Текст книги "Вечный воитель / The Eternal Champion"

Автор книги: Майкл Джон Муркок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Король Ригенос покровительственно улыбнулся.

– Ты многое забыл, Эрекозе, если ты не помнишь элдренов. Они – не люди. Они умны и расчетливы. У них языки без костей. Они забалтывают человека до неподвижности, а потом когтями вырывают у него из груди сердце. Хотя, надо признать, в отваге им не откажешь. Под пытками они умирали, так и не открыв нам своих истинных планов. Они хитры. Они хотят, чтобы мы поверили в их болтовню о мире, о взаимном доверии и помощи; они надеются усыпить наше внимание, а потом покончить с нами одним ударом, навести на нас порчу и сглаз. Не будь наивным, Эрекозе! Не пытайся говорить с элдреном так, как говорил бы с человеком, ибо иначе ты обречен. В нашем понимании, у них нет души. Они лишены любви, если не считать их расчетливой верности своему хозяину Азмобаане. Пойми, Эрекозе, элдрены – это демоны. Они – чудовища, которым Азмобаана на потеху аду даровал подобие человеческого облика. Но пусть тебя не обманет их внешность! Внутри элдрены не люди, внутри они – нелюди!

Лицо Каторна исказила гримаса.

– Не доверяй элдренским собакам! Они насквозь лживы, лживы и злы! Мы не будем знать покоя, пока не уничтожим их всех до единого. Раз и навсегда – так, чтобы на Земле не осталось ни кусочка их плоти, ни капли их крови, ни косточки и ни волоска! Я не преувеличиваю, Эрекозе. Если в нашем мире останется хоть частичка тела хотя бы одного элдрена, Азмобаана сможет воссоздать своих прислужников и снова натравить их на нас. Потому нужно сжечь это демонское отродье – всех: мужчин, женщин, детей! Сжечь, а пепел развеять по ветру! Вот что нам предстоит, Эрекозе, вот что предстоит человечеству. И добрые силы благословили нас на подвиг!

Тут раздался еще один голос, мягче и нежнее прежних. Обернувшись к двери, я увидел Иолинду.

– Ты должен повести нас к победе, Эрекозе, – сказала она прямо. – Каторн не лгал тебе; правда, он мог бы выбирать выражения. Дела обстоят именно так. Ты должен повести нас к победе.

Я посмотрел ей в глаза. И глубоко вздохнул, чувствуя, как застывает и холодеет лицо. – Я поведу вас, – сказал я.

Глава 4
ИОЛИНДА

На следующее утро меня разбудили рабы, которые готовили мне завтрак. Рабы? Или жена, которая расхаживала по комнате, собираясь будить сына?

Я открыл глаза, ожидая увидеть ее.

Но не обнаружил ни жены, ни квартиры, в которой я жил в бытность Джоном Дейкером.

Рабов тоже не было.

Мне улыбнулась Иолинда. Оказывается, это она, своими собственными руками, готовила мне завтрак.

На мгновение я ощутил слабую вину, как будто я каким-то образом предал свою жену. Но потом я понял, что мне нечего стыдиться. Я стал жертвой судьбы или сил, сущность которых мне не дано уяснить. Я больше не Джон Дейкер. Я Эрекозе. Я понял, что лучше всего будет поскорее свыкнуться с этой мыслью. Тот, с кем случилось раздвоение личности, – просто-напросто больной человек. Я пообещал себе как можно скорее забыть о Джоне Дейкере. Раз я стал Эрекозе, значит, надо быть им. В определенной степени я был фаталистом.

Иолинда подошла ко мне с подносом, на котором лежали фрукты.

– Откушай, господин мой Эрекозе. Я выбрал странный, мягкий на ощупь плод с желтовато-красной шкуркой. Иолинда протянула мне маленький нож. Я было взял его, но плод был мне незнаком, и я не знал, с какого боку к нему подступиться. Иолинда с улыбкой забрала у меня нож и, усевшись на край моей постели, принялась за дело сама. Мне показалось, что она уж очень старается.

Разрезав плод на четыре части, Иолинда положила его на тарелку и подала мне, все так же избегая глядеть мне в глаза, но при этом загадочно улыбаясь. Я проглотил кусочек плода; он был одновременно острым и сладким на вкус и хорошо освежал.

