Текст книги "Драгоценность в черепе"

Автор книги: Майкл Джон Муркок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Набрав высоту, птицы получили преимущество перед орнитоптерами, но трудно было поверить, что они смогут сделать что-нибудь с машинами из металла, пусть даже и неуклюжими. Струи огня, едва видимые с земли, полоснули по орнитоптерам, и пилот одного из них превратился в горящий факел и, вывалившись из кабины, упал на землю. Неуправляемая машина накренилась, крылья ее сложились, и она рухнула в болото у подножия холма. Потом Хокмун увидел, как из огненной пушки одного из орнитоптеров вырвался сноп огня, попал во фламинго, и алая птица дернулась в воздухе, перевернулась и упала на землю, теряя перья. Воздух раскалился, и было очень шумно. К холму стремительно приближался отряд неприятельской кавалерии.

Граф стоял какое-то время неподвижно, молча наблюдая за тем, как враг подходит все ближе и ближе. Но вот он снова поднял меч и закричал:

– Башни – огонь!

Стволы неизвестного оружия, торчащие из башенных бойниц, повернулись в сторону вражеских всадников, и раздался оглушительный звенящий звук. Хокмуну показалось, что у него раскалывается голова. Чем стреляло это оружие, он так и не понял – из стволов ничего не вылетало.

Потом он увидел, что лошади гранбретанцев, уже добравшихся до болота, резко остановились и попятились, вставая на дыбы и сбрасывая седоков. Глаза животных округлились, на губах выступила пена. Солдаты, барахтаясь в грязи, пытались удержать лошадей.

Граф Брасс повернулся к Хокмуну.

– Оружие испускает невидимый луч, сопровождаемый звуком. Ты тоже почувствовал это. Лошадям же досталось в полной мере.

– Может следует атаковать их сейчас? – спросил Хокмун.

– Нет, в этом нет нужды. Наберись терпения.

Лошади замертво падали в болотную жижу.

– К сожалению, это убивает их, – сказал граф.

Вскоре все лошади полегли, а их седоки, громко ругаясь, выбирались на берег и в нерешительности топтались на месте.

В воздухе продолжался бой. Но все больше и больше грациозных птиц падало на землю – больше, чем клацающих крыльями орнитоптеров.

Рядом с башнями на землю начали падать огромные камни.

– Боевые машины. Они пустили в ход катапульты! – закричал фон Виллах. – Что делать?..

– Терпение, – невозмутимо ответил граф.

Затем их обдало жаром, и они увидели, как огромный огненный шар ударил в стену ближайшей башни.

– Огненная пушка. Такой большой мне еще видеть не приходилось. Она всех нас уничтожит!

Граф Брасс быстро направился к башне. Они видели, как он, спрыгнув с лошади, вошел в здание. Прошло совсем немного времени, и башня начала поворачиваться, все быстрее и быстрее. Хокмун в изумлении заметил, что она уходит под землю и огонь не достигает цели. Тогда огненные шары устремились к другой башне, но и она, быстро вращаясь, скрылась под землей, в то время, как первая вновь появилась на поверхности и нанесла ответный удар из установленного на ее зубчатых стенах диковинного оружия. Оно переливалось зеленым и пурпурным цветами. Ствол был сделан в форме колокола. Несколько белых шаров вылетело из него и упало возле огненной пушки. Хокмун видел, как они прыгают среди обслуживающих орудие солдат.

Но его внимание отвлек орнитоптер, упавший совсем рядом, и он постарался побыстрее и подальше отъехать, пока не взорвался двигатель. К нему присоединился фон Виллах.

– Что это за шары? – спросил его Хокмун, но фон Виллах лишь покачал головой, удивленный ничуть не меньше своего молодого друга.

Немного погодя Хокмун увидел, что белые шары перестали скакать и огненная пушка больше не стреляет. Люди, обслуживающие ее, застыли в самых неестественных позах. Хокмун испытал небольшой шок, когда понял, что они заморожены. Невиданное оружие продолжало посылать белые шары, и вскоре камни перестали падать на позиции камаргцев: некому стало обслуживать катапульты и прочие боевые машины.

Граф выбрался из башни и вернулся к ним.

– У нас есть что показать этим идиотам, – сказал он, улыбаясь.

