Текст книги "Остров мертвых"

Автор книги: Масако Бандо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Хинако едва слышно пробормотала:

– Дорога в царство мертвых ведет против часовой стрелки…

Фумия изумленно взглянул на нее:

– Что ты сказала?

Хинако плотно сжала губы. Странные слова, сказанные позавчера Тэруко, помимо воли сорвались с языка.

– Да так, просто вспомнила.

Некоторое время молча поразмыслив над ее словами, Фумия наконец промолвил:

– А знаешь, в этом что-то есть. Помню, как на бабушкиных похоронах родственники обходили гроб против часовой стрелки.

– Если против часовой стрелки – дорога в царство мертвых, значит, путь в мир живых должен вести по часовой стрелке.

Фумия кивнул:

– Именно так пролегает по Сикоку путь паломников. И все же мне кажется, что сотни людей, обходя остров по часовой стрелке, создают вокруг него живую защитную ауру. Вот только знать бы, от чего они пытаются оградить его?

Внезапно в сознании Фумия выстроилась странная цепочка: птичка в клетке… Вот они встают кольцом и движутся по кругу. В кругу заперт чертик. Вдруг чертик поднимает голову, и Фумия видит белое лицо Саёри. Он недовольно поморщился. Сколько можно думать о Саёри?!

У дороги показался указатель: «Храм Сёрюдзи. Святыня № 36».

– Может, зайдем, раз уж речь зашла о паломниках?

Хинако нехотя согласилась. Она не могла объяснить этого словами, но какое-то странное предчувствие удерживало ее от посещения храма.

Машина свернула под указатель и, миновав небольшие заросли, выехала на горную дорогу. Вдоль дороги рядком стояли глиняные фигурки «дзидзо» в красных фартучках, чуть поодаль виднелся храм.

Бросив машину на стоянке, Фумия и Хинако не торопясь прошли сквозь ворота. Перед ними лежали высокие каменные ступени, по которым, тяжело опираясь на посохи, взбирались паломники в белых одеждах.

– Значит, Сикоку – обитель мертвых… – задумчиво пробормотал Фумия и спохватился, поймав на себе недоуменный взгляд Хинако: – Не обращай внимания. Просто мне на днях попалась в руки книга, которую написал Ясутака, отец Саёри. Там были такие слова. Скорее всего полная ерунда. Хотя… если вдуматься, то в Японии не сыскать другого такого места, где по всему острову ходили бы толпы паломников. Присмотрись хорошенько. Их одеяния тебе ничего не напоминают? По-моему, похоже на саваны мертвецов. Так что, может, и не зря именно Сикоку он назвал царством мертвых.

– Никогда бы не подумала, что отец Саёри всерьез задумывался о таких материях. – Хинако была изрядно удивлена.

Неторопливо взбираясь по каменным ступеням, Фумия вкратце пересказал ей содержание наполовину прочитанной книги. Хинако чувствовала, как разрозненные ощущения и мысли, прежде напоминавшие бесформенный океан, постепенно начали обретать четкие очертания.

Ей вдруг вспомнились слова Сигэ Оно о том, что после смерти души возвращаются в Ущелье Богов. Так, спокойно! Попробуем еще раз. Сикоку – остров мертвых. В центре его лежит Ущелье Богов, куда возвращаются души после смерти. Именно там Хинако и Фумия слышали голос Саёри…

– Уф… Наконец-то дошли. – Фумия шумно перевел дух.

Хинако поспешно отогнала прочь неприятные мысли. Рядом с Фумия ей совсем не хотелось думать о мертвецах.

В укрытом среди гор храмовом дворике витал сладковатый аромат благовоний. Большая группа паломников хором читала сутры. Хинако не могла припомнить, когда в последний раз была в буддийском храме. Она и забыла, какой здесь особенный воздух. Паломники один за другим возносили молитвы. Хинако ощутила, как на нее нисходят какой-то особый свет и успокоение. Фумия с Хинако бросили по монетке в ящик для пожертвований и, по буддийскому обычаю, загадали желание и позвонили в гонг.

Обратно они спускались не по каменным ступеням, а по небольшой горной дорожке. Тропинка была такой узкой, что плечи их постоянно касались друг друга, а пальцы почти переплетались.

