Текст книги "Самый лучший учебник журналистики. Кисло-сладкая книга о деньгах, тщеславии и президенте"

Автор книги: Матвей Ганапольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

А ведь раньше не могли, но уже об этом забыли.

К хорошему быстро привыкаешь.

Поразительно то, что Горбачева ругают политики, которые прекрасно понимают, что если бы не было его – не было бы их. Но они это делают по расчету. И я могу их огорчить – их проклятия забудутся. Время безжалостно, оно спрессовывает события и имена.

Вспомните историю, разве много событий и имен дошло до наших дней? Причем чем дальше в глубину веков, тем меньше. Но те имена, которые сохранила история, она сохранила потому, что они стали частью эпоса. А стать частью эпоса можно только тогда, когда ты масштабен.

Люди, которых запомнила история, были либо великими созидателями, либо великими разрушителями.

Мне жаль, что навсегда запомнится имя Гитлера. Я бы хотел, чтобы его имя было стерто без следа. Но история заставляет помнить его, и возможно, она права. Это предостережение потомкам.

Но имя Нефертити живет, потому что это символ самой романтичной любви и красоты в истории человечества. И даже если все, что пишут о египетской царице, было совсем не так, если она была вздорной, сильно красилась и била слуг – именно это история забыла, а вынесла потомкам только ее прекрасный лик в краске и золоте. И это правильно.

Так что, если вы захотите навсегда вписать себя в историю, то запомните: для этого вы должны стать либо великим строителем, как Хеопс, либо великим злодеем, как Каин.

Единственное, кого история упорно не хочет помнить, так это запретителей, потому что их действия противоречат ее течению.

Вот почему все те, кто ругает Горбачева, очень скоро забудутся, а его имя будут помнить очень долго. Потому что на половине земного шара, которую занимала опасная и вооруженная страна, он включил демократию. И мир стал безопасней.

А история считает, что сделать половину земного шара безопасней – это ничем не хуже, чем построить Великую пирамиду.

Но вернемся к нашей теме изучения закономерностей поведения аудитории.

Когда открыли «Эхо», оно располагалось в одной крохотной комнатке с пишущими машинками и четырьмя стульями. Комната находилась в конце очень длинного коридора. Возле двери редакции, в коридоре, стоял огромный мрачный сейф. На нем, когда в комнатке не хватало места, можно было править материал. В самой редакции громко стучали три пишущие машинки и кричали по телефону.

С первого же дня журналисты «Эха» стали чувствовать, что такое народная любовь. Сотни людей выяснили наш адрес, и длинный коридор стал наполняться людьми.

Сначала люди приходили просто так – посмотреть на нас и убедиться, что мы действительно существуем. Зайти в редакцию и сказать нам приятное – это стало ритуалом, некой модой среди московской интеллигенции. Нам это очень нравилось, потому что нас кормили. Большой мусорный ящик был заполнен пустыми коробками от тортов. Их приносили, вручали нам и говорили, что принесли торт, потому что мы для них большой праздник. Мы сходили с ума, потому что есть целый день торты невозможно, а они ничего другого не приносили. А самим просить, чтобы нам приносили, например, бутерброды, нам казалось неудобно. Мы просили оставлять торты в коридоре, дарили их близким и неумолимо толстели.

На двух редакционных столах были разбросаны последние дары: огромный мохнатый игрушечный заяц для наших детей, толстая стопка рукописных листов с описанием того, как улучшить мир, и невероятных размеров модель самолета. Человек, который принес модель, с трудом затащил ее в комнату, пожелал нам лететь далеко и быстро и, так же как пожелал, сам быстро улетел в темноту коридора.

А однажды из этой темноты появился толстый священник с кадилом. Оказалось, что он представляет Катакомбную церковь и хочет нас освятить. Он втиснулся в комнату и динамично махнул кадилом, от чего на пол посыпались пленки и тексты, а помещение наполнилось сладким дымом. Взмахнув еще пару раз и довершив разрушение редакции, он гордо удалился. Наверное, в свои катакомбы.

После подобных визитов одиночек, когда окончательно выяснилось, что мы не марсиане, наступил второй этап – десятки людей уже ежедневно оставались в коридоре на целый день. Они приносили с собой еду, угощали друг друга и нас, а к вечеру расходились, назначив встречу на завтра. Это было прообразом современных социальных сетей, хотя тогда об Интернете никто и слыхивал. Все эти люди не просто толкались в коридоре, а иногда приносили нам какие-то новости или слухи, которые оказывались важными для нашего эфира.