– Но их слишком много, – сказал Хокмун.

Он увидел огромную колонну пехоты, надвигающуюся на них. Солдат было так много, что, казалось, никакое – даже самое мощное оружие – не сможет остановить их.

– Ну, это мы еще посмотрим, – ответил граф, давая сигнал дозорному на ближайшей башне.

Небо над ними потемнело от множества летающих машин и птиц. Куски металла и окровавленные перья фламинго падали на землю. И невозможно было сказать, кто побеждает в этой схватке.

Первые ряды пехотинцев были уже совсем рядом, когда граф Брасс взмахнул мечом и башня повернулась к нападавшим какими-то широкоствольными орудиями. Голубые стеклянные шары полетели в приближающихся солдат. Хокмун увидел, что гранбретанцы, ломая стройные ряды, принялись бешено метаться из стороны в сторону. Некоторые из них судорожно срывали с себя маски и, обхватив головы руками, падали в грязь.

– Что происходит? – спросил графа Хокмун.

– Шары начинены газом, вызывающим галлюцинации, – ответил граф. Людям начинают мерещиться всякие кошмары.

Потом он повернулся в седле и махнул ждущим внизу всадникам. Отряд кавалерии выступил вперед.

– Ну вот пришло время и для простого оружия, – сказал он.

Оставшиеся в строю солдаты Империи выпустили по камаргцам тучи стрел и встретили их огнем копий. Лучники и копьеносцы графа ответили тем же. У камаргцев появились первые жертвы. В воцарившемся хаосе пехота Гранбретании уверенно теснила воинов графа, несмотря на свои поредевшие ряды. Приостановилась она, лишь когда ступила на заваленную трупами лошадей болотистую почву.

Граф Брасс подозвал своего герольда. Воин подошел, высоко подняв фамильное знамя Брассов – красная латная рукавица на белом фоне.

С вершины холма граф Брасс, Хокмун и фон Виллах наблюдали за тем, как ползли по болоту солдаты Империи.

Сначала Хокмун увидел Мелиадуса, а чуть позже и Азровака Микосеваара. Московит одним из первых перебрался через болото и сейчас уже приближался к подножию холма.

Хокмун выехал ему навстречу.

И вот он увидел перед собой ястребиную маску с рубиновыми глазами.

– Ага! Хокмун! Тот самый пес, что осмелился беспокоить нас! Сейчас мы посмотрим, каков ты в открытом бою, предатель!

– И это ты называешь меня предателем! – гневно ответил Хокмун. – Ты, вонючий пожиратель падали!

Микосеваар заревел в ярости и, взяв в обе руки боевой топор, пошел на Хокмуна. Герцог спрыгнул с коня и приготовился защищаться.

Первый удар пришелся в щит, и Хокмун вынужден был попятиться, чтобы не потерять равновесия. Последовал еще удар, отколовший кусок от щита Хокмуна. Герцог в долгу не остался. Взмахнув мечом, он опустил его на закованное в доспехи плечо московита – раздался звон и брызнул сноп искр. Соперники стоили друг друга. Не обращая внимания на кипящую вокруг битву, они обменивались могучими ударами. Потом краешком глаза Хокмун заметил фон Виллаха, бьющегося с Мигелем Хольстом, эрцгерцогом Лондры, равным ему и по силе, и по возрасту. Граф же, ловко расправляясь с менее искусными противниками, искал в толпе Мелиадуса, но тот, видимо, решил понаблюдать за ходом сражения со стороны.

Занимавшим более выгодную позицию воинам Камарга удавалось успешно сдерживать атаки гранбретанцев.

Щит Хокмуна превратился в бесполезный кусок металла, и он, отбросив его в сторону, взял в обе руки меч и уже им отражал удары Микосеваара. Оба хрипели от напряжения, то толкая соперника в надежде сбить его с ног, то нанося колющие удары.

Хокмун вспотел и тяжело дышал. Неожиданно он поскользнулся и упал на колено. Микосеваар, не мешкая ни секунды, шагнул вперед и, подняв топор, приготовился обезглавить врага. Хокмун бросился ему под ноги. Микосеваар упал, и они, вцепившись друг в друга, покатились по склону.

