Текст книги "Красная площадь"

Автор книги: Мартин Круз Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

У Аркадия не было оружия, а у Петера, судя по беглому взгляду в банке, был «вальтер». Он был уверен, что Петер Кристиан Шиллер стрелять не будет, по крайней мере, пока не отвезет Аркадия подальше от «БМВ», потому что пуля может пройти сквозь мягкие ткани, разбить стекло и повредить внутреннюю отделку его шикарного автомобиля. Если же Петер действительно захочет его избить, то тут Аркадий пока что не знал, станет ли он сопротивляться. Разве в данный момент немного крови или выбитый зуб что-нибудь значат? Он выпрямился и повернулся лицом к Петеру.

Желтая куртка Петера полоскалась на дувшем с поля ветру. Рука с пистолетом была опущена.

– Потом является не кто иной, как ваш дружок на «Траби». Я думал, что этот бедняга из Восточной Германии. Если есть возможность, на «Траби» предпочитают не ездить. Иногда его можно встретить у старой границы, только не здесь. Десять минут спустя он выходит вместе с вами. Стало понятно, что «осси» ходят у вас в сообщниках.

– Что значит «осси»?

– Восточный немец. Он подыскивает жертву, вы являетесь с фальшивым письмом от консульства. Я справился о номере машины, но она принадлежит Томасу Холлу, американскому подданному, проживающему в Мюнхене. Зачем американцу водить «Траби»?

– Он говорит, что это его вложение капитала. Вы за нами следили?

– Это нетрудно. Медленнее никто не ездит.

– Итак, что вы собираетесь делать? – спросил Аркадий.

Лицо немца примечательно тем, что на нем отчетливо отражаются мысленные муки. Даже в слабом свете, идущем от шоссе, было видно, что в Петере бешенство боролось с любопытством.

– Вы с Холлом хорошие друзья?

– Я познакомился с ним прошлой ночью. И очень удивился, увидев его сегодня вечером.

– Вы с Холлом были вместе в секс-клубе. Это похоже на приятельские отношения.

– Томми сказал, что он видел там Бенца. Девушки в клубе посоветовали нам поискать здесь.

– Значит, до прошлой ночи вы с Холлом не разговаривали?

– Нет.

– И до прошлой ночи не поддерживали никакой связи?

– Нет. Куда вы клоните? – спросил Аркадий.

– Ренко, утром вы дали мне номер факса, чтобы найти его. Я нашел. Аппарат принадлежит Радио «Свобода». Он стоит в кабинете Томаса Холла.

«В жизни все еще случаются неожиданности», – подумал Аркадий. Он провел вечер вроде бы с простаком и стал свидетелем собственной глупости. Почему он сам не проверил номера «Свободы»? А от скольких еще сведений он отмахнулся?

– Как, по-вашему, можно догнать Томми? – спросил Аркадий.

Петер колебался, и Аркадий с интересом следил, на что он решится. Немец глядел на него так пристально, что Аркадию вспомнился старый сценический эпизод, когда один актер изображает зеркальное отражение другого.

Наконец Петер сказал:

– В данный момент единственное, в чем я уверен, так это в том, что могу догнать «Траби».

Они возвращались тем же путем, каким Аркадий ехал с Томми, но скорость была другой. Петер разогнал «БМВ» до двухсот километров, словно ехал в темноте по знакомой гоночной трассе. Он то и дело оглядывался на Аркадия, а тот хотел, чтобы он не отрывал глаз от дороги.

– В банке вы ни разу не упомянули о Радио «Свобода», – заметил Петер.

– Я не знал, что с этим делом связана и «Свобода». Возможно, и не связана.

– Нам здесь не нужна русская гражданская война. Уж лучше бы вы все уехали к себе и убивали друг друга там.

– Такая возможность не исключена.

– Если с этим связана «Свобода», то связаны и американцы.

– Надеюсь, что нет.

– Вы никогда не работали с американцами?

– Зато вы работали с ними, – Аркадий понял это по тону Петера.

– Я проходил подготовку в Техасе.

– Учились на ковбоя?

– Служил в авиации. Летал на реактивных истребителях.

На повороте мелькнул знак. Аркадию подумалось, что только на большой скорости можно почувствовать, что такое поворот.

– Проходили подготовку для службы в германской авиации?

