Текст книги "Огонь"

Автор книги: Матс Страндберг

Соавторы: Сара Б. Элфгрен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

18

От кабинета детского и подросткового психолога за километр несет канцелярией. Мы видим тебя! Мы следим за каждым твоим шагом!

Иногда Линнее кажется, что она обречена пожизненно приходить в это помещение. Она ненавидит подростков, которые жалуются на своих родителей. Они не понимают, что те, у кого есть родители, избавлены от необходимости каждую неделю являться сюда и выворачивать наизнанку душу перед чужим человеком, доказывая, что ты не наркоман и не потенциальный самоубийца. Если эти подростки проштрафятся, что им грозит? Подумаешь, выговор от мамы с папой! А Линнею за любую провинность могут лишить квартиры, единственного места, где она может быть самой собой.

Кстати, сегодня у Дианы из социальной службы было запланировано «посещение Линнеи на дому». Звучит так, будто они собираются вместе попить кофе, хотя на самом деле это очередная проверка. Но в последний момент «посещение» было отменено – Диану вызвали разбираться с кем-то по поводу некачественных продуктов.

Вот бы и Якоб отменил сегодняшнюю встречу.

Линнее так хочется поговорить с кем-нибудь про Ванессу, что она боится проболтаться. Но посвящать Якоба в свои отношения с Ванессой ей совсем не хочется, точно так же как не хочется говорить ему про Элиаса. Лучше уж в сотый раз перемалывать одно и то же: про детство, отца и смерть мамы.

Ванесса и Элиас – это ее сокровище, им она не будет ни с кем делиться, хотя владеть этим сокровищем тяжело и больно.

Тут открывается дверь и выходит Якоб:

– А, Линнея! Привет!

Он протягивает руку, Линнея пожимает ее. И вдруг на нее резко наваливается тоска, такая же сильная, как в те дни, когда боль от смерти Элиаса была совсем свежа.

Но это не ее тоска. Это тоска Якоба.

Я не должен был принимать ее сегодня. Следовало отменить встречу…

Линнея отдергивает руку, но мысли Якоба продолжают эхом отдаваться в ее голове.

Линнея идет следом за Якобом в кабинет, стараясь скрыть свое удивление.

– Как прошла первая школьная неделя?

– Супер.

Якоб, похоже, не услышал в голосе Линнеи иронию и просто кивнул головой.

– У тебя больше не было приступов панического ужаса?

– Нет.

Якоб не ответил, и Линнея осторожно заглянула в его мысли, чтобы понять, верит ли он ей.

…Я не могу… чем я могу ей помочь… почему я не взял больничный…

Линнея смотрит на Якоба. Несмотря на загар, его лицо кажется бледным. Вокруг глаз красные круги. Пальцы рассеянно теребят нитку, болтающуюся на отвороте шорт.

…Я должен был понять, что не смогу работать… какой я, к черту, психолог… она умерла… совсем умерла…

– Как вы себя чувствуете? – спрашивает Линнея.

– Хорошо, только немного устал.

Якоб не ожидал вопроса Линнеи, и ей даже не приходится напрягаться, чтобы услышать его следующую мысль.

…Черт, она видит меня насквозь… как в тех кошмарах, когда мне снится, будто пациенты знают, что я думаю…

– Почему тебя интересует мое самочувствие? – спрашивает Якоб, и в его голосе против воли слышатся агрессивные нотки.

– А разве нельзя спросить, как вы себя чувствуете?

Якоб откашливается и пытается вернуться к привычной роли консультанта-психолога.

– Можно, конечно… – Он старается не встречаться с девушкой взглядом. – Просто мне показалось, ты чем-то озабочена. Хочешь мне что-то рассказать?

Но Линнея уже не слышит собственных мыслей.

Ее голова занята мыслями Якоба.

Умерла его коллега, та самая, с которой он изменял жене год назад. И сейчас он думает про то, что должен был ей сказать – и не сказал, должен был сделать – и не сделал, про те часы, которые они проводили вместе и про которые Линнея совсем не хочет ничего знать.

