Текст книги "Крушение Римской империи"

Автор книги: Майкл Грант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Грек при дворе Аттилы рассказывал Приску из Панин (Барбарос) в Трейсе, посланнику Восточной империи, какого низкого мнения он был об офицерах Рима. В своем описании войны против Западной империи, как «более мучительной» по сравнению с войной против Восточной империи, Аттила делает мало комплиментов пресловутой мощи Запада, поскольку он не нашел солдат Запада грозными и внушительными; зато он высоко оценил боевые качества готов, которые к этому времени составляли важную часть армии Запада.

Вот почему императоры рады были обменять военные обязательства граждан римских провинций на золото: они могли на эти деньги взамен завербовать рекрутов-германцев. В самой по себе вербовке не было ничего нового. На заре империи вспомогательные армейские подразделения включали в свой состав много германцев, в основном служивших под началом римских офицеров. Затем, в начале четвертого века, Константин резко повысил роль таких солдат, заключая при вербовке с каждым из них контракт на индивидуальной основе о службе под командованием римлян. В свете таких постановлений Порфирий, который написал плохую хвалебную поэму в честь Константина, мог с полным правом заявить ему: «Рейн обеспечивает тебя армией». За исключением некоторых военнопленных, которых призывали в обязательном порядке, эти германцы ни в коей мере не были врагами Рима и стремились завербоваться в армию. Службу в армии Римской империи они рассматривали, как возможность сделать карьеру.

Юлиан Отступник (361—363) выразил свое неодобрение «проварваризмом» Константина. Но ему не хватило времени в течение короткого периода его правления обернуть эту тенденцию вспять, да и наверное он никогда бы этого не сделал, поскольку германские солдаты уже стали незаменимыми.

Когда Валенс перед сокрушительным поражением при Адрианополе пригласил в провинции Рима вестготов, основным оправданием этого поступка были необходимость увеличения армии, а также рост доходных статей, поскольку суммы, которые жители провинций должны были выкладывать за освобождение от воинской службы, превышали расходы на выплату вознаграждения германцам. Затем в 382 г. Феодосии I принял энергичные судьбоносные решения. Германские «союзники», или «федераты», которых он вербовал в солдаты, не были просто индивидуальными рекрутами. Теперь вербовали на службу племена в целом, вместе с их вождями, которые получали от императора Рима годовую сумму деньгами и товарами, чтобы платить солдатам, которыми они продолжали командовать. Эти люди служили в армии в качестве добровольцев на очень хороших условиях. Им разрешалось уволиться, если они находили себе замену.

В 388 г. Амвросий указывает на решающую роль германцев в армии Феодосия. Он мог бы сюда также добавить негерманцев – гуннов, которые в это время также обеспечивали Рим большим количеством солдат. Однажды начавшись, участие новых федератов в армии быстро нарастало. И оно росло с особой скоростью, поскольку в битвах между Феодосием I и другими претендентами на трон участвовало много германцев и неримских войск с обеих сторон.

Хотя придворные льстецы восхваляли мудрость императоров, набиравших солдат из германских племен, этот процесс широко критиковали другие римляне и греки. Синесий считал бесполезным доверять сторожить стадо овец стае матерых волков, набрасывающихся на овец, – людям той же расы, что и римские рабы. Иероним также заявлял, что римляне теперь самая слабая нация на земле, поскольку они целиком зависят от того, как за них будут сражаться варвары. И языческий историк пятого века Зосим, который мало в чем соглашался с Иеронимом, также писал, что Феодосии уменьшил истинно римскую армию почти до нуля. Это было не совсем верно. Но это очень мало отличалось от правды, поскольку римская армия, если не считать германцев, быстро угасала.

Поскольку проблема вербовки рекрутов стала совсем безысходной, действия Феодосия по замене римских солдат на германцев, по-видимому, были наилучшим практическим средством, которым он располагал. Они также предоставляли замечательные возможности для расового сотрудничества, однако из-за сочетания предрассудков римлян и непокорства германцев, эти возможности не удалось эффективно использовать и, впоследствии, иллюзии о надежности подразделения федератов исчезли.