Потом в коридоре появились иногородние. Они располагались поодаль, потому что, ближе к двери, все было занято постоянными коридорными сидельцами. Приезжие ели на корточках, потом доставали смятые от дальней дороги листы и бережно передавали их нам. Это были бесконечные жалобы на несправедливость, на беспредел и нарушения. Приезжие объясняли, что правду у них в регионе нельзя найти, что они собрали последние деньги на билет и приехали, потому что существует слух, что мы честные.

Оставив бумаги на столе, приезжие торопились на вечерний поезд, а мы складывали эти жалобы в стопку, чтобы потом отдать их какому-нибудь депутату, если он захочет это взять.

Я рад, что мы многим помогли.

Прошло еще совсем немного времени, но в коридоре наметились явные изменения.

Нам так же носили подарки, но в основном это было то, что уже не нужно было дома.

Привычные торты были полусъеденными, а детские куклы старыми. Кстати, модель самолета тоже оказалось старой, она развалилась сама, осыпав всех облупившейся краской.

В то время был дефицит всего, в том числе батареек для радиоприемников. Однажды мы обратились в эфире к слушателям, чтобы они помогли тем, кто не может их достать в магазине, и принесли ненужные батарейки, которые мы раздарим тем, у кого радио замолчало. Внизу у охранника мы поставили огромный бумажный мешок.

Через три дня он был полон. Но три четверти батареек были старыми.

Это был нехороший симптом.

Изменения в коридоре продолжались. К нам в комнату заходили все меньше. Люди встречались в коридоре, обсуждали новости, уходили и приходили, но мы им собственно теперь были уже не нужны.

Мы понимали, что новизна нашего появления пропала и теперь в коридоре собираются больше по привычке. Просто хорошее место для встречи в центре города.

Понятно, что развязка должна была наступить, и она наступила.

Однажды на пороге комнаты появился интеллигентный мужчина, один из лидеров этой компании. Появится ему было несложно – он сделал только три шага от группы людей в коридоре до нашей двери.

Переступив порог, он сразу обратился к нам с раздраженной речью.

Интеллигентный мужчина сказал, что «наш клуб» – оказывается, они себя так назвали – нами очень недоволен.

Мы совсем отбились от рук. Мы не так подаем материалы, наши новости выстроены неправильно, а тематические передачи сделаны не по тем темам.

В ответ мы объяснили, что считаем правильным то, что делаем, и попросили нам не мешать.

Услышав наш ответ, представитель «клуба» был потрясен. Он спросил, не ослышался ли он?

Он напомнил, что их клуб ежедневно слушает наш эфир. Они знают все наши передачи, наши имена и биографии. Они – люди с прекрасным образованием, среди них много специалистов, а мы никогда не учитываем их мнение, как нужно правильно делать передачу.

Мы терпеливо объяснили, что мнений может быть много, но передачу делают не они, а мы; поэтому передачи будем делать так, как считаем нужным, потому что журналисты мы, а не они.

Интеллигентного мужчину затрясло. Он назвал нас предателями своей аудитории и демократии и прямо спросил – понимаем ли мы, что существуем для них, для аудитории.

Мы ответили, что существуем для аудитории, но аудитория потому и аудитория, что слушает нас, а не пытается учить, как делать передачи.

Лицо члена «клуба» исказила горькая усмешка.

Он сказал, что ему все понятно. «Клуб», оказывается, давно считал нас непрофессионалами – простейший анализ наших программ показывает, что их можно сделать гораздо лучше. Более того, любой из членов клуба их бы сделал, но у них на это нет времени – у них дети и семьи, поэтому они хотели помочь как минимум советами. Но мы оказались обычными трамвайными хамами, поэтому «их клуб» покидает наш коридор. И еще вопрос, как сложится наша судьба!..

Коридор опустел, но «наш клуб» еще долго напоминал нам о своем существовании гадкими телефонными звонками.

Я рассказал вам все это не для того, чтобы осуждать этих людей.

Анализ данной истории необходим, потому что аудитория – это сложная общность, и нужно знать, как с ней себя вести.

Итак, вы появились в эфире. Как и любое свежее лицо, вы привлекаете к себе новую волну внимания. Она просто падает на вас, потому что, как я ранее писал, аудитория все время хочет что-то новое.