Очутившись в болотной жиже, они остановились. Ни один не потерял оружия, и поэтому, поднявшись на ноги, оба были готовы продолжать поединок. Хокмун оперся о труп лошади, размахнулся и ударил. Не наклонись вовремя московит, удар мог бы сломать ему шею, а так лишь сбил шлем с головы, открывая горящие безумные глаза и белую пышную бороду. Наемник попытался топором распороть Хокмуну живот, но герцог успел отразить удар. Выпустив из рук меч, Хокмун со всей силой толкнул Микосеваара в грудь, и тот упал, распластавшись на спине. Пока он, карабкаясь в грязи, пытался встать, Хокмун высоко поднял меч и опустил ему на голову. Московит взвыл от боли. И снова высоко взлетел и опустился меч Хокмуна. Азровак Микосеваар издал душераздирающий вопль, который почти сразу же оборвался. Хокмун продолжал наносить удары до тех пор, пока не заметил, что перед ним уже лежит совершенно обезображенное тело. И только тогда он обернулся, чтобы посмотреть, как идет сражение.

Сразу трудно было разобраться. Повсюду валялись трупы людей и лошадей. Битва в воздухе была почти окончена – несколько орнитоптеров еще кружили в воздухе, но фламинго было намного больше.

Неужели Камарг одерживает победу?

Хокмун обернулся и увидел двух наемников, бегущих к нему. Он наклонился и поднял окровавленную маску Микосеваара. Показав ее им, он рассмеялся:

– Смотрите! Ваш командир мертв! Я убил его!

Воины остановились в нерешительности, затем попятились и обратились в бегство. В Легионе Стервятников не было такой железной дисциплины, как в Орденах Темной Империи.

Хокмун устало перешагивал через трупы. Сражение здесь почти закончилось. Лишь на склоне холма фон Виллах, издав победный клич, добивал Мигеля Хольста и готовился встретить бегущих к нему солдат эрцгерцога. Кажется, фон Виллаху помощь не требовалась. Тогда Хокмун побежал на вершину холма, чтобы оттуда увидеть полную картину сражения.

Трижды обагрил он кровью меч, прежде чем смог добраться туда. Огромная армия, приведенная Мелиадусом, поредела раз в шесть, а то и больше.

Половина знамен Темной Империи пали и были втоптаны в грязь. Четкие боевые порядки имперской пехоты сломались, и Хокмун увидел нечто беспрецедентное – формирования разных Орденов смешались, тем самым приводя в настоящее смятение воинов, привыкших сражаться бок о бок лишь со своими "братьями".

Хокмун видел графа, бьющегося сразу с несколькими всадниками, и вдалеке – штандарт Мелиадуса. Со всех сторон знамя обступили люди Ордена Волка. Барон неплохо позаботился о себе. Потом Хокмун увидел и других военачальников, среди них были Адаз Промп и Йорик Нанкенсен. Они направлялись к Мелиадусу, и было ясно, что они готовы отступить, но вынуждены ждать приказа барона.

Хокмун мог предположить, о чем они говорят Мелиадусу – о том, что цвет армии, лучшие ее воины погибли и что такие потери не стоят какой-то крошечной провинции.

Но трубы глашатаев молчали. Очевидно, Мелиадус продолжал упорствовать.

Подъехал фон Виллах. Он снял шлем и широко улыбнулся Хокмуну.

– Думаю, что мы их побеждаем, – сказал он. – А где граф?

– Там, – улыбнувшись, указал Хокмун. – Во всей своей красе. Надо бы узнать у него, что дальше делать. Гранбретанцы в растерянности. Они явно хотят покинуть поле боя. Можно было бы немножко подтолкнуть их к этому.

Фон Виллах кивнул.

– Пусть граф решает. Я пошлю к нему человека.

Он повернулся к ближайшему всаднику, что-то сказал ему, и тот быстро стал спускаться по склону.

Минут через десять граф подъехал к ним.

– Я зарубил пятерых военачальников, – сказал он с видимым удовлетворением, – но Мелиадусу удалось ускользнуть.

Хокмун повторил то, что говорил фон Виллаху.

Граф согласился, и вскоре уже пехота Камарга пошла в наступление, уверенно тесня гранбретанцев.