В жизни всех людей есть второе дно. Линнея не задумывалась об этом, пока не научилась читать мысли. С тех пор как она больше узнала о жизни других людей, собственные беды уже не кажутся ей исключительными. Но сейчас она не в силах слушать мысли Якоба.

Она произносит общие слова о страхе перед будущим и несет всякую чушь. Якоб слушает ее вполуха. Только в конце разговора ей удается отключиться от его мыслей.

* * *

Последний урок пятницы, в классе жарко, и Мину с трудом удается сконцентрироваться на том, что говорит Ильва. Ребята смотрят на учительницу пустыми глазами, а она тщетно пытается увлечь их премудростями геометрии. В воздухе висят тяжелые запахи пота и влажной одежды, да еще от Ханны А., сидящей прямо перед Миной, несет резким запахом духов.

Ханна А. откидывается на спинку стула. Мину задерживает дыхание и отодвигается назад.

Ей вспоминается инцидент, происшедший в среду на уроке химии, и то, как кричала Ханна. Виктор с того дня в школе не появлялся. Мину снова подумала про улыбку, которая играла у него на губах во время общей суматохи. Чему он улыбался?

Ильва нарисовала на доске треугольник и повернулась к классу.

– Пожалуйста, потише! – приказала она.

Ее очки вспотели у переносицы.

– Давайте закончим урок на улице! – предлагает Кевин. Раздаются одобрительные возгласы. – Серьезно, давайте! Я угощу вас мороженым. Куплю большой и вкусный стаканчик!

Тут и там слышатся смешки, Ильва вспыхивает. Упирается руками в бока и устремляет испепеляющий взгляд на Кевина. Мину кажется, что Ильва дома перед зеркалом тренируется вселять страх в учеников. Но на Кевина это не действует, и он снова повторяет:

– Правда, пошли на улицу. Здесь так жарко, что думать невозможно!

Ильва переминается с ноги на ногу.

– Завтра суббота, выходной…

– Хватит! – У Ильвы лопается терпение. – Выйди вон из класса!

Она указывает пальцем на дверь. Под мышкой у нее темнеет огромное пятно, по форме похожее на Гренландию.

– Он ничего плохого не сделал! – вступается за Кевина Ханна А.

– Просто предложил вам мороженое, – ухмыляется Кевин.

– Вон! – утробно проревела Ильва. Пятно под мышкой увеличилось.

Кевин встал и пошел к выходу. У двери он обернулся и помахал классу завязанной рукой. Ильва протопала к Кевину, почти вытолкала его в коридор и захлопнула дверь.

– Вот истеричка! – тихо проговорил кто-то.

Ильва обвела бешеным взглядом класс, но не смогла вычислить виновника.

– Остальные задачи решите сами, – процедила она и села за учительский стол.

Мину опустила глаза в тетрадь. Ей было очень стыдно за поведение Ильвы, а ведь впереди еще целый год… Слабый учитель не может навести в классе порядок. А слабый и неуравновешенный учитель сам создает в классе хаос.

Проходит, кажется, целая вечность, прежде чем наконец звенит звонок.

Мину выходит из класса последней. Ильва сидит за кафедрой и желает хороших выходных тем ученикам, которые случайно смотрят в ее сторону. Вид у нее жалкий, и Мину старается кивнуть ей как можно приветливее. Ильва улыбается так благодарно, что у Мину щемит сердце.

Вместе со всеми она спускается вниз и подходит к шкафчику, чтобы взять учебники, которые ей понадобятся дома. Кипа получается внушительной. Второй курс гимназии действительно гораздо труднее, чем первый. Скоро придется возить книги в тачке.

У выхода Мину видит Густава. Он стоит возле доски объявлений с ярким листком в руке.

– Привет! А я как раз собирался тебе звонить. Давай сходим куда-нибудь в выходные?

Только Мину хотела согласиться, как вспомнила про завтрашнюю встречу в парке. Директриса говорила, что их ждут какие-то «изменения». А вдруг придется все выходные упражняться в магии? Может, второй год обучения магии тоже труднее, чем первый? Кроме того, Мину хотела на досуге подумать про то, что случилось с Николаусом.

– Не могу, – говорит она.

– А что ты будешь делать?

