Текст книги "Остров мертвых"

Автор книги: Масако Бандо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

На душе была бескрайняя, безнадежная пустота. В голове ни одной мысли. Вдох – дым наполняет легкие, выдох – сизым облаком плывет по саду. Вдох. Выдох. Вдох… На глазах выступили слезы.

Она ничего не чувствует, только слезы почему-то все текут и текут. Вдох…

Ущелье Богов представляет собой узкий просвет между скалами в северной части деревни Якумура. Удивительно, что на этом небольшом участке совершенно отсутствуют деревья, зато цветы представлены необычайным многообразием видов.

Подземные воды Ущелья Богов дают начало реке Сакагава, прорезающей Якумуру насквозь. В деревне по сей день сохранился обычай черпать из Сакагавы воду для окропления кладбищ. Данная традиция указывает на глубинную связь между загробной жизнью, Сакагавой и Ущельем Богов, откуда река берет начало.

С другой стороны, реку Ниёдо, куда впадает Сакагава, в древности называли Божественной рекой. Ниёдо берет начало с Исидзути – самой высокой точки Сикоку. Исидзути издревле считалась священной горой, с ней тесно связано имя основоположника японского аскетства Энно Одзуно. В переводе с древнего языка название Исидзути означает «дух камня», и присутствие этого духа явственно ощущается здесь и по сей день.

Любопытно, что неподалеку находится местечко Футана, что в переводе означает «два имени». Резонно было бы предположить, что оно каким-то образом связано с названием «двуименного острова» Иё, упомянутого в «Записях о деяниях древности».

Исходя из вышесказанного, можно сделать вывод, что священная гора Исидзути еще в древности играла особую роль в судьбе Сикоку.

Поежившись от холода, Фумия отложил книгу и достал теплое одеяло. За окном была глубокая ночь, Якумура тихо плыла в лунном свете.

Невероятно холодная ночь для лета. И в комнате почему-то темно, хотя горят все лампы…

Перекошенные жалюзи, смятое покрывало на кровати, толстый слой пыли на книжных полках. Комната казалась совершенно безжизненной и как нельзя лучше соответствовала нынешнему состоянию Фумия.

«Думаю, я бы могла навсегда перебраться в Якумуру», – зазвучал в памяти голос, и ему показалось, что его сейчас вывернет от отвращения.

Какой же он дурак! У нее и в мыслях не было возвращаться в Якумуру, а он, Фумия, для нее просто забавный деревенский ухажер. Он с горечью вспомнил, что, как мальчишка, назначал ей свидание за свиданием. Такого унижения он не испытывал ни разу в жизни.

Забыть ее, выкинуть прочь из сердца! Он не хочет иметь с ней ничего общего, будет жить как раньше, когда ничего не знал о ней. Все равно она скоро улетит на свою планету под названием Токио, мысленно убеждал он себя, а перед глазами отчетливо стояло ее лицо, взгляд раненого зверя, – кажется, ее расстроил приезд того мужчины, явно любовника. Он даже заметил на ее лице отвращение. Может быть, он все-таки не прав?..

Фумия тут же отогнал предательские мысли. Нет, он не позволит себе поддаться на глупые мечты и снова испытать разочарование. Он живет в Якумуре, а она скоро отправится в Токио. Ему необходимо забыть ее, выбросить из головы.

Получше закутавшись в одеяло, он вновь углубился в чтение.

С давних пор самая высокая в окрестностях гора считалась обителью богов. Кто такие боги? Духи предков. Таким образом, обитающие на Исидзути духи камней в действительности являются духами предков. Взбираясь на высокую вершину, души умерших предков проходят очищение и затем оберегают живых.

Любопытно, что духи умерших могут выступать как в качестве хранителей, так и в качестве жаждущих возмездия злых демонов. Думаю, подобное двуличие мертвеца обусловлено борющимися в нем противоречивыми сущностями. Для описания этих двух сущностей далее предлагаю использовать понятия «душа» и «дух», подразумевая, что душа в момент смерти стремится освободиться от плоти, а дух, напротив, отчаянно противится расставанию с телом.

