда мне всегда мечталось попасть, когда я был еще ребенком и мир вокруг переполняли неистощимые чудеса.

Что ж, за истекшие годы чудеса окружающего мира порядком поистощились, но здесь, на ферме, их, должно быть, полным-полно. Хотя и не совсем таких, о которых обычно мечтают дети.

Эта ферма была интеллектуальным детищем Цезаря Клодиуса Макдональда. Гениальный ученый сдался наконец под все усиливающимся напором общественности и согласился допустить мировую прессу в святая святых.

Фамилия моя Макнейр, а именем я давно не пользуюсь. С тех пор, как выяснил, что подпись из одного слова запоминается гораздо лучше, чем из двух. Я работаю на "СанТриб", крупнейший сетевой новостник в регионе Чикаго, и недавно опубликовал сенсационный материал, вчистую разоблачающий мерзавца Билли Чивера, которого копы безуспешно старались прищучить в течение нескольких лет. За это я потребовал у шефа постоянную колонку, а получил командировку на ферму Макдональда.

Для парня, о котором почти никто ничего толком не знает и который почти никогда не появляется на публике, Цезарь Клодиус совершил практически невозможное: за два года имя его стало притчей во языцех на всем земном шаре. В наших собственных файлах, увы, ничуть не больше информации об этой таинственной личности, чем у любого другого бюро новостей, даром что нашим издательством владеет одна из корпораций Макдональда. Известно только, что у него две докторские степени, что он вдовец, но сохраняет верность покойной жене, что унаследовал внушительную кучу денег и в несколько раз больше заработал самостоятельно.

Будучи уроженцем Колорадо, Макдональд эмигрировал в Новую Зеландию, купил себе на Южном острове ферму в 40 тысяч гектаров и постепенно обзавелся целой армией работников с университетским и техническим образованием. Если кто-нибудь когда-нибудь задумывался, отчего бы это на отличных пастбищах гигантской фермы совершенно нет овец, то в конце концов, понимающе улыбаясь, объяснял сей странный факт неким хитроумным способом уклоняться от налогов.

Черт возьми, я и сам так думал. С какой бы еще стати несусветному богачу захотелось похоронить себя в самой заднице земного шара?!

Но вот Цезарю Макдональду натикал шестьдесят шестой годок, и ровно через неделю после этой знаменательной даты он вдруг делает ЗАЯВЛЕНИЕ. Как раз в тот год, когда в Калькутте, Маниле и Рио бушуют голодные бунты, и до всего мира наконец с трудом, но доходит, что гораздо проще нарожать миллиарды человек, чем впоследствии их прокормить.

Некоторые утверждают, что Макдональд создал новую жизненную форму. Многие полагают: это просто гибрид, хотя ни один генетик никогда не согласится с подобным утверждением. Кое-кто уверяет (и обычно я откровенно ржал, услышав этакие слова), что старина Макдональд кощунственно разгадал Ужасные Тайны, Которые Человеку Знать Не Положено.

Согласно информации, записанной в компьютерном миникубе с тем самым историческим заявлением, Макдональд и его команда свыше тридцати лет манипулировали молекулами ДНК, притом такими способами, какие прежде никому не приходили в голову. Ученые мужи работали с эмбрионами кропотливым методом проб и ошибок, покуда не получили желаемый прототип. Потребовалось еще несколько лет, чтобы добиться стабильного размножения животных, и только тогда Всемирный Гений поведал миру о своем триумфе.

Свой рукотворный шедевр он назвал "мясным колобком". Макдональдовы зверушки достигают зрелости через полгода после рождения, на восьмом месяце жизни готовы к зачатию и производят на свет детенышей ровно через четыре недели. Взрослый мясной колобок весит 400 фунтов, и любой из этих фунтов пригоден в пищу, даже костяк.

