Текст книги "Война темной славы"

Автор книги: Майкл А. Стэкпол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

Глава 41

Вслед за Фариа-Це мы целый час шли на восток, а потом на север к Борагулу, вдоль берегов потока, журчавшего под снегом и льдом. Перед нами лежал глубокий, узкий каньон, южная стена которого освещалась солнцем. Оседающий в каньоне снег таял и питал ручей, вдоль которого мы ехали. С наступлением ночи мы оказались у входа в каньон.

– Надо тут остановиться, – урЗрети обернулась и подняла руку. – Сейчас дальше не проедем.

Други стащил с головы свой серый шарф и сплюнул:

– Да тут нет никакого входа. Я тут уже бывал, но никакого тут входа не видел.

– Что меня вовсе не удивляет, – Фариа-Це перебросила мне свои поводья и сняла сапоги. Не успели мы спросить ее, что она делает, как ее ступни приняли форму широкой лопасти, а ноги удлинились настолько, что ей не надо было спрыгивать с коня. Она стояла на снегу и не проваливалась. По скрипящему под ногами снегу она подошла к вертикально стоящему камню на западной стороне входа в каньон, дотронулась до него, потом перешла на другую сторону входа, с восточной стороны, и там тоже дотронулась до такого же камня. Потом вернулась в центр каньона и поманила нас.

Я не замечал ничего особенного, пока не дошел до линии, соединяющей эти два камня. Когда я пересекал эту линию, меня ослепил свет, как если бы заходящее солнце снова взошло и у меня наступила снежная слепота. Я почувствовал, как у меня сжалось все внутри, и ощутил вкус своего завтрака, но загнал его назад в желудок. Оглядевшись, я увидел тот же самый каньон, что и раньше, но сзади, где-то внизу, он сворачивал на запад.

Фариа-Це забрала у меня поводья и повела своего коня под уздцы:

– Теперь недалеко.

Други оглянулся и чуть не свалился с седла:

– Надо же, ведь бывал здесь, но этого не видел. УрЗрети глянула на него:

– Други Олдач, тебе и не положено было этого видеть. Ни человеку, ни эльфу. Это только для глаз урЗрети.

Когда мы завернули за угол и смогли разглядеть западный отрог, у меня перехватило дыхание. Всего в ста ярдах перед нами был массивный каменный портал, вырезанный из скалы. Он был сферический, и от воды, сочащейся откуда-то сверху, край обледенел. Закругленный край портала был сделан из естественной скалы и украшен вырезанными незнакомыми рунами и оккультными знаками. Сама дверь, оказавшаяся большой круглой глыбой из черной скалы, находилась в нише глубиной в несколько футов. К площадке перед дверью вели широкие ступени.

Но большее впечатление, чем портал, производили парные статуи по обе его стороны. Это были две коленопреклоненные обнаженные женские фигуры. Вместо рук у них были крылья, поднятые высоко над головой, как бы в попытке достать до солнца. Фигуры излучали спокойствие и мощь.

– Кто они?

Фариа-Це обернулась ко мне:

– Есть у нас такой миф, что по-настоящему сильный и совершенный урЗрети сумеет принять форму, которая позволит ему летать. Дело не в размере крыльев, а в природе духа, который позволит этому существу воспарить. Наверное, нет ничего в том удивительного, что те, кто живет в основном в глубине земли, хотят летать.

Я кивнул и задумался: не объясняет ли этот миф, почему урЗрети навлекли на себя гнев эльфов, когда создали дом для гиркимов – Гирвиргул. Насколько эльфы воспринимают гиркимов как омерзительных тварей, возможно, настолько же для урЗрети гиркимы воплощают их мечту. Тем не менее даже у Винфеллис, казалось, захватило дыхание от красоты статуй.

