Текст книги "Самотошная водица"

Автор книги: Мая Кармашек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

   – Всё ты хочешь сама и сама, – бабушка постучала ложечкой по лиловому блюдцу. – Почему сразу ко мне не пришла?

   Ружинка решила ничего не утаивать и рассказала бабушке, что происходило после встречи с ведьмой.

   – А я думаю, что творится? Оказывается, снеговики – дело рук Гертруды, – бабушка опустила очки с чепчика на нос. – Ну, показывайте, кого вы там нашли на болотах?

   Все склонились над круглым столом с лиловыми чашками и чайником.

   Коробочку с огоньком водрузили по центру прямо на сахарницу.

   Элементаль поводил хвостиком и благосклонно осматривал чашки и блюдца. Размером болотный огонек был с котенка. Круглое личико, удлиняющееся к макушке, как у карикатурной луковицы, пузатенькое тельце с короткими ножками и пара тонких ручек, снабженных четырьмя длинными пальцами. Оранжевая чешуя на спине казалась гладкой и излучала теплое желтое свечение, из-за чего окружающие предметы выглядели так, будто их позолотили.

   Кажется, элементаль находился в благодушном настроении. Он пару раз чихнул, выпустив крошечные облачка пара, и с любопытством принялся поочередно изучать взглядом собравшихся.

   – Как же круто, – Рома откинулся на стуле, прижав кулаки к подбородку. – У нас персональный элементаль!

   – Ничего подобного, – осекла Ружинка. – Элементаль свой собственный, а ни какой не наш. Мы ему обещали, если ты забыл.

   – Я лично ничего такого не обещал, – буркнул Рома.

   – Это Рома, – пояснила Ружинка, обращаясь к огоньку. – Он всегда такой, не обращайте внимания. Он ничего вам не сделает.

   Элементаль перевел взгляд на Рому и чихнул. В облачке пара мелькнула едва заметная молния.

   Мальчик вжался в стул.

   – Странно он себя ведет, – заметила бабушка, внимательно изучая элементаля.

   – Слишком активен, как по мне, – подтвердила Агата, сидящая на спинке стула позади Ружинки.

   – Вы ведь его не кормили? – бабушка Соланс посмотрела строго.

   Рома нервно вздохнул.

   – Не то чтобы прямо так кормили, – протянул он.

   – Конкретнее, – бабушка Соланс уставилась на мальчика.

   Рома втянул голову в плечи.

   – Ну, я, как бы это сказать... Дал ему сахарок, – тихо проговорил Рома.

   – Ты что? – страшным шепотом в повисшей тишине произнесла бабушка Соланс.

   – Всего-то сахарок, – пискнул мальчик. – Один. Элик так смотрел, ему так хотелось попробовать... Я и решил – подружусь заодно.

   Бабушка Соланс хлопнула себя ладонью по лбу, позабыв снять очки. Круглые линзы в металлической оправе слетели на пол. Стекла треснули и разбились. Но бабушка не обратила на потерю никакого внимания.

   – Вы что не знаете, что элементалей после вековой спячки нельзя кормить? – теперь она обращалась ко всем сразу. – И что еще за «Элик»?

   – Сокращение вроде как, – Рома понурился. Василиска внезапно сильно заинтересовалась свитком на полке рядом. Агата Делакруа тщательно чистила перья левого крыла.

   Только Ружинка смотрела прямо. Она вообще не любила чувство вины и всячески его избегала. Уж если произошло что-то, логичнее думать, как исправить случившееся, чем тратить время на выговор виноватому.

   – Элементаль теперь будет есть, – сказала бабушка Соланс.

   – А разве это плохо? – робко спросил Рома.

   – Вы не проходили еще в школе, видимо, – сощурилась бабушка. – Верно, практические занятия по Первовеществоведению только в седьмом классе, а вы пятиклашки.

   – Чем грозит, что огонек теперь ест? – поинтересовалась Ружинка.

   – Понимаешь ли, он не ест, он жрет, – пояснила бабушка Соланс. – Все подряд. Без остановки.

   – Ага, – кивнула Ружинка. – А сколько нужно, чтобы насытиться?

   – А он не насытится, – ответила бабушка с такой беспечностью в голосе, что у присутствующих по коже побежали мурашки. – Будет теперь есть, есть и есть. Жрать, жрать и жрать.