Сама Мину никогда бы не задала собеседнику такой вопрос. Вдруг он не занят, а просто не хочет с ней встречаться? Но, похоже, Густаву такое даже в голову не приходит. Все-таки он удивительно… уверенный в себе человек.

– Я обещала маме, что буду дома.

– Жалко… Я хотел тебя вот сюда пригласить. – Густав протянул ей рекламу. Такую же рекламу Мину видела на коврике в прихожей Николауса. Яркий фон, группа обнявшихся людей, закат солнца и радостная надпись: «Позитивный Энгельсфорс» ждет тебя завтра. Мину читает адрес. Это в центре города, там, где раньше была библиотека. Для гостей будет угощение и музыка. И воздушные шарики для детей.

– Откуда ты это взял? – спрашивает Мину.

– Один знакомый дал, Рикард. Мы не виделись с прошлой весны. А я думал, он только футболом интересуется.

– Что это вообще? Похоже на… секту.

– Не думаю. Рикард говорит, это классно.

– Что именно классно? Что они делают?

– Я как раз хотел пойти и узнать. Может, пойдем вместе?

– Лучше я буду держаться от них подальше. А то кто тебя потом выкрадет и разгипнотизирует?

Она думала, Густав засмеется, но он остался серьезен.

– Ты сама говорила, что нашему городу нужно обновление. И если есть люди, которые хотят ему помочь, зачем над этим иронизировать?

Мину с удивлением замечает, что слова Густава задевают ее за живое. Его поведение вдруг начинает ее раздражать. Она чувствует, что устала от его положительности.

– Нет, конечно, иронизировать не обязательно. Гораздо лучше обо всех думать хорошо. И делать только так, а не иначе, потому что наш мир устроен очень правильно и справедливо.

Густав смотрит на нее не мигая, и Мину понимает, что перегнула палку. Кому как не Густаву знать, что мир устроен вовсе не «правильно и справедливо». На его глазах Ребекка прыгнула с крыши и разбилась. И он до сих пор думает, что это было самоубийство.

– Желаю хорошо провести время с мамой, – говорит Густав и уходит.

Мину смотрит ему вслед и пытается понять, что произошло. Как ей всего за несколько минут удалось наделать столько глупостей?

Да, она повсюду ищет демонов, но это не значит, что все должны думать, как она. Кто дал ей право судить Густава за то, что он хочет видеть свет там, где она видит тень?

19

– Густав! – кричит Ида, увидев, что Густав выходит из школы.

У нее тут же мелькает мысль, что кричать на весь школьный двор – глупо. Но ведь стоять и ждать, пока Густав выйдет, – тоже глупо. Так уж повелось, что ради Густава Иде все время приходится перешагивать через собственную гордость.

Увидев Густава и Мину возле доски объявлений, Ида выбежала из школы и стала ждать. Мину и Густав ссорились. Упускать такой шанс было нельзя.

Вот, наконец, и он. Ида еле сдержалась, чтобы не броситься ему навстречу. Она то боялась спугнуть его слишком бурным проявлением чувств, то переживала, что не проявляет свою симпатию более явно. Откуда ему узнать про ее чувства? Особенно теперь, когда все считают Иду девушкой Эрика.

Но сдаваться нельзя. В один прекрасный день Густав поймет, что они с Идой созданы друг для друга. Только нужно набраться терпения.

– Привет, Ида, – говорит Густав, подходя ближе. Голос у него уставший, и мысли Иды начинают лихорадочно бегать.

Из-за чего они с Мину поругались? Это хорошо? Или плохо? Если у Густава из-за Мины так портится настроение, значит, она ему очень нравится? А может, он вообще разозлился не на нее? А, например, на меня? Хотя нет, конечно, не на меня, а на нее. На Мину кто хочешь разозлится.

Ида сейчас отдала бы все на свете за способность Линнеи читать мысли. Ей так хотелось знать, что творится в голове у Густава.

– Правда, здорово, что впереди выходные? – спросила Ида, слегка погладив себя по плечу. Совсем чуть-чуть, ненавязчиво. Никакой порнографии. Просто Ида где-то прочла, что парням нравится такое доказательство чувственности и уверенности в себе.