Это само по себе великолепное научное достижение. Но истинное чудо состояло в пищеварительной системе мясных колобков. Слон, например, – когда слоны еще существовали, – съедал примерно фунтов шестьсот растительной пищи ежедневно, но был способен обратить себе на пользу лишь 40 процентов ее питательных веществ, а все остальное выбрасывалось наружу как балласт. Свиньи и рогатый скот, традиционно поставлявшие человеку мясо в доколобковую эпоху, имеют более эффективный пищеварительный тракт, но все равно у них пропадает втуне слишком много дорогостоящей и ценной пищи.

Мясные колобки непринужденно утилизируют все 100 процентов того, что попадает им в рот! Каждая крупица переваренной пищи идет прямиком на наращивание мяса, чей вкус тонкими биотехнологическими методиками доведен до немыслимого совершенства, радующего даже самого привередливого гурмана. По крайней мере, так уверяют бесчисленные пиаровские релизы.

И вот, наконец, Макдональд согласился допустить к себе на ферму интернациональную группу известных репортеров, чтобы мы – как полномочные представители человечества – узрели и воспели его творения.

Мы все надеялись также увидеть на ферме самого Цезаря Клодиуса и, может быть, даже взять интервью у Великого Человека. Но когда мы прибыли туда, то узнали, что тот уже несколько месяцев не показывается на людях. Как выяснилось, он страдает от депрессии. Никогда бы не подумал, что такая штука может приключиться со спасителем человечества, но странные пути гениальности, должно быть, неисповедимы.

Как знать, возможно, Макдональд, подобно Македонскому, мучается несбыточным желанием завоевать иные миры, а может, расстраивается из-за того, что мясные колобки набирают всего 400, а не 800 фунтов веса. Или он попросту устал от многолетней изнурительной работы, или внезапно сообразил, что гораздо ближе к концу своей жизни, чем к ее началу... Но, скорее всего, он счел журналистов слишком мелкими сошками, чтобы как-то побеспокоить себя из-за нас.

По той или иной причине, но вместо Цезаря Клодиуса нас приветствовал какой-то неизвестный пижон, который представился Джадсоном Коттером. Я сразу распознал в нем пиарщика: слишком прилизанная прическа, слишком модный костюм, слишком белые и мягкие руки, годные лишь на то, чтобы уверенно держать бокал. Он многословно извинился за отсутствие босса и принялся восторженно пересказывать его биографию, ни на йоту не отклоняясь от головерсии, которую нам демонстрировали во время полета

Но мне почему-то кажется, что вы приехали сюда не послушать меня, а посмотреть на ферму? – добавил он с заговорщицкой улыбкой.

Конечно, нет, – пробормотала Джули Болч из "НайВид" – Мы пролетели полмира для того, чтобы постоять тут на холодном ветру и полюбоваться на твой шикарный костюмчик.

Некоторые репортеры вполголоса заржали, и по гладкому лицу пи-арщика скользнула тень раздражения Я сделал в уме заметку непременно поставить Джули хорошую выпивку, как только мы покончим с этим заданием.

– А теперь я попрошу, чтобы вы кое-что сделали для меня, – как ни в чем не бывало продолжил Коттер улыбаясь. – Кто из вас когда-нибудь видел живой мясной колобок? Быстренько поднимите руки!

"И где тебя такого откопали?" – мысленно хмыкнул я, оглядывая нашу группу. Ни одной поднятой руки я не углядел, как и следовало ожидать. Насколько мне известно, еще никто и никогда, помимо людей старины Макдональда, не видел колобков во плоти, а широкой публике были продемонстрированы всего лишь их фото– и голоснимки. Ходили даже слухи, что всем его работникам пришлось подписать клятву верности хозяину.

– Никто? Так оно и есть! Однако это объясняется вполне разумной причиной, – пустился в объяснения Коттер. – До тех пор, пока международная судейская коллегия не подтвердила патент мистера Макдональда, существовала крайне неприятная возможность, что какой-то беспринципный субъект или даже нечестная нация попытается скопировать наши мясные колобки. И хотя мы распространяем их мясо по всему миру, хочу подчеркнуть: исключительно с одобрения и под наблюдением местных органов здравоохранения и контроля за качеством пищевых продуктов... словом, мы не могли допустить, чтобы кто-либо увидел и тем паче обследовал наших животных. Но теперь, когда все судебные инстанции решили дело исключительно в нашу пользу, мы рады гостеприимно распахнуть двери для прессы!