– Некоторые тренируются там. Меньше разрушений, если падаем.

– В этом есть смысл.

– Вы из КГБ?

– Нет. Что, Федоров так сказал?

Петер язвительно засмеялся.

– Федоров клялся, что вы не из КГБ. Бог ему судья. Но если вы не из КГБ, почему интересуетесь Радио «Свобода»?

– Томми послал в Москву факс.

– И что там говорится? – потребовал Петер.

– «Где Красная площадь?»

Они ехали молча, пока впереди не возникло розовое пятно.

– Нужно поговорить с Томми, – сказал Аркадий. Он достал сигарету. – Не возражаете?

– Опустите стекло.

В машину со свистом ворвался воздух, а вместе с ним едкий запах, от которого перехватило горло.

Петер сказал:

– Кто-то жжет пластмассу.

– И шины.

Розовое пятно увеличивалось в размерах, исчезало и вновь возникало, становясь все больше и интенсивнее. Вот оно исчезло, потом появилось снова у подножия пандуса в виде факела, служащего основанием относимого ветром густого клуба дыма. Вблизи пламя яростно гудело, словно вгрызающийся в землю метеор.

– «Траби»! – воскликнул Петер, когда они проезжали мимо.

Они вернулись к автомобилю с наветренной стороны, зажимая руками нос и рот. «Трабант» – маленькая машина, а после удара об основание пандуса стала еще меньше. Тем не менее полыхало вовсю: красные языки перемежались с ядовито-голубыми и зелеными, и валил черный дым, словно от горящей нефти. «Траби» не просто горел изнутри, он весь был объят пламенем: пластмассовые бока, капот и крыша плавились в огне, так что огонь дождем капал на сиденья. Горящие шины походили на призрачные кольца.

Они быстро обежали вокруг «Трабанта».

Аркадий сказал:

– Мне уже доводилось видеть такой пожар. Если Томми нет снаружи, значит, его нет в живых.

Петер отошел назад. Аркадий хотел подобраться поближе и пополз на четвереньках, спасаясь от дыма. Жар был невыносимый, задымилась куртка.

Переменился ветер, и он увидел внутри машины силуэт, подобный тем, какие художник вырезает ножницами из черной бумаги. Силуэт тоже был объят пламенем.

Петер вернулся в «БМВ», подал задним ходом мимо «Трабанта», освещая светом фар дорогу до тех пор, пока не увидел место парковки. Остановил машину, вышел и установил на крыше синий сигнальный фонарь. «Наверное, он хороший полицейский», – подумал Аркадий.

Томми уже не вернешь. Скрючиваясь, отвалилась лиловая от жара дверь. Пластмассовую крышу завернуло назад, и усилившаяся тяга собрала пламя в стремительно закрывающийся цветок.

22

– Знаете, в старые времена мы бы обездвижили вас газом, связали и отправили в ящике домой. Больше мы так не делаем. Теперь, когда отношения с немцами стали лучше, в этом нет нужды, – говорил вице-консул Платонов.

– Неужели? – удивился Аркадий.

– Теперь за нас это делают немцы. Во-первых, я выселяю вас из этого помещения, – Платонов сдернул с протянутой через комнату веревки рубашку, оглядел разостланный на столе план Мюнхена, рогалик и пакет с соком около раковины, потом сунул рубашку в руки Федорову. – Ренко, – сказал он, – я знаю, что вы считаете это своим домом, но, поскольку комнату снимает консульство, мы можем здесь делать все, что хотим. В данный момент я намерен сообщить, что вы считаетесь бродягой, кем вы на самом деле и являетесь, так как ваш паспорт у меня, а без него вы нигде не можете зарегистрироваться.

Федоров расстегнул и широко раскрыл саквояж Аркадия, затем бросил туда рубашку и добавил:

– Немцы депортируют бродяг-иностранцев, особенно русских.

– Это вопрос экономики, – заметил Платонов. – Они считают, что с них довольно восточных немцев.

– Если надеетесь получить политическое убежище, то забудьте об этом и думать, – Федоров освободил ящики шкафа и суетливо заметался по комнате, демонстрируя свое усердие. – Уже старо. Никто не хочет принимать невозвращенцев из демократического Советского Союза.