   – И как нам его остановить? Наверняка, имеется способ? – уточнила Ружинка.

   – Не-а, – бабушка прищурилась на разбитые очки, перевела взгляд на Рому. Мальчик кинулся к венику с совком и принялся собирать осколки.

   Огонек тем временем потянулся к чайной ложке и с удивительной прытью проглотил. Пройдя довольно быстрый этап элементального пищеварения, ложка выпала на стол. Она сияла неправдоподобной чистотой.

   – Так он не насовсем ест? – непонимающе уставилась на элементаля Ружинка.

   – Конечно, возвращает, – сварливо отозвалась бабушка Соланс. – Но какой хаос он устроит!

   – Кто-то идет, – сообщила Агата, повернув голову к двери. – Надеюсь, обычай казнить гонца канул в прошлое. Потому как нас ждут дурные новости.

   15

   Новости и, правда, оказались плохими.

   Медленно, но верно, армия снеговиков двигалась в сторону Речной деревни. Никакой магический купол не спрячет от посторонних глаз больше чем на пару часов заснеженное летом поле. Заметят, не поверят, заинтересуются. И начнется в крошечном волшебном мирке другая жизнь, нехорошая, реальная. Ученые, военные, спецслужбы – каждый пожелает использовать магию в собственных интересах. И сперва тщательнейшим образом изучить, исследовать, препарировать.

   Дед Шишмарь на острове, видимо, почуял неладное. Яркий солнечный день на глазах менялся. Небо заволокло тучами, заморосил мелкий дождь, на дороги опустился промозглый туман.

   Василиска кинулась на болота, помогать ставить купола в сокровенных местах. Рому послали будить Магму Хасановну. Старушка ложилась спать после восьми вечера. Агата осталась в лавке. Надо же кому-то присматривать за болотным огоньком? Следить и сторожить у караульной службы Сокрытой чащобы в крови!

   Ружинка увязалась за бабушкой Соланс. Та направилась прямиком к книжному домику.

   Близко подходить не позволила. И потому беседы бабушки с ведьмой девочка не слышала. Но по выражению лиц поняла – переговоры сорвались. Последние сомнения испарились в момент, когда ведьма унеслась ввысь, оседлав черный вихрь, а бабушка, чихая от поднявшейся копоти, грозила вслед указательным пальцем.

   Сражение намечалось у Серебрянки. Бывшая капризная речка доизворачивалась до состояния ручья. Некогда крутые берега превратились в длинный изогнутый овраг, даже не слишком высокий.

   На одной стороне за прозрачной ледяной стеной в два человеческих роста в высоту собирались снеговики. Угольные глаза поблескивали в сумерках красным, руки-сучья сгибались со скрежетом, носы из еловой или сосновой шишки торчали над оскаленными ртами, полными острых, ледяных зубов.

   С другой стороны оврага в мрачном молчании стояла армия Речной деревни. В сердце, вокруг бабушки Соланс – маги и колдуны со всей округи. Кто успел прибыть.

   С десяток седовласых ведьм с кривыми посохами, три мрачных колдуна с хрустальными сферами, две белокурые волшебницы с грустными улыбками на лицах, чуть поодаль пышущий жаром пиромант с дымящейся кадильницей и примчавшаяся на зов ковена из города рыжая магичка в джинсах и короткой курточке.

   Учителя волшебной школы в полном составе. Грозно сопящая Буревейла в коричневой широкополой шляпе, плотоядно улыбающийся и потирающий дирижабль живота директор Абрисов. Все, кроме Магмы Хасановны, которую после долгих уговоров переправили на лодке помогать деду Шишмарю с маскировкой.

   Вокруг магов насуплено озирались лесовички и гномы в заговоренных берестяных доспехах. У каждого в руке либо топор, либо молоток. Во главе – версвин Громзин в самой настоящей кольчуге, болтавшейся до пят, и пока еще в человеческом обличье. Задача простая – не подпускать. А там разберутся.

   С краю небольшая группа маевок готовилась к бомбардировке специальным ослабляющим отваром, что тут же на месте варили кикиморки в двух огромных котлах.

   Ружинка поежилась. Силы не равны. Снеговиков больше двух сотен. Защитников – меньше пятидесяти.