Наконец они вышли к развилке. Вокруг сияла изумрудная зелень гор. Здесь дорога раздваивалась – одна тропа вела мимо храмовых ворот, а другая терялась в горах. Кажется, она вела в дальние приделы храма.

– Заглянем? – предложил Фумия.

Хинако кивнула. Она готова вечно идти вот так, рука об руку с Фумия. Ее не пугает даже мрачный пейзаж. Над ними шумят вековые деревья, солнечный свет почти не проникает сквозь густые кроны. Рядом журчит небольшой горный ручей. Глиняные истуканы и потемневшие надгробные камни дополняют сумрачную картину. Наверное, эти надгробия стоят здесь в память о паломниках, которые падали замертво у стен храма, не выдержав изматывающего пути. На простых могильных столбах не выбиты даже имена.

Хинако встретилась взглядом с Фумия и увидела в его глазах собственное отражение. Они стояли очень близко, почти соприкасаясь. Губы их приоткрылись навстречу друг другу, словно желая сказать что-то важное.

Именно тогда все и случилось. Мощный порыв ветра внезапно толкнул Хинако в спину. Вскрикнув, она прижалась к Фумия и почувствовала спасительный аромат его тела и запах отутюженной рубашки. Однако уже в следующую секунду новый толчок отбросил ее от Фумия.

Подошвы туфель заскользили по каменистой тропе, и она рухнула прямо в ручей, подняв целый фонтан брызг.

– Хинако, ты в порядке?! – закричал Фумия.

Хинако старалась встать, но тело, моментально окоченевшее в ледяной горной воде, не слушалось ее.

Вдруг она вскрикнула от ужаса. Со дна ручья с ненавистью глядела пара раскосых глаз. Плескавшаяся в них ярость, казалось, прожигала Хинако насквозь, желая испепелить. Девушка готова была поклясться, что это глаза Саёри.

– Хинако, да что с тобой такое?! – Внезапно она почувствовала, как Фумия трясет ее за плечи, и подняла к нему побледневшее лицо.

– Т-т-т… т-там… глаза… – Дрожащей рукой она указала на дно ручья, но сквозь массу воды просвечивала лишь пара гладких черных булыжников, действительно чем-то напоминавших человеческие глаза.

Хинако рада была бы поверить, что просто ошиблась, однако тревога нарастала. Саёри была влюблена в Фумия. Вот почему она рассержена. Она до смерти возненавидела Хинако, увидев в бывшей подруге соперницу.

– Вставай скорее. Простудишься. – Фумия потянул ее за руку.

С его помощью Хинако выбралась из ледяной речки. С нее потоками стекала вода. Вокруг стояла невероятная тишина, ни ветерка, ни облачка. Невозможно было представить, что несколько минут назад ее столкнул в ручей мощный порыв ветра.

Хинако без сил уткнулась в плечо Фумия. Ее трясло от холода, а сердце терзал необъяснимый страх.

– Это все она… Саёри… – Она сжалась под недоверчивым взглядом Фумия. – Она смотрела на меня со дна реки.

– Не говори ерунды.

Хинако отпрянула словно ужаленная:

– Говорю тебе, она здесь! Рядом с нами! Ты же сам все прекрасно понимаешь! В Ущелье Богов было то же самое. Там был ее голос. Ты же слышал, как Саёри пела!

– Послушай меня внимательно, Хинако. Тебе просто послышалось. Пойми, Саёри умерла!

– Тогда, может, ты объяснишь мне, что это был за ветер?! Или он просто так подул, ни с того ни с сего? – Хинако не заметила, как сорвалась на крик.

Фумия жестко отрезал:

– Ветер имеет обыкновение дуть почти постоянно. Если бояться каждого шороха…

Хинако смотрела на него и не верила собственным глазам. Еще недавно такое милое и родное лицо Фумия превратилось в холодную бесчувственную маску. Казалось, между ними вдруг выросла стена.

– Ну почему, почему ты не хочешь признать, что все это было не просто так – и в Ущелье Богов, и здесь? Ты ведь не можешь этого не понимать!

Фумия раздраженно отвернулся. Его явно начал утомлять этот разговор.

– Повторяю еще раз, это просто ветер. – Его голос обжигал ледяным равнодушием. Что-то важное, только что обретенное ими, рассыпалось как карточный домик.