И это естественно. Если главный редактор не заботится о том, чтобы в эфире были изменения, если все журналисты долгое время сидят на одних и тех же программах, начинается естественная усталость аудитории. Даже если вы семи пядей во лбу, количество пядей будет неуклонно уменьшаться, потому что вы не дарите аудитории ничего нового.

Мне приходится часто давать интервью на других радиостанциях, и обязательно попадается звонок, где слушатель радостно сообщает мне, что наконец-то в эфире этой радиостанции появился настоящий журналист – то есть я. Более того, слушатель начинает жаловаться на местных журналистов, заявляя, что они скучные и глупые.

Я сразу обрываю подобные звонки и резко заявляю, что не допущу, чтобы аудитория превозносила заезжего журналиста, унижая местных. Но после таких эфиров я стараюсь переговорить с местным руководством, чтобы выяснить, как устроена сетка эфира и не пора ли произвести в ней изменения.

В ответ я часто слышу, что на этой радиостанции все в порядке – сетка устойчива, все на местах. В эфире все стабильно, причем уже года два.

Тогда я пытаюсь объяснить, что стабильность в эфире – это начало стагнации. Если слушатель день за днем в одно и то же время встречает одного и того же ведущего, если ведущий работает долго и слушатели уже три года знают наизусть все его фразы, то любой новый человек покажется гением. Нельзя три года вести одну и ту же программу в эпоху Интернета и видеоклипов. И вина за подобное полностью лежит на руководстве, которое не понимает психологию восприятия.

Слушатель не виноват – он просто естествен.

Я привожу в пример «Эхо», где изменения в сетке и проба себя в новых программах давно стали правилом. Я напоминаю, что многие знаменитые компании, такие как Би-Би-Си, обязательно ротируют своих сотрудников, чтобы они не застаивались, да и не было привыкания аудитории.

Кстати, если вы заметили, что слишком долго ведете какую-то программу и ощущаете от нее усталость – знайте, ее конец близок. Постарайтесь мягко убедить руководство поставить вас на другую программу или добейтесь ее кардинального изменения по структуре. Деликатно объясните, что за пять лет, которые вы неизменно ведете эту программу, вы от нее устали. Что, в конце концов, вы просто стали старше на пять лет и хотели бы говорить с аудиторией другим языком и на другом материале.

Если вам пойдут навстречу – вам повезло. Если категорически отказывают, ссылаясь на вашу гениальность именно в этой программе, вежливо поблагодарите и начинайте негласно искать другое место работы, потому что когда руководство наконец взглянет на ваши рейтинги и увидит, что они стремятся к нулю, то в этом обвинит именно вас.

Глупое руководство никогда не признает своей вины и не чувствует своей ответственности.

Однако продолжим.

Итак, вы в эфире, ваше руководство адекватно, вы меняете программы, не надоедая самому себе и аудитории, и поэтому надеетесь быть вечным общим любимчиком эфира.

Не надейтесь.

Даже в этом случае все ваши приемы, словечки, шутки и обороты, которыми так восхищались в первый день, в тысяча первый будут работать против вас. Вы не будете успевать сказать слово, как аудитория будет скандировать это слово вместо вас.

Но и это не все.

Знайте – вас давно приватизировали без вашего желания.

Кроме того, что аудитория уверена, что вы работаете лично для нее, а поэтому должны безропотно выслушивать все ее указания, она полагает, что вы работаете на их деньги.

Нам непрерывно звонят и обижаются, почему мы позволяем себе то или это – ведь мы работаем на их налоги. Мы терпеливо объясняем, что мы частная радиостанция и работаем на деньги от рекламы. «Этого не может быть, это безобразие!» – выкрикивает аудитория и обижается еще больше, потому что рухнула последняя причина для нашего послушания.

Каждый из слушателей или зрителей в чем-то специалист, а вы дилетант, поэтому всех никак не может устроить то, что вы говорите.

Они считают, что нужно было задать другой вопрос – более точный. Да и тема передачи сформулирована плохо – можно было лучше. Нужно было пригласить другого гостя – этот неинтересен.

Если вы молчите, а говорит в основном гость, то вы плохой, потому что не возражаете ему. Если вы возражаете и задаете уточняющие вопросы, то вы плохой, потому что мешаете ему говорить – ведь аудитория хочет слушать его, а не вас.