Для того, чтобы подстраховать их сомнительную службу, центральное правительство от случая к случаю делало попытки мобилизовать местные группы самообороны против непрекращающихся извне вторжений. Уже были прецеденты таких действий, например, защита Тревери (Трира) от узурпатора в 350-х годах. Но затем, в 391 г., право использования армии против «бандитов» было даровано, в противовес обычной практике, всем, без исключения, на принципах, изложенных в Истории Августа так: люди сражаются лучше всего, когда они защищают свою собственность.

В конце четвертого столетия снова стали возникать спорадические вспышки местной обороны, но они были немногочисленны и неэффективны. Во время отчаянного кризиса при вторжении германских племен в Италию в 405 г. государство обратилось к провинциям с призывом объединиться в качестве временных добровольцев в борьбе «за родину и мир» – но без особого успеха. Сепаратистские движения в британских провинциях тремя годами позже можно рассматривать как попытки совместной самообороны. А вскоре, в 410 г., Гонорий послал в Британию инструкцию местным властям, как организовать самостоятельную оборону. Тридцатью годами позже британцы вновь получили подобное послание. В Италии, когда Гейзерих и вандалы угрожали стране, власти призвали граждан взять в руки оружие. Также и в Галлии в 471—475 гг. епископ Сидоний призвал население Арверни (Оверн) защищать свою столицу Арверни (ранее Августонемет, ныне Клермон-Ферран) от нападения вестготов.

Эти попытки местной самообороны заслуживают только упоминания, поскольку они были скорее исключением. В военных событиях они не играли существенной роли. А что касается самой армии Рима, без учета неуправляемых федератов, то ее конец был уже близок. Легальное выступление на трон Валентиниана III едва ли могло скрыть отчаянную ситуацию, поскольку император прямо заявил, что его военные планы полностью провалились.

Разваливалось все и повсюду. Британия, несмотря на все увещевания, была уже полностью потеряна. В провинциях в долине Дуная войска были распущены еще в начале века, граница вокруг них рассыпалась и никто не платил им зарплату. Только часть реки, самая близкая к Италии, вплоть до конца оставалась в руках Рима.

Некий Еджиппий, местный монах, в своей биографии описывал последние дни дунайского гарнизона, примерно, в 482 г. Он рассказал, как пограничные силы и сама граница, наконец, рассыпались, и описал, как последнее уцелевшее подразделение у Кастра Батава (Пассау) послало несколько человек в Италию получить причитающиеся им выплаты. В это время в самой Италии больше не было никаких римских войск. Последняя армия римского государства, армия Одоакра, который низложил последнего императора Запада, состояла полностью из федератов.

Если бы римляне смогли поддерживать армию, они смогли бы спасти страну от развала. Их провал в попытке восстановить армию был одной из основных причин крушения империи. В позднем Риме наблюдалось полное отсутствие взаимной симпатии между армией и гражданами; и это противоречие между нуждами обороны и желанием людей обеспечить ее, внесло весомый вклад в падение Западного Рима.

Но почему эти противоречия достигли столь катастрофических масштабов? Ответ лежит немногим ниже поверхности и заключается в глубоком расколе, потрясшем позднее римское общество. Исследованием этого раскола мы теперь и займемся.

РАСКОЛ МЕЖДУ КЛАССАМИ

Глава 3

БЕДНЯКИ ПРОТИВ ГОСУДАРСТВА

Главной причиной, по которой граждане Рима не хотели поддерживать армию и пополнять ее ряды, было тяжелое бремя налогов, взимавшихся для содержания армии – гигантская нагрузка, все более отчуждавшая бедняков от государства и с фатальной неизбежностью разделявшая их. Отчаянная ситуация, в которую фискальная налоговая политика загнала Западную империю, серьезно анализируется неизвестным автором книги «О делах войны». Он описывает происходившие в терминах, использовавшихся налоговым управлением Империи: «огромные расходы на армию необходимо проверить, поскольку они ввергли в кризис всю систему уплаты налогов».