– Благодарю, – сказал я. – Никогда раньше такого не пробовал.

– Разве? – изумилась Иолинда. – Но ведь в Некралале нет фрукта более распространенного, чем экрекс.

– Ты забываешь, что я чужой в Некралале, – заметил я.

Она наклонила головку и, слегка нахмурясь, поглядела на меня. Она откинула легкую голубую ткань, которая покрывала ее волосы; она тщательно расправила свое голубое платье. Она выглядела смятенной.

– Чужой… – пробормотала она.

– Чужой, – согласился я.

– Но, – тут она сделала паузу, – но ты же великий герой человечества, господин Эрекозе. Ты знал Некраналь в дни его славы и могущества, ты правил в нем тогда, тебя именовали Победителем. Ты знал древнюю пору Земли, ты освободил ее от цепей элдренов. Тебе известно о нашем мире больше, чем мне, Эрекозе.

Я пожал плечами.

– Да, многое тут мне знакомо и становится ближе с каждой минутой. Но до вчерашнего дня меня звали Джоном Дейкером и я жил в городе, вовсе не похожем на Некраналь, и я отнюдь не был воином. Я не отрицаю, что я – Эрекозе; помимо всего прочего, мне нравится это имя. Однако я не знаю, кем был Эрекозе. Во всяком случае, знаю не больше твоего. Он был великим героем древних времен и перед тем, как умереть, поклялся, что если понадобится, он вернется, чтобы вмешаться в распрю между элдренами и людьми. Его положили в довольно, надо сказать, мрачную гробницу на холме вместе с мечом, который мог носить он один.

– И который звался Канайана, – прошептала Иолинда.

– Значит, у него есть имя?

– Да. Канайана – это больше, чем просто имя. Произнося это слово, ты называешь истинную сущность клинка, мистическую природу тех сил, которые в нем заключены.

– А есть какая-нибудь легенда, которая объясняла бы, почему только я могу носить мой меч? – спросил я.

– Их несколько, – ответила девушка.

– Расскажи мне ту, которая тебе нравится больше всего, – попросил я.

Иолинда в первый раз за все утро взглянула мне прямо в глаза и, понизив голос, проговорила:

– Мне нравится та из легенд, в которой говорится, будто ты – избранный сын Всеблагого, Всевышнего, будто твой меч – клинок богов, будто он повинуется тебе потому, что ты и сам – бессмертный бог.

Я расхохотался.

– Ты веришь в подобную чепуху? Иолинда потупилась.

– Если ты скажешь мне, что легенда лжет, я поверю тебе, – произнесла она. – Да, так.

– Разумеется, я здоров и исполнен сил, – сообщил я. – Однако я вовсе не ощущаю себя богом. И потом, будь я им, я бы, наверно, о том знал. Я бы обитал в той плоскости, где обитают боги, я бы знался с другими богами, среди моих друзей были бы богини…

Бросив взгляд на Иолинду, я умолк. Она казалась обеспокоенной.

Я легонько дотронулся до ее руки и сказал:

– Может, ты и права. Может, я и вправду бог, ибо имею счастье разговаривать с богиней. Она оттолкнула мою руку.

– Ты смеешься надо мной, господин.

– Нет. Клянусь, что нет. Иолинда поднялась.

– Такому великому воину, как ты, я, должно быть, кажусь дурочкой. Прости, что донимала тебя своей болтовней.

– Ты вовсе меня не донимала, – возразил я. – Сказать по правде, ты помогла мне. Она от удивления приоткрыла рот.

– Помогла?

– Ну да. Ты рассказала мне обо мне. Я не помню себя как Эрекозе, но теперь, по крайней мере, я знаю о своем прошлом столько же, сколько любой другой. Что отнюдь не плохо!

– Наверно, твой вековой сон лишил тебя памяти, – произнесла девушка.

– Может быть, – согласился я. – А может, за время этого сна появилось множество других памятей, памятей о других жизнях.

– Что ты имеешь в виду?

– Мне кажется, что помимо Джона Дейкера и Эрекозе, я был еще многими другими людьми. Мне на память приходят чужие имена, странные имена на незнакомых языках. Мне думается – может быть, совершенно напрасно, – что пока я, будучи Эрекозе, спал, мой бессонный дух, так сказать, гулял по свету.

