Текст книги "Темные числа"

Автор книги: Маттиас Зенкель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

ГУР ГДР

Балтийское побережье, 1966 год

Ахим Цвирер стоял рядом с коллегами на катере, прислонившись к ограждению. Полоса берега позади сверкала под полуденным солнцем, сливаясь с морем. Вот только что виднелась и уже исчезла, снова появилась, но уже в другом месте: удачное освещение может скрывать больше, чем тень, в этом Цвирер убедился на собственном опыте. Ему было тридцать два года, он служил в Главном управлении разведки (ГУР), занимался конспиративным материально-техническим обеспечением. Основам этого многогранного ремесла он обучался в Центральной школе общества «Спорт и техника». Вдобавок как лучшего студента курса его направили в Московский институт прикладного шпионажа. Там он не только совершенствовал знания по многочисленным специальным дисциплинам, но и укреплял советско-германскую дружбу. Он научился без акцента врать, флиртовать и сквернословить на русском, заказывать билеты на самолет и номера в гостиницах и искать утерянные документы, предназначенные для внутреннего пользования. Параллельно он окончил факультативные вечерние курсы по сценической магии, что свидетельствовало об увлеченности, которая не ускользнула от внимания начальства. Благодаря испытательной работе он получил подпольную кличку Йозеф Фрёлих: 30 апреля 1961 года молодому офицеру удалось сделать так, чтобы пятитонный грузовой контейнер исчез из гавани в Роттердаме и появился спустя одиннадцать дней в Карл-Маркс-Штадте. С тех пор техника уменьшилась в размерах и потеряла в весе, а большинство путепроводов стали неприметнее. Это было лишь то, что лежало на поверхности: после Карибского кризиса противник заметно усилил оборону. Со спортивной точки зрения Цвирер это только приветствовал. Он швырнул окурок в струю за кормой катера. Море за границей вспененного следа блестело, как «чешуя леща», как «осколок кошачьего золота», как «платье с пайетками растолстевшей танцовщицы варьете».

– Кажется, я знаю эту дамочку. – Бранкач прервал игру и развел руки в стороны. – Вот таких габаритов, но на вечернем представлении вполне способна еще размахивать толкушкой для картошки.

– Давайте будем добрее. – Цвирер попытался ответить на мекленбургском диалекте.

– Это твоя теща, что ли? – Бранкач ухмыльнулся, но его примеру последовал только Клайнверт, специалист по обработке данных. Диппельт, который сам не так давно угодил в ловушку Бранкача, шепнул новенькому:

– Осторожно, Клайнверт. Он говорит про девчонку полковника, – а потом добавил уже громко: – Бранкач, ты свои дурацкие шутки можешь передать сигнальными флагами. Шеф, наверное, уже там.

Как по команде все, заслоняясь от солнца, подняли левую ладонь к глазам и посмотрели на быстроходный морской катер, который бороздил волны примерно на полкилометра севернее и тоже держал курс на остров Варенц.

•

Полковник Райнеке, руководитель рабочей группы А XIV, добрался до пансионата на полчаса раньше подчиненных, однако на приветственной встрече в столовой не появился. Его заместитель намекнул, что полковника вывел из строя салат из яиц, которым его снабдила в дорогу супруга. Цвирер предположил, что Райнеке попросту поразила морская болезнь. Приветствовать сотрудников пришлось партсекретарю Ледереру, который, как и Райнеке, добрался сюда на катере Фольксмарине, но не пострадал заодно с полковником от этого привилегированного способа перевозки.