Аркадий не виделся с вице-консулом с их первой встречи в Мюнхене, но Платонов все помнил.

– Что я вам говорил? Походите по музеям, купите сувениров… Если бы вы что-нибудь купили здесь и продали, вернувшись, вам бы на год хватило. Я предупреждал, что у вас нет официального статуса, и просил не вступать в контакт с немецкой полицией. А что сделали вы? Вы не только направились прямо к немцам, но и втянули в это дело консульство.

– Вы что, были на пожаре? – понюхал Федоров пиджак.

Ночью Аркадий выстирал бывшее на нем белье, принял душ, но сомневался, что волосы и пиджак не пахнут дымом.

Платонов разошелся:

– Ренко, дважды в неделю я хожу на чай с баварскими промышленниками и банкирами, чтобы убедить их в том, что мы цивилизованные люди, с которыми можно иметь дело и без риска предоставлять ссуды на миллионы марок. Затем являетесь вы и начинаете выкручивать руки, вымогая деньги. Федоров говорит, что он с трудом убедил лейтенанта немецкой полиции в том, что не состоит ни в каком заговоре против германских банков.

– Вам понравился бы визит гестаповца? – спросил Федоров. Он бросил в сумку бумажник, кошелек, зубную щетку и пасту Аркадия. Ключ и билет Люфтганзы он оставил у себя и положил в карман.

– Называл ли он конкретный банк? – спросил Аркадий.

– Нет, – Федоров заглянул в холодильник и обнаружил, что он пуст.

– Заявляли ли немцы официальный протест?

– Нет, – Федоров сложил план города и бросил его в сумку.

– Давала ли с тех пор знать о себе полиция?

– Нет.

«Даже после аварии с автомашиной? Интересно», – подумал Аркадий.

– Мне нужен мой билет на самолет, – сказал он.

– Вообще-то говоря, он вам не нужен, – Платонов бросил на стол билет Аэрофлота. – Мы высылаем вас сегодня домой. Федоров посадит вас на самолет.

– Моя виза действительна еще неделю, – возразил Аркадий.

– Считайте, что ваша виза аннулирована.

– Мне нужны указания из прокуратуры. До их получения я не могу уехать.

– С прокурором Родионовым трудно связаться. Я невольно спрашиваю себя, почему он послал следователя с туристской визой и не дал ему никаких полномочий. Все это очень странно, – Платонов прошел к окну и посмотрел на привокзальные пути. Через плечо вице-консула Аркадий видел плавно движущиеся поезда, пассажиров, стоящих на ступеньках утренних пригородных поездов. Платонов восхищенно воскликнул: – Какой порядок!

– Я не поеду, – сказал Аркадий.

– У вас нет выбора. Если не мы посадим вас в самолет, так это сделают немцы. Подумайте, как это отразится на вашей характеристике. Я предлагаю вам легкий выход из положения, – убеждал его Платонов.

– И все из-за того, что меня выселили?

– Да. Все так просто, – сказал Платонов, – и совершенно законно. Мне же нужно заботиться о хороших дипломатических отношениях.

– Меня еще ни разу не выселяли, – сказал Аркадий. – Арестовывали, ссылали, но так вот просто не выселяли.

– Теперь и это предстоит, – Федоров смахнул с веревки в саквояж оставшиеся постирушки.

Открылась дверь. В прихожей появилась черная собака. Аркадий подумал, что это тоже связано с выселением. Огромный лохматый зверь с темными агатовыми глазами казался помесью пса с медведем. Он уверенно вошел в квартиру и с одинаковой подозрительностью оглядел всех троих.

В прихожей послышались неравномерные шаги, и внутрь заглянул Стас.

– Куда-нибудь едешь? – спросил он Аркадия.

– Выставляют.

Стас вошел, не обращая внимания на Платонова и Федорова, хотя Аркадий был уверен, что он знал, кто они такие. Ведь Стас изучал советских аппаратчиков всю жизнь, а человек, всю жизнь изучавший червей, узнает их сразу. Федоров хотел было бросить белье, которое держал в руках, но собака повернулась в его сторону, и он еще плотнее прижал его к себе.

– Вчера вечером я посылал к тебе Томми. Вы виделись? – спросил Стас Аркадия.

– Мне очень жаль Томми.

– Значит, ты слышал о несчастном случае?