Хокмун нашел себе нового коня и возглавил атаку. Он мчался, нанося сокрушительные удары, снося головы с плеч и отрубая конечности. С ног до головы он был забрызган кровью. Пробитая во многих местах кольчуга едва держалась на нем. Грудь покрывали синяки и царапины, рука кровоточила, и боль в ноге причиняла сильнейшие муки, но он не обращал на это внимания жажда крови овладела им, и он убивал человека за человеком.

Скачущий рядом фон Виллах сказал ему в минуту относительного спокойствия:

– По-моему, ты решил в одиночку расправиться с ними.

– Я не остановлюсь, даже если их кровь затопит эту долину, – ответил Хокмун. – Я буду истреблять их, пока они все не подохнут.

– Ты такой же кровожадный, как и они, – с иронией в голосе сказал фон Виллах.

– Нет. Я кровожаднее! – крикнул Хокмун, вырываясь вперед. – Для них-то это забава!

И он продолжал беспощадно убивать.

Но вот наконец военачальники, кажется, убедили Мелиадуса: герольды затрубили отбой и оставшиеся в живых гранбретанцы обратились в бегство.

Некоторые из них бросали оружие и, стоя на коленях, молили о пощаде. Хокмуна это не останавливало.

– Мне не нужны живые гранбретанцы, – говорил он и убивал безоружных.

Но, в конце концов, Хокмун удовлетворил свою ненависть и, присоединившись к графу и фон Виллаху, наблюдал, как гранбретанцы, перестроив ряды, покидают поле боя.

Хокмуну показалось, что он услышал крик ярости, донесшийся оттуда, и, признав в нем голос Мелиадуса, он улыбнулся.

– Мы еще встретимся с бароном, – сказал он. Граф, соглашаясь, кивнул. – Сейчас он понял, что Камарг неприступен для его армий, и знает, что мы не поддадимся на его уловки. Но он найдет какой-нибудь иной путь. Скоро Темная Империя захватит все земли вокруг Камарга, и нам невольно придется быть все время настороже.

Когда они этой же ночью вернулись в замок, Богенталь завел с графом разговор.

– Сейчас ты понял, что Гранбретания безумна? В ее силах изменить ход истории. А это приведет не только к гибели человечества, но и к уничтожению всего разумного во Вселенной.

Граф Брасс улыбнулся.

– Ты преувеличиваешь, Богенталь. Откуда ты это знаешь?

– Это мое ремесло – понимать силы, творящие то, что мы называем судьбой. Я повторяю, граф: Темная Империя уничтожит мир, если не остановить ее.

Хокмун сидел, вытянув ноги, стараясь дать отдых натруженным мышцам.

– Я не понимаю тех философских принципов, что служат основой ваших убеждений, господин Богенталь, – сказал он, – но интуитивно я знаю, что вы правы. Мы все еще воспринимаем Гранбретанию как просто могущественную силу, стремящуюся править миром – нечто подобное бывало и раньше – но Темная Империя – это совсем другое. Не забывайте, граф, я провел какое-то время в Лондре и воочию видел куда как более наглядные доказательства их ненормальности. Вы видели лишь их армии – они мало чем отличаются от прочих, разве что своей жестокостью и дисциплиной. Но что вы, например, скажете об их Короле-Императоре, этом живом трупе? Или об их манере общения друг с другом? Город буквально пропитан безумием...

– Ты думаешь, мы видели еще не самое худшее из того, на что они способны? – серьезно спросил граф Брасс.

– Думаю, что так, – ответил Хокмун. – Не только месть заставляла меня столь безжалостно убивать их, а нечто большее. Я словно чувствую в них угрозу самой Жизни.

Граф вздохнул.

– Возможно, ты и прав. Не знаю. Только Рунный Посох может знать это.

Хокмун тяжело поднялся.

– Я еще не видел Иссольду, – сказал он.

– Думаю, она уже спит, – ответил ему Богенталь.

Хокмун был разочарован. Он так желал встречи с ней. Хотел рассказать ей о своих победах. И ее отсутствие неприятно удивило его.

Он пожал плечами.

– Ладно, думаю, пора и мне. Спокойной ночи, господа.

Они почти не говорили о своей победе – сказывались нечеловеческое напряжение и усталость. Но завтра, вне всякого сомнения, они будут праздновать этот триумфальный успех.