Хинако молча выжимала подол юбки. Капли воды, словно слезы, тонкими ручейками стекали к ее ногам.

Где-то вдали мягко шелестели волны. Мужчина остановился и прислушался. Заросли камелий колыхнул прохладный морской ветерок. Он еще не видел, но уже чувствовал бескрайний Тихий океан, и на мгновение его охватил священный трепет. Вот наконец он и добрался до самой южной точки Сикоку – мыса Асидзути. Значит, половина пути позади.

Над зарослями камелии высилась пагода храма Конгофу. Мужчина благоговейно склонился перед ней, а затем продолжил свой путь. Все окрестности были опутаны тропками. Несмотря на будний день, повсюду было полно туристов. Глядя на нежно воркующих молодоженов, мужчина вспомнил, как однажды, через несколько лет после свадьбы, приезжал сюда с женой.

Кажется, была зима. От кого-то из соседей жена узнала об Асидзути, о том, что там всегда тепло и не бывает суровых зим, – не то что у них в деревне. Ей захотелось хоть одним глазком взглянуть на волшебный мыс.

Хотя по долгу «службы» мужчине уже не раз приходилось бывать здесь, он тоже загорелся поездкой. И вот наконец они отправились в трехдневное путешествие. У них и машины-то не было, так что путь получился долгим – сначала на поезде, потом на автобусе вдоль моря и зарослей, похожих на гигантские веера. В памяти навсегда осталось лицо жены, по-детски восторгавшейся диковинными южными растениями. Она смотрела на него с нескрываемым восхищением: неужели ее муж несколько раз обошел их огромный Сикоку?!

После этой поездки она еще сильнее переживала, провожая его в очередной поход. А что, если он не вернется? Что ей тогда делать? Как жить?

Теперь он жалел, что так мало путешествовал с женой. Им надо было чаще уезжать подальше из этой деревни с ее «службой», связавшей его по рукам и ногам, чаще бывать вдвоем. Дни, которые жена провела за пределами деревни, можно было пересчитать по пальцам. Подумать только: каждый божий день, до самой смерти, она наблюдала один и тот же унылый пейзаж, провожала зиму, встречала лето и похоронена была там же, где прожила всю жизнь. Мужчина в бессильной злобе рванул ветку камелии, больно хлестнувшую его по лицу.

Он миновал парковку и красные ворота с надписью: «Храм Конгофу. Святыня № 38». Поднявшись по каменным ступеням, мужчина ступил в храмовый двор. Здесь было многолюдно – толпы паломников, приехавших с экскурсиями, молодежь в мотоциклетных шлемах, целые семейства, лишь для вида натянувшие белые одеяния поверх обычной одежды. Почувствовав неимоверную усталость, мужчина тяжело опустился на скамью.

Годы берут свое… Он уже не тот, что раньше. В его годы отец как раз отошел от «службы».

– Вы позволите? – Перед ним стояла пожилая женщина в клетчатом платье.

Мужчина молча отодвинулся на край скамьи. Женщина помахала мужу – пожилому толстяку с фотоаппаратом на шее, и они дружно уселись рядышком.

– Знаешь, какая раньше здесь была традиция? Монахов высокого ранга усаживали в лодку, из которой нельзя было выбраться, и отправляли в открытое море. – Толстяк зачитывал жене выдержки из путеводителя.

– Ужас какой! Это же самоубийство.

– Никакое это не самоубийство. Таким образом они попадали в рай.

– Ну нет! Лично я не до такой степени хочу в рай, чтобы ради этого принимать голодную смерть.

– Да тебя туда и так не возьмут. И не мечтай! – Муж громко рассмеялся над собственной нелепой шуткой.

Мужчину затошнило от их идиотского разговора, и он поднялся со скамьи. Миновав храмовый двор, он вышел на узкую тропку и словно оказался в ином мире, исполненном тишины и покоя. По обеим сторонам тропы тянулся диковинный субтропический лес. Сюда почти не заходили паломники.

Мужчину одолевали противоречивые чувства.

