Текст книги "Город костей"

Автор книги: Марта Уэллс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)

– Это я знаю. – По телу Хета пробежала дрожь. Рост могущества Обитателя был очевиден даже за краткий срок знакомства Хета с ним. В доме Раду он еще не сумел догнать их с Илин, когда они бежали оттуда, но днем позже, в Академии, он легко нагнал их. А во дворце... Хет спросил: – А она понимает, что он такое?

– Она просто не может оценить всю величину опасности. – Констанс остановился возле центрального окна и оперся о подоконник, глядя на освещенный дворец. – Она никогда не видала никого более могущественного, чем Хранители, а потому думает, будто Хранители могут обуздать Обитателей. Видишь ли, она полагает, что Сеул управляет Обитателем, но это всего лишь смехотворное заблуждение. Просто эта тварь позволяет ей... и ему... так считать.

За спиной Хета раздался глухой удар. Он чуть до потолка не подскочил от неожиданности и, обернувшись, увидел, что дверь широко распахнулась. Человек в придворной одежде и с короткой чадрой патриция высокого ранга уверенно вдвинулся в круг света лампы. За ним шел тот самый архикоммандор ликторов, который попытался остановить Хета в коридоре. Последним был Хранитель в черной одежде. Патриций произнес отдуваясь:

– Я, во всяком случае, больше ждать не намерен. Что ты собираешься делать, Констанс?..

Констанс вернулся к столу и поглядел на них с нескрываемым неудовольствием.

– А что, дело не может быть отложено ненадолго?

Напускное спокойствие его тона было явно обманчиво, но патриций зло ответил:

– Нет, не может. А вот разговор с твоим шпионом – может вполне. Патриций бросил на Хета взгляд, но тот уже вышел из круга света; он был бы рад, если б его приняли за кого-нибудь другого. – Ты обязан сообщить нам о своих планах.

Глаза Констанса сверкнули.

– И почему же я должен это сделать?

Чадра не позволяла видеть выражение лица патриция, но взгляд и голос не оставляли никакого сомнения в его чувствах.

– Как ты собираешься действовать в отношении наследницы?

– Я собираюсь остановить ее.

Патриций яростно выругался. Архикоммандор же спросил:

– Ты, конечно, собираешься брать дворец? Электор нам ничего не сообщил. Думает ли он отдать приказ об аресте наследницы?

– Возможно, он сделает вид, что вообще ничего не случилось, – ответил Констанс с серьезным видом. – В конце концов это была лишь неудавшаяся попытка совершить убийство.

– Отлично, ты нас предупредил, и тебя никто и не думает подгонять или что-то в этом духе, – мялся архикоммандор, стараясь быть убедительным. – Все это я признаю, но нам необходима контратака. А ты единственный, кого Электор слушается.

– Польщен, но вряд ли заслуженно.

Весь разговор не содержал ничего такого, чего Хет уже не знал бы, и он снова принялся осматривать темную комнату. Что-то и почему-то казалось ему в ней знакомым. Свет звезд в окнах, высота потолков, углы и плавные линии арок... Ничего этого он раньше не видел, но все же не мог стряхнуть с себя ощущение, будто эта комната каким-то образом ему знакома. Он помнил, что ощутил то же чувство смутного узнавания и в доме Раду – в той комнате, которую предсказатель использовал для гаданий, – и тоже не мог понять, откуда это ощущение взялось. Но здесь оно было куда сильнее. Ему даже казалось, что он спутал дом Раду и эту комнату... Хет встряхнул головой, стараясь прогнать эту тревожащую мысль.

Теперь его внимание привлек один из бронзовых шкафов, набитых книгами; ему очень хотелось рассмотреть их поближе, хотя бы просто из любопытства какими книгами обладает Констанс. Некоторые из кожаных и металлических футляров были не закрыты, как будто книгами пользовались совсем недавно.

Но тут в темном углу у шкафа что-то зашевелилось.

Это нечто двигалось на четвереньках, было покрыто спутанной шерстью и походило на большой клуб серой пыли. Оно выкатилось на более освещенное место, село на корточки и стало чесаться.