– Выходные на, можно сказать, нашем острове, пребывание здесь в первую очередь представляет собой награду за успехи, благодаря которым экономика и впредь…

Цвирер, наперед зная, что будет происходить дальше, огляделся: список композиций у музыкального автомата, модели парусников, свисающие с потолочных балок, изображения рядом с голландской печью. Вперемешку с любительскими акварелями (бывшая усадьба на острове, лесок и скалистый берег мыса Стрибог) висели фотографии агентов ГУР, которые строили на пляже песочные часы, складными лопатами бросали песок на насыпь для защиты от ветра, позировали у костра с шампурами для сосисок и толпились с охотничьими ружьями вокруг мастерски украшенной утиной тушки. Цвирер узнал некоторых командиров и двух-трех агентов, чьи имена регулярно мелькали в газетах. Лопицш, только недавно поднявшийся до заместителя начальника отдела, по всей видимости, и раньше был толстопузым, а Ледерер не попал ни на одну фотографию, поэтому неизвестно, давно ли у него стеклянный глаз.

Цвирер прислушался. Плотность существительных, восхваляющих государственный строй, заметно снизилась, партийный секретарь заканчивал речь:

– …Перед отъездом мы доверим вам новую задачу – беспрецедентной сложности, это я могу уже сейчас сказать, не забегая слишком далеко вперед. Пока же вы можете с полным правом наслаждаться морским воздухом.

Все незамедлительно последовали этому указанию и отправились на южный берег, где за узким кремниевым полем располагался знаменитый песочный пляж. Выйдя из воды, Цвирер улегся на полотенце. Правда, о том, чтобы вздремнуть, не могло быть и речи. Бранкач, который был на острове уже второй раз, просвещал Клайнверта:

– Внеочередной отпуск, как бы не так. Нас сюда привозят, просто чтобы убедиться: никто не подслушает, включая тех, кто на нашей стороне.

– Если мы и друг другу уже не доверяем…

Диппельт, доплывший до буйков и вернувшийся на берег, избавлялся от попавшей в нос воды. Затем он пропыхтел:

– А здесь кто-нибудь есть?

– Соратники?

Наклонив голову набок, Диппельт прыгал на правой, потом на левой ноге, чтобы вытряхнуть воду из ушей.

– Нет, женщины, – вздохнул он и растянулся на песке, подставив солнцу прыщавую спину.

– Только старуха Энгелькенс и две уродливые помощницы повара, – ответил Бранкач.

– Ты шутишь? На девятнадцать холостяков и соломенных вдовцов?

– Если командование здесь, по вечерам катер привозит на танцы пополнение.

– Вот именно, если.

– О танцах речи не было. Но привратник вешает на амбарных воротах экран, – сообщил Клайнверт и протянул полевой бинокль.

– Я слышал, Фрёлих привез из Лондона учебный фильм.

Цвирер ухмыльнулся:

– «Из России с любовью».

– А кто-то еще говорил, что на острове нет русских.

– Ты и говорил.

И все в таком духе.

•

Следующим утром в половине восьмого (помощницы повара уже накрыли стол к завтраку и заняли лучшие места у беговой дорожки) офицеры выстроились на зарядку. Лопицш, несмотря на полноту, задал быстрый темп. Партсекретарь Ледерер с фотоаппаратом сидел у кегельбана на металлическом желобе для шаров. Каждому, кто находился в пределах слышимости, он сообщал, что вчера вечером потянул лодыжку, споткнувшись на лестнице. Когда Цвирер согнулся в наклоне, ему показалось, что в окне мелькнул полковник Райнеке, но, как только он выпрямился, блекло-серая фигура исчезла, а на ее месте возникла старуха Энгелькенс, которая выбивала подушки и раскладывала их для проветривания на карнизе.