Мы подъехали к порталу в торжественном молчании. Лорд Норрингтон спешился и вместе с Фариа-Це поднялся по ступеням. УрЗрети изучила руны, обрамляющие портал, вход в который был не менее дюжины футов в высоту, потом сбросила рукавицу и протянула руку, дотронулась до ключевого камня арки. Оба они отступили, когда изнутри послышался скрежет, черный камень, загораживающий дверной проем, откатился налево и изнутри на нас хлынул поток теплого воздуха.

Тепло нас обрадовало, чего нельзя сказать о запахе. Острый запах плесени напомнил мне давно нечищеный хлев. Наверное, надо было принять этот запах за добрый знак, он свидетельствовал о том, что тут есть кто-то живой. Думаю, так я и воспринял бы его, но очень уж быстро явились перед нами урЗрети гор Борагул.

Прихрамывая, наружу вышли четверо. Цвет их кожи был различным – от желтого цвета старой кости до серо-белого холодной золы. У некоторых ноги были неодинаковые, у кого-то – лишний сустав в ноге, а у одного даже на поясе болталась еще одна пара рук – меньшего размера. Все, похоже, были женского пола, по крайней мере, у некоторых были груди, хотя у почти всех – непонятно по сколько штук. Глаза, как правило, располагались по одну сторону носа, и часто один под другим, то же можно сказать и об ушах – у кого они, конечно были.

Их деформации были очевидны для любого, кто имел глаза, тела их были едва прикрыты потрепанными одеждами. И все же я не сразу смог сообразить, в чем собственно дело. Я вспомнил, как Фариа-Це рассказывала, что менять форму утомительно и требует расхода энергии. Мне все они казались заморышами, и я заподозрил, что они застряли в процессе перехода из одной формы в другую.

Один, вооруженный ржавым копьем и тем, что в прошлом, видимо, было круглым щитом, выступил вперед и с вызовом спросил:

– Кто осмелился открыть вход в Борагул?

Фариа-Це выбросила вперед свою тонкую, как веточка, желтую руку и прижала ее к сердцу:

– Это я. Я – Фариа-Це Кимп, приехала издалека, из Цагула. Прошу для себя и моих спутников гостеприимства в Борагуле.

Главный урЗрети никак не дал понять, что Фариа-Це произвела на него впечатление, но трое его подчиненных заколебались. Они рассмотрели ее ноги и правую руку, потом широко раскрыли глаза при виде того, как она укоротила одну руку до размеров второй. Затем они указали на небо и залопотали, совещаясь на своем языке.

Их вождь вихрем развернулся назад и шлепнул одного из них по затылку рукояткой копья:

– Уймись. Успокойте языки или подавитесь ими. Все будет решать королева.

Он снова повернулся к нам, сделал шаг, споткнулся и выпрямился:

– Все решит королева. Идите за мной.

Мы спешились и повели коней за уздцы внутрь горы. Сит от изумления раскрыла рот и прижала руку к груди, глядя по сторонам. Я мало что видел, потому что было довольно темно. Похоже, мы шли через галереи с высокими потолками, с арками, и все стены были покрыты сложной резьбой, но на меня произвело впечатление даже то немногое, что я успел заметить на нижней части стен: фризы с изображениями битв, вырезанные настолько искусно, что фигуры на них, казалось, меняют расположение по мере нашего продвижения. Из каждого угла и ниши ухмылялась игривая маска или хмурился воин. Я увидел статуи, изображавшие урЗрети с такими же нормальными формами, как у Фариа-Це, и другие, изображающие мутации, пригодные для сражения, или горнорудных работ, или любого другого из бесконечного множества занятий.

То, что я еще заметил в залах Борагула, не вызывало восторга, а наоборот, только жалость, удивление и гнев. Залы можно описать одним словом – хлев. Полуобглоданные кости и осколки разбитой посуды усеивали коридоры. Перья, пыль и волосы, скатавшиеся клочьями, сопровождали наше передвижение. Мухи роились над горами отбросов и кружились над кучками экскрементов. Какие-то звери рычали из темноты, и дикие коты – их легко было узнать по светящимся глазам – шипели и плевались. Птичий помет усеивал пол и громоздился на статуях, и где-то вверху, во тьме, я слышал хлопанье крыльев летучих мышей.