Это был оракул Раду.

Хет замер, со страхом глядя на него. Естественно, Констанс не захотел, чтобы такое странное создание пугало обитателей квартала заклинателей призраков. И будучи таков, каков он есть, пустил его бегать по своему дому, когда не нуждался в его услугах.

Шерсть этой твари была вся в колтунах, но сейчас грязи было меньше либо кто-то выкупал ее, либо она сама добралась до воды и искупалась в ней. Дикие глаза твари остановились на Хете, и она стала подкрадываться к нему. Хет наполовину обнажил нож, вытащив его из спрятанных за спиной ножен, так что клинок вспыхнул, отразив свет лампы. Тварь тут же резко затормозила, ее длинные когти оставили царапины на каменном полу. Поняв намек, она удалилась обратно в тень.

Хет спрятал нож и выпрямился. Этот последний сюрприз, каким бы незначительным он ни был в сравнении с другими, почему-то вызвал головокружение. Самое время получить хоть короткую передышку. Он поглядел на собравшихся, и ему захотелось узнать, какова была бы реакция патриция, заметь тот эту тварь; но тут он встретил холодный взгляд Констанса и почувствовал, что по его спине снова пробежали ледяные мурашки.

Констанс перевел взгляд на своих собеседников.

– Хватит! – рявкнул он, перебивая самого громогласного из них на середине слова. Выражение безразличного благодушия на лице Констанса исчезло, а сама фигура Хранителя, казалось, заполнила все помещение. – Мне прекрасно известно, что вы провели два часа у Электора, пытаясь убедить его поддержать ваш, должен сказать, весьма глупый план изгнать наследницу из дворца. – Патриций в изумлении уставился на него, и Констанс улыбнулся. Естественно, он мне сам все рассказал. Он далеко не дурак, хотя частенько таковым прикидывается, и он видит ваши мотивы ничуть не хуже, чем их вижу я. Но на деле все обстоит гораздо серьезнее, чем вы воображаете, и у меня нет времени играть в ваши мизерные игры.

Патриций вызверился на Констанса – крайне опасная смесь злобы и праведного возмущения.

– Так-то платишь ты Электору за то, что он спас твою жалкую жизнь?

Архикоммандор схватил патриция за руку и попытался увести, уговаривая соблюдать осторожность, но разозленный до предела придворный стряхнул его руку, продолжая орать:

– Он отдал тебе это здание, чтобы оно служило тебе тюрьмой, он даже превратил его во дворец, позволил тебе досыта заниматься здесь твоей омерзительной магией, позволил вербовать таких же, как ты...

Патриций обличал Констанса более агрессивно, чем большинство людей сочло бы разумным. "Смелый или дурак, или и то и другое разом", – подумал Хет. Впрочем, он подозревал, что то же самое могло быть сказано, а может, уже и было сказано о нем самом.

– И какой же вывод? – спросил Констанс, снова холодный и терпеливый.

Патриций начал было говорить, но архикоммандор схватил его за руку и воскликнул:

– Нет, нет, не продолжай!..

Патриций умолк, раздираемый противоречиями – то ли продолжать, то ли отступить, понукаемый одновременно разумом и бешеной ненавистью. Потом он круто повернулся и зашагал к выходу. Ликтор последовал за ним, не сказав больше ни единого слова.

Когда оба исчезли за дверью, Констанс заметил:

– У этого человека нет чувства юмора. – Потом взглянул на Хранителя, сопровождавшего гостей, а теперь спокойно ожидавшего нового приказа. – Разве я не приказал тебе не впускать их сюда?

– Ты не приказывал мне покалечить их, – возразил Хранитель, и Хет узнал по голосу своего проводника.

Констанс ответил Хранителю пристальным взглядом, потом повернулся к Хету и спросил:

– Тебе эта комната кажется знакомой?

Хет шагнул в круг света лампы и глубоко вздохнул. Сказать "нет" было бы самым разумным, но тогда он не получил бы ответа на интересующий его самого вопрос. Любопытство пересилило осторожность, и он ответил:

– Немного.