Я замолчал. Разговор уводил меня в дебри метафизики, в которой я никогда не был особенно силен. Откровенно говоря, я считал себя прагматиком. Я всегда потешался над предрассудками вроде идеи о перевоплощении; даже сейчас, несмотря на мой недавний опыт, при мысли об этом меня разобрал смех.

Но Иолинде явно хотелось, чтобы я продолжил свои никчемушные размышления вслух.

– А дальше? – спросила она. – Продолжай же, господин Эрекозе, прошу тебя.

Чтобы подольше задержать красавицу возле себя, я согласился на ее просьбу.

– Ну что ж, – сказал я, – в то время, когда ты и твой отец пытались призвать меня к себе, мне как будто вспомнились иные жизни, отличные от жизней Эрекозе и Джона Дейкера. Перед моим затуманенным мысленным взором проносились картины других цивилизаций, хотя я не могу сказать тебе, каких – прошлых или будущих. Если быть честным, то прошлое и будущее мне теперь безразличны, поскольку я не имею представления, находится ли, скажем, ваш мир в грядущем по отношению к миру Джона Дейкера или в прошедшем. Он тут и я тут. Мне кое-что предстоит сделать. Вот все, что я знаю.

– А те, другие воплощения? – спросила Иолинда. – Ты помнишь хоть что-нибудь о них? Я пожал плечами.

– Ничего. Я пытаюсь описать тебе смутное чувство, а не точное впечатление. Имена, которые я уже забыл. Лица, которые исчезли из памяти при пробуждении. Может быть, и не было ничего – одни только сны. Может быть, моя жизнь в бытность Джоном Дейкером, подробности которой, кстати сказать, тоже начинают потихоньку стираться из памяти, – это просто сон. Имена сверхъестественных существ, о которых упоминали Каторн и твой отец, для меня – пустой звук. Я не знаю никакого Азмобааны, никакого Всеблагого или Всевышнего, никаких демонов или, если уж на то пошло, ангелов. Я знаю лишь, что я – человек и что я существую на самом деле. Лицо Иолинды было серьезным.

– Верно, ты человек. Ты существуешь. Я видела, как ты материализовался.

– Но откуда я пришел?

– Из иных краев, – ответила она. – Из места, куда после смерти уходят все великие воины, где они дожидаются своих жен, чтобы наслаждаться вместе с ними счастьем без конца.

Я улыбнулся, но тут же согнал улыбку с лица, испугавшись оскорбить девушку.

– Такого места я не помню, – сказал я. – Я помню только битвы. Если я где-то и обитал, то не в краю вечного счастья, а во многих землях, в землях, где ведется бесконечный бой.

Внезапно я ощутил себя подавленным и утомленным.

– Бесконечный бой, – повторил я и вздохнул. Иолинда сочувственно поглядела на меня.

– По-твоему, такова твоя судьба – вечно сражаться с врагами человечества? Я нахмурился.

– Не совсем так. Я помню времена, когда я не был человеком в том смысле, в каком ты понимаешь это слово. Если, как я сказал, мой дух перебывал во многих оболочках, то надо признать, что порой оболочки были… гм… чужими.

Я решил не додумывать мысль до конца. Она была слишком сложной, чтобы ухватить, слишком страшной, чтобы жить с ней.

Иолинда встревожилась. Встав с постели, она метнула на меня недоверчивый взгляд.

– Но не… не… Я улыбнулся:

– Элдреном? Не знаю. Вряд ли, ибо это слово ничего мне не говорит.

Она облегченно вздохнула.

– Так тяжело верить… – проговорила она.

– Верить чему? Словам?

– Чему угодно! Когда-то, видно, по молодости, я считала, что понимаю мир. Теперь же я ничего не понимаю. Я не знаю даже, доживу ли до следующего утра.

– Твои страхи не новы, они терзают всех смертных, – сказал я тихо, – Мы, к сожалению, не вечны.

– Мы? – недобро усмехнулась Иолинда. – Ты бессмертен, Эрекозе!

Мои мысли до сих пор обращены были на другое. А вдруг и в самом деле? В конце концов, почему бы и нет? Я рассмеялся.

– Скоро мы это узнаем, – сказал я, – в первой же схватке с элдренами.