После завтрака решено было осмотреть остров. Недалеко от пляжа Бранкач голыми руками поймал пеганку, прятавшуюся в кустах шиповника. Лопицш не советовал ее есть, на его взгляд, птица была больна. Всю дорогу он старательно подчеркивал, что не зря слывет опытным орнитологом – показывал то на береговую ласточку, то на турухтана, громко произносил их латинские названия и просвещал подчиненных относительно ювенильного, брачного и основного оперения чаек, мелькавших на горизонте. Когда Цвирер и Клайнверт достигли западного края острова, группа так растянулась, что толстяка заместителя уже нельзя было разглядеть даже в бинокль. На небольшом холме они увидели фундамент радиолокационной станции, которая, как говорили, использовалась первоначально для обнаружения беженцев из республики и вражеских сил, но потом в результате вмешательства руководства ГУР была перенесена на остров Пёль. По крайней мере, так рассказывал накануне Бранкач, когда они, уже сытые, жарили сосиски на костре. Ледерер и Лопицш не могли это ни подтвердить, ни опровергнуть, так как отправились спать после показа фильма. Наверное, им снилась Даниэла Бианки или, если не повезло, Лотте Ленья с отравленным лезвием в носке туфли. Диппельт же улегся на лодочном причале с младшей помощницей повара, чтобы полюбоваться звездопадом. Когда они вскоре после полуночи вернулись к костру, Цвирер впервые увидел коллегу без парика. Казалось, он потерял часть себя – во время прогулки Диппельт повязал вокруг лысой головы белый платок и был заметен издалека. Лопицш и Бранкач, подкрепление группы, отставали на несколько шагов. Цвирер предложил сразу двигаться дальше.

На обратном пути к пляжу они миновали ветхую бетонную глыбу в зарослях вереска.

– Блиндаж управления огнем. Взорван Красной армией в шестьдесят четвертом году, – сообщил Клайнверт. Он принялся разглагольствовать, мол, отец еще в детстве познакомил его с материальными и математическими тонкостями воздушной войны. Отмара Клайнверта, блестящего студента в очках со стеклами толщиной с донышко пивной бутылки, в начале сороковых забраковала призывная комиссия, отправив в специальный отдел машинной документации. Там перегрелись табуляторы: сотрудники с помощью статистических методов стремились определить наиболее безопасные зоны вблизи артиллерийских позиций. Задачей Отмара было перенести предоставленные авиационной полицией базы данных, а именно координаты взрывов бомб и сбитых самолетов, на перфокарты Холлерита. Вычислительная техника в то время была уже довольно точной, но когда радиусы мало-мальски безопасных зон в большинстве крупных городов Северной и Центральной Германии уменьшились до размера булавки, начальник специального отдела отказался от дальнейшего совершенствования расчетов и отправил Отмара в ополчение.

Цвирер перебил собеседника и показал на валяющийся в песке пучок волос:

– Готов спорить, это парик Юргена.

•

Цвирер ел палтуса, картошку с укропом и тушеную кольраби. Блюдо из творога он отдал заместителю начальника отдела. Полковник Райнеке остался в постели. Лопицш сообщил, что тот уже выздоравливает и больше нет нужды подниматься по лестнице на цыпочках. Кроме того, врач заверил: болезнь не заразна. Ответом было молчание. Старая гвардия распрощалась, пропустив по стаканчику для улучшения пищеварения, только Бранкач и Зенкель не спали после обеда, а играли в кегли под палящим солнцем. Цвирер испарился: только что был здесь и уже исчез, появившись в другом месте. Он подремал на опушке, пока ветер не подул с другой стороны и не донес какой-то тухлый запах, о происхождении которого Цвирер предпочел не думать. Он побрел обратно к пансионату. Уже были расставлены кофейники и блюдца и задернуты шторы, чтобы Лопицш мог вовремя начать инструктаж. Заместитель объявил: полковник Райнеке, к сожалению, не будет присутствовать.

– В соответствии с повесткой сначала передаю слово товарищу партсекретарю.

Ледерер доложил о системе обработки данных R-300, работающей на транзисторах, об электронных вычислительных машинах, о государственной программе по реформированию планового хозяйства в ГДР и координационном комитете по экспортному контролю, об антагонистических противоречиях, объективных препятствиях и временных мерах. Охрипшим уже голосом он подчеркнул, что экономика ГДР благодаря принятой политбюро программе проведения неотложных мероприятий скоро – в начале восьмидесятых – выйдет на мировой уровень в сфере машинной обработки данных. Тогда и уж точно не позднее весь мир узнает, какой невероятно мощный потенциал способна раскрыть экономика производства в условиях планового хозяйства. Масштабное производство вычислительной техники поможет повысить боевую мощь экономик социалистических стран и обогнать капиталистический Запад: только в условиях обобществленных средств производства новейшие формы планирования и управления смогут проникнуть в самую суть. В руках передового рабочего класса электронная обработка данных внесет решающий вклад в завершение марксистско-ленинской революции.