Если мы обратимся к написанию иероглифа «душа», то увидим, что в нем присутствует элемент «облако». Что представляет собой облако? Поднимающиеся вверх клубы пара. Душа, подобно легкому облачку, стремится вознестись к небесам и очиститься, чтобы превратиться в духа, оберегающего покой живых.

Теперь попробуем взглянуть на иероглиф «дух». Здесь мы видим элемент «белизна», символизирующий обглоданный червями белый скелет. В то же время белый цвет, как известно, символизирует заключенную в теле энергию. Дух, в отличие от души, остается поблизости от разлагающейся и пожираемой червями плоти. Он всеми силами цепляется за жизнь. Даже лишенный телесной оболочки, дух продолжает скитаться по земле.

Таким образом, в каждом человеке уживаются дух и душа, и только от него самого зависит, что одержит верх.

Стремящиеся к очищению души собираются на горе Исидзути, а жаждущие вернуться в телесную оболочку духи – в Ущелье Богов. Между ними, словно мостик, пролегла Божественная река Ниёдо. Случается, что дух и душа после смерти находят друг друга, перебравшись через Ниёдо. Что произойдет, слейся они снова воедино? Вероятно, плоть перестанет быть привилегией живых. Хотя, если допустить, что плоть и есть сочетание души и духа…

Тоса с незапамятных времен считалась местом обитания дьявола и мертвецов. Возможно, в древности люди после смерти не распадались на дух и душу, а просто переходили в иную форму существования. Если допустить, что мертвецы и живые когда-то уживались в одном и том же месте, то, вероятнее всего, таким местом был Сикоку – остров мертвых.

На этом первая часть книги Ясутаки Хиуры заканчивалось. Вторая была посвящена старинным местным преданиям. Фумия отложил книгу и уставился в потолок.

Души, стремящиеся покинуть тело, поднимаются на гору Исидзути. Духи, цепляющиеся за плоть, собираются в Ущелье Богов. Остается выяснить, каким образом туда попал столб с горы Исидзути…

Еще раз. Ущелье Богов – обитель духов мертвых. Какую цель преследовали древние люди, которые перенесли туда камень с вершины горы?

В распахнутое окно тускло светила луна. В комнате становилось все прохладнее, но Фумия уже не чувствовал холода. Подложив руку под голову, он застывшим взглядом глядел в потолок.

Перед его мысленным взором проносились образы древних людей, в диковатом танце кружащих вокруг столба посреди Ущелья Богов. Их лица покрыты татуировками, на руках и ногах позвякивают браслеты, тела украшены кабаньими клыками.

Сумрак постепенно рассеивался, откуда-то пахнуло сыростью, воздух вокруг внезапно стал липким и вязким.

Фумия неподвижно вытянулся на постели. Тело стало тяжелым и неповоротливым. Его неотвратимо тянуло вниз, в холод, на самое дно сознания. Кружащиеся в танце фигуры стали расплываться, словно он смотрел на них сквозь мокрое стекло. На лицах людей было написано блаженство, танец отдавал безумием. Почему он не слышит музыки, не чувствует их горячего дыхания? Фумия пытался коснуться людей, но руки хватались лишь за бесплотный воздух.

Тело его постепенно остывало, губы синели. Однако Фумия был приятен этот ледяной холод. Бескровные губы растянулись в улыбке навстречу бездонной бездне.

Глава 6

Черная стрекоза присела на мокрый камень. Было видно, как в воде шевелят плавниками рыбы.

Положив на колени альбом для набросков, Хинако устроилась на берегу Сакагавы. Противоположный берег был усеян деревенскими избами. В полях мелькала зеленая фуражка почтальона. Ласковое солнышко выманило девушку из душного дома.

Прошлой ночью ей не спалось. Нет, она не раскаивалась в том, что выгнала Тору, но было неприятно сознавать, что она причинила ему боль. А еще, лежа без сна, она думала о том, что, к сожалению, потеряла Фумия… На душе было пусто и зыбко.

Они старательно возводили мост, но в самый последний момент он рухнул. Тонкая нить, незримо связывавшая их, бесследно исчезла. Что делать, если стоишь на разрушенном мосту? Нельзя ни двинуться вперед, ни отступить назад. Можно только замереть на месте, в ужасе наблюдая, как мутный поток уносит опоры, которые некогда казались такими надежными.