С уст девушки сорвался еле слышный стон.

– О! – вскричала Иолинда. – Не говори так! Она повернулась к двери.

– Ты бессмертен, Эрекозе! Ты… ты вечен! Только в тебе могу я быть уверенной, только тебе могу доверять. Не шути так. Я умоляю тебя, не шути так!

Ее волнение привело меня в замешательство. Не будь я под одеялом абсолютно голым, я бы поднялся с постели, обнял девушку и постарался бы ее утешить. Правда, она уже видела меня нагишом, когда я возник из ничего в гробнице Эрекозе, но я недостаточно разбирался в здешних обычаях и потому не в состоянии был сказать, шокировал ее тогда мой вид или нет.

– Прости меня, Иолинда, – проговорил я, – я не думал…

О чем я не подумал? О том, как сильно бедняжка напугана? Или о чем-то более серьезном?

– Не уходи, – попросил я.

Она остановилась у двери и обернулась ко мне; в ее огромных прекрасных глазах стояли слезы.

– Ты вечен, Эрекозе. Ты бессмертен. Ты никогда не умрешь!

Я промолчал.

Насколько я мог судить, в первой же стычке с элдренами меня поджидает смерть.

Внезапно я осознал, какую ношу согласился на себя взвалить. Иолинда вышла из комнаты, и я, обессиленный, рухнул на подушки.

Я судорожно сглотнул. Сдюжу ли?

Хочу ли я нести такую ношу?

Нет. Особой уверенности в себе у меня не было, так же как и причин считать себя отменным военачальникам. Взять того же Каторна, так у него куда больше опыта в подобных делах. Он вправе таить на меня злобу. Я перебежал ему дорогу, лишил его того, чего он вполне заслуживал. Неожиданно я понял Каторна и посочувствовал ему.

Какое у меня право вести человечество в битву, которая решит его судьбу?

Никакого.

Потом пришла другая мысль.

«По какому праву человечество ждет от меня подвига?» – подумал я, охваченный жалостью к самому себе.

Они пробудили меня ото сна, прервав спокойную, размеренную жизнь Джона Дейкера. А теперь они требуют, чтобы я вернул им надежду и силы, которые они растеряли.

Я лежал в постели и ненавидел их всех – короля Ригеноса, Каторна и людей вообще, в том числе – прекрасную Иолинду, которые вынудили меня задуматься над этим.

Эрекозе-Воитель, защитник человечества, Величайший из Героев, а в сущности – несчастный человек, лежал в постели, трясясь от страха и оплакивая свою участь.

Глава 5
КАТОРН

Со смущением и досадой позволил я рабам вымыть меня и побрить. Потом встал и облачился в простую тунику. Пройдя в оружейную палату, я снял со стены ножны, в которые был запрятан мой меч.

Я обнажил клинок, и прежний восторг пронизал мое тело. Я начисто забыл про недавние страхи и громко рассмеялся, размахивая мечом над головой и ощущая, как наливаются силой мышцы.

Я сделал выпад, и мне почудилось, будто меч превратился в часть моего тела, будто он стал еще одним членом, о существовании которого я до сих пор не догадывался. Я воздел клинок над собой, затем с силой опустил вниз, закрутил им в воздухе… Мне радостно было держать его в руках.

Он сотворил из меня того, кем я никогда раньше не был. Он сотворил из меня мужчину. Воина. Победителя.

В бытность мою Джоном Дейкером мне лишь пару раз случалось сжимать в ладони меч. Если верить тем моим друзьям, которые считали, что они на этом деле собаку съели, то вид у меня тогда был не ахти.

Увидев боязливо жмущегося к стене раба, я с неохотой убрал клинок обратно в ножны. Я вспомнил, что только Эрекозе может не опасаться меча.

– Что там? – спросил я.

– Пришел сенешаль Каторн, господин. Он хочет говорить с тобой.

Я повесил ножны на стену.

– Зови, – приказал я рабу.

В палату быстрым шагом вошел Каторн. Как видно, ему пришлось некоторое время дожидаться у двери, и потому настроение у него было ничуть не лучше, чем в нашу первую встречу. Его сапоги с металлическими набойками звонко процокали по каменному полу оружейной палаты.

– Доброго утра, господин мой Эрекозе, – сказал он.