Цвирер видел, как расширились глаза Ледерера, и опасался, что у партсекретаря вот-вот начнется эпилептический припадок.

– Кто, если не мы, сможет в полной мере использовать потенциал машинной обработки данных во всех областях? Таким образом, мы осознаем: научно-техническая революция органически связана с преимуществами социализма, – и так далее, и тому подобное.

Потом Ледерер пятьдесят минут напоминал офицерам о том, о чем исчерпывающе доложил еще накануне, после чего Лопицш стал объяснять новую боевую задачу рабочей группы A XIV:

– Как некоторые уже знают по предыдущим заданиям, нам удалось забросить разведчиков в компанию IBM. По этим каналам мы раздобыли обширную информацию о внутренних документах, касающихся разработок. Особенно из филиалов в ФРГ. При этом наше основное внимание приковано к многозадачной машине пакетной обработки данных S-360…

Цвирер тренировался показывать фокусы, глотая пирог кусок за куском. Диппельт поглаживал пальцами выстиранный парик. Бранкач и Клайнверт, не отрываясь, смотрели на рот Лопицша:

– Вы знаете, что невозможно понять принцип работы сложных технологических устройств, просто разобрав и снова собрав устройство. Наши проектировщики уже добиваются успехов на мировом уровне в области повторных изобретений. Вместе с тем единичные трудности в немногочисленных сферах подчеркивают необходимость очередного массового привлечения наших рабочих групп. Требуется перевезти в Карл-Маркс-Штадт несколько машин для производства коммутационных элементов. Разумеется, в условиях действия ограничений КОКОМ. Сейчас я представлю вам объекты. Рименшнайдер, будьте так добры, включите диапроектор…

•

Террасу и дорогу к причалу украсили фонариками. Прибывший вечером прогулочный катер привез на Варенц двенадцать представительниц местного отделения Союза свободной немецкой молодежи, готовых к танцам, и высокоградусный привет от окружного комитета СЕПГ. Офицеры службы безопасности выстроились цепочкой, чтобы поскорее выгрузить запасы алкоголя. Бранкач и Зенкель обнаружили среди девушек равных себе соперниц по кеглям и играли два на два. Диппельт забыл помощницу повара и сопровождал секретаршу Союза свободной немецкой молодежи, обещая ей любование потоком Персеид. Музыкальный автомат работал без умолку. Цвирер пожалел, что проглотил днем столько пирога – он чувствовал себя не в лучшей форме. После третьей рюмки его посетила мысль поздравить Ледерера с внезапным выздоровлением растянутой лодыжки, но в итоге ограничился тем, что увел у него партнершу по танцам.

•

Страдая от головной боли, Цвирер ковырялся в квашеной капусте. Полковник Райнеке не появился и на последнем обеде на острове, но к отъезду будет здоров – по словам Лопицша, если, конечно, ему еще можно доверять в этом вопросе. Ответом было глухое молчание. Опохмелившись, все разошлись по комнатам, даже Бранкач и Зенкель избегали солнечных лучей. Цвирер почти уже спал, когда вошел Лопицш и, понизив голос, велел не участвовать в запланированной на вторую половину дня рыбалке.

– У вас явно поднялась температура. Без пяти три приходите в медпункт, – прошептал Лопицш.

Перед уходом он показал условный знак, давая понять, что речь о тайном спецзадании. Цвирер кивнул и завел будильник.