– Я был свидетелем, – ответил Аркадий.

– Мне бы хотелось знать, что случилось?

– Мне тоже, – сказал Аркадий.

Глаза у Стаса блестели сильнее обычного. Он взглянул на Платонова и нагруженного стираным бельем Федорова. Собака тоже. Стас снова бросил взгляд на открытый саквояж.

– Тебе нельзя уезжать, – сказал он таким тоном, будто принял решение.

Вмешался Платонов.

– Существуют немецкие законы. Раз Ренко негде остановиться, консульство ускоряет его возвращение домой.

– Поживешь у меня, – сказал Стас Аркадию.

– Не так-то просто, – перебил Платонов. – Приглашения советским гражданам должны подаваться в письменном виде и получать предварительное одобрение. Его виза аннулирована, и у него уже есть новый билет до Москвы, так что это невозможно.

– Можешь ехать сейчас? – спросил Стас Аркадия.

Аркадий отобрал у Федорова свой ключ от ячейки в камере хранения и билет Люфтганзы и сказал:

– Вообще-то я почти уложился.

Стас влился в поток машин, движущихся по кольцу вокруг центра города. Несмотря на пасмурный летний день, стекла были опущены, потому что запотели от собачьего дыхания. Собака заполнила собой все заднее сиденье, и у Аркадия было ощущение, что ему с его саквояжем дозволено занять место впереди только при условии, что он не будет делать резких движений. Когда он уходил, у Платонова с Федоровым был такой вид, словно они пришли за гробом и увидели, что из дверей выходит покойник.

– Спасибо.

– Я хотел спросить, – сказал Стас. – Томми был чудаком и водил дурацкую машину. «Трабант» не дает больше семидесяти пяти километров в час, и ему нечего делать на шоссе. Но я никак не могу понять, как он мог потерять управление и врезаться в бордюр.

– Я тоже, – ответил Аркадий. – Сомневаюсь, что от машины что-нибудь осталось, чтобы полиция могла разобраться. Она сгорела вся, вплоть до мотора и осей.

– Возможно, причиной была идиотская печка. Керосиновая печка на полу. Опасная штука.

– Томми долго не страдал. Если не погиб от удара, то задохнулся в дыму. Вроде бы огонь, а погибают от ядовитого дыма.

– Ты уже видел такое?

– В Москве я видел, как человек сгорел в машине. Там это продолжалось немного дольше, потому что машина была получше.

Подумав о Руди, Аркадий вспомнил о Полине. И о Яаке. Он подумал, что если вернется в Москву живым, то будет меньше судить других, больше ценить дружбу и будет предельно осторожен со всеми машинами и с огнем. Стас тем временем гнал безрассудно. Но он, по крайней мере, следил за дорогой, предоставив псине следить за Аркадием.

– Томми показывал тебе «Красную площадь»?

– Ты знаешь это место?

– Ренко, находиться на той дороге в поздний час было не так уж много причин. Бедняга Томми. Типичный случай русофилии со смертельным исходом.

– Потом мы ездили на стоянку, своего рода бордель на колесах.

– Самое подходящее место, если хочешь подцепить страшную болезнь. По германскому закону эти женщины проверяются на спид каждые три месяца, а это означает, что они тщательнее проверяют пиво, которое пьют, чем женщин, с которыми спят. Во всяком случае, занимаясь сексом в джипе, рискуешь заработать горб, а я и без этого уже инвалид. Я-то думал, что вы с Томми собирались обсуждать знаменитые сражения Великой Отечественной войны.

– И об этом немного поговорили.

– Американцев кашей не корми, дай поговорить о войне, – заметил Стас.

– Ты знаешь Бориса Бенца?

– Нет. Кто такой?

В реплике не было ни намека на фальшь, ни малейшей паузы. Когда лгут дети, они говорят с широко открытыми глазами. Взрослые выдают себя незначительными жестами, делают вид, что вспоминают, или скрывают ложь под улыбкой.

– Останови, пожалуйста, у вокзала, – попросил Аркадий.

Когда Стас, лавируя между автобусами и такси, подъехал к северной стороне вокзала, Аркадий выпрыгнул из машины, оставив саквояж.

– Ты вернешься? – спросил Стас. – А то у меня ощущение, что ты любишь путешествовать налегке.