Только я удивился – откуда тут перья и птичий помет, как испытал потрясение, какого еще не было в моей жизни: из тьмы вышла стайка миниатюрных темериксов и поковыляла за нами. Я невольно схватился за эфес Цамока и был готов вытащить клинок, но проводник протянул руку и пощекотал одного под подбородком. Малыш, равномерно окрашенный в коричневый цвет толченого гриба, при таком обращении довольно затрубил.

Наш проводник провел нас через ряд залов, то и дело сворачивая в меньшие, в которых я почти сумел различить потолок, потом снова – в более обширные и, наконец, в огромные. Стало понятно, что по мере нашего приближения к тому месту, где королева устроила свою берлогу, помещения становились чище и даже были лучше освещены. И все же я не мог избавиться от ощущения, что тут просто оттащили хлам в ближайшие углы, которые мало использовались.

При лучшем освещении я, наконец, увидел, что до сих пор рассматривала Сит. В коридорах урЗрети создали громадные мозаики с изображением великих битв, сцен из романов и истории и даже мифов – такие как история развития урЗрети от их первоначальных форм до способности взлетать. Каждая, хоть и маленькая, мозаика была изготовлена из драгоценных камней, малой доли которой человеку хватило бы для безбедной жизни не на одно десятилетие. Но даже когда эта мысль пришла мне в голову, я не мог представить себе, что такую красоту можно испортить.

Наконец мы добрались до еще одного круглого портала, сияющего золотым светом. Несколько урЗрети забрали у нас поводья наших коней и отвели их прочь, а нас ввели в тронную комнату королевы. Я назвал это круглое помещение «комнатой», так оно и было, но внутри это слово как-то сразу забывалось.

Первое, что я заметил, было немыслимое количество золота. Не было ни одного не позолоченного участка, ни одной горизонтальной поверхности, на которой не было бы водружено золотой урны, статуэтки или драпировки из золотой ткани. Даже трон, имевший вид гигантского яйца с одной вырезанной стороной, был покрыт золотом и инкрустирован драгоценными камнями. Сиденье заполняли золотые бархатные подушки.

Вторая особенность комнаты, которую нельзя было не заметить, – сюжеты, изображающие птиц: эти птицы всюду лезли вам в глаза. Стенные панели от пола до самого верха были покрыты экраном из позолоченных веток и сучков. Они были гораздо больше натуральной величины, но переплетены таким образом, как это делают птицы для своих гнезд. Они даже расширялись у основания, предполагая чашу гнезда, и на золотой мозаике паркета продолжалась эта тема. Над головой, на потолке, были подвешены на почти невидимых нитях золотые листья, а над ними были звезды, луна и солнце. Узор из перьев покрывал ковры и подушки, а скульптуры и другие предметы меблировки были сделаны в виде птиц, или несли на себе изображения птиц, или были украшены каким-то птичьим атрибутом.

Даже платье королевы было изготовлено из золотой ткани и расшито птицами. Но я это понял не сразу, а через одну-две минуты, потому что я увидел торчащие из рукавов руки, покрытые перьями. Перья по цвету сочетались с окраской ее серого лица и других обнаженных частей тела, так что я решил, что эти перья – часть ее тела. У нее ни на волос не было достоинства или стати гиркимов, которых я видел в Окраннеле и в крепости Дракона, но перья были.

Наш проводник вышел вперед и неровными шагами проскользнул к подножию трона. Он быстро заговорил с королевой, которая ответила резким, как у вороны, – кар! Наш проводник отпрянул, потом покрутился и опустился на колени, склонив голову к полу, а королева встала.

– Я Циндр-Кораксок Влей, королева Борагула, – и королева, сутулая и напоминающая фигурой бочку бренди, взглянула на нас. – Мне сказали, что среди вас есть изгнанница, проживающая в Цагуле, которая просит нашего гостеприимства.