Вместо врача в медпункте его ждала младшая помощница повара. Она приложила палец к губам. Продемонстрировав удостоверение штатного сотрудника агентства безопасности, она указала Цвиреру на стул. Все еще ухмыляясь, нажала кнопку вызова малогрузового лифта, с помощью которого в другое время, наверное, поднимали перевязочные материалы и лекарства. Когда погасла сигнальная лампочка, она открыла шахту. На панели стоял полевой телефон, выглядевший так, словно его нашли в запасах императорской армии. Кабель сквозь отверстие в панели уходил вниз, теряясь в шахте лифта. Мнимая помощница повара еще раз приложила палец к губам, протянула Цвиреру трубку и закрыла за собой обитую дверь.

– Говорит Мерлин, – донесся голос полковника Райнеке.

В трубке шумело, Цвирер даже не был уверен, соединен ли полевой телефон с номером в пансионате или же с переговорным пунктом в Берлин-Лихтенберге. Слышались обрывки популярной музыки – если слух его не обманывал, звучала «Capri passé».

– Вы меня слышите?

В ответ Цвирер простучал по трубке позывной азбукой Морзе, после чего полковник посвятил его в особенности задачи. Несколько дней назад неофициальный сотрудник, который в целях повышения квалификации находится сейчас за границей в психиатрической клинике, прислал рапорт. Речь о некоем специалисте по ЭВМ, который в настоящее время проходит там лечение. По всей видимости, этому специалисту, до того как у него произошел нервный срыв, удалось создать новый тип универсальной вычислительной машины – без ведома и содействия государственных инстанций. Хотя объект представляет собой изделие марки «Сделай сам», есть основания полагать, что машина работает. Допускается, что возможности применения аппарата намного превосходят задуманные конструктором-романтиком. Пока это вся информация, которую он, Мерлин, может раскрыть. Доставка объекта послужит не только реализации насущных экономических требований, это непаханое поле. Цвирер, конечно, понимает, что речь идет об очень щекотливом поручении. Руководство долго решалось на тайную доставку из братского государства. Разумеется, это единичный случай. Время поджимает, любителя мастерить вот-вот выпишут. Выбор пал на Цвирера, потому что он самый искусный сотрудник рабочей группы и ориентируется в стране назначения.

– По сообщениям источника, опытный образец с программными картами находится в подвале многоквартирного дома. Охраны нет. Фотография прилагается. Рассчитывайте на семь тонн веса нетто. На месте действуйте по своему усмотрению. В своей ячейке найдете конверт. На красной кодовой полоске указан адрес, по которому находится объект. Где он должен оказаться до конца года, вам известно. Удачи!

В ответ Цвирер снова постучал – принял к сведению, – и повесил трубку. Только что был здесь и уже исчез…

Га-га-гарин

Гавана, 1961 год

«Га, Га-га…»

Его космический полет длился чуть больше 100 минут, это невозможно забыть! Так писали в газетах – типографская краска за прошедшие недели слегка поблекла, а края страниц обтрепались. Но фотографии на обложке Noticias de Hoy, которую Альдонса Фуэнтес взяла за образец для портрета майора авиации в натуральную величину, ничто не угрожало в тени плакатной мастерской. Альдонса недавно вырезала из крышки старой коробки палитру – рядом с отверстием для большого пальца еще можно было разглядеть напечатанные буквы «XPLOSI» – и смешивала краски, добиваясь натурального цвета для губ.

– Говорят, он ростом чуть выше полутора метров.

– Совсем как ребенок, – болтали за холстами коллеги.

«Чушь! К такому мужчине нельзя подходить с обычными мерками», – подумала Альдонса. Из радио доносилось жужжание электронных ламп: вся республика ликует, предвкушая прибытие героя из Советского Союза, сообщил президент Дортикос. Да, вот так лучше. Альдонса наносила на плакат последние штрихи и тихонько напевала, вырисовывая линию губ майора авиации: «Га-га-рин».

Это имя уже несколько дней не сходило с орбиты в ее мозгу и стимулировало безудержное выделение нейромедиаторов, что должно было неизбежно привести к коротким замыканиям. После обеда Альдонса с лихорадочно блестевшими глазами влилась в толпу встречающих в международном аэропорту имени Хосе Марти. Мощный ливень заливал асфальт, платье Альдонсы промокло насквозь.