Возможно, кому-то в радость такая жизнь, как у этой пожилой семейной пары. На старости лет взять в руки фотоаппарат или видеокамеру и вместе с женой отправиться на экскурсию по горам и святыням Сикоку. В этой, нормальной жизни его жена уж точно не погибла бы, пока он был на «службе». И ребенок наверняка остался бы жив. Загорелое лицо мужчины исказила боль.

Это из-за проклятой деревни он потерял жену! Во всяком случае, кого-то из них – жену или ребенка – уж точно спасли бы. В этой, нормальной жизни ее отвезли бы в современную клинику, тогда, может быть, удалось бы спасти обоих. Подумаешь, первые роды в таком возрасте! Все просто не должно было кончиться так трагично! Конечно, он понимает, сложные роды, и все же, если бы только он был рядом…

Внезапно он заметил кусок белой ткани, трепещущий на ветке и словно манящий его к себе.

Осторожно ступая по траве, мужчина приблизился к дереву. Предчувствуя недоброе, опустился на колени. У подножия дерева, склонившись, сидел человек, словно ширмой скрытый от посторонних взглядов высокими корнями. Его одеяние, выбеленное непогодой, истлело и обветшало.

Человек сидел совершенно неподвижно – ноги вытянуты вперед, голова свисает на грудь – и больше всего напоминал брошенную под дождем куклу.

Мужчина в ужасе смотрел на страшную картину, не в силах сдвинуться с места.

Внезапно человек в белом поднял к нему бледное, изможденное лицо с пустыми глазницами. Мужчина вскрикнул: перед ним был односельчанин, тот самый, что ушел на «службу» перед ним, да так и не вернулся. Его давно считали погибшим.

– Возвращайся, – с усилием шевельнулись бескровные губы. – Быстрее… возвращайся… случилось… ужасное…

Человек пытался еще что-то произнести, но слов было уже не разобрать. Неожиданно он стал тлеть прямо на глазах и вскоре превратился в белое облачко, которое внезапно разделилось надвое. Одна его часть стала быстро подниматься к небесам, а другая ушла в землю.

Мужчина в панике бросился к товарищу, но тут же отпрянул, почуяв смрад гниющей плоти. Его соломенные сандалии утонули в отвратительной жиже. У ног мужчины лежал полуразложившийся труп, белые кости поблескивали на солнце. На месте внутренностей зияло отверстие, – похоже, ими успели полакомиться птицы и дикие собаки. Череп с редкими волосами да скелет с сохранившимися кое-где кусками плоти – вот и все, что осталось от его товарища. Вокруг трупа кишели черви, и из-за них казалось, будто по останкам время от времени волной пробегает дрожь.

С тех пор как он погиб, должно быть, прошло не меньше месяца, однако односельчанин явно ждал его прихода, чтобы передать важную весть. Исполнив долг, его дух наконец смог спокойно отделиться от плоти.

Мужчина скорбно глядел на полуразложившийся труп, некогда бывший его товарищем. Его взгляд упал на руку покойного. Черви шевелились, опутывая кисть, и казалось, рука вздрагивает, словно живая. Фаланга указательного пальца отчетливо указывала мужчине направление пути. Ему предстояло двинуться в самую глубину субтропиков. Туда, где лежала их родная деревня.

Глава 5

Казалось, воздух в машине вот-вот взорвется от напряжения. Фумия искоса поглядывал на Хинако. Она молчала, да и он не знал, что сказать.

Покинув храм Сёрюдзи, они наспех пообедали, и Хинако изъявила желание поскорее вернуться домой. Фумия не возражал. Оба чувствовали себя неловко.

Он понимал, что виноват перед ней. Конечно, то, что произошло в Сёрюдзи и в Ущелье Богов, было слишком необычным, чтобы счесть все это просто капризом природы. Он и сам это чувствовал. Но он-то что может сделать?! Стоит признаться самому себе, что происходит нечто странное, как мир вокруг него рухнет. А значит, и тот взгляд станет частью реальности.

Вспомнив об этом, Фумия крепче вцепился в руль. Ну вот, снова начинается…

Саёри… Когда он впервые почувствовал на себе ее взгляд?

Кажется, это было в школе. Нет, еще раньше. Иногда ему казалось, что за ним кто-то наблюдает. Оглянувшись, он всегда замечал рядом Саёри. Из окна класса, из-под спортивной сетки, из-за спин ребят в кружке естествознания она украдкой глядела на него.