– Угу, – мычит Густав. Они так редко разговаривают наедине. Иде хочется, чтобы разговор тянулся как можно дольше.

– Что будешь делать? То есть я знаю, что у тебя тренировки, а кроме этого?

Бред какой-то. Но с другой стороны, она дает ему понять, что уважает его интересы и занятия. Кстати, у Иды есть преимущество перед Мину – в отличие от нее она действительно любит спорт, в частности футбол.

– Я собирался пойти с Рикардом, – говорит Густав и протягивает Иде флайерс.

– Как интересно! – восклицает Ида и делает вид, будто читает листовку, хотя на самом деле не понимает ни слова из написанного, думая только о загорелых руках Густава. Какие они мужские и взрослые.

– Но, может, я и не пойду, – говорит Густав. – Посмотрим.

– Понятно, – кивает Ида, вертя в пальцах серебряное сердечко. – У меня тоже полно дел.

Черная шапка волос мелькает в отдалении. Мину быстрым шагом направляется к калитке, бросив на них беглый взгляд.

Противная Мину! Она целовалась с Густавом. Пусть на самом деле это был Макс в образе Густава, и все же. Поцеловать один раз копию Густава лучше, чем тысячу раз целоваться с настоящим Эриком.

Кстати, не исключено, что с настоящим Густавом Мину тоже целовалась.

Интересно, Юлия правда видела, как они обнимались возле шлюзов?

Ида не может удержаться. Она должна знать.

– А Мину теперь твоя девушка?

Густав удивленно смотрит на Иду:

– Почему ты спрашиваешь?

– Просто я слышала, что…

Что вы обнимались возле шлюзов.

– Что вас вместе видели в городе. Вот я и спросила.

Еще раньше, чем Густав ответил, Ида поняла свою ошибку. Густав вздохнул.

– Ох уж этот город, – сказал он. – Почему здесь все друг за другом следят?

– Но, в общем, это не мое дело, – быстро добавила Ида. – Я так и сказала тому человеку, который мне про вас рассказал. Это Юлия. Я ей сказала: «Нужно заниматься своими делами, а в чужие нос не совать». Но ты ведь знаешь Энгельсфорс.

Густав улыбнулся Иде почти сочувственно, и ее сердце резануло словно ножом.

– Хороших выходных, – сказал он и ушел.

– И тебе, – крикнула она ему вслед громче, чем следовало.

Густав ушел, а Ида осталась стоять. Ноги у нее подкашивались.

Он так и не ответил на вопрос про Мину.

Рыцарь скачет по пустынной местности, Ида чувствует, что засыпает. На редкость скучный фильм. Она едва досмотрела его в прошлый раз, но сегодня, несмотря на ее протесты, папа зачем-то опять его включил.

Папа усаживается поудобнее в темно-синем кожаном кресле. Оно жалобно поскрипывает. Мама ненавидит это кресло, цвет которого, по ее мнению, катастрофически не вписывается в белый интерьер дома.

Расмус и Лотта сидят рядом с Идой на диване. Время от времени они, не глядя, запускают руки в большой пакет, вытаскивают оттуда пригоршни попкорна и кладут себе в рот.

Мама, как всегда, чем-то занята. Она не может спокойно сидеть перед телевизором.

– Карина, иди сюда, а то все пропустишь! – кричит папа.

– Сейчас иду! – отвечает мама из кухни.

Расмус съедает пригоршню попкорна, тщательно облизывает ладонь и снова засовывает руку в пакет.

– Фу, как не стыдно! – возмущается Ида. – Пап, ты видел, что он сделал?!

– Лучше смотри фильм, – говорит отец.

Расмус показывает Иде язык. На язык налипли маленькие крошки попкорна.

– Скучный фильм, неинтересный! – канючит Лотта.

– Просто ты еще маленькая, ничего не понимаешь, – шипит на нее Ида.

– Я не маленькая, – обижается Лотта.

– Ну если не маленькая, значит, тупая.

– Перестаньте! – говорит папа. – С женщинами невозможно смотреть кино, вечно они языком болтают, правда, Расмус?