За спиной послышались чьи-то шаги. Хинако оглянулась и увидела, что к ней приближается Ясудзо Оно с мешком через плечо.

Хинако неловко поприветствовала соседа, а тот замедлил шаг:

– Вчера какой-то солидный господин приходил, искал тебя. Нашел?

Похоже, вся деревня уже в курсе приезда Тору. По интонации соседа было ясно, что он видел, как они с Фумия вместе вернулись на машине. Превозмогая неприязнь, Хинако учтиво поблагодарила его.

– Нашел. Спасибо большое. Знакомый из Токио заезжал повидаться. Уехал в тот же день.

Ясудзо вытаращил глаза:

– Из Токио?! Специально приехал из Токио, чтобы встретиться с тобой?!

Ясудзо явно снедало любопытство, но Хинако быстро сменила тему:

– Как ваш урожай?

Лицо соседа моментально приняло кислый вид.

– Да вот, картошку иду выкапывать. Это вообще-то бабкин огород, да только она со вчерашнего дня сама не своя – заперлась в комнате и сидит как сыч. В такую-то жару! Словно подменили ее. Сходи, говорю, на огород, проветрись, а она за свое: подальше, мол, надо держаться от Ущелья Богов.

– Ее огород возле ущелья?

– Не доходя. Но старуха сейчас от каждого куста шарахается. Вчера еще сосед заходил – вот принесла нелегкая! – говорит, видал привидение. Мол, отец покойный ему явился. Так наша бабка, как услышала, побледнела, руками замахала. О-ох… Все с ума посходили от этой жары. Зашел в лавку, а там тоже только и разговоров что о каких-то привидениях и призраках. – Ясудзо был явно не прочь почесать языком. – А еще поговаривают, молодая жена Фудзимото сбежала. Уж не знаю, брешут или правда?

Хинако уже приоткрыла рот, но вовремя опомнилась.

– И о чем только нынешняя молодежь думает? Вот сын Симадзаки тоже бросил жену с малыми детьми, только его и видели.

Значит, Юкари с Кимихико все же уехали в Осаку. Наверное, сразу после того, как ушли от нее.

– Тидзуко вчера заходила к ним в магазин, хозяин сказал, что поедет разыскивать беглянку. Дуралей! Я бы на его месте нашел себе новую жену да зажил припеваючи. – Ясудзо хрипло засмеялся. – Слушай, Хинако, а может, тебе за него пойти?

Хинако с трудом сдержалась, чтобы не сказать в ответ какую-нибудь гадость. Ясудзо, посмеиваясь, зашагал в сторону Ущелья Богов.

Девушка задумчиво глядела на воду. Юкари сказала, что она совсем не знает Якумуру. Пожалуй, она права. Хинако приехала в деревню зализывать душевные раны, а что получила? Разочаровалась в дружбе с Саёри, испортила отношения с Фумия. Не вернись она в Якумуру, никогда не узнала бы о смерти Саёри, не влюбилась бы в Фумия. Жила бы себе с Тору, ссорилась, мирилась.

Похоже, все напрасно и лишено всякого смысла.

Хинако постаралась выкинуть тоскливые мысли из головы и снова взялась за альбом – да так и замерла с карандашом в руке.

Вместо берега на рисунке было отлогое ущелье, окруженное густыми зарослями. Это же Ущелье Богов! Но как такое возможно? Она прекрасно помнила, что рисовала речной берег. Когда же он успел превратиться в ущелье?

На мгновение Хинако показалось, что она каким-то непостижимым образом очутилась в Ущелье Богов. Она в панике огляделась. Прямо перед ней тихо несла свои воды Сакагава. В воздухе кружилась черная блестящая стрекоза. Не было никакого сомнения в том, что она сидит на берегу реки.

Хинако снова уставилась в альбом. С рисунка на нее глядело Ущелье Богов. Девушка быстро открыла страницу с наброском ущелья, сделанным пару дней назад, и сравнила два рисунка. На первый взгляд все одинаково, тот же каменный столб посредине, но затем Хинако увидела, что на втором рисунке на месте впадины чернеет небольшой пруд.