Констанс снова повернулся к окнам, будто высматривая там что-то. Вполне возможно, он действительно ожидал чего-то.

– Я несколько раз заглядывал в будущее, иногда с помощью Шискан. Я видел там тебя, когда Кайтен Сеул впервые предложил тебе проводить их в пустыню – его и Илин. Я видел тебя среди теней всех событий, которые привели вот к этой самой минуте. И это создало связи между наблюдателем и наблюдаемым. Иногда такая связь работает в обе стороны.

Хет не знал, верить ли услышанному, хочет ли он ему верить и поверит ли, если у него будет выбор. Он слышал, как длинные когти оракула царапают пол в углу, и сказал:

– Таким способом ты узнал и то, что я сюда приду?

– Для этого мне не надо было заглядывать в будущее. Тебе свойственна комбинация интеллектуального любопытства и смелости, которая делает тебя опасным и постоянно ставит тебя самого в очень сложные положения. – Констанс пожал плечами и облокотился об оконный переплет. – Так что ты просто был обречен появиться здесь рано или поздно.

Хет покачал головой. Ладно, спасибо и на этом.

– Скажи мне еще одну вещь. Почему ты не уничтожил эту книгу, когда у тебя была такая возможность – там, в Останце?

– Я подозревал, что в ней хранятся знания о том, как открыть Врата, но я надеялся и на другое: что там сказано, как их запереть, но уже навечно. Констанс сделал паузу. – Есть там это?

– Я не знаю, – признался Хет.

– Понятно. – Казалось, он нисколько не разочарован, будто в конечном счете все это не имело значения. – Связь между нашим миром и тем местом, которое мы называем Западом... – Он поглядел на Хета, вопросительно подняв бровь. – А почему мы называем его Западом?

Хет неловко переступил с ноги на ногу.

– Мы думаем, что Древние называли так Страну Мертвых.

– Ага! Этот коридор должен быть величайшим достижением архитектуры, являясь отчасти реалией нашего мира, отчасти Запада, но большей частью находясь в неизвестной стране между ними. Я думаю, этот Обитатель Запада оказался в коридоре, когда Врата Запада закрылись, и ему понадобились бессчетные годы, чтобы добраться сюда, теша себя надеждой, что он сумеет открыть их снова для своих сородичей. – Констанс опять пристально всматривался в Хета. – Древние маги наверняка знали о его существовании. Они даже оставили магическую машину, чтобы предупредить о его прибытии.

Хет поднял глаза. Констанс ждал, улыбаясь. Хет пробормотал себе под нос грубое ругательство. Ему сейчас было не до игр в загадки. И тут же сам догадался об ответе:

– Чудо! Оно стало выдавать вспышки света лет двадцать назад, вероятно, тогда, когда Обитатель приблизился к нашему миру так, что его уже можно было обнаружить.

– Да, но к тому времени, когда машина начала оповещать об опасности, уже не было никого, кто мог бы понять смысл этого предупреждения.

– Кроме тебя.

– Нет, и я догадался не сразу. – Взгляд Констанса был, казалось, обращен куда-то внутрь. – Видения и сгустки ярости, которые мы называем призраками и духами воздуха, – это фантомы Обитателей, брошенных в этом мире, чье сознание воспалилось, когда Врата захлопнулись, или которые медленно деградировали и потеряли свою Силу за те века, когда уже не было искусных магов, способных услышать их вопли. И когда этот Обитатель прибыл, такой слабый и ничтожный, утративший почти всю свою энергию, даже тогда это было подобно грозе над Пеклом. Он пробовал заговорить своим настоящим голосом со мной и еще с одним человеком... – Констанс покачал головой, как бы сожалея о чем-то. – Это была полностью моя вина. Он был моим другом, и я уговорил его помочь мне в поисках этого существа. К несчастью для моего друга, мы эту тварь отыскали. Я слушал его достаточно долго, чтобы понять, чего он хочет. А мой друг слушал его чуть больше, чем следовало. Мне пришлось его убить. – Констанс нахмурился. – Если приходится убивать друзей, то это надо делать быстро, внезапно. Это самое малое, что ты обязан для них сделать. Друг внес большой вклад в мои усилия остановить эту тварь; она несет и часть ответственности за его смерть. – Глаза Констанса остановились на чаше, наполненной обломками костей.