   От ледяной стены повеяло настоящим морозом. В воздухе закружились снежинки. Дыхание оборачивалось облачками пара. Предчувствие неминуемой беды закралось в душу. И все было бы совсем уж трагично, если б не густой хвойный аромат, пробуждавший воспоминания о елочных игрушках, мандаринах и Новом годе.

   Строй снеговиков дрогнул с многократно усиленным скрипом и двинулся вперед, ломая ледяную стену. Грохот раскатился по оврагу гулким эхом.

   Бабушка Соланс отстранила Громзина и подошла к краю.

   – Ни много, ни мало, – произнесла бабушка с таким неожиданным презрением в голосе, что все устремили взгляды на пылающее яростным спокойствием лицо.

   «Интересно, это бабушка про кого?» – озадачилась вдруг Ружинка.

   Снеговиков, что заполонили поле от кромки леса до тонкой ниточки Серебрянки, было как раз таки много. Защитников Речной деревни казалось как раз таки мало.

   «Заклинание», – догадалась Ружинка.

   И верно, бабушка Соланс продолжила вполголоса вить простую пряжу старой магии.

   – Ни много, ни мало, ни столько, ни полстолька, ни толсто, ни тонко, ни узко, ни широко, не речной водой и не синью небесной, а корнями вглубь земли, камнями в плоть коры – явись мореный лес!

   Земля содрогнулась, глубокие трещины прорезали дерн, пахнуло прелой листвой. Один за другим сквозь глину и песок продирались цепкие корни, тут же давали побеги. Стволы наливались силой, обрастали ветвями, что набухали листвой, цвели. Резко запахло молодой травой и мать-и-мачехой. Прошло меньше минуты, а напротив снеговиков возвышалась грозная изгородь из живых деревьев.

   – Древни, – выдохнул Громзин, выкатив крошечные глазки.

   – Древни, – сощурившись, спокойно подтвердила бабушка Соланс.

   В повисшей над оврагом ноте смешался неторопливый шум теплого ветра в верхушках деревьев и скрип наста под сапогом в морозный полдень.

   Бабушка чуть склонила голову, древни пошли в атаку. Строй снеговиков поначалу оставался недвижим, но вот дрогнул и покатил, повалил снежными бурунами и вьюгами навстречу. С оглушительным треском две армии налетели друг на друга, слепились, смялись, закружились в безумном водовороте над Серебрянкой.

   И будь она рекой, как в прошлом, помогла бы. Но что может слабый ручей?

   Ружинка закрыла уши ладонями, чтобы не слышать отвратительного скрежета. Зажмурилась на секунду, опасаясь, что шальная ветка отлетит прямо в лицо. А когда открыла глаза, увидела рядом рыжую горожанку. Та заслонила девочку собой и пыталась перекричать бушевавшую внизу бурю:

   – Беги скорее в деревню! Тут без тебя справятся!

   Если бы Ружинка была старше, если бы она была сильнее, если бы знала больше и хоть что-то могла, она ни за что не ушла бы с поля боя, ни за что не оставила бы бабушку и жителей Речной деревни. Но сейчас, сейчас – только спрятаться подальше, чтобы взрослые не отвлекались на защиту беспомощного ребенка.

   Рыжая магичка одобрительно улыбнулась и подмигнула:

   – Будут еще в жизни сражения. Давай, иди уже.

   Ежась от холода, что пронизывал округу, Ружинка брела к бабушкиной лавке. Хотелось вновь ощутить на лице теплое сияние элементаля. И чашку горячего чая с сахаром и лимоном.

   Ружинка размазывала по щекам капли дождя и обиженно шмыгала. Понимала, злиться особенно не на кого. Так сложилось. Но от ощущения собственной никчемности горько сжималось сердце.

   В конце концов, Ружинка расплакалась прямо посреди улицы.

   – Эй, ты чего? – знакомый голос привел в чувство.

   Дашенька стояла под дождем в обычном зеленом плаще поверх лимонного сарафана и резиновых сапогах, ярко-синих с красными полосками. Внучка Хранителя озадаченно поджала губы. Но мгновение спустя выражение лица Дашеньки смягчилось.

   – Все будет хорошо, – пообещала она. – Вот увидишь.

   Не в силах удержаться Ружинка разрыдалась в объятиях подруги.