От поверхности пруда поднимаются клубы пара, в которых угадываются человеческие фигуры – мужчина и женщина, почти девочка.

Хинако вгляделась в их лица. Никакого сомнения. На рисунке изображены Фумия и Саёри.

Взявшись за руки, они собирались войти в пруд. Оба тихонько улыбались, но что-то неуловимо указывало на то, что это мертвецы.

Присмотревшись, Хинако заметила, что травы и деревья, теснящиеся вокруг ущелья, – это люди. Мужчины, женщины, старики, дети… Казалось, еще чуть-чуть, и грустные, веселые, сердитые лица оживут на гладкой поверхности листа.

Хинако в ужасе захлопнула альбом. На лбу выступила испарина, из груди рвался крик.

В прошлый раз она нарисовала странный каменный столб, и Фумия тут же его нашел. Это что же, значит, и этот ее рисунок превратится в реальность? Фумия и Саёри, идущие рука об руку…

Хинако вспомнила глаза Саёри, гневно сверкнувшие на нее из воды. Все очень просто. Саёри страстно ревнует Фумия, ведь она тоже была влюблена в него. Хинако чувствовала, что еще немного, и Фумия уйдет туда, откуда она уже не сможет его вернуть. Она знала, где его искать. Он сейчас с Саёри в Ущелье Богов.

Отшвырнув альбом, Хинако бросилась бежать.

Дорога резко уходила в горы. Цикады пронзительно кричали ей вслед. Хинако промчалась мимо маленькой тропки, по которой ушел Ясудзо, и бросилась к ущелью. Дыхание становилось все тяжелее, по спине градом стекал пот. Она отдала бы что угодно, чтобы все это оказалось лишь ложной тревогой.

Вот наконец и Ущелье Богов. Топча тигровые лилии, Хинако мчалась вперед. Еще издали она заметила у столба одинокую белую фигуру. Сперва она решила, что это Фумия, но тут же поняла, что ошиблась. Перед ней была Тэруко. Хинако почувствовала невероятное облегчение. Она готова была смеяться над собой. Нет, ну надо же такое придумать: картина ожила! Она стала неторопливо спускаться со склона.

Маленькое болотце в центре ущелья, кажется, немного разрослось. Вокруг столба, по щиколотки увязая в топкой грязи, кружилась против часовой стрелки Тэруко в белом одеянии паломницы. Грязные капли заливали белый балахон, но женщина, похоже, ничего не замечала. Блуждающий взгляд был устремлен в небо, губы торопливо что-то бормотали. От Тэруко исходила неясная угроза, но Хинако решилась окликнуть женщину:

– Тэруко! Тэруко!

Наконец та услышала обращенный к ней голос и устремила на девушку мутный непонимающий взгляд.

– Это я, Хинако Мёдзин, подруга Саёри…

Слово «подруга» больно кольнуло в самое сердце. Может ли она называть себя подругой Саёри?

При упоминании о дочери пустой взгляд Тэруко оживился.

– Саёри? Так вот же она, рядом со мной. Смотри.

Тэруко подняла руку с выпуклыми венами и дрожащим пальцем ткнула куда-то вбок. Ноги Хинако подкосились, она почувствовала, что сейчас потеряет сознание. Казалось, кто-то дернул ее за ниточку и заставил взглянуть туда, куда указывала Тэруко.

Никого. Только крошечное топкое болотце.

Мужчина и женщина слились в объятиях у подножия узкой скалы. В небе ярко сияла луна. Смуглая спина мужчины казалась еще темнее на фоне белого, как мрамор, хрупкого женского тела. Он содрогнулся, словно от судороги, из груди вырвался протяжный стон. Женщина блаженно улыбалась, ее раскосые глаза отражали полную луну. Зеленая скала над ее головой напоминала гигантский фаллос.

– Эй, Акисава, проснись!

Фумия отмахнулся, но кто-то настойчиво тряс его за плечо. Кэн Морита ухмыльнулся и ехидно заметил:

– Да… Видать, хорошо ты вчера отдохнул…

Фумия потер глаза. Разбирая бумаги, он не заметил, как уснул. Кажется, ему даже что-то снилось, но что? Кончиком шариковой ручки Кэн указал на дверь кабинета деревенского главы:

– Тебя сам вызывает.