Расмус, довольно улыбаясь, опять лезет в пакет за попкорном, потом, глядя на Иду, демонстративно облизывает руку. Папа, конечно же, ничего не замечает.

Появляется мама и садится перед телевизором с бухгалтерской книгой на коленях.

– Ну, что здесь происходит? – спрашивает она. – Они уже уехали из Швеции?

– О господи, – стонет папа. – Карина, ты или сиди и смотри, или не спрашивай.

– Ну извините, – фыркает мама.

Она смотрит на Иду, и обе они, вздохнув, закатывают глаза к потолку.

– Там вообще ничего не происходит, – ноет Лотта. – Они то разговаривают, то скачут. Скукота!

– Не говори ерунду, – говорит мама и открывает бухгалтерскую книгу.

Вдруг Ида чувствует сухость во рту, предметы расплываются, пол уходит из-под ног.

Она вскакивает с дивана и бежит в ванную.

– Ида, что случилось? – кричит мама.

– У тебя понос? – вопит Расмус. Папа смеется.

Мама начинает возмущаться, но папа защищает брата, говорит, что шутка была к месту.

Ида закрывает дверь ванной на замок и опускается на пол.

Стены ванной вращаются перед глазами, но это не похоже на головокружение. Больше похоже на свободный полет. Ида прижимает ладони к полу, чтобы сохранить связь с реальностью, но та, другая – Матильда – не оставляет ее в покое.

Ида сопротивляется.

Я не хочу, не хочу, не хочу.

Она пытается разжечь в себе гнев и ненависть к происходящему, надеясь, что это испугает Матильду.

Почему ей так не везет? Всегда. Сначала Анна-Карин в парке заставила ее выворачивать душу наизнанку, потом именно ей дали сыворотку правды. Ее оставили одну в темноте возле дома директрисы, пока остальные Избранницы все вместе обыскивали дом. Именно ее угораздило упасть на глазах всей школы во время праздника святой Люсии. Ее не приглашали на тайные встречи Избранниц. Зато самая трудная и противная магия доставалась, конечно же, ей.

Оставьте меня в покое!

Перед глазами Иды мигнула яркая вспышка.

Ида проиграла битву. Нежданная гостья вошла в ее тело и подчинила его себе.

– Ида! – стучал в дверь папа. – Ты жива? Мама беспокоится. У тебя все в порядке?

Ида сжимала губы, наружу рвались слова, сказанные не ею, а другим человеком.

И вдруг все прекратилось. Она падала через хаос в пропасть, глубже которой, наверно, нет. Падала все ниже и ниже, рискуя разбиться. Все происходило стремительно. Запах дыма, горе предательства, любовь, ставшая ненавистью, страх, на смену которому пришла покорность перед неизбежной смертью. И огонь. Море огня. Несколько мгновений ей даже казалось, будто она чувствует, как трескается от жара ее кожа, а мясо обугливается и шипит.

Ида хочет кричать, но рот наполняется огнем.

Последнее, что она видит, – это объятая пламенем Книга Узоров.

Сильный запах мяты.

Ида открывает глаза и видит, что держит в левой руке тюбик зубной пасты, правая рука испачкана, пальцы липкие.

Она стоит перед зеркалом в ванной.

На зеркале голубой зубной пастой написано: «ОПАСНОСТЬ».

– Ида! – снова кричит папа. В голосе его слышится настоящее беспокойство. – Что ты там делаешь?

– Катитесь к черту! – кричит Ида. Она кричит это папе, Кругу, Матильде, против воли затащившей ее в огонь и хаос долбаной хреновой жизни.

20

Утренний свет пробивается сквозь занавески в гостиной Николауса. Солнечный луч скользит по лицу Иды, отражается в ее голубых глазах. И Мину опять, уже в который раз, думает, что не может ничего прочитать в этих глазах. Что за человек на самом деле Ида?

– Опасность? А поточнее она не могла выразиться? – возмущается Линнея.

– Ты уверена, что это была Матильда? – спрашивает Мину.

Ида кивает:

– Я ее ненавижу! Почему эта дура не может к кому-нибудь из вас приходить?