Вообще, аудитория лучше вас провела бы все ваши программы, но пробки на дорогах, жены и пиво по вечерам не дают осуществить эту логичную замену.

Я сижу в эфире, а на экране компьютера текут сообщения, где меня ругают, критикуют и оскорбляют. Сообщения начинаются еще до начала эфира, а заканчиваются через полчаса после его окончания, и проклятия в мой адрес читает уже следующий ведущий. А когда я только сажусь в эфир, то читаю оскорбления и замечания в адрес предыдущего несчастного коллеги.

Неадекватность аудитории доходит до абсурда.

Однажды, во время эфира на Америку для одной русскоязычной радиостанции, меня оскорбил радиослушатель. Мое правило – не отслушивать звонки и работать без эфирного редактора, поэтому я просто предупредил его, чтобы он больше этого не делал. Но возмущение радиослушателя моим существованием было столь велико, что в следующий раз он позвонил снова и вновь оскорбил меня. Так продолжалось несколько раз. Этот слушатель упивался своей безнаказанностью, потому что он был в Нью-Йорке, а я в Москве и ему казалось, что я ничего не могу с ним сделать. Конечно, сразу после его звонка звонили другие слушатели и извинялись за него. Но это отнимало кучу времени, которое я мог потратить на обсуждение более полезных вещей. Эфир тратился впустую.

Однако я придумал, как ему отомстить.

На экране моего компьютера был определитель номера. Когда в следующий раз он позвонил и вновь оскорбил меня, я сказал, что не буду заниматься его воспитанием, а сделаю так, чтобы его воспитали другие. После чего я объявил его телефон и попросил, чтобы другие радиослушатели позвонили не мне, а ему и объяснили, что так вести себя нехорошо.

Слушатели, я так думаю, действительно ему позвонили, потому что его звонки немедленно прекратились.

Но я рано праздновал победу.

Вечером того же дня мне позвонил директор радиостанции и сообщил, что у него неприятности. Этот слушатель позвонил ему и сообщил, что будет подавать на радиостанцию в суд.

Я был потрясен! Негодяй, оскорблявший меня много раз в прямом эфире, собирается подавать в суд?! При том, что существуют записи программ с его голосом, а установить, что гадости говорил именно он, не представляет труда?

Именно так, подтвердил директор, но он собирается подать в суд совсем по другому поводу. Дело в том, что я разгласил в эфире его телефон, а это считается нарушением закона. Это его личная информация, добытая и оглашенная без его согласия. Он пенсионер – ему нечего делать, поэтому он легко потратит время, чтобы содрать с радиостанции пару тысяч долларов.

Я спросил, а как же быть с оскорблениями? Директор ответил, что согласно закону эфир – это общественная площадка, на которой каждый может говорить, что хочет. Запрещать говорить человеку, что он хочет, это нарушение демократии и свободы. Более того, ведь именно я предложил людям звонить в прямой эфир. А от предварительного отслушивания звонков я же и отказался.

Я спросил, что же мы можем сделать. Директор пояснил, что уже позвонил пенсионеру и предупредил, что мы выйдем со встречным иском, потому что этот человек нарушил другой закон – он произносил бранные слова в эфире, что оскорбило других радиослушателей, которым это нанесло моральный ущерб. И они готовы обратиться со встречным иском к пенсионеру.

Пенсионер испугался и затих, но мы стали размышлять, как уберечься от подобных случаев. И мы придумали.

Была разработана легкая компьютерная программа, которая позволяла помечать сомнительных радиослушателей. При первом звонке подобного пенсионера определяется его номер, вы нажимаете кнопку, и в следующий раз его номер телефона светится красным цветом. И далее вы уже сами решаете – брать его звонок или нет. Эта система все поставила на свои места, потому что я стал легко ориентироваться в потоке звонков, причем не только в свой адрес. Если человек помечен красным – значит он где-то с другим ведущим, совсем в другой передаче повел себя неэтично, о чем меня предупреждают. Если пенсионер осознал, что был неправ, то красный цвет можно снять нажатием другой кнопки.

Более того, в дальнейшем мы усовершенствовали эту программу. Дело в том, что у нас появилась новая проблема – оскорбления ведущих через SMS. На экране компьютера, параллельно с ответами на викторины, общие комментарии и вопросы к гостям, шел непрерывный поток оскорблений. Это неудивительно, потому что в Москве живут 12 миллионов человек, а «Эхо Москвы» одновременно слушают до миллиона. Даже если доля желающих оскорбить ведущего составляет доли процента, то этого числа достаточно, чтобы испортить ему рабочий день. Нужно было придумать систему, чтобы ведущий работал спокойно.