Когда Хокмун вошел в свою комнату, там было темно. Он почувствовал чье-то присутствие и, прежде чем подойти к столу и зажечь стоящую там лампу, вытащил из ножен меч.

На кровати лежала Иссольда.

– Я наслышана о ваших подвигах, – сказала она, улыбаясь, – и решила лично поприветствовать вас. Вы великий герой, Дориан Хокмун.

Хокмун почувствовал, как у него учащается дыхание и начинает бешено биться сердце.

– О, Иссольда...

Он медленно подходил к раскинувшейся на кровати девушке.

– Я знаю, что ты любишь меня, Дориан, – тихо сказала она. – Или ты будешь отрицать это?

Он не стал делать этого.

– Ты... очень... смелая, – хрипло произнес он в ответ.

– Ну, а ты такой застенчивый, что я вынуждена быть слегка нескромной.

– Я... Я не застенчивый, Иссольда. Просто из этого ничего хорошего не выйдет. Я обречен – Черный Камень, он...

– Что это – "черный камень"?

И он все рассказал ей.

– Теперь ты понимаешь, – сказал он, заканчивая свою историю, – что не должна влюбляться в меня... Так будет только хуже.

– Но этот Малагиги... Почему бы тебе не найти его?

– Путешествие может продлиться месяцы. И я могу потратить оставшееся у меня время на бесплодные поиски.

– Если ты любишь меня, – сказала она, когда он присел на кровать и взял ее за руку, – ты должен рискнуть.

– Да, – ответил он задумчиво. – Возможно, ты и права...

Она потянулась к нему, обхватила руками за шею и поцеловала в губы.

Хокмун больше не мог сдерживаться. Прижав к себе Иссольду, он страстно поцеловал ее.

– Я поеду в Персию, – сказал он наконец, – хотя путь будет очень опасным. Стоит мне покинуть границы Камарга, и люди Мелиадуса попытаются выследить меня...

– Ты вернешься, – убежденно сказала Иссольда. – Я знаю. Моя любовь будет охранять тебя.

– Может быть, так оно и будет.

Он нежно коснулся ее лица.

– Завтра, – сказала она. – Уезжай завтра, не теряй времени. А сегодня...

Она снова поцеловала его, и он пылко ответил ей.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Дальше история рассказывает о том, как Дориан

Хокмун, покинув Камарг, отправился на восток.

Огромная алая птица пронесла герцога больше тысячи

миль, до самых гор, что на границе Греческих и

Булгарских земель.

Из "Истории Рунного Посоха"

1. ОЛАДАН

Как и уверял граф Брасс, лететь на фламинго было удивительно легко. Птица управлялась, как лошадь, поводьями, закрепленными на ее изогнутом клюве. В полете она была настолько грациозна, что Хокмуну даже в голову не приходило, что он может свалиться с нее. Летела она только в светлое время суток, почти не отдыхая, и покрывала расстояние раз в десять быстрее лошади. Ночью она, как и Хокмун, спала.

Хокмун удобно сидел, пристегнувшись ремнями, в высоком мягком седле. С обоих сторон от него висели сумки с провизией. Прямо перед ним вытягивалась шея фламинго. Птица медленно взмахивала огромными крыльями. Хокмун старался ничем не сдерживать ее полет.

Время от времени у него появлялась сильная головная боль, словно напоминая о необходимости торопиться. Но по мере того как крылатый красавец уносил его все дальше и дальше на восток, и воздух становился заметно теплее, настроение у Хокмуна поднималось, и ему казалось, что шансы на успешное возвращение увеличиваются.

Прошла неделя с того дня, как Хокмун покинул Камарг. Они летели над скалистым горным хребтом. Был уже вечер, и герцог высматривал место для ночлега. Птица, устав за день, опускалась все ниже и ниже, и вот уже грозные каменные пики окружили их. Неожиданно Хокмун увидел внизу, на горном склоне, фигуру человека, и почти сразу же закричал фламинго. Покачнувшись, он отчаянно замахал крыльями. Хокмун заметил длинную стрелу, застрявшую в боку птицы. Вторая стела попала ей в шею, и с пронзительным криком птица начала стремительно падать. Хокмун приник к седлу; в ушах у него свистел ветер. Он увидел несущуюся навстречу скалу, почувствовал сильнейший удар и словно провалился в черный бездонный колодец.