– Не ной! У нее было больше оснований жаловаться на жизнь, чем у тебя, – говорит Ванесса.

Ида фыркает.

– Как ты думаешь, что она пыталась сказать? – спрашивает Мину.

– Понятия не имею! Я знаю не больше, чем вы. И я, конечно, понимаю, что ей жилось нелегко, но это не повод изводить меня! Она один раз на меня вообще напала в столовой. Но тогда мне удалось ее заблокировать.

– Что ты сделала? – спрашивает Линнея.

– А что, по-твоему, я должна была перед всей школой этот цирк устраивать?

Линнея стонет.

– Итак, – подводит итог Мину. – Николаус предупреждал о наступлении «трудных времен», Матильда тоже, похоже, напугана. Но с какой стороны грозит опасность, мы не знаем.

– Рискну предположить, что со стороны демонов, – говорит Линнея.

– Может, у нее узнать? – предлагает Ванесса.

– У кого? – спрашивает Мину.

– У Матильды. Устроить сеанс и спросить.

Мину смотрит на нее. Они знают, что мертвые могут вступать в контакт с живущими ныне людьми. Но могут ли живые обращаться к мертвым? И если да, то…

По коже Мину побежали мурашки.

Ребекка.

Все последнее время Мину жила с уверенностью, что Ребекка и Элиас навсегда покинули этот мир и теперь находятся там, где им полагается быть, – где бы это место ни находилось и как бы ни называлось. Но если контакт с мертвыми возможен… И можно поговорить с Ребеккой. Хотя бы еще один разок!

Мину отогнала эту мысль. Но она не уходила.

– Сеанс! – взвизгнула Ида. – И конечно, призывать мертвых должна я!

– Еще ничего не ясно, – сказала Мину. – Мы даже не знаем, как это делается.

– И Книга Узоров ничего не говорит, – вздохнула Анна-Карин.

– У нас еще есть Мона Лунный Свет. За деньги она всегда готова помочь, – предложила Ванесса.

– Хорошо, – решила Мину. – Ида и Линнея на всякий случай посмотрят в Книгу Узоров, а Ванесса сходит к Моне.

– Почему я?.. – начала Ванесса, но осеклась и кивнула: – О’кей, ладно.

– Одно мы, во всяком случае, знаем, – добавила Линнея. – На Совет полагаться нельзя. Так что директрисе ни слова – ни про Матильду, ни про Николауса.

– Но Адриана за нас, – возразила Ванесса. – Вроде как.

– Если что и можно понять из истории Николауса, так это то, что членам Совета доверять нельзя, – отрезала Линнея.

Мину бросила взгляд на часы.

– Пора идти, – сказала она.

– Да, а то вдруг пропустим первое занятие по магии в этом году! – съязвила Ванесса.

Мину идет рядом с Линнеей по дороге, ведущей к Болотным копям. Остальные растянулись за ними гуськом.

С тех пор как они вышли из квартиры Николауса, Линнея не проронила ни слова. Время от времени Мину искоса поглядывает на нее. Длинная черная челка, волосы собраны в два хвоста. Ярко накрашенные глаза спрятаны за темными очками.

Неуживчивость и агрессивность Линнеи отпугивают Мину, но одновременно она восхищается ей. И хотела бы с ней дружить. Но их жизнь слишком сильно разнится. В отношениях всегда присутствует настороженность, а разговоры то и дело заканчиваются стычками.

– Как ты думаешь, это возможно? – вдруг спрашивает Линнея. – Вступить в контакт с мертвыми?

– Надеюсь. Я хочу сказать, что Матильда явно пытается вступить с нами в контакт.

– А с тем, кто не пытается, думаешь, можно?

Линнея задала вопрос очень быстро, явно пытаясь скрыть неловкость. Мину поняла, что она имеет в виду Элиаса. И может быть, свою маму? Интересно, помнит ли она ее? Сколько ей было лет, когда мама умерла?

– Не знаю, – осторожно ответила Мину. – Попробуй спросить у Книги.

Линнея отвернулась.