Фумия чувствовал себя актером на сцене, к которому неизменно был прикован взгляд единственного зрителя. Вернее, зрительницы – красивой белокожей девочки. Иногда он специально для нее играл ту или иную роль – шалуна, драчуна или отличника. И все же чаще всего он испытывал неловкость и старательно делал вид, что ничего не замечает.

Фумия догадывался, что нравится Саёри, но всерьез не задумывался об этом. Может, боялся?

Им тогда было по пятнадцать лет. Все родные собрались в доме Хиура отмечать праздник Бон. Фумия за обе щеки уплетал закуски, когда на пороге возник младший брат отца, дядя Дайсукэ. Он был пьян и явно искал, над кем бы потешиться. Приобняв племянника за плечи, он прогремел на всю гостиную:

– Как ты вымахал, Фумия! Ну а как с девчонками? Есть у тебя кто-нибудь?

Покраснев до корней волос, Фумия отрицательно помотал головой.

– Бедолага! Разве это дело?! Непременно заведи себе девчонку! – Дядя захохотал и больно хлопнул Фумия по плечу.

Чувствуя себя в высшей степени неловко, он втянул голову в плечи и тут заметил девичье лицо, в упор глядевшее на него из тени ширмы.

Перед ним стояла Саёри. На мгновение ему показалось, что в висках застучали тысячи молоточков. Белое платье с довольно откровенным вырезом делало ее необычайно взрослой. Тогда он впервые заметил, какие красивые у нее глаза. Но как только их взгляды встретились, Саёри моментально отвернулась.

Через три дня ее не стало. Так получилось, что на том праздничном ужине в доме Хиура он в последний раз видел ее живой. Ее лицо в тени ширмы и сейчас отчетливо стояло у него перед глазами.

Фумия мог поклясться, что его брак с Дзюнко распался именно из-за этого взгляда. Медовый месяц превратился для него в сущую пытку.

Он увез Дзюнко на гавайское побережье Вайкики и предвкушал, какое неземное блаженство ждет его с молодой женой. Внезапно, целуя Дзюнко на гигантской гостиничной кровати, он почувствовал на себе тот самый взгляд. Фумия в панике обводил комнату глазами, но увидел лишь огромный полуоткрытый зеркальный гардероб, множество раз отразивший их с женой. Кажется, взгляд шел из глубины этого зеленоватого зеркала. Фумия подошел к шкафу и плотно прикрыл дверцы.

В ту ночь Фумия тщетно пытался забыться и отдаться страсти, но ничего не вышло. Со временем таких ночей в их супружеской жизни становилось все больше.

Нет, конечно, не этот взгляд стал поводом для развода. Причина нашлась самая тривиальная – несовместимость характеров. Прежде всего не совпадал ритм их жизни. Сначала это несовпадение было в диковинку и вызывало радостное возбуждение. Дзюнко напоминала бродящий виноград. Она непрестанно хватала Фумия за руки и куда-то тащила, громко смеялась, шумно сердилась. Сперва ему импонировала ее брызжущая через край энергия, но в какой-то момент он почувствовал, что смертельно устал. Ему стало казаться, что жена высасывает из него жизненные силы. И когда она нашла другого парня и подала на развод, в глубине души он вздохнул с облегчением.

Конечно, было очень больно. До самого развода Дзюнко своим энергичным голосом перечисляла его недостатки:

– Учти, мы разводимся, потому что ты никчемность. Каждый выходной катаемся на машине, больше у тебя ни на что мозгов не хватает. Ничего тебя не волнует, вечно где-то витаешь. Нет, не о такой жизни я мечтала! Ты растоптал мои мечты. И любовник у меня не от хорошей жизни появился.

Найдя оправдание для своей измены и не испытывая никаких угрызений совести, Дзюнко со свойственным ей энтузиазмом бросилась в объятия другого мужчины. Через полгода она вышла замуж во второй раз. Однако, по рассказам общих знакомых, характер второго мужа Дзюнко был до странности похож на Фумия. Ну что ж, во всяком случае, слухи о разводе до него не доходили, значит, все у них ладится. Вероятно, тот, другой, все же подходил ей больше, хоть и был похож на Фумия.