   16

   В лавку девочки не пошли. Свернули в «Хвост русалки», где уже ждала Мавка.

   Посетителей не было вовсе. И дежурной маевки тоже. Все либо сражались, либо прятались.

   Ружинка сделала чай, и девочки расположились за столиком у кромки воды. Ночная прохлада несла запах тины. Отражения звезд купались в ряби речной волны.

   Подруги обменялись новостями.

   – Выходит, баланс нарушен из-за ведьмы Гертруды, – подытожила Дашенька. – Но почему она так себя ведет?

   – А что думает дед Шишмарь? – поинтересовалась Мавка, сдержанно улыбнувшись.

   – Он занят, – поджала губы Дашенька, – очень. Много сил тратится на поддержание купола.

   – Да уж, дела творятся, – вздохнула Мавка. – На реке вон тоже чехарда. Все с ума сходят. Вода настолько не та стала, что даже водяной сбрендил и к ундинкам жить уплыл.

   Ружинка насторожилась.

   – Водяной?

   – Капризные создания, но не настолько же, чтобы к ундинам податься, – покачала головой Мавка.

   – Послушайте, а может все это связано? – предположила Ружинка. – Глупость, конечно, но я вспомнила ту дурацкую книжку про принцессу, – она запнулась, чуть покраснев.

   Но подруги слушали внимательно, без тени улыбки, и Ружинка продолжила.

   – Так вот там принцесса всякие поступки несуразные совершала из ревности. Потому что принц то с фрейлинами флиртовал, то на охоту уезжал, то просто на балу игнорировал.

   – А в этом есть смысл, – черная бровь Дашеньки изогнулась под белоснежной челкой.

   – То есть, ты думаешь, ведьма устроила переполох из-за водяного? – Мавка смотрела на Ружинку с недоверием.

   – Сама посуди, – объясняла Ружинка, – мы знаем, что ведьмы иногда сходятся с водяными и создают семьи. Еще мы знаем, что водяные ужас как озабочены внешностью. И испорченная вода, вероятно, как-то отражается на облике.

   – А ундины делают специальную мазь от разбухания, – кивнула Дашенька. – Но и у нас она есть. На кожу меняем, если не путаю.

   – В деревне жабьей кожи переизбыток, – пояснила Ружинка, – вот наши и перестали мазь делать. И водяной отправился поправить здоровье к ундинам на старицу.

   – И по какой-то причине там остался, – добавила Мавка.

   – А ведьма решила, что ее бросили, предали, – кивнула Ружинка.

   – Но зачем ей снеговики? – засомневалась Мавка.

   – А не нужно тут искать здравый смысл, – Дашенька поджала губы. – Ее обидели. Она так считает. И какой бы древней и мудрой она ни была, ведьма остается женщиной. Снеговиками защищается от гадкого внешнего мира. Чисто эмоциональная реакция.

   – А на деревню зачем нападать? – не унималась Мавка.

   – Бабушка к Гертруде ходила, – сказала Ружинка.

   – Переговоры зашли в тупик? – понимающе покивала Дашенька.

   – С угрозами с обеих сторон, – ответила Ружинка.

   – Ну тогда все ясно.

   – Но почему ведьма не рассказала обо всем попросту? – спросила Мавка. – Призналась бы.

   – Потому что ведьме полагается быть опасной и грозной, а не выказывать простые чувства? – Ружинка наморщила веснушчатый носик.

   – Именно, – поддержала Дашенька.

   – Остается вопрос, зачем водяной задержался у ундинок? – тут Мавка привычно широко улыбнулась и подмигнула. – Организацию встречи я беру на себя. Пришло время задействовать мои речные связи.

   17

   – Давайте быстрее уже, – торопила Мавка, наблюдая, как Ружинка с Дашенькой натираются червячьим жиром.

   Наученная опытом Ружинка прихватила из школьной раздевалки махровое полотенце побольше.

   Дашенька, конечно же, была в ярко-лимонном купальнике, волосы убрала под желтую резиновую шапочку, плавательные очки выбрала с серебристой каймой. В общем, выглядела, как всегда, на все сто.

   Плыть пришлось далеко, потому Мавка взяла подруг на буксир. Ухватила за руки и так разогналась под водой, что Ружинка испугалась, не снесет ли воздушный пузырь с лица от скорости.