Вот и парк. Последний раз Мину была здесь в день последнего звонка. Но с тех пор ничего не изменилось. Сломанный забор. Забитая досками билетная касса. Разросшиеся кусты. Остроконечная крыша эстрады поднимается над кронами деревьев.

Они вошли внутрь ограды, и чувство узнавания усилилось. Отсутствие перемен настораживало. Казалось, разрушения достигли определенной точки и прекратились, парк замер. И затаил дыхание.

На эстраде стояла директриса.

На ней была узкая юбка до колен и блузка цвета слоновой кости, как обычно застегнутая наглухо. На груди расплывалось влажное пятно. Мину не понимала, почему нельзя расстегнуть несколько пуговиц. Скрывать директрисе уже нечего. Девочки видели шрам на ее груди.

Ворон, фамилиарис Адрианы, закаркал откуда-то с крыши, Адриана помахала ему рукой. Ее спина сегодня кажется прямее, чем обычно, а движения – еще более резкими.

Мину и Линнея поднялись на эстраду, за ними последовали остальные.

«Где-то здесь он ее похоронил», – думает Мину, обводя взглядом площадку.

Жалко, что они не спросили у Николауса, где лежит тело Матильды. А то можно было бы почтить ее память и отметить могилу тайным, одним им понятным знаком.

– Здравствуйте, девочки, – говорит директриса.

Ее улыбка кажется натянутой.

Мину обменивается с Линнеей быстрым взглядом. Обе девушки заметили, что директриса нервничает.

– Я должна вам кое-что рассказать, – начинает директриса, но замолкает: слышится шум подъезжающей машины, гравий хрустит под колесами.

Темно-зеленая машина резко останавливается возле ворот. Из нее появляется высокий мужчина в строгом костюме. Следом за ним, громко хлопнув дверью, из машины выходит Виктор.

Память о Болотных копях начисто стерта у жителей Энгельсфорса. Никто из них здесь не бывает и дорогу эту не найдет.

А чужой человек проехал сюда. И Виктора с собой привез.

Мину переводит взгляд на директрису. Ее лицо застыло, как маска. Она опять была той Адрианой Лопес, которая год назад приветствовала Мину на пороге гимназии. Тогда Мину казалось, что эта женщина начисто лишена человеческих чувств.

Адриана смотрит, как Виктор и неизвестный мужчина поднимаются на эстраду.

Мужчине, на первый взгляд, лет сорок. Неужели он – отец Виктора? Тогда это какой-то генетический фокус, потому что темноволосый и кареглазый мужчина с кожей оливкового цвета внешне не имеет ничего общего с голубоглазым и бледнокожим блондином Виктором.

И все же их явно что-то объединяет.

Мину попыталась поймать взгляд Виктора, но он избегал встречаться с ней глазами.

– Девочки, – сказала Адриана. – Это Александр и Виктор Эреншёльд. Они посланцы Совета.

Адриана отошла в сторону. Мину посмотрела на Анну-Карин – лицо той стало землисто-серым, а вид был такой, будто ее сейчас стошнит или она упадет в обморок.

Совет. Правила, установленные им, Анна-Карин нарушала прошлой осенью и зимой, не обращая внимания на неоднократные предупреждения.

Совет. Люди из Совета выжгли знак на груди директрисы, когда она попыталась их ослушаться. Сожгли на костре прошлую Избранницу.

Мину берет Анну-Карин за руку. Анна-Карин вздрагивает от ее прикосновения, потом судорожно сжимает руку Мину.

Александр обводит девочек взглядом. И останавливает его на Анне-Карин.

* * *

– Анна-Карин Ниеминен? – произносит Александр Эреншёльд.

Анна-Карин не в силах произнести ни слова. Язык не слушается ее. Вместо ответа она кивает.

– Ты будешь привлечена к суду за свои преступления. С сегодняшнего дня ты не можешь покидать Энгельсфорс и должна быть доступна для проведения допросов. Мы собирались также взять тебя под арест, но Адриана заверила нас, что ты будешь сотрудничать со следствием.

Александр отвел глаза, и Анна-Карин решилась вздохнуть.