Я поклонился.

– Приветствую тебя, сенешаль Каторн. Извини, если заставил тебя ждать. Я пробовал меч.

– По имени Канайана, – проговорил Каторн, задумчиво глядя на оружие.

– Он самый, – сказал я. – Не хочешь ли подкрепиться, сенешаль Каторн?

Я изо всех сил старался быть с ним любезным, и не только потому, что глупо в канун грандиозной битвы заводить себе врага в лице столь опытного воина, но из-за того еще, что, как я уже говорил, я ему сочувствовал.

Однако Каторн, очевидно, не собирался идти на мировую.

– Я позавтракал на рассвете, – бросил он. – У нас есть более срочные дела, господин Эрекозе.

– Какие же? – я решил не замечать его дерзости.

– Дела войны, господин мой. Других нет.

– Разумеется, разумеется. И о чем же ты хочешь говорить со мной, сенешаль Каторн?

– Мне кажется, нам нужно упредить элдренов и напасть первыми.

– Нападение – лучшая форма защиты, так, что ли?

Он как будто удивился. По всей видимости, ему не доводилось слышать этой фразы.

– Хорошо сказано. Красиво ты говоришь, не хуже элдренов.

Он явно пытался вывести меня из равновесия. Но я проглотил намек, не моргнув глазом.

– Значит, – сказал я, – мы нападаем на них. Где?

– Вот это нам как раз надо обсудить, да и кое-какие другие вопросы тоже. Вообще-то я уже выбрал место.

– Какое?

Все тем же быстрым шагом он сходил в соседнюю комнату, принес карту и расстелил ее на скамье. На карте изображен был третий континент, которым безраздельно владели элдрены, – Мернадин. Острием кинжала Каторн ткнул в точку, на которую мне показывали прошлым вечером.

– Пафанааль, – проговорил я.

– Самая подходящая цель для первого удара, тем более что элдрены, как мне кажется, не ждут от нас активных действий, зная, как нас мало и как мы устали.

– Но если так, – сказал я, – не лучше ли захватить сперва городок поменьше?

– Ты забываешь, князь, что наших воинов вдохновила весть о твоем появлении, – сухо ответил Каторн.

Я усмехнулся. Каторн, увидев с моей стороны такую реакцию, нахмурился.

Я сказал спокойно:

– Нам придется научиться сотрудничать, Каторн. Я высоко ценю твой опыт военачальника. Я признаю, что ты куда лучше моего знаком с элдренами. Мне нужна твоя помощь не меньше, чем королю Ригеносу, как он полагает, – моя.

Каторн вроде бы слегка смягчился. Откашлявшись, он продолжил:

– Захватив Пафанааль и его окрестности, мы получим плацдарм, с которого можем организовывать рейды в глубь материка. Овладев Пафанаалем, мы окажемся в чрезвычайно выгодном положении. Мы сможем действовать по собственному усмотрению, а не плестись в хвосте у элдренов. Нам надо загнать их обратно в горы – вот что самое главное. На выкуривание их оттуда могут уйти годы, но по сравнению с нашей задачей это – сущие пустяки.

– Пафанааль сильно укреплен? – поинтересовался я. Каторн улыбнулся.

– Элдрены полагаются в основном на свои корабли. Если мы одолеем их флот, можно считать, что Пафанааль в наших руках.

Он обнажил зубы – как я понял, в усмешке. Внезапно во взгляде его мелькнуло подозрение; он словно сожалел, что столько мне наговорил.

Молчать было нельзя.

– Что у тебя на уме, Каторн? – спросил я. – Или ты не доверяешь мне? Он уже овладел собой.

– Я вынужден доверять тебе, – произнес он ровным голосом. – Мы все вынуждены доверять тебе, Эрекозе. Разве ты вернулся не за тем, чтобы сдержать давнишнюю клятву?

Я настороженно поглядел на него.

– Ты в это веришь?

– Я вынужден в это верить.

– Веришь ли ты, что я – на самом деле Эрекозе-Воитель?

– Опять-таки я вынужден верить.

– Ты веришь в это, ибо считаешь, что если я не Эрекозе – не тот Эрекозе, о котором говорится в легендах, то человечество обречено?

Он наклонил голову, соглашаясь.