Фумия быстро вскочил со стула. Он все еще был как в тумане. Непонятно, спал он прошлой ночью или нет. Лежа ночью в кровати, он испытал ни с чем не сравнимое наслаждение, но, поднявшись утром, почувствовал неимоверную слабость и ломоту во всем теле. Словно продираясь сквозь зыбкое марево, он постучал и вошел в кабинет деревенского главы. За спиной Каваками висела фотография Якумуры с высоты птичьего полета. При виде Фумия он радостно улыбнулся, при этом его кустистые брови поползли вверх.

– Ну-ка, Акисава, взгляни сюда. – Он протянул ему последний номер «Вестника Якумуры». – По-моему, великолепно. Не хочу хвалиться, но моя заметка весьма неплоха, весьма! Заму тоже понравилось. – Кажется, он даже не заметил, что «его заметка» была почти полностью переписана Фумия. – Знаешь, я подумал, что неплохо бы в сентябрьском номере отвести побольше места для моих материалов.

Каваками всерьез проникся сомнительной идеей и долго выкладывал Фумия свои соображения о том, как усовершенствовать вестник.

Когда Фумия наконец вернулся на место, по телевизору как раз начались новости.

«Мощный тайфун № 214, пришедший со стороны архипелага Огасавара, сегодня обрушился на Окинаву и в настоящий момент направляется на северо-восток. Предполагается, что завтра в первой половине дня в штормовой зоне окажется остров Кюсю».

Кто-то проворчал, что на улице опять духота, но Фумия было холодно. Он разложил перед собой листы, но буквы набегали друг на друга, расплывались черными кляксами на белой бумаге. До чего же они похожи на камешки! Камни складываются в горы. Фумия сидел, неподвижно уткнувшись в лист бумаги, не слыша ни голосов, ни надрывно звонящих телефонов. Он был далеко.

Кажется, в доме кто-то есть. Девушка подняла голову и прислушалась. Показалось.

Хинако сидела в доме Хиура у постели Тэруко. Женщина тихонько посапывала. Даже во сне ее лицо выражало обиду за то, что ее так некстати вернули домой.

В Ущелье Богов, не на шутку обеспокоенная странным поведением Тэруко, девушка позвала на помощь Ясудзо. Вместе они кое-как смогли увести Тэруко.

Дома Тэруко затихла и моментально уснула. Хинако осталась присмотреть за женщиной, а Ясудзо побежал звонить ее родственникам.

Хинако вышла на веранду. Сад манил прохладой. Тэруко спокойно спала, и девушка решила прогуляться.

Когда-то они играли здесь с Саёри. В те годы Тэруко была настоящей красавицей, а Ясутака – добродушным хозяином винодельни. Кодзи, брат Саёри, хоть и казался на первый взгляд букой, на самом деле был отличным малым. Кто мог подумать, что семью Хиура постигнет череда таких несчастий?

Предаваясь воспоминаниям двадцатилетней давности, Хинако неторопливо бродила по саду. Сейчас здесь царило запустение. Она свернула на узкую дорожку между винодельней и складом. Вокруг в беспорядке валялись полусгнившие бочки для саке и пыльные бадьи. Пройдя вглубь, Хинако наткнулась на небольшой амбар. Черепичная крыша поросла мохом, маленькое оконце было плотно прикрыто ставнями. Похоже, здесь лет сто никто не бывал.

В ее воспоминаниях Ясутака всегда появлялся именно с этой дорожки. Интересно, что он делал в странном амбаре? Не в силах совладать с любопытством, Хинако взялась за дверную ручку. Дверь с грохотом отворилась, открыв ей небольшую комнату.

Тусклый свет, пробивавшийся сквозь закрытые ставни, освещал ряды книжных полок. Толстый слой пыли на старинном деревянном столе… Хинако подошла к книжным полкам. Фольклористика, классика, народные сказки… Книги были покрыты голубоватой плесенью, в комнате пахло сыростью.

Похоже на рабочий кабинет. Скорее всего с тех пор, как хозяин слег, сюда никто не заходил.