"Врет – и не краснеет... " – подумал я.

– Вы первые журналисты, которых мы пригласили совершить экскурсию по ферме, однако не последние. Будут и другие группы. Мы подумываем даже о том, чтобы сэр Ричард Перегрин отснял здесь один из своих знаменитых документальных голофильмов. – Он немного помолчал и добавил: – Мы планируем также года через два или три открыть публичные туры.

В мозгу у меня тревожно зазвучали колокола громкого боя.

– А почему не сейчас, если вы окончательно выиграли процесс? – резко спросила Джули, у которой был такой вид, словно она прислушивалась к тем же самым колоколам.

– Мы сочли более уместным, чтобы на первых порах именно вы, как самые популярные журналисты, представили публике свои личные репортажи и голоснимки, – гладко ответил Коттер.

– Крайне лестно для всех присутствующих, но вы так и не сказали, почему, упрямо заметила Джули.

– У нас есть на это веские причины. Вам все станет ясно во время экскурсии.

Мой старый приятель Джек Монфрайд из "СиэттлДиск", сардонически улыбаясь, наклонился ко мне и вполголоса сообщил:

– Не уверен, что мне удастся прободрствовать до самого конца процедуры! Этот типчик несет полнейшую лабуду.

– Знаю. На кой ляд их конкурентам эти дурацкие голоснимки? Любой старшеклассник может отщипнуть кусочек от колобкового бифштекса и преспокойно вырастить клон.

– Тогда почему они этого не сделали? – спросила Джули.

– Да потому, – сказал Джек назидательно, – что у Макдональда на одного ученого приходится пятьдесят наемных адвокатов. – Он задумался и озабоченно нахмурил лоб. – И все-таки этот парень лжет нам, причем лжет очень глупо. А с виду он вовсе не так уж глуп. Что он скрывает, хотелось бы знать?

Нам пришлось прекратить обсуждение этой проблемы, поскольку Коттер повел всю группу прямо через роскошный зеленый луг к виднеющемуся вдали амбару. По пути мы обогнули пару красивых прудов, где резво плескались и пили воду по нескольку дюжин упитанных гусей и уток. Вся природа вокруг казалась такой нетронутой, невинной и мирной, как на пейзажах Нормана Рокуэлла, и все-таки меня не оставляло странное чувство, что под внешней чистотой и спокойствием таится нечто глубоко неправильное.

– Чтобы по-настоящему оценить то, что сделал мистер Макдональд, – нарушил молчание Коттер, когда мы наполовину приблизились к большому амбару на склоне холма, – вам надо вспомнить страшную угрозу, с которой он вступил в борьбу. Пять с лишним миллиардов мужчин, женщин и детей на нашей планете испытывали серьезное белковое голодание, причем три миллиарда из них буквально умирали голодной смертью. Само собой разумеется, что цена мяса – любого! – вознеслась до небес, и только очень богатые люди могли его себе позволить. Поэтому мистеру Макдональду надо было создать не просто абсолютно питательное животное, каким является мясной колобок. Это животное еще должно было расти и размножаться с такой скоростью, чтобы полностью удовлетворять потребности человечества.

Он остановился и подождал, пока двое нерасторопных журналистов нагонят группу.

– Первоначально мистер Макдональд реализовал свой замысел в виде компьютерных симуляций. Затем он нанял достаточное количество ученых и технических сотрудников, которые, уверенно ведомые к цели его гением, манипулировали настоящими ДНК до тех пор, пока мясные колобки не обрели существование не только на экране компьютера и, разумеется, в разуме мистера Макдональда, но и в реальной плоти.