– А что, если я не Эрекозе? Каторн посмотрел на меня.

– Ты должен быть им… господин мой. Если бы не одна вещь, я сказал бы…

– Что бы ты сказал?

– Ничего.

– Что я – переодетый элдрен? Правильно, Каторн? Хитрый нелюдь, принявший человеческий облик? Верна ли моя догадка?

– Да, – подтвердил Каторн, сдвинув мохнатые брови и облизывая побелевшие губы. – Ходят слухи, что элдрены могут читать мысли, а вот за людьми такого не водится.

– Уж не боишься ли ты, сенешаль Каторн?

– Кого, элдренов? Клянусь Всеблагим, сейчас я тебе…

Массивная ладонь Каторна легла на рукоять его меча. Я поднял руку, и указал на висевший на стене клинок.

– Вот деталь, которая опрокидывает все твои построения, не правда ли? Если я не Эрекозе, то как мне удается совладать с его оружием?

Он не вытащил меч, однако ладонь с рукояти не убрал.

– Ведь правда, что ни одно живое существо, будь оно человеком или элдреном, не смогло бы коснуться клинка и остаться в живых? – спросил я тихо.

– Так гласит легенда, – согласился он.

– Легенда?

– Я никогда не видел, чтобы элдрен пытался взять в руки Канайану.

– Тем не менее ты должен признать, что это так. Иначе…

– Иначе человечеству не на что больше надеяться, – сами собой сорвались с его губ страшные слова.

– Верно, Каторн. Значит, ты признаешь, что я – Эрекозе, призванный королем Ригеносом для того, чтобы вести человечество к победе?

– Мне не остается ничего другого.

– Вот и ладно. А теперь моя очередь.

– Твоя?

– Я признаю, что ты будешь сотрудничать со мной, что не станешь плести за моей спиной заговоров, не утаишь от меня никаких мало-мальски важных сведений, не попытаешься объединиться с теми, кто окажется обиженным или недовольным мной. Сам видишь, Каторн, твоя недоверчивость может привести к крушению наших планов. Воин, который завидует своему командиру и держит на него зло, способен причинить больше вреда, чем самый страшный враг.

Каторн кивнул и расправил плечи, убрав руку с меча.

– Я уже думал над этим, мой господин. Не стоит считать меня глупцом.

– Я знаю, что ты не глупец, сенешаль Каторн. Будь ты глупцом, я не заводил бы с тобой такого разговора.

Он поиграл желваками, переваривая мой ответ, потом сказал:

– И ты тоже не глупец, Эрекозе.

– Благодарю за лестное мнение.

Хмыкнув, он снял шлем и провел пятерней по густым волосам, как видно, все еще пребывая в сомнениях.

Я ждал, когда он заговорит. Однако Каторн решительным движением нахлобучил на голову шлем, сунул в рот палец и поскреб ногтем зуб. Вынув палец, он внимательно его оглядел, бросил взгляд на карту и пробормотал:

– Что ж, по крайней мере мы друг друга поняли. Пожалуй, так нам будет легче в этой поганой войне.

Я кивнул:

– Думаю, что гораздо легче. Он фыркнул.

– А в каком состоянии наш флот? – спросил я.

– В довольно приличном. Он, правда, не столь велик, как раньше, но, я думаю, это поправимо. Верфи работают день и ночь; число кораблей растет, и новые крупнее старых. А в литейных мастерских льют для них могучие пушки.

– Людей хватает?

– Мы набираем в экипажи кого только можем, даже подростков и женщин. Тебе не солгали, Эрекозе: воистину все человечество поднялось на войну против элдренов.

Я промолчал, начиная втайне восхищаться величием духа моих соплеменников. Меня уже меньше тревожили заботы насчет того, что я делаю так, а что – не так. Я очутился непонятно в каком месте и непонятно в каком времени; но здешний народ сражался не за что-нибудь, а за собственное выживание.

Тут мне в голову пришла другая мысль. А вдруг то же самое можно сказать про элдренов?

Я подавил сомнение.

Хоть в этом мы с Каторном сходились. Мы отказывались брать в расчет мораль и прочие сантименты. Перед нами стояла задача, которую мы должны были выполнить. Нас облекли ответственностью, и мы обязаны были приложить все силы, чтобы не подвести человечество.