Это заявление не совсем справедливо, поскольку в нем рассматривалась только часть проблемы. Огромные военные расходы были вынужденно необходимы, если Империя хотела устоять на ногах. Стоимость защиты границ стала поистине колоссальной. Когда в 360 г. государственный казначей Урсул побывал в разрушенном городке Амида, ныне Дьярбакир в Южной Турции, который римляне были вынуждены оставить, он с горечью обратил внимание на финансовые аспекты: «Посмотрите, с какой храбростью защищают эти города наши солдаты, чье безмерное жалование уже подорвало здоровье Империи».

Это замечание позже стоило Урсулу жизни – он погиб от рук солдат, которых критиковал. И все-таки, даже если его осуждение сдачи Амиды было оправданным и даже если расходы были чрезмерными, при всем при том армию необходимо было поддерживать и находить деньги на ее содержание во что бы то ни стало. Но находить их было все труднее, а иногда и невозможно. Когда Валентиниан III признал, что его планы относительно армии провалились, он связал этот провал с нехваткой денег. Не было денег, сказал он, для действующей армии, не говоря уже о новых рекрутах.

Автор книги о делах войны, не рассматривающий проблему в общем, делает ряд частных предложений, которыми, к большому сожалению, не всегда можно было воспользоваться. Одним из таких предложений, о котором он и сам говорит, что оно явилось бы жестом отчаяния для его исполнителей, было – резко сократить, либо полностью отменить премии, которые правительство обычно выплачивало как военным, так и гражданским лицам: автор видит в этих расходах главную причину упадка Империи. Однако и прошлые правители считали политически обязательным распределение дополнительных вознаграждений в войсках и среди гражданского персонала, каков бы ни был их источник – налоги или грабежи.

Конечно, неизвестный автор был прав, когда говорил, что эти премии ложились тяжелым бременем на налогоплательщиков. Но он умалчивал о том, что отмена премий была бы самоубийственна. Второе предложение касалось сокращения срока службы, чтобы сэкономить на высоких окладах на выслугу лет. Но и это, по-видимому, было практически невозможно из-за отсутствия людских ресурсов для замены увольнявшихся из армии.

Другой анонимный автор того же периода, один из авторов Истории Августа относится с энтузиазмом к известному заявлению императора Марка Аврелия Проба (276—232) о том, что, поскольку при его правлении все складывалось очень удачно, то в дальнейшем римская армия вообще не нужна.

…Какое блаженство охватило бы всех, если бы при его правлении больше не брали бы в солдаты. Провинции не должны были бы содержать гарнизоны, никаких выплат на армию от общественных щедрот, сокровища Рима оставались бы нетронутыми, землевладельцы больше не облагались бы налогами!

Это был бы действительно золотой век, обещанный им.

Все это, конечно, так, но золотой век так никогда и не настал. Вместо этого все произошло с точностью до наоборот: армия становилась все больше и больше. Однако История Августа была совершенно права, признавая армию главной причиной и потребителем налогов. Когда впоследствии Валентиниан I и Феодосии I предпринимали гигантские усилия, каждый по-своему, для укрепления вооруженных сил, неизбежным результатом являлось резкое повышение налогов. Из-за отсутствия оборотного капитала, правительство не могло, выражаясь на современный лад, переложить часть бремени на потомков, образуя государственный долг.

Насколько это было в силах Валентиниана, он проводил налогообложение крайне осторожно. Аммиан специально информирует нас о желании императора обеспечить провинциям финансовые послабления. Но несмотря на свои личные пожелания, он был вынужден разрешить Петронию Пробу, своему префекту претории в Италии, Иллирии (Югославия) и Северной Африке, прибегнуть к очень жестким мерам, и к концу его правления налогообложение резко выросло.

Что касается Феодосия I, то в его законах отражено страстное желание увеличить поступление налогов любыми возможными средствами. «Никто, – заявил он в 383 г., – не может владеть какой-либо собственностью, не облагаемой налогом». И он подписывал огромное количество регулирующих актов для воплощения этого принципа со все возрастающей жесткостью.