Помог технический прогресс. Новая опция компьютерной программы позволяет ведущему, увидев оскорбление, один раз нажать на кнопку и больше не видеть этого человека никогда: программа вносит его в черный список, и при следующем SMS его сообщение вообще не высвечивается на экране, попадая в специальный раздел, помеченный мерцающим кладбищенским крестом. Клиентов на это «кладбище» программа определяет по номеру мобильного телефона либо по IP-адресу компьютера.

Перед написанием этой главы я заглядывал на это кладбище. Там покоится около пятисот негодяев. Они пишут свои гадости, тратят деньги на эсэмэски, но не знают, что их никто не читает.

И это прекрасно. Пусть покоятся с миром!..

Правда, некоторые из них не желают покоиться. Они покупают дополнительный телефон, в котором отключают определитель номера, и, таким образом, появляются на экране. Но в каждом деле есть свои маньяки, и тут ничего поделать нельзя.

Некоторые из читателей могут удивиться, почему я посвящаю столько книжного пространства описанию этих случаев.

Ответ прост: потому что это правда, потому что мои коллеги бились в истерике после некоторых эфиров. Потому что тебя могут оскорбить по национальному или религиозному признаку. Потому что, как в хорошем триллере, когда ты неопытен, ты начинаешь вести эфир, но думаешь не о госте, а о том, где твой истязатель и когда именно он начнет очередную серию издевательств над тобой.

Да, ты сидишь в красивом офисе, внизу три охранника, которые никого не пускают в здание, справа от тебя чашка ароматного кофе, а напротив гость, которого ты месяц умолял прийти на эфир. Но перед тобой телефон и экран компьютера, которые, минуя все охраны, пускают абсолютно всех лично к тебе. И это было твое решение.

По поводу этого решения у нас идет много споров. Иногда мы спрашиваем себя: а не пора ли посадить редактора, который будет отслушивать звонки? И наша жизнь станет спокойной и приятной.

Не станет. Холодный анализ показывает, что минусов в таком решении больше, чем плюсов.

Редактор на телефоне – это своеобразный цензор твоего эфира. Через неделю после начала своей работы он будет отбирать слушателей по своим личным принципам, которые, безусловно, не будут совпадать с вашими. Иногда вы вообще не захотите принимать звонки, но тогда логичен вопрос: а за что он в это время получает зарплату?

Не следует забывать и изобретательность эфирных маньяков. Некоторые из них благородными голосами объясняют редактору, что они хотят задать вопрос по теме программы. Редактор не верит и просит произнести вопрос. Эфирный маньяк говорит, что хочет спросить: как именно высаживать хризантемы. Или сколько стоит поездка на Ниагарский водопад, если лететь бизнес-классом. Его пускают в эфир, и он блеет козликом, чего, собственно, и добивался.

Желание обессмертить свою глупость в эфире стойко, а изобретательность глупца бесконечна.

Вы снимаете трубку, а в эфире тишина либо треск, либо кто-то квакает.

Иногда вам пускают с плеера ваш голос недельной давности.

Кто-то декламирует стихи.

Звонят члены религиозных сект, которые вас благословляют.

Почти два года нас терроризировал кретин, который звонил в эфир, нормальным голосом отвечал на вопросы или давал умный комментарий. Но в конце комментария он переходил на хохот и назывался привычным кодовым именем, для того чтобы мы поняли, что это именно он. Потом на год его забрал к себе дьявол, но сейчас этот кретин вынырнул снова.

Бороться с маньяками невозможно ни в жизни, ни в эфире. Если их искоренить, то в кино погибнет жанр триллера, а у ведущих передач пропадет повод просить повышения зарплаты в связи тяжелым моральным состоянием.

С другой стороны, их наличие позволяет надеяться, что появится фильм «Молчание ведущих», где Джуди Фостер сыграет молодую радиожурналистку, а сэр Энтони Хопкинс – маньяка, который терроризирует ведущих эфира и лакомится мозгами главных редакторов радиостанций.