Остается только порадоваться друг за друга. Она нашла себе подходящего мужчину и вместе с ним отправилась в новую жизнь. Ну а он нашел девушку по имени Хинако и, кажется, собирается ее потерять.

Хинако задумчиво глядела перед собой. Внезапно он вспомнил, какой она была в школе. Боялась лишний раз раскрыть рот и всегда была напряжена.

– Прости меня, – промолвил Фумия. Хинако повернула к нему усталое лицо. – Я был не прав.

Ее взгляд смягчился.

– Давай забудем.

Фумия кивнул. Атмосфера в машине заметно разрядилась. Они миновали Китано, дальше дорога лежала вверх вдоль течения Сакагавы. Хинако вскользь заметила, что вчера вечером к ней заходила Юкари Фудзимото.

– Кажется, ее муж узнал о Кимихико.

Фумия вытаращил глаза:

– Какой кошмар. У Юкари муж хоть и добряк, но рубит сплеча. А Кимихико все такой же – куда ветер дунет…

– Она говорит, что собирается рвануть с ним в Осаку.

– Но ведь у них же дети. Это, наверное, не так просто.

– Юкари просто бредит этой идеей. Сказала, что хочет жить в городе. Похоже, сыта по горло деревней.

За поворотом показалась Якумура. В центре управа и сельхозкооператив, вокруг бескрайние поля. Интересно, Хинако тоже наскучила их деревня?

Словно прочитав его мысли, девушка промолвила:

– Я бы смогла жить в Якумуре. По-моему, здесь куда лучше, чем в Токио. – Она серьезно взглянула на Фумия. – Думаю, я могла бы насовсем перебраться сюда.

Фумия не сдержал счастливой улыбки.

– Хорошая мысль, мне нравится, – сказал он и тут же торопливо добавил: – Мы тогда сможем чаще видеться.

Лицо Хинако засветилось неподдельной радостью.

Они переехали мост, проехали мимо дома Оно и взобрались на холм. Вот она и дома. Боясь взглянуть на Фумия, Хинако еле слышно промолвила:

– Зайдешь?

Сердце Фумия затрепетало. На часах было три пополудни. Они вместе миновали калитку.

– Вернулась наконец? – послышался недовольный голос.

Возле дома стоял мужчина. Волнистые волосы, стройное тело, но уже наметился животик. Выразительные черты лица, очки в модной оправе, стильный льняной пиджак.

Хинако застыла как вкопанная. Фумия достаточно было взглянуть на нее, чтобы все понять. Эти двое не просто друзья. Ему казалось, что он превратился в пепел и тихо осыпается наземь.

Мужчина тоже заметил Фумия и нарочито вежливо поклонился:

– Хинако, похоже, вам многим обязана.

– Помолчи, Тору! – прикрикнула на него девушка, а Фумия поспешил объясниться:

– Я школьный друг Хинако. И ничем таким она мне не обязана, – сказал он, а затем холодно попрощался и быстро пошел прочь.

Казалось, Хинако вот-вот расплачется. Парень примирительно крикнул ему вслед:

– Куда же вы? Постойте. Мне крайне интересно узнать, какой Хина была в школе. Она категорически не хочет рассказывать мне о своем детстве.

– Не хочу мешать, – не поворачиваясь, ответил Фумия.

– Фумия, Фумия! – несся вслед жалобный голос Хинако, но он решительно сел в машину и рванул с места.

«Вот оно, мое счастье, ускользает навсегда», – обреченно думала Хинако, провожая глазами быстро удаляющийся синий седан. Больше всего на свете ей сейчас хотелось броситься за Фумия, остановить его. Но что она ему скажет? Вывернет наизнанку всю свою непутевую жизнь? Признается в том, что не умеет принимать решения и бежит от реальности? Да он тут же возненавидит ее!

Тору ухмыльнулся:

– Ну тут у вас и дыра! Спросил у местных жителей, где тебя найти, а они мне: «A-а, это та, что из Токио в деревню вернулась?» Тут не скроешься.

Она резко оборвала его:

– Зачем пожаловал?