Он использовал беспрецедентно безжалостные методы для сбора налогов; это не было новостью. Такие методы практиковались и за сто лет до него. Третий век новой эры, отмеченный множеством внешних и гражданских войн, свидетельствовал о почти полном развале политической структуры и национальной обороны. Это был кризис, от которого Империя спасалась фантастическими военными усилиями. Ценой поддержания зыбкого равновесия было огромное, постоянное повышение налогов и рост всевозможных тоталитарных методов давления для обеспечения их поступления в казну.

В IV в. н. э. давление стало еще более неумолимым. Каждый последующий император старался все сильнее затягивать гайки, а поток законов и эдиктов Феодосия I свидетельствует, что он закрутил эти гайки уже до предела. Бесполезными были патриотические отрицания поэта Клодиана того, что провинции изнывают под тяжестью налогов, или утверждения посла Приска из Панин (Барбарос), Трейс, полувеком позже, убеждавшего эмигранта грека в том, что в Империи все прекрасно.

Валентиниан III открыто допускал проявления дикости своей собственной системы и даже уменьшал размеры налогов – для богачей. Когда вскоре на трон взошел Майориан, и Сидоний приветствовал его вступление во власть поздравительным адресом, ему удалось упомянуть бремя налогов, придавившее его родную Галлию. И новый император сам выступил с очень откровенным заявлением, не оставляющим места для кривотолков, в котором он сожалел о допущенных жестокостях.

В период чрезвычайных событий третьего века возник обычай востребования налогового платежа в товарном виде, а не в деньгах (подобно выплатам солдатам таким же образом) – возврат к бартерным системам примитивных времен. В завершающий период Империи налоговая политика стала изменяться, как бы возвращаясь к старому, и сборщики налогов стали требовать замены товаров на золото – прежде всего замены лошадей, крупного рогатого скота и обмундирования для армии, а затем и в рамках регулярного земельного налога – замены ранее принимавшихся зерна, вина, масла и мяса. Вообще говоря, это был своего рода возврата к долговременным концепциям прогресса, но он уже не мог помочь простым людям, ограбленным налогами.

Ситуация ухудшалась еще и потому, что большие неудобства населению доставляла нестабильность в денежных единицах, которая была весьма далека от хорошо спланированной чеканки монет в Империи прежних времен. Правда, после периода выпуска в обращение ненадежных золотых монет, Константин вновь вернулся к стабильной единице из этого металла, солиду. Но от этого для большинства населения Империи было мало толку, так как у них вообще редко бывали золотые монеты (хотя оплату некоторых налогов требовали в золоте), и даже проведенная Феодосией новая деноминация золота (чеканка монеты по размеру в одну треть от солида) не помогла устранить образовавшуюся пропасть. Феодосии и его преемники выпустили также маленькую серебряную монету, но это практиковалось очень короткое время. Большинство граждан никогда не видело ничего, кроме монет из бронзы, либо слегка посеребренной бронзы, да и на них по прошествии времени можно было купить все меньше и меньше товаров.

Инфляция в большой мере была связана с увеличением номинальной стоимости солида. Эта стоимость (в бронзовых долях) в 400-х годах была в сорок пять раз выше, чем сто лет назад. Это означало, что государству приходилось выпускать все больше и больше бронзовых монет, не сокращая в то же время те виды налогов, которые было необходимо оплачивать золотом. В результате эти монеты заполонили рынок, а стоимость их становилась все ниже и ниже по отношению к золоту. Власти оставались безучастными к плачевным результатам, поскольку бронзовые монеты, будучи разменной валютой, можно было выпускать совершенно произвольной номинальной стоимостью, что приносило им большую прибыль. Как бы то ни было, как и все другие правители в античном мире, они не задумывались над экономическим законом, гласящим, что если количество денег растет, а количество доступного товара остается прежним, то цены обязательно будут расти.

В результате ущерб был колоссальным, собственно таким он уже был в ходе инфляции в предыдущем, третьем столетии. Торговцы западных провинций, которыми были, в основном, греки и иудеи, находили жизнь почти непереносимой, поскольку правительство не оказывало им никакого содействия. Меняльщики денег также жаловались префекту Рима Симмаху, что они едва сводят концы с концами. Другая трудность, которая причиняла ущерб каждому, заключалась в том, что нелегальная подделка монет стала совершенно необузданной.