   Но все обошлось.

   Тихую заводь пронизывали лучи темно-синего света. Словно кто-то полоскал в мрачной бездне залитые чернилами паруса.

   На незримой границе девочек встретили четыре ундины. В лице каждой читалась брезгливость, почти отвращение.

   – Они всегда такие, – шепнула Мавка. – Не обращайте внимания.

   – М, внучка Хранителя реки с друзьями пожаловала, – процедила старшая ундина, с головы до хвоста покрытая тусклой серой чешуей. – И по какому-такому, интересно мне, делу?

   – Здравствуйте, – отозвалась Дашенька. – Мы...

   – Это при жизни я здравствовала, – перебила старшая ундина, седые волосы тяжело колыхнулись в воде, – а тут так, влачу существование.

   – Вы для себя сами решили, – вспыхнула вдруг Мавка. – Никто не заставляет вас быть грустными.

   – Эх, повидала бы ты с мое, деточка, – старшая ундина сощурилась на русалку. – Вы-то горя не знали. Плаваете себе. То ли дело мы, покинувшие семьи, утратившие мечты и надежды.

   Ундинки помоложе согласно закивали. На лице каждой читалась тоска по прошлой жизни.

   Дашенька выдержала пару секунд. Затем продолжала:

   – Мы хотим навестить водяного. Известно, что он у вас. Нам нужно узнать, как долго водяной собирается здесь гостить?

   – Гостить? – горько рассмеялась старшая ундина. – Уважаемый Леонид не гостит, а выполняет важную миссию.

   Седые космы медленно колыхались в синей воде.

   – Не окажете ли вы любезность пояснить, в чем суть этой миссии? – в голосе Дашеньки прорезался ледок.

   – Кто же откажет внучке Хранителя, – проговорила ундина так, что стало понятно, приплыви сюда обычная девочка, даже разговора никакого бы не было, а вот кое-кому повезло иметь родственные связи.

   Повисла тяжелая пауза.

   Дашенька изогнула бровь и чуть подняла подбородок, глядя ундине прямо в глаза. Через пару мгновений та сдалась.

   – Вода черти какая сделалась, – жаловалась она совсем уже старческим, скрипучим голосом. – Мы-то рыбу по обряду добываем. Значит, караси сами раз в день приплывают, кто уставший. Карпы от фермера бегут, какие старые. А от испорченной воды все взбесились. Неделю мы без рыбы сидели, на одних водорослях. Так можно жить?

   Дашенька чуть шевельнула бровью и сделала едва заметное движение подбородком в сторону, показывая, что, конечно, так жить нельзя.

   – А водяной заклинания знает, с рыбой говорит, – поясняла старуха. – Заманивает медленно, по одной. В итоге, в общем, сносно выходит. Так что без него теперь никуда.

   Девочки переглянулись.

   – Извините, что перебиваю, – произнесла Ружинка, – но, кажется, я знаю, как вам помочь.

   Заклинание, которому Ружинку научил профессор Португез, сработало на славу. Рыба в Тихой заводи перестала волноваться, и уставшие караси вновь добровольно приплывали к ундинкам.

   – Ты ведь понимаешь, что заклинание временное? – шепнула Дашенька Ружинке. – День, два – развеется.

   – Мы обязательно что-нибудь придумаем, – отозвалась девочка, глядя на приближающегося водяного.

   Леонид выглядел неожиданно. Вместо хвоста и плавников – обычные босые ноги. Зеленые волосы перехвачены на затылке кожаным ремешком, что делало круглое лицо, покрытое щегольской щетиной, похожим на ананас. Полное тело водяной укутал мешковатой серой тканью. Под водой будто плыл гигантский кулек семечек с ананасом сверху.

   Леонид покапризничал для виду, но выслушав доводы, согласился отправиться на встречу с Гертрудой.

   Водяного доставили в огромной бочке прямо к Серебрянке.

   Поле боя к тому времени превратилось в заснеженный бурелом. Повсюду в грязных сугробах виднелись кривые ветки, стволы громоздились друг на друга, словно кто-то собирал гигантское костровище, талый снег превращался в ручьи, что бежали по примятой зеленой траве, унося прочь листья и кусочки коры.

   Не осталось ни снеговиков, ни древней.