– Две минуты.

Хотя у Федорова мозги были, что черствый хлеб, он мог узнать ключ от ячейки в камере хранения и, возможно, даже запомнить номер. Срок хранения уже истек, и Аркадию, чтобы открыть ячейку и забрать видеопленку, пришлось заплатить смотрителю четыре марки, после чего у него до конца пребывания осталось семдесять пять марок.

Выйдя на улицу, он увидел, что дорожный полицейский пытается убрать потрепанный Стасов «Мерседес» с пути итальянского экскурсионного автобуса. Сверкающий лаком автобус обладал оглушительной сиреной. Чем больше он гудел и чем яростнее кричал полицейский, тем громче лаяла в ответ собака. Стас сидел за рулем и наслаждался сигаретой.

– Не опера, – сказал он Аркадию, – но близко.

Аркадий узнавал знакомые улицы. Он увидел, что Стас повернул на север, к музеям, затем на восток, к Английскому парку. Он заметил, что в полуквартале позади них движется белый «Порш», который он видел у вокзала.

– Итак, кто такой Борис Бенц? – спросил Стас.

– Я толком не знаю. Это восточный немец, который живет в Мюнхене и ездит в Москву. Томми говорил, что видел его. Именно его мы искали прошлой ночью.

– Если вы с Томми были вместе, почему ты не попал в аварию? Почему ты тоже не погиб?

– Меня забрала полиция. Я возвращался в полицейской машине, когда мы увидели пожар.

– О тебе они не упоминают.

– Не было причины. Отчет об аварии – это короткое, простое сообщение.

Петер обозначил Аркадия как «свидетеля, который видел, как погибший употреблял алкогольные напитки в придорожном эротическом клубе». «Краткое, но меткое определение», – подумал он. Далее Петер сообщал: «…автомобиль обгорел настолько, что от него практически ничего не осталось».

– Думаю, в отчете есть кое-что еще. Что этот Бенц делал в Москве? Почему ты не расследуешь на более официальном уровне? Где Томми встречался с Бенцем? Кто их познакомил? Почему полиция забрала тебя из машины Томми? Была ли это авария?

– У Томми были враги? – спросил Аркадий.

– У Томми было мало друзей, но врагов совсем не было. У меня такое впечатление, что как только кто-нибудь намеревается помочь тебе, у него тут же появляются враги. Мне не следовало посылать к тебе Томми. Он не мог защитить себя.

– А ты можешь?

Хотя со стороны Стаса не последовало никакого ответа, Аркадий ощутил затылком горячее дыхание собаки.

– Ее зовут Лайка, но она настоящая немецкая собака. Любит кожу и пиво, не доверяет русским. Мне делает исключение… Ну вот, почти приехали, – он махнул рукой в сторону здания, выглядевшего словно вертикальная плантация герани. – Каждый балкон – пивная на открытом воздухе. Баварский рай… Между прочим, балкон с кактусом – это мой.

– Спасибо, но я не буду у тебя жить, – сказал Аркадий.

Стас развернул машину перед домом и заглушил мотор.

– Я думал, тебе негде остановиться.

– Мне нужно было отделаться от консульства. Ты великодушен. Благодарю, – сказал Аркадий.

– Ты можешь в любое время уйти. Послушай, ведь тебе же негде спать.

– Верно.

– И у тебя мало денег.

– Тоже верно.

– И ты думаешь, что сможешь выжить в Мюнхене?

– Думаю, что смогу.

Стас сказал своей собаке:

– Он такой русский, что дальше некуда, – потом обратился к Аркадию: – Думаешь, что очень везучий? Знаешь, почему Германия выглядит такой опрятной? Потому что каждую ночь немцы подбирают турок, поляков и русских, сажают их на карантин, а потом высылают домой.

– Может быть, мне повезет. Объявился же ты, когда нужно.

– Это другое дело.

Не успел Стас ответить, как рядом притормозил «Порш». Спортивная машина подавала вперед и назад, причем водитель явно разглядывал Аркадия со Стасом. Стекло опустилось, и в окне показался водитель в темных очках на красном шнурке. Улыбнулся во весь рот.

– Майкл, – сказал Стас.

– Стас! – у Майкла был типично американский голос, перекрывавший звук работающего мотора. Аркадий припомнил прохладное знакомство с заместителем директора радиостанции на вечеринке у Томми. – Ты слышал о Томми?