Эта неблагоприятная валютная ситуация особенно осложнилась для населения, когда в начале пятого века правительство Западной империи отказалось вообще от каких-либо изменений в сложившемся порядке, проводя только ограниченные выпуски бронзовых монет минимальной номинации. Правда, это некоторое уменьшение общего числа новых бронзовых монет снижало инфляцию, но отсутствие любой другой разменной монеты и к тому же, чрезвычайная нехватка серебряных монет привели к тому, что денежные операции любого рода – кроме как для меньшинства, обладавшего большим запасом золотых монет – стали намного более трудоемкими и опасными, чем это было раньше.

Эти неурядицы, однако, были относительно несущественными по сравнению с основной бедой – крушением налоговой системы. Выплата огромных налогов была только частью поборов, накладываемых государством на гражданина Империи. Было широко распространено использование его личных услуг. Так например, его заставляли поставлять дрова и уголь, особенно для государственных арсеналов и монетных дворов; гасить известь; предоставлять государству свой опыт и труд по различным поводам, если он обладал соответствующей квалификацией; помогать поддерживать в хорошем состоянии дороги, мосты и здания. Только лишь один император, Гонорий, издал не менее десяти эдиктов об условиях содержания основных дорог, плохое состояние которых привело к серьезному нарушению деятельности имперской почтовой службы, работавшей по системе реквизиций.

Для борьбы с кризисом все интенсивнее использовали принудительный труд. «Служба в этой стране, – речь идет о Риме, – превратилась в нечто типа принудительного найма». И в то же время было очень много освобожденных от этих обязанностей: духовенство (частично), арендаторы имперской собственности, высший класс в целом – хотя они были наилучшим образом обеспечены, чтобы нести такую ношу.

При реализации всех упомянутых принудительных мер в огромных масштабах расцвела коррупция. Мошеннический деспотизм бюрократов особенно проявлялся при сборе налогов. Императорам это было хорошо известно, и они резко критиковали официальных лиц, угрожая им разными карами. Валентиниан III жаловался, что «ответственные чиновники ставят дымовую завесу для детальных расчетов, погруженных в непроницаемую тьму». За этой дымовой завесой все прогнило. Масса чиновников казначейства продолжала заниматься своими преступными махинациями с надменностью и безнаказанностью, едва ощущая отдаленные раскаты грома пустых имперских угроз.

Ритор четвертого века Либаний рассказывал о мучительных сценах, сопровождавших появление сборщиков налогов в городе или деревне.

…Если торговцы могли возместить убытки за счет спекуляций, то те, которые своими руками едва зарабатывали на жизнь, падали на колени под прессом налогов. Самый нищий сапожник не мог избежать этого. Я видел некоторых из них, кто, простирая руки к небу и показывая свой сапожный нож, клялись, что они не могут больше ничего заплатить. Но их протесты не умеряли алчность жестоких угнетателей, которые преследовали свои жертвы с криками и, казалось, были готовы уничтожить их.

Еще со времен Константина известны подобные сообщения, в которых говорилось об изъятии налогов насилием и грубостью, о применявшихся методах, в том числе, принуждении детей свидетельствовать против своих родителей и насильственном склонении жен к измене своим мужьям.

Было бесполезно освобождать от земельных налогов, как это делал в ряде случаев Гонорий, поскольку облагодетельствованные таким образом районы были уже настолько обчищены, что им все равно уже нечем было платить. В таких случаях, как об этом откровенно говорилось в одном из императорских эдиктов, официальное принуждение могло только привести налогоплательщика к печальному концу без какой-либо выгоды для государства.

От угроз арестов, самые известные из которых содержатся в эдикте Майориана, было мало толку, поскольку в результате только списывались безнадежные долги. Долги, в основном, числились не за бедняками, а за богатыми, которые достигли высокого искусства в задержке платежей, вызывая снова и снова напрасный гнев римских законодателей.

Возникла ужасная дилемма. Не было сомнений в том, что государство обязано взимать налоги, если оно хочет выжить, и, конечно, неэффективность сбора налогов была одной из причин падения Рима – римляне больше не могли содержать свою армию. Однако это чрезвычайно необходимое наполнение государственной казны приводило к страшной нищете населения.