Хет проследил этот взгляд и искоса взглянул в сторону, чтобы убедиться, есть ли у него возможность прыгнуть к двери.

– Я не знаю, где находится Риатен, – продолжал Констанс. – Мне известно, что он намерен открыть Врата Запада, но я не знаю, как и где он это сделает. Подозреваю, но наверняка не знаю. И только ты можешь мне это сказать.

Хет тяжело перевел дух. Вот они и подошли к этой черте.

Надо было помнить, что Констанс все еще безумен. Может быть, его безумие не столь опасно, как это думают многие, а для Электора и совсем не опасно, но все равно он безумен. Если вы ощущаете, что нечто странное и смертельно опасное приближается к вам, но никто другой не верит этому, и если это ощущение тянется буквально годами, а это как-его-там-звать подбирается к вам медленно и неуклонно... "Магия делает вот что – она открывает наш ум для постижения мира, – говорила ему давным-давно Илин, – но иногда этот мир оказывается совсем непохожим на наше представление о нем..."

"Возможно, Констанс лжет, – говорил ему разум. – И ты собираешься заглотить его крючок только потому, что он просит тебя об этом столь вежливо?" Но ведь все так хорошо соответствует тому, в чем Хет уверен. У него не было причин доверять этому человеку. Но ведь не было и никого другого, кому можно было бы довериться!

И не может он стоять тут и сомневаться вечно. Хет поднял глаза и сказал:

– Останец на равнине Солончаков.

Впервые Констанс заколебался. Глядя прямо в глаза Хету, он прошептал:

– Но ведь я там был. И не ощутил ничего. Ты уверен?

– Я уверен. – И это было единственное, в чем он был действительно уверен.

– Хорошо.

Наступила пауза, и Хет ждал, понимая, что последний жребий брошен и теперь ему уже ничто не поможет. Затем Констанс позвал:

– Эсторим!

Молодой Хранитель, тот самый, что стоял позади патрициев, когда они выходили, ступил вперед. Хет даже не вспомнил, что он тоже был в комнате.

– Эсторим, – повторил Констанс. – Проводи нашего гостя.

Илин снились сны. В своих грезах она видела себя лежащей на полу в центральном зале Останца с полузакрытыми глазами и с такими отяжелевшими членами, что она не могла даже пошевелиться. Была ночь, где-то горел огонь. Она слышала его, обоняла его, хотя он был так далеко, что жар костра никак не ощущался. Пол казался шершавым от песка, он царапал ей щеку; на стенах плясали тени. Хотя круг зрения Илин был ограничен, она знала (тем знанием, которое приходит во сне), что это Останец на равнине Солончаков, тот самый, куда она ездила вместе с Хетом. Но во сне Илин видела вовсе не то время, которое она провела здесь тогда. Все было какое-то иное.

Сейчас на ее чувства Хранителя Останец производил совсем иное впечатление. Теперь он не был голым, пустым и выжидающим. Что-то пришло откуда-то и поселилось в нем.

Другой странной особенностью было то, что Илин могла слышать... или почти слышать... голоса. Тихие, музыкальные голоса, вроде флейт и свирелей, говорящие друг с другом. Иногда один голос, иногда несколько, иногда сотни. Илин не удавалось разобрать слова, ибо их заглушал один басовитый громкий голос. Этот одинокий голос выводил одну и ту же ноту и казался таким огромным, как пустыня и необъятное небо над ней, вместе взятые. Именно он-то и мешал Илин разобрать то, о чем пытались ей поведать другие голоса. А она знала – знанием, которое приходит к тем кто спит, – что этот одинокий голос – голос самого Останца, а возможно, и всех других Останцов. И еще знала Илин, что, если этот голос собьется и она услышит то, что говорят ей другие голоса, обязательно случится нечто ужасное. И еще она знала: эти голоса исходят из того места, где сконцентрирована огромная Сила, из того места, куда ты посылаешь себя, чтобы увидеть внутренность замков, будущее, чужие мысли... И что все это происходит не в умах тренированных Хранителей, как думают они, а совсем-совсем в другом месте.