Значит, все здесь осталось таким, как при Ясутаке. На столе под слоем пыли лежала рукопись. Хинако наклонилась и прочла название: «Древняя культура Сикоку. Продолжение».

Вероятно, это вторая часть той книги, о которой говорил Фумия. Хинако бережно взяла рукопись. В конце концов, она пролежала здесь почти двадцать лет… Большого греха не будет, если Хинако немного почитает. Взглянув на безмятежно спавшую Тэруко, Хинако устроилась на веранде и перевернула первую страницу.

Полгода ушло у меня на то, чтобы собрать воедино результаты многолетних исследований; так появилась «Древняя культура Сикоку». И все же я не чувствовал удовлетворения. Слишком о многом мне пришлось умолчать. Пишу эти строки прежде всего для того, чтобы привести в порядок собственные чувства.

За окном ночь. Даже отсюда, из своего кабинета, я слышу оглушительную музыку, несущуюся из комнаты Кодзи. Он любит западный рок.

Тэруко снова отправилась по святым местам в память о Саёри. Где она сейчас? Наверное, спит на каком-нибудь постоялом дворе. После смерти Саёри жена неузнаваемо изменилась, без конца сетует, что род Хиура по женской линии прервался. Я умоляю ее одуматься. При одной мысли о том, как все это может сказаться на Кодзи, меня охватывает смятение. Я почти уверен, что он чувствует себя заброшенным и ненужным матери. Мне тяжело видеть, как день ото дня его лицо приобретает все более жесткое выражение.

Если быть до конца откровенным, то Кодзи всегда гораздо больше был «моим ребенком», чем его сестра. При жизни Саёри я иногда даже сомневался, моя ли это дочь. Саёри бывала со мной ласкова, но душа ее всегда оставалась для меня загадкой. Я неловко чувствовал себя под оценивающим взглядом ее раскосых глаз. Порой я даже боялся собственной дочери. Впрочем, то же можно было сказать и о Тэруко. Думаю, и та и другая внутренне меня отвергали. Только теперь я понял: причина в том, что обе они – женщины из рода Хиура.

Войдя в эту семью, я в полной мере ощутил, что значит Хиура. Мужчина для них не более чем племенной бык. Род Хиура придает огромное значение связи между матерью и дочерью, ведь только по женской линии передается их дар шаманок и чревовещательниц.

Впервые я задумался об этом перед первой брачной ночью с Тэруко. Ёсико, будущая теща, велела мне отвести Тэруко в Ущелье Богов. Семейный обычай предписывает старшей дочери в ночь бракосочетания отправиться туда с мужем.

Поскольку Ущелье Богов считается обителью мертвецов, традиция проводить там первую брачную ночь показалась мне несколько необычной. Оказалось, тесть также исполнил этот странный ритуал в ночь собственной свадьбы. Скрепя сердце я согласился. Если вошел в семью, уважай ее традиции.

Стояла зима. В небе ярко сияли звезды, освещая нам с Тэруко путь. Когда мы пришли в ущелье, Тэруко увлекла меня в самую его глубину, в низину, где не росла даже трава. Она улеглась прямо в эту низину, и мы впервые отдались друг другу.

Вокруг не было ни души, но у меня было странное ощущение, что за мной наблюдают тысячи крохотных существ.

Вскоре Тэруко забеременела, и на свет появился мальчик. Я был потрясен, прочитав в ее глазах немой упрек, а теща, дав волю слезам, обвинила меня в том, что я не выразил должного почтения богам ущелья, и вот, в наказание, у нас родился сын. Между тем первенец Хиура обязательно должен быть женского пола.

Как только Кодзи немного подрос, Тэруко вновь позвала меня в Ущелье Богов, чтобы «исправить первую брачную ночь». Я пошел. В то время я, кажется, пошел бы за ней куда угодно. После рождения сына жена ни разу не подпустила меня к себе. Мы вновь оказались в Ущелье Богов и снова отдавались друг другу в той самой топкой низине. Я опять чувствовал на себе взгляды множества глаз. Тело сковал холод. Я был где-то на грани сна и яви. Ночь с Тэруко оказалась настоящим блаженством, и я даже не помню, как ушел из ущелья и оказался дома.