Фариа-Це замерла при слове «изгнанница», но только наклонила голову:

– Щедрость Борагула и его королевы хорошо известны даже в далеком Цагуле, хотя мы так дрожим от вашего величия, что не осмеливаемся произносить ваше имя.

Казалось, Циндр-Кораксок умилостивил этот комплимент:

– Я рассмотрю вашу просьбу. А пока предлагаю вам жилище. Вы должны пообещать оставаться тут, пока вас не вызовут.

Фариа-Це кивнула:

– Как прикажете.

Королева отрывисто отдала приказ нашему проводнику, и нас немедленно погнали назад из тронной комнаты и повели по лестнице вниз, в темный коридор. Оттуда по широкой лестнице мы поднялись на несколько пролетов, и нам было указано на круглый дверной проем.

– Ждите в этих комнатах.

Фариа-Це ввела нас в этот дверной проем. Помещение внутри представляло собой круглый туннель, длиной ярдов около десяти. Полоса в середине потолка засветилась желто-оранжевым светом, и в этом свете я смог разглядеть образы, изображенные на стенах. Они напомнили мне древние статуи, виденные в Альциде, и я предположил, что они все из одного рода. Хоть я и не умел читать руны урЗрети, я все же заметил, что какое-то слово повторяется – видимо, это была фамилия изображенных лиц.

Портреты, хоть и покрытые грязью и паутиной, были вполне героические – на них изображались люди, крушащие врагов, или цветы, растущие вокруг них, каждый цветок обращен к человеку, как к солнцу. Изображенные на всех стенах люди имели разные оттенки кожи, при таком свете трудно было рассмотреть как следует, но у большинства цвет кожи напоминал Фариа-Це.

Туннель заканчивался необычной комнатой, состоявшей из двух сфер, связанных, как мыльные пузыри, посередине. Первая сфера, в которую мы вошли, была огромной, с большим очагом сразу слева от входа. Выше уровня моей головы по всему периметру комнаты висели раскаленные докрасна панели, в том числе – над круглым порталом, обозначавшим место соединения двух сфер. Дно – нижняя часть обеих сфер – было отрезано плоским полом из подогнанных камней, но уровень пола во второй сфере был фута на три повыше. Из обеих сфер круглые порталы вели в боковые помещения, и стены обеих сфер были разрисованы цветами и животными – не только птицами; все изображения были включены в сложный орнамент из ног, хвостов и тел. Когда рассматриваешь последовательно один рисунок, впадаешь в некое оцепенение – гипноз, и рассматривать его можно часами.

Фариа-Це встала в центре первой сферы, и тут же камни в очаге засветились мягким красным пульсирующим светом и оттуда пошло тепло. Она улыбнулась теплой, знакомой улыбкой, какая появляется при светлых воспоминаниях или когда неожиданно поймешь что-то. Она протянула руки к очагу и кивнула нам:

– Чувствуйте себя как дома.

Мы разбрелись по комнате и начали сбрасывать тяжелые зимние одежды. Лорд Норрингтон расстегнул шерстяной плащ и стряхнул капли растаявшего снега:

– Ты таким тоном сказала «дома», как будто узнала это место.

– Я – узнала, а оно меня – не очень. – Она отвернулась, и ее силуэт выделился на фоне разгорающегося пламени очага. – Очень давно эта комната была заколдована определенными заклинаниями, и эти заклинания должны включаться при появлении в комнате кого-либо из рода Кимпов. Мы уехали отсюда на юг десять поколений назад, мы не думали, что вернемся, – по крайней мере, мне так рассказывали. То, что королева поместила нас в этих комнатах – это либо знак уважения, либо насмешка надо мной, вернувшейся чистокровной представительницей рода.

Бренсис Галакос поглаживал свою белую бородку:

– Чистокровной, говоришь?