•

Здесь, в Гаване, как и везде, толпы людей. К счастью, вдоль всего пути от аэропорта до центра города стояли милиционеры и полицейские. Не обращая внимания на воду, которая заливалась в обувь и летела из-под колес, сотрудники правоохранительных органов стояли плотной цепью. Автомобиль главы государства сопровождали мотоциклисты. Сергей особенно ценил созданное таким образом свободное пространство – обзор был лучше, чем в Лондоне, где автомобиль буквально продирался сквозь толпу.

В зеркало заднего вида сотрудник «девятки» хорошо видел человека, которого охранял: Юрий Алексеевич Гагарин улыбался и приветствовал толпу встречающих, хотя дождь бил ему в лицо и вода стекала с козырька фуражки, попадая в ботинки. Он вел себя так, будто теплый дождь тоже чествует его как гостя Кубы. Дортикос и Кастро, стоявшие рядом с космонавтом и оберегавшие его, словно маленького белого принца, казалось, тоже наслаждались поездкой. «Ура», летевшее со всех сторон, звучало и в их честь.

Капитан Боланьо, занимавший вместе с Сергеем пассажирское место в кабриолете, держался подчеркнуто невозмутимо. Но на каждом повороте, когда их ноги или плечи соприкасались, напряжение передавалось подобно электрическому заряду. Конечно, в таких ситуациях сотрудники службы безопасности становятся особенно мнительными. На ходу, без остановок выделить в толпе потенциальную опасность непросто – люди бросали цветы, держали плакаты, фотографировали с балконов, набережной, грузовиков и повозок; вот старушки с палками и зонтиками, красавицы, готовые пожертвовать прической, группа горячих парней, бегущих за праздничной процессией. Неоплаченных счетов и неиспользованных патронов в стране хватает. Каждый раз, стоило дождю на миг ослабеть, Сергей чувствовал, как по вискам стекает пот. Но он немного расслабился, когда Юрий Алексеевич сзади постучал его по плечу и указал на огромную ракету из папье-маше: человек, которого забросили в небо на сотнях тонн горючего, будет улыбаться, даже если кортеж поедет через ад.

– Под таким тепленьким душем она долго не продержится, – крикнул Юрий Алексеевич. Стоявшие по бокам спутники гордо закивали, не дожидаясь перевода.

•

– …Безмерно счастлив, что моя мечта посетить героическую Кубу наконец-то осуществилась, – донесся до нее перевод слов, которые она уже слышала по радио. Впрочем, Альдонса успела выучить их наизусть и на русском: за прошедшие полчаса майор семнадцать раз проинформировал высокопоставленных лиц о переполнявшей его радости.

Официальная часть встречи давно закончилась, художественно оформленные закуски расхватали. Гости бродили по залу по непредсказуемым траекториям, расходились в разные стороны и опять встречались, под смех и звон бокалов образовывали пары и группки, которые тотчас же рассыпались и складывались заново, при этом все намеренно стремились усовершенствовать орбиту движения. Гагарин, центр притяжения, в основном оставался невидимым для Альдонсы, очень уж тесно окружали его послы, партработники, команданте и сопровождающие с советской стороны. И все же для нее не представляло труда определить его местонахождение, рядом с майором авиации неизменно светилась, будто маяк, сигара Кастро.

– …Колумб, понятно. Мы его называем Кристобаль Колон, – как раз говорил Дортикос, когда канадский атташе вернулся к Альдонсе и протянул ей бокал шампанского. Пока они пили, со стороны советской делегации донесся взрыв смеха, и Альдонса услышала, как переводчик повторяет шутку на кубинском испанском:

– …Похоже, мы хотели попасть к центру Земли и только по оплошности оказались на орбите…

Дальше она не расслышала, канадец сообщил, что встретил в буфете капитана Боланьо, ее зятя, который – атташе сразу заметил – недавно был ранен. Канадец понял это по особому взгляду, знакомому с юности, когда он сражался в Рейнской области и в конце войны лежал в лазарете.