Потом родилась Саёри. Дочь очень любила бывать в Ущелье Богов, и иногда мне даже казалось, будто она знает, где именно ее зачали.

На протяжении веков женщины рода Хиура отправлялись со своими мужьями в Ущелье Богов и рожали дочерей. Таким образом, получается, что все они родом из обители мертвецов, и ничего удивительно нет в том, что они могут вызывать духи мертвых. Они отправляются в Ущелье Богов, словно к себе домой, и запросто общаются с мертвецами.

Я заинтересовался этим вопросом и стал подробно изучать его. Однако на все мои расспросы о шаманстве, чревовещании или Ущелье Богов Тэруко отвечала упорным молчанием. Сеансы чревовещания специально устраивались днем, пока я на работе. В результате эта сторона жизни моей жены так и осталась для меня загадкой.

В прошлом году, когда Саёри не стало, Тэруко словно сорвалась с цепи, без конца повторяя, что женский род Хиура прервался. Порой казалось, что судьба древнего рода печалит ее гораздо больше, чем смерть дочери. В конце концов она обвинила в смерти Саёри меня, напирая на то, что если бы Саёри родилась первой, то получила бы гораздо более сильную карму. Я оказался виноват в том, что не смог сразу зачать дочь.

Однажды между нами состоялся совершенно дикий разговор.

– Ты знаешь, что Сикоку называют островом мертвых? – спросила она.

Я ответил, что даже не слышал об этом, и тогда она пояснила:

– Сикоку находится очень близко от царства мертвых, вот почему его так называют. А когда-то, в глубокой древности, мертвецы обитали на самом Сикоку. От Ущелья Богов до страны мертвецов рукой подать, а мы, женщины рода Хиура, настоящие шаманки, поэтому… – Тут она быстро оглянулась по сторонам и шепотом добавила: – Я могу пойти в царство мертвых и вернуть Саёри. Для этого надо обойти святые места Сикоку против часовой стрелки. Да, я пойду в страну мертвых и приведу дух Саёри.

От этих слов у меня мурашки побежали по телу. Я понял, что жена стремительно теряет разум, однако сделал вид, что все нормально. Доверив мне мучившую ее тайну, Тэруко заметно успокоилась. Я порадовался, решив, что она начала приходить в себя после смерти дочери, и приступил к написанию «Древней культуры Сикоку», – мне тоже необходимо было оправиться от ужасной трагедии.

Следующие события произошли приблизительно через месяц после публикации моей книги. Тэруко исчезла, оставив записку с единственной фразой: «Ушла в паломничество». Мне ничего не оставалось, как заявить в полицию. Через две недели ее доставили домой. Она бросилась на меня с кулаками, яростно требуя не мешать ей. Ее родственники также обвинили меня в том, что я не дал ей справить панихиду по умершей дочери. В следующий раз, когда Тэруко отправилась паломничать, я уже не пытался ее остановить.

Думаю, именно из-за смерти Саёри вся наша жизнь пошла под откос. А может, причина в том, что Саёри еще не умерла, а до сих пор живет внутри Тэруко?

Со временем мне всерьез стало казаться, что дочь не умерла. Я даже отправился в Ущелье Богов – мне вдруг подумалось, что она и сейчас весело играет среди диковинных цветов. Внезапно мне пришла в голову мысль: а что, если именно здесь, в Ущелье Богов, собираются духи, чтобы отправиться в страну мертвых?

В древности страну мертвых называли царством предков или царством теней. Это не место для душ, жаждущих очищения, – здесь живут духи, отчаянно не желающие расставаться с плотью.

Если Сикоку называют царством мертвых, значит, когда-то мертвецы жили в одном мире с нами, живыми. Теперь единственным коридором в царство мертвых служит Ущелье Богов. Если кто-то из мира живых захочет попасть в страну мертвых, он должен идти против часовой стрелки…

Неужели я успел попасть под влияние Тэруко? Наверное, это говорит о том, что я, как и она, пока до конца не смирился со смертью Саёри. Мы с женой по-разному переживаем смерть дочери, но главное отличие в том, что Тэруко хочет воскресить Саёри, тогда как я хочу ее похоронить.