– Слышал.

– Печально, – Майкл выдержал минуту молчания.

– Да.

Майкл перешел на более деловой тон:

– Я как раз приехал расспросить тебя об этом.

– Ты?

– Мне стало известно, что твой приятель, следователь из Москвы, прошлой ночью был вместе с нашим Томми. И вдруг вижу Ренко собственной персоной.

– Я только что собирался уходить.

– Прекрасно, директор станции очень хотел бы пригласить вас на пару слов, – Майкл распахнул правую дверцу «Порша». – Садитесь! Вы, а не Стас! Обещаю доставить вас обратно.

– Если считаешь, – сказал Стас Аркадию, – что Майкл годится в спасители, то ты чокнутый.

Майкл одной рукой вел «Порш», а другой держал трубку телефона.

– Сэр, товарищ Ренко со мной, – он ухмыльнулся, взглянув на Аркадия. – Со мной, сэр, со мной. Мы как раз между принимающими станциями. Эти телефоны работают в пределах видимости, – он прижал трубку головой к плечу, чтобы переключить передачу. – Сэр, мы будет через секунду. Хотелось бы, чтобы вы дождались. Одну секунду! – он бросил трубку в футляр между глубокими креслами и одарил Аркадия еще одним взглядом сквозь темные очки и ослепительной улыбкой. – Ни хрена не разбирается в технике! Итак, Аркадий, я навел о вас справки и обнаружил, что вы интересный малый. Судя по тому, что я слышал, вы вроде бродяги, действуете сам по себе. Я обнаружил вас в досье Ирины. Можно утверждать, что теперь вы и в досье Томми. Значит, вас преследуют неприятности? Или что-либо еще?

– Вы следили за Стасом?

– Признаюсь, следил. И он вывел меня прямо на вас. Когда вы заскочили на вокзал, я перепугался. Что вы забрали из ячейки?

– Меховую шапку и орден Ленина.

– Похоже на маленькую пластмассовую коробочку. Знакомую на вид. Не могу догадаться, что именно, и это выводит меня из себя. Знаете, поскольку я заместитель директора по безопасности, у меня отличные отношения с местной полицией. Окольными путями я узнаю, что вы с Томми делали прошлой ночью. Лучше уж просто расскажите мне. Это единственный способ получить дополнительную выгоду.

– Дополнительную выгоду?

– Скажу проще: деньги. Мы не можем позволить себе, чтобы убийство одного из наших сотрудников оставалось загадкой. Мы надеялись, что скверные старые времена холодной войны остались позади. Держу пари, что так оно и есть.

– Ну и что? Можете потерять работу – станцию-то могут закрыть.

– Я заглядываю вперед.

– Как Макс Альбов.

– Макс – это высший класс. Звезда. Как и Ирина, если бы только она получше владела английским и разборчивее выбирала друзей, – он бросил взгляд на Аркадия. – Директор Гилмартин собирается расспросить вас о Томми. Гилмартин руководит Радио «Свобода» и Радио «Свободная Европа». Он один из видных выразителей политики Соединенных Штатов и очень занятой человек. Так что, если начнете хитрить, пеняйте на себя. Если же по-честному, можете рассчитывать на вознаграждение.

– Значит, честность окупается?

– Вот именно!

«Порш», как гоночный катер, мчался впереди остального транспорта, а Майкл улыбался, словно Мюнхен покачивался на поднятой им волне.

Они примчались в восточную часть города. Здесь размещались самые большие особняки, чуть ли не дворцы. Аркадий таких еще не видел. Некоторые из них современной постройки, с гладко оштукатуренными стенами и стальными трубами. Другие словно на Средиземноморском побережье – со стеклянными дверями и пальмами в кадках. Некоторые из них – либо чудом сохранившиеся, либо старательно восстановленные образцы югендстиля – большие особняки с причудливыми фасадами и изогнутыми карнизами.

Майкл свернул на аллею, ведущую к самому пышному особняку. На лужайке перед домом мужчина устанавливал нечто вроде столика с зонтом.

Майкл повел Аркадия прямо по траве. Хотя с неба не падало ни капли, на мужчине были плащ и резиновые сапоги. Лет шестьдесят, благородные очертания лба и щек. Он встретил приезд Майкла со смешанным чувством раздражения и облегчения.