Понадобилось еще несколько поколений, чтобы они стали нормально размножаться, но, к счастью, одно поколение этих ценных животных насчитывает месяцы, а не годы. Теперь мясные колобки приносят не одного детеныша, а в среднем от десяти до двенадцати, которые через каких-нибудь полгода уже почти готовы к размножению. Поэтому, когда мы пару лет назад предложили миру свою продукцию, то были совершенно уверены, что сможем полностью выполнить взятые на себя обязательства, не истощив исходных ресурсов.

– А сколько у вас колобков на этой ферме? – спросил парень из "ЕврокомИнтернэшнл", окидывая недоумевающим взглядом тихие луга и пустые поля.

– Тут мы содержим более двух миллионов животных, – охотно ответил Коттер. – У мистера Макдональда есть еще 27 ферм, здесь, на острове, и в Австралии, и любая из них не меньше или даже больше этой. И на всех выращиваются мясные колобки. Мясо перерабатывается прямо на месте, для этого на каждой ферме построен собственный комбинат. Мы гордимся тем, что не только поставляем мясные продукты миллиардам человеческих существ, но создали свыше 80 тысяч рабочих мест.

Он сделал многозначительную паузу, чтобы дать нам возможность записать или иным способом отметить для себя эту цифру.

– Так много? – задумчиво произнесла Джули.

– Я знаю, что это выглядит так, словно мы умышленно таились от всего мира, – с тонкой улыбкой сказал Коттер. – Но по вполне понятным причинам нам приходилось скрывать само существование мясных колобков, когда мы были еще не готовы выйти с ними на рынок. Но лишь только мы предложили нашу продукцию легально, с каждой фермы ежемесячно пошли на экспорт сотни тысяч тонн мяса, которое надо было переработать, упаковать, погрузить на корабли, доставить куда требуется и распродать. Людей, которые занимаются этим, надо было предварительно обучить, и каждому из них пришлось выкладываться на своем рабочем месте с самого первого дня.

– Если вашему боссу присудят Нобелевскую, он сможет без всяких душевных мук отказаться от денег, – сухо заметил Джек.

– Полагаю, что мистер Макдональд с благодарностью использует эти деньги на благотворительные цели, если такое счастливое событие когда-нибудь произойдет, – парировал Коттер. Он отвернулся и снова зашагал к амбару, неподалеку от него остановился и сказал:

– Мне следует подготовить вас к тому, что вы там у...

– Огромное мерси, но мы уже видели голоснимки, – перебил его французский репортер.

Коттер устремил на него тяжелый взгляд и начал заново:

– Как я намеревался сказать, мне надо подготовить вас к тому, что вы там услышите.

– УСЛЫШИТЕ? – с изумлением повторил я.

– Это чистейшая случайность, – сказал Коттер, стараясь выглядеть как можно беспечнее и не вполне преуспев в этом. – Незначительный огрех эксперимента. Аномалия. Но факт состоит в том, что наши животные способны произнести несколько слов, точь-в-точь как это делают попугаи. Мы, конечно, сумели бы избавить их от этого недостатка, продолжив на какое-то время эксперимент. Однако голодное человечество больше не в силах ждать.

– И что они говорят? – поинтересовалась Джули.

Коттер одарил ее широкой улыбкой, которую самонадеянно считал обворожительной.

– Они попросту повторяют то, что услышали! О разуме тут и речи нет, никто из животных даже дюжины слов не выучил. Они выражают обыкновенно свои насущные нужды.

Он повернулся к амбару и кивнул стоящему у входа охраннику. Тот нажал на кнопку, створки двери раздвинулись. В амбаре стояла оглушительная тишина, которая после этаких разговоров даже немного шокировала. Потом, когда они услышали, что мы приближаемся (шарканье подошв, бряканье ключей), раздался голос. Потом другой, за ними сотня, за нею тысяча. Грянула шумная какофония голосов, не вполне человеческих, которые повторяли снова, снова и снова:

– Накорми меня! Накорми меня!