Альдонса извинилась и отправилась к туалету. Из фойе она попала в соседний танцевальный зал. Оркестр играл для единственной пары. «Когда я сосчитаю все слезы, мы встретимся вновь», – неслось ей вслед, когда она через боковой вход вернулась в зал для торжеств. Взяв пустой бокал и уверенно лавируя, она направилась к новой орбите рядом с маяком, над которым потолочный вентилятор с трудом разгонял клубы дыма. Спустя некоторое время ей снова удалось вычленить в гомоне голос переводчика:

– …На Венеру, вот это стало бы настоящим космическим путешествием.

– …Да, есть мужчины, которые платят, а некоторым такая мысль ни разу в жизни и в голову не придет, – раздался хриплый голос из-за колонны.

Слева седовласый посланник спросил:

– А почему бы Мексике не построить космический корабль?

А справа команданте Акунья объяснял:

– …Как я уже говорил, там не было никаких крокодилов.

В фарватере обслуживающего персонала, который лавировал сквозь толпу с новой порцией холодных закусок, Альдонса протискивалась к центру.

– …Да нет, с этим справляется большой электронный мозг, – услышала она переводчика.

Приблизившись еще на шаг, она нечаянно наступила на ногу одному из гостей. Пострадавший быстро обернулся, но в тот же миг расслабился, и защитная реакция сменилась неопределенной улыбкой:

– Мы еще не имели удовольствия познакомиться, – произнес он на безупречном испанском.

•

Сергей приоткрыл дверь и осторожно заглянул в спальню. Гагарин по-прежнему лежал на боку в изножье двуспальной кровати. Казалось, он не шевелился с тех пор, как заботливые сотрудники «девятки» подняли его ноги на матрац и сунули под спину подушку. В таком сонном оцепенении он напомнил Сергею пушкинскую мертвую царевну, хотя свисавшая с балдахина москитная сетка не особо походила на крышку хрустального гроба. Гольгенко, сидевший на табурете рядом со спящим и листавший отчет с оперативными данными от главного управления, в этой картине играл роль богатыря на страже. Он одарил Сергея совсем не благородной усмешкой, которая тут же перешла в зевок.

Молодая кубинка, бесшумно следовавшая за Сергеем, приподнялась на цыпочки. Ей все равно не удалось разглядеть спящего космонавта, хотя Сергей Варданович с виду лишь на сантиметр выше Гагарина, следовательно, на несколько сантиметров ниже, чем она.

– К сожалению, придется подождать, пока он сможет вас принять, – прошептал Сергей, осторожно закрыв дверь.

– Он действительно просил, чтобы я подождала здесь?

– Именно так. Садитесь.

Сергей вытащил из-под кресла бутылку, наполнил чашки, а потом продолжил рассказ о Москве и Мадриде и, готовясь провозгласить очередной тост, принялся вспоминать развалины Берлина, казахские степи и огненный хвост космического корабля «Восток». Спустя некоторое время он стоял на стуле, который Альдонса водрузила на журнальный столик. Но как Сергей ни тянулся, он не смог достать ни одного висевшего под потолком воздушного шарика, а прыгать было опасно: этого может не выдержать ни он сам, ни мебель.

Поэтому Сергей поклялся жизнью матери, а так как на кубинку это явно не произвело впечатления, еще и жизнью Гагарина, что кандидаты в космонавты, честное-пречестное слово, учатся пить из воздушных шариков. В СССР среди любителей космонавтики это упражнение так популярно, что по всей стране даже наблюдаются перебои с поставками. Шарики, наполненные «Столичной», так и называются – «шарики», а те, в которые наливают крымское шампанское, известны как «слеза космонавта».

– Вы когда-нибудь видели его плачущим? – спросила Альдонса и кивнула головой в сторону спальни.

