Текст книги "Приключения Мак-Лейстона, Гарри Руперта и других"

Автор книги: Майк Йогансен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

Глава 10
ЛЕЙН-МЛАДШИЙ И ЛЕЙН-СТАРШИЙ

Откуда Гарри знал ирландский? Лейн-младший и Лейн-старший. Судья с пасхальными яйцами. Старомодный автомобиль. Сашко и трое пьяных. Слон с говяжьими языками. Лейн-млад-ший продает дом Лейну-старшему. Два идиота в Гамбурге. Велосипеды Enfield в 1900 году. Сашко в Харькове. Встреча с Дювалем на улице Либкнехта. Ветерок с кипятком. Конец.

Как может припомнить читатель, Гарри Руперт, рабочий-американец, обратился к жандарму на ирландском языке, и тот сразу отнесся к нему не как к номеру 17-му, а как к человеку. Мы должны рассказать теперь, где у американца Руперта была возможность овладеть ирландским языком. В Америке много ирландцев, отвечает читатель. Да, но Гарри изучал ирландский язык не в Америке, не среди ирландцев Америки, не среди эмигрантов, а где бы вы думали?

– В Ирландии, дорогой товарищ.

В горной местности Антрим есть сернокислотный завод, а возле него городок. Поезд проходит раз в день, и на нем никто не ездит, кроме арендаторов ферм.

В описываемый день в харчевню вошел пожилой человек, державший перед собой в вытянутой руке соломенную шляпу. Немного покачиваясь, он подошел к столику, сел и осторожно поставил шляпу на стол.

Затем он велел подать литр эля. Он придвинул к себе кружку и задумался. После вынул из шляпы одно, два, три, четыре яйца, облупил их и стал молча есть, запивая элем.

Толстый хозяин в жилете с цветочками подсел к нему за столик и спросил:

– Как дела, м-р судья? Почему вы принесли с собой пасхальные яйца? Разве вам не нравятся мои?

– Зачем мне ваши, когда у меня есть свои? – скрипучим голосом сказал судья. – Дюжина обходится мне на пенни дешевле.

Хозяин состроил дружелюбную улыбку. Пауза.

– А как обстоят дела в суде? – спросил он.

– Сегодня заканчиваем процесс Лейнов, – проскрипел судья. – Выиграл старший.

– Старший выиграл, старший выиграл, – заинтересовался хозяин. – Ведь старший должен был проиграть.

– Дорогой мистер О’Леннан! – сказал судья. – Как вы знаете, младший якшался с социалистами. Итак, что вам еще нужно? А?

Младший м-р Лейн работал на сернокислотном заводе. Старший Лейн, брат Лейна-младшего, держал в городе лавку. Он торговал мылом, содой, керосином для автомобилей. Последний товар давал не так много прибыли. В всем городке только директор завода имел машину, да и та была какого-то допотопного типа. Во-первых, она работала на керосине, а не на бензине. Во-вторых, она делала максимум 20 километров в час; в-третьих, мотор ее располагался под корпусом и она напоминала извозчичью пролетку в городе Киеве. В профиль она схематически выглядела так:

Шины были не надувные, а цельные, как у киевских извозчиков.

Но главным недостатком этого автомобиля было то, что он вот уже пять лет как сломался, и в городке некому было его починить. Вот каков был городок Антрим.

Понятно, что Лейн-старший получал не так много прибыли от торговли керосином.

За три месяца до описываемого дня Лейн-старший постучал в дверь дома Лейна-младшего.

Лейн-младший отмывал щеткой руки после сернокислотного завода – работа там тяжеленькая, потому что нет приличной вентиляции, кислота разлита прямо на полу и дух стоит такой, что мальчик Лейна-младшего начинает чихать, как только отец показывается во дворе. Так вот, Лейн-младший чистил щеткой с мылом руки, а его жена, желая угодить Богу в субботу, готовила праздничный пудинг.