– Сэр, это следователь Ренко, – произнес Майкл. – Директор Гилмартин, – представил он мужчину Аркадию.

– Весьма приятно, – Гилмартин подал Аркадию крепкую руку спортсмена, потом стал искать в стоявшем на столе ящике с отполированными до блеска инструментами кусачки. Гаечный ключ и отвертка уже валялись на газоне.

Майкл снял солнцезащитные очки и оставил их висеть на шнурке.

– Жаль, что не подождали меня, сэр.

– Чертовы немцы постоянно жалуются из-за моей тарелки. Горе с ними. Мне до зарезу нужна тарелка, и это единственное место с прямой видимостью спутника. Кроме крыши. Но тогда поднимут шум Хайни.

Теперь, когда Аркадий огляделся, он увидел, что зонт в действительности был маскировкой, полосатой тканью, обтягивавшей трехметровую спутниковую антенну. Стол, на котором размещалась антенна, был прочно закреплен в земле.

– Неплохо придумали насчет сапог, – сказал Майкл.

– Я достаточно долго проработал на радио, чтобы знать, что лучше подстраховаться, чем потом жалеть, – ответил Гилмартин и, обратившись к Аркадию, добавил: – Я проработал на радио тридцать лет, пока не понял, что не туда идем. Понял, что нужна отдача.

– Томми, – напомнил ему Майкл.

– Ах да! – Гилмартин уставился на Аркадия. – Как в средневековье, Ренко. У нас и в прошлом были неприятности. Убийства, взломы, бомбы. Несколько лет назад вы взорвали нашу чешскую секцию. Пытались убить шефа румынской секции у него в гараже. Убили электротоком одного из наших лучших русских авторов. Но мы не потеряли ни одного американца. Даже тогда, когда все знали, что мы работаем на ЦРУ. В доисторические времена. Теперь нас финансирует Конгресс.

– Мы частная корпорация, – вставил Майкл.

– Кажется, зарегистрирована в штате Делавэр. Хочу сказать, что мы не тайные агенты.

– Томми был безобидным парнем, – сказал Майкл.

– Самым безобидным, каких я только встречал, – добавил Гилмартин. – Кроме того, считается, что время крутых мер кончилось. Тогда что вы, советский следователь, делали с Томми в ту ночь, когда он погиб?

Аркадий ответил:

– Томми интересовался историей войны с Гитлером. Он расспрашивал меня о людях, которых я знал.

– Это не все, – бросил Гилмартин.

– Далеко не все, – согласился Майкл.

– Станция, как семья, – сказал Гилмартин. – Мы следим друг за другом. Я хочу знать всю неприкрашенную правду.

– Например? – спросил Аркадий.

– Связано это с сексом? Не между вами и Томми. Были в этом деле женщины?

Майкл уточнил:

– Директор хочет знать, если Вашингтон покопается в белье Томми, найдет ли он грязь?

Гилмартин сказал:

– Им не важно, что проституция разрешена в Германии. Американские стандарты устанавливаются в Америке. Даже намек на скандал у нас всегда влечет за собой поток обвинений в коррупции и расточительстве.

– И сокращение финансирования, – добавил Майкл.

– Я хочу знать все о том, что вы с Томми делали прошлой ночью, – сказал Гилмартин.

Аркадий чуть помедлил, подбирая слова.

– Томми приехал в пансион, где я остановился. Мы говорили о войне. Немного погодя я сказал, что хотел бы побыть на воздухе, так что мы сели в его машину, чтобы проветриться. Около шоссе мы увидели группу проституток. Там я покинул Томми, и он один поехал обратно в город. По дороге он попал в аварию.

– Занимался Томми сексом с проституткой? – спросил Гилмартин.

– Нет, – солгал Аркадий.

– Разговаривал ли он с проституткой? – спросил Майкл.

– Нет, – снова солгал Аркадий.

– Разговаривал ли он с какими-нибудь русскими, кроме вас? – спросил Майкл.

– Нет, – солгал Аркадий в третий раз.

– Почему вы расстались? – спросил Гилмартин.

– Потому что я хотел познакомиться с проституткой. Томми не захотел ждать.