Фариа-Це минуту размышляла, потом повернулась к очагу и уставилась в огонь:

– УрЗрети не так входят в жизнь, как люди или эльфы. Эти помещения, которые нам предоставили, называются корик. Здесь должна обитать глава рода – матриарх семьи, там, в глубине, позади внутреннего помещения. С ней должны жить ее дочери, сестры, и все они заняты воспитанием ее детей. Время от времени, когда появляются желающие войти в эту семью, другим сестрам или дочерям позволяется вынашивать детей, создавая связи между родами.

Сит смотрела на нее, подняв брови:

– Мужчин отсылают, они живут отдельно, с семьей каждой жены?

– Обычно да, после того как достигнут зрелости. – Она развела руками и указала на комнаты нижней сферы: – В этих комнатах живут мужчины – и члены семьи, и гости, те, кто приходит сюда, чтобы получить женщину с ребенком. Большинство мужчин согласны с таким порядком, но если они восстают, их изгоняют. Вы слышали рассказы о таких изгнанниках – это одинокие урЗрети, они работают на шахтах или обитают под мостами.

– Но в этих рассказах о них говорится как о чудовищах, – нахмурился я.

– Они такие и есть, вернее, такими они становятся. – Фариа-Це пожала плечами. – Вне цивилизации они становятся злобными, предполагаю, что именно такими и стали местные урЗрети. – Она повернулась спиной к очагу и отошла немного в сторону, чтобы нам было видно ее лицо: – Представьте себе, что вот вы покидаете город – скажем, Ислин, и в нем остаются только хромые, увечные и негодяи. Что вы получите через тысячу лет?

Джетурна громко рассмеялась:

– Ты, я вижу, недооцениваешь талант человека испоганить общество. У нас это произойдет через месяц-два.

Все мы рассмеялись, и люди, и урЗрети, и эльфы, и напряжения как не бывало. Объяснения, понятно, нелегко дались Фариа-Це, но из них я почерпнул больше сведений об урЗрети, чем услышал бы, прожив целую жизнь в подземельях Борагула. Было известно, что урЗрети очень замкнуты. Она многое нам поведала, и я это принял как доказательство того, что она стала нам очень доверять.

Носильщики урЗрети вскоре доставили наш багаж, и мы разнесли вещи по своим комнатам. Мы с Сит поселились в одной из верхних комнат. Они выглядели элегантнее, чем длинные скучные комнаты, предназначенные для мужчин урЗрети. Хотя все элементы убранства были вырезаны из камня, в нашей комнате углы были закругленными, стены расписаны. У нас имелся небольшой очаг, немного согревавший комнату, и более чем достаточно пространства под нашей платформой-ложем, где можно хранить имущество.

Комнаты для мужчин смахивали на склады, в них были полки, служившие ложами. Там хватало места для десятерых людей – а урЗрети тут поместилось бы раза в два больше углы и ребра комнаты были твердыми и жесткими, как оружие. Эти комнаты не обогревались, но тут, в глубине горы, особого холода не ощущалось, так что одеял и мехов вполне хватало для тепла и уюта.

Когда мы устроились, Циндр-Кораксок послала за нами. Уродливый проводник приковылял по коридорам и отвел нас в другую комнату, которая, видимо, была в прошлом связана с родом Кимп, потому что в присутствии Фариа-Це она сразу же нагрелась. Это была длинная комната с выгнутым потолком, разрисованным изображениями урЗрети, рисунки переходили на стенные панели и были выполнены в том же стиле, что мы видели в корике. В центре комнаты стоял каменный стол, он был явно вырезан из скалы одновременно с комнатой. Деревянные стулья и скамьи окружали стол, вдоль стола были расставлены толстые свечи. Каждому поставили столовый прибор, состоявший из побитых тарелок, чаш и золотых кубков, а дымящаяся еда – частично продукты, как я заподозрил, были изъяты из наших припасов – была нагромождена на блюдах размером с боевые щиты.

Циндр-Кораксок занимала кресло с высокой спинкой в дальнем конце стола. Она поднялась с места и широко развела руки:

– Вы просили гостеприимства Борагула, и мы его вам оказываем. Вот лучшее, что мы можем предложить.