Она выглядела как девушка – они всего два года как поженились, и она не успела еще увянуть в святом браке. Одно только плохо – нечего надеть на новогодние праздники. Нет ничего и для мальчика. Он прожег новые штанишки кислотой, устроив себе сернокислотный завод в уголке комнаты.

Лейн-младший живет в своем доме, значит, сын его может там хозяйничать. Отец Лейн оставил младшему по наследству домик за городом, а старшему завещал накопленные на ферме деньги. Все это было очень хорошо, но дом стоял слишком близко к заводу. Крыша вся покрылась ржавчиной, и ее можно было пробить кулаком. Керосин съел дерево на подоконниках и косяках. Лейн-младший был бы очень не прочь переселиться из этого дома в другое место.

– Здорово, друг! – сказал Лейн-старший, заходя в дом.

Тем временем Сашко шел домой, обходя группки пивных людей и сжимая в кармане браунинг.

Подойдя к двери своей студии (она же спальня), художник остановился.

У подъезда стояли три человека и разговаривали между собой.

Один из них казался Саше фатально похожим на того, что приходил к нему сегодня утром в ателье. Сашко, посвистывая, прошел мимо своей двери, будто он здесь никогда и не жил. Взглянув на группку, он узнал утреннего пивного человека. Тот, к счастью, не обратил на него никакого внимания и только отрыгнул пивом на всю улицу. Товарищи его переглянулись и захихикали. Сашко шел по улице. Из переулка показались еще три фигуры и пошли ему навстречу. Пошли быстрым решительным шагом. Двое шли впереди, третий немного отстал и посматривал по сторонам. Сашко решил, что лучше иметь дело с тремя пьяными, чем с тремя трезвыми. Итак, он повернул назад и пошел к своей двери.

Миновав дверь, он вдруг повернулся на каблуке и стрелой ринулся в подъезд. Он счастливо перескочил порог и вихрем понесся по лестнице. Но на четвертой ступеньке он зацепился носком джимми за лестницу и упал. В тот же миг трое пивопивцев ворвались в дом. Сашко не успел даже пожалеть, что он позабыл искусство полета. Один из фашистов сразу насел на него. Но Сашко был гораздо трезвее нападавшего. Он пнул его ногой в живот – раздалась громкая пивная отрыжка, и фашист откатился прочь. Однако двое других уже подоспели: каждый схватил Сашко за руку, и через секунду его вытащили на улицу. Третий встал и пошел сзади, держа Сашко за шиворот. Сашко почувствовал, что очутился в умелых руках, и ему стало немного не по себе.

– Отпустите меня сию минуту, – сказал он по-немецки.

Троица не обратила на его слова никакого внимания.

Тогда Сашко лягнул заднего. Задний застонал, выпустил воротник – Сашко завертелся, как уж на сковороде, высвободил уже одну руку… как вдруг ощутил на шее холодную сталь револьвера. Он замер на мгновение – его схватили за руку. Ощупали карманы и вытащили браунинг и документы.

«Плохо, – подумал Сашко, – это пахнет убийством и уничтожением документов. В конце концов, какое дело фашистам до гарантий соглашательского правительства. Убьют, и дело с концом. Плохо!»

Они отошли шагов на десять от крыльца. В этот момент к крыльцу подошли первые трое, но и не посмотрели на этих.

«Эге», – подумал Сашко.

– Пустите, – крикнул он во весь голос.

– Пустите… мать, – добавил он по-славянски.

Трое остановились. Один из них сорвался с места и подбежал к группе. Это был невысокий человек с белокурыми волосами.

– В чем дело? – спросил он коротко.

Фашисты тащили Сашко дальше.

– Алло, Март! – крикнул белокурый.

Подошел второй, за ним, оглядываясь, подбежал третий. Март и белокурый разбросали фашистов, как солому.

Сашко отобрал у одного из них свои и его документы и оружие, и все четверо направились к двери.

Раздался выстрел. Пуля звякнула о стену. Сашко запер дверь и по телефону портье вызвал полицию.

Но, когда появилось два шуцмана, фашистов уже не было. Сашко искренне поблагодарил троих спасителей – один из них был шоколадного цвета – и они ушли.

– Здорово! – ответил Лейн-младший.

– Что Гарри? – спросил старший.

– Гарри служит на сернокислотном! – ответил тот.

– Слушай, друг, – сказал старший. – Здесь вот какое дело. К заводу проводят трамвай, и твой дом будет на линии. Я хочу перенести сюда свою торговлю. Продай мне дом. Знаешь что, пойдем поговорим в пивной, там будет свободнее.

– И сколько ты дашь мне за дом? – спросил младший, когда они опрокинули по первой.

– Я даю тебе сто двадцать фунтов, – во столько отец оценил эту лачугу. Ты же понимаешь: ей нужен ремонт.

– Ладно, – сказал младший. – Я согласен.

Они пошли пешком к нотариусу, жившему на другом конце городка. Шли среди щедрых, зеленых садов.

– Здесь будет трамвай, – сказал старший.

– Что за трамвай будет – конный или паровой? – спросил младший.

– Электрический, – ответил серьезно второй.

– Вот скиснет теперь директор со своим автомобилем.

Из-под акациевых кустов выскочил заяц и поскакал по дороге. Какой-то паренек на старомодном велосипеде с большим передним колесом погнался за зайцем…

Лейн-старший, ощупывая в кармане купчую, шел в хорошем настроении домой. Он был неженат, и на него заглядывались все девушки городка – ведь на нем всегда был новенький костюм и штаны в клетку.

Он подошел к двери и постучался.

Вышла старуха и приподнялась на цыпочках к его уху.

– Там у вас какая-то девушка, – сказала она шепотом. Лейн-старший взволнованно кивнул и вошел в гостиную.

Она сидела в кресле, закрыв лицо руками. Он подошел поближе и отвел ее руки от лица. Перед ним была жена Лейна-младшего…

– Войдите! – крикнул Сашко.

В кабинет полномочного консула вошел огромный, похожий на слона старик.

– Вам чего?

– Дайте мне визу в Россию.

– Кто вы такой?

Слон вытащил засаленную, изорванную бумажку и расправил ее на столе.

– Это что такое? – спросил Сашко.

– Что? – документ. Вот, видите – Рудой-Руденко, он же Семенчук.

– Этого мало. Откуда вы приехали? Где вы жили?

– Приехал из Америки.

– Как вы приехали без документов?

– А с быками – загоняли быков на пароход, я с ними и пробрался.

– У-г-ум… А сошли как?

– С быками и сошел.

– Слушайте, сколько вам лет? Зачем вы так ездите?

– Эх, господин-товарищ, – жизнь так коротка, а мир так прекрасен, земля так богата и зелена.

Сашко был немного тронут.

– Слушайте, все-таки я вас в Украину не пущу. Нельзя.

– Ну, так я пойду пешком.

– Как же вы перейдете через границу?

– А как-нибудь перейдем. Нам не впервой!

– Ну, раз уж хотите идти, то я вам посоветую – не идите через Польшу, там опасно. Идите через Румынию.

– Спасибо вам, а все-таки, может, дали бы визу?

– Нет, – решительно ответил Сашко, чувствуя, что старый эпикуреец вот-вот добьется своего. – Прощайте.

– Будьте здоровы.

Семидесятилетний слон легким шагом вышел из комнаты. В дверях он столкнулся с господином в котелке. Господин подошел к столу, положил котелок на стол и сел, поддернув штанишки над джимми. Затем он быстро заговорил по-английски, кивая головой и показывая что-то пальцами. Во рту сверкали 32 золотых зуба. Положил перед Сашко два паспорта.

– Вы можете по-немецки или по-русски? – нервно спросил Сашко.

Американец будто не слышал и тарахтел дальше.

Сашко взял паспорта и внимательно рассмотрел их. Затем он отложил их в сторону. Американец продолжал тарахтеть. Сашко послушал его еще несколько минут. Потом сказал:

– Этих я в Украину не пущу.

– Почему? – спросил американец по-русски.

– Может, разрешите, я вам скажу, кто вы такой. Вы американец из Киевской губернии, прожили в Америке лет десять – служите агентом «Ноуd’а» и теперь хотите навязать нам двух психически больных. Да, психически больных, можете не возражать. Понятно, что в Америку они приехали, не будучи больными; теперь, когда американский капитал высосал из них все жилы, вы хотите отправить их обратно… Так вот, это дело не выгорит. Если они вам ни к чему, можете сделать из них шницель для Вильсона[18]18
  Имеется в виду политик, историк и политолог Вудро Вильсон (1856–1924), президент США в 1913–1921 гг


[Закрыть]. Вы меня поняли?

– Да.

Американец надел котелок и важно направился к двери. Перед дверью он остановился и сказал:

– Я жертвую вам 2000 в пользу голодающих.

– Вы жертвуете 20 долларов? – переспросил Сашко. – Налево кругом марш – шестая комната…

– Милая моя, бесценная! – сказал Лейн-старший.

Жена Лейна-младшего положила себе на плечи голые руки Лейна-старшего. Они лежали молча.

– Пора, – сказала она. – Скоро он вернется домой после ночной смены.

– Так ты не забудешь, что я говорил? – напомнил Лейн-старший.

– Не забуду, милый, – сказала она. – Мы будем счастливы. Он как-нибудь проживет с Гарри.

И она стала одеваться. Оделась и вышла из комнаты.

В кабинет Сашко в консульстве вошли трое. Третий шел сзади и оглядывался по сторонам. Он был шоколадного цвета и держал старшего из передних двоих за кончик рукава.

Сашко узнал своих спасителей.

– Откуда вы, товарищи? – спросил он.

– Я из Америки, – начал на ломаном французском языке старший.

– Он из Америки, – перевел на чистый украинский младший.

– Вы не знаете этого Рудого-Руденко, он же Семенчук? – спросил Сашко.

– Он уже здесь, ну и сволочь же! – сказал американец. – Такого бродяги мир еще не видел. Вы знаете, он ведь ежемесячно менял работу. То он моет золото в Клондайке, то товарищи из Техаса пишут через две недели, что он нанялся пасти быков. Только он и в Техасе не высидел. Там нужно ездить верхом, а он целый день спит. Вечером встает, стреляет корову и готовит себе на ужин говяжий язык. «Я, – говорит, – не могу жить без говяжьего языка на ужин». Прогнали его оттуда – он пошел к фермеру в степь. И месяца не прошло, как фермер его выгнал, потому что он и там начал бить коров ради языка.

– Теперь он хочет в Украину, – сказал Сашко.

– Не надо давать ему визу. Зачем нужен такой бродяга в голодной стране?

– Я и не дам! – сказал Сашко. – Показывайте ваши документы.

Мартин выложил свои бумаги, рассказал о Тони. Сашко написал резолюцию. В эту минуту в комнату вбежал какой-то запыхавшийся человек и, ни на кого не глядя, бросился прямо к Мартину.

Лейн-младший проиграл дело в суде. Вот как это было. Судья вытащил из жилетного кармана пару яиц, облупил их и съел за буфетным прилавком. Потом он надел мантию и стал судить. Лейн-младший продал Лейну-старшему дом. Лейн-старший, купив дом, продал его металлургической компании в десять раз дороже. Кроме того, жена младшего отдала все деньги, которые тот получил за дом, старшему. Это было доказано. Следовательно, старший должен был вернуть деньги. Но он пришел на суд в парадной одежде, и все знали, в том числе и судья, что у него было теперь не менее двух с половиной – трех тысяч фунтов. Итак, он выиграл дело.

Когда судья произнес приговор, Лейн-младший кинулся на брата с ножом. Его схватили, он ранил кого-то, вырвался и побежал к двери.

Неизвестный подбежал к Мартину и сказал:

– Вы уже здесь – я ждал Эдит– она не приехала.

Мартин вышел с ним из комнаты, за ними поплелся Тони, оглядываясь по сторонам.

Джемс вышел тоже. В кабинете остались только Сашко и Дюваль.

– Ваши документы, товарищ, – сказал Сашко.

Дюваль извлек засаленный древний билет члена партии КП(б)У.

– Где же вы были? – спросил Сашко. И Дюваль поведал ему всю историю.

Лейстон нашел Эдит, или, вернее сказать, Эдит нашла Лейстона. В гамбургском порту она увидела процессию. Впереди шел американец в котелке, а позади шаркали ногами два инвалида. Первым шел бывший миллиардер Мак-Лей-стон, ныне психически больной, а за ним – кретин Сидней Лейстон.

Морган отослал их из Америки, чтобы не раздражать общественное мнение. Увидев Эдит, Сидней бросился к ней и стал умолять освободить его.

Она застыла, словно остолбенев.

– Вы знакомы с господами? – вежливо спросил американец.

Эдит не знала, что сказать. Христианская мораль говорила, что она должна заботиться о двух идиотах, дабы заслужить для себя царствие небесное. С другой стороны, работа с товарищами, путь в победное будущее… Американец видел, что она колеблется, и смотрел на Эдит, не сводя с нее глаз. На Эдит было дешевое платье фабричной работницы. От нее нельзя было ждать большой помощи.

– Да, знакома! – сказала Эдит. – Может, вы помогли бы мне деньгами – я сейчас без работы. Вы, вероятно, им родственник или приятель?

– Деньги? – сказал американец. – Нет, денег у меня нет. Мне вот надо отправить этих двух господ в Советскую Россию.

– В Советскую Россию? Понятно. Так вы не можете дать мне полсотни долларов ради старого знакомства?

– К сожалению, нет! – сказал американец, вежливо попрощался и ушел со своими больными.

У Эдит сжалось сердце, когда она оторвала от себя руки кретина. Она отвернулась. Нет, брать его с собой нельзя; ей самой придется много поработать над собой, чтобы не быть обузой в голодной стране.

Она прошла несколько шагов. На закушенной губе выступила капля крови и потекла по подбородку.

Эдит посмотрела на часы: она пропустила поезд на Берлин…

Американец взял машину и успел на поезд. В вагоне он еще раз просмотрел бумаги Лейстонов.

Настоящая фамилия Мак-Лейстона была Лейн. У него был брат Мартин Лейн – так значилось в документах его отца. Жену его брата звали М. Лорен. В Америке он добавил к своей фамилии окончание – stone, опустив в начале букву «н». Среди бумаг Лейна или Лейстона был пакет с паспортом Лейна-младшего, рабочего сернокислотного завода. У Лейна-младшего, Мартина Лейна, был сын Гарри. Все они были ирландцами из Антрима.

Эдит, Дюваль, Мартин, Джемс и Тони встретились в Берлине. Они уже получили визы в Советскую Республику.

В общежитии на кровати лежал Дюваль. Тони сидел на полу. Эдит рассказывала, как она встретила своего отца и брата в Гамбурге.

– Знаете что? – сказал Дюваль. – Знаете что, Эдит? Вы до сих пор не знаете, какая у Мартина фамилия.

Мартин спал на соседней кровати. Он тяжело дышал, и с его уст срывалось какое-то полузвериное бормотание.

– Не знаю, – сказала Эдит.

– Так вы и не знаете, что это перстень Мартина, – сказал Дюваль, разглядывая ее палец со старинным кольцом.

На перстне была вырезана буква «L».

– Мартина? Это перстень моего отца!

– Отец ваш получил этот перстень от своего брата, Мартина Лейна.

Эдит смотрела на него широко раскрытыми глазами.

– Гарри Руперт, изобретатель протеина, – это сын Мартина Лейна, ваш двоюродный брат.

И Дюваль во второй раз рассказал всю историю.

Все молча слушали рассказ о двух Лейнах: как Мартин бежал из Ирландии, как Лейстон разбогател, как маленький Гарри жил в детском приюте, как он эмигрировал в Америку. Джемс то и дело пожимал плечами.

Когда Дюваль закончил, Джемс помолчал и спросил:

– Вот, я вижу, ты все знаешь. Скажи, кому я прихожусь сыном, или отцом, или черт знает чем?

Дюваль не отвечал – он пристально рассматривал перстень на пальце Эдит, словно видел его впервые.

Ответил шоколадный Тони. Взяв Джемса за рукав, он сказал:

– Ты мой второй отец.

* * *

Таким образом, читатель узнал теперь все, что хотел. Он уже догадался, что история с Лейнами в Антриме произошла двадцать лет с лишним назад, когда Гарри еще ползал по полу и устраивал в уголке сернокислотный завод.

В самом деле, могли бы сейчас хоть в самом глухом захолустье Ирландии ездить на таких велосипедах, если уже в 1900 году диаметр переднего колеса «Энфильда» только на сантиметр превышал диаметр заднего?

Читатель, может быть, хотел бы еще узнать, кто купил документы Камиллы после ее смерти и что произошло позже с Сашко и Дювалем.

На первый вопрос автор романа (или его авторы) чистосердечно отвечает:

– Не знаем!

Потому что, действительно, было бы чушью, если бы этими документами мог заинтересоваться, скажем, Дюваль. Зачем они ему? Какое ему дело до танцовщицы, к тому же не живой, а мертвой? Для чего ему могли понадобиться ее документы?

С Сашко автор этого романа (или его авторы) встретился в Харькове.

Сашко шел с каким-то белокурым, невысоким человеком.

– Ты куда идешь, Сашко? Простите, товарищ!

Товарищ отвернулся к витрине Государственного издательства и стал рассматривать какие-то книги.

– Куда иду? Дай сигарету. Иду вот в «Известия» с товарищем.

Товарищ повернулся лицом.

– Дюваль! – разнесся крик по всей улице Либкнехта. – Что вы здесь делаете? Нашли Рипса с рецептом?

– Не нашел! – мрачно ответил Дюваль. – Не нашел, потому что он бесследно исчез на Кубани. Рецепт пропал вместе с ним.

– Что же вы думаете делать?

– Вот, думаю взяться за химию. Гарри успел кое-что рассказать. Но я не смог записать, не зная химии. Возможно, я вспомню названия реактивов, когда изучу эту науку.

– А где другие – где Мартин, Эдит, Джемс, Тони?

– Мартин… – начал Дюваль, но в эту минуту лицо его побледнело, он пошатнулся и упал навзничь на тротуар.

Было солнечно и жарко. На улице поднялся ветерок, закрутил какие-то обрывки, смешал их с пылью и исчез за углом.

КОНЕЦ

ОБ АВТОРЕ

Прозаик, поэт, драматург, литературовед, переводчик и критик Майк Йогансен (настоящее имя – Михаил Гервасиевич Йоганссен) родился 16 (28) октября 1895 г. в Харькове в семье учителя немецкого языка Гервасия Андреевича (Генриховича) Йоганссена, остзейского немца; мать, Ганна Федоровна Крамаревская, была выпускницей женской гимназии в Харькове и происходила из старобельской казацкой семьи.

Йогансен окончил Третью харьковскую мужскую гимназию, где учился вместе с будущими знаменитостями – поэтами-футуристами Божидаром и Г. Петниковым и писателем-географом Ю. Платоновым. С 14 лет подрабатывал репетиторством. Еще в гимназии писал стихи на немецком и русском языках, но больше, похоже, интересовался футболом и математикой.

Поступив в Харьковский императорский университет, в 1917 г. защитил дипломную работу на тему «Ablatгvus absolutus и другие самостоятельные падежи в латинском и греческом языках» и получил степень магистра филологии (помимо классических, Йогансен владел немецким, французским, английским, славянскими и другими языками).

В 1918–1919 гг. начал писать на украинском языке и увлекся марксизмом. В годы Гражданской войны умерли его отец, брат и одна из сестер. Преподавал в Полтаве, с 1920 г. в Харькове (педагогическая профшкола им. Сковороды, Харьковский институт народного образования). Входил в коллегию художественного сектора Главполитпросвета, преподавал в школе художественного слова при клубе «Коммунист». Одновременно стал активным участником литературной жизни, начал публиковаться в газете Вiстi ВУЦВК, журнале Шляхи мистецтва, альманахах Жовтень, На сполох, Штабель. В 1921 г. вышел первый сборник стихов «Д’горi».

В 1923 г. стал одним из основателей союза пролетарских писателей «Гарт» и вошел в центральное бюро организации. В 1924 г. выступил и как прозаик, опубликовав в периодике ряд отрывков из романа «Пригоди Мак-Лейстона, Гаррi Руперта та iнших». Роман и сборник рассказов «17 хвилин» вышли в 1925 г.; в том же году Йогансен в числе других литераторов покинул «Гарт» и основал Вольную академию пролетарской литературы (ВАПЛИТЕ). После вынужденной самоликвидации этой организации, подвергавшейся постоянным нападкам властей, основал «Техно-художественную группу А» (1928–1931), вместе с участниками группы издавал Унiверсальний журнал; также был инициатором создания альманаха Лтературний ярмарок (1928–1930).

В 1928–1930 гг. Йогансен опубликовал по частям большое прозаическое произведение «Путешествие ученого доктора Леонардо и его будущей любовницы Альчесты в Слобожанскую Швейцарию». Несколько лет он оставался на положении «попутчика», но в 1934 г. вступил в Союз советских писателей Украины.

Перечислить все увлечения Йогансена достаточно трудно: он охотился, ездил на велосипеде, путешествовал (хотя и не заезжал дальше Дагестана и прикаспийских степей), хорошо играл в футбол, бильярд, шахматы и теннис, переводил на украинский Шеспира и Шиллера, Э. По, Р. Киплинга и Г. Уэллса, писал литературоведческие труды, выступил автором ревю «Алло на хвилi 477» для театра «Березиль» и соавтором сценария фильма А. Довженко «Звенигора» (правда, радикально переработанного режиссером); ко всему прочему, Йогансен считался большим мистификатором. Его творческое наследие включает девять книг поэзии и десять – прозы, шесть книг репортажей и путевых заметок и несколько книжек для детей.

В конце жизни Йогансен работал над тем, что называл «масштабным полотном», посвященным Харькову, однако его незаконченный автобиографический роман «Югурта» был конфискован НКВД при аресте поэта и писателя 18 августа 1937 г. Арестован Йогансен был в своей харьковской квартире (жил он в пользовавшемся недоброй славой кооперативном доме «Слово», где в 1930-е гг. были арестованы десятки украинских литераторов).

27 октября 1937 г. Йогансен был расстрелян в Киеве по обвинению в участии в «антисоветской националистической организации, ставившей целью свержение Советской власти методами террора и вооруженного восстания». Посмертно реабилитирован в 1958 г.

* * *

Отрывки из романа «Приключения Мак-Лейстона, Гарри Руперта и других» изначально публиковались в 1924 г. под именем автора в литературно-художественном и научном приложении к газете Вит ВУЦВК и журнале Глобус.

В 1925 г. роман был издан в 10 выпусках украинским Госиздатом (ДВУ) в оформлении В. Меллера; общий тираж составил 100,000 экз. В этой публикации Йогансен пошел на сложную мистификацию: автором был объявлен немецкий колонист Антон Райнке, выступавший под псевдонимом «Вилли Вецелиус»; роман Райнке-Вецелиуса был якобы переведен с немецкого неким «А. Г. Г.», тогда как автором предисловия и части последней главы был означен «М. К.» (очевидно, намек на один из псевдонимов Йогансена – «Михайло Крамар»).

* * *

Настоящая публикация преследует исключительно культурно-образовательные цели и не предназначена для какого-либо коммерческого воспроизведения и распространения, извлечения прибыли и т. п.