Майкл спросил:

– Как вы вернулись в Мюнхен?

– Меня подобрал полицейский на обочине.

– Печальный случай для города, – заметил Гилмартин.

– Томми ни в чем не виноват, – убеждал Аркадий.

Майкл и Гилмартин молча обменялись взглядами – это был целый диалог. Потом директор поднял глаза и стал разглядывать небо.

– Шито белыми нитками.

– Если Ренко будет держаться этой версии, не так уж и плохо. В конце концов, он русский. Не будут же тягать его целый год. А потом учтите, что Томми ехал на восточногерманском «Трабанте», не очень надежной машине. На этом и будем стоять: машина оказалась ловушкой, – Майкл похлопал Аркадия по спине. – Возможно, вы чудом остались в живых.

– Потеря Томми, должно быть, большой удар, – сказал Аркадий Гилмартину.

– Точнее, личная трагедия. Он был не из тех, кто принимал решения. Исследовательская и переводческая работа, так ведь?

– Да, сэр, – ответил Майкл.

– Хотя и очень важная, – поспешил добавить Гилмартин. – Майкл знал русский лучше моего. Думаю, было бы справедливым сказать, что без наших умелых переводчиков русские сотрудники передрались бы между собой.

Внимание Гилмартина отвлекли другие заботы. Он показал кусачками на незавинченные болты, закатившиеся в складку схемы.

– Понимаете что-нибудь в спутниковых антеннах? – спросил он Аркадия.

– Нет.

– Боюсь, что при монтаже что-то поставил не так.

– Сэр, мы подумаем, как закрепить ее от ветра, проверим, проходит ли сигнал и не поврежден ли кабель, – заверил Майкл. – А так, кажется, сделано отлично.

– Ты так думаешь? – успокоившись, Гилмартин отошел назад, чтобы получше рассмотреть сооружение. – А знаете, будет еще убедительнее, если вынести стулья, и пусть люди сидят под зонтиком.

– Сэр, я не уверен, что вы действительно хотите, чтобы под микроволновым приемником пили пепси.

– Нет, – ответил Гилмартин. И почесав подбородок кусачками, добавил: – Разве только соседи.

23

Стас жил один… и не один. Находясь в прихожей, нельзя было не коснуться локтем Гоголя и Горького. В стенном шкафу обитали поэты от Пушкина до Волошина. Возвышенными думами Толстого были заполнены полки над шведской акустической системой, лазерным проигрывателем и телевизором. Всюду лежали горы годовых подшивок газет и журналов. «Малейшая оплошность, – подумал Аркадий, – и можно погибнуть под лавиной устаревших новостей, музыки, фантастики и романтической литературы».

– Мне не нравится считать это беспорядком, – сказал Стас. – Предпочитаю считать это полнокровной жизнью.

– Похоже на полнокровную жизнь, – согласился Аркадий.

– Чего не хватает в гостиницах, – заметил Стас, – так это души.

Лайка села у двери. Аркадий почти не видел ее глаз, скрытых под лохматой шерстью, но чувствовал, что она следит за каждым его движением.

– Благодарю, но мне нужно кое-куда съездить, – сказал он.

Оставшуюся после визита к директору радиостанции часть дня Аркадий следил за домом Бенца. Теперь уже смеркалось, и в комнате было почти темно. Он решил ездить на метро до закрытия или купить дешевый билет на первый утренний поезд и ожидать его на станции. Таким образом он станет скорее мигрантом, нежели бродягой. Он зашел к Стасу, чтобы только забрать вещи.

Из головы Аркадия никак не выходил один вопрос. Он напрашивался сам собой, и в конце концов Аркадий не удержался:

– А где остановился Макс?

– Не знаю. Выпьем на дорожку, – предложил Стас. – Кажется, тебе предстоит долгая ночь.

Не успел Аркадий возразить и, обойдя собаку, выйти за дверь, как хозяин сбегал на кухню и вернулся с двумя стаканами и запотевшей бутылкой водки.

– Мечта! – воскликнул Аркадий.

Стас плеснул по полстакана.

– За Томми.

От холодной водки у Аркадия на мгновение сжалось сердце. На Стаса алкоголь, казалось, никак не подействовал: он был словно хрупкая тростинка, которой не страшно наводнение. Он снова наполнил стаканы.