А именно там, где возможно все. "Как это заманчиво", – шепнула Илин, и как только мысль стала словом на ее губах, она поняла: это не сон. И тут голос сбился.

Илин села прямо, закрыв уши ладонями, из ее горла вырвался крик. Но крик тут же перешел в приступ кашля – горло оказалось пересохшим.

К тому времени, когда Илин вернула себе способность дышать, все голоса исчезли. Девушка тупо оглядела зал Останца, стараясь понять, как она здесь оказалась. Была ночь, и где-то горел маленький костерок, но не в том углубления в полу, как это бывало раньше, а ближе ко входу, ведущему на пандус. Неподалеку от костра валялись дорожные сумы и стоял глиняный кувшин с водой. Блок, закрывавший вход, был опущен и надежно отгораживал зал от Пекла.

Илин не имела представления о том, сколько она пробыла без сознания; тело ее было налито свинцовой тяжестью, а глотка горела так, будто была заткнута шершавым кляпом. Илин плашмя уронила руки на пыльные плиты пола. Он показался ей утешительно теплым и прочным. Она подумала: он реален. А все остальное, должно быть, было сном. Все, что она могла слышать, было лишь иллюзиями, рожденными безмолвием этого уединенного места.

Она закрыла глаза и сделала попытку распространить свои чувства за привычные им пределы. Где-то в дальней дали, как будто отделенной от нее глубочайшим ущельем, тяжелый бас тянул одну и ту же ноту.

Илин вздрогнула, снова оглядела зал, убеждая себя, что она тут одна. Все казалось реальным, но ее сонный мозг мог слышать этот голос куда яснее, чем пробудившийся. Теперь, когда она знала, к чему следует прислушиваться, она могла различить даже эхо басового голоса – где-то на самой границе восприятия. Все это могло означать лишь одно – другие голоса тоже реальны, но сейчас она не в состоянии их уловить. Почему-то это ее очень радовало.

Илин сделала попытку встать, но на это требовалось больше сил, чем те, которыми она обладала. Встав на ноги, она зашаталась, как будто каменный пол Останца вздыбился под ней. В голове что-то стучало в том же ритме, что и колотившееся сердце. Она наморщила лоб, ощупала затылок, ожидая обнаружить там шишку или запекшуюся кровь. Ничего такого там не оказалось, хотя по ощущению должно было быть. "Отравление?" – подумала она. В это верилось с трудом.

Тогда Илин заковыляла к огню, и с огромным трудом ей все же удалось добраться до дорожных сумок, но тут колени ее подогнулись. Она вынула затычку из кувшина с странно влияющим на ее внутреннее состояние. Возможно, именно поэтому ей так легко удалось дотянуться до той другой области сознания, откуда неслись остальные голоса. Эта мысль вряд ли была способна успокоить Илин. Она знала, что Риатен пересекает зал и останавливается за ее спиной.

– Что оно делает? – спросила Илин. В каком-то смысле ей все еще казалось, что она спит, и она задала этот вопрос вне связи с появлением Риатена.

– То самое, для чего предназначен, – ответил Риатен. Он говорил совершенно спокойно, будто они сидели в одном из живописных садиков его дома, обсуждая тонкости, связанные с Силой. – Существует учение, считающее магические машины родственными обычным машинам, вроде паровых или часовых механизмов. О, некоторые из них действительно таковы, я полагаю. Но эта машина куда более сложна. Она сделана с расчетом на то, что будет работать в продолжение колоссального отрезка времени, работать без ремонта, выдерживая пожары, обвалы и другие катастрофы. В самом камне нет ничего особенного, кроме некоего орнамента, который содержит самые могучие заклинания древних магов.