Кстати, о главных редакторах. Алексей Венедиктов, главный редактор «Эха Москвы», которого я часто упоминаю в этой книге, однажды предложил психологическое решение этого вопроса. Он сказал, что нужно для себя считать, что ты получаешь часть зарплаты за эфир, а часть – за эфирных маньяков. Это может показаться шуткой, но любая профессия имеет свою степень опасности, и это реализуется в зарплате. Я уже не говорю о космонавтах, подводниках или летчиках. Вспомните, я писал о том, что опасно садиться за руль собственной машины. Почему же нужно считать, что профессия журналиста должна быть полностью лишена неудобств.

Думаю, что когда оговаривается зарплата летчика, то ему не говорят: «Вот вам десять тысяч за то, что водите самолет, а вот еще три за опасность этой профессии». И это правильно, разве опасность профессии можно измерить конкретной суммой? Вам просто объявляют зарплату, в которую входят все ее издержки.

Я уверен, что журналист должен относится к своей зарплате точно так же. Он должен понимать, что все неудобства его профессии являются ее естественной частью. Они неустранимы и поставляются жизнью в одном пакете. Летчик не может летать только при хорошей погоде. Она такая, как есть. Журналист имеет дело с аудиторией. Она тоже такая, как есть. Пытаться оградиться от нее, переделать, стать на путь маниакального преследования недовольных вашим эфиром – это тратить жизнь попусту.

Однако такая ваша позиция не должна встретить равнодушное отношение. Ваше руководство обязано максимально защитить вас всеми возможными техническими средствами, а если вам лично и прямо угрожают, то дать вам охрану. Если прессинг в ваш адрес стал чрезмерно опасным, то начальство обязано связаться с властями.

Нельзя относиться к этому, как к пустяку. Если вы сообщили начальству, что ваша работа практически парализована, что вы чувствуете опасность, но в ответ слышите ироническое: «Да ладно, брось, старик, что за ерунда! Кому ты нужен?», знайте: именно теперь вы в реальной опасности и возможно пора искать новое место работы. Такой ответ означает, что ваш начальник не понимает, что маньяки не всегда ограничиваются телефонными угрозами, и надеется на ваших похоронах отделаться сочувственными вздохами и небольшим букетом недорогих цветов.

Теперь попробуем сформулировать некоторые выводы. Мы разобьем их на две части. Первая часть – критическая.

1. Аудитория слишком велика и разнообразна, чтобы иметь одно мнение.

2. Если часть аудитории убедила вас что-то изменить в ваших эфирах, то у другой части может быть противоположное мнение.

3. Исходя из этого, важно помнить, что только вы являетесь автором вашего эфира.

4. Во время передачи аудитория должна понимать свою роль в вашем эфире. Эта роль должна быть четко очерчена вами в начале эфира, чтобы аудитория ясно понимала условия игры.

5. Вы должны четко следить за выполнением этой роли, отсекая от эфира тех, кто пытается использовать его в своих целях.

6. Не пытайтесь заискивать перед аудиторией. Она остро чувствует вашу неуверенность и постарается ее использовать.

7. Не пытайтесь искать любви аудитории. Исходите из ее недружелюбия, потому что часть аудитории не любит лично вас, а часть то, что вы получаете, по ее мнению, много денег – хотя неизвестно, сколько именно. Вашу работу они не считают работой. И обе эти части считают, что, безусловно, сделали бы вашу работу гораздо лучше вас.

8. Не заводите среди аудитории любимчиков – вы «президент» всех граждан вашего медиапространства. Помните, любимчики будут вам говорить приятные слова, пока вы им не возразите в первый раз, после чего они станут вашими злейшими врагами.

9. Категорически и сразу прерывайте восхваления вашей персоны в эфире.

10. Никогда и ни при каких обстоятельствах не комментируйте оскорбления в свой адрес в эфире, даже если у вас есть остроумный ответ. Помните, эфирный маньяк добивается любой вашей реакции; только ваше полное равнодушие и отсутствие какого-либо комментария защитит вас от его дальнейших звонков. Молча отключите линию и примите следующий звонок. И маньяк отстанет от вас, но совсем не потому, что осознал пагубность своих деяний. Он просто пойдет искать другую, более нервную жертву, как вор-форточник идет искать для своих целей другую квартиру, потому что на вашей решетки на окнах.

11. Не обозначайте публично свои предпочтения. Безусловно, среди вашей аудитории будут люди, которые понимают вас лучше других; они уважают вас и помогают своим участием вашим программах. Однако не подчеркивайте в эфире позитивное отношение к ним, потому что это вызовет ревнивую реакцию остальной аудитории и она обидится.