Мы вошли в амбар и наконец узрели колобков во плоти. Совсем такие же, как на голоснимках, огромные и круглые, смехотворные и симпатичные. Вживую они более всего походили на гигантские ярко-розовые надувные шары о четырех крошечных ножках, пригодных не столько для ходьбы, сколько для того, чтобы удерживать равновесие. Маленький розовый шарик головы прилагался к обширному телу без видимого намека на шею. Огромные круглые глаза с широкими зрачками, пара аккуратных круглых ушек размером с мелкую разменную монету, две прорези вместо ноздрей и широкий, по всей видимости беззубый, рот до ушей.

– Глаза – это единственная часть их тела, которую мы не продаем, – пояснил Коттер, – но исключительно по эстетическим соображениям. Биологи утверждают, что они вполне съедобны.

Колобок в ближайшем стойле придвинулся к загородке.

– Приласкай меня! – проверещал он кукольным голосом. Коттер протянул руку и рассеяно почесал ему лобик. Колобок тоненько захрюкал от удовольствия.

– Даю вам несколько минут, чтобы осмотреться, а потом выходите наружу, сказал пиарщик. – И тогда я отвечу на все ваши вопросы.

Тут он был прав. В помещении, где две тысячи колобков дружно голосят "Накорми меня!", даже думать практически невозможно. Мы прошлись туда-сюда вдоль рядов со стойлами, запечатлели их обитателей на кино– и видеопленке, лазерных дисках, в компьютерных миникубах и с чувством выполненного долга покинули амбар.

– Впечатляюще, – вынужден был признать я, когда мы снова сгрудились вокруг пиарщика. – Но тут никак не могут находиться два миллиона животных. Где же все остальные?

– Здесь у нас триста с лишком таких же амбаров и другие строения, ответил Коттер. – Сверх, того, более полумиллиона мясных колобков сейчас находятся на пастбищах.

– Но я не вижу ничего, кроме пустых лугов, – заметил Джек, указывая в сторону незанятых загончиков.

– Это огромная ферма. У нас есть возможность держать животных подальше от любопытствующих. Этот амбар, кстати, построен месяц назад, когда мы решили пустить к себе посетителей. Он отстоит на милю от главных ворот и ближе всех прочих построек к границе имения.

– Вы говорите, часть животных на пастбищах, – вмешалась Джули. – А что они едят?

– Не траву! – подчеркнуто сказал Коттер. – Мы содержим их под открытым небом лишь потому, что они очень быстро размножаются и нам не хватает амбаров. Если вы внимательно их рассмотрели, – добавил он после краткой паузы, – то могли заметить, что они беззубы и совершенно не способны щипать травку, тем более жевать. – Он достал из кармана и показал нам маленькую золотистую пилюльку. – Вот что они едят. Это искусственная пища, синтезированная исключительно из простых химических соединений. Мистер Макдональд специально позаботился о том, чтобы наши животные не поедали природные ресурсы, которые могут приносить пользу людям. Пищеварение мясных колобков идеально приспособлено к данному корму, и только к нему. Никакое другое живое существо на Земле, помимо колобка, этим кормом питаться не может.

– Раз уж вы экспериментировали с их пищеварением, то почему не заставили ваших зверушек пожирать свое собственное дерьмо? – спросил Джек наполовину насмешливо, наполовину серьезно.

– Полагаю, это сказано ради красного словца, но я отвечу. Действительно, на первой стадии мистер Макдональд обдумывал такую возможность. В экскрементах прототипа оставалось какое-то количество питательных веществ, но слишком мало для того, чтобы делать на это серьезную ставку. Поэтому мистер Макдональд решил пойти по другому пути и, в конце концов, добился стопроцентного усвоения пищи.

– Насколько они умны? – спросил кто-то из британцев. – В детстве у меня была собака, которой постоянно хотелось, чтобы я покормил ее или погладил. Однако она никогда не говорила мне об этом.