Тору обиженно надулся:

– Хорошо же ты меня встречаешь. Нет бы похвалить, что приехал. Сама-то хороша! Пропала, целую неделю тебя носит непонятно где, работа заброшена, я места себе не нахожу. Ты по телефону сказала, что остановилась в Якумуре, и я, представь себе, тебя отыскал! – Каждый жест его кричал о том, какое огромное одолжение он сделал Хинако.

«Ну вот, опять», – устало думала Хинако. Тору обожал этот покровительственный тон, особенно по отношению к тем, кто находился в менее выигрышном положении. Словно основная тема в причудливой мелодии, покровительственные нотки то звучали отчетливо, то терялись в других аккордах, но в целом стоило хорошенько прислушаться, и их можно было безошибочно выделить из общего строя. Сегодня Хинако не пришлось даже напрягать слух.

– Я тебя сюда не звала.

Глаза Тору ехидно блеснули за стеклами модных очков.

– Слушай, я понял! Ты как раз собиралась отомстить мне за измены, а тут я все испортил.

– К твоим изменам это не имеет отношения.

– Ну, детка, улыбнись. Все это выеденного яйца не стоит! Ты же знаешь, ни одна из них тебе и в подметки не годится. Мы с тобой живем в другом измерении.

Тору совершенно спокойно рассуждал о собственной неверности. Последняя пассия Тору, начинающая модель, мало чем отличалась от своих предшественниц – певицы, учительницы музыки, официантки из соседней закусочной, стилистки… Бесконечные адюльтеры неизменно становились поводом для ссор, но каждый раз Тору каким-то непостижимым образом удавалось замять скандал.

– Все. С меня хватит, – набрав побольше воздуха, решительно выдохнула Хинако. Сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

Тору не верил собственным ушам:

– Ты о чем?

– Я много думала, Тору, и поняла: не важно, сколько будут тянуться наши отношения. Все равно из них ничего не выйдет. Ты будешь таскаться за каждой юбкой, а я – изо всех сил играть роль разумной взрослой женщины, с легкостью закрывающей на это глаза. Какой смысл?! – Тору открыл рот, пытаясь что-то сказать, но Хинако продолжала, не дав ему вставить ни слова: – Мы пять лет вместе, но за эти годы ни на миллиметр не продвинулись навстречу друг другу! Мы по-прежнему сохраняем разумную дистанцию, чтобы не запачкать рук. Даже через сто лет между нами ничего не изменится. Ни-че-го!

Тору пристально посмотрел в глаза Хинако:

– Я все понял. Ты хочешь замуж.

– Замуж?!

– Да. Я знал, что ты хочешь замуж. Ты устала от неопределенности. Я не против. Просто никак не мог выбрать подходящий момент.

Хинако смерила его ненавидящим взглядом. Да, она хотела замуж. Но он всегда с ловкостью обходил эту скользкую тему. И вот теперь он выложил это, словно козырь из рукава. Любой мужчина воспринимает брак как крайнюю меру, чтобы удержать женщину рядом, и искренне верит, что после предложения руки и сердца она должна растаять от благодарности и мгновенно согласиться.

– Брак ничего не изменит. – Хинако взвешивала каждое свое слово. – Наши отношения изжили себя давным-давно. Закончились гораздо раньше, но почему-то до сих пор тянулись.

Закончились, но они их тянули. Роман с ним не мог стать началом чего-то нового, а значит, расставшись, они ничего не обретут и не потеряют. Раньше ей казалось, что останься они вместе или расстанься навсегда – это ничего не изменит; так не лучше ли вялотекущий роман, чем полное одиночество? Мужчина рядом – это лучше, чем никого, а секс – лучше, чем его отсутствие. С этой спорной теорией она жила до сегодняшнего дня. И что в итоге? Она пыталась искренне любить, но взамен получила лишь боль, много боли. С нее хватит! Она не хочет, чтобы ее жизнь превращалась в нагромождение ошибок.

Хинако отперла замок и вошла в дом. Подхватив дорожную сумку, Тору скользнул за ней. Хинако с ненавистью глядела в его холеное белое лицо. Вот так же он пробрался и в ее жизнь. Через приоткрытую дверцу холодным ужом вполз в сердце, заскользил по телу, свил в ней одно из своих многочисленных гнезд.

Не снимая обуви, Хинако направилась в кухню и стала искать в телефонном справочнике номер таксопарка в Китано.