Очнулся он в панике. Головная боль была почти невыносимой. Он уже ясно представлял, как Черный Камень пожирает его мозг, словно крыса мешок с зерном, и, обхватив голову, приготовился к самому худшему. Но, нащупав многочисленные царапины и шишки, Хокмун с облегчением понял, что причина боли совсем в ином, а именно – в падении и ударе о скалу. Вокруг было очень темно, и ему показалось, что он лежит в пещере. Всмотревшись в темноту, он увидел огонек костра. Он с трудом поднялся и направился туда.

У самого выхода из пещеры он споткнулся обо что-то и, посмотрев вниз, увидел свои вещи. Все было аккуратно сложено – седло, сумки, меч и кинжал. Он потянулся за мечом, стараясь не шуметь, вытащил его из ножен и осторожно вышел из пещеры.

Жар огромного костра, разложенного неподалеку, обжег лицо. На большом вертеле, установленном над огнем, была насажена туша фламинго, общипанная, без головы и когтей. Возле костра сидел человек, ростом раза в два меньше Хокмуна, и время от времени поворачивал вертел, используя сложное приспособление из кожаных ремней.

Когда Хокмун приблизился, маленький человек, разглядев меч в его руке, истошно заорал и отпрыгнул в сторону. Герцог был изумлен – все лицо и тело карлика покрывали густые рыжие волосы. Одет он был в кожаную куртку и такую же юбку, подпоясанную широким ремнем. На ногах он носил башмаки из замши, а на голове его нелепо сидела шапочка с воткнутыми в нее четырьмя самыми крупными перьями фламинго.

Карлик попятился от Хокмуна.

– Простите меня, господин. Поверьте, мне очень жаль, что так получилось. Я, конечно, не стал бы стрелять в птицу, если бы знал, что она несет седока. Но все, что я тогда видел – это ужин, который не хотелось упустить...

Хокмун опустил меч.

– Кто вы? Или – что вы? – спросил он. От жара костра и перенесенных волнений закружилась голова.

– Я – Оладан, из рода Горных Великанов, – начал маленький человек. Хорошо известный в этих краях...

– Великан? Великан! – Хокмун хрипло засмеялся и упал, потеряв сознание.

На этот раз он очнулся, почувствовав восхитительный запах жареной дичи. Какое-то время он лежал, наслаждаясь им, и только потом понял, откуда этот запах. Он лежал почти у самого края пещеры. Меч его исчез. Маленький покрытый шерстью человек нерешительно приблизился к нему, предлагая огромный кусок мяса.

– Съешьте это, господин, и вы почувствуете себя лучше, – сказал Оладан.

Хокмун взял мясо.

– Я съем. Делать все равно больше ничего не остается. Вы лишили меня сейчас самого дорогого.

– Вы так любили птицу, господин?

– Нет, но... Мне грозит смертельная опасность, и этот фламинго был моей единственной надеждой.

Он вонзил зубы в жесткое мясо птицы.

– Кто-то преследует вас?

– Не кто-то, а что-то – нелепый и страшный рок... – ответил Хокмун.

И вдруг, сам не зная почему, он начал рассказывать о себе этому странному существу, которое, пусть и невольно, но еще больше приблизило роковой конец. Было в карлике что-то располагающее, когда он, чуть склонив голову, внимательно слушал рассказ герцога – глаза его в ужасе расширялись, стоило только Хокмуну упомянуть о каком-нибудь страшном эпизоде, и невольно герцог позабыл о своей замкнутости.

– И вот я здесь, – закончил он, – и ем ту самую птицу.

– Да... – вздохнул Оладан, вытирая жир с лица. – Это очень печальная история, милорд, и я с великой грустью думаю о том, что это мой ненасытный желудок привел к столь страшному несчастью. Но завтра я сделаю все, чтобы исправить свою ошибку и найти вам средство передвижения.

– Какую-нибудь птицу?