Было ли это потому, что требуемые суммы налогов и податей были за пределами платежных возможностей населения? Если так, то задача была безнадежной, и не было смысла для Западной империи пытаться себя защищать, поскольку для этого не было денег. Но кажется, что с большой вероятностью необходимые суммы могли быть уплачены, если бы система сбора налогов была менее репрессивной – и, в результате, более эффективной. В действительности, сборщики налогов были виновны в огромных злоупотреблениях, что приводило к уклонению от уплаты налогов в невероятных масштабах.

Когда критики системы указывали, что наибольшие страдания приходились на сельских бедняков, в их словах была только правда. Более девяноста процентов всех поступлений государство получало за счет земельного налога, т. е. с сельского населения. И этот налог по своему действию не был прогрессивным, так что его бремя для бедняков было пропорционально больше, чем для богатых. Дополнительная несправедливость возникала из-за неспособности государства при взимании налога принять во внимание качество земли и размеры урожая. К 350 г. суммы, извлекаемые из этого главного источника доходов, утроились за период жизни поколения, что привело к еще большему угнетению и нарастающей жестокости по отношению к землевладельцам при взимании налога.

Наиболее важным налогом этого рода, используемым в течение многих лет для выплаты жалованья государственным служащим, был опять-таки сельскохозяйственный налог, поскольку он взимался в виде зерна – основного продукта питания в Римской империи. Но поставок зерна часто не хватало, чтобы удовлетворить непомерные запросы сборщиков налогов. Это было неудивительно, поскольку транспортировка зерна осуществлялась примитивными способами, а механизация труда была очень несовершенной. Экономия на рабах не помогала. Не способствовало и новое христианское государство, в котором такие деятели, как Эйсебий и Амвросий объявили науку напрасным трудом, поскольку она не помогала спасению человека на этом свете.

Кроме того, не хватало рабочих рук. Американский историк А. Е. Р. Боак считает сокращение населения фатальной причиной падения Рима. Его детальные аргументы вызывают возражение, но некоторое сокращение было бесспорным. Набеги, опустошения и нищета – все они сделали свое дело, и когда рентные и налоговые платежи истощили население, зачастую не оставалось денег на то, чтобы вырастить достаточное количество детей и, тем самым, скомпенсировать высокую смертность. Причиной уменьшения численности населения была продажа бедняками своих младенцев в рабство. Ранее это запрещалось законами Рима, но, начиная примерно с 300 г., такая практика официально допускалась, а во время ужасного голода 450 г. широко распространилась. Напрасно Валентиниан III десятью годами ранее своим декретом об освобождении от налогов пытался остановить сокращение сельского населения. Этот процесс зашел слишком далеко, чтобы его можно было обратить вспять.

Из-за недостатка рабочих рук земля оставалась не обработанной, а сокрушительный налоговый пресс изгонял мелких фермеров из их хозяйств. В среднем уменьшение площади обрабатываемой земли, с учетом эрозии почвы и региональных ' климатических изменений составило от десяти до пятнадцати процентов. По общему мнению эта заброшенная земля была, как правило, на окраинах, так что снижение производства зерна в процентном выражении было меньшим. Тем не менее это означало, что налоговое бремя, которое по-прежнему ложилось на сельское хозяйство, становилось все тяжелее для тех, кто обрабатывал землю.

Когда последующие римские императоры пригласили германцев в свои провинции, они предполагали, что эти иммигранты, как и солдаты приграничных римских гарнизонов, будут не только нести военную службу, но и в свободное время обрабатывать землю. Однако анализ медлительных неэффективных законов, касающихся оставленных земель, показал, что проблема восстановления земли никогда не была решена и к ней только едва приступали, поскольку так тяжело пробивавшая себе путь налоговая система не давала никаких стимулов для возвращения на землю. Слабая и плохо обустроенная римская экономика показала свою полную неэффективность, не сумев ответить поставленным перед нею требованиям.