– А как же русскому да не плакать? – прошептал Сергей. – «Если соль не вымыть из души, то душа со временем черствеет», как писал Тетеревкин, – и, бросив взгляд на Альдонсу, добавил: – Разумеется, Юрия Алексеевича я до сих пор видел плачущим только от радости.

Так как телефонный шнур оказался слишком коротким, Сергею вскоре пришлось спуститься с башни из мебели, чтобы снова заказать в комнату бутерброды. Фаршированные картофельные клецки, полуночные сэндвичи, чичаррон и чичачирритас он сдвинул на край стола ближе к себе, а кокито и фрукты придвинул к кубинке. Та с виду совсем не опьянела, только глаза после четвертого тоста заблестели ярче. При одном упоминании Гагарина глаза ее необъяснимым образом приобретали отражательную способность. Такой офтальмологический феномен Сергей за последние недели наблюдал много раз: у финских женщин, канадских ребятишек, ударников труда, солдат, даже у Хрущева и Кастро. Сотрудники «девятки» называли это «космонавтская лихорадка» и относили пока к категории безопасной. Но в случае с Альдонсой смущало, что даже алкоголь пошел на пользу этому блеску, из-за чего сама она оставалась практически трезвой. Понадобилось еще двести пятьдесят граммов, чтобы кубинку наконец понесло в метафизические области.

– …Но откуда, откуда вы знаете, что, когда просыпаетесь, вы тот же самый, что были раньше?

– Если бы это был не я, сразу возник бы вопрос, что сейчас делает тот, кто накануне лег в мою постель, – парировал Сергей. – Это, если хорошенько подумать, стало бы щекотливой проблемой для всей службы безопасности.

– Сергей Варданович, – возмущенно протянула Альдонса, причем упрек в ее голосе резко сменился воодушевлением, – мне начинает казаться, что вы меня умышленно неправильно понимаете.

– Я бы никогда, – начал было Сергей, но вдруг приложил палец к губам и указал на дверь спальни: – Тс-с-с.

Левой рукой он выудил из-под кресла очередную бутылку. Он и в этот раз показал себя мастером, незаметно налив в одну чашку больше, что уже сказывалось на остроумии его тостов.

– Выпьем за понимание, за взаимопонимание, которое неразрывно свяжет наши доблестные революционные народы, и за постоянно происходящие научные открытия, не важно, будут ли они достигнуты в глубинах космоса или на мелководье снов. Выпьем же – недвусмысленно и незамедлительно!

Когда вскоре после рассвета смена Гольгенко закончилась и он освободил табурет, Сергей сразу вошел в спальню Гагарина. Прежде чем закрыть дверь, он показал на дремавшую в кресле Альдонсу:

– Может, кто-нибудь проводит сеньориту, пока генерал Каманин не заявился…

•

Гавана, 1962 год

Мощные удары молотка разносились по вестибюлю советского посольства. Падавшие сверху солнечные лучи высвечивали слой пыли на стойке и на погонах дежурного офицера.

– Меня зовут Альдонса… Лоренсо Фуэнтес. У меня… – выкрикивала она в промежутках между ударами, – встреча… с послом Кудря…

– Господин посол Кудрявцев сейчас…

Где он сейчас, Альдонса не расслышала. Дежурный не пытался перекричать шум строительных работ и знаком велел ей подождать, если ей так уж нужно.

Поскольку вся мебель была закрыта полотнищами, Альдонса отошла в сторону и оперлась спиной о большую кабельную катушку. Будь с ней зять, не пришлось бы торчать здесь. Но он еще одиннадцать недель назад передал, что она знает, как следует поступить. Альдонса тем не менее решила не делать аборт. И теперь стояла одна – как всегда, – стараясь не выказывать раздражения. Наконец привратники открыли дверь коренастому мужчине. Тот на ходу что-то шепнул дежурному офицеру, а в сторону Альдонсы только кивнул и исчез в боковом проходе за шторой. Сержант подвинул к Альдонсе свой табурет и заверил, что Вираладзе примет ее через несколько минут.