– К сожалению, нет. Я имел в виду всего лишь козла, – и прежде, чем Хокмун смог что-то возразить, Оладан продолжил. – Я обладаю в этих местах кой-каким влиянием – меня принимают здесь как нечто редкое и очень любопытное. Видите ли, я родился в результате странной связи между неким юным путешественником – своего рода волшебником – и Горной Великаншей. Но сейчас я, увы, сирота. В одну из голодных зим мама съела папу, а потом и она, в свою очередь, была съедена дядей Баркиосом – самым большим и свирепым из Горных Великанов. С тех пор я живу один. Компанию мне составляют лишь книги моего несчастного отца. Я урод, и меня не принимают ни те, ни другие. Живу сам по себе. Если бы я не был таким маленьким, дядя Баркиос давно бы уже съел меня.

Печальное лицо Оладана выглядело таким забавным, что Хокмун больше не испытывал к карлику ни малейшей злости. Кроме того, тепло костра и сытный ужин совсем разморили его.

– Достаточно, друг Оладан. Давай забудем все и ляжем спать. А утром мы поищем что-нибудь, на чем я мог бы добраться до Персии.

Проснувшись на заре, они увидели, что костер все еще горит, а вокруг него сидят закутанные в меха вооруженные люди и завтракают жареным фламинго. Слышно было, что там царит веселье.

– Разбойники! – закричал Оладан и в тревоге вскочил на ноги. – Мне не следовало оставлять на ночь костер!

– Куда ты дел мой меч? – спросил его Хокмун, но было поздно – два разбойника, вытаскивая на ходу грубо сделанные короткие мечи, уже направлялись к ним. Хокмун не спеша поднялся.

– Я знаю тебя, Рекнер, – неожиданно сказал Оладан, указывая на самого высокого разбойника. – И ты наверняка знаешь, кто я такой. Я – Оладан, один из Горных Великанов. Поэтому теперь, когда ты позавтракал, будь любезен – уходи, или придет моя родня и убьет вас всех.

Рекнер на это лишь ухмыльнулся, ковыряя в зубах грязным ногтем.

– Я действительно слышал о тебе, крошка, но честно говоря, не знаю, чего мне бояться. Мне говорили, правда, что жители ближайших деревень стараются избегать тебя. Но крестьяне – это тебе не храбрые разбойники, не так ли? И поэтому лучше помолчи, если не хочешь умереть в мучениях.

Оладан, казалось несколько сник, но продолжал пристально смотреть на главаря. Рекнер засмеялся.

– Ну, а теперь показывай, что ты там прячешь в своей пещере?

Оладан побледнел, словно охваченный смертельным страхом, и тихо забормотал что-то. Хокмун смотрел то на него, то на разбойников и не знал, что делать. Бормотание Оладана стало громче. Улыбка застыла на лице Рекнера, и глаза его стекленели под пристальным взглядом карлика. Неожиданно Оладан резко выкинул вперед руку, указывая на разбойника, и холодным голосом произнес:

– Спать, Рекнер!

Рекнер свалился на землю. Разбойники, изрыгая проклятия, бросились было к ним, но остановились перед поднятой рукой Оладана.

– Бойтесь меня, ибо я – Оладан, сын волшебника.

Разбойники стояли в нерешительности, глядя на распростертое тело своего главаря. Хокмун какое-то время в изумлении смотрел на маленького человека, одним движением руки сдерживающего кровожадных разбойников, потом нырнул в пещеру и принялся за поиски меча. Меч нашелся почти сразу, и Хокмун, прицепив его вместе с кинжалом к поясу, быстро вернулся к Оладану. Карлик уголком рта прошептал ему:

– Вытащи вещи из пещеры. Лошади разбойников у подножия горы. Мы воспользуемся ими. Рекнер может проснуться в любую секунду, и тогда я не смогу удержать их.

Хокмун вынес из пещеры сумки, и они с Оладаном, пятясь, начали спускаться по склону. Ноги цеплялись за кусты и камни. Рекнер пошевелился и застонал. Ему помогли подняться.

– Ну теперь держись, – сказал Оладан, повернулся и побежал.

Хокмун помчался за ним, и велико же было его удивление, когда, добравшись до подножия горы, он увидел там не лошадей, как говорил Оладан, а с полдюжины козлов размером с пони. На каждом – седло из овечьей шкуры. Оладан ловко запрыгнул на ближайшего козла и протянул уздечку другого Хокмуну. Герцог криво усмехнулся и вскочил в седло. Рекнер и его люди мчались за ними по склону. Хокмун несколько раз ударил плоской стороной меча по спинам оставшихся животных, и те бросились врассыпную.