– Занятия магией прекращаются на время ведения следствия. Все остальные тоже будут вызваны на допрос. Я являюсь обвинителем, Виктор – моим ассистентом…

– Извините, – прервала его Ванесса, но в голосе у нее не было и намека на извинение. – Но это полный бред. Когда нас пытались убить, вы даже не почесались нам помочь, а теперь, видите ли, являетесь сюда, чтобы судить Анну-Карин.

До Анны-Карин понемногу доходил смысл сказанного Ванессой. Выходит, Мину права – девочки за нее. Она еще крепче сжала руку Мину, ее ладонь вспотела.

Александр смерил Ванессу презрительным взглядом.

– Кто она? – спросил он у Виктора.

– Ванесса Даль, – быстро ответил Виктор.

– «Она» может сама за себя ответить, – фыркнула Ванесса.

– Мы прибыли сюда, чтобы вам помочь. Вы очень нужны нам, очень нужны всему миру, – проговорил Александр.

«Он лжет, – подумала Анна-Карин. – Как будто издевается над нами и даже не пытается это скрыть».

– Но суд необходим, так как было совершено грубейшее преступление против законов магии.

– В каких, собственно, преступлениях вы обвиняете Анну-Карин? – спросила Мину.

Александр повернулся к ней.

– Мину Фальк Карими, – тут же подсказал Виктор.

– А-а, – протянул Александр, и в его глазах промелькнул интерес. – Адриана настаивала, чтобы Анна-Карин прекратила использование магии в личных целях. Но Анна-Карин не послушалась и тем нарушила законы Совета.

Александр снова перевел взгляд на Анну-Карин, и у той сразу перехватило дыхание.

– Три простых правила. Нельзя использовать магию без разрешения Совета. Нельзя использовать магию для изменения немагических законов. Нельзя раскрывать непосвященным вашу магическую сущность. Анна-Карин нарушила по меньшей мере два из этих правил. А может быть, и все три.

Анна-Карин хватала ртом воздух. Она была готова признать что угодно, лишь бы избавиться от взгляда этих холодных безжалостных глаз.

– Но когда мы почувствовали в себе магические силы, – возразила Мину, – мы еще не знали о существовании Совета. Возможно, Анна-Карин нарушила законы магии, но как можно судить человека за то, что он нарушил законы, о существовании которых не знал?

Анна-Карин искоса взглянула на Мину. Щеки ее пылали, и было видно, что она боится Александра не меньше, чем сама Анна-Карин. И все же осмеливается с ним спорить.

– Конечно, ты права, – спокойно сказал Александр.

– Я просто хотела услышать ваше мнение на этот счет, – сказала Мину.

– Я гарантирую, что судебное разбирательство будет беспристрастным и справедливым, – продолжил Александр. – Затем Адриана продолжит ваше обучение.

Директриса никак не отреагировала на его слова. Она стояла неподвижная, как восковая кукла.

– И еще одно. До окончательного решения суда вам строжайше запрещается использовать свои магические способности. В школе за вами будет наблюдать Виктор, но и в свободное время мы тоже будем держать вас под контролем. Когда придет время, вас вызовут на допрос.

Александр направился к лестнице. Но тут кто-то преградил ему дорогу. Линнея. Конечно, это была она.

Сердце Анны-Карин подпрыгнуло и замерло. Ей хотелось крикнуть Линнее, чтобы она не вмешивалась. Александр очень опасен, неужели она этого не видит?

– Надо думать, Линнея Валин? – поинтересовался Александр. – Тебя тоже что-то волнует?

– Да так, пустячок. Апокалипсис.

– Время еще есть. Мы успеем разобраться с этим делом и подготовить вас к грядущим битвам.

– А почему мы вообще должны вас слушаться? Вы больше нуждаетесь в нас, чем мы в вас.

На губах Александра заиграло подобие улыбки.

– Неужели? Если ты так думаешь, действуй! Но не забудь, что за последствия будешь отвечать сама.

Он внимательно смотрит на Линнею, и та с жалобным стоном хватается за голову. Ее темные очки падают на пол.

– А еще я бы не советовал тебе повторять эту попытку, – сказал Александр. Сказав это, он направился к машине. Виктор и Адриана – за ним.