– Ну, малышка, покапризничала, и хватит. Не думаю, что это конец. Да ты и сама это понимаешь. Иначе ты не звонила бы мне отсюда. Помнишь, ты сказала, что хочешь услышать мой голос, и вот я уже тут! И чем же теперь моя девочка недовольна? – Тору без приглашения уселся на стул.

Хинако молча набрала номер и попросила прислать такси. В таксопарке никто не слышал о доме Мёдзин, пришлось сказать, что это рядом с Оно, и ее тут же поняли.

Узнав, что машина будет минут через двадцать, Тору вздохнул с явным облегчением:

– Вот и отлично. Не хотелось бы надолго застрять в этой дыре. Сегодня переночуем в городе, завтра погуляем по округе – будешь моим экскурсоводом? – а потом на самолет и в Токио!

– Ты уезжаешь один. – Хинако брезгливо подхватила дорожную сумку Тору и швырнула ее к порогу. – Вон из моего дома.

Тору успокаивающим жестом поднял ладони:

– Послушай, Хина, давай объявим перемирие. Я нужен тебе, ты нужна мне. Я действительно виноват перед тобой. Прости меня. – Он попытался ее поцеловать, но Хинако оттолкнула его.

Он заговорщицки подмигнул:

– Ну и норов у тебя, дорогуша. Но мне нравится.

Надо же! Тору соизволил найти в Хинако хоть одно достоинство. Он еще что-то говорил о том, как это глупо – порывать с ним, ведь он, как никто другой, знает ей цену, и о том, что им надо вернуться в Токио, чтобы все хорошо взвесить. Если ей так этого хочется, он согласен даже жить вместе.

Хинако хотелось заткнуть уши.

Что-что, а уговаривать Тору умел. Он обволакивал собеседника уютным облаком лести и говорил, говорил, говорил… Так бывало всегда. Чем отчаяннее она пыталась объясниться с ним, достичь хоть какого-то понимания, тем более безоружной чувствовала себя перед этим странным обаянием. В конце концов голову обволакивало дурманом и ей становилось все равно. Он проделывал с ней это сотни раз, но больше она этого не допустит! Сколько можно топтаться на одном месте?

Хинако швырнула сумку Тору за порог, и та глухо шлепнулась на землю.

– Ты что делаешь? – Тору сорвался на крик.

– Прошу тебя уйти из моего дома.

Лицо Тору покрылось красными пятнами; он вышел на улицу с видом оскорбленного достоинства:

– Нашла другого мужика – и все, прощай, Тору? Использовала по полной программе, а как публика тебя признала, так я и не нужен стал. Можно и на свалку… Ты страшная женщина!

Хинако едва не расхохоталась, ощутив себя героиней дешевой мелодрамы. А что? Жизнь с Тору могла бы стать неплохим началом ее драматической карьеры.

– Прощай. – Хинако попыталась захлопнуть дверь, но Тору не пускал ее.

– Ты не можешь поступить так со мной, ведь я проделал огромный путь.

Самолюбие Тору явно было уязвлено, и это тронуло Хинако. Не важно, как они к этому пришли, но ведь именно она положила конец их отношениям и причинила ему боль. Видит бог, она этого не хотела. Не хотела рвать с ним, несмотря на все его прегрешения. Огромным усилием воли она заставила себя еще раз попрощаться.

Тору звал ее, пытался надавить на дверь, но Хинако с силой навалилась на нее:

– Уходи, Тору.

Из-за двери послышался душераздирающий вопль, – кажется, она прищемила ему палец.

– Ах ты… – послышались ругательства, и Тору с силой распахнул дверь. Он стоял, потирая руку, черный от злости. Куда только девалось его обычное хладнокровие? Казалось, еще секунда, и он просто взорвется от ярости.

«Сейчас ударит», – стрелой пронеслось в голове.

Тору подался ей навстречу. В этот момент у ворот просигналило такси. Водитель изумленно разглядывал валяющуюся в пыли сумку. Тору послал Хинако уничижительный взгляд и, подхватив сумку, направился к машине.

– Потом не приходи, – грубо бросил он на прощание, захлопнул дверцу, и машина уехала.

Хинако медленно прикрыла дверь, прошла на веранду и закурила.