– Не отставай! – закричал Оладан и направил своего козла к узкой горной тропинке, лежащей внизу.

Но разбойники догнали Хокмуна, и ему пришлось пустить в ход свой сверкающий меч. Одного он заколол ударом в сердце, другого – в бок, ударил по макушке Рекнера и помчался за Оладаном. В спину ему неслись громкие проклятия.

Козел двигался прыжками, и совсем скоро у Хокмуна с непривычки начало ломить все тело. Они выбрались на тропинку и дальше ехали по ней. Крики преследователей доносились все тише и тише. Оладан, широко улыбаясь, повернулся к Хокмуну.

– Лучше ехать, чем идти, а, лорд Хокмун? Я не думал, что это нам так легко удастся. Это хороший знак! Следуй за мной. Я покажу тебе дорогу.

Хокмун улыбался, сам не зная чему. Ему нравился Оладан. Любопытство вместе с растущим уважением и благодарностью за их спасение заставили Хокмуна забыть, что этот родственник Горных Великанов стал непосредственной причиной его новых несчастий.

Оладан настоял на том, чтобы проводить его через горы, и несколько дней спустя они выехали к краю широкой желтой равнины. Оладан, указывая куда-то вдаль, сказал:

– Тебе нужно вон туда.

– Спасибо тебе, – сказал Хокмун, глядя вперед. – Мне очень жаль, что мы должны расстаться.

– Ага! – улыбнулся Оладан, приглаживая рыжий мех на лице. Потом он ненадолго задумался и сказал:

– А я, пожалуй, составлю тебе компанию, чтобы не так скучно было.

И с этими словами направил козла вперед.

Хокмун засмеялся, пожал плечами и поехал следом.

2. КАРАВАН АГОНОСВОСА

Едва они выбрались на равнину, как начался дождь, и козлы по ровной вязкой земле двигались очень медленно. Они путешествовали вот уже месяц, закутавшись в плащи и дрожа от сырости и холода. У Хокмуна к тому же часто болела голова. Когда боль начиналась, он ничего не говорил Оладану, а просто закрывал голову руками и старался ничего не видеть. Он знал, что там, в замке Брасс, сила Камня начинает прорываться сквозь возведенные графом преграды, и в душе он уже отчаялся когда-либо опять увидеть Иссольду.

Дождь лил не переставая, и бушевал неистовый ветер. Впереди, сквозь плотную стену дождя, Хокмун видел лишь бескрайнюю равнину. Изредка встречались кусты можжевельника и черные карликовые деревья. Небо было затянуто тучами, и Хокмун совсем не представлял, куда им следует двигаться. Единственным указателем направления могли служить редкие кусты, ветви которых здесь тянулись всегда на юг. Он никак не ожидал, что так далеко на востоке можно встретить местность с таким ужасным климатом и решил, что все это результат одной из многочисленных катастроф страшного тысячелетия.

Хокмун откинул мокрые волосы со лба и, почувствовав твердую поверхность Черного Камня, содрогнулся. Он посмотрел на грустное лицо Оладана и отвернулся. Вдалеке, почти на горизонте, виднелись темные очертания того, что могло быть лесом, где, возможно, они смогут найти защиту от дождя. Копыта козлов скользили на мокрой траве. У Хокмуна зазвенело в ушах, и он вновь почувствовал сильную головную боль и тошноту. Он глубоко вздохнул, прижимая руку ко лбу. Оладан смотрел на него с глубоким сочувствием.

Наконец они достигли кромки леса. Сейчас они ехали еще медленнее, поскольку приходилось постоянно объезжать образовавшиеся в огромном количестве большие темные лужи. Стволы и ветви лесных деревьев, казалось, тянулись вниз, а не вверх. Кора их была черной или темно-коричневой, и почти не было листьев. Но несмотря на это, лес выглядел густым и труднопроходимым. На краю его в мелкой канаве блестела вода.

Они въехали в чащу. Копыта козлов шлепали по грязной воде. Земля под пологом леса намокла, и у деревьев образовались лужи. Искать укрытие от непрекращающегося ливня здесь было бесполезно.