Илин оперлась о край углубления в полу и соскользнула вниз к скамейке, а затем опустилась на пол. Стоя на коленях, она ощупала руками весь блок. Он вошел в квадратную дыру, не оставив ни малейших зазоров. Ей не удалось всунуть даже мизинца между блоком и плитами пола, а сам камень был так тяжел, что вытащить его она не смогла бы никакими силами.

"Вытащить?" – удивилась она. А почему, собственно, она так уверена, что его необходимо вытащить из этой дыры в полу? Ей показалось, что ее сердце готово остановиться. Сам Останец подсказывал ей это в том невнятном послании, которое было заключено в его песне.

Возможно, ему переданы желания магов, но вполне вероятно, что он и сам был наделен способностью жить и чувствовать. Она через плечо оглянулась на Риатена.

– Он жаждет, чтобы ты вынул этот блок. Разве ты не слышишь, что он говорит?

Риатен сдвинул брови и поглядел на нее. Жалость слегка смягчала суровость его лица.

– Ты все еще не пришла в себя, Илин. Тебе не следует волноваться.

Она фыркнула, но только отчасти потому, что сказанное рассмешило ее.

– А мне любопытно, почему я такая. Чем вы меня опоили?

– Асфодель. От него вреда не будет...

– Я знаю, что такое асфодель, – резко ответила Илин.

Это средство притупляло восприятие, жертвы, одурманенные им, погружались в тяжелый неестественный сон. Предполагалось, что малые дозы его ослабляют магические способности. Торговые инспектора дают его факирам и заклинателям духов, когда тех арестовывают, а заклинателей призраков самих частенько обвиняют в том, что они подсыпают асфодель в чай своим соперникам. Снадобье не влияет на Силу безумных Хранителей, хотя и делает их сонными и даже больными, как и обычных людей. А может, она сошла с ума? Или они считают ее столь же слабой, как факиры, и этот наркотик должен притупить те слабые силенки, которыми она обладает?

Но Останец кричал, чтобы из него вынули блок, и немедленно. Положение созвездий стало принимать угрожающие формы. Сквозь гигантские расстояния она ощущала колоссальные толщи воздушных масс, астральные тела, силовые линии, опоясывающие мир, приливы Последнего моря, дымящийся жар в брюхе безвестной огнедышащей горы где-то в Пекле, и все это было как бы цепляющимися друг за дружку колесами невыразимо большого часового механизма, готовящегося пробить Время. Еще немного, и будет поздно.

"Я знаю, – думала она, – и я должна. Я сделаю это, как только смогу, я клянусь в этом, но я не могу думать, когда вы все торопите меня".

Ощущение мира как огромного тела, бесконечно малой частичкой которого является она сама, постепенно исчезало, оставив ее дрожащей и недоумевающей. Она видела, как смотрит на нее Риатен, как сходятся на переносице его густые брови, какими тревожными делаются глаза. Тогда она попросила:

– Ну попробуй хотя бы услышать его, ну попытайся...

Его лицо стало еще более суровым: он ничего не ответил.

Кто-то приближался к ним. Кайтен Сеул. Глаза Илин опасно сузились. Это Сеул схватил ее в доме судьи Разана, это Сеул заставил ее проглотить первые капли наркотика. Память об этом жгла.

Сеул подошел к Риатену, не сводя с Илин своих настороженных глаз.

– Значит, все, как я полагал. Она обезумела.

Риатен покачал головой, его лицо выражало горе.

– Нет, просто в голове у нее все спуталось. Я...

– Она убила Высокого судью торговых инспекторов, – настаивал Сеул, будто старался уговорить Риатена смотреть фактам в лицо. – Этого ты отрицать не можешь.

Илин помотала головой, она испытывала одно отвращение. Значит, вот в какую игру он намерен играть теперь!

– Я это отрицаю!

Она ясно помнила судью Разана и все, что он ей сказал. Да, еще в это дело была каким-то образом вовлечена и наследница... она заставила Сеула совершить предательство. Потом Илин вспомнила, кто убил Разана на самом деле.