12. Относитесь очень осторожно ко всем творческим советам. Их цель, в конечном счете, изменить вас. Помните, что ваши истинные ценители любят вас за вашу индивидуальность и непохожесть на других. Более того, за вашу индивидуальность вас и взяли на работу. Вы не сможете ехать по чужим рельсам. Замечания и предложения вам может давать только ваш главный редактор, исключительно в дружелюбном тоне и только за закрытыми дверями. Если вы видите, что двери закрыты, то цель разговора – улучшить вашу передачу; если он на вас кричит при всех, то он просто хочет вас унизить. Как только это повторится дважды – начинайте искать другое место работы, ибо ваш начальник тоже маньяк.

Кстати, моя жена любит смотреть фильмы с участием Роберта Редфорда. Он ей нравится не меньше, чем ее нынешний любимчик Джордж Клуни. Но если Клуни для жены – это гламурное совершенство, то Редфорд – совершенство актерское. Я не понимаю, как один и тот же фильм можно смотреть раз в неделю. Но жена спокойно ставит наш любимый фильм Сиднея Поллака «Три дня кондора» (Three Days Of The Condor) и внимательно смотрит на экран.

При этом ее глаза наполняются слезами.

Однажды я попытался разобраться в природе этих слез. Поскольку жена любит пересматривать все фильмы с Редфордом, то поле для моих исследований было широким. Я заметил, что в некоторых местах гениального фильма Джорджа Роя Хилла «Афера» (The Sting) моя жена, пристально глядя на Редфорда, что-то шепчет. Я стал домысливать слова. В голову лезли логичные фразы: «Красавец, почему я, в свое время, не встретила тебя?!» Или: «Как я могла поверить своему истукану, выйти за него замуж и загубить свою жизнь? Почему я не была во время твоих съемок в Голливуде?!»

Самое интересное, что рядом с ней сидела моя теща, которая также что-то шептала. Если и ее губы произносили слова любви, то я не понимал, на что она рассчитывала. Ведь если жена могла как минимум покатать Редфорда на своем спортивном «мерседесе», то теща могла его побаловать исключительно своими воспоминаниями, как она скакала на тачанке рядом с Чапаевым, бодро стреляя из пулемета «Максим».

Однако, так или иначе, мне невероятно захотелось узнать секрет этого шепота.

Я подобрался к ним в темноте комнаты, прячась за углами мебели. Мне смертельно хотелось узнать, какие слова любви и обожания к Редфорду шепчут эти две женщины, которые по ошибке временно находятся в моем доме.

И вот что я услышал.

– Ты представляешь, что он сказал?! – удивленно спросила теща, указывая на экран.

– Безобразие, – прошептала жена. – По-моему, ему грозит опасность!..

Я отполз от их кресла успокоенный. Они смотрели этот фильм в сотый раз, как в первый. Мне ничего не грозило.

Их разговор еще раз подтверждал истину, что женская память сравнима с памятью золотой рыбки из аквариума – она плавает по кругу, потому что не помнит, что тут уже только что проплывала.

Единственное, что эти две женщины помнят хорошо – это то, что я обещал им перед моей свадьбой.

Вам, конечно, интересно, почему я вспомнил гениальный фильм «Афера».

Потому что мы должны вспомнить, что существует еще одна опасная порода эфирных маньяков, которые предлагают ведущему сыграть именно в эту игру, в аферу.

Их забава – дезинформация, и она тщательно спланирована. Требуется недюжинное мастерство и двадцатикратная проверка, чтобы не выставить свое СМИ на посмешище.

Вот показательный пример.

В апреле 2008 года множество российских СМИ в течение двух дней получили из разных источников официальные письма о росте цен на металлопродукцию. Поскольку цены росли на все, то в эти письма можно было поверить.

Письма были отправлены в разные инстанции и были написаны так, что в их подлинности не было сомнений. Например, одно письмо от имени Ассоциации автопроизводителей России было адресовано вице-премьеру правительства. В нем содержался призыв ввести экспортные пошлины на сталь для сдерживания внутренних цен.

В тот же день пришло еще одно фальшивое письмо из Ассоциации энергоменеджеров России, в котором совершенно справедливо, кстати, утверждалось, что рост цен на металл – это угроза энергетической безопасности, так как высокие цены могут сорвать планы строительства новых генерирующих мощностей.