К каждому из нас был приставлен персональный слуга. Моя служанка взяла меня за руку и отвела на предназначенное мне место за столом. Когда я уселся, то колени мои поднялись выше бедер, поскольку стул был рассчитан на урЗрети. Это было смешное зрелище, так что я просто отодвинул стул и сел на пол.

Королева Борагула холодно взглянула на меня и что-то буркнула на непонятном языке.

Фариа-Це, сидевшая по правую руку от нее, наклонилась вперед:

– Не считайте это неуважением, моя королева, но наши мужчины принесли клятву, что они не будут садиться нигде, за исключением седла, пока не завершат свою миссию.

Королева кивнула, и все остальные наши мужчины тоже отодвинули свои стулья, только Сит и Винфеллис остались сидеть на скамье вдвоем. Чуть придвинувшись к столу, они подвернули под себя ноги и оказались чуть ли не на коленях. Други промямлил что-то насчет каменного пола, откуда холод просачивается в его старые кости.

Бренсис взглянул на него и фыркнул:

– Ты вспомни, где мы только ни побывали, друг мой. Тут скорее кости просочатся в камень, чем наоборот.

Эта шутка понравилась даже королеве, так что она посмеялась, потом хлопнула в ладоши, и пошел пир. Еда была тут не самым странным, больше всего нас Удивляли слуги, которые изменяли свои конечности, превращая их в нужную посуду. Моя служанка сделала из ладони правой руки черпак, чтобы подать мне суп. Потом превратила ее в щипцы, подавая мне мясо. Я заметил, что она следила за тем, как я ел, голодным взглядом. Я догадался, что урЗрети здесь не очень-то наедаются и поэтому застревают при переходе из одной формы в другую, так что я все время оставлял что-то на тарелке, чтобы она доела попозже.

Как ни причудливы были обстановка обеда и слуги, но сама еда была очень хорошей и очень острой. В качестве супа подали жидкий мясной бульон с грибами, какими-то овощами, сверху плавало что-то непонятное, я не хотел задумываться, что это такое; однако суп был очень питательный и такой горячий, что у меня губы обожгло. Оставить даже небольшое его количество служанке оказалось труднее, чем я себе представлял.

Остальные блюда были в основном приготовлены под разными вариантами коричневого соуса, и я, честно сказать, был рад, что не знаю, что за кости попались мне с мясом. Вкус был экзотический и вовсе не плохой, но я был уверен, что это не цыпленок, не свинина, не говядина и даже не баранина. Но, что бы это ни было, оно было вкуснее сушеной говядины, так что я сожрал все.

Вино оказалось на удивление хорошим. Я никогда не умел так, как Ли, угадывать сорт и выдержку по одному запаху, но оно мне очень понравилось. Темное вино было должной крепости и имело привкус ягод. Его явно не выдерживали в бочонках десять веков, значит, или у урЗрети Борагула есть виноградники на высокогорных лугах, или же они ведут ограниченную торговлю с народами, проживающими вне гор.

Главное блюдо пира внесли позже, после супа и нескольких закусок. Наверное, оно понравилось бы гурманам, хотя его так сервировали, что его происхождение не оставалось тайной. Главный зверь лежал на блюде, как он лежал бы перед очагом. В него было запечено меньшее животное, а в него – еще меньшее, так что мы не удивились бы, обнаружив в желудке самого меньшего еще что-то, как будто проглоченное целиком. Но весь ужас был в том, что перед нами была собака, фаршированная кошкой, а та – крысой, причем все было так восхитительно приправлено, что у меня слюнки потекли, хоть я и хотел отвернуться от стола. Королева взглянула на меня:

– Как я понимаю, ты, Таррант Хокинс, тут самый младший. Значит, тебе принадлежит честь выбрать первый кусок.

Я кашлянул и прикрыл рот рукой, чтобы скрыть изумление. Посмотрел на Фариа-Це, но она только кивнула мне без лишних слов. Я почувствовал, что мысли у меня путаются. Я до сих пор никогда не ел собак и не мог представить себе собаку в качестве пищи. А что считать самым лакомым куском? Я же не мясник, это он знает, что считается лучшим куском у животного. Я не знал, что выбрать, но знал, что уклоняться от выбора нельзя; у меня в памяти промелькнули все собаки, которых я ласкал в жизни, но от этого легче не стало. Я ощущал голову каждой под моей рукой, видел, как они преданно смотрят на меня снизу вверх. Я растерялся.

Фариа-Це опять кивнула мне, заставляя принять решение.

– Королева Циндр-Кораксок, у нас в Ориозе только один кусочек сочли бы самым вкусным. – Я указал на череп собаки. – Маленький срез мышцы с верхушки черепа. Я возьму кусочек слева, а правый пусть достанется кому-нибудь другому.

– Прекрасный выбор, – расплылась в улыбке королева.

– Спасибо. – Я поклонился ей. Она постучала пальцем по столу:

– А теперь объясните мне, почему этот кусочек считается самым лучшим.

У меня свело челюсти, я старался скрыть свое изумление и оцепенение. Один раз удалось выкрутиться, а теперь что делать?

Я посмотрел на нее и успокоился: на меня нашло вдохновение.

– Это лучший кусочек, потому что это у собаки жевательный мускул, и мы должны его прожевать. Это единственный мускул, который функционирует у нас так же, как у собаки.

Королева захлопала в ладоши:

– Ну просто великолепно! А теперь все будем смаковать наше главное блюдо.

Мы все отъели от него, но понемногу. Меня поразило, что тут едят собак, кошек и крыс, в то время как темериксы у них – домашние животные. Представляю, как странно было бы услышать борагульским урЗрети, что я ел темерикса, и можете вполне мне поверить, что темерикс хоть и дичь, но не в пример вкуснее собаки.

Когда с главным блюдом было покончено, нам подали сладкое вино и пирожные с ягодами и орехами. Десерт вытеснил последние ощущения вкуса собачьего мяса, и я даже ничего не оставил для служанки. Вино расслабило нас и развязало языки. Мы расхвастались о наших приключениях, королева хлопала глазами, слушая о наших подвигах и о том, как издалека мы пришли.

В вечном сумраке, царящем в Борагуле, мы потеряли всякое представление о времени. Но уже скоро смех стал перемежаться зевками, и мы поняли, что пора на покой. Поблагодарив хозяйку, мы вслед за Фариа-Це вернулись в свои комнаты, и, кроме Друга, желавшего побродить, пока содержимое желудка не утрамбуется, все остальные улеглись спать.

В ту ночь мы с Сит были близки; отчасти наш пыл объяснялся выпитым вином, а отчасти – колдовством урЗрети, которое было применено к этим помещениям для удобства урЗретских дам, желавших продолжать род. В ту ночь все у нас происходило не спеша, ласково и с большой теплотой. Нам некуда было спешить, у нас не было ощущения, что надо преодолевать страх смерти или судьбу, просто нам обоим выпал шанс разделить радость побыть друг с другом.

Я проснулся, считая, что уже утро, определить это было невозможно. Я натянул одежду и вышел в главную комнату, наши уже поднимались и протирали глаза, в которые словно насыпали песка. Никто не страдал от похмелья, и это было хорошо, но все соглашались, что собак мы наелись на всю жизнь.

Бренсис оглядел всех и нахмурился:

– Хокинс, Други не видел?

– Нет, – покачал я головой, – а он что, не пришел в комнату?

– У него постель расстелена, но он это сделал еще до ужина.

Лорд Норрингтон спустился по ступенькам из верхней сферы:

– Кто-нибудь слышал, как ночью возвращался Други?

Никто не слышал. Я вздрогнул:

– Не нравится мне это.

– И мне, – сказал лорд Норрингтон. Он оглядел тех, кто уже проснулся. – Надо его найти. Значит, ищем, если что спросят – объясняем, что любуемся великолепием Борагула. Лучше идти по двое.

Арен Асвальджет поднял руку:

– Без Други я остался один. Мне идти одному?

– Нет, один пойду я, – улыбнулся лорд Норрингтон. – Ты сработался с Эдамисом, вот вместе и идите. Всем вооружиться. Мы не знаем, что произошло. Если повезет, все обойдется, но я не хочу рисковать.

Я вернулся в нашу комнату, разбудил Сит и рассказал ей, что случилось. Она быстро оделась, я прицепил Цамока. На правое бедро пристроил в ножны длинный нож бормокинов, а в правый сапог сунул специальный кинжал, подаренный Неем. Сит прицепила пояс с мечом и кинжалом, и мы отправились на розыски.

Предлог, который нам посоветовал лорд Норрингтон, был не таким уж притянутым за уши: залы действительно были великолепны, и хотя я не видел многого, но Сит все мне описывала до мельчайших подробностей. Я слышал в ее голосе благоговение от того, что она видела, отвращение от того, до какой степени все запущено, и жалость, что такая красота замызгана летучими мышами и другими ночными тварями.

– Эта их запущенность похожа на то, во что авроланы превратили Воркеллин. Это и есть проявление зла.

Во время своих блужданий по залам я был настороже: оглядывался вокруг и запоминал, где и куда мы сворачивали. Там, где толстым слоем лежала пыль, я пяткой рисовал на пыли крест. Пыль была нам кстати, на ней оставались следы, и я искал отпечатки ног Други там, где пешеходные тропы уходили в сторону от главного прохода.

Поднявшись на какие-то лестницы, завернув за какие-то углы, я заметил незнакомые мне подозрительные следы. Это были следы босых ног; почти все урЗрети ходят босиком, но у них ноги мельче; более того, эти следы оставлены кем-то, кто шел ровно, что необычно для здешних мест, ведь все урЗрети хромые. Сит пригнулась и минуту изучала их, потом молча махнула мне – пошли, мол, в темный коридор, куда они ведут.

Следы продолжались еще ярдов двадцать; мы миновали несколько порталов, потом свернули в один, справа. Его загораживала большая каменная дверь, и из-за нее не слышалось ни звука. Я изобразил знаками, что стучусь в дверь, но Сит отказалась от этой мысли. Вместо этого она велела мне наклониться и поднять ее, подхватив под коленки. Я выпрямился, поднял ее, и она смогла подтянуться кверху и прикоснуться к ключевому – камню в круглом портале.

Когда камень откатился, из комнаты волной выплыл мускусный запах, который я прекрасно узнал. Я зашатался и отступил, упал, Сит свалилась прямо на меня. Я кашлянул, не удержавшись, и помог ей отпрыгнуть налево. Я развернулся, поднявшись на одно колено, и вытащил Цамок.

– Невероятно, – выдохнула она вооружаясь.

– Да, но сомневаться не приходится. – Желчь подкатила мне к горлу. – Все это была ловушка, Сит.

За порталом находилась большая комната, в глубине которой светился приглушенный свет. Пол был уставлен поднятыми платформами, но его едва было видно из-за того, что на первый взгляд показалось одним покрывающим весь пол толстым ковром. Однако этот ковер двигался – по сути дела извивался – то там, то здесь, и что-то выползало из него наверх, на каждую платформу. На платформах лежали огромные создания, жирные, как свиньи, по размером с быка. На белом мехе их животов красными точками выделялась дюжина сосков. Матери-производительницы практически не двигались, но их потомство, сотни пищащих пестрых котят, хватали друг друга когтями и огрызались друг на друга, вырывая себе кормежку.

– Понял, да? Борагул, детская для бормокинов, – Сит покачала головой. – Бежим, Хокинс, надеюсь, мы сможем убежать достаточно далеко и достаточно быстро.