– Что это был за призрак? – крикнула она. – Это ты подослал его?

Оба мужчины не обращали на нее внимания. Сеул не сводил глаз с Риатена. На какое-то мгновение Илин за этим каменным фасадом тревоги и участия увидела человеческую сущность Сеула – жадность, ощущение вины, раздражение от колебаний Риатена, еле сдерживаемое нетерпение.

– Вот уж никогда не верил, что это может случиться, – сказал Риатен скорее себе, чем Сеулу. – Ее Сила была гипотетична. Конечно, я не ожидал, что это произойдет, пока я...

С горьким смехом сожаления Сеул сказал:

– Она перенапряглась. Она хотела служить тебе всеми своими силенками.

– О чем вы говорите? – прервала их Илин. Они разговаривали о ней так, будто она уже умерла. Думать было невыносимо трудно, чувствовала она себя омерзительно, но все же она не лежала в гробу. Если, конечно, они не убили ее своим асфоделем. – Зачем вы сюда меня привели?

"Врата Запада", – ответила ей поверхность души Риатена.

– Ради тебя самой, – сказал он ей вслух, мягко и нежно. Потом повернулся к Сеулу. – Возможно, когда машина будет завершена, что-то можно будет сделать и для Илин?

Когда машина будет завершена. Пальцы Илин все еще лежали на каменном блоке, и он дрожал под ее легким прикосновением, он бился быстрее ее собственного сердца, бился тревожно, призывно. Его просьба была превыше всего, о чем болтали эти два человека, но ее внимание снова стало рассеиваться.

– Вполне возможно, – ответил Сеул.

И тут вдруг Илин увидела Пекло, увидела откуда-то сверху – то ли с какой-то башни, то ли с крыши самого Останца. Было ощущение проносящегося мимо ветра и непривычной высоты. Свет был такой, какой бывает перед самым наступлением утра, когда на темном горизонте еще различимы звезды.

И было там еще нечто – нечто, чье присутствие предвещало вторжение, предвещало грязные касания, болезни, разъедающие тела...

– Что-то надвигается, – произнесла она вслух.

Илин все еще смотрела на Сеула, хотя время от времени она вообще теряла способность видеть. Он повернул к ней лицо, как будто пораженный чем-то, затем вспыхнул и сказал:

– Надо было дать ей большую дозу асфоделя. Если его воздействие кончится, мы будем вынуждены...

Риатен прикрыл глаза веками, как будто испытывал сильную боль. Но Илин читала в нем другое – чувство облегчения. Он ответил:

– Хорошо.

Сеул достал закупоренный пробкой флакон откуда-то из складок одежды, и Риатен ничего даже не сказал по поводу этого явного свидетельства заранее предусмотренной готовности. Сеул шагнул к Илин, но старый Мастер остановил его.

– Я сам дам ей лекарство.

Илин с трудом собрала разбегающиеся мысли и сняла руку с блока, надеясь, что таким образом прервет его неотвязный зов. Риатен опустился перед ней на колени, открыл флакон и протянул его ей.

– Выпей, Илин.

Она могла выбить флакон из его руки, но тут ей в голову пришла более интересная мысль. Лицо Сеула, сохранявшее свое хмурое выражение, в этот момент было обращено к входной двери. Риатен же смотрел на нее, и его контроль над собственными чувствами ослабел.

Она взяла флакон, поднесла его к губам и мысленно наложила на чувства Риатена свой образ – образ пьющей, глотающей Илин. Конечно, две-три капли асфоделя все же попали ей в рот, но все остальное стекло по подбородку.

По выражению лица Риатена Илин поняла, что он видел лишь то, что она хотела заставить его увидеть. Она вытерла рот рукой, уничтожая улику. Она сделала это жестом маленькой девочки и по-детски же улыбнулась Риатену.

Довольный, он взял ее за руку и помог встать.

– Иди-ка на свое место и поспи. Тебе станет лучше.

Так она и сделает, ведь ей необходимо избавиться от последних паров дурмана. Выспаться – средство не хуже других.