Завтра я отправлюсь на гору Исидзути. Не знаю почему, но мне кажется, что гора зовет меня. В «Древней культуре Сикоку» я писал о том, что духи мертвецов жаждут жизни и отправляются в Ущелье Богов, а души, стремящиеся очиститься и взмыть в небеса, уходят на Исидзути. Надеюсь, душа Саёри сейчас на Исидзути. Я хочу помолиться о том, чтобы ее душа пребывала в мире и спокойствии.

Саёри навсегда жива в моем сердце, и все же ее необходимо похоронить. Это единственный способ спасти нашу семью.

Вдалеке лаяли дикие собаки. Мужчина вгляделся в горизонт.

Он поднялся по каменным ступеням, залитым лунным светом и окруженным криптомериями. У обочины теснились глиняные фигурки. На фоне черных скал высился храм Адзи, святыня № 45. По краешку, чтобы не попасться на глаза священникам, он осторожно двинулся дальше по лестнице. Затем свернул направо и уперся в шершавую каменную стену. Прямо в скале был вырублен небольшой грот, в глубине которого мерцала свеча. Мужчина осторожно нащупал дорогу и двинулся вглубь. Казалось, он очутился в другом измерении, – таким загадочным выглядел грот в зыбком сиянии свечи.

Мужчина забрался в самый дальний угол грота, где у стены виднелись несколько глиняных истуканов, полки для табличек с посмертными буддийскими именами [20]20
  В Японии существует обычай давать покойному посмертное имя. С этим именем умерший как бы принимает монашеский чин в надежде на благое перерождение. Табличку с посмертным именем кладут на буддийский алтарь или на специальный столик перед ним.


[Закрыть]и маленькие статуи Будды – видимо, пожертвования верующих. Опустив котомку, он уселся, прижавшись спиной к шершавой стене.

На улице совсем стемнело, а здесь можно переночевать. К счастью, сегодня ему не придется спать в горах. В конце концов, он устал как собака и при всем желании не сможет сделать и шага.

Что хотел сказать ему перед смертью товарищ? Бросать «службу» на полпути можно только в крайнем случае, – значит, случилось что-то очень серьезное. Сердце его сжималось в дурном предчувствии.

Нужно спешить. Вот поспит буквально пару часов и снова двинется в путь. Завтра он будет в родной деревне и все узнает.

Густой полумрак грота укутывал его, словно пуховое одеяло. Беспокойство понемногу отпускало. Когда-то эти пещеры считались священными. Его предки веками ходили по святым местам, охраняя Сикоку. Со временем на месте гротов стали строить буддийские храмы.

Любая дорога, по которой он шагал, была исхожена ногами его предков. Не важно, идешь ли ты по святым местам или ночуешь в горах, главное – идти по часовой стрелке вокруг горы Исидзути. Охранять священную гору с живущими на ней богами – это и есть их «служба».

Истуканы пристально вглядывались в темноту. Лепестки возложенных на алтарь хризантем трепетали в отблеске свечи. Мужчина явственно чувствовал божественное дыхание, которое согревало скалу.

Завтра он вернется в родную деревню, которую хранят боги. От одной этой мысли на душе делалось хорошо и спокойно. Все тело охватила приятная истома, веки отяжелели, голову напомнил туман.

«Ты не должен возвращаться в деревню», – послышался знакомый голос. Кто это? Старейшина? Нет, кажется, это голос деда. Или отца? Внезапно он понял, что и старейшина, и дед, и отец давно покойники. Голос продолжал: «Ты должен их остановить».

Мужчина открыл глаза. Свеча догорела. Рядом ощущалось божественное дыхание. Взгляд его упал на цветы на алтаре. Хризантемы, еще минуту назад исполненные жизни, вдруг почернели, словно их коснулся бог смерти.

«Исидзути хотят осквернить».

Казалось, воздух вибрирует от этого голоса. Тело мужчины тоже охватила дрожь.

Он вспомнил то, о чем предупреждал его старейшина. Неужели это произошло? Это же просто легенда.

Чем старательнее он гнал от себя тревожные мысли, тем сильнее становилось беспокойство. Исидзути хотят осквернить… Более красноречивого предзнаменования быть не может.

Мужчина сжал зубы, но дрожь не проходила.