В определенных районах, таких, как Мавритания и территория Среднего Дуная, жило большое число рабов, они составляли существенную часть общей рабочей силы. Однако это не давало желаемого эффекта увеличения общего числа работников. Единственным результатом было дальнейшее снижение доли «свободных» бедняков, поскольку они не могли конкурировать с бесплатной рабочей силой и просто выпадали из рынка труда.

В большинстве других районов Империи в ту эпоху количество рабов было ничтожно, и они не могли оказать существенного влияния на рынок. Правда, захват военнопленных, продажа младенцев и понижение статуса нуждающихся граждан до положения рабов делали проблему поставки рабов не столь острой, как это было в непосредственно предыдущий период. Но поскольку многих военнопленных вместо отправки на работы в качестве рабов забирали в солдаты римской армии, только небольшая их часть попадала на землю для восполнения нехватки сельскохозяйственных рабочих.

Во время военного кризиса, в годы, последовавшие сразу после 400-го, правительство Рима предприняло отчаянный шаг, призвав рабов в армию, впервые за многие столетия. Опасность этой меры заключалась в том, что вместо принятия таких патриотических предложений, рабы предпочитали объединиться с захватчиками, которые зачастую были их соотечественниками.

Историки-марксисты не раз доказывали, что рабство рухнуло в самом конце Римской империи, открывшем новую эпоху в мировой истории, – потому, что рабы и крестьяне вместе с захватчиками извне делали одно общее дело.

Это, однако, было преувеличением. Были, конечно, случаи, когда рабы помогали врагу. Такое случилось, например, перед битвой у Адрианополя с вестготами и когда Аларих был у ворот Рима. Примерно в 415 г. отдельные рабы, ведомые молодыми знатными людьми, нанимались грабежами вокруг Бордо. Но все это было давно и редко. Рабы играли относительно несущественную роль в истории этого периода.

Так обстояло дело со свободными бедняками Рима. Аммиан говорит, что они проводили свои дни в винных лавках, харчевнях, играли в кости, убивали время на гонках колесниц и боях гладиаторов. Но Аммиан, по-видимому, преувеличивает, поскольку он всегда с особым предубеждением относился к низшим слоям общества.

Тем не менее правда, что сто семьдесят пять дней в году посвящалось публичным зрелищам, в то время, как двумя веками раньше эти развлечения занимали сто тридцать пять дней. Правда также, что в середине четвертого века 300 000 римлян имели хлебные карточки, которые давали им право получать от правительства бесплатный государственный рацион. И даже столетием позже, когда население города сильно сократилось, оставалось еще 120 000 получателей бесплатного хлеба. Конечно, население Рима в большой мере паразитировало, но этот городской пролетариат слишком в малой степени определял ход событий, приведших к финалу позднюю Римскую империю.

С другой стороны, были и «свободные» бедняки из сельских районов, которых правительство в борьбе за деньги для армии обложило налогами со всей строгостью и жестокостью. Юридически отличаясь от рабов, они были в не лучшем положении, но даже в худшем, чем рабы, поскольку часто оказывались в полной нищете. Между этой сельской беднотой и правительством были враждебные отношения – отношения угнетаемых и угнетателя.

Это было одно из самых серьезных противостояний, подтачивавших Западную империю. Государство и непривилегированное большинство сельского населения находились друг с другом в деструктивной, самоубийственной дисгармонии, которая сыграла прямую и определяющую роль в последующем развале Империи. Из-за этого раскола не собирались налоги, необходимые для содержания армии. А поскольку не собирались налоги, не было чем платить защитникам страны и – Империя рухнула.

Поскольку мелкие фермеры и сельскохозяйственные рабочие поздней Римской империи были настолько задавлены тяжестью налогового бремени, что больше не могли свести концы с концами, они стали искать защиту там, где ее легче всего можно было найти.

Целые деревни, например, обратились к местным армейским офицерам за «патронажем». Поскольку эти военнослужащие были готовы изгонять официальных имперских сборщиков налогов, такая практика вначале была объявлена незаконной. Однако в 415 г., по крайней мере в нескольких провинциях, такой патронаж был разрешен при условии, что патроны принимали на себя ответственность на полноту сбора налогов в конкретной деревне.