Илин позволила ему отвести себя на циновку возле огня. Она обманула самого Мастера-Хранителя, отведя ему глаза. Она прекрасно понимала, что такой Силы у нее быть не должно. Никогда.

Может быть, они правы? Может, она сошла с ума? Она надеялась, что это так. Это был единственный шанс, который подавал ей надежду.

Все еще стояла ночь, когда Хет достиг доков парофургонов, но солнце, вероятно, уже поднялось к самому горизонту. На востоке небо уже стало сереть.

Хет пробрался к концу одного из наименее часто используемых пирсов, по пути внимательно всматриваясь в привычную рабочую суету, чтобы заметить любой признак какой-нибудь необычной деятельности. Он истратил последние кусочки меди, чтобы купить у торговца на Седьмом ярусе одежду для путешествия по пустыне. От нее несло потом прежнего владельца, она царапала кожу Хета, да и вообще скорее всего была снята с трупа. Однако Хет нуждался хоть в какой-то защите от Пекла.

В доках было относительно тихо, нищие еще спали, на пирсах громоздились грузы, подготовленные для погрузки на самые ранние парофургоны, машинисты уже начинали разогревать котлы. Но у центральных пирсов стояли три парофургона облегченного быстроходного типа, которыми пользуются имперские курьеры и посланники. Грузовые отсеки у них уменьшенного объема, за счет чего увеличена мощность машины и расширены помещения для пассажиров. Надстройки сняты, но зато установлена бронированная башня с бойницами для ружей; три-четыре человека с пневматическими ружьями могут легко отбиться от десятков разбойников.

Возможно, они подготовлены для наследницы, возможно, для Констанса. Узнать не представлялось возможным. Хет ухватился за прутья ограждения и спрыгнул на песок.

Все эти парофургоны все равно привязаны к торговым дорогам. Обогнать их он не сможет, но если выйдет с упреждением и пойдет напрямик через Пекло, то сможет достичь Останца примерно одновременно с ними. Это самое лучшее, на что можно рассчитывать.

Начиная свой долгий путь к границе Пекла, Хет не мог не думать о том, как использовал свое пребывание в Останце Риатен.

Если Хет опоздал, то это станет ясно уже в самое ближайшее время.

Глава 18

Наркотик выветривался. Илин сидела, прислонившись спиной к стене центрального зала Останца, позволяя теплому камню ласково поддерживать ее вес. Риатена и Сеула нигде не было видно. Она понимала, что они вернее всего провели большую часть ночи на верхнем уровне – в вестибюле и в зале Источника. Она попыталась встать на ноги, но дыхание перехватило, и она сползла по стене в то же самое сидячее положение. Голова была наполнена стучащейся в стенки черепа болью. Вынести это казалось невозможным. Облизав пересохшие губы, она прибегла к помощи заклинаний Покоя и Тишины.

Странную ночь провела Илин. Ее рассудок был затуманен воздействием наркотика, хотя она и приняла куда меньшую дозу, чем полагали Риатен с Сеулом. Она как сквозь сон вспоминала свой странный разговор с Сеулом, когда Риатен почему-то отсутствовал.

– Это ты натравил на нас разбойников, – обвиняла она. По какой-то непонятной причине ей обязательно надо было прояснить этот вопрос. – Это ты был с ними ночью и послал их в Останец, чтобы они нас взяли.

– Вам еще повезло. Они должны были взобраться на крышу и схватить вас там, но, как я потом узнал, маленькая группа обманула остальных и отправилась за вами, надеясь получить всю награду. – Сеул был уверен в своей правоте и даже считал свои действия вполне моральными. – Но даже в этом случае они бы не причинили вреда лично тебе. Об этом я с ними договорился.

– Нет, они же всего только ранили меня, убили Джака, вот и все.

Сеул не ожидал, что она сможет так четко мыслить и спорить с ним; его глаза стали жесткими.

– Можешь рассказать об этом Риатену, если хочешь. Он тебе все равно не поверит.

– Риатену и так все уже известно.