– Конечно, говорила, но только не словами.

– Я понял вашу мысль, – сказал британец. – Но все же?..

– Это тупые сельскохозяйственные животные, – помолчав, заговорил Коттер. Они ни о чем не мыслят, не мечтают о будущем, ни на что не надеются и ни к чему не стремятся По какой-то генетической случайности они способны произнести несколько членораздельных слов, но то же самое умеют делать многие птицы Надеюсь, вы недумаете, что мистер Макдональд поставил себе целью вывести разумное мясное животное?

– О нет, конечно, нет, – поспешно сказала Джули. – Но слышать человеческую речь из уст животного.. Это все-таки немалый шок.

– Я знаю, – согласился Коттер. – Именно поэтому мы позвали вас сюда и собираемся пригласить еще несколько групп журналистов. Чтобы вы подготовили публику.

– Да уж, – сказал я с большим сомнением. – Боюсь, на такую подготовку понадобится прорва времени.

– Надо же когда-то начать, – пожал плечами пиарщик. – Нам, так или иначе, рано или поздно, придется рассказать об этой странной аномалии. Вы знаете, что люди имеют склонность приписывать животным человеческие свойства, а уж если животное еще и говорит... Словом, мы должны убедить потребителей – и притом так, чтобы у них не осталось ни тени сомнения, – что мясные колобки совершенно лишены интеллекта и не понимают значения заученных слов. Мы просто обязаны убедить их в этом, поскольку мясные колобки – последний шанс человечества.. Прошу обратить особое внимание: я сказал не ЛУЧШИЙ, а ПОСЛЕДНИЙ ШАНС! Поэтому мы не можем допустить возмущенных пикетов, бурных демонстраций и оголтелых проповедей защитников прав животных. Люди начнут задавать вопросы, но нашим ответам никто не поверит. Однако они должны поверить непредубежденному мнению авторитетной мировой прессы.

– Угу, – сказал я вполголоса Джеку. – И если ребенок никогда не согласится скушать Бэмби, Индюка Генри или Свинку Пенелопу, как можно заставить его поедать Говорящего Колобка, который взаправду существует?

– Я слышал ваши слова, – резко произнес Коттер. – И хотел бы напомнить, что голодающие дети, которые выживут благодаря мясным колобкам, вряд ли слышали что-нибудь о Бэмби, Генри и иже с ними.

Ваш аргумент годится на год или два, – ответил я, ничуть не впечатленный. – А после вы начнете продавать колбургеры на каждом углу Соединенных Штатов.

– Этого не случится, пока мы полностью не исполним наш долг перед обездоленными народами мира. И к тому времени люди, на которых вы намекаете, будут уже готовы принять колобков.

– Что ж, вы вправе надеяться.

Мы оба знали, что я прав, а он лжет: до колбургеров дело дойдет даже раньше, чем можно предположить. Но если он не захотел спорить, то я тем более. Мне нужен репортаж, только и всего.

– Прежде чем я покажу вам перерабатывающий комбинат, кто-нибудь еще хочет задать вопрос? – поинтересовался Коттер.

– Вы имеете в виду скотобойню? – уточнил Джек.

– Я имею в виду мясокомбинат, – сурово сказал он. – Есть слова, которые не числятся в нашем лексиконе.

– Вы действительно хотите показать нам, как ваших колобков... перерабатывают? – спросила Джули с отвращением.

– Разумеется, нет, – отрезал Коттер. – Я просто покажу вам комбинат. Между прочим, сам процесс совершенно безболезненный и весьма эффективный. Но я не вижу никакого смысла в том, чтобы вы описывали его в своих репортажах.

– Меня это устраивает, – пробормотала Джули с заметным облегчением.

Пиарщик махнул рукой в сторону открытого электробуса, припаркованного в паре сотен метров от амбара, и через минуту тот двинулся в нашу сторону. Когда все расселись, Коттер вскочил последним и встал рядом с водителем, глядя на нас.

– Мясокомбинат в пяти милях отсюда. Это практически самый центр фермы, надежно изолированный от посторонних глаз и ушей.

– Ушей? – Джули чуть не подпрыгнула. – Они у вас там что... кричат?!

– Просто фигура речи, – снисходительно улыбнулся пиарщик. – Наше производство самое гуманное из всех когда-либо существовавших в мире.

Машина резво подскакивала на кочках, но Коттер сохранял равновесие, как заправский кавалерист, без устали обстреливая нас не слишком полезной информацией, по большей части то слишком технической, то откровенно рекламной.

– Приехали! – воскликнул он наконец, и электробус остановился возле внушительного здания, рядом с которым наш знакомый амбар мог показаться хибарой. – Все на выход, господа, прошу вас.

Мы вышли из машины, и я сразу принюхался, ожидая учуять запах свежей крови. Не то чтобы я хорошо представлял, как пахнет свежая кровь, но здесь я не ощутил вообще никакого постороннего запаха. Ничего, кроме свежего, чистого воздуха. Я был почти разочарован. Неподалеку от здания обнаружилось несколько небольших загонов, в каждом из них пребывало примерно по дюжине мясных колобков.

– Возможно, вы заметили, что у нас нет транспортных средств, способных перевозить сотни и тысячи голов, которые мы ежедневно отправляем на переработку? – Это был вопрос, но у Коттера он прозвучал как утверждение.

– Полагаю, ваши машины где-нибудь в другом месте? – сказала пожилая леди из Индии.

– Мы отказались от них, – объявил Коттер, – поскольку они не эффективны.

И как же вы обходитесь?

Пиарщик загадочно улыбнулся.

– Зачем строить дороги и загромождать их транспортом, если... Он достал карманный компьютер и настучал на клавиатуре код допуска. Створки главного входа величаво раздвинулись, и я заметил, что колобки в загонах пришли в заметное волнение и стали подпрыгивать. Коттер направился к ближайшему загончику и спросил:

– Кто из вас, ребята, желает на небеса?

– На небеса! – радостно взвизгнул один колобок.

– На небеса! – громко заверещал другой.

Через минуту вся дюжина повторяла те же слова почти в молитвенном песнопении, и я внезапно ощутил себя нечаянным участником жутковатой сюрреалистической пьесы. Коттер широко распахнул дверцу загона, колобки весело поскакали к главному входу мясокомбината и скрылись внутри.

– Вот видите? Все очень просто, – довольно резюмировал он. – Мы экономим на машинах, горючем, обслуживающем персонале, что позволяет...

– Просто?! – вскричала Джули. – Это просто... нечто богохульное и непристойное! И если на то пошло, – она подозрительно прищурилась на Коттера, – откуда тупому животному знать, что такое небеса?!

– Я вынужден еще раз объяснить, что эти животные неразумны, – сказал он. Так же, как вы обычно говорите своей кошке или собаке особые слова, у нас есть особые кодовые слова для колобков. Спросите у вашего пса, хочет ли он вкусненького, и он залает, или ляжет, или встанет, или проделает иной трюк, которому вы его обучили. Точно также мы обучаем наших колобков. Значение слова "небеса" они понимают ничуть не больше, чем ваш пес словечко "вкусненькое". Но мы приучили их связывать эту конкретную последовательность звуков с приятными ощущениями и со входом в мясокомбинат. Они с радостью преодолеют несколько миль под дождем, чтобы только попасть "на небеса".

– Но небеса... Ведь это сложное философское понятие, – сказала индианка. Использовать его в подобных целях..

– Ваш пес прекрасно знает, – перебил ее Коттер, – когда он хорошо себя ведет. Потому что вы говорите ему "хорошая собака", и он верит вам без доказательств. И он знает, когда ведет себя плохо. Потому что вы показываете ему, что он сделал не так, и говорите ему, что он "плохая собака". Но разве вы думаете, что ваш пес понимает при этом абстрактные философские категории добра и зла?

– Замечательно, – сказала Джули. – Вы объяснили свою точку зрения. Но если вы не возражаете, я не стану заглядывать в эту скотобойню.

– Перерабатывающий комбинат, – педантично поправил Коттер. – Разумеется, вы вовсе не обязаны идти туда, если вам неприятно.

– Я, пожалуй, тоже останусь, – поддержал я Джули. – Я уже досыта насмотрелся на убийства в Парагвае и Уругвае.

– Мы не собираемся никого убивать, – раздраженно сказал пиарщик. – Я просто покажу вам...

– И все же я остаюсь.

– Как пожелаете. – Он пожал плечами.

– Если вы отказались от транспорта и доставляете животных на комбинат своим ходом, то как же вы вывозите отсюда, гм... конечный продукт? – спросил британец.

– С помощью чрезвычайно эффективной системы подземных конвейеров. Мясо хранится в морозильных камерах, также расположенных под землей по периметру фермы, пока его не вывезут оттуда в порт и не погрузят на корабль. Ну а сейчас... – Коттер спокойно отворил еще один загон и предложил его обитателям небеса. И эти колобки впали в такой же ажиотаж, как предыдущие.

"Бедные дурашки, – подумал я, с состраданием наблюдая, как они вприпрыжку заторопились к роковым дверям. – В прежние времена стадо послушно заходило на бойню, следуя за специально обученным козлом-вожаком. Но теперь мы, разумеется, гуманисты и додумались до лучшего способа: с искренней радостью и совершенно добровольно!"

Чрево массивного здания бесстрастно поглотило вторую дюжину жертв вслед за первой. За ними туда проследовали журналисты, возглавляемые Джадсоном Коттером, вся наша группа, за исключением меня и Джули. Тут можно было проследить определенную параллель, но мне не хотелось даже думать об этом.

Джули отвернулась и направилась к одному из загончиков. Я понял, что она желает остаться одна, и выбрал для себя загончик подальше. Когда я подошел, четверо или пятеро из дюжины его обитателей придвинулись к ограде и заговорили:

– Накорми меня!

– Накорми меня!

– Приласкай меня!

– Накорми меня!

Мне нечем было покормить их, и я погладил того колобка, который нуждался в ласке больше, чем в еде.

– Приятно? – сказал я просто так, рассеянно почесывая за крошечным ушком.

– Приятно! – сразу откликнулся колобок, и я едва не поперхнулся воздухом.

– Дьявольщина!.. Уфф. Невероятно. Тебе известно, что ты великолепный имитатор?

Колобок ничего не сказал.

– Можешь повторить то, что я сейчас говорю? Все то же молчание.

– Как ты научился говорить "приятно"? Ты повторил это слово за мной?

– Приласкай меня! – потребовал колобок.

– Ну хорошо, хорошо, – согласился я и снова почесал его за ушком.

– Очень хорошо! – сказал колобок, и я отдернул руку, словно меня ударило током.

– Откуда ты знаешь слово "очень"? Ведь я тебе его не говорил! Но колобок не ответил. Несколько минут я пытался так и сяк его разговорить, но услышал только "Приласкай меня!" (однажды) и "Хорошо!" (два раза).

– Ладно, сдаюсь, – сказал я наконец. – Иди, малыш, поиграй со своими приятелями. И постарайся не угодить на небеса слишком рано.

– На небеса! – взвизгнул колобок и радостно запрыгал. – На небеса!

– Не слишком радуйся, малыш, – тяжко вздохнул я. – Это совсем не то, о чем ты думаешь.

– Увидеть маму!

– Что??? Повтори!

– Увидеть маму! – заверещал он. – Увидеть Бога!

И тут я внезапно понял, почему старина Макдональд мучается от глубокой депрессии. Черт возьми, я бы и сам на его месте...

Я поспешил вернуться к бойне, и когда пиарщик вышел оттуда один, крепко схватил его за руку.

– Коттер, нам необходимо поговорить!