   Лишь две женщины по берегам оврага сверлили взглядом одна другую. За плечами бабушки Соланс маги и маевки спешно накладывали повязки гномам и лесовичкам. За спиной Гертруды бушевала непроглядная вьюга.

   Но едва ведьма завидела водяного, снежный буран пошел на убыль. Минута, другая – исчезли острые льдинки, словно и не было никогда. Воздух просветлел и вновь наполнился июльским теплом.

   Ощутимо парило, под ногами хлюпал тающий снег.

   – Прости, Герти! Сглупил! С кем не бывает? Простишь? – кричал Леонид издалека, размахивая руками.

   И потому, с какой поспешностью грозная ведьма бросилась в мокрые объятия, стало ясно – уже простила.

   Ведьма вместе с водяным испарилась в облаке серого тумана в неизвестном направлении.

   Бабушка Соланс расслабила плечи и тяжело опустилась на обломок дубового ствола.

   Но отдохнуть ей не пришлось. Прилетела вестовая маевка, кружась в воздухе и врезаясь во всех без разбора. Она что-то прошептала бабушке на ухо.

   – В деревне беда, – выдохнула та. – Элементаль разбушевался.

   18

   – А я предупреждала! – хмурилась бабушка Соланс. – Я говорила, он устроит хаос.

   – Виновата, уснула, – оправдывалась Агата Делакруа, приземлившись на плечо Ружинки. – Сотню лет в карауле, а тут расслабилась. Блюдечки ваши, занавески, лимонный сахар.

   Огонек за время, проведенное без присмотра, вырос до размера крупной собаки и поглощал все подряд. Цветочный горшок, коврик перед дверью, веник, почтовый ящик, крашеные камни, обрамлявшие клумбу, сапог, второй сапог, детский велосипед, бельевую веревку с полотенцами, фонарную лампочку, скамейку, дорожный указатель.

   Вещи валялись теперь тут и там, словно кто-то решил отметить замысловатым пунктиром путь элементаля от магической лавки к центру Речной деревни. Выплюнутые огоньком предметы блистали, как только из магазина. Разве что слегка испачкались в дорожной пыли.

   Ближе к школе обстановка ухудшалась. Элементаль созидал настоящий хаос, как и обещала бабушка. Огонек хоть и возвращал обратно предметы, но совсем не на то место, откуда брал. И деревня на глазах превращалась в странную свалку, сияющую чистотой.

   Бабушка Соланс принялась бормотать заклинание. Агата скептически заухала на плече Ружинки.

   – Осторожнее, он... – сорвалось с губ девочки, но поздно.

   Разумеется, магия не сработала. Лишь породила пару ответных молний со стороны огонька. По счастью, они никого не задели.

   Ружинке хотелось броситься на защиту, стало обидно за элементаля, который никому не хотел зла. Но девочка сдержалась, понимая, взрослым виднее, как лучше поступить.

   Версвин Громзин безрезультатно пытался схватить и оттащить за хвост. Закончилось предсказуемой молнией в живот оборотня.

   Директор Абрисов придумал наколдовать клетку вокруг элементаля. Огонек поглотил ее и выплюнул блестящей.

   Городская магичка попробовала произвести обряд отзыва. Ничего не вышло.

   – Потому что его не призывали, – пояснила она спокойно. – Он просто есть.

   – Он просто есть и он просто ест, – проворчал Громзин. – А нам как быть?

   Ружинку так и подмывало вмешаться, но собственная идея казалась слишком примитивной по сравнению с магией и древними заклинаниями. Девочка наморщила веснушчатый носик, даже зажмурилась, чтобы сдержаться, но внутри росла волна неколебимой уверенности. Необъяснимое чувство собственной правоты, будто знаешь что-то, чего не знают другие.

   Наконец, Ружинка не выдержала.

   – А можно мне?

   – Можно тебе что? – уточнила бабушка Соланс.

   – Поговорить с огоньком.

   – Поговорить?

   – Угу.

   – Да бесполезно! Не слушает он никого! – вскричал версвин Громзин. – Нужно в ковен послать. Где Буревейла? Он с болота, вот пусть туда и тащат.

   – Не надо тащить, – сказала Ружинка. – Я откуда-то знаю. Чувство такое.

   Присутствующие посмотрели с любопытством.

   Девочка лет одиннадцати в черном платье летом. Обычная девочка с совой на плече. С конопушками, рыжими косичками и лиловым ромбом на тулье черного котелка. Немного испачканная в районе коленок. В городе всё это смотрелось бы странно. В Речной деревне видали и почуднее.

   – Ну, попробуй, – разрешила бабушка.

   Ружинка осторожно приблизилась к элементалю.

   – Здравствуйте, – сказала она. – Не хотелось бы вас тревожить, но так уж вышло, что вы доставляете некоторое беспокойство местным жителям.

   Элементаль замер, повернулся на голос Ружинки. Внутри пламени мелькнула улыбка.

   – Может быть, если это не причин вам неудобств, мы переместимся в другое место? – попросила Ружинка.

   Огонек вдруг метнулся к девочке.

   Версвин ахнул. Остальные заметно напряглись.

   Но элементаль лишь доверчиво потерся щекой о ладонь Ружинки. Со стороны казалось, будто она окунула руку в бушующее пламя.

   – Интересно, если ты ешь все подряд, а обратно выдаешь чистое, может, тебя поставить и воду очищать? – задумчиво проговорила Ружинка.

   Повисла тишина.

   Все замерли с ошеломленным видом.

   – А я всегда говорила, что внучка у меня – гений, – с гордостью произнесла бабушка Соланс, которая ничего подобного никогда даже не думала.

   Ружинка оглянулась по сторонам.

   Посреди местами сверкающей чистотой улицы стояли порядком утомленные маги, гномы, лесовички и ведьмы. У обочины порхали измученные боем маевки. Версвин Громзин тяжело опирался на сияющий блеском топор. Бабушка Соланс устало потирала переносицу. И все они с надеждой смотрели на Ружинку.

   Предзакатное солнце ласкало веснушчатое лицо девочки, делая его почти золотым.

   – Давай, для начала заманивай в кафе, – приказала бабушка, – пусть посуду и столовые приборы чистит. А я пока кое с кем о встрече договорюсь, – и, тяжело ступая, направилась в лавку.

   Ружинка шагнула, огонек послушно двинулся следом.

   – Доверяет, ишь, – в голосе Громзина звучала сразу и зависть, и гордость.

   Все заворожено следили, как Ружинка ведет в «Хвост русалки» бушующее пламя, внутри которого угадывалась вполне себе милая мордашка элементаля.

   19

   Директор химкомбината нервозно поежился. В лысине отражался дневной свет, пробивавшийся сквозь жалюзи. Не высокий, плотненький, с бегающими глазками.

   – У вас же есть проблемы с отходами? – наседала бабушка Соланс.

   – Лучшие системы очистки, – настаивал директор.

   – Я живу на реке, – произнесла бабушка.

   Слова прозвучали как приговор. Будто всякий приречный житель знал о химкомбинате и его администрации нечто такое, что ставило под сомнение качество продукции и честность руководства одновременно.

   – Вода не та стала, все говорят, – подтвердила серьезная Ружинка, выбравшая самое дальнее место за длинным столом директорского кабинета.

   – Девочка, – жалобно пропищал директор. – А ты кто?

   – Ружинка, – представилась Ружинка.

   – И почему я не могу пошевелить руками и ногами?

   – Это заклятие, – отмахнулась бабушка Соланс. – Безвредное. Временное. Не волнуйтесь. Мне показалось, что только таким образом удастся поговорить с вами. Вы же от встречи отказались? Не стали бы слушать меня, приди я просто так?

   – Не стал бы, – признался директор. – А по какому вопросу вы пришли?

   Он испуганно косил глазом, бабушка Соланс поспешила успокоить начальника.

   – Все на самом деле, вы не спите, как только поговорим, я уйду, никакого вреда вам не будет, – произнесла она. – Так что? Есть проблемы с вредными отходами?

   – Да, есть немного, – признался директор.

   – Мы поможем их решить. Бесплатно, – твердо сказала бабушка Соланс. – Но придется построить большой ангар рядом с трубами, по которым вы сливаете в реку всякую пакость.

   – Ангар? – директор явно не понимал, о чем речь.

   – Я объясню, – бабушка Соланс повела рукой, директор поднялся на ноги и неуклюжей марионеткой зашагал к окну. – Не волнуйтесь, я осторожно подведу. Надо показать кое-что.

   За окном на парковке мирно дремал болотный огонек. Сейчас он был размером с большую корову. Иногда элементаль вздрагивал, вытягивал золотистый язык и отрывал то бампер, то колесо у стоящих рядом автомобилей, пожирал добытое и тут же выплевывал обратно.

   – Это пожар? – севшим голосом спросил директор. Сознание пыталось объяснить увиденное чем-то реалистичным, но никак не складывалась мозаика. У пожара могли быть лепестки пламени, но не могло быть головы и ног, а еще рук и хвоста.

   – Пожар, – легко согласилась бабушка Соланс.

   – Вижу, что не пожар. Я сошел с ума?

   – Пока что нет, – постаралась успокоить директора бабушка Соланс. – Так вам интересен мой план?

   – Очень, очень интересен ваш план, – с жаром проговорил директор и добавил: – Мне.

   – Хорошо, – кивнула бабушка Соланс, проводя рукой в обратном направлении. Директор послушно занял место в кресле. – Тогда слушайте. Вы построите ангар, чтобы элементаля не было видно со стороны. И поставите ограждение, чтобы никто не мог проникнуть внутрь. И напишете, что там токсичные отходы. На двух языках.

   – На двух? – уточнил директор, зачарованно слушавший.

   – На двух, – подтвердила бабушка Соланс. – И с картинкой.

   – А дальше? – умоляющим голосом спросил директор.

   – Дальше элементаль будет поедать отходы. Вреда не сделается. Даже напротив, кажется, ему по вкусу всякая химическая дрянь.

   – А потом?

   – Потом? – не поняла бабушка Соланс. – Что потом? Комбинат будет работать. Существо будет есть. Река станет чище.

   – Понятно.

   – Если вы согласны, – произнесла бабушка Соланс, поднимаясь со стула, – просто постройте ангар. А моя внучка дня через три, ночью, заведет туда элементаля.

   Она пошла к выходу. Ружинка направилась следом.

   У двери бабушка спохватилась, махнула рукой, снимая заклятие.

   – Скажите, – умоляюще проговорил директор, обмякший в кресле. – Это ведь все на самом деле? Все это существует?

   – Да, – просто ответила бабушка Соланс. – Но лучше об этом никому не рассказывать.

   20

   На ужин Ружинка приготовила капусту с грибами под луковым соусом. Кроме обычных гостей: соседского енота Мишкина и совы Агаты Делакруа, должны были пожаловать лесовички Лосяк и Мошкарыч, обещавшие починить крыльцо и ограду, а еще убрать из огорода пень. Для них Ружинка потушила сладкого картофеля, сделала рис с морковью в виноградных листьях и зажарила четыре рыбки, что енот притащил с утренней рыбалки. На десерт Ружинка испекла пирог с яблоками и корицей, заварила шиповник, отдельно мятный напиток с сушеной грушей.

   Вечер млел в повисшей ноте. Оранжевый закат спелым мандарином навис над остывающей пылью дороги. Кузнечики провожали день оглушительным стрекотанием. Аромат трав усилился, предвещая ночную грозу.

   За час до прихода гостей Ружинка расставила тарелки и чашки, разложила вилки и ложки. Критически оглядела стол. Кажется, все готово.

   Свечи в большой люстре отбрасывали дрожащие тени на разноцветные книжные обложки, от чего стены напоминали калейдоскоп. Живший на подоконнике паучок получил кусочек пирога и обещал спрятаться и не пугать гостей (почему-то енот Мишкин до одури боялся пауков).

   Ровно без четверти восемь в дверь постучали. Ружинка бросилась открывать. Однако на пороге был не енот, не сова и даже не лесовички.

   Ссутулившись под тяжестью дорожного мешка, напротив двери стояла ведьма.

   – Ну что, – Гертруда почесала крючковатый нос, – внутрь пустишь или так проклясть?

   Накрытый стол ведьма проигнорировала.

   – Мне, в общем-то, здесь находится не положено. Но я поговорила с Агатой, да и сама кое-что выведала. В общем, знаю, пока остальные хотели прогнать, ты вроде как помочь пыталась. Искренне. Потому хочу подарок